Философские исследования зарождения языка при помощи метафорического принципа

Так что же именно такое метафора? Говоря кратко, метафора - это новое инструментальное значение. Во втором случае говорящий “изобретает” это новое значение, так как именно оно поможет ему выразить то, что не может выразить уже наличествующий набор инструментов. В первом же случае новое инструментальное значение “изобретает” слушающий. Язык - социальный инструмент, использование которого направлено на успех, поэтому если собеседник чего-то не понимает, он либо спрашивает, и тогда здесь происходит процесс обучения новому инструментальному значению, либо “додумывает” сам, находя наиболее оптимальное для данной языковой ситуации значение. Здесь следует обговорить несколько моментов.

Во-первых, что является критерием того, насколько новое инструментальное значение является оптимальным как для данной ситуации, так и для слова в целом. Когда человек пытается выразить мысль, он находит слова, признаки значений которых совпадают больше всего. И сейчас речь идет не о метафорах, но о обычном словоупотреблении. У человека есть мысль, образ, идея, которая имеет некоторый набор признаков, некоторое содержание. Человек ищет нужное слово с нужным значением, с которым есть наиболее эффективное совпадение с содержанием мысли. Я пишу все это для того, чтобы подчеркнуть, что речь не идёт о буквальном смысле. Так вот, когда человек использует метафору, это происходит в результате того, что у говорящего нет привычного значения для данного мысли, которую он пытается выразить, и он начинает искать слово, у значений которого с новым значением, возникшим в мысли, будет как можно больше “семейных сходств”. Этим определяется то, хорошая ли получившаяся метафора или плохая. И если данное новое инструментальное значение имеет достаточно “семейных сходств” со значениями, известными собеседнику, то метафора будет успешной, или “хорошей”. В ином же случае метафора “плохая”.

Во-вторых, следует заострить внимание о том, что метафора, о которой сейчас идет речь, является совершенно новой. Новой не в плане всего языка, но знаний собеседников в данный момент. Именно в такой ситуации метафора является моментом образования нового инструментального значения. Назовем этот тип метафоры просто - “новая метафора”. Однако помимо “новых метафор”, существуют ещё два других типа: “старые” и “стертые”. “Старые метафоры” - это метафоры, уже известные тому, кто их воспринимает. То есть если до этого для вас метафора “Сессия - это дождь” являлась новой, то сейчас, в данный момент вашего восприятия, она уже является “старой”, потому что новое инструментальное значение уже было образовано, а сейчас вы его просто вспоминаете. То есть “старая метафора”, по нашему определению, уже и не метафора вовсе. А что же тогда это? “Старая метафора” - это воспроизведение непривычного инструментального значения. Здесь очень важно обратить внимание на слово “непривычного”. Дело в том, что если бы вышеупомянутая метафора начала использоваться в кругу людей, с которыми вы постоянно общаетесь, то вы начали бы постепенно привыкать к данному инструментальному значению. Особенно быстро данный процесс проходил бы, если бы данная метафора была бы изобретением такого нового инструментального значения, которое отражало бы совершенно новое явление, о котором мы тогда не могли бы сказать никак иначе. Чем чаще слово используется с новым инструментальным значением, тем привычнее это значение становится, и тем менее “метафоричным” становится использование слова. В конце концов, если метафора оказалась достаточно хороша, она переходит в статус “стертой” метафоры. “Стертые метафоры” - метафоры, которые уже не воспринимаются нами как таковые. “Ножка” и “спинка” стула, “основание” теории, “употреблять” слова - все это “стертые метафоры”. Все они раньше были обычными метафорами, однако в процессе использования и в силу того, что это были хорошие метафоры, они стали привычны настолько, что перестали восприниматься как нечто новое, нечто непривычное.

В-третьих, следует понимать, что инструментальные значения - это не просто набор признаков. Слова используются, в результате чего и появляются новые значения. Под использованием можно понимать многое, поэтому в данной ситуации легче будет начать с образного объяснения.

