Символы в хоровой симфонии-действе Валерия Гаврилина "Перезвоны"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Контрольная работа по дисциплине

«История хоровой музыки»

СИМВОЛЫ В ХОРОВОЙ СИМФОНИИ-ДЕЙСТВЕ ВАЛЕРИЯ ГАВРИЛИНА «ПЕРЕЗВОНЫ»

ВВЕДЕНИЕ

Хоровая симфония-действо "Перезвоны", подзаголовок «По прочтении Шукшина» - считается в музыковедческой литературе и слушательской аудитории самым крупным и значительным произведением Валерия Гаврилина, сочинением уникальным, одним из центров, в которых фокусируются все главные устремления художника. Не случайно в 1985 году композитору было присвоено за "Перезвоны" звание Народного артиста РСФСР и присуждена Государственная премия СССР.

В. Гаврилин создавал "Перезвоны" в течение 1981-1982 годов, вдохновленный творчеством Василия Шукшина. Впервые «Перезвоны» прозвучали 17 января 1984 года в Ленинграде и 12 февраля того же года в Москве (до этого звучали отдельные фрагменты) в исполнении Московского камерного хора, хора студентов ГМПИ имени Гнесиных, дирижировал произведением Владимир Минин.

Композиция «Перезвонов» состоит из шестнадцати номеров:

№ 1 «Весело на душе»

№ 2 «Смерть разбойника»

№ 3 «Дудочка»

№ 4 «Ерунда»

№ 5 «Посиделки»

№ 6 «Ти-ри-ри»

№ 7 «Дудочка»

№ 8 «Вечер»

№ 9 «Воскресенье»

№ 10 «Ночью»

№ 11 «Страшенная баба»

№ 12 «Белы-белы снеги»

№ 13 «Молитва»

№ 14 «Матка-река»

№ 15 «Дудочка»

№ 16 «Дорога».

Уникальность произведения в том, что все оно наполнено многозначными художественными, философскими, музыкальными, образными символами, о которых делился мыслями в печати и сам автор сочинения, и довольно подробно писала музыкальная критика.

Надо заметить, что стиль изложения статей и других материалов о «Перезвонах», очевидно, навеян самой их музыкой и сам по себе образен и уникален. Как выразился один из наиболее выдающихся авторов статей о «Перезвонах» Александр Татевосович Тевосян, «удивительная целомудренность» этого сочинения «заведомо отторгает привычные музыковедческие разборы. Хочется, не разрушив, донести до читателя неповторимую интонацию самой музыки».

Поэтому и в данной работе хотелось бы придерживаться того же принципа образности изложения. Но, поскольку «силы явно не равны», здесь предпочитается следующая схема изложения: тезис составителя данной работы - подтверждение его мыслями выдающихся музыковедов. При этом следует оговориться, что цитатную основу данной работы составляют материалы статьи А. Тевосяна «По прочтении Шукшина (Хоровая симфония-действо «Перезвоны» В. Гаврилина») как наиболее основательно и подробно рассматривающей вопросы, обозначенные в заглавии данной работы.

Работа состоит из пяти разделов:

1. Символы в названии произведения

2. Символы в подзаголовке сочинения

3. Жанровые символы хоровой симфонии-действа «Перезвоны»

4. Символы в композиции «Перезвонов»

5. Образы-символы отдельных частей произведения.

1. СИМВОЛЫ В НАЗВАНИИ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

Прежде всего, символическая многозначность заложена уже в самом названии сочинения - «Перезвоны». Это большая музыкальная фреска народной жизни. Звоны в ней -- как символ Руси - всего русского в его разных ипостасях.

«Что же такое эти многозначные и переливчатые «Перезвоны», само название которых наполнено столь многими смысловыми обертонами? - задается вопросом А. Тевосян и, отвечая на свой вопрос, продолжает: - «Перезвоны» В. Гаврилина… ведут свою родословную от древней традиции колокольности в русской культуре и музыке. Ведь колокола, куранты, набаты, колокольчики и даже музыкальные табакерки -- это звучащие быт и бытие, измеренное время, музыка, празднично-буднично-трагическая симфония народной жизни».

Символы колоколов - в русской ментальности образных носителей крупных Событий, значимых вех жизни человека; Дома как малой Родины; Дороги как жизненного пути человека, отображенные в «Перезвонах», описаны А. Тевосяном глубоко, проникновенно и подробно:

«…смачно-бренькающие перезвоны, как дойные коровы, привязаны к крестьянскому дому. Они обозначают ту часть земли, где на всю жизнь запомнился вкус парного молока и душно-сытной краюхи хлеба, «особый, в высшей степени дорогой мир» (В. Шукшин) детства, где все сливается в теплое, родное, материнское. Здесь, радуя и пугая, наравне с солнцем и тишиной, рождаются и живут сказки и присказки, усвоенные на всю жизнь заветы доброты, честности и скромности. Мир этот дарит ощущение праздника и радости. О нем тоскуешь всю жизнь, к нему безнадежно стремишься через все испытания. Отсюда берет начало дорога вдаль, в будущее, которое незаметно становится прошлым и, как вся прошедшая жизнь, умещается в одной короткой, как выдох, мудрости-поговорке. Из светлого края детства струит свои вечные воды Река Жизни».

