Предсказание будущего в традиционной культуре восточных славян

Раньше бабка, принимавшая роды, никогда не брала ребёнка голыми руками, а покрывала их белым полотном, куском старой одежды, чтобы потом, как говорили в народе, ребёнок «жил в богатстве, не был голым».

Пуповину было принято перерезать или перерубать соответственно полу новорожденного; на топоре или другом мужском инструменте у мальчиков (чтобы он хорошо держал топор и был хорошим работником), на веретене или прялке - у девочек (чтобы она охотно выполняла женскую работу). В конце Х?Х - начале ХХв. Отмечались случаи, когда пуповину перерезали на книге, чтобы ребёнок выучился грамоте [56, c.397]. Пуповину, также, могли перевязывали суровой ниткой, в которую вплетались волосы роженицы, чтобы ребёнок всю жизнь был «привязан» к матери (волосы выстригали из правой косы или из правого виска ).

Как только рождался ребёнок, бабка-повитуха пеленала его в пелёнки, сделанные из старой одежды матери, отца, деда или бабушки, чтобы новорожденный был счастливым и имел привязанность к своим родным.

Обряды, связанные с рождением ребёнка, видимо, были сходны у восточных славян, по крайней мере их трудно локально дифференцировать.

С большой ответственностью в народе относились к выбору имени для ребёнка. Считалось, что с именем , выбранным, для малыша связывалась его дальнейшая судьба, счастье, удача, сила или, наоборот, слабость, несчастье, болезнь, смерть. Вера в реальную возможность передать через слова те качества, свойства, которые отражены в его значении, постепенно создавала имена, в которых было выражено пожелание тех или иных черт характера. Такими являлись древнерусские имена Добрыня, Владислав, Ярослав, Всеволод, Владимир и т.д. Со временем возникло убеждение, что через имя, которое носил известный человек, можно передать новорожденному качества этого человека, его характер, его судьбу. На территории Беларуси широкое распространение имело поверье, что если дать ребёнку имя известных в округе людей с плохой репутацией (пьяница, вор, бездельник и т.п.), то и ребёнок будет таким же плохим человеком [28, с.39]. В выборе имени участвовали крёстный отец и крёстная мать, в некоторых районах - бабка-повитуха.

Но все заботы матери, а также других членов семьи и вообще окружающих новорожденного направлялись на то, чтобы обеспечить ему счастливую долю на земле. По славянским понятиям, счастье человека, зависело от того, когда и где он родился, какова его мать, какое слово она вымолвила при его купании, кто его кумовья, какая бабка его принимала и т.п.

Видимым знаком о будущей счастливой жизни новорожденного говорила так называемая детская сорочка. «Детской сорочкой» называлась перепонка на голове, с которою иногда рождались младенцы. Счастье и всяческие благополучия не будут покидать такого человека всю его жизнь, оно же распространялось и на всю его семью. Такую сорочку снимали с ребёнка и берегли в доме как талисман, доставляющий счастье.

Рассматривая действия повивальной бабки, следующие за рождением ребёнка до его крещения, мы видим, что они направлены на очищение новорожденного и его матери. Очищение ребёнка, так же как и родильницы совершается посредством огня и воды. Так, например, обмыванию ребёнка придавалось не только гигиеническое, но и магическое значение. Совершалось оно обычно повитухой даже в том случае, если роженица была достаточно опытной и её не надо было наставлять. Новорожденного заворачивали в рубаху отца (если это был сын) или матери (дочь), чтобы он хорошо рос. В свивальник, люльку или ушат, в котором купали ребёнка, клали кусочек угля, денежку, несколько зёрен, соль или иные предметы, которые должны были служить оберегом и одновременно средством приобщения ребёнка к очагу, семье и родным [22, c.192]. Итак, обряды омовений, кроме очищения родильницы и новорожденного, имели в виду, главным образом , по народным воззрениям, предохранение ребёнка в будущем от всего дурного: порчи, болезней и особенно - от подмены со стороны злых духов.

Крещение ребёнка во многих местах проходило на второй-третий день после рождения, а иногда даже и в тот же самый день; вследствие этого крестинные обряды и обычаи составляют продолжение родильных; иногда даже трудно определить, которые из них собственно относятся к рождению и какие к крещению.

Крестины являлись кульминацией торжеств, связанных с рождением ребёнка. В них участвовали только взрослые, семейные члены общины. Участие молодёжи было не принято. Приглашённые на крестины, как и на родины, не шли с пустыми руками, каждый приглашённый нёс с собой что-либо из еды (в основном - хлеб, пироги, блины), деньги. У украинцев крёстные приходили с хлебом и крижмом (полотном) [56, c.399]. В то же время существовал обычай нести кашу или кусок пирога домой в качестве гостинца для своих детей. Кумовьям принадлежали главные роли и самые почётные места на крестинах. Их сажали на «куте», чтобы ребёнок жил в мире со всеми. Существовали особые правила поведения участников праздника, особенно кумовьёв, т.к. все их действия могли существенно повлиять на характер, внешность, судьбу крестника. При входе в дом кумовья должны были всё время что-нибудь говорить, чтобы ребёнок был говорлив. Когда они входили в дом, все гости вставали, чтобы ребёнок не был седуном. Столы по возможности ставились в прямую линию, считалось, что тогда жизнь ребёнка будет долгая [34, c.188].

Постепенно начинались обычные семейные будни, но ребёнок всегда был в центре внимания взрослых, которые старались придерживаться определённых традиций и поверий, направленных на будущую судьбу их чада. Так, например, нельзя было качать пустую колыбель, в которой спал грудной ребёнок, т.к. он не будет спать. Считалось, что если в семье были грудные дети, нельзя было оставлять ложки на ночь в тарелке, дети будут часто плакать. Если грудного ребёнка брали с собой в поле или на огород, то нельзя было класть его в борозду или между - дети будут болеть. При появлении первого зуба родители или бабущка сажали ребёнка в решето и катали его по полу, чтобы быстрее росли другие зубки; а чтобы они были крепкие и не болели, мать жевала чеснок и дула в рот ребёнку. На территории Полесья существовало поверье: чтобы легче и быстрее резались зубки, нужно было повесить на шею ребёнка мешочек с головой мыши или волчий зуб.