Как уже говорилось выше, использование слов приравнивается к использованию инструментов. Поэтому логичным будет представить весь язык как набор инструментов. Каждое слово - это отдельный инструмент, со своими функциями (инструментальными значениями), некоторые инструменты могут объединяться в группы (гаечные/газовые/универсальные ключи). Если мы встречаемся с привычной задачей, то мы используем привычный набор инструментов, например, надо забить гвоздь - мы берем молоток. Причем молоток мы используем не только для одного типа гвоздей, и не для гвоздей только - вправить выпавшую из пазов ножку стула, вбить в землю кол, пригрозить кому-нибудь. Однако иногда нам встречаются совершенно непривычные задачи, для которых у нас нет привычных инструментов, или они просто не предусмотрены. Например, колка орехов. Представим, что в нашем инструментарии нет подходящего инструмента, предназначенного для того, чтобы расколоть орех, хотя бы потому, что мы никогда ещё не кололи орехи. И именно в этот момент начинается метафора. У нас есть большой набор инструментов, однако мы выберем тот, который подойдет для поставленной задачи наилучшим образом. И таким инструментом будет молоток. Естественно, любой другой инструмент можно было бы попробовать для решения новой задачи, однако именно этим и определяется, является метафора хорошей или плохой. В принципе, для колки орехов мы могли бы использовать микроскоп, но вряд ли это было бы наилучшим выбором. Однако если бы в нашем ящике для инструментов не нашлось бы молотка, то нам пришлось бы выпутываться более изощренными способами.

В случае с молотком и орехом был продемонстрирован процесс образования простой и эффективной метафоры. Вскоре эта метафора станет старой, а потом может и вовсе стереться, и тогда мы всегда будем бить орехи молотком. Таким образом у молотка появится очередное равноправное инструментальное значение. Однако задачи не всегда бывают такими простыми, когда выбираемый нами инструмент имеет практически все необходимые признаки. Бывает, что приходится проявлять больше изобретательности. Например, использовать спичечный коробок для измерения длины чего-либо. Или использовать кружку для того, чтобы нарезать круги из теста. Здесь использование инструментов не является таким очевидным, как с молотком, однако в то же время подобные “инструментальные значения” очень хорошо прижились. Данные примеры показывают, что метафора - это не просто нахождение “семейных сходств” как признаков объекта. Использование слова с соответствующим инструментальным значением являет собой действие, именно использование выбранного набора признаков. И момент использования включает в себя то, как это используется, то есть правила использования. И эти правила усваиваются именно за счет обучения, основанном на повторении и исправлении ошибок. Например, мы можем использовать слово “закат” для обозначения старости: “закат жизни”, “на закате жизни” и т.д. Однако если мы скажем подобное человеку, который это услышит в первый раз, он может не понять правила использования слова “закат” с таким инструментальным значением. По сути дела, это повторяет первую ситуацию непонимания, когда не понимает воспринимающий, что приносит в результате новую метафору. Итак, собеседник мог не понять правила использования слова “закат” в нужном ключе и начать употреблять его с ошибкой, говоря, например, “закат ужина”. Это является метафорой, потому что слово было употреблено по новому правилу, по которому оно ещё не употреблялось, в результате чего было образовано новое инструментальное значение. Однако говорящий может поправить собеседника, чтобы уточнить правило, и тогда собеседник усвоит новое значение в верном ключе.

Таким образом, инструментальное значение заключается не в наборе признаков, так что получается, что у слова есть несколько “буквальных” значений, но в действии слов, в процессе и образе их использования. Говоря образно, инструментальные значения - это области применения слова. Признаки - как “семейные сходства”, так и нет - являются границами данных областей. Они одновременно ограничивают действие конкретного значения, но в то же время направляют этого. Поэтому важно понимать, что метафора - это не просто новая группа признаков, но именно область особой формы, конструируемая по особым правилам. Если всё вышесказанное облекать в одну фразу, то метафора - это использование слова по новым правилам. Возвращаясь к нашему образу языка как ящику для инструментов, мы не просто находим в инструментах признаки того или иного их использования, но и начинаем использовать их по новым правилам. Кружка предназначена для того, чтобы из неё пить, но мы придали ей функцию формы для кусков теста.

Кроме того, новые правила могут применяться не только к тому, что уже имеет хоть какое-то правило использования. Если мы берем палку и делаем из неё меру длины, и при этом мы не делали раньше ничего подобного, то это также является метафорой, потому что мы придали данной палке новое (предна)значение. Если мы берем два предмета и сочетаем их таким образом, что они становятся новым одним, и при этом данного сочетания раньше не производилось - это тоже метафора. Потому что в данном случае также происходит образование нового правила, пусть даже до этого и не было никаких правил. Как должно быть уже ясно, я веду к вопросу образования новых слов. Однако данный вопрос еще больше отдаляет нас от обычного понимания метафоры, что может привести к серьезным путанице и недопониманию. Поэтому считаю необходимым перейти к следующей части нашего исследования, касающейся понятия “метафорический принцип”.

