Системный политический кризис в начал ХХ века: власть и оппозиция

Обоснование быстро развивающегося капиталистического уклада было объективно прогрессивной задачей, и Струве выполнил ее на высоком уровне. Вместе с тем, его критика народнической концепции носила односторонний характер, вместе с народническими иллюзиями он отбросил весьма здравые их идеи, например, постановку вопроса о типе экономического развития страны, основываясь на логическом постулате о тождестве типа со степенью. Еще важнее для опровержения историографического стереотипа о последующем ренегатстве бывшего правоверного марксиста Струве, отдавать отчет в том, что в этот краткий по меркам его политической биографии период расцвета социал-демократической деятельности, как, впрочем, никогда, Струве не принимал марксизм полностью. В «Критических заметках...» он недвусмысленно отмежевывается от двух ключевых постулатов марксизма: абсолютизации революции как способа исторического прогресса и исключительно классового характера государства: «Этот взгляд на государство... представляется нам односторонним. Государство есть, прежде вcего, организация порядка». Струве одним из первых обратил внимание на эволюцию взглядов Маркса и Энгельса по сравнению с 40--50-ми годами XIX века, подчеркнув, «что вместо пропасти, отделяющей капитализм от строя, долженствующего его сменить, и теория, и практика должны были признать целый ряд переходов. В данном случае теория следовала за жизнью и ее развитием».

Именно с выходом книги Струве начался период расцвета «легального марксизма», сделавший это западноевропейское учение одним из наиболее существенных явлений общественного движения в России. Большой резонанс имел сборник «Материалы о хозяйственном развитии России», где были впервые легально опубликованы статьи Г.В. Плеханова и В.И. Ленина (1895 г.). В 1898 году увидел свет на русском языке первый том «Капитала».

Струве внес довольно весомый вклад и в дело создания общероссийской социал-демократической организации. Как известно, именно он был автором Манифеста РСДРП, провозгласившего образование в России самостоятельной партии рабочего класса и как бы теоретически оформившего результаты работы I съезда РСДРП (1898 г., г. Минск).

Однако вскоре, а именно на рубеже XIX--XX веков пути Струве с его единомышленниками и рабочим движением в России разошлись. Последнее все более и более принимало социалистический характер. Струве же стал одним из основателей российского либерализма.

Таким образом, ни Плеханов, ни Струве не решили задачу адаптации марксизма ко всей совокупности социально-экономических условий России: Плеханов до конца дней сохранял верность ортодоксальному марксизму, Струве использовал для описания новых явлений лишь экономическую концепцию марксизма, а вскоре и вовсе отказался от марксизма. Две главные задачи стояли перед рабочим движением России на рубеже XIX--XX веков: создание своей политической организации и теоретическое обоснование его целей и методов с учетом российской специфики, что в конкретной ситуации конца века означало либо полный отказ от марксизма, либо создание почвенного, российского варианта. Эти задачи со всеми вытекающими из этого последствиями для исторических судеб России были решены другим лидером российской социал-демократии. Мы имеем в виду Владимира Ильича Ульянова (1870--1924 гг.), вошедшего во всемирную историю под псевдонимом «Ленин».

Его деятельность продолжает оставаться и сегодня в центре научных и общественных дискуссий. Гиперидеализация ленинских идей в советской историографии в 70--80-е годы была другой крайностью. В последнее время конъюнктурные подходы все более уступают место серьезным размышлениям о корнях российского коммунизма в целом и той роли, которую в отечественной истории сыграли социал-демократия и Ленин. В этом не на одно десятилетие растянувшемся споре о том, в чем же эта роль заключается, мы пытаемся высказать свое мнение о его моральных характеристиках, теоретической и политической деятельности.

Прежде всего, неверным и слишком поверхностным представляется нам популистское представление о Ленине как «гении злодейства». Будущий Ленин был типичным представителем своего времени, в котором с юношеских лет горел священный огонь ненависти к социальной несправедливости, к страданиям громадного числа простых российских обывателей. Он происходил из среднезажиточной дворянской семьи, в которой все 6 детей воспитывались в демократических традициях. Закончил гимназию в Симбирске и юридический факультет Санкт-Петербургского университета, словом, получил хорошее образование. По своей специальности, т. е. адвокатом, работал несколько месяцев, а затем его единственной профессией стала подготовка социалистической революции в России. Словом, Ленин не обладал врожденным, патологическим человеконенавистничеством и жаждой власти. Вместе с тем, для него были характерны типичные для молодых российских революционеров нетерпимость, бескомпромиссность, подчинение личных отношений интересам политической деятельности. Более того, эти качества были у него очень ярко выражены. Многие современники отмечают, что он не был особенно приятен в общении с людьми, в его политической деятельности практически на всем протяжении присутствовали элементы макиавеллизма. При этом они особенно усилились после октября 1917 года, когда он стал главой советского государства. Мы считаем убедительным то объяснение моральной эволюции Ленина, которое дал Н. Бердяев, подчеркнувший, что революционность Ленина имела моральный источник, он не мог вынести несправедливости, угнетения, эксплуатации; но, став одержимым максималистической революционной идеей, он, в конце концов, потерял непосредственное отношение к живым людям, допуская обман, ложь, насилие, жестокость. «Ленин не был дурным человеком, в нем было много хорошего. Он был бескорыстный человек, абсолютно преданный идее, он даже не был особенно честолюбивым и властолюбивым человеком, он мало думал о себе. Но исключительная одержимость одной идеей привела к страшному сужению сознания и к нравственному перерождению, к допущению совершенно безнравственных средств в борьбе» [32].

