Религиозный маркетинг

А: Ну, это вопрос приоритетов, то есть, чтобы это котировалось как что-то важное, а не как что-то скучное и пошел.

Р: Да! Не то-то даже важное, а что-то нормально. То есть твой ритм жизни, он подчинен, что у тебя суббота, вторая половина дня, ты занят с храмом. И в воскресенье, соответственно, первая половина дня у тебя тоже, хочешь, не хочешь… И когда это не что-то вот я раз в месяц пришел, хотя это очень хороший показатель, раз в месяц приходить. Но когда ты живешь так, кончено, в какой-то момент приходит, наверное, и утомление. Самое сложное ведь, опять же, если говорить и вообще о человеке, и о современном человеке тем более, мы зажглись, мы накреативили, мы дали какую-то идею, сейчас же все такие творческие, мы всё, мы сделали раз, два… У нас проблема вот этого акционизма. Мы провели что-то, всё, нам понравилось, но один-два раза, как правило, это не переходит в системность. И как раз церковь принуждает нас к системности, и вот эта системность может напрягать людей. И они могут даже научаться чему-то, делать что-то как-то, но в какой-то момент они устанут от этой системности и останутся всё равно. То есть отсеивается много людей. И поэтому я думаю, что даже если мы напряжемся и 30% заполучим людей, которые будут понимать, знать догматику всё, прямо вообще всё будут знать, стоять на службе, знать все тексты наизусть и понимать их вообще… В любом случае, я думаю, что лет через 5, через 7, эти 30% снизятся, потому что…

А: Ну, циклично, да.

Р: Да, потому что люди не смогут постоянно…

А: Такой вопрос, не знаю, насколько он актуален, но в любом случае: если брать те же западные рынки, по поводу конкуренции. Я знаю, что есть православные приходы, которые не входят в введение московской епархии, московского патриархата, но они в основном по регионам, ну там есть какие-то церкви, которые вообще не хотят ничего общего иметь, и они как-то обособлено существуют. Есть ли какая-то конкуренция, во-первых, внутри православных приходов, которые принадлежат московскому патриархату, либо с какими-то другими православными, и есть ли какая-то конкуренция, не знаю…

Р: На территории России?

А: Да.

Р: Ой, ну нет, конечно, всё-таки нет. Я бы не стала именно возводить, да даже… Я знаю, что, конечно есть эти «раскольники», которые в какой-то момент ушли из церкви, но конечно, они не являются… на территории России. Мы не берем Украину, где очень сложная ситуация, и там отдельная специфика. И мы берем именно Россию. В России, конечно, такого вопроса просто не стоит.

А: Угрозы никакой нет?

Р: Никакой угрозы нет. Конечно, те приходы, которые в какой-то момент, может быть, откололись, и стали «раскольниками», но они настолько малочисленны, и более того. Они с одной стороны, малочисленные, а с другой стороны, их это абсолютно сектантское сознание закрыться, они внешних не особо пускают. Они, конечно, как-то пытаются завоевать какое-то небольшое количество людей, но на самом деле, они даже людей к себе не пускают по большому счету, они не открыты для всех остальных. Они не ведут свою пропаганду, по большому счету, они не занимаются прозелитизмом, они если и выпрыгивают, и выскакивают как-то, то часто в информационном пространстве, но, чтобы, в основном, заявить о себе, просто что «мы вот здесь ещё существуем». А вот конкуренции, конечно, между ними, нет абсолютно никакой.

А: В тех регионах, где, например, ислам доминирует, если мы берем, например, Кавказ или калмыки, где буддизм. Там просто большинство населения исповедует вот эту религию. Есть ли там конкуренция с этими религиями, которые…

Р: Конкуренции, опять же, нет, потому что люди, возвращаемся к самому первому нашему вопросу, люди приходят в храм именно по традиционной специфике. Понятно, что в Калмыкии православных храмов у них там, конечно, очень мало, по-моему, их там меньше 15, ну понятное дело, что туда люди, в основном русские православные люди, славяне, условно, кто именно своими корнями связан с православной церковью. Понятное дело, что, наверное, какое-то число там местного населения, именно вот Калмыкии, вот крещенное, тоже есть, но их число, наверное, настолько минимально, и конкуренции там, конечно, не может быть никакой. Там мы действуем именно в рамках и законодательства, и той исторической, тех исторических условий, в которых мы там существуем. Конечно же, всё равно наша епархия там о себе рассказывает, то есть она ведет сайты, там довольно интересный владыка, там у него интересные проповеди, он такой просвещенный человек. Конечно, он там миру, внешнему, тем людям, которые живут в Калмыкии, соответственно, не только в Калмыкии, он рассказывает о том, чем живет его епархия, чем живут его приходы, но это не с точки зрения пропаганды, а с точки зрения информации. Мы сообщаем о том, что «мы живем вот так, вот так». Если кто-то через эту информационную, издательскую… конечно. они ведут и какую-то просветительскую работу, но это с теми людьми, кто уже приходит. Если, конечно, кто-то заинтересовался православной верой и, пожалуйста, мы всегда, опять же, «идите. научите все народы», заповедовал господь, поэтому церковь никогда не делилась по национальному признаку. Но при этом мы никогда… церковь никогда не была и моментом стравливания. Вот, кстати, это важно в том числе в какие-то политические моменты, когда пытаются… когда церковь участвует в политических играх. Мы всегда говорим, что мы для всех. Церковь объединяет людей разного мировоззрения, социального статуса, пола, возраста…

А: Национальности, в том числе.