3.4 Метафорический принцип

Прежде, чем сразу начинать с объяснения того, чем же является метафорический принцип, следует сначала разобраться с вопросом, каким образом словообразование может содержать в себе метафорический элемент. Начнем с простого.

Существуют общепринятые правила словообразования. Самое простое - это прибавление одного корня слова к другому. Например, “ногостол”. В данном случае мы соединили два разный слова в одно, которое, и здесь я вынужден опираться на свой массив языкового знания, ни разу до этого не было употреблено. Как мы уже говорили, метафора связана с образованием нового инструментального значения, а значит и нового правила. В данном случае мы не можем говорить ни о каком инструментальном значении, потому что у данного слова до данного момента его употребления и до сих пор не было никаких значений в принципе, и потому, что я до сих пор не научил вас, моих собеседников, правильному употреблению данного слова. Если говорить о правиле, то может показаться, что данное слово следует уже существующему правилу, правилу словообразования. Однако это будет неверно, потому что правило, по которому слово действует, отличается от правила, по которому оно было образовано. Но не следует отрицать факт влияния данного правила словообразования на ожидание собеседника того, что именно может означать данное слово, а если быть более конкретным, что данный конкретный пример указывает на значение, содержащее в себе признаки как стола, так и ноги. И этот момент подчеркивает социальную составляющую языка, потому что по причине того, что так как я ещё не научил собеседника пользоваться данным словом, то есть не научил его правилу, собеседник уже начинает пытаться научиться его употреблению. Однако, как и в случае с приватным языком, до тех пор, пока слово не станет участником успешной коммуникации, то есть пока все участники разговора не сойдутся на едином инструментальном значении, данный набор букв, или звуков, не будет считаться словом, а значит и метафорой. С таким же успехом я мог бы написать “ЪЪЪ”, и до тех пор, пока я не объясню, что данное слово обозначает, и мой собеседник не поймет его так, чтобы у нас состоялась успешная коммуникация, “ЪЪЪ” останется бессмысленным набором символов.

Но если я всё же объясню, что значит слово “ногостол”, то дело примет другой поворот. Например, я скажу, что слово “ногоствол” обозначает пример следования одному из правил словообразования, и более ничему, и что всякий раз, когда я захочу привести собеседнику пример следования правилу словообразования, я буду использовать слово “ногостол”, то данное слово обретет инструментальное значение, и, что самое главное, данное значение будет для него новым. А это в свою очередь сделает данное слово метафорой.

Как я уже говорил, употребление термина “метафора” в таких пограничных вопросах, как словообразование, может только запутать. Поэтому с этого момента я начну пользоваться термином “метафорический принцип”. Данный принцип по сути дела обозначает всё те же процессы, что происходят и в метафоре, однако он намного шире и может выходить за рамки языка, что будет объяснено позднее. “Метафорическим” данный принцип называется в силу того, что подобное название может помочь в понимании происходящего. Но это вовсе не значит, что метафора первична по отношению к метафорическому принципу. В принципе, я мог бы назвать его как угодно, но, опять же, существуют метафоры хорошие, а существуют плохие.

Итак, продолжая вопрос словообразования, мы видим, что хоть правило, по которому проходит процесс самого словообразования, и может повлиять на конечное значение, оно данное значение не обеспечивает. Более того, метафора возможна даже в том случае, если не было использования подобного правила. Например, я могу сказать, что слово “ЪЪЪ” обозначает сильнейшую крепость характера человека, о котором идет разговор. К данному набору символов в данный момент был применен метафорический принцип, то есть было создано правило, правило было описано и объяснено, и собеседник понял и принял данное правило. Таким образом решающим моментом в том, что называть словом и какое инструментальное значение данному соответствует, стоит за социальным фактором, то есть то, на чем сойдутся собеседники, и будет в данной форме жизни.

Это подводит нас к одному крайне интересному вопросу. Если новые слова, и под этим я подразумеваю слова, имеющие хотя бы одно инструментальное значение, образуются согласно метафорическому принципу, то логично предположить, что каждое слово нашего языка в своём начале прошло ту же процедуру, что и современные метафоры. То есть, по сути дела, каждое слово языка вначале было метафорой. Что в свою очередь означает, что язык в целом начался с метафоры, являющейся самым первым словоупотреблением. Я не могу не согласиться, что это является довольно смелым утверждением, поэтому для разрешения данного вопроса нам следует смоделировать и проанализировать ситуацию вышеупомянутого первого словоупотребления.