Первый шаг ребёнка вызывал всеобщую радость. Самый взрослый из семьи брал нож или другой предмет и проводил им по полу между ножек ребёнка - «разрезал путы». Если этого не сделать, то по народному поверью, ребёнок долго будет ходить неуверенно, падать на пол. Когда же наоборот, ребёнок долго не начинал ходить, то мать приносила в подоле сорочки несколько камешков с высохшего родника и, разложивши их по полу, водила ребёнка по ним пока он сильно не устанет. Когда же была опасность, что ребёнок «застанецца седуном», родители выносили его на только что вспаханное поле и, посадивши на землю, обсеивали вокруг коноплёй. Потом все взрослые с тревогой и надеждой следили за её ростом, т.к., согласно поверью, если конопля взойдёт - ребёнок пойдёт в это же лето, не взойдёт - ещё долго не будет ходить. А также хорошим средством для того, чтобы ребёнок скорей стал на ноги, у белорусов считалось качание перед ним куриного яйца во время того, когда малыш начнёт ползать [24, c.105].

Особое значение также предавали первому пострижению ребёнка. Обряд происходил, когда ребёнку исполнялся год. Считалось, что, если постричь ребёнка раньше, то он будет жить в бедности, а также пророчились разные несчастья: у ребёнка будет плохая, короткая память, или редкие волосы, либо он будет вообще лысым.

Ребёнок рос, а взрослые уже стремились узнать, кем он станет в будущем. Как только ребёнок начинал проявлять интерес к окружающему миру и к различным вещам, родители мальчиков клали на стол деньги, топор, зерно, книгу, родители девочек - веретено, ножницы и смотрели за что возьмется их чадо. По народному поверью, работой, которую обозначал этот предмет, ребёнок и будет заниматься всю жизнь.

Очень внимательно следили за первым словом малыша, т.к. считалось, что, если первое слово будет «папа», то следующим в этой семье родиться мальчик, если - «мама», то родиться девочка [24, c.106].

Анализ огромного фактического материала показал, что приметы и поверья, сопровождавшие родильную обрядность восточных славян, как правило, были направлены на обеспечение счастья и физического здоровья младенца в будущем, с одной стороны, а с другой, на облегчение предстоящих родов его матери.

3.2.2 Свадебная обрядность

Термин «свадебный обряд» условный, поскольку под ним понимается не одно обрядовое действие, а целый комплекс обычаев и обрядов, направленных на обеспечение будущей счастливой супружескойой жизни молодых и выполняемых семейно-родственными коллективами жениха и невесты при вступлении в брак. Этот комплекс обычаев и обрядов отражает общественный строй, мировоззрение, культуру этнической среды, в которой он складывался и развивался на протяжении многовековой истории института свадебной обрядности, зародившегося в эпоху первобытности. Поэтому свадебный обряд можно использовать, как историко- этнографический источник при изучении верований и религиозных представлений самого свадебного обряда [55, с.36].

Свадьба, пожалуй, всегда считалась единственным событием в жизни восточных славян, когда они веселились надлежащим образом (рус. свадьба, укр. весiлля, бел. вясiлле, вясельля, веселя или свадьзба). Свадьба могла продолжаться несколько дней, при участии большого количества лиц. До сих пор славяне более или менее знают свадебные обряды. Некоторые из свадебных обрядов относятся к глубокой древности. Свадебный ритуал восточных славян варьировал не только в разных социальных средах и локальных группах, но и в зависимости от конкретных бытовых ситуаций.

Свадебный обряд восточных славян сформировался, по-видимому, на общеславянской основе. В пользу этого, говорит прежде всего его ярко выраженный аграрный, земледельческий характер (манипуляция с колосьями, зерном, квашнёй, роль хлеба в совместной трапезе роднящихся семей и др.) и большое число сходных обрядовых элементов. В ходе своего развития он претерпел значительную эволюцию. Об этом говорят не только общие отличия восточнославянской свадьбы от свадьбы других славянских народов, но и специфические различия русской, украинской и белорусской традиции [56, c.403].

Следует отметить, что свадебная обрядность распределялась по следующим главным моментам свадьбы: сватовство (укр. сватання, бел. сватанне), сговор ( рус. рукобитье, укр. заручины, бел. запоiны, змовiны, лад), девичник, церковное венчанье, собственно свадьба (1 и 2-й день).

Сватовство. Родители жениха, по тем или другим соображениям видя, что их сыну пора вступить в брак, сообщали ему об этом и предлагали жениться. Если сын соглашался жениться на предложенной родителями девушке, то искали сватов, которых следовало послать к родителям невесты. Если сын не соглашался с выбором родителей относительно невесты, то часто ему самому предоставлялась свобода сделать выбор. Сватовство обыкновенно возлагалось на человека средних лет, женатого. Он должен был быть речист, весел, с чувством юмора, знающий психологию человека, народные традиции, обряды и свадебный ритуал. К свату иногда присоединялись ещё человека два бывалых людей, и вся эта компания носила название сватов, послов. Это посольство, обыкновенно вечером, отправлялось к дому невесты. Переступивши порог дома, сваты должны были быстрей сесть за стол, чтобы девушка не передумала выходить замуж. Невеста, заметивши сватов, выбегала из дома, или не выходила со своей комнаты. Это означало, что жених ей не нравился. Тогда сваты ни с чем покидали дом, разрывали путы и разбрасывали их по дороге, чтобы жених забыл про эту девушку и не тужил по ней.

По народному поверью родителям не рекомендовалось давать согласие на свадьбу дочери с первого раза, т.к. «молодые будут очень несчастными да и люди засмеют, что девушку с дома хотят сбыть. В таком случае родители говорили сватам, что дочь ещё молода, что ей приданное не подготовили, но говорили так, чтобы сваты понимали их хитрость и зашли ещё раз.

Сваты сразу никогда не говорили хозяевам для чего пришли, а вели разговор на разные темы, и только поняв, что им в доме рады, сообщали цель визита. При согласии родителей и дочери сват доставал бутылку водки. Хозяева накрывали стол. Последние капли с бутылки сват выливал на стену, чтобы молодые имели достаток, и чтобы в их доме «пилось и елось».

Девушка, в свою очередь, сыпала в бутылку с вином зёрна жита, «чтобы был хороший урожай и все присутствующие были здоровы».

Но следует также отметить, что переговоры в разных районах расселения восточных славян могли варьироваться на большее или меньшее число самостоятельных этапов (смотрины невесты, смотрение места, т.е. дома и хозяйства жениха и т.д.).