Быть может, еще сложнее квалифицировать теоретическую деятельность Ленина. Она началась в 1893 году, когда была опубликована его первая статья «Новые вопросы хозяйственной жизни». Более обстоятельными были книги «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» (1894 г.), посвященная критике народнической доктрины, и «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве» (1895 г.). В 1898 г. он закончил большую работу «Развитие капитализма в России». Совершенно определенно можно говорить о том, что Ленин не был выдающимся теоретиком, а уж тем более «гением» философской или экономической мысли. В его теоретических работах мы находим много искажений, непоследовательностей, а главное, односторонностей. Тем не менее, и политические противники это подчеркивали, что «Ленин вовсе не дурак» [33]. Именно он сумел определенным образом приспособить марксизм к конкретно-историческим условиям России начала XX века и создать особый культурно-исторический феномен.

Субъективно он претендовал на то, чтобы быть ортодоксальным марксистом. Собственно, он им и является постольку, поскольку основой его теоретических и политических решений был именно первоначальный марксизм, марксизм «Манифеста Коммунистической партии», а еще точнее наиболее экстремистская, наиболее ррреволюционная (это не опечатка -- Л.С.) его часть; отсюда: триада -- классовая борьба -- социалистическая революция -- диктатура пролетариата. Однако в начале века Ленин дополнил эту «якобинскую» часть марксизма рядом собственных идей, отражавших в определенной мере специфику России. Результатом их соединения с постулатами классического марксизма стал ленинизм.

Главным из «собственно» ленинских идей являются две: во-первых, это союз рабочего класса с крестьянством и с другими демократическими слоями населения. Бесспорно, что Ленин решал эту проблему, руководствуясь прямолинейным классовым подходом, разделяя российских рабочих и крестьян на революционных «овец» и «козлищ»: самый революционный, менее революционный класс: русский рабочий -- единственный и естественный представитель всего трудящегося и эксплуатируемого населения России.

Но «изюминкой» ленинизма концепция пролетарской партии в России. С самого начала своей политической деятельности он уделял вопросам организации первостепенное внимание. Несколько позднее в эмиграции в двух своих произведениях «Что делать?» (1902 г.) и «Шаг вперед, два шага назад» (1904 г.) он обстоятельно обосновал свое представление о пролетарской партии в России.

Так называемое «ленинское учение о партии» было в советское время одним из главных объектов внимания. История КПСС нерушимо покоилась на постулате о том, что Ленин разработал теорию пролетарской партии, отличной от европейской социал-демократии. Главной чертой партии «нового типа» безоговорочно считались бескомпромиссность, «нетерпимость к любым проявлениям оппортунизма».

Сегодня исследователи, независимо от их оценок феномена Ленина и большевизма, практически единогласны в том, что одна из главных причин победы большевиков в 1917 году как раз и заключалась в том, что удалось создать такую политическую организацию, равной которой не было ни в России, ни в Европе. При этом ее основными характеристиками были: высокая степень организованности и централизации, строгая дисциплина, тактическая и организационная гибкость. На это обращает внимание А. Ахиезер, считающий, что, в сущности, партия нового типа -- это не партия в обычном понимании. Это особый социальный феномен медиационного типа»[34].

Cам же Ленин считал, что партия должна была быть крепкой, боевой организацией, сравнимой по мощности с военной: «Я выражаю... совершенно точно и ясно свое пожелание, свое требование, чтобы партия, как передовой отряд класса, представляла собой нечто возможно более организованное, чтобы партия воспринимала в себя лишь такие элементы, которые допускают хоть минимум организованности» [35]. Необходимыми атрибутами такой организации в России выступают строгая дисциплина, приоритет профессиональных революционеров. Важнейшую же, первоочередную задачу создания партии и, более того, закон ее функционирования Ленин видел в беспощадной идейной борьбе, в непримиримости к любым проявлениям оппортунизма. Известен его знаменитый призыв прежде идейно размежеваться, а затем объединяться. Таким образом, все, что впоследствии дало столь «богатые» плоды, что соcтавило как силу, так и слабость рабочей партии в России, было заложено Лениным в начале XX века. В архаичной и, что быть может еще важнее, анархичной стране, где на протяжении столетий единственной организующей силой было государство, противостоять ему могла лишь очень мощная организация, в какую Ленин и предлагал превратить политическую организацию пролетариата.

Очевидно, что значение ленинской концепции в отечественной истории XX века далеко не однозначно. В идеях о «железной» партийной дисциплине, ядре руководящих элементов, занимающих особое положение в партии и др., можно не без основания увидеть основы того военно-государственного образования, в который превратилась большевистская партия в условиях тоталитарного режима. Этому способствовали два обстоятельства: а) кардинальное изменение положения партии, превращение ее в правящую; деятельность правящей партии должна отвечать другим требованиям, чем решающая в специфических исторических обстоятельствах отрицательную, разрушительную задачу политическая организация; б) односторонняя, принимающая все более догматический и узкий характер трактовка первоначальных принципов, достигшая апогея в сталинской идее отождествления партии со средневековым орденом меченосцев. Таким образом, Владимир Ленин, прежде всего как идеолог, несет ответственность за возникновение тоталитарной системы советского общества. При этом мы полагаем, что его ответственность не является прямой, а имеет более сложную конфигурацию.

Итак, если Ленина можно считать теоретиком, то с целым рядом оговорок. В сфере же практической политики он, несомненно, представлял собой фигуру выдающуюся. Его главный талант заключался в поразительной интуиции, способности улавливать господствующие в массах настроения, иллюзии, определять политические каналы их использования, словом все то, что в современном политическом лексиконе называется популизмом. Развитая интуиция в сочетании с незаурядной политической волей постепенно превратили Ленина в лидера социал-демократического движения в стране. Его деятельность на рубеже XIX--XX веков была ориентирована на создание марксистской политической партии и в конечном итоге была реализована: Российская социал-демократическая рабочая партия была провозглашена и конституирована одной из первых в стране, еще до начала первой русской революции.