3.5 Начало языка

Итак, основываясь на том, что язык является социальным явлением, первое словоупотребление происходило при участии как минимум двух собеседников. Для большей “чистоты эксперимента” следует оговориться, что нас не интересует, каким именно было данное слово, к какому типу оно относилось (существительное, глагол, прилагательное и т.д.) и какое было его первое инструментальное значение. Всё, что для нас важно, что это был первый момент языковой ситуации, которая образовалась благодаря первому слову. Люди изначально обладают способностью к произношению звуков. Согласно нашей логике, до первого слова эти звуки ничего не значили, они были просто сырым материалом без какого-либо использования. Получается, что первое слово было совокупностью звуков, произнесенных осмысленно, то есть с какой-то целью, и собеседнику. Однако это ещё не является словом, потому что оно становится таковым только тогда, когда второй собеседник включится в данную языковую игру и поймет и примет то значение, которое пытается донести до него говорящий. Это значит, что тогда должно было произойти “объяснение”, или процесс обучения данному слову воспринимающего. И только тогда, когда собеседник его поймет и понимания значения слова говорящего и слушающего совпадут в достаточной мере, чтобы их коммуникация была успешной, тогда появляется на свет первое слово. И это слово является метафорой, потому что в тот момент оно обретает свое новое, а в данном случае первое, значение. Здесь можно возразить, что первым словом является именно момент осмысленного использования набора звуков говорящим, так как тогда он уже вкладывает в произнесенное какое-то значение. Или в момент восприятия данного слова, так как собеседник, услышав данный набор звуков и попытавшись понять, что он значит, уже как-то реагирует на речь говорящего и придает произнесенному какое-то значение. Но все это упирается в проблему уже упомянутого приватного языка - значение становится инструментальным и частью языка, как только оно становится частью социального успешного взаимодействия.

Другим возражением здесь может быть вопрос о первоначальных звуках, способность к которым у нас есть изначально. В частности, это будет касаться вопроса о том, является ли крик словом. С одной стороны, да, с другой - нет. В доязыковой ситуации крик не является словом. Крик - это попытка воздействия на окружающий мир, схожая с тем, как мы машем рукой, чтобы разогнать комаров. Так и крик является попыткой отпугнуть противника, или же он вырывается при ощущении боли. Когда мы кричим на собаку, и я имею в виду именно крик, а не использование слов на повышенных тонах, то это не значит, что мы пытаемся с ней общаться, завязать разговор. Мы пытаемся воздействовать в физическом плане, так как обычно живые существа, имеющие слух, в большинстве случаев боятся громких звуков. Поэтому в данной ситуации мы не можем называть крик словом. Однако это не значит, что здесь не был применен метафорический принцип. Но об этом чуть позже.

Сейчас, когда мы имеем богатый словарный запас, крик стал словом в том плане, что у него имеются несколько инструментальных значений. В нашем языке крик используется не только для того, чтобы испугать кого-то, так же это является выражением радости, сигналом к чему-либо, выражением негодования и так далее. Крик используется для выражения одного из своих инструментальных значений, и может быть частью успешной коммуникативной ситуации.

Из приведенной выше смоделированной ситуации становится ясно, что метафора является исключительно языковым явлением, в то время как владение метафорическим принципом присутствует в человеке ещё в доязыковом состоянии. Это в свою очередь говорит нам о том, что метафорический принцип, в отличие от метафоры, не ограничивается одним лишь языком, и может применяться вне его рамок. Это может показаться странным, но на самом деле его действие уже было продемонстрировано, когда мы говорили о языке как о коробке с инструментами. Каждый раз, когда мы придаем новую функцию тому или иному инструменту, или, как в случае с новообразованным словом, мы делаем из нейтрального материала новый инструмент, мы используем метафорический принцип, так как в данных ситуациях мы задаём данным предметам новые правила их использования. То же самое я имел в виду, когда говорил, что доязыковой крик не может быть метафорой, но не смотря на это к нему может быть применим метафорический принцип. Крик может быть использован как и любой другой инструмент, как для отпугивания опасности, так и просто для выражения личных ощущений и эмоций в рамках “приватного языка”.