Сговор. Сговор происходил за несколько дней до свадьбы и, как правило, в доме невесты (в некоторых районах - в доме жениха) в присутствии ограниченного круга родственников. Цель его - публичное заявление о состоявшемся сватовстве. Здесь также определяется с мельчайшими подробностями весь ход свадьбы, расходы, подарки и пр. Обмен кольцами составляет одну из принадлежностей церковной обрядности.

Девичник. Последний вечер, который невеста проводила со своими холостыми подругами. В Белоруссии, как и в России, девичник был накануне свадьбы; но, в Белоруссии это собрание не всегда называется девичником. У белорусов собравшиеся девушки расплетали косу невесте и покрывали её голову венком из лент и бумажных цветов. Невеста в это время оплакивает своё девство. В некоторых местах существовал также обычай ходить в баню.

Каравай. Одною из главнейших принадлежностей всякой свадьбы являлся свадебный хлеб - каравай. Пекли его у молодого и молодой. Это делалось так. Самая близкая подруга молодой, три раза приносила с ручья воду, три раза засыпала муку, трое девушек по очереди месили тесто, когда каравай ставили в печь - трижды проверяли, нет ли в доме кого-нибудь чужого. Всё это делалось для того, чтобы всегда были вместе муж, жена и дети. Выпечка каравая сопровождалась разными приметами и поверьями. Если в день приготовления светило яркое солнце, считалось, что жизнь молодых будет счастливее, если каравай потрескается - молодые разойдутся или кто-то скоро умрёт. Тесто для каравая нужно было делать густым, чтобы молодые жили в достатке. Пекли каравай, как правило, дня за два до свадьбы, а иногда и самый день свадьбы.

Сопоставление русских, украинских и белорусских обрядов показывает, что этнические отличия обнаруживаются преимущественно в приготовительной и собственно свадебный период. При этом украинская, белорусская и южнорусская традиции образуют специфическое единство, своеобразный подтип, противостоящий северной и среднерусской традиции. Так, для украинско-белорусско-южнорусской традиции характерны особенно пышное развитие каравайного обряда [56, c. 405].

Обряды свадебного дня у русских, украинцев и белорусов однотипны.

Венчание. Наиболее свадебных обрядов относилось на день, назначенный на венчание. Чтобы этот обряд прошёл хорошо, чтобы у молодых была счастливая жизнь, наши предки прибегали к различного рода обрядовым действиям.

У невесты в день венчания происходило одеванье её и обряд расплетения косы. Потом наступало благословение невесты родителями, причём она кланялась им в ноги. Благословляли иконами, а также хлебом и солью (см. приложение А.23) После благословения жених и невеста вместе или раздельно отправлялись в церковь, но после венчания возвращались в свои дома. Сам отъезд был соединён с разными обрядами. Лошадей обносили водкой, засыпали несколько зёрен молодым за воротник, перебрасывали через лошадей хлеб. По народному представлению это обозначало пожелание всякого богатства и обилия вообще на будущую семейную жизнь. На пути в церковь молодым иногда заграждали дорогу с целью получить выкуп; иногда с этой целью даже раскладывали на дороге огонь.

Прибыв к церкви, сначала слушали обедню, а затем начинался сам обряд венчания. При венчании молодым нельзя было оглядываться назад, т.к. они могли скоро разойтись. Невеста во время венчания ни в коем случае не должна была ронять свой платок - это сулило короткую семейную жизнь или болезнь будущего супруга. Также во время обряда венчания ни в коем случае нельзя было допускать, чтобы между молодыми кто-либо проходил. Это делали для того, чтобы семейная жизнь была не долгой. По пламени свеч в руках молодых судили об их будущей супружеской жизни.

В доме невесты, как до венца, так и после него совершался целый ряд обрядов. Например, иногда на дворе у родителей клали крестообразно пучок соломы, зажигали его и проводили через него молодых, чтобы они были богаты. Мать встречала новобрачных в вывернутом тулупе, при этом либо держала на донышке квашни хлеб и соль, либо стакан мёда; обмокнув в него мизинец, подносила к устам молодых, чтобы они его облизали. Тут же угощали молодых вином, но они, как правило, не пили его, а выливали за спину.

Большое значение придавалось также брачной ночи. Постель молодых тщательно готовили, совершая различные магические действия, что должно было обеспечить супругам рождение детей и уберечь их от злых людей и сил.

Свадебная обрядность, преимущественно была направлена на обеспечение счастливой будущей семейной жизни молодых, рождению здорового потомства. Но, тем не менее, она носила и ярко выраженный аграрный земледельческий характер (манипуляции с колосьями, зерном, квашнёй, роль хлеба в совместной трапезе роднящихся семей), направленный на хороший урожай в будущем и достаток продовольствия в семье.

3.2.3 Похоронная обрядность

Обряды при похоронах являются естественным завершением народных обрядов и обычаев, сопровождающих главные явления в жизни человека: рождение и женитьбу. В погребальных обрядах, оставшиеся в живых прощаются с человеком, прекратившим своё земное существование и начинающим с этого момента, по представлению народа, другое - загробное. Со смертью связь с живущими видимым образом прекращается, но она продолжает в будущем существовать в обряде и в духовной связи. По народному представлению, умершие переходят в разряд предков, «дедов», хотя они могли быть и детьми. С момента смерти они начинают покровительствовать живым, а последние стараются теснее установить свою связь с ними [15, с.388].

Традиционный похоронный обряд восточных славян типологически однороден. Однородность его формировалась за счёт длительного сохранения не только архаических обрядовых элементов, но и целого комплекса представлений о смерти и взаимоотношений живых и мёртвых, свойственных в прошлом, как это неоднократно отмечалось, многим европейским народам.

Основные функции похоронного обряда очень долго оставались весьма устойчивыми. Совершая его, стремились облегчить умершему переход в иной мир и, кроме того, обезопасить себя от возможных отрицательных последствий при соприкосновении со смертью [56, c.410].

Одна из характерных особенностей похоронного обряда восточных славян - структурная неопределённость момента его завершения. Обрядовый цикл, начинавшийся в момент наступления смерти, продолжался в ряде после похоронных обрядов, переходивших после сорокового дня в календарные поминания покойников.

Похоронный обряд восточных славян в том виде, в каком мы его знаем по описаниям Х?Х-ХХ в., сформировался в результате перехода от архаического обычая трупосожжения к трупоположению.