Не менее значительный вклад в процесс образования социалистической партии в России внесли Ю.О. Мартов (Цедербаум), А. Потресов, В. Засулич, Г. Плеханов. Существенным этапом на этом пути было создание петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса»(1895), в деятельности которого удалось соединить централизованное и конспиративное начало с регулярными связями с массовым рабочим движением в городе. Возникшие в ряде других городов России аналогичные организации стремились к координации своей деятельности. Результатом стало провозглашение Российской социал-демократической рабочей партии на ее первом съезде в Минске (1898 г.), принятие первого программного документа -- Манифеста. Съезд был подготовлен киевскими социал-демократами при участии С. Радченко от столичной организации. Решающий этап начался с конца 1900 года, когда стала регулярно выходить задуманная Ю. Мартовым, А. Потресовым и В. Лениным социал-демократическая газета «Искра». Наконец, состоявшийся летом (июль-август) 1903 года II съезд конституировал партию. На нем была принята Программа партии, Устав, избраны ее руководящие органы. Программа была выдержана в духе ортодоксального марксизма и предусматривала в качестве главной цели -- осуществление социалистической революции и установление диктатуры пролетариата. Ближайшей задачей было свержение царского самодержавия и установление демократической республики в России. В программу входили также специальные требования для рабочих и аграрный раздел. Последний не был радикальным и ограничивался требованием возвращения крестьянам «отрезков», т. е. части земли, отобранной у них во время осуществления реформы 1861 года.

Устав основывался на централизме как главном принципе строения партии. Известно, однако, что наибольшие дебаты на съезде разгорелись именно по организационным вопросам и, в частности, были связаны с определением членства. Это разногласие положило начало формированию двух течений внутри российской социал-демократии, которая уже никогда более не была единой. Речь идет о меньшевизме, лидером которого стал Ю.О. Мартов, и большевизме во главе с Лениным.

Накануне революции 1905--1907 гг. различия между течениями только наметились. На уровне II съезда РСДРП «большевизм» и «меньшевизм» оказывались малооформленными вариантами эволюции социал-демократизма»[36].

Прежде всего, необходимо отойти от того примитивного деления на революционеров и оппортунистов, которое было одним из «китов» советской историографии. Меньшевизм, как в момент своего рождения, так и спустя еще многие годы, был разновидностью ортодоксального марксизма. На теоретическом уровне в этот период становления российской социал-демократии разница прослеживалась только в отношении к политической демократии, точнее, к соотношению демократических и социалистических задач. Сделать определенные выводы позволил сравнительный анализ работ В.Ленина и Ю.Мартова. Раннее публицистическое творчество последнего довольно обширно (по нашим подсчетам около 150 произведений за период с середины 90-х годов по 1905 год включительно) и содержательно. Все вопросы политической деятельности Мартов, как Ленин и Плеханов, решал в рамках марксистской парадигмы с ее триадой: классовая борьба -- социалистическая революция -- диктатура пролетариата. Но в отличие от Ленина, который на протяжении всей своей деятельности рассматривал политическую демократию исключительно с классовых позиций, Мартов видел в буржуазной демократии, несмотря на всю ее ограниченность и недостатки, значительный шаг в общецивилизационном развитии человечества. Отсюда вытекала и разница в постановке ими задач освободительного движения в России. Если Ленин стремился подчеркнуть взаимосвязь и переплетение демократических и социалистических задач в политической борьбе рабочего класса, то Мартов акцентировал внимание на четкой последовательности, очередности решения этих задач и уже тогда дал ту формулу их сочетания, которой и он сам, и меньшевизм в целом сохранили верность до конца их существования: «...демократический строй для нее (партии пролетариата -- Л.С.) не конечная цель, а только средство к цели, но средство не зависимое, которое должно быть завоевано прежде всего».

Мы полагаем, что именно из данной теоретической «куколки» развились впоследствии стратегические и тактические, т. е. главные различия между большевизмом и меньшевизмом. Решающими пунктами разногласий были различия в оценке социально-экономической и политической ситуации в России; разногласия в определении степени готовности России к социальной революции; акценты на различных тактических средствах, значительно большая ориентация меньшевиков на легальные способы политической деятельности.

Меньшевизм и большевизм воплощали различные ипостаси как борьбы рабочих, так и основного потока всего освободительного движения в России, они были связаны как полосы одного и того же движения, в котором неразрывно сочетались друг с другом марксистский европеизм и стихия полуазиатской деревенщины, растущая способность к организованной самодеятельности и традиционные навыки к деспотическому командованию и слепому повиновению. Парадокс заключался в том, что их названия, вызванные случайными обстоятельствами, отражали весьма существенные моменты общественного движения в стране. Истина, данность заключалась в том, что элементы европейского типа как в рабочем движении, так и в российской жизни в целом составляли незначительное меньшинство, а стихия традиционализма -- подавляющее, затопляющее большинство. Крайнее крыло российской социал-демократии, по утверждению крупнейшего русского мыслителя и идеологического противника большевиков Г.П. Федотова, было «несомненно, самое почвенное из русских революционных движений» [37].

Таким образом, в начале XX века в России возникла социал-демократическая партия, для которой были наиболее характерны типичные для всех российских политических объединений черты: утопизм политической программы, проявившийся в отчетливо декларированной социалистической ориентации, в страстном субъективном стремлении воплотить марксистский социализм в России.