«С Дорогой связан другой перезвон. Мечется по земле чья-то неспокойная судьба, летят весточки-звоны. Колокольчик под дугой в этой всеобщей симфонии жизни отмечает движение отдельного человека.

И все эти перезвоны -- знаки Событий, Дома, Дороги -- то сливаются в один грандиозный символический звон несущейся вдаль Птицы-Тройки, то вновь рассыпаются в отдельных звуках. У каждой судьбы свой голос, свой «звон». Один слышен далеко, другой гаснет, не успев родиться. Но есть судьбы, голос-колокол которых остается навечно в истории страны, народа, впитывает многие другие звоны».

С «Перезвонами» ассоциируются и вехи человеческой жизни: звоны свадебные, погребальные. Вспоминаются «Колокола» С. Рахманинова. Авторская ориентация на жизнь, на образцы устного народного творчества, а не на профессиональную письменную традицию -- также, образно говоря, «перезвоны».

Даже хоровое начало в музыке В. Гаврилина А. Тевосян, определяя как символ российской соборности, связывает с колокольностью как символом объединения в коллектив:

«В самом названии симфонии-действа [«Перезвоны»] резонируют множественность, продолжительность, гармония, а тем самым звуковой символ человеческой отзывчивости, со-чувствия, со-гласия, со-единения -- синоним традиционного для самых глубинных проявлений национальной культуры коллективного хорового начала».

Одной из важнейших составляющих критического музыковедческого анализа является символ преемственности «Перезвонов», как современного художественного произведения, с вечными ценностями, заключенными в артефактах древнерусского искусства как «со-звон» - резонанс душ истинных творцов вне временных расстояний:

«Есть, наконец, и грань, где название -- «Перезвоны» -- сходится с подзаголовком -- «по прочтении», где «перезвоны» акцентируют преемственность.

Особенно очевидно это в философски возвышенной «Молитве» (№ 13). Здесь царство отрешенной от бренного мира возвышенной духовности. Она словесно, жанрово, исполнительски контрастирует и с предшествующими и с последующими номерами сосредоточенностью мысли и господством сказанного Слова.

Неожиданно здесь включение текста из «Поучения» Владимира Мономаха: «Зачем печалишься, душа моя? Зачем смущаешь меня?»

Как объяснить столь неожиданную, на первый взгляд, вставку? По-видимому, для этого необходимо вспомнить, что согласно традиции древнерусской литературы мысли самого автора соседствуют в ней с цитатами из древних книг, описание событий -- с моментами автобиографическими, размышления о высоком и божественном -- с наставлением малым детям. «Поучение» Владимира Мономаха возникло по прочтении Псалма. «По прочтении» произведений русской литературы рождаются и некоторые произведения В. Шукшина («Забуксовал», «До третьих петухов» и другие).

Как их музыкально-поэтический отзвук строится и сочинение В. Гаврилина. Тогда «по прочтении» и «перезвоны» -- синонимы памяти, традиции и преемственности, синонимы нескончаемого пути жизни.

2. СИМВОЛЫ В ПОДЗАГОЛОВКЕ СОЧИНЕНИЯ

В. Гаврилин сопроводил свои «Перезвоны» подзаголовком: «по прочтении Шукшина».

Критические статьи о «Перезвонах» неоднократно проводят художественную параллель (литература - музыка) как символ «перезвона» с творчеством В. Шукшина, идеями которого, очевидно, навеяна музыка В. Гаврилина. А. Тевосян пишет: «Именно такие колокола обрамляют роман В. Шукшина «Я пришел дать вам волю». Всякий испокон веку на Руси, слышавший эти звуки, замирал, отрешался от обыденных забот, ибо звук колокола -- это знак События, которое, расщепившись на множество близких и далеких звонов, превращалось затем в одно общее коллективное «со-бытие».

Вот что писал композитор о близости художественного восприятия жизни между двумя творцами, работающими в разных жанрах искусства, но творящих, по сути, одно многоликое его произведение, даже не пересекаясь в физическом плане:

«Я не был знаком с Василием Макаровичем, хотя, казалось бы, должен был, -- где-то рядом, близко проходили наши пути. Он хотел, чтобы я писал музыку к фильму по его сценарию «Мой младший брат», но совместная работа не состоялась, не успели... Живет песня «Два брата» на слова Виктора Максимова, которая должна была войти в картину.

Еще раз я «встретился» с Шукшиным, когда Михаил Ульянов пригласил меня писать музыку к спектаклю «Степан Разин» по кинороману «Я пришел дать вам волю» в Театре имени Вахтангова. Из музыки к спектаклю в «Перезвоны» вошли два фрагмента - «Смерть разбойника» и «Ерунда».

А подзаголовок... То, что Шукшин исповедовал, над чем мучительно думал, постоянно отзывается во мне. Корни его искусства глубоко уходят в родную землю».

А. Тевосян в связи с этим высказыванием В. Гаврилина подчеркивает: «Емкий смысл этих слов -- путеводная нить в образном мире «Перезвонов», в ответах на вопросы: в чем они идут от Шукшина? В чем сказывается эта взаимосвязь (притом, что «Перезвоны» почти целиком основаны на текстах самого композитора)?».