Приметы, предвещавшие смерть, по всей территории расселения восточных славян были сходными. Они связывались с разрушительными действиями в доме (скрипят стены, балки, стол, образуется трещина, буря сорвала крышу, мох выпал наружу, упала икона и т.п.) или вне дома (упала звезда, на ниве пустые места) либо с аномальным поведением животных или птиц (собака воет на дом, курица закричала по-петушиному, филин или сова сели на дом, ворон закаркал, сев на крышу, ворон или ласточка влетели в избу, мышь пробежала по человеку и т.п.) [12, c.229- 252].

Погребальная обрядность не отличалась сложностью. Когда человек умирал, у белорусов, как и у украинцев, ему давали в руки «громничную» (сретенскую) или страстную свечку. Её не гасили до тех пор, пока человек не скончается. Когда умерший испускал последний вздох, под потолком открывалось маленькое оконце или душник, чтобы душа покойного могла свободно отлетать и возвращаться к нему. Во многих местах, когда замечали, что человек вот-вот умрёт, тотчас же ставили на окне чашку (или стакан) с водой, чтобы душа смогла искупаться; если вода колыхнётся, то говорили, что душа моется [4, c. 251-257]. Постель, на которой умирал человек, не надо было выбрасывать, а нужно было просто вынести её в курятник, чтобы она там полежала три ночи, чтобы, как гласит поверье, петух отпел её трижды. Тело усопшего тотчас после смерти омывали. Омовение происходило в знак духовной чистоты и непорочности жизни умершего, а также, чтобы он в чистоте предстал перед лицом божьим после воскресения. Омовение должно было охватывать все части тела. Желательно было, чтобы омовение происходило в светлое время суток - от восхода и до захода солнца [7, c. 388- 389]. С водой после омовения очень осторожно обращались. Необходимо было выкопать яму вдалеке от двора, огорода и жилых помещений, там, где не ходят люди, и всю до последней капли, туда вылить и засыпать землёй. Дело в том, что на воде, в которой обмывали покойника, делали сильные порчи. В частности, на этой воде человеку могли «сделать» рак. Поэтому никому старались не давать эту воду. Старались не разливать воду по полу в доме, чтобы живущие в нём не болели [1, c. 231- 243]. Нельзя было обмывать покойника беременным женщинам, во избежании болезни будущего ребёнка. Одевали умершего во всё чистое и новое, чтобы в загробном мире он мог продолжать жизнь с теми удобствами, которыми он был окружен на земле (девушку - чаще одевали в подвенечное платье). Даже предсмертные пожелания белоруса- хозяина, невелики: умереть «па-людзку» значит - чтобы при «смяротным часi» присутствовали все родные, чтобы сын закрыл глаза, дочь «пагаласiла»,- белорусский крестьянин хочет лежать после смерти на свое «лаўцы» [48, c. 55- 74].

Не часто, но всё-таки бывало, что человек заранее готовил себе гроб. Его, как правило, хранили на чердаке. Считалось, что т.к. гроб был пустой и сделан по меркам человека, то он начинал «тянуть» его в себя. И человек, как правило, быстрее уходил из жизни [56, c. 411]. Чтобы этого не произошло, в пустой гроб насыпали опилки, стружки, зерно. После смерти человека опилки, стружку и зерно тоже засыпали в яму, т.к. если таким зерном накормить птицу, она станет болеть. Когда человек умер и с него сняли мерку для изготовления гроба, ни в коем случае нельзя было эту мерку класть на кровать. Лучше всего её было вынести из дома, а во время похорон положить в гроб [1, c. 251-255]. Увидев покойника в гробу, нельзя было машинально касаться своего туловища руками. Иначе на том месте, где вы прикоснулись, могли вырасти различные кожные наросты в виде опухоли [12, c. 241- 248]. После похорон была поминальная трапеза, больше из горячих кушаний, одно из которых чаще всего составляли клёцки.

В отдельных местах в обрядах были разные подробности, более или менее интересные. Так, глаза умершего закрывали медными деньгами; в некоторых местах мелкую монету давали в руки покойнику или же клали в гроб. Обычай давать умершему в руки мелкую монету или класть такую же монету в гроб народ объяснял желанием дать покойнику возможность купить место на том свете. Часто в гроб клали кусок полотна или платок, объясняя это тем, что покойнику нужен платок или полотно, чтобы отереть лицо, запыленное долгим путём. В гроб часто клали разные предметы, имевшие то или другое отношение к жизни и привычкам усопшего: табак, трубку, бутылку водки, шило, ножницы, струны от скрипки и т.п., не говоря уже о предметах постоянного обихода, как шапка, лишняя смена белья, полотенце, пояс. Женщинам давали иголку с ниткой [56, c. 412]. Почти повсеместно в гроб клали обрезанные ногти, если покойник собирал их. Этот обычай основан на народном представлении о том, что мертвецу придётся карабкаться в рай, который расположен на крутой стеклянной или железной горе. Вместо хлеба, который кое-где клали в гроб, тело покойника в некоторых местах обсыпали зёрнами ржи и овса. Зёрнами также обсыпали то место, где стоял гроб покойника, и затем бросали зёрна вслед покойнику до тех пор, пока не вынесут его за ворота со двора. Посыпание зерном делалось для того, чтобы покойник не унёс с собою хлебного плодородия и чтобы он в последний час видел, что с ним делается хлебом: тогда он не будет возвращаться за своей долей и тревожить домашних родных. Подушку под голову покойнику обычно набивали листьями от веника [47, c. 231]. Завязки, которыми связывали руки и ноги покойника, перед опусканием гроба в могилу необходимо было развязать и положить в гроб с покойником. В противном случае их, как правило, могли в будущем использовать для наведения порчи.

Гроб выносили из дому ногами вперёд, причём в некоторых местах гробом ударяли три раза о порог дома. Этот обряд означал прощание с домом и его покровителем домовым, живущим у печки или под порогом, а также это делалось для того, чтобы мертвый не возвращался домой [7, c. 388]. Как и при брачных обрядах, лошадь, на которой приходилось везти покойника, отправляли со двора с некоторыми церемониями: обсыпали зерном, обливали водой, смешанной с овсом, и вообще старались угодить ей, иногда даже целовали у неё копыта. Беременным не рекомендовалось ходить на похороны - этим она сделает себе зло, может родиться больной ребёнок. Когда несли покойника на кладбище, нельзя было бросать вслед ему на дорогу живые цветы - этим делали порчу не только себе, но и многим людям, которые наступали на эти цветы. Когда в селе находился покойник, нельзя было петь, так как у того, кто поёт будет болеть голова.