Субъективно ориентируясь на определенный социальный слой рабочий класс, фактически они выражали интересы большой социальной группы, находившейся в маргинальном, переходном состоянии, подавляющее большинство которой не имело сколько-нибудь отчетливо выраженных социальных признаков и границ.

Крайне негативное отношение к существовавшему самодержавному российскому государству, стремление к его полному разрушению сочеталось с признанием государства в качестве главного средства построения социализма как справедливой общественной формации. Выразилось это, прежде всего, в программном требовании диктатуры пролетариата.

Марксистская формула классовой борьбы была идеологическим оправданием крайней политической нетерпимости, которая могла быть объяснима в период возникновения партии стремлением занять свое самостоятельное место на политической сцене, но по мере развития ее гипертрофировалась.

Вместе с типическими характеристиками, российская социал-демократия с момента своего зарождения обрела некоторые существенные отличия. Главными из них были: много более высокая по сравнению с другими политическими образованиями в России степень организованности, наличие лидера, сочетавшего мощную политическую волю с мастерством популизма. Во многом благодаря этим факторам российская социал-демократия сыграла столь большую, сложную и противоречивую роль в историческом развитии страны в XX веке.

радикализм либерализм политический реформа

2. Либеральное движение в конце XIX - начале ХХ вв., «новый» либерализм

В качестве идеологического течения либерализм заявил о себе ещё в дореформенное время. И славянофилы, и западники в той классической форме, в какой они оформились в 40-е годы XIX века, были в основном либералами. Время возникновения либерализма как общественного движения - 60-е годы. Правительственные реформы -- освобождение крестьянства и, особенно, создание земств, этих мизерных «кусочков» конституции -- создали определенную основу для консолидации сторонников либерального мировоззрения. С земством была связана общественная деятельность центральной фигуры российского либерализма XIX века. Борис Николаевич Чичерин (1828--1904 гг.) был прямым наследником великих западников Т.Грановского, К.Д.Кавелина и др.: они были его преподавателями в Московском университете. Юрист, философ, историк, автор фундаментальных трудов «Курс государственной науки» и «История политических учений» Б.Чичерин сформулировал теоретические основы российского либерализма в его классическом виде. Как истинный либерал, он считал необходимым условием цивилизационного развития свободу личности. Но при этом речь шла об утверждении свободы «ограниченной» и её постепенном развертывании по таким основным пунктам как свобода совести, свобода от рабского состояния, свобода общественного мнения, свобода слова, преподавания, публичность правительственных действий, прежде всего бюджета, публичность и гласность судопроизводства. Изложенная им ещё в 50-х годах программа практических действий состояла в ликвидации феодальных пережитков в экономике, отмене крепостного права, невмешательстве государства в экономическую сферу, свободе, частного предпринимательства, формировании частной собственности.

Единственной силой, способной реализовать эту программу, Б.Н.Чичерин считал государство и правительство. Идея государства как основного двигателя и творца истории составляла ядро его политического мировоззрения, сформировавшегося под громадным влиянием Г.Гегеля. При этом весь ход российской истории только подтверждает эту всеобщую закономерность. Специфика России -- громадность государства, малочисленность населения на обширных территориях, однообразие условий, земледельческий быт и др. -- обусловила особенно важную и большую роль государства в развитии нации. И модернизацию России, по мнению Чичерина, должно было осуществить самодержавие, самопревращающееся в конституционную монархию. С этой целью правительство должно было опираться не на реакционеров и не на радикалов, а на сторонников умеренных, осторожных, постепенных, но неуклонных преобразований. Это была программа «охранительного», «консервативного» либерализма для общества или «либерального консерватизма» для правительства.

При этом Б.Чичерин никогда не был апологетом абсолютизма. Идеальным политическим строем для России он считал конституционную монархию и поддерживал самодержавие лишь в той мере, в какой оно способствовало проведению реформ. Теоретически он не отрицал в определенных исключительных обстоятельствах неизбежности революции, но считал её одним из наименее эффективных способов исторического действия и, безусловно, предпочитал эволюционный путь общественного развития. Его политическую программу сегодня квалифицируют как русский вариант движения к правовому государству, учитывающий социально-политические реалии России XIX века и национально-государственные традиции русской истории [38]. При этом в 60--70-е годы прошлого века осуществление чичеринской формулы было отнюдь не утопичным. Между его идеями и реформаторскими установками времен Александра II существует значительное совпадение. Но история 80-х годов пошла по другому пути, и идеи Чичерина остались чисто теоретическим явлением. Идея эволюционного развития России была бескомпромиссно отвергнута на обоих политических полюсах общества.

Чичеринский либерализм совпадал с классическим европейским и в отношении к социалистическим идеям и социалистическому движению. Данное отношение можно охарактеризовать коротко -- абсолютное, категорическое отрицание. Сама идея социальных реформ, по мнению Чичерина, противоречила свободе личности, а потому была несостоятельна. «Социализм вечно колеблется между самым безумным деспотизмом и полной анархией» [39]. «Представительное правление может держаться только, пока эта партия слаба и не в состоянии прочно влиять на государственное управление», «социал-демократия есть гибель демократии», социализм -- это ложная демократия.