Р: Национальности, да. Поэтому мы все для всех. Конечно, если кто-то как-то интересуется, это прекрасно, но никаких специальных… И конкуренции, конечно, там быть просто не может. Мы исходим из того, что как есть. Если говорить про тот же самый Кавказ, у нас есть хорошие крепкие приходы там. И в Грозном, и в Дагестане. Понятное дело, что, наверное, каким-то людям, но это настолько единичные случаи, каким-то людям вдруг становится симпатична, сначала симпатична, потом какой-то интерес проявляется к православной церкви…. Я знаю примеры, когда местное этническое население настолько заинтересовалось православной церковью, что там два человека крестились из… лезгинцы? Как-то так, такая национальность на территории Дагестана живет. Я вот знаю, даже видела этого человека, который крестился, молодой человек, причем она там вместе с несколькими людьми. И они вместе там претерпевают какие-то сложности, потому что они живут в мусульманском мире. Но это вот настолько единичные случаи, которые, в общем-то, ни о чем не говорят, по большому счету. В вообще, у нас, в основном, конечно, если говорить об этнических каких-то регионах Российской Федерации, как правило, мы окаймляем тех, кто к нам этнически и относится. Если говорить, опять же, культурно, этнически… если говорить про тот же самый Татарстан, где, казалось бы, у нас его сейчас пытаются представить, как сугубо и в общем-то, моно, там такой… есть определенная тенденция представить Татарстан как монорелигиозную республику, именно мусульманскую. Но это, кстати, абсолютно, если, опять же говорить абсолютно… скользкая тема, потому что мы знаем, что после того как Казань была завоевана, и там огромный пласт… много веков там было именно православие, и православный центр был на Волге, это в том числе. И сколько там было много православных святынь, которые были уничтожены в советские годы, и там огромное количество православных святынь сохранилось, а уничтожено больше половины. И, конечно, православие абсолютно традиционно для той части страны нашей, и такой термин как «православный татарин», это абсолютно нормальный термин был. Очень много татар православных. И даже есть богослужебный текст на татарском языке… Поэтому, конечно, если это традиционно, то мы с ними и работаем. Если нет, то никакой конкуренции… Мы не за конкуренцию. Если говорить так, что мы опять же, мы за то, чтобы заповедь Христа «идите, научите все народы», она была реализована. Но не воинственными методами, а через какой-то божий промыс… через нашу деятельность, конечно, через наше просвещение какое-то. Но не идти крестовым походом, и вырезать неверных.

А: Про каналы коммуникации, собственно. Опять же, я через сайт находила все те приходы, у которых сайты есть, я, собственно, с ними и связывалась, и в РПУ мне очень помогли. Какие каналы коммуникации используются, в плане там - телевизор, радио, интернет… Насколько активно используется интернет, есть ли там какие-то амбиции по расширению, по внедрению, и, может быть, какие-то, не то, что нестандартные пути, но то, что называется «социальным служением», то есть когда идут в школы, больницы, детские дома, тюрьмы… Рассматривается ли это как именно служение, и хорошо, если люди оттуда приходят в том числе, или как реально как один из путей распространения веры, в том числе, потому что люди, наверное, когда в таких трудных ситуациях находятся, для них нет ценностного ориентира, почему бы к ним не обратиться.