Уже сам его ответ можно сформулировать как символ «перезвона» творческих сердец истинных художников: «По-видимому, есть какая-то глубинная, независящая от вида искусства близость взглядов, отношений к людям и жизни, нравственных позиций -- близость художественных миров, в основе которых правда, добро и красота».

Сам композитор писал о В. Шукшине и своем произведении: "Все написанное им предельно искренне, бескомпромиссно, полно любви к человеку и к родной земле. Об этом я приглашаю поразмышлять своих слушателей. Так и выстраивается «Действо»: начало и конец - трудная дорога. А в середине - свет. Он есть и будет в жизни всегда. И всегда будет любо выйти на простор, взглянуть, как велика и прекрасна русская земля. И как бы ни менялся мир, есть в нем красота, совесть, надежда".

А вот высказывание по этому вопросу музыковеда В. Белова: «Непростые и неоднозначные столкновения представлений о вечных и обновляющихся ценностях, о подлинной культуре народной и «псевдокультуре» -- все это было в прозе Шукшина, всем этим до краев наполнена гаврилинская музыка, перенастраивающая душу в лад возвышающей правде.

«По прочтении Василия Шукшина»... Обращение к себе и собственной жизни, высвеченное нравственными испытаниями, человеческими поступками, художественными свершениями другого, близкого по духу и уже легендарного человека,-- обращение к нему со своим Словом... Потому ни одной строчки в этом грандиозном хоровом сочинении из Шукшина. Музыка и слова родились в одной душе -- Валерия Гаврилина. С пронзительной неожиданностью открывается эта душа в сочинении композитора. Слова и музыка «Перезвонов» создавались одновременно. Такого особенного слияния музыкальной структуры и слов-образов, слово-звуковых характеристик нельзя и представить себе сочиненными не самим автором».

Кроме очевидных параллелей с литературным творчеством В. Шукшина А. Тевосян вскрывает «перезвоны» с крупными произведениями выдающихся творцов западной и русской музыки, находит глубокие связи с ними сочинения В. Гаврилина в сфере философского осмысления мироздания.

Он пишет: «Сам подзаголовок «По прочтении» невольно вызывает в памяти симфонию «По прочтении Данте» Ф.Листа и кантату «По прочтении псалма» С.Танеева. Общее в них -- высокий философский строй «жанра», осмысление вечных проблем бытия. Особенное -- в обращении Гаврилина к писателю-современнику, в чем выразилась дань благодарности художнику, творчество которого «дает большую моральную поддержку».

И еще одна аналитическая находка А. Тевосяна, характеризующая углубленность взгляда выдающегося музыковеда на выдающееся художественное слияние («со-звон») В. Гаврилина-В. Шукшина:

«Между двумя половинами подзаголовка возникает гигантское смысловое напряжение. Имя Шукшина вслед за высоким слогом «по прочтении» освещается новым светом, ибо композитор читает Шукшина как исследователя человеческих нравственных ценностей, философа, для которого, по его собственному признанию, «нравственность есть Правда».

«Зрелого Шукшина… волнуют история, судьба России, а потому творчество его знает один главный сюжет и одну главную тему. Этот сюжет русский национальный характер на разных этапах истории народа; эта тема «смысл человеческой жизни», вечная борьба добра и зла, размышление о том, как надо жить и как надо умирать. Известны слова, записанные Шукшиным незадолго до его кончины. Это -- жизненное credo художника: «Не теряй свои нравственные ценности, где бы ты ни оказался... Русский народ за свою историю отобрал, сохранил, возвел в степень уважения такие человеческие качества, которые не подлежат пересмотру: человечность, трудолюбие, совестливость, доброту... Мы из всех исторических катастроф вынесли и сохранили в чистоте великий русский язык... Уверуй, что все было не зря: наши песни, наши сказки, наши неимоверной тяжести победы, наши страдания -- не отдай всего этого за понюх табаку... Мы умели жить. Помни это. Будь человеком».

С ними перекликаются и слова В. Гаврилина: «Мне хочется, -- говорил он о «Перезвонах», -- раскрыть слушателям сокровищницу житейской мудрости, заключенной в произведениях народного творчества, привлечь внимание к таким важным моральным категориям, как верность, долг, совесть, честность и неподкупность...». Именно этот сокровенный смысл, помноженный на изобретательность фантазии и искренность высказывания художника, раскрылся в «Перезвонах» и вызвал в жаждущих сердцах слушателей живой отклик.

Искусство действенно лишь тогда, когда в нем есть главное,… когда в нем бьется трепещущая душа и мысль художника, гражданина, мучительно постигающая этот мир. Эта подлинность свойственна художникам, имена которых соединились в «Перезвонах».

3. ЖАНРОВЫЕ СИМВОЛЫ ХОРОВОЙ СИМФОНИИ-ДЕЙСТВА «ПЕРЕЗВОНЫ»

Символичен и синтетический жанр произведения. Хоровая симфония-действо, как назвал ее автор -- необычное жанровое обозначение, но при этом совершенно определенное. В этом убеждает анализ составляющих синтетического жанра сочинения - хор, симфония, действо.