Несмотря на связь с земством Б.Чичерин явился представителем академического, интеллигентского либерализма. Параллельно складывался несколько иной вид, получивший в литературе название земского либерализма. Его социальную основу составляли те слои русской демократической интеллигенции, которые непосредственно участвовали в координировавшейся земствами деятельности по организации народного просвещения, здравоохранения и т. п. Это были учителя, врачи, агрономы, статистики. Земцы значительно активизировались в конце 70 -- начале 80-х годов. Импульсом для их активности стала правительственная политика урезания прав земств, даже тех ограниченных, которые первоначально были даны им. В противном случае, по справедливому мнению известного дореволюционного исследователя земств Белоконского, земские деятели вполне могли на многие годы сосредоточиться на мирной культурнической работе. Правительственное же наступление на земства, особенно в период контрреформ, подталкивало земцев к политической активности. Черниговское, Полтавское, Самарское, Харьковское земства вступили в открытую конфронтацию с петербургскими властями, потребовав созыва представителей всех сословий -- Земского собора. За это выступление лидер тверского земства Иван Петрункевич был выслан из Твери под надзор полиции, заслужив тем самым славу «земского революционера».

Земское движение к концу 70-х годов отработало основные требования своей политической программы: политические свободы, (свободы слова, печати и гарантии личности) и созыв Учредительного собрания. Для достижения этих целей в 1880 году была создана «Лига оппозиционных элементов» или «Земский союз». Это была первая либеральная организация в России. В 1883 году в Женеве профессор Киевского университета Михаил Драгоманов издавал журнал «Вольное слово» в качестве официального органа «Земского союза». И организация, и журнал возникли явочным порядком, нелегально, вопреки принципиальным установкам земского либерализма. Последний всегда отмежевывался от радикализма. Существование и «Земского союза» и «Вольного слова» было непродолжительным. Следующий этап земского движения начался в середине 90-х годов. Его кульминацией стало образование в январе 1904 года Союза земцев-конституционалистов и проведение своего съезда осенью того же года. На съезде они потребовали введения политических свобод, уничтожения сословных, религиозных и иных ограничений, развития местного самоуправления, участия народного представительства как особого выборного учреждения в осуществлении законодательной власти, и в установлении росписи доходов и расходов и в контроле за законностью действий администрации. Лидерами направления были Д.Шипов, Н.Стахович, А.Гучков и др. Земский либерализм в некотором отношении был приземленнее, реалистичнее и почвеннее, чем «Академический». Сторонники же последнего в новых условиях начала XX века, отдавая дань заслугам земцев, считали их в политическом отношении недостаточно радикальными.

В середине 90-х годов XIX века возникла новая генерация либералов, развившая активную деятельность. И сам российский либерализм вместе с ним вступил в новый этап своего существования. М.Туган-Барановский и П.Новгородцев, Д.Шаховский и кн. Е. и С.Трубецкие, М.Ковалевский и П.Виноградов, П.Милюков и Н.Бердяев. Цвет отечественной интеллигенции тяготел к либеральному движению. Но особенно большую роль в развитии либерализма на этом этапе сыграл Петр Бернгардович Струве (1870--1944). Он происходил из семьи крупного царского сановника. Отец был губернатором Перми и Астрахани. Он учился в Петербургском университете и за границей: в Германии и в Австрии. Струве считал себя экономистом, его магистерская (1913 г.) и докторская (1917 г.) диссертации были посвящены проблеме цены и стоимости. С 1906 по 1917 гг. он преподавал политэкономию в Петербургском технологическом институте. Вместе с тем, он был и юристом, историком, философом, глубоким политическим мыслителем. Свою безмерную эрудицию и неординарные интеллектуальные способности он направлял на поиск исторического пути своей родины -- России. Струве не был прост и легок в межличностном общении, но зато поразительно последователен в определении главной жизненной цели. Превращению России в свободную страну он посвятил всю трудную и долгую жизнь. Он практически никогда не был состоятельным человеком, зачастую не хватало элементарного достатка. Буквально за несколько дней до смерти он пришел в ярость, увидев в своем доме русского эмигранта, который пошел на службу к нацистам: «Они (фашисты -- Л.С.) -- враги всего человечества... Они убили самую драгоценную вещь на свете: свободу... Я живу как нищий. У меня ничего нет и никогда не было. Я умру нищим. Я пожертвовал всем ради свободы».

За полвека своей активной деятельности П. Струве пережил значительную идейную эволюцию. Одна из наиболее заметных подвижек произошла как раз на рубеже XIX--XX веков. Это был окончательный разрыв с марксизмом, который в социалистической прессе, а затем и в советской историографии неизменно квалифицировался как «ренегатство». Между тем, это далеко не так. Стремясь понять изменяющуюся действительность, П. Струве, не будучи догматиком, действительно эволюционировал в вопросах мировоззрения, программы и политической тактики, но по сути он никогда не изменял себе. Он никогда не изменял тем ключевым идеям, которые составляли основу его мировоззрения, сложившегося в юности, еще до его «марксистского» периода. Это были либерализм, государственность, «национализм» и западничество. Либерализм означал признание свободы личности как главной человеческой ценности, которая позволяет человеку самореализоваться. Струве видел смысл жизни человека в самоусовершенствовании, необходимым условием для чего является духовная и политическая свобода.

Государство является одним из главных культурных достижений мирового развития. Оно -- организатор. В соответствии с чичеринской традицией Струве видел в государстве гаранта свободы личности. Поэтому идеи государственности и человеческой свободы нисколько не противоречили друг другу, а наоборот, органично дополняли друг друга.