Р: Про каналы коммуникации. Сегодня русская православная церковь использует, наверное, все каналы коммуникации, которые только возможно. И для нас это не что-то из ряда вон выходящее, это наша данность уже сейчас, и в общем-то, вопрос не стоит о том, чтобы запретить, условно, интернет, или запретить телевизор… Есть, конечно, маргинальные люди, как везде, и они есть не только в церкви, кто запрещает смотреть своим детям телевизор, но не потому что он религиозен, а потому что он считает, что это ужасное исчадие разврата и всё такое. Но для церкви сегодня использовать коммуникацию как основной метод продвижения в общество своих идей, евангельских каких-то ценностей, это абсолютная данность. Причем мы относимся к этому как к инструментам, в том числе к катехизации, в том числе научение, не как к какой-то панацее, но как к средству. Когда была такая же, как вы, тоже для диплома готовила интервью и брала его у главы, дох пор он глава, синодально-миссионерского отдела, тогда он был архиепископом Иоанном в Богородском, сейчас он митрополит Иоанн, и я тоже что-то спрашивала. Тогда очень остро стояли вопросы, интернет был на марше и вообще тогда было что-то новое, такое инновационное, и как церковь, интернет, миссия - вот это всё можно, не можно, вот это всё меня очень волновало тогда. И это волновало многих людей в церкви, потому что интернет сам по себе был новым тогда. И вот как же использовать интернет, и говорили: «Как же, это может быть нож в руках хирурга, может быть скальпель, который принесет оздоровление, но в руках убийцы, который принесет смерть». В общем, мы действительно относимся к каналам различным коммуникации как к инструментам, это наша данность современного мира. Церковь несет свое служение здесь и сейчас, в конкретном обществе. Более того, вы знаете, есть такой исследователь Коллинз, социолог, и она как раз говорит о том, что, скажем так, традиционные религии и институты традиционны, вот церкви, почему они такие живучие. Потому что они умеют приспосабливаться к реалиям того мира, в котором они находятся. И поэтому они очень пластичны и умеют подстраиваться под те запросы общественные, которые существуют, и благодаря этому они, собственно, живут много-много веков, и собственно развиваются, и они всегда живые, они не прекращаются в мертвые скелеты. Я с ней абсолютно согласна. И я вижу на примере работы московского патриархата, что, конечно же, мы подстраиваемся, не то что мы специально подстраиваемся, мы берем на вооружение то, что используется обществом, и сами используем это, внедряем. Я помню, когда когда-то были споры о том, хорошо ли в церкви использовать инструменты пиара, пиар-технологий, насколько это вообще применимо к церковной деятельности, но сейчас мы видим, что активное их использование, ничего плохого в этом нет. Что это там, создаются пресс-службы, какие-то информационные подразделения, департаменты, которые занимаются тем, что взаимодействуют со средствами массовой информации разных типов, сами создают свои медийные продукты. Через свои медийные продукты не только они обществу внешнему сообщают, но они работают с внутренней церковной аудиторией. Например, не секрет, что, как правило, на сайты храмов заходят, прежде всего, прихожане. То есть это удобное средство коммуникации прихожан. Это удобное средство коммуникации духовенства с мирянами. То есть это что-то такое естественное. Если говорить о каких-то конкретных средствах коммуникации, конечно, сейчас активно развивается интернет, потому что интернет это, в принципе, дешево, и это, в общем-то, доступно. И, конечно, я помню, тот момент, когда не у каждой епархии были сайты, и тогда руководство церкви говорило, что это непорядок. У каждой епархии должен быть сайт, он должен быть создан по таким-то стандартам. Мы помогали, мы разработали стандарты, мы помогали нашим епархиям понять, как действовать, как работать в этом пространстве, дали какие-то правила, вооружили какими-то правилами, и пошло это развитие. Сегодня сайт епархий -- это абсолютная данность. Вот, появляется епархия, на синоде рукополагают владыку, владыка уезжает, и одним из первых, что он начинает делать, это сайт епархии. Для чего? Для того, чтобы опять же была эта коммуникация как между собой, так и со своими партнерами, так скажем, из соседних регионов, или из центра, так и для внешнего мира. Телевидение. Конечно же у нас есть свои телеканалы, есть «Союз», есть «Спас», есть ряд аффилированных телепроектов, которые очень по-дружески относятся к церкви, партнерские у нас отношения. Есть множество таких локальных телепроектов, телепередачи, как регулярные, так и в связи с какими-то большими праздниками, телефильмы, как о праздниках, так и о людях церкви. Они выходят как на светских телеканалах, так и по своим внутренним каналам. Видеоканалы естественно есть у церкви. Это и официальный канал русской православной церкви, который модерируется пресс - службой патриарха московского вся Руси, и множество епархий создает свои видеоканалы. Множество приходов создает, и синодальные учреждения создает эти свои каналы. Это то, что касается видео-контента. Фото, естественно, я выделяю самостоятельно. Все эти фотобанки, огромное количество аккаунтов различных фотобанков посвящены именно церковной жизни, церковной теме, от приходского до самого высшего уровня. Естественно, есть газеты. Печать нельзя сбрасывать со счетов, я совершенно не согласна с тезисом, что бумага умирает. Не умирает она.

А: Это просто один из способов добраться до людей, которые её предпочитают. Не все там…

Р: Да, и более того, очень много людей, погрузившись в электронный мир, предпочитает именно бумагу. А есть ещё другая часть. Мы живем в России, и очень много людей не имеет такого постоянного онлайн-доступа к электронным средствам связи, и бумага для них является основным средством коммуникации. И на бумаге у нас множество проектов. И журналы, у нас нет, конечно, нет, единственное, так сложилось, посему-то не выжило, и пока что не можем найти финансирование на общецерковную газету, хотя, конечно, я знаю, что она очень нужна. Она востребована была, но пока не можем найти такую вот балансирующую концепцию, которая бы устраивала всех. И по вкладу денег, и по вкладу какому-то интеллектуальному, ресурсному. Но, тем не менее, у нас, пожалуй, если говорить о нашей церкви, основной коммуникационный минус только в том, что нет общецерковной газеты. Но в епархиях, как правило, газеты издаются. Это тоже официальные издания. Во многих приходах издаются свои приходские листки, газеты. Во многих, опять же, регионах издаются если не свои газеты, то делаются вкладки в светских изданиях. Помимо того, во многих епархиях, даже если не делаются вкладки, регулярно выходят какие-то колонки в светских изданиях. С радио практически ситуация такая же, ка с телевидением. И радио «Вера» при большой поддержке синодального отдела, такой мультикультурный проект, но он активно поддерживается церковью. «Радонеж», «Град Петров» в Санкт-Петербурге, радио «Союз», они тоже активно пытаются… Радио - это очень перспективная ниша, и мы пытаемся в ней работать, и мы видим, что очень востребован этот радио-эфир. Помимо этого и на светских радиостанциях, особенно регионах, выходят радиопередачи, с участием духовенства и мирян, или самостоятельно их приглашают регулярно в какие-то свои передачи. Так что мы используем максимально просто всё. Если говорить про интернет, то это и сайты, как свои, так и участвуем в светских изданиях. Это и религиозные ленты в светских агентствах, информагентствах, собственно, основных поставщиках информации для современного мира. Журналисты информационных агентств входят в патриарший пул, вообще при церкви участвуют в освещении всех важных событий. В регионах активно также представители местной прессы взаимодействуют с епархиями. Если говорить, опять же, об интернете, это и самостоятельные церковные сайты, это и сайты, работающие, скажем так, которые делают православные люди…

