От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным

- Аплодисменты. А его арестовать могли?

- Наверное, могли. Только не очень понимаю, за что.

- До сих пор непонятно, да?

- Нет, почему. Как раз мне понятно, что арестовывать его было не за что. Ему инкриминировали какую-то мутную историю с квартирой. Завели дело. Оно в конце концов развалилось. Но самого Собчака сначала крючили четыре года, а потом гоняли несчастного по всей Европе.

- Вы сами разбирались в этой истории?

- Нет. Я, честно говоря, даже деталей не знал, потом уже для себя выяснил.

- А вам интересно было самому раскопать и разобраться до конца, чтобы просто понять, с каким человеком вы работаете? Или у вас вообще не возникало сомнений?

- Вы знаете, я абсолютно был убежден в том, что он порядочный человек на сто процентов, потому что общался с ним много лет. Я просто знаю, как он думает, о чем, что является для него ценностью, что не является, на что он способен, а на что - нет.

Помните, в фильме "Щит и меч" эпизод, когда пытались завербовать советского офицера? Ему сказали: "Вы что думаете, мы вам дадим умереть героем? Вот уже опубликована фотография, где вы в немецкой форме. Все, вы предатель". Наш офицер схватил стул и попытался ударить вербовщика. Тот его застрелил и говорит: "Да, неправильная была идея с самого начала. Не было смысла его шантажировать. Видимо, репутация этого офицера на родине безупречна".

То же и с Собчаком. Он - порядочный человек с безупречной репутацией. Более того, он очень яркий, открытый, талантливый. Анатолий Александрович, при том что мы с ним совсем разные, очень мне симпатичен. Мне искренне нравятся такие люди, как он. Он - настоящий.

Мало кто знал, что у нас с Анатолием Александровичем были близкие, товарищеские, очень доверительные отношения. Особенно много мы с ним разговаривали в заграничных поездках, когда оставались фактически вдвоем на несколько дней. Я думаю, что могу назвать его старшим товарищем...

ЭТОТ РАЗГОВОР СОСТОЯЛСЯ ЗА ДВА ДНЯ ДО ТРАГИЧЕСКОЙ СМЕРТИ АНАТОЛИЯ СОБЧАКА. 19 ФЕВРАЛЯ В ГОРОДЕ СВЕТЛОГОРСКЕ ОН СКОНЧАЛСЯ ОТ СЕРДЕЧНОГО ПРИСТУПА.

"ВСЕ СГОРЕЛО ДОТЛА"

ЛЮДМИЛА ПУТИНА:

В то лето 1996-го, сразу после выборов, мы переехали за город - в дом, который строили шесть лет, это примерно в ста километрах от Питера. Мы там прожили полтора месяца. Шили шторы, убирали, обустраивали, расставляли мебель. Как только мы все это сделали, дом сгорел. Это скучная история. Он сгорел дотла.

МАРИНА ЕНТАЛЬЦЕВА:

Мы поехали на машине на дачу Путиных. Они только что построили ее. Причем поехали не очень рано, уже ближе к вечеру. Мы с мужем хотели вернуться в этот же день, но Владимир Владимирович и Людмила Александровна стали говорить: "Да что вы, мы сейчас баньку затопим, попаримся". И их девчонки заголосили: "Пусть Светуля остается!" Светуля - это наша дочка.

Дом был кирпичный, но изнутри обшит деревом. В тот день я был на даче с женой и детьми, мы недавно туда заселились. К нам приехала Марина Ентальцева, мой секретарь, с мужем и дочкой. Мы, мужики, пошли в сауну, прямо в доме, на первом этаже. Попарились, искупались в речке и вернулись в комнату отдыха. И вдруг я слышу какой-то треск. Потом дым - и вдруг пламя как бабахнет! Я закричал своим командирским голосом, чтобы все бежали из дома. Горела сауна.

Катя сидела на кухне и что-то ела. Она оказалась самой дисциплинированной. Когда я крикнул: "Вон из дома!" - она ложку на стол шмырк и выскочила, даже не стала спрашивать почему. И потом уже на улице стояла и смотрела. А я побежал наверх.

МАРИНА ЕНТАЛЬЦЕВА:

Мы уже пошли укладывать девочек. Катя была еще внизу, а Маша уже ложилась спать. Моя Светуля пошла на первый этаж, и Людмила Александровна там была.

Дом у них двухэтажный, не скажу, что большой. А лестница на второй этаж в центре, налево и направо от нее по комнате. Я была первый раз в этом доме. И когда сауна загорелась, во всем доме отключилось электричество. Короткое замыкание, наверное. Стало темно.

Я сразу почувствовала угарный газ и растерялась. Тут Владимир Владимирович кричит "Все вон!" или что-то в этом роде. А мне же дорогу не найти!

И пламени пока нет, только дым и угарный газ. Просто задыхаешься. Темнотень. Я куда-то побежала. Они мне снизу кричат: "Марина, спускайся вниз!" Я кричу: "Не могу найти дорогу!" Это было последнее, что я крикнула. Ползаю и ищу руками лестницу. Думаю: должна же где-то здесь быть лестница. Выяснилось потом, что я проползла мимо нее и очутилась в другой комнате.