Когда гроб зарывали в землю, присутствующие при этом в некоторых местах бросали в могилу деньги, а иногда и другие более или менее ценные вещи. Погребали непременно до захода солнца, чаще в полдень, т.к. солнце должно будет служить умершему указателем дороги в страну отцов. На могиле насыпали холмик, а на ней могли поставить род памятника - небольшую деревянную постройку в виде домика или шатра (см. приложение А.24). Последнее делалось для того, чтобы утомлённая душа, когда прилетит навестить тело, смогла отдохнуть в такой постройке. Возвратившись с похорон, необходимо было в обязательном порядке отряхнуть свою обувь перед тем, как войти в дом, а также подержать руки над огнём зажжённой свечи. Это делалось для того, чтобы не занести порчу в жилище. Во многих местах прикасались руками к печке. Это, вероятно, говорит о том, что участвовавшие в погребальной церемонии, возвратившись домой подвергались очищению.

День похорон сопровождался обедом, на котором в значительном количестве подавались блюда из муки (блины, клёцки, пироги и под.). Иногда за столом было одно незанятое место и для покойника, причём от каждого блюда оставляли часть и для умершего. Но следовало следить за тем, чтобы маленькие дети или взрослые по неосторожности не съели чего-нибудь из тарелки для покойника [1, c.261-265]. После такого угощения и взрослые, и дети начинали болеть. В некоторых местах пищу для умершего относили на могилу.

Особенно яркая форма поминальных обрядов, слившихся с календарным циклом, развилась а белорусской традиции, где она получила название дзяды. Дзяды отмечались в некоторых районах Белоруссии 3-4 раза в год, но главными считались при этом осенние. Главная часть «дзядоў» - обильный ужин. Но прежде, чем сесть ужинать, принимались все меры к тому, чтобы достойным образом встретить покойника, когда он явится навестить живых потомков [7, c. 388-389].

Дело в том, что наши предки верили в загробное существование душ; последние, по народному представлению, жили где-то в раю, но в то же время не прерывали своих связей и с землёй, являясь покровителями своего рода-племени. Одна такая душа в виде дедушки домового жила даже на земле, в доме под печкой или под порогом. Вся погребальная обрядность и состояла в том, чтобы сделать более лёгким и быстрым доступ умершего в его загробную жизнь. Принимались меры и к тому, чтобы получше обставить его новое существование, представляющее продолжение земного.

Таким образом, погребальная обрядность восточных славян имела типологическую однородность. Приметы и поверья, сопровождавшие завершающий этап в жизни человека, в основном помогали пережить горе, организовать достойные похороны умершего, сохранить о нём память, обеспечить более лёгкий и быстрый доступ умершего при переходе в мир иной, а также его существование в загробном мире.

4. ПРЕДСКАЗАНИЕ БУДУЩЕГО, СВЯЗАННОЕ С КАЛЕНДАРНОЙ ОБРЯДНОСТЬЮ ВОСТОЧНЫХ СЛАВЯН

Обряды и праздники, приуроченные к определённым календарным датам, разнообразны по своему происхождению и составу. В них раскрываются напластования разных эпох - от самых архаических до новейшего времени. В пережиточном виде в ряде восточнославянских обрядов вплоть до ХХ в. сохранялись следы древнейших культов, связанных с почитанием солнца, растительности, предков. Но всё это подчинялось основной функции - обеспечить в будущем благополучие крестьянской семьи, которое зависело прежде всего от урожая. Поэтому календарная обрядность у русских, украинцев и белорусов, как и у других земледельческих народов, в целом имела ярко выраженный аграрно-магический характер [15, c. 203].

Основные циклы аграрных обрядов распределялись по временам года и были приурочены к определённым календарным датам. Были и обряды, непосредственно связанные с отдельными работами: первым выгоном скота в поле, началом сева, началом и окончанием жатвы. Но таких обрядов значительно меньше, причём и их старались закрепить за определёнными днями. Так, пахать в первый раз, хотя бы символически, русские во многих районах выезжали 1 мая - на «Еремея запрягальника», первый выгон скота происходил в «Юрьев день» (23 апреля), в этот же день выгоняли первый раз скотину в поле и другие восточнославянские народы. Обрядов, связанных с началом сева, было не много, обряды же, связанные с уборкой урожая, завершали летний аграрный цикл и открывали осенний [56, c.381-382].

Основные циклы зимних обрядов у восточных славян были приурочены к зимнему солнцевороту (святкам), длившемуся от рождества до крещения (водокрещи), включая сюда и Новый год.

Начало нового года в природе («солнце на лето») естественно вызывали желание как-то предугадать будущее и воздействовать на него. Этому и должна была способствовать новогодняя обрядность, которая у восточных славян имела много общего со встречей Нового года у других славянских и неславянских народов Европы. Основные элементы её у восточных славян: обрядовая еда, магические действия с хлебом, зерном, соломой, колядование, ряжение и гадания.

Обрядовой едой были прежде всего кутья, под рождество постная, под Новый год богатая, «щедрая» («щедрым» у украинцев назывался и вечер под Новый год ), и взвар (компот). Под Новый год жарили кесарийского поросёнка (назван так потому, что по церковному календарю 1 января отмечали память Василия Кесарийского). У русских к ХХ в. кутья и взвар уже редко где сохранились, просто в сочельник строго постились и не ели «до звезды», а под Новый год старались приготовить всего побольше, чтобы весь будущий год жить в довольстве (обычно готовился поросёнок) [44, c. 312-318]. У украинцев же обрядовый характер рождественской и новогодней трапезы соблюдался более строго, кутья и взвар были обязательными, а под Новый год готовили 12 кушаний (страв). В западноукраинских областях на рождество пекли особый хлеб - крачун, так назывался здесь и праздник.

У белорусов на постную кутью после ужина девушки бежали в сарай, набирали охапку дров и несли в хату. Если при подсчёте поленьев оказывалось чётное количество, считалось, что тогда девушка скоро выйдет замуж.

Были и другие формы гадания. Девушки подбегали к забору и старались обхватить обеими руками как можно больше кольев. Чётное их количество также обещало скорую свадьбу.