Все размышления, приведенные выше, подводят нас к выводу о том, что язык в основе своей и по своему статусу является очередным инструментом, стоящим рядом с тем же молотком. Естественно, язык сложнее и разнообразнее в функциональном плане, как таковой, язык - это инструмент, причем инструмент социальный, то есть требующий более чем одного участника. Таким же инструментом можно назвать и двуручную пилу. Но в то же время язык естественно стоит выше любого другого инструмента, так как он одновременно является невероятно сложным образованием, постоянно развивающимся и изменяющимся, что не влияет, однако, на нашу способность данным языком пользоваться. И что самое главное, любые изменения языка в основе своей всегда имеют один и тот же метафорический принцип, причем с самого его появления.

Заключение

В результате нашего исследования мы выяснили не только то, какое место занимает метафора в философии позднего Вигенштейна, но и то, каким образом метафора образуется в рамках данной философии и какие выводы из этого можно сделать. В конце концов мы подошли к самому “краю” языка, а именно к моделированию ситуации первого словоупотребления, благодаря которому мы выяснили, что каждое слово языка, и именно слово, в момент своего первого употребления являлось метафорой. Кроме того, мы выделили метафорический принцип, главной особенностью которого является то, что в отличие от метафоры, он может быть применим и вне языковых рамок. Отсюда мы выяснили, что метафорический принцип связан с образованием всякого инструментального значения, и это не ограничивается одними словами. Мы уяснили равноправный статус языка и всех остальных инструментов, что позволит нам подходить к изучению языка с более объективной и открытой стороны. Введение метафорического принципа позволяет нам осознать инструментальную природу языка, а также и то, по какому принципу происходит его зарождение, изменение и развитие.

Возможно, изложенная выше теория может показаться слишком обширной и всеохватывающей, так как по сути дела благодаря метафорическом принципу и метафоре язык стал таким, кокой он есть. Но на мой взгляд, данный подход к пониманию языка, помимо того, что он избавляет нас от проблем классического подхода, также открывает для нас новые возможности в изучении не только того, как действует язык, но и в изучении сознания. Не смотря на некоторые серьезные отступления от изначальной философской концепции “Философских исследований”, я всё же разделяю мнение Витгенштейна об основополагающей роли языка для нашего мышления и сознания в целом. И изучение данного метафорического принципа может быть в дальнейшем применено именно в рамках данной сферы. Однако как бы то ни было, метафорический принцип привносит новый взгляд как на метафору, так и на язык в целом.

Список литературы:

Fogelin, Robert J., 1988, Figuratively Speaking, New Haven: Yale University Press.

Grice, Herbert Paul, 1989, “Logic and Conversation, Lecture 2” in Studies in the Way of Words, Cambridge, Massachusetts and London: Harvard University Press, pp. 22-40.

Lakoff G. Johnson M. Philosophy in the flesh: The embodied mind and its challenge to Western thought. NY. Basic Books, 1999

Max Black, Proceedings of the Aristotelian Society, New Series, Vol. 55 (1954 - 1955), pp. 273-294.

Quintilian, Institutio Oratoria, in The Orator's Education, 5. vols, Donald A. Russell (trans.), Loeb Classical Library, Cambridge, Massachusetts and London: Harvard University Press, 2001.

Searle, John R., 1979, “Metaphor,” in Expression and Meaning: Studies in the Theory of Speech Acts, Cambridge and New York: Cambridge University Press, pp. 76-116.

Sperber, Dan, and Deirdre Wilson, 1995, Relevance: Communication and Cognition, 2nd ed. Oxford and Cambridge MA: Blackwell.

Аристотель. Риторика. Поэтика. - М.: Лабиринт, 2000. - 224 с.

Аристотель. Этика. Политика. Риторика. Поэтика. Категории. Минск: Литература, 1998. - С. 1064-1112.

Витгенштейн, Людвиг. Избранные работы / Пер. с нем. и англ. В. Руднева. М.: Издательский дом «Территория будущего», 2005. -- с. 440

Витгенштейн Л. Философские работы. Часть I. Пер. с нем. / Составл., вступ. статья, примеч. М. С. Козловой. Перевод М. С. Козловой и Ю. А. Асеева. М.: Издательство “Гнозис”, 1994 - 612 с.

Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем: Пер. с англ. / Под ред. и с предисл. А. Н. Баранова. -- М.: Едиториал УРСС, 2004. -- 256 с

Теория метафоры. Сборник / Общ. ред. Арутюновой Н.Д., Журинской М.А. М.: Прогресс, 1990. - 512 с.

Философские идеи Людвига Виттгенштейна. - М., 1996. - 169 с.

Размещено на Allbest.ru