Дыма было столько, что не видно лестницы, по которой надо спускаться. На втором этаже и Марина, и Машка, старшая дочка, вертятся и не могут понять, куда им бежать, и даже друг друга не видят. Я Машу взял за руку и на балкон вывел.

Потом содрал с кровати простыни, связал их, привязал к балконной решетке и говорю Маше: "Спускайся!" Она испугалась: "Не полезу, боюсь!" Я пригрозил: "Я тебя сейчас возьму и как щенка отсюда выброшу! Ты что, не понимаешь, что дом сейчас сгорит?!"

Взял ее за шиворот, перекинул через решетку, внизу ее приняли.

МАРИНА ЕНТАЛЬЦЕВА:

И тут моя рука наткнулась на руку Владимира Владимировича. Он, видимо, поднялся на второй этаж. Он меня и вытолкнул на балкон.

Тут все загорелось. Сначала вообще не было огня, а потом разом все загорелось. Не как в кино: сначала половичок, потом шторка... Все это ерунда. Все вспыхнуло мгновенно, моментально. Мне рассказывали, выделяется какой-то летучий газ, который очень быстро загорается. Короче говоря, столб пламени.

После Маши я Марину спустил. Связал несколько простыней и перебросил через балкон. Она, когда по простыням скользила, испугалась и разжала пальцы. Там можно было очень сильно удариться, потому что ступеньки отделаны из камня. Но ее муж поймал, правда, выбил при этом руку из сустава. Ничего, потом вправили.

И тут я вспомнил, что в комнате остался "дипломат" с деньгами, все наши сбережения. Я думаю: как же без денег?

Вернулся, поискал, руку запустил туда, сюда... Чувствую, что еще пару секунд пошарю - и все, можно уже не спешить... Бросил, конечно, искать свой клад. Выскочил на балкон, пламя вырывается. Перелезаю через перила, хватаюсь за простыни, начинаю спускаться. И тут нюанс: я же был в чем мама родила, успел только обмотаться простыней. И вот, представляете, картина: пылает дом, голый человек, обмотанный простыней, ползет вниз, ветер раздувает паруса, и вокруг на пригорке выстроился народ и молча, с большим интересом наблюдает.

Рядом с домом две машины стояли. Они довольно сильно раскалились. А ключи от них в доме. Машины на передаче, дверцы заперты.

МАРИНА ЕНТАЛЬЦЕВА:

Мы же остались без ключей, все было в доме. Людмила Александровна говорит: "Давайте толкать". У нас "девятка" была. Я кричу в истерике: "Да черт с ней, с машиной! Дом ведь горит!" Она на меня очень удивленно посмотрела. И говорит: "Да ладно, пригодится еще". Берет камень и кидает в стекло. Потом снимает машину с передачи, и мы ее кое-как толкаем. И вторую так же.

А потом я стояла и молча смотрела, как горит дом. Это был полнейший шок для меня. А Людмила Александровна первое что сказала: "Слава богу, что все живы и здоровы!"

Дом как свечка сгорел. Пожарные приехали. Но у них сразу вода кончилась. А озеро буквально рядом. Я говорю: "Как кончилась вода? Целое озеро же есть!" Они согласились: "Озеро есть. Но нет шланга". В общем, пожарные приезжали и уезжали три раза, пока все не сгорело дотла.

Девочкам было хуже всех в этой истории. Они ведь перевезли сюда из квартиры все свое богатство - все игрушки, всех Барби, которые у них скопились за все детство. Маша потом рассказывала, что несколько месяцев после этого спать не могла. Все самое родное, что у них было, они перетащили в ту комнату.

Пожарные, когда сделали экспертизу, пришли к выводу, что во всем виноваты строители: они неправильно сложили печку. А раз они виноваты, то обязаны возместить ущерб.

Первый способ - заплатить деньги. Но непонятно было, какие. Дом сгорел в 96-м году. Строили мы его лет пять. Хорошо помню, как в 91-м покупал кирпич по три рубля за штуку. Потом этого не хватило, и я докупал, но уже по семь рублей. Это были уже другие цены... В общем, непонятно, как индексировать.

Поэтому второй способ мне понравился больше. Заставить их восстановить все в прежнем объеме. Что и было сделано. Они поставили точно такую же коробку, сами наняли польскую фирму, и она все доделала. Строители сделали все это за полтора года. Все стало как до пожара и даже немножко лучше. Только сауну мы попросили вообще убрать.

ЛЮДМИЛА ПУТИНА:

Я отнеслась к потере дома философски. После этой истории я поняла, что ни дом, ни деньги, ни вещи не стоят того, чтобы ради них сильно напрягаться в жизни. Знаете почему? Потому что в один момент все это может просто сгореть.

- Такая уж традиция у нас в стране - все важные вопросы решать в бане. Как же вы теперь?

- В бане вообще-то мыться надо. Мы и в тот раз никаких вопросов не решали. Это были поминки по прежней должности, если хотите.