Чтобы узнать, где живет суженный, девушки вечером выходили на улицу и ждали с какой стороны послышится лай собаки. Если собаки в этот вечер не подавали голоса, считалось, что девушки останутся в девках или выйдут замуж за вдовцов

На богатую кутью девушки и парни гадали на своих суженных. Девушки вытягивали с крыши соломинки. Чем длинней оказывалась соломинка, тем скорее девушка найдёт себе жениха. Если колос на соломинке был не обломанным, то мужем девушки станет парень с богатой семьи. Вытянуть соломинку без колоска - выйти замуж за бедняка или вдовца [47, c.13].

Большую роль в новогодней обрядности играли хлеб, зерно и солома. Солому стелили в избе на пол; приносили снопы. У русских и украинцев иногда за ними прятался хозяин, а вошедших детей спрашивали, видят ли они отца? Дети отвечали: «Нет», а хозяин говорил: «Пусть и рожь будет такая же высокая и густая, чтобы за ней не было видно человека». На столе под скатертью выкладывали крест из разного зерна, в некоторых местностях хозяин, прежде чем сесть за стол, бросал три горсти семян об стену, приговаривая: «На здоровье - коровье, овечье, человечье». В ряде мест на Украине, а кое-где и у русских, утром на Новый год дети ходили с поздравлением, при этом они рассыпали (засiвали) немного зерна и говорили: «Сею, сею засеваю, с Новым годом поздравляю!» Все эти обычаи были сходны, а порой почти полностью совпадали с новогодней обрядностью всех восточных славян [56, c. 382].

Украинцы иногда под Новый год ходили с плугом, имитируя предстоящую пахоту (обряд с плугом был очень характерен для молдаван). Не забывался при этом и домашний скот: его кормили обрядовым хлебом, зерном или соломой и пр. Смысл этих и аналогичных действий ясен - они должны были обеспечить в наступающем году урожай, здоровье и приплод скота [49, c.354].

Под Новый год (у русских часто от Нового года до крещения) гадали. Гадание когда-то было, очевидно, обрядовым действием, охватывавшим и производственную и семейную жизнь, но уже в ХV??? в. гадали преимущественно девушки, пытавшиеся узнать будущее, выйдут ли они в этом году замуж, в какую сторонy, каковы будут муж, свекровь, какая жизнь ждёт её впереди и пр. Наиболее верными считались гадания в ночь на Рождество, Васильевскую ночь (Новый год) и Крещение. Гадали везде, но были места, где связь с потусторонним миром была наиболее реальна. Например, таким местом считался перекрёсток дорог, колодец, порубь, баня. Слушать на перекрёсток дорог ходили от 11 до 12 часов ночи. При этом верили, что услышать пение - к свадьбе, плач - к несчастью, стук - к покойнику, вой собаки - к пожару и т.п.

Часто гадали на вещах. Например, клали под подушку гребень и говорили: «Суженый - ряженый, приходи меня причесать» или прятали под подушкой пояс и загадывали: «Пояс, пояс, укажи женихов поезд, жениха в лицо и женихово кольцо». Было гадание на зеркале, перед которым ставили две свечи и стакан с водой, куда опускали кольцо. После этого нужно было смотреть в воду, ожидая, что в ней покажется. Вода участвовала во многих гаданиях [31, c. 312-322].

Специфичны для русских были подблюдные песни, сопровождавшие особое гадание. В чашу (миску) с водой девушки клали свои перстни; по смыслу песни, которую в это время пели, определяли, что ждёт девушку, перстень которой вынули: «Кому вынется - не минуется». Символические художественные образы песен истолковывались как предсказание замужества, богатства или бедности, дороги, смерти. Начиналось гадание песней «славой хлебу» [56, c. 382].

Важнейшее место в святочных обрядах занимало колядование. Обряд этот имеет много общего у восточных славян, молдаван и румын. Колядовали под рождество и Новый год. Основное содержание колядок - пожелание здоровья и счастья хозяевам дома, около которого пели, и прежде всего хорошего урожая.

Чаще пожелание благополучия выражалось в колядках путём изображения желаемого, идеального как действительного: описывался богатый двор и дом, на дворе множество всякой скотины, хозяева одеты в богатые платья и пр.

Ряжение, очень распространённое на святки, как правило, не было связано с колядованием. Наиболее древние маски - зооморфные: бык, конь, в южных районах, как на Украине и в Белоруссии, козы; смысл их был первоначально аграрно-магический («Где коза ходит, там жито родит»).

Первым весенним праздником восточнославянского календаря была масленица, соответствующая западноевропейскому карнавалу. Масленица была наиболее специфична для русских, у которых вся неделя перед «великим постом» (за 7 недель до пасхи), особенно же «широкая масленица» (начиная с четверга), проходила очень шумно и весело. В праздновании масленицы у русских наблюдались областные различия, но основные элементы его были одни и те же: 1) обилие еды; 2) катание с гор и на лошадях; 3) чествование «молодых»; 4) «проводы масленицы».

Обилие жирной («масляной») пищи, от которой произошло и название праздника, понималось как желание наесться, «заговеться» на долгий пост, основа же его, как и новогодней трапезы, - магия плодородия. Этому же должен был содействовать и масляничный разгул, в котором можно было видеть отдалённый пережиток весенних обрядов [30, c. 19-26].

Большая роль в масленичном гулянье отводилась молодожёнам (поженившимся в истёкшем году). Они обязательно должны были участвовать в катаниях, показываться народу в своих лучших нарядах. Во многих местах молодые были обязаны скатиться с горы, а собравшиеся задерживали их, «подмораживали» сани и заставляли целоваться. Молодого заставляли откупаться, он должен был угощать жителей села, откуда была жена, давать деньги и т.п. В Муромском районе молодых, если они не откупались, «солили» - зарывали в снег или валяли по нему. Так или иначе, молодожёны на какое-то время были в центре празднества, и это органически связано с сущностью масленицы - своим участием в обряде они должны были повлиять на будущее плодородие земли и обеспечить себе благополучие и потомство [56, c.385].

У русских масленичное веселье повсеместно завершалось проводами - сожжением «масленицы». Вечером в воскресенье за деревней, на возвышенном месте, зажигали костры, пели песни, толкали друг друга в снег и говорили, что жгут масленицу. Чаще всего это были простые костры из соломы и всякого старья, но в некоторых местах ещё в Х?Х в. и даже начале ХХ в. делали из соломы чучело и сжигали его. Обычай сжигать «масленицу» показывает, что первоначально основой обряда были похороны изображения какого-то антропоморфного существа, олицетворяющего мрак, зиму, смерть. С наступлением весны от него старались избавиться, чтобы оно не вредило оживающей природе. Это подтверждают масленичные обряды славянских народов. Но от обряда сожжения антропоморфного существа у русских к концу Х?Х в. повсеместно остались лишь костры. Но основная функция костров была аграрно-магическая, и это подтверждается тем, что обязательным материалом для них (так же как для сжигаемого чучела) была солома: сжигая прошлогоднюю солому, возвращали её земле, давая ей силу для нового урожая [44, c. 618-623].