1. Главное действующее лицо сочинения - хор. Из инструментов участвуют лишь гобой и группа ударных. Здесь и «массовые сцены» с элементами хорового театра, и театральный монолог, и сольные вокальные номера, дуэты и трио с хором, хоры a-cappella и в сопровождении инструментального ансамбля и одинокая, как тоскующая человеческая душа, дудочка. Хор в "Перезвонах" одновременно солирует и исполняет функцию инструментального аккомпанемента, декламирует текст, скандирует отдельные слова, наконец, подразумевается его сценическое движение и жестикуляция.

Таким образом, во-первых, вокально-хоровое звучание как основа музыкального выражения в произведении рассматривается композитором как символ основного способа художественного самовыражения человека, рожденного самой практикой жизни в глубине веков, непрерывно развивающегося и активно существующего в современности.

Во-вторых, вокальное исполнение музыки во всех его видах - сольное, ансамблевое, хоровое - композитор декларирует в своем сочинении как символ самого истинного и непосредственного выражения человеческих мыслей и эмоций.

«Я стал понимать, - говорит композитор, - что вокальная музыка все-таки прародительница всей музыки и человеческий голос -- это первый носитель музыки. Трудно представить, как бы сохранялось музыкальное искусство из века в век, если бы человек не имел каждую минуту наготове этот замечательный инструмент, который не нужно приобретать, не нужно, в общем-то, учиться долго им пользоваться, он всегда готов к действию. Это инструмент, который передает все человеческие настроения, все человеческие волнения так, как ни один другой инструмент. Человеческий голос -- это тот инструмент, которым меряют красоту инструментов рукотворных. Кроме того, поскольку я хотел, чтобы моя музыка была более доступна, более понятна, то, естественно, вокальная музыка дает для этого больше возможностей. Благодаря присутствию слова, благодаря известному консерватизму музыкальной интонации, она понятнее широкому слушателю, а это все-таки для меня остается самым главным»...

2. Жанр симфонии привнесен автором в заглавие своей огромной вещи также не случайно. Это, очевидно, символ высоких философских обобщений и многозначности, многоликости музыкально-поэтических образов, заложенных в ней.

Здесь присутствуют и переклички («перезвоны») между далеко отстоящими друг от друга частями и темами; и контрасты содержания и контрасты приемов звукового письма; и сложнейшие «техники» хорового изложения (по словам профессора Владимира Минина, «Перезвоны» -- это школа хорового искусства»); и драматургическое напряжение в слове, в музыке, внутреннем «сюжетном» действии или действии сценическом в буквальном смысле этого слова -- артисты перестраиваются по ходу музыкального развития хоровой симфонии, чтец присутствует все время на сцене, вступая, по руке автора, в развертываемые музыкой события.

По поводу столь необычного синтеза в определении жанра произведения и составляющих его компонентов сделано немало точных наблюдений. Вот высказывание самого В. Гаврилина: «Шостакович называл симфонию царицей музыки. Но ведь только в последние полтора-два века инструментальные жанры стали доминирующими. Многие тысячелетия царствующим был голос, сольное и хоровое пение. И музыка сохранялась и переделывалась именно благодаря голосу -- инструменту, который всегда с нами, при нас. Назвав «Перезвоны» симфонией-действом, я хотел подчеркнуть высоту хорового сочинения».

«Перезвоны» В. Гаврилина, по словам А. Тевосяна, «при внешней безыскусности и простоте» таят «подлинную духовность и глубину. Из пестрой мозаики картин, как из отдельных голосов, складывается грандиозная многоплановая фреска… И это не случайно. Ведь композитор шел не от готовых жанровых канонов, но от возникшего перед его мысленным взором и слухом грандиозного образа».

«В „Перезвонах" я слышу голос народной жизни во всем ее разнообразии, -- писал Василий Белов. - Развернутые, очень сложные для исполнения и, одновременно, простые, естественные для слушательского восприятия части хоровой симфонии занимают два отделения концерта -- полтора часа музыки! Но протяженность во времени ощущается здесь не как «длина», а как грандиозное поле необычайного духовного напряжения, так характерного для симфонического жанра».

А. Тевосян: «Гаврилин выделил древние хоровые истоки и симфонию как знак высоты жанра, в современной музыкальной культуре -- высоты предельной. Определяется она, прежде всего, масштабностью и концепционностью, многосоставностью жанра, его поэтикой.

Вместе с тем, в «Перезвонах» -- и это подчеркнуто словом «симфония» -- представлены не сами бытовые жанры или сюита картин народной жизни, «прямые» (бытовые) жанры не просто переносятся в симфонию, но «изображаются» в ней. В такой ситуации составное обозначение жанра неизбежно, но каждое из определений высвечивает лишь какую-то одну грань жанрового синтеза.

В музыке вокально-хоровые жанры «видят» мир совсем не так, как инструментальные, малые -- иначе, чем монументальные. Жанр накладывает ограничение не на то, что отображает искусство, а на то, как оно это делает. Поэтому когда композитор пошел не от жанра, а от прочтения Шукшина, от правды, от противоречивой сложности жизни, захотел показать переплетение в ней конкретного и обобщенного, -- он неизбежно пришел к соединению многих жанров. Это, в свою очередь, обеспечило ему высшую «жанровую свободу».