А: Ну, на добровольных началах.

Р: Ну, на самом деле, это коммерческие проекты, но они не официальные издания церкви, но они делаются православными людьми. Больше в светском сегменте работают. Это и, мы не можем обходить стороной, социальные сети. Социальные сети -- это особая форма взаимодействия с аудиторией, с людьми. И более того, через социальные сети мы пытаемся донести евангельское послание тем, кто… кого нет ни в телевизоре, ни в радио… Абсолютно своя аудитория, она очень активна, мы сейчас очень активно пытаемся осваивать социальные сети.

А: Это как раз из серии «здесь и сейчас». То есть я зашел, прочел, и всё, нормально.

Р: Да, но мы пытаемся, чтобы это «здесь и сейчас» было регулярно, и прочел там три раза в день, условно. Чтобы ну да, капля камень точит, ищем свои подходы, именно работа в социальных сетях…

А: Я знаю, что очень много рекламных площадок. То есть если брать московское метро, казалось бы, мощнейшая, наверное, рекламная площадка, такая у неё аудитория и всё там постоянно. И при поддержке, и вот такая реклама, и сякая, это очень здорово.

Р: Да, и выставки, и концерты, и даже какие-то….

А: Историческое, я видела.

Р: Да, или вот даже, сколько раз слышала сама объявления в московском метро по поводу Благодатного огня, или что-то

А: Или ярмарки какой-то.

Р: Ну да, да. То есть это постоянно, постоянно мы пытаемся постоянно мы пытаемся всячески... пытаемся, задействовать рекламные средства коммуникации, потому что, опять же, везде аудитория разная, где своя... Это способ рассказать миру, чем мы живем. И ещё раз напомнить о том, что церковь -- это такой же социальный институт наравне с остальными, и мы имеем право на то, чтобы рассказывать свободно о себе. Мы никому особо не навязываемся, мы знакомим как-то людей, пытаемся информировать. И через это сказать, что мы такие-то, делаем то-то, такие, такие люди. Церковь состоит из людей, люди они, собственно, действуют. Вот мы и рассказываем, что вот такие действия внутри церкви происходят.

А: Последний вопрос, про социальное служение.

Р: Социальное служение, вы знаете, нельзя назвать, что это форма прозелитизма для нас. Это для нас форма активного действия. Это, собственно, акты веры, если можно так сказать. Опять же всё уходит корнями в евангелие и нам господь заповедовал заботиться о ближних, и более того, напрямую нести весть о страшном суде, как раз говорит, что "буду судить вас не по словам, а по делам". По тому как, кого вы обогрели, кого накормили, кому дали кров, и как вы вообще относились к тем, кто вас окружает. Поэтому, конечно, для церкви это социальное служение, окормление больниц, домов-интернатов, как для пожилых, так и для детей, тюремные служения, работа с военными, это тоже как форма, да, люди, которые находятся на службе. Да и любые формы вообще внешнего действия, это реализация заповеди помощи ближнему. То есть такое наше проявление, чем мы отличаемся от всех остальных, ну вот мы делами милосердия отличаемся. То есть, дела милосердия это что-то естественное для христианина, и поэтому мы такое большое внимание уделяем социальному служению, пытаемся и фонды церковные создавать для поддержки людей, и собирать какую-то гуманитарную помощь, например, допустим в храмах собираются гуманитарные склады с одеждой, они раздаются прихожанам неимущим, которые ходят, так и внешним людям, так и фондам, просто людям, попавшим в трудную жизненную ситуацию. они приходят, вот мне нужно, допустим, одежды нет. Вот они идут на этот гуманитарный склад и им там помогают. Я знаю, что многие храмы, допустим, приходят люди, разбираются, приходят, конечно, и много мошенников, поэтому с такой тщательностью мы относимся. Но, тем не менее, многие храмы помогают и добраться о дома, если кто-то там... ну знаете, всякое бывает, обокрали и всё. Поэтому это не форма прозелитизма. Да, через эти дела мы несем какую-то просветительскую информацию. Но опять же, мы именно через дела.

А: Ну, то есть своим примером больше показываете.