Весенний цикл праздничной обрядности был связан с пробуждением природы, с обновлением жизнию

В Белоруссии девушки гукали (кликали) весну с «благовещения» (25 марта ст. ст.) иногда до петровских заговен. Обряду здесь дольше придавалось серьёзное значение. Ещё в конце Х?Х в. девушки (иногда к ним присоединялись и парни) собирались за селом на возвышенном месте, расстилали солому, садились на неё и пели весенние песни. В них те же основные призывы весны, заклинания «на жито, на плод, людям на здоровье».

23 апреля, на Юрьев день (св. Георгий Победоносец), первый раз выгоняли скот в поле, сопровождая это особыми обрядами - оберегами. Они в основном были одинаковы у русских, украинцев и белорусов. Скотину хозяйки выгоняли освящённой на вербное воскресенье (за неделю до пасхи) вербой, которую потом бросали в воду или втыкали на меже в поле. Юрьевская роса считалась целебной, и скот старались выгнать пораньше. Значительная роль отводилась в этот день пастухам (см. приложение Б.1.): их кормили, одаривали, пастухи же производили особые действия - обереги, имевшие целью сохранить стадо в течение лета. Обходили стадо три раза кругом с иконой Георгия Победоносца или с хлебом, иногда с замком, как бы запирая стадо; забежав вперёд, пастух втыкал топор в первый попавшийся столб, чтобы помешать волкам приблизиться к стаду, и прочее.

Особенно ярко скотоводческий характер обрядов Юрьева дня был выражен у северных русских и в Сибири, где очень большую роль в них играл пастух. У украинцев же обряды Юрьева дня имели более аграрный характер. Обязательным было в этот день хождение всей семьёй в поле смотреть всходы. Шли с едой и выпивкой и на своей полосе устраивали трапезу, часть принесённого зарывали в землю. При этом катались (качались) по житу для увеличения плодородия. У белорусов был так же обычай ходить в Юрьев день в поле и закусывать там, остатки же еды, освящённой на пасху, зарывали в четыре угла нивы. Но у белорусов сохранялись и архаические обряды, связанные с первым выгоном скота: хозяева обходили скот с хлебом, иконой, свечой и другими предметами; в воротах, через которые выгоняли скот, клали яйцо, стелили шубу мехом вверх и т.п. Вечером в поле пастухи устраивали ужин с обязательной яичницей; к ним приходила молодёжь, которая устраивала игры, танцы [56, c.386- 387].

К отдельным дням поста были приурочены магические действия, связанные с подготовкой к севу. Они имели преимущественно очистительный характер, приготавливались также и некоторые магические предметы для обеспечения урожая. Так, на четвёртой, «средокрестной» неделе поста, когда, как говорил народ, пост со среды на четверг «ломался», все восточные славяне пекли «кресты» из теста. С ними обычно выезжали первый раз пахать; пахарь съедал их там, часто давал лошади или волам, иногда крошил их и разбрасывал вместе с семенами. В Х?Х в. этот обычай получал уже новый смысл - по крестам гадали: их пекли по числу членов семьи, запекали в них деньги, щепочку, крестик и другие предметы и смотрели, что кому достанется [3, c. 56-60].

В вербное воскресенье приносили из церкви освящённую вербу и с приговорами стегали ею людей и скот для здоровья, этой вербой в Юрьев день выгоняли в поле скотину.

Четверг перед пасхой назывался «великим» или «чистым». К нему был приурочен ряд очистительных обрядов. Это было прежде всего обливание или умывание водой, которую приносили из родника до восхода солнца - «пока ворон детей не купал ». В южных губерниях, на Украине кое-где купались, у белорусов - мылись в бане. В некоторых русских северных губерниях также и окуривались зажженным можжевельником, который с утра приносили из леса. В некоторых местах Сибири русские в этот же день обходили во дворе скотину с магическими предметами и заговорами.

На пасху (укр. и бел. велiкдень) начинались гулянья, хороводы, устраивали качели; на Украине молодёжь на пасху устраивала игры у церкви. Большое значение на пасху имела обрядовая еда. Обязательно пекли куличи. У украинцев и белорусов такой же высокий круглый сдобный хлеб назывался пасхой, русские же пасху делали из творога в особой форме под прессом. В праздновании пасхи сохранились и древнейшие элементы весенней обрядности, связанные с яйцом - символом зарождения новой жизни. Начиная с пасхи, яйцо проходит через всю весеннюю обрядность. Яйца давали пастухам, когда первый раз выгоняли стадо. В некоторых местах яйца красили на вознесение (сороковой день, четверг после пасхи), их брали с собой в поле и подбрасывали вверх, чтобы рожь росла такой же высокой. Обязательным блюдом при угощении девушек на троицу была яичница.

У белорусов к пасхе были приурочены обходы дворов волочебщиками. В обряде принимали участие только взрослые мужчины, что указывает на придававшееся ему серьёзное значение. По форме эти песни были близки к развёрнутым колядкам. В песне рассказывалось, как волочебники искали двор, прославляли хозяев. Основной же смысл волочебных песен - пожелание урожая [17, c. 36- 39].

Когда сев уже был закончен и растительность с наступлением тепла начинала бурно развиваться, все мысли крестьянина обращались к будущему урожаю. Появлялось естественное стремление помочь посевам поскорее вырасти и сберечь их в будущем. К этому были направлены весенние и летние обряды. Так, на вознесение во многих местностях пекли из теста лесенки и бросали их в рожь. Обычно говорили, что лесенки должны помочь Христу подняться, «вознестись» на небо, но это позднейшее христианское осмысление. Ясно, что лесенки должны были способствовать росту хлебных злаков, помогать им подниматься, и не случайно их бросали именно в рожь. В Саратовской губ. пекли блинцы, то же и в Белоруссии. У русских во многих местах в этот день женщины шли в поле, на ниву, и, поев там яичницу, бросали вверх ложки и яйца, чтобы рожь росла такая же высокая. В льноводческих районах бросание вверх ложек и яиц должно было стимулировать рост льна [13, c.394-396].