Грандиозность и масштаб идей, заложенных в «Перезвонах» и убеждающих в символичности их жанра как симфонического емко и точно передается в следующем высказывании А. Тевосяна:

«В «Перезвонах» В. Гаврилин стремится единым взором охватить Вечность и Время, историю Руси и жизнь отдельного человека. Отсюда и единство и взаимодополняемость частей, законченность каждой и их связанность между собой, многообразие жанров отдельных номеров и высшая жанровая свобода целого.

Современный художник В. Гаврилин рассматривает историю и мир как «историю души» народной и мир души человеческой. Вечность и Время меняются местами. Там бренная человеческая жизнь на фоне неподвижной вечности, здесь -- течение жизни, включившее фрагменты этой вечности: народные традиции, жанры, образы и приближающиеся к «простым законам нравственности» «вечные человеческие ценности».

История и мир души человеческой предстали здесь и как громадная вселенная, и как «со-гласный» с хоровым звучанием целого отдельный звон. В этом видится внутреннее обоснование хорового начала, истинная традиционность и новаторство жанра».

3. «Перезвоны» как массовое народное действо также предстают в качестве многозначного символа древности, воссозданной на новом витке современного искусства.

Первый из них - идущий из глубины веков жанр массового действа как способа «общения» с высшими силами, заклинания от бед и несчастий, непременно присутствующего в жизни народа в особенно важные моменты жизни, во время народных праздников перед и после уборки урожая, свадеб и похорон и т.п.

«В „Перезвонах" я слышу голос народной жизни во всем ее разнообразии, -- писал Василий Белов. -- Слышу отзвуки древних языческих заклинаний, причетов, свадебных и праздничных песнопений, чуется в них ярмарочное многоцветье и мощь колокольных благовестов».

А. Золотов, развивая эту мысль под углом зрения современного искусства, пишет: «Хоровая симфония-действо, с одной стороны, восходит к древним синкретическим истокам искусства, с другой, -- вбирает, прежде всего, черты вокально-хоровых жанров, причем на том их уровне, которого они достигли в современной музыкальной культуре, тяготеющей к взаимопроникновению академического и фольклорного направлений, диалогу концертных и театральных форм».

Удивительный ракурс обозначенного тезиса приоткрывает в своей статье А. Тевосян. Он пишет о действе как емкой действенности словесно-музыкальных образов «Перезвонов» на слушателя благодаря, во-первых, их зримости, и, во-вторых, их способности, проникая в подсознание слушателя, вызывать к жизни ассоциации, вызванные генетикой национальной принадлежности:

«Перезвоны» как хоровое действо -- тема самостоятельная, но есть в ней один аспект, имеющий непосредственное отношение к нашему разговору. Связан он с общим для Шукшина и Гаврилина умением средствами одного только своего искусства вызывать в воображении читателей и слушателей всю полноту переживания действительности. Идущее от полноты и правды жизни, оно, аппелируя к памяти слушателей, как бы вновь возвращает их к этой правде и полноте».

А. Макаров, описывая творческий метод В. Шукшина, писал: «У Шукшина описания почти отсутствуют, даже портретные; так, бросит одну деталь, но речь персонажа так выразительна, что человек живет и виден. И суть… в каком-то волшебстве диалога -- люди обмениваются малозначительными фразами… а за фразами, скорее словами, видишь человека, характер. В связи с этим исследователи пишут о созданной им своеобразной «словесно-зрелищной форме».

«Перефразируя сказанное о Шукшине, - говорит А. Тевосян, - можно отметить, что в сочинениях Гаврилина «словесно и музыкально выраженная часть» -- это только верхняя, выступающая часть айсберга. Большая -- в неизведанных пучинах человеческой памяти, которая, действуя подобно изменяющемуся фокусу объектива, непрестанно смыкает и расслаивает близкие и дальние, верхние красочные и внутренние сущностные сферы. Отдельное проникается всеобщим, временное -- вечным, конкретное -- символичным.

Об особой зримости музыкальных образов В. Гаврилина критика писала неоднократно. Не раз цитировались и авторские слова: «Когда я пишу, я представляю людей, картины». Сказанное в полной мере относится и к «Перезвонам». Сочинение написано для Московского камерного хора и посвящено художественному руководителю коллектива В. Минину. В «Перезвонах» реализовалась мечта композитора: «Где-то, в перспективе, чудится хор-театр, рождение новых жанров и форм хорового музицирования».

Элементы хорового театра (изменения расстановки хора, его функций и т. д.) занимают в сочинении заметное место. Хотя «склонность к театрализации, по словам А. Тевосяна, видится скорее не во внешних моментах, а в самом музыкальном языке В. Гаврилина, его удивительной способности с помощью незамысловатых интонаций, бытовых жанров (частушка «под язык», припевки, вальс, кадриль и т. д.), то есть на основе повседневной музыкальной речи подниматься до обобщений огромной силы и одновременно достигать тонкого психологизма. Сама опора на жанр моментально включает многообразный, и не только музыкальный, жизненный опыт слушателей, в том числе и их зрительные ассоциации».