Р: Да. Опять же, люди, если начинают спрашивать, когда вы помогаете, и люди начинают спрашивать о вере, естественно люди дальше начинают рассказывать. Но мы не делаем так, что мы приходим и сразу начинаем рассказывать, мы такие хорошие и всё такое, вот давайте. Это никому не нужно, и это осудительно, собственно. Вся наша социальная деятельность, она связана с одним: помочь людям в этом мире, наполненном тяготами, болью, горестями, просто теплом человеческим обогреть. Если дальше человек захочет, ему будут рассказывать. Но это должно исходить от того, на кого направленна наша социальная деятельность.

Интервью 2. Католики

А: Мне уже довелось поговорить с некоторыми людьми, и я так поняла, что такого понятия, как конкуренция, как она представляется на рынке, особо в религиозной сфере нет и если это церкви или приходы в рамках одной конфессии, то отношения, скажем так, дружеские или добрососедские. Такой вопрос: у вас есть какие-то кампании, которые направлены на привлечение людей? Т.е. вы кого-то целенаправленно привлекаете в церковь или люди приходят сами?

Р: Нет, в католической церкви в России нет таких кампаний. Почему? Ну потому что если брать вообще историю католической церкви, скажем, до 1905 года, то указом очень очень жестко лимитировалось, что католиком может быть тот, кто традиционно принадлежит к католической конгрегации. Т.е. обращение русских просто преследовалось по закону. В современной ситуации это конечно не так, но тем не менее католическая церковь принимает тот факт, что главной христианской конфессией, ответственной за судьбу России в этом смысле, является русская православная церковь Московского патриархата. И хотя конечно же есть много людей не крещеных, которые понятия не имеют о вере, о Боге и так далее, мы признаем, что основную ответственность за их обращение несет не католическая, а православная церковь. Поэтому вот таких миссионерских, широких начинаний нет. Потом у нас нет доступа к, там скажем, каналам информации.

А: Это как раз то, за чем я к вам пришла. Узнать, насколько вас пускают в средства массовой информации.

Р: Ну конечно у нас никак со средствами массовой информации, потому что мы там не присутствуем. Мы не присутствуем ни в каких, собственно, федеральных СМИ. Есть может быть какие-то отдельные региональные программы, кабельные.

А: Ну, я знаю, что есть радио - «Мария» оно кажется называется.

Р: Да, «Мария» сейчас вещает в Петербурге.

А: Еще по регионам.

Р: И через Интернет. Но не весь мир конечно.

А: Это не сравнимо конечно.

Р: Это не сравнимо. Есть т.н. католическое телевидение «Кана» в Новосибирске, но тоже оно как бы, это в общем телестудия, которая делает какие-то программы и потом их через Интернет показывает.

А: И рекламных площадок, как вот знаете, есть иногда в метро там висит радио «Вера» или при поддержке РПЦ - этого тоже нет?

Р: Нет, ничего этого.

А: Понятно.

Р: Есть у нас журнал, который в церкви распространяется и то, если хорошо берут, и настоятель помнит об этом и пропагандирует вот эти вещи.

А: А вообще я так поняла, община сформирована за счет каких-то дипломатических, ну, людей, которые приезжают как дипломаты из католических стран и сюда приходят?

Р: Ну вообще если брать общины, которые существуют в других городах, то там католические общины сравнительно небольшие и состоят из каких-то традиционных католических национальностей - выходцев из Польши или из Литвы. Немцев практически не осталось, почти все уехали. Тайцы тоже есть. И некоторое количество людей, которые любой национальности, которые просто обращаются в веру, потому что воспринимают ее адекватной христианской идее. Это я имею в маленьких каких-то городах по сравнению с Москвой и Петербургом. А в Москве и Петербурге конечно очень много. Во-первых, в этом храме есть много иностранцев, в том числе из дипломатического корпуса и фирм. Или скажем, я служу по-английски, у меня в воскресение большинство моих прихожан - это филиппинцы, которые здесь просто работают. И потом другая большая часть прихода - это выходцы из традиционно католических семей, с определенными национальными корнями. Третья часть - люди, которые присоединяются к католической церкви, потому что, ну как вот люди приходят в храм, не знаю, и я хочу здесь быть, не хочу отсюда уходить.

А: А на мессах много людей в плане такой регулярной посещаемости? Т.е. не по великим праздникам, скажем там, Пасха, Рождество.

Р: В этом храме где-то около двух тысяч человек в воскресение. Потому что месс у нас много в течение дня, на разных языках и поэтому порядка двух тысяч человек в течение дня их посещают. Конечно, в других городах порядка пятидесяти человек. Если приехать в областные церкви, то там строились такие небольшие храмы и соответственно, небольшие общины.

А: В Интернете присутствие. Я знаю, что у вас есть сайт, ну, собственно, я на нем и была. Занимаетесь ли вы этим, есть ли какие-то амбиции дальше расширяться. Вообще, в условиях, когда нет доступа на телевидение и радио, то это, наверное, единственный способ как-то о себе заявить.