Троицкая и купальская обрядность имеют много общего, что не раз отмечалось исследователями.

Особенно широко троица отмечалась русскими, у украинцев и белорусов Троицкая обрядность была беднее. Это праздник девичий. Принимали в нём участие и молодые женщины. Мужчинам же, когда обряды соблюдались достаточно строго, запрещалось бывать при этом.

Троица - праздник распустившейся растительности, которую чествовали, чтобы обеспечить дальнейший её рост и плодоношение. Повсеместно русские, украинцы и белорусы украшали дворы и дома снаружи и внутри ветвями деревьев, ставили около домов молодые срубленные деревца (у русских - берёзу, у украинцев - черноклён, тополь и др.), пол посыпали травой.

В семик девушки шли в лес завивать берёзку. При завивании венков девушки обычно кумились.

В троицын день ходили развивать берёзки - раскумлялись. Девушки надевали венки, гуляли в них, а потом бросали в реку и смотрели, в какую сторону венок поплывёт (в ту сторону девушка выйдет замуж), потонет он или нет. На Украине и в Белоруссии девушки бросали венки в воду и гадали по ним на Ивана Купалу [7, c.399].

Гадание о суженом, брачные мотивы Троицких обрядов и песен естественны для весенней обрядности, их назначение было оказывать магическое воздействие на плодородие земли. Важным моментом в Троицких обрядах было заклинание урожая.

У белорусов и украинцев Троицкая обрядность была беднее, чем у русских. Однако в ней иногда сохранялись и некоторые древние обряды, русским не известные. Таков обряд «куст», исполнявшийся белорусами в Полесье. На другой день «зелёных свят» девушку, которая должна была изображать «куст», убирали с головы до ног зелёными ветвями и листьями. Затем процессия - «войско всё ж девоцькое»: «куст» впереди, за нею парами женщины, старшие девушки и, наконец, девочки - обходила все дома деревни с пением «кустовых» песен, за что девушек одаривали. Всё собранное несли в один дом, где готовили угощение и пировали до утра (смысл этого обряда - заклинание на будущее плодородие) [56, c391-393].

Иванов день (24 июня, у восточных славян - «Иван Купала» или просто «Купала»)- праздник летнего солнцеворота и время подготовки к уборке созревающего урожая. Этот важный момент отмечался у большинства европейских народов разнообразными обрядами. Много общего имели купальские обряды украинцев и белорусов. У русских же в Х?Х в. сохранились лишь отдельные отголоски купальской обрядности, её основные элементы были перенесены на другие праздники. Бедность купальской обрядности у русских отмечали многие собиратели и исследователи.

Купальская обрядность сочетала элементы солярного культа, аграрной магии и очистительные обряды, совершавшиеся перед уборочной «страдой»; были в ней и элементы эротического характера, которым приписывалось аграрно-магическое значение. Основные элементы купальской обрядности: костры, гадание на венках, сбор трав («зелья») и обереги от нечистой силы.

Травы под Иванов день у восточнославянских народов собирали повсеместно, так как считалось, что в этот день они приобретают особую чудодейственную силу. В русских северных и центральных областях девушки клали в ивановскую ночь под подушку 12 (иногда 24 или 40) разных трав и ждали, что приснится вещий сон или суженый. Поверье о расцветающем в эту ночь папоротнике, цветок который клады, было широко распространено у русских, украинцев и белорусов [33, c.14-15].

Поздно вечером на Украине и в Белоруссии, на возвышенных местах и берегах рек, вспыхивали купальские костры. В середину костра иногда ставили шест и укрепляли на нём горящее колесо - символ солнца. В старину белорусы зажигали костры огнём, добытым трением; такой «живой огонь» добывали под Купалу и в некоторых сибирских деревнях. На Украине девушки (редко кое-где парни) рубили деревце, украшали его и ставили на месте празднества, около него раскладывали костёр. Дерево называлось «Мореною» (или «Марою»). Часто делали также куклу из соломы - «Купалу», её сажали под «Морену» (иногда под «Морену» сажали ребёнка). По окончании праздника дерево бросали в воду и пели, что «Морена» утонула, или же ломали его, а частички девушки несли в огороды и бросали там, чтобы огурцы родились. В Белоруссии в ряде мест делали соломенную куклу «Мару». У костров молодёжь веселилась всю ночь. Через костры прыгали, на Украине иногда парами: парень и девушка брались за руки; считали, что если их во время прыжка не разойдутся, они поженятся. У белорусов девушки перебрасывали через костёр венки, а парни старались поймать их и растрепать. Плели венки и гадали по ним и на Украине. Венки бросали в воду, в них порой вставляли зажженные свечки, и по тёмной реке или пруду плыли огоньки. У русских, как уже говорилось, по венкам гадали на троицу, а костры жгли на масленицу, на Купалу же их почти нигде не зажигали (упоминается только об отдельных случаях) [17, c.67-75].

У украинцев и белорусов были распространены поверья, что в купальскую ночь особенно «разгуливались» ведьмы и колдуньи: делали «заломы» во ржи, чтобы уничтожить урожай, отбирали молоко у коров, насылали болезни и другие напасти на людей. Чтобы обезопасить себя от ведьм, применяли разные обереги (частично те же, что и от русалок): посыпали в хлевах мак, на окна клали крапиву, колючий кустарник, на косяках дверей писали кресты, коров запирали вместе с телятами, чтобы они не давали ведьмам взять молоко, бросали головни от костров в рожь и прочее.

Ряд обычаев был связан с жатвой, особенно её окончанием. Почти повсеместно оставляли недожатым последний пучок колосьев: «Христу (богу) на бородку» (или: Илье-пророку, Николе, козлу и др.); украинцы и белорусы оставляли «спасову бороду», позже говорили, что оставляют бороду хозяину, у белорусов встречалось название «бороды» - «перепелица». На «бороду» иногда просто оставляли несжатые колосья, в других же местах её завивали более сложно, разными способами, например: связывали пучок сверху и снизу, колосья пригибали к земле, а согнутые стебли расправляли кругом; внутри и вокруг «бороды» тщательно выпалывали траву. В середину «бороды» обычно клали кусочек хлеба с солью. Завивание «бороды», несомненно, - пережиток жертвы, благодарность за урожай. Смысл этого обряда раскрывался в приговоре: «Вот тебе, Илья, борода - на лето уроди нам ржи и овса».