«Именно поэтому, - продолжает А. Тевосян, - можно говорить о наличии в «Перезвонах» адекватной жанру хоровой симфонии-действа «словесно-музыкально-зрелищной» или иногда «музыкально-зрелищной формы». Вырастает она не из механического сцепления различных жанров, но коренится в поэтике самого сочинения. И здесь в музыке Гаврилин достигает того же эффекта, что и Шукшин в слове. Поэтому театральность «Перезвонов» отнюдь не внешняя -- перестановки хора, пространственные эффекты, включение зала как «пространства соучастия», «описание» героев и места действия, но внутренняя, обусловленная многослойностью драматургии, диалогичностью музыкальной речи. В ней отчетливо различимы: авторская интонация, речь героя и враждебных ему сил, его воспоминания и размышления, отдельные проникающие в партитуру звуки самой жизни».

4. СИМВОЛЫ В КОМПОЗИЦИИ «ПЕРЕЗВОНОВ»

Глубокие символы заключены в многослойной композиции произведения. Композиция «Перезвонов» В.Гаврилина сложная, многозначная. Перед внутренним взором покидающего жизнь человека проходит все, что он любил, познал, что осталось для него загадкой. Герой «Перезвонов» -- человек из глубин народной жизни, но круг мыслей и чувствований его мог бы быть выражен словами П.И. Чайковского (запись в его Дневнике от 21 сентября 1887 года): «Как жизнь коротка! Как многое хочется сделать, обдумать, высказать! Откладываешь, воображаешь, что так много еще впереди, а смерть из-за угла уж и подстерегать начинает... Жизнь с ее суетой проносится, и не знаю, успею ли я высказать тот символ веры, который выработался у меня...»

«Перезвоны» В. Гаврилина были названы критиками притчей, которая, по определению Д. Лихачева, есть «как бы образная формулировка законов истории».

Таким образом, сам стиль высказывания в этом произведении укладывается в стиль и форму притчи, как наиболее емкую и, одновременно, предельно ясную и понятную форму донесения глубоких философских смыслов, что, в свою очередь, делает все произведение ее символом.

Анализируя «шукшинский» подход В. Гаврилина к построению сюжетной линии «Перезвонов», А. Тевосян отмечает его сходство с приемами древнерусской литературы, в произведениях которой, как правило, внутри эпического целого содержится целый ряд отдельных самостоятельных частей-произведений.

Он пишет: «Сюжет либо отходит на второй план, либо исчезает вовсе, что созвучно высказанному в последние годы Шукшиным: «Неодобрительно отношусь к сюжету... лично я старался рассказать про душу, а не про внешнюю биографию, внешние события». И даже в тех случаях, когда определенная сюжетная линия и сюжетные связи между номерами все же остаются, не они составляют главное. Теперь уже не симфонизм как последовательно-драматургическое развитие материала, но «анфиладный принцип» древнерусской литературы, когда масштабная форма образуется присоединением отдельных законченных частей-произведений, затем сливающихся в «общий эпос», -- определяет пафос драматургии и композиции целого».

Анализируя драматургический план сложного произведения В. Гаврилина, А. Тевосян подчеркивает его кинематографичность:

«Художественное исследование мира человеческой души в «Перезвонах», как и в некоторых других произведениях В. Гаврилина, тяготеет к ретроспективной драматургии. Начинается действие с высшей, итоговой точки («Весело на душе», «Смерть разбойника»). Уже в этих первых двух частях слух завораживает непредсказуемость переходов от одного эпизода к другому, а центр внимания постепенно переносится на пристальное постижение сущности эпизодов».

По определению А. Тевосяна, В. Гаврилин в контрастной двухчастной композиции своего произведения предлагает увидеть в «Перезвонах» символ «разломанной посередине Книги Жизни», где символически заложены такие вечные категории, как высшее (Небо) и низшее (Земля), начало (Жизнь) и конец (Смерть), светлое (Добро) и темное (Зло), человеческий путь между ними (Дорога).

Он пишет: «Обрамляющие номера -- «Весело на душе» и «Дорога» (№ 1, 16) -- подобны потемневшему переплету или заставке, где множество причудливых картин, эмблем и виньеток. Здесь еще царствует хаос мирозданья. Отдельная человеческая жизнь, как и потемневшая от времени Книга, еще не отделена от предшествующих и последующих, от многих других жизней. Однако уже положены ее пределы: Небо и Земля, Жизнь и Смерть, Добро и Зло. Между ними тянется Дорога.

Следуя авторской интерпретации этого образа, человечество «вступает на путь жизни и идет по нему упрямо, с верой, с грехом, и каждого человека ожидает конец, но люди продолжают идти, дорога эта вечная, тяжкая, но почему-то необходимая.

Главный сюжет «Перезвонов» можно назвать притчей о смерти благородного разбойника. Он начинается с конца - на пороге смерти героя. По признанию В. Гаврилина, «Перезвоны» создавались «под большим впечатлением» от «Севастопольских рассказов» Л.Толстого, в одном из которых Л.Толстой описывает образ солдата, погибающего во время атаки. В последние секунды он вспоминает всю жизнь".