Р: Ну, т.е. конечно собираемся, в том смысле, что хорошо бы было этим заниматься, но это требует серьезных человеческих усилий и ресурсов, и видения, чего мы хотим достичь. Пока все это вместе не совпадает. Есть какие-то отдельные люди, есть официальные сайты епархиальные, есть какие-то отдельные сайты, где энтузиасты что-то на добровольных началах делают, но какой-то программы очевидно нет. Из послания на «Всемирный день коммуникации», которое Папа пишет каждый год, и они все время пишут, что каждый священник должен присутствовать в Интернете - это его святая обязанность, в социальной сети быть для просвещения. И все говорят: «Я за». Т.е. все понимают, что это нужно, но нет понимая того...вот здесь как раз хорошо проявляется тот вопрос, который был про взаимодействие священников с мирянами и так далее. Потому что конечно работа в средствах социальной коммуникации - это работа прежде всего мирян и им нужно оказывать большое доверие в этом плане. Потому что они способны сами говорить там, что нужно, что не нужно, как это подавать. А пока говорят, что вот через мирян - это упрощение и бездуховность какая-то. Поэтому вот на этом уровне видно, что доверия нет.

А: Понятно. Я видела у вас стенд стоит с миссией в Сьере-Лионе. Есть ли что-то подобное в России - посещаете ли вы школы, больницы, дома престарелых?

Р: Есть, есть приюты в разных городах. В Москве вот помогают, есть помощь бездомным, есть помощь при больницах. Ну просто там вот в Африке католическая церковь присутствует много и давно, и там ее присутствие воспринимается как что-то естественное.

А: Все, понятно, спасибо, это все мои вопросы. Особенно после того, как я поговорила еще с протестантами, которые тоже говорят о том, что мы конечно хотим, но очень трудно сопротивляться и бороться, если это можно так назвать. Я в целом представляю картину, которая тут царит.

Р: Ну у нас тоже, как и протестантов, есть концерты. 3 раза в неделю - это около 100 концертов в год.

А: А они открытые? Т.е. получается не только для верующих?

Р: О, они разумеется для всех - это очень популярная концертная площадка и, если зайдете на afisha.ru, там прям на первой странице часто появляются анонсы. И музыка здесь чудесная, и музыканты прекрасные. Люди сюда приходят, и они что-то чувствуют, и некоторые потом говорят: «Я хочу стать католиком». Но чтобы стать католиком нужно примерно 2,5 года ежедневных занятий.

А: Православном в данном случае стать намного легче.

Р: Да.

А: Понятно, спасибо большое.

Интервью 3. Протестанты (баптисты)

Р: Поехали, задавай вопросы, начинаем.

А: Меня интересует вопрос как бы, разделяя понятия религиозность - то, во что люди верят, люди знают писание, знают, как молиться и прочее, и посещаемость церкви. Как вы оцениваете религиозность? Ну, я сегодня видела кучу людей, но их действительно всегда так много приходит или это связано с Пасхой, с какими-то праздниками и как вы оцениваете их уровень религиозности? Они приходят по инерции или приходят в каком-то порыве душевном?

Р: Значит, давай так вот. Я сделаю вступление, а потом отвечу. Очень сложно ответить на вопрос, что такое религиозность, потому что нам на этот термин тогда надо дать определение. Очень сложно даже вот ответить на вопрос, как мы определяем увеличивается или нет. Смотри, может во вступлении еще стоит сказать об отличиях. Наверное, это отличие вот всех протестантских церквей в основном от русской православной церкви или от исторических церквей. Отличие какое? У нас практически нет приходов, у нас община. Приход - это вот каждый приходит, зашел и ушел. Я живу рядом с Истрой, вот с Новым Иерусалимом. Сегодня, в день, когда приезжает патриарх, там столпотворение, все перекрыто. Там прилетает на вертолете наш премьер-министр, чтобы открыть это все. Все те, кто придут туда в храм и монастырь Ново-Иерусалимский, уровень их религиозности очень сложно проверить. Но храм в этот праздник будет переполнен, потому что они пришли увидеть патриарха, увидеть премьер-министра. С другой стороны, вот здесь смотри, еще я бы сказал про несколько моментов. Смотри, что такое община? Община - это те люди, которые знают друг друга. Можно несколько терминов использовать. Церковь - это собрание верующих людей, да? Это не просто приход для всех, есть национальные церкви. Ты армянин? В армянскую церковь.

А: В свою, да.

Р: Ты русский? В русскую церковь, православную церковь. И мы начинаем людей расфосовывать по национальному вопросу. Мы (баптисты) верим, что церковь - это собрание тех, которые уверовали в господа нашего, Иисуса Христа, поэтому здесь собираются люди верующие, понимаешь? На праздники могут приходить люди неверующие. Сегодня делали в конце объявление. Вот это (показывает билет) - концерт. Он и для верующих, но в основном он для тех людей, которые знают о церкви очень мало. Вот здесь будет концерт, музыкальная программа и очень дозировано, ну я бы сказал чуть-чуть, о Евангелии, о Евангельской вести, о Библии. То есть не глубоко.