«Национализм» Струве тождественен понятию «патриотизм» в современном русском лексиконе. Струве любил русский народ и Россию, свою Родину и был убежден в огромных способностях и возможностях русской нации. Историческую задачу он как раз и видел в том, чтобы снять препятствие для их полного развития. Национальный патриотизм Струве соединялся с западничеством, столь типичным практически для подавляющего большинства отечественных либералов. Их западничество заключалось отнюдь не в стремлении к слепому копированию государственного устройства или образа жизни «передовых» европейских стран и Америки, «...самому ценному, что было в содержании европейской культуры, вообще нельзя «научиться» так просто, а надо это нажить самим, воспитать в себе...» [40]. «Единственная область, где народы действительно сплошь подражают друг другу, -- это область науки и техники; во всем остальном они, худо ли, хорошо, только приспособляют свои собственные учреждения к новым требованиям, которые по временам, если не постоянно возникают в их собственной среде. Они приспособляют их, видоизменяя. Эти изменения часто вызываются иностранными образцами, но они только в том случае пускают в стране корни, когда не противоречат прямо всему тому наследию прошлого, которое слагается из верований, нравов, обычаев и учреждений известного народа» [41]. Но в то же время они полагали, что именно западные страны демонстрируют магистральный путь развития человеческой цивилизации, путь прогресса. Россия может раскрыть свои необозримые потенциальные возможности, только вступив на эту общечеловеческую дорогу.

Таким образом, в идейной эволюции П. Струве либерализм был первичен, а марксизм -- вторичен; либерализм был константой, а марксизм и социализм -- переменными. Политическая свобода в России была главной жизненной целью; рабочее же движение, идеологией которого стал марксизм и социализм -- главной общественной силой, способной добиться ее в России. В 90-е годы XIX века Струве, как и многие будущие либералы, был искренне в этом убежден. Российская социал-демократия была для них, прежде всего, демократией. Отход сторонников либерального мировоззрения от российского рабочего движения рано или поздно, но был неизбежен. Персональная эволюция Струве в этом смысле была сигналом окончания «марксистского» периода и вступления в новый, более адекватный сути либерализм. В философии это был отказ от позитивизма и переход к неокантианству, что нашло отражение в известном сборнике «Проблемы идеализма». В области программы и тактики -- «новый» либерализм.

Возникновение «нового» либерализма на рубеже XIX--XX вв. было напрямую связано со значительной активизацией всего либерального движения в это время. Отказ нового царя Николая II пойти навстречу их требованиям побудил либералов к изданию собственного нелегального печатного органа. Им стал выходивший с 1902 по октябрь 1905 гг. журнал «Освобождение». Его бессменным редактором, автором многих принципиальных статей был Струве. К осени 1903 года в Петербурге, Москве, Киеве, Одессе и других городах действовали местные кружки сторонников «Освобождения», которые стали зародышами первой политической либеральной организации в России. Официально начало «Союзу освобождения» было положено летом 1903 года, когда в Швейцарии сторонники журнала решили приступить к формированию общероссийской организации. В этом совещании принимали участие кн. Долгоруков, кн. Шаховской, И. Петрункевич, С. Булгаков, Н. Бердяев, С. Прокопович, Е. Кускова. В январе 1904 года в Петербурге состоялся I съезд представителей местных организаций. На нем были приняты программа и устав «Союза освобождения», избран совет организации во главе с патриархом земского либерализма И. Петрункевичем. II съезд «Союза», проведенный в октябре 1904 года в Петербурге, обсуждал вопрос о проведении банкетной кампании в ноябре 1904 года в связи с 40-летием судебной реформы. «Союз освобождения» был наиболее радикальной либеральной организацией из возникших в пореформенное время. Радикализм «новых» либералов был далеко не случайным, а глубоко осознанным.

Пониманию сути «нового» либерализма способствует классификация видов либерализма, которую накануне революции дал другой его видный деятель Павел Николаевич Милюков (1859--1943 г.). Профессиональный историк, защитивший в 1892 году блестящую диссертацию, посвященную оценке реформаторской деятельности Петра I, он получил «пропуск» в политику именно благодаря своей научной и преподавательской деятельности. За отдельные «прогрессивные» намеки в лекциях он был уволен из Московского университета, отправлен в ссылку и получил репутацию опального общественного деятеля. Широко известен он стал после выхода первого издания его знаменитых «Очерков по истории русской культуры» (1896 г.), которые были его авторской концепцией истории государства российского. В результате тщательной и многолетней разработки таковой сложилось политическое мировоззрение и принципы политического поведения, на основе которых строилась вся деятельность бессменного лидера Партии конституционных демократов, каковым П. Милюков стал с 1905 года.

В частности, в бесцензурной, изданной для западного читателя книге «Russia and its crisis», последнюю строчку которой П. Милюков дописывал в день убийства великого князя Сергея Александровича, т. е. 4 февраля 1905 года, он сделал вывод о том, что роль либерального движения в становлении политических демократий разных западных стран не была одинаковой. В зрелых, вполне развитых англосаксонских демократиях (США, Англия) главным двигателем прогресса был либерализм. В Германии же, которую Милюков относил к странам с новой и гораздо менее развитой политической жизнью, либерализм был политически немощным. К этой же группе стран Милюков относил и Россию, но полагал, что особенности расстановки общественных и политических сил здесь выражены еще рельефнее, чем в Германии. Если для этой страны понятие «либерализм» устарело, то в России умеренное течение политической жизни (в терминологии Милюкова -- одно из двух в России; второе -- радикальное -- Л.С.) только очень условно можно назвать этим западным термином. «Сейчас в России (т. с. в 1904 году -- Л.С.), -- писал Милюков, значение термина «либерализм» одновременно и расширено и превзойдено. Он включает в себя гораздо более радикальные группировки по той простой причине, что любая более или менее передовая мысль в прессе может вызвать гонение. Термин «либерализм» в России устарел не потому, что его программа реализовала. Программа классического либерализма представляет собой только первый шаг, который должен быть совершен. Но политическая и индивидуальная свобода не могут быть абсолютными ценностями, как это считалось в начале эры свободы во Франции... Люди, называющие себя либералами в России, придерживаются гораздо более передовых взглядов.