Символ возвращения в памяти к детству, отчему дому довольно часто звучит и в прозе Шукшина. В «Слове о „малой родине"» он пишет: «Когда буду помирать, если буду в сознании, в последний момент успею подумать о матери, о детях и о родине, которая живет во мне. Дороже у меня ничего нет». Также, как и Шукшин, мог сказать о себе лирический герой «Перезвонов» в последний час своей жизни.

Вот как образно описывает символы композиции «Перезвонов» А. Тевосян: «А жизнь эта проста, как глядящее вдаль на заходящее солнце окошко крестьянской избы, распахнутые с восходом и притворенные с закатом две его схожие и различные половинки. Как начала и концы этой Жизни, как две равные створки перекликаются симметричные фрагменты «Перезвонов» («Смерть разбойника» и «Матка-река», № 2 и 14). Здесь сходятся воедино высшая «трагическая красота жизни» (В. Белов) и гармония композиции. Просты и еле приметны, как в куплетах народной песни, ненарочитые изменения звучащих в них слов: «С неба глянет солнце, сядет матушка за оконцем» (№ 2) -- «В небе гаснет солнце, скрылась матушка за оконцем» (№ 14); «С неба спущено письмо, не прочитано оно, а когда прочтется, в небе матушка улыбнется» (№ 2) -- «С неба спущено письмо, распечатано оно, никем не прочтется, к божьим ангелам возвернется» (№ 14). Гаврилин приходит здесь к шукшинскому «смещению акцентов» -- «главное (главную мысль, радость, боль, сострадание) -- не акцентировать, давать вровень с неглавным». Жизнь начата и кончена, и вся мудрость ее уложилась в сделанное людям добро, посаженное дерево, спетую песню, в немудреные поговорки, пословицы, считалки -- одну притчу о жизни благородного разбойника.

И в музыке Гаврилина все, казалось бы, так же просто, как могло быть в крестьянской жизни, но в профессиональном искусстве стало возможным после открытий М. Мусоргского, И. Стравинского, Г. Свиридова, в литературе -- после «деревенской прозы», после нелукавых перед собой прозрений В. Шукшина».

Но судьба героя не просто жизнь и смерть где-нибудь в глухом тихом углу, но жизнь и смерть на дороге, в самой ее круговерти. С этого и начинается сама притча: «Ой, да схороните меня, братцы разбойнички, да между трех дорог, в перекресточке». Отсюда и лежащая на всем печать первозданного хаоса и многоликости. Поэтому так и напоминает разломанную надвое Книгу композиции «Перезвонов». В первой половине (№ 2--9) -- Начало, Свет, Утро, Весна, Детство, Праздник; во второй (№ 10--15) -- Ночь, Тьма, Зима, Старость, Смерть».

5. ОБРАЗЫ-СИМВОЛЫ ОТДЕЛЬНЫХ ЧАСТЕЙ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

Саму драматургическую ткань произведения пронизывают образы-символы пламени свечи, петушиного крика, Дудочки, Матери-Родины, Матери Небесной, матери земной, Матки-реки, Дороги, Жизни, увиденной героем в предсмертный час в одно мгновение. А. Тевосян определяет образы «Перезвонов» как глубокие философские символы, «организующие» быт и жизнь человека в Бытие, определяющие высокие Смыслы этой жизни:

«Вечер» (№ 8), «Ночью» (№10), «Белы-белы снеги» (№12) - уже не хронологические подробности бытописательного сюжета, но, как и в природе, глобальные вехи человеческого бытия.

Пламя свечи (№14) как свет жизни, отраженное зеркалами веков, мерцая и теплясь, вбирает символику языческих погребальных обрядов.

Пенье петуха (№ 10, 14), проклюнувшееся, по-видимому, из повести Шукшина, из лукавой выходки, звукоподражательной «ерунды», возвышается до библейски-евангельских и русских сказочных параллелей.

Многочисленные в сочинении звоны колоколов, курантов и колокольчиков знают историю страны и «звонкие судьбы», праздники и войны, Дорогу и Дом, высокую колокольню, изгнание, лишение языка, вершины русской художественной и публицистической литературы, искусства, музыки.

Рядом с этими символами реалий повседневной жизни -- ярмарка, площадь, околица и деревенская изба, пластический жест танца и изысканный орнамент народного костюма, -- они тоже хранятся в памяти человека».

Вырезанная из тростника и одухотворенная человеческим дыханием дудочка (№ 3, 7, 15) говорит и думает по-людски, но помнит шуршанье ветра и посвист птиц, голоса сказок и сметливые пальцы Ивана-дурака».

Один из критиков назвал неоднократно появляющийся в контексте целого тему-символ - Дудочку В. Гаврилина -бессловесным, но много говорящим «голосом души главного героя» произведения.

Образу Дудочки как символу души главного героя сочинения огромное место уделено в анализе «Перезвонов» А. Тевосяна:

«…образ лирического героя -- доброго заступничка и разбойника, странного шукшинского «чудика», «дурачка» и крепкого мужика, грубого и нежного одновременно. Таковы и два его лика, два его голоса -- тенор и бас (чтец), возвышенный и приземленный, детский и взрослый, певучий и говорящий -- полетный голос мечты и тяжелого мудрого знания.