Вот сейчас на воскресной школе они открывают Библию и начинают читать, и толковать, и как применять в жизни - вот эти главные вопросы. То есть это на самом деле уже жизнь церковная, жизнь общины, да? Приход - это пришел, совершил участие в литургии, самое главное, я бы даже сказал, совершить требу - требование, отдать десятину и уйти. То есть это традиционные вещи.

Если мы определим религиозность, что это участие в богослужении, количество богослужений, то это тоже относительно. Можно сказать, что все русские были крещены в детстве и если они крещены, то они уже религиозны.

А: Ну да, я понимаю.

Р: То есть если мы будем говорить, как русская православная церковь, то мы все религиозны, но вы не являетесь, то есть они еще не воцерковлены.

А: Я заметила, что в тех церквях, где я была, люди в основном не знают молитв, а знают только вот эти слова-триггеры. «Аминь» и прочие. И если посмотреть на людей, то они не очень понимают, что происходит и как бы только присутствуют. Здесь, у вас, много людей, и процесс построен так, что в принципе все понимают, как все устроено и что нужно делать. И я говорю именно про эту религиозность, когда человек понимает, что делать, делает это осознано и приходит в церковь осознано.

Р: Теперь два ответа, на первый и второй вопрос. Увеличилась ли религиозность в церкви «Голгофа» города Москвы, в церкви евангельских христиан-баптистов? Да, каждый год мы крестим людей, которые пришли к вере, которые уверовали, которые новые вообще. Есть дети верующих родителей, которые становятся так же верующими, но у нас постоянный приток новых людей, из нашего общества. Я бы не сказал, что это большая община. Вот ты говоришь там, наполненная. Оно и наполненное, но у нас достаточно много сейчас людей, которые выехали - я бы сам не приехал, такая погода и у меня уехал весь церковный совет.

А: То есть обычно людей еще больше?

Р: Еще больше, конечно. И да, и нет ответы. Первый ответ, что на самом деле количество увеличивается. Второе, на праздники всегда увеличивается, на Пасху и Рождество, это традиционно. Поэтому и сейчас, особенно прошлое воскресение, оно было забито, мы парковались вдали, чтобы дать возможность людям, которые придут только на Пасху. И периодически есть волнообразность, связанная с праздниками.

А: Если брать допустим ситуацию с РПЦ, то у них одна церковь на этом углу, а здесь другая и там идет своеобразная «борьба» за приход. За тех людей, что приходят в церковь, которые там покупают что-то, за пожертвования и прочее. И эта «борьба», она целенаправленная. У вас есть ситуация такой «борьбы» или вы в более облегченных условиях?

Р: Ну, слова «борьба», «конкуренция» сложно применять конечно в данном контексте, обычно мы не употребляем такие. Я бы так ответил, смотри.

Любая церковь, в особенности РПЦ заинтересована, чтобы храм был наполнен, чтобы если мы занимаемся делом, то занимаемся делом серьезно. Если мы занимаемся церковью, то ее строить духовно, ведь церковь - это духовное, а не просто здание. И любая церковь будет в этом заинтересована, а отношения, конкурирующие с другими? Ну, наверное, каждый из нас желает, по аналогии с семьей, чтобы семья жила спокойнее и лучше. Мы заботимся прежде всего о своем доме, о своей семье, а потом уже будем заботиться о других. Но мы не одиночная церковь. Эта церковь Российского союза ЕХБ - это зарегистрированная организация, которая существует в России более 140 лет. Церквей ЕХБ по всей России зарегистрировано более где-то 1100, а в Москве не так много, только где-то собирается у нас 30 пасторов. Т.е. я не столько вижу ситуацию одной церкви, а вижу ситуацию в целом по стране. Хотя конечно, как церковный интерес, я пастор только одной церкви, я не пресвитер всех церквей.

А: А у вас есть какие-то мероприятия для привлечения людей или все идет своим чередом?

Р: Как мы занимаемся маркетингом?

А: Да, это же в любом случае моя специальность.

Р: Постоянно. Об этом мы говорим, не используя слово «маркетинг». В Евангелие сказано что? Даже про вот эти пасхальные события. Пришли женщины ко гробу, видят - гроб пуст. Встречаются с ангелами, «Его нет здесь, он воскрес» и они, вот первые эти, есть жены-мироносицы, несут весть. Там Мария Магдалина первая встречается с воскресшим Христом, потому ученики и вот здесь вот начинается свидетельство или евангелизация. Евангелие распространяется, говорят об этой благой вести, о том, что не мертвый наш учитель, а живой. То есть смотри, этим мы постоянно занимаемся.

А: Это миссионерство.

Р: Миссионерство немного другое. Миссионерство - это когда мы посылаем конкретно человека на миссию, выполнить конкретное задание. Они как апостолы переезжают в другую область или там, в другой город, и начинают заниматься этим делом. А это просто Свидетельство.