Таким образом, важнейший урок, извлеченный из европейского и, прежде всего, немецкого политического опыта, заключался в том, что для сохранения своих позиций в политической жизни России либерализм здесь должен быть более радикальным, чем классическая теория свободы. И это вовсе не был призыв к измене старому, доброму либерализму нового времени. В концепции Милюкова имело место попытка сохранить сущность либерализма, расширив его содержание и изменив форму. При этом краеугольный камень классического либерализма -- индивидуальная и политическая свобода -- ни в коем случае не исключался из программы отечественных свободомыслящих. Он признавался первым, необходимым, но недостаточным для существования либерализма в качестве значительного политического течения в сложных исторических реалиях начала XX века. Немецкий либерализм не сумел модифицироваться таким образом, а потому не сумел сыграть в политической жизни своей страны достаточно заметной роли. В период активной выработки своей политической физиономии российские, либералы видели одну из главных задач в том, чтобы не повторить печальной участи своих германских идеологических собратьев. Выход ведущие идеологи дореволюционного периода П.Б. Струве и П.Н. Милюков видели в радикализации программы и тактики. Продискутированная на страницах «Освобождения» и нашедшая воплощение в так называемой Парижской конституции, т. е. проекте «Основных государственных законов Российской империи», принятой группой членов «Союза освобождения» в марте 1905 года, программа включала ряд основополагающих позиций классического либерализма -- требование прав человека и народного представительства. Перечисление прав человека выполняло, в представлении идеологов российского либерализма, функцию, аналогичную французской «Декларации прав человека и гражданина». Такие декларации на рубеже XIX--XX веков уже не было принято включать в программы политических партий. Но специфика России -- политический произвол -- требовала зафиксировать на этом внимание.

Необходимость политического представительства была сформулирована уже в первой программной статье «От русских конституционалистов»: «Бессословное народное представительство, постоянно действующее и ежегодно созываемое верховное учреждение с правами высшего контроля, законодательства и утверждения бюджета» [42]. По вопросу о форме государственного устройства, структуре народного представительства не было ни единодушия, ни определенных официальных формулировок, хотя большинство либералов, конечно же, склонялось к признанию конституционной монархии как наиболее отвечающей историческим условиям развития российского народа. Разные точки зрения высказывались и по поводу внутреннего устройства законодательного органа. По мнению Милюкова, Россия могла бы перенять опыт Болгарии, с ее однопалатным народным собранием. Авторы парижской конституции детально разработали механизм функционирования двухпалатного парламента, позаимствовав многое из американской конституции [43].

Радикализм программных требований проявлялся, прежде всего, в идее бессословного народного представительства, во всеобщем избирательном праве и в признании «государственного социализма», т. е. активной социальной политики государства в интересах широких масс трудящихся.

В то время всеобщее избирательное право не стало нормой жизни «передовых» политических наций. По мнению либералов, в России альтернативы «четырехчленке» (всеобщее, равное, прямое избирательное право и тайное голосование) не было. Его необходимость они обосновали как раз специфическими условиями политического развития своей страны. В объяснительной записке к парижской конституции Струве писал: «При наличии крепкой революционной традиции в русской интеллигенции, при существовании крепко организованных социалистических партий, при давнем и глубоком культурном отчуждении народных масс от образованного общества, -- всякое разрешение вопроса о народном представительстве, кроме всеобщего голосования, будет роковой политической ошибкой, за которой последует тяжелая расплата» [44].

Разработав серьезную программу решения двух острейших социальных вопросов России -- аграрного и рабочего, российские свободомыслящие тем самым извлекли урок из опыта своих немецких собратьев по идее. Содержание аграрной и рабочей программы не приняли в данный период определенных очертаний, но сам факт убежденности в необходимости таких требований в программе либеральной партии очень показателен.

Особенно отчетливо радикализм либералов начала XX века, именно предреволюционного периода проявился в политическом поведении, в отношении к революции и к российскому социалистическому движению. Нет сомнений в том, что отечественные либералы были эволюционистами, справедливо полагая, что любая революция чревата колоссальными историческими издержками. В этом их убеждал, прежде всего, опыт Великой французской революции, но они были слишком умны и наблюдательны, чтобы абсолютизировать эволюцию как способ решения общественных проблем. Даже Б.Чичерин допускал при определенных исторических условиях неизбежность революции. В обстановке же революционного кризиса в России начала XX века, крайне недальновидной политики царской бюрократии не признавать необходимости радикальных изменений могли только очень недалекие «человеки в футлярах». В новейшей историографии справедливо утверждается, что российские либералы признавали политическую, но не социальную революцию [45], хотя до последнего старались использовать и надеялись на любой шанс предотвратить ее. «Гражданский мир и самодержавие несовместимы в современной России»... «Активную, революционную тактику в современной стадии русской смуты я считаю единственно разумной для русских конституционалистов», -- писал Струве. При этом он всегда оговаривал, что революцию нельзя понимать узко, т.е. сводить ее к использованию физического насилия: «С революцией умные, истинно государственные люди вообще не борются. Или иначе: единственный способ борьбы с революцией заключается в том, чтобы стать на ее почву и, признав ее цели, стремиться изменить только ее методы» [46].