Есть у них и «общий знаменатель» -- их «общая душа». Это -- «дудочка». Ее негромкая песня-разговор, песня-плач печальна и проникновенна. Она как будто все время силится, но не может вырваться из своего бессловесного плена.

Только в начале второй половины «Перезвонов» («Ночью», № 10) мы узнаем слова ее песни. Это -- слова Матери. Они то ли сопровождают человека через всю его жизнь, то ли как слабеющий голос пунктиром намечают разорванные отдельными картинами-воспоминаниями последние ее мгновенья. В любом случае это -- лейтмотив размышлений, воспоминаний человека:

- Скажи, скажи, голубчик, скажи, кудрявый чубчик, что ты поешь?

- Скажи, скажи, голубчик, скажи, кудрявый чубчик, где ты живешь?

- Скажи, скажи, голубчик, скажи, кудрявый чубчик, что не заснешь?

Трижды звучит «Дудочка» (№ 3, 7, 15), вспоминая, предвосхищая три вопроса. На три главных вопроса и пытается ответить человек на пороге смерти, предъявляя как единственную свою драгоценность и оправдание всю прожитую им жизнь.

И, наконец, образы Родины, Души и Совести как проявления и символы истинно русского национального характера в произведении В. Гаврилина заявляют о себе особенно выпукло и значительно как символы вечных, непреходящих человеческих ценностей на фоне кардинально меняющейся в сторону преклонения перед чуждыми (западными) ценностями - целесообразности и сиюминутной выгоды, - так характерными для современной российской действительности.

«Перезвоны», - пишет О. Белова, - звучат, как громкий набат, взывающий к совести, к памяти, к человечности: береги, не убей в себе духовное, не завидуй лукавым и преуспевающим, твори добро, возлюби красоту».

«Родина, Душа и Совесть -- главные источники красоты, правды и добра, три главные нити, связывающие человека с его народом, - вторит А. Тевосян, анализируя три ипостаси образа-символа Матери во втором, десятом, тринадцатом, четырнадцатом номерах «Перезвонов»:

«Олицетворением этой красоты становится для человека его самая «малая родина», его Мать. Она незримо сопровождает его через всю жизнь, через все его «перезвоны». Образ ее предельно обобщен и для каждого конкретен. Он мельчайшее звено и символ связи человека с народом, родиной и природой.

Различны и едины лики [символы] Матери в «Перезвонах».

Первый лик [символ] -- «Мать-небесная», воплощение света и доброты, той реальной земной веры, что ведет и хранит человека в его нелегком пути (№ 2, 14).

Второй лик [символ] -- реальная мать в беседе с сыном («Ночью», № 10).

Как в жутком сне этому образу противопоставлен агрессивный образ [символ] Страшенной бабы (№ 11) со сворой нечистой силы. И хотя в этом номере борьба добра и зла (в отличие, скажем, от исповедальной «Молитвы», № 13) постепенно переводится в сказочно-юмористический план и уподобляется детской игре, Страшенная баба запечатлевается в нашей памяти не просто как Баба Яга из старинных сказок и отнюдь не как добрая чудаковатая старушка в современных ее интерпретациях, но как обобщенный образ зла наступательного, человеконенавистной воительницы.

По-видимому, отнюдь не случайно здесь возникают отчетливые аллюзии «Полета валькирий» Вагнера.

Третий лик [символ] -- стихийная и могучая «Матка-река» (№ 14), передающая из поколения в поколение негасимый «свет жизни» (А. Платонов).

И над всем царит великий охранительный дух материнства. Вспомним и дудочку, которая рождена природой, сотворена человеком и звучит голосом матери. Теперь она -- совестливая, добрая, поющая душа сына.

жанровый символ хоровой симфония

ЛИТЕРАТУРА

1. Белова О. Валерий Гаврилин // Композиторы Российской Федерации: Сб. статей. Вып.3 / Ред.-сост. В. Казенин. - Москва: Сов. Композитор, 1983. - С.3-38.

2. Валерий Гаврилин О музыке и не только…Записи разных лет / ост. Н.Е. Гаврилина и В.Г. Максимов. - СПб.: Композитор, 2003. - 344 с.

3. Гаврилин В. Услышать музыку в душе…: Монолог с отступлениями // Литературная газета. 24 апреля 1985 г. - С.8.

4. Золотов А. Гаврилинские перезвоны // А. Золотов. Листопад, или в минуты музыки. - Москва: Сов. Композитор, 1989. - С. 187-199.

5. Кухта Т.Л. Композитор Валерий Александрович Гаврилин Музыка в школе. - 2007. - № 5. - С. 4-14.

6. Тевосян А. По прочтении Шукшина (Хоровая симфония-действо «Перезвоны» В. Гаврилина) // Музыка России. Вып. 7. - М., 1988. - С.238-255.

7. Этот удивительный Гаврилин / Составление Н.Е. Гаврилиной. - СПб.: Издательство «Журнал «Нева», 2002. - 304 с.

Размещено на Allbest.ur