Чем мы занимаемся, если более конкретно. Ну прежде всего, самое сильное - это сами люди. Потому что мы можем говорить много, рекламой заполнено все, но мы сами знаем, что тебе всучат то иногда, что нужно хозяину продать. В этом случае как Фома говорит: «Мало ли что мне рекламируют? Я хочу сам проверить». Поэтому я считаю, что первой и самой лучшей рекламой является сам человек. Он верующий или неверующий? Люди слышат, смотрят на его слова, а потом смотрят на его жизнь. И это самая лучшая реклама. Второй уровень - это когда человека уже обучают, он как-то хочет распространять. Иногда Евангелие, иногда буклеты, а кто-то начинает лично садиться и рассказывать. И люди видят, начинают задавать вопросы. Второй - это когда он сам начинает что-то делать. Третий уровень - это то, чем уже церковь занимается. Церковь занимается. Воскресные школы всякие. И мы конечно, как церковь, тоже организовываем. Вот это (показывает буклет) - это привлечение. Вот он - маркетинг.

А: Я понимаю.

Р: Интернет используем, богослужения все выкладываются. Надо еще сказать, во что мы вкладываем деньги. Мы вкладываем деньги в то, что прежде всего человек. Человек важнее всего. Надо вложить в него. Человек хочет познать господа, а ты вложи в него. Вот смотри. А здесь тогда, мы вложили в церковь «Голгофа». Во что? Мы купили экран, вложили в видео-пушку - дорого стоит. Сейчас даже хористы смотрят, видят слова и мы повесили экран для них. Теперь можно выйти в Интернет в прямом эфире. Сегодня я критикнул это, потому что люди теперь начинают расслабляться, «А что я пойду? Я на даче посмотрю». Надо быть на богослужении, приходить на богослужение. И этим мы занимаемся, правда, почти бесплатно. Интернет линия бесплатная. Потом еще надо было купить роутер, там еще какие-то моменты, но больше технические.

А: Ну я понимаю, что это не столько вопрос денег, сколько насколько церковь этим озабочена. Потому что есть церкви, в которых это вообще не разговор. Такой еще вопрос. По поводу, только не сочтите его провокационным, но у вас есть какие-то выездные мероприятия?

Р: Конечно.

А: А они есть в школах, больницах, тюрьмах - такого рода заведениях?

Р: И да, и нет. Смотри какая ситуация. Мы действуем в рамках российского законодательства. Мы готовы работать везде, но нас сейчас не везде пускают. Поэтому здесь ответ немножко сложный. У нас ходит группа в одну больницу, в 20-ю больницу. Все остальные, ну, например, первый ряд у меня - сидят учителя. Зав. школы, учителя по математике, лингвист. С другой стороны сидят врачи, группа врачей. И вот эти люди, которые больше… к сожалению, сейчас в школах нельзя делать ничего. А раньше мы проводили, ну назовем так, «уроки морали», «уроки христианской этики».

А: Ну то, чем сейчас будет заниматься русская православная церковь.

Р: Только один свет для одной православной церкви. Т.е. это решение уже государственного уровня, поэтому ответ я тебе дал. Где Господь открывает дороги - туда и идем. Даже тюрьмы становятся теперь более закрытыми. Наша церковь, наверное, более ориентирована не на тюрьмы. У нас есть «Лосинка» рядом, если ты знаешь, ЕХБ и они работают прям там, это их специализация. Мы немного помогаем центрам реабилитации, в основном, через семинары. Мы обучаем руководителей реабилитационных центров центральной России. Что такое реабилитационный центр? Те, которые работают с алкоголиками, с зависимыми самых разных зависимостей. И они нуждаются в духовном попечении, а это мы делаем. И это происходит на базе нашей церкви, здесь в «Голгофе». У меня церковь больше с акцентом, я бы сказал, на детскую работу. Каждое воскресение у нас приходит от 70 до 100 детей. Это вот сегодня они ушли в Воскресную школу для детей. Но на Воскресную школу для взрослых остается тоже большое количество людей.

А: Такой еще вопрос. Что на ваш взгляд можно было бы улучшить? В плане работы с общиной и вообще.

Р: У нас много проблем. Смотри, как обычно говорят в церкви? Я сам врач и так же говорят врачи. «Работа - это песня. Если бы не больные». Так же говорят и в церкви. Мы все люди и люди приходят в церковь, чтобы получить прощение, помолиться о своей душе, прийти к Господу. Вот те женщины, которые подошли, - у одной операция, у другой тоже там свое. И они приходят и хотят, чтобы не только я помолюсь, но и обо мне помолились. Они хотят, чтобы я помолился. А так они сейчас пойдут в малые группы, их знают очень хорошо и у меня церковь разбивается на группы, где ты приходишь и там тебя знают хорошо. Тебя придут в больнице, посетят, тебе помогут. Вот сегодня записки я читал. Этих бабушек, которые у нас там лежат дома, их много - человек 20, молодежь взяла и посетила на Пасху с подарочками. И им так приятно. Это и для молодежи полезно, и бабушкам приятно. Т.е. и да, и в то же время каждый из них индивидуал. Ну вот я тебе сказал: работа с детьми неплохая у нас и вот еще музыкальная, наверное. Фортепиано развиваем все больше и больше. Вот орган, который купили, он новый, ему еще и месяца нет. Будем еще устанавливать звуковые там фальш-панели. Идут дела, идут.

Приложение 2. Форма опроса

Форма для социальных сетей

Форма для электронной почты

Размещено на Allbest.ru