Наконец, важнейшей отличительной особенностью утробного периода либеральных партий в России было в высшей степени лояльное отношение к рабочему движению и социалистическим организациям. Социализм в России рассматривался как самое крупное и значительное политическое движение. «Социализм в России, -- писал П.Милюков, -- более чем где-либо еще, представляет интересы демократии в целом. Это делает его роль более важной, чем в странах с более и ранее развитой демократией». Российское рабочее движение, по мнению Струве, с 90-х годов прошлого века стало главной демократической силой и подготовило то широкое и всестороннее общественное движение, которым обозначилось в России начало XX века [47]. Отсюда следовал чрезвычайно важный тактический вывод: конфронтация с такой крупной политической силой опасна и чревата политической смертью, что произошло с немецкими либералами «Русскому либерализму не поздно еще занять правильную политическую позицию -- не против социальной демократии, а рядом и в союзе с ней. Таковы уроки, даваемые нам всей новейшей историей великой соседней страны» [48].

И это стремление к политическому союзу прежде всего с социал-демократией («Самая влиятельная русская революционная группа» (социал-демократия) и ее орган («Искра»), во главе которого стоят люди серьезно образованные, с солидными знаниями и недюжинными дарованиями»), не было благим пожеланием или теоретическим рассуждением. Попытки создать коалицию с социал-демократами предпринимались неоднократно. Большие надежды внушал позитивный с этой точки зрения опыт сотрудничества различных общественных сил в середине 90-х годов, получивший название «легального марксизма». И кое-что накануне событий 1905 года удалось сделать. В 1904 году в Париже либералам удалось созвать беспрецедентную в отечественной истории конференцию оппозиционных сил, в которой принимали участие представители различных либеральных организаций, эсеры, национальные социал-демократии (большевики и меньшевики отказались). Это был шаг к созданию своеобразного народного фронта. Идея объединения всех оппозиционных сил в борьбе против самодержавия была заветной целью «Освобождения» и самого Струве. Не переоценивая значение Пражской конференции, все-таки следует признать, что нечто существенное в этом направлении удалось сделать. Политический же союз в полном объеме не удалось осуществить главным образом из-за непримиримой позиции социалистов. Либералы явно переоценили способность революционных партий к политическим компромиссам, к конструктивной демократической деятельности. «Возможно, что у нас образуется рабочая партия нового типа, средняя между английским рабочим либерализмом и доктринальной социал-демократией Германии» [49].

Таким образом, российские либералы вели интенсивный поиск формулы либеральной партии в не совсем типичной европейской стране начала XX века. В процессе этого поиска либерализм стал менее академическим, более почвенным, чем это было во второй половине XIX века. Они своевременно поняли, что как в западных странах, так и в России время классического либерализма миновало. Принципиальными элементами созданной либералами модели политической демократии в России был радикальный (социальный) либерализм, ориентированный на активную социальную политику государства и лояльный по отношению к организациям трудящихся. Стержнем российской демократии должен был стать союз «нового» либерализма и социалистических сил.

Однако отойдя от ортодоксального вида, либерализм в России стал «новым» на более европейский, а не на русский манер. Его идеи были в большей мере теоретическим синтезом достижений мировой либеральной мысли, чем почвенным вариантом. В его поиске в этот, предшествующий событиям 1905--1907 гг., период либералы остановились посредине. С одной стороны, они оказались чересчур радикальными новыми в сравнении с классическим либерализмом -- в оппозиционности самодержавию, в иллюзорных надеждах на конструктивный потенциал социалистического движения. И, видимо, проскочили первую почвенную отметку, к которой часть либералов вернулась после и под влиянием революционных событий 1905--1907 гг. С другой, их либерализм оказался недостаточно радикальным в части социальных программ. Причем дело здесь не столько в недостаточной решительности к осуществлению: в стремлении соединить элементы либерализма и социализма они, пожалуй, уловили всемирную прогрессивную, антитоталитарную тенденцию. Но они не пошли по этому пути до конца, не поняли неотложности и, особенно, приоритетности социальных проблем в России.

3. Правые радикалы: идеология консерватизма и первые объединения

Термин «правые» исторически, со времен Французской революции 1789 года, означал приверженность консервативно-христианским ценностям, являясь антитезой «левых» - различных версий либерализма и социализма. Консерватизм или его синоним правая - антипрогрессисткая идеология, основанная не на рационалистической философии эпохи Просвещения и, глубже, Ренессанса, а на религиозном мировоззрении Средневековья. Он нацелен не на реализацию проектов модернизации, а на сохранение (от лат. Conservare - сохранять, охранять) универсальной Традиции. Консерватизм не является антитезой изменений, однако эти изменения должны носить осторожный характер, а главное, - соответствовать духу национальной и религиозной традиции. Правая (консервативная) идеология является одной из трех основных идеологий современности.

В советской историографии применительно к носителям данной идеологии применялся термин «черносотенцы», носивший исключительно негативное и уничижительное звучание. В этой связи трудно не согласиться с мнением исследователя, Ю.И.Кирьянова, который предложил использовать более нейтральные и научные определения - правомонархические или правые партии, традиционалисты-монархисты, консерваторы[50].

Правомонархическое движение в России в начале ХХ века являлось частью истории русского консерватизма, который в пореформенный период прошел сложный этап развития, оказав существенное идейное влияние на выработку политических программ правых партий. В русском пореформенном консерватизме можно выделить три направления, в рамках которых были даны различные варианты социально-политического развития страны. Первое направление Р. Пайпс определяет как «государственнический» или «бюрократический консерватизм»[51]. Главными идеологами данного направления являлись главный редактор «Московских ведомостей» М.Н. Катков (1818-1878) и обер-прокурор Св. Синода К.П. Победоносцев (1827-1907). Основные положения «государственнического» консерватизма сводились к признанию ведущей роли государственного аппарата в жизни страны и категоричному неприятию демократизации ее общественной и политической жизни, недоверием к общественной инициативе. Консерваторы-государственники были принципиальными противниками народного представительства, в том числе, патриархального Земского собора, полагая, что последний трансформируется в парламент западноевропейского типа.