ЧИНОВНИК

"ЭТО НАШ ГОРОД"

- А что же дальше было с работой? От губернатора Яковлева вы ушли, послом не стали...

- Прошло несколько месяцев после того, как мы продули выборы в Питере, я все еще был без работы. В общем, не очень хорошо, да и семья все-таки... Надо было что-то решать. А тут какая-то невнятная ситуация с Москвой: то вроде зовут на работу, то не зовут.

- И кто все же позвал?

- Бородин, как ни странно.

Инициатива моего прихода в администрацию президента принадлежала с самого начала управляющему делами президента Павлу Бородину. Не знаю, почему он обо мне вспомнил. Мы несколько раз в жизни до этого встречались. Вот, собственно, и все отношения.

Бородин говорил обо мне с тогдашним главой администрации президента Николаем Егоровым. Тот меня вызвал в Москву и предложил стать его заместителем. Показал проект указа президента, сказал, что на следующей неделе подпишет его у Ельцина - и за работу. Я согласился: "Хорошо. Что мне делать?" Он говорит: "Лети домой, в Питер. Подпишет, и мы тебя вызовем".

Я уехал, а буквально через два-три дня Егорова сняли и главой администрации назначили Анатолия Чубайса. А Чубайс ликвидировал должность, которую мне предлагали. Так что в Москву я тогда так и не переехал.

Прошло еще какое-то время. Уже было сформировано правительство Черномырдина, а его первым замом назначили Алексея Алексеевича Большакова. Нашего, питерского. И на каком-то приеме - это я позднее узнал - он Бородину и говорит: "Что же вы? Обещали трудоустроить человека и бросили, он так без работы и сидит". Бородин обиделся: "Да не бросал я его. Там все ваш дружок Чубайс переломал". "Ну и возьми его тогда к себе", - предложил Большаков. Бородин считал, что я к нему в Управление делами не пойду, потому что привык к другой работе. Большаков настаивал: "Ну тогда придумай что-нибудь". На том и разошлись. Бородин обещал придумать. И придумал, но об этом я узнал позднее.

Как-то позвонил Леша Кудрин. Он тогда был начальником Главного контрольного управления президента. Приезжай, говорит, посмотрим, что можно сделать, одну должность ликвидировали, но не все же. Я прилетел. Встретился с Кудриным. Он поговорил с Чубайсом, и тот перед отъездом в отпуск предложил мне возглавить Управление по связям с общественностью. Мне это дело было совсем не по душе. А куда деваться? С общественностью так с общественностью. Все-таки администрация президента. В общем, согласился.

Мы с Кудриным сели в его машину и поехали в аэропорт. По дороге он говорит: "Слушай, давай поздравим Большакова, наш, питерский, первым замом стал". - "Ну давай". Мы набрали телефон Большакова прямо из машины. Нас соединили. Лешу как начальника Главного контрольного управления со всеми соединяли. Алексей поздравил Большакова и сказал: "Вот и Володя Путин вас поздравляет. Он тут, рядом со мной". Большаков говорит: "Дай-ка ему трубку". Я беру трубку и слышу: "Ты где?" - "Ну как где? В машине. Едем с Лешей в аэропорт. Я в Питер улетаю". - "А где был?" - "В Кремле. Решали вопрос моего трудоустройства. Буду начальником Управления по связям с общественностью". - "Позвони мне минут через тридцать". А машина-то все приближается к аэропорту.

Я уже хотел идти на посадку, но в последний момент все же дозвонился до Большакова. Он говорит: "Слушай, а ты можешь остаться? Завтра подойди к Бородину". Я не понимал, о чем идет речь, но остался. Мне даже в голову не приходило, что Большаков может обо мне вспомнить.

Не знаю, почему он это сделал, а спрашивать неудобно. У меня есть только одно объяснение, другого и быть не может. Алексей Алексеевич в Питере был человеком заметным. Первый заместитель исполкома Ленсовета, человек, который реально руководил городом. Отзывались о нем, как правило, хорошо, как о человеке деловом, энергичном и очень работящем. Его смела демократическая волна, хотя он не был каким-то ортодоксом, но Собчак решил, что он должен уйти.

Большаков оказался почти на улице, чем-то занимался, но никому и в голову не приходило, что он может снова какой-то серьезный пост занять, а тем более в Москве. Время от времени Большаков появлялся в Смольном, по своим делам. И ни разу, я его не заставлял ждать. Сразу все дела прекращал, всех выгонял, сам выходил в приемную: "Алексей Алексеевич, заходите". У нас с ним никогда не было близких отношений, он, может быть, просто это запомнил...

Утром я зашел к Бородину, он предложил мне должность своего заместителя.

Вот так в августе 1996 года я оказался на Старой площади в Москве в качестве заместителя Управделами президента. Курировал юридическое управление и загрансобственность.

ЛЮДМИЛА ПУТИНА:

Я помню, что вопрос не стоял так: ехать в Москву или не ехать? Было понятно, что ехать надо. И даже нельзя сказать, что мы с Володей как-то уж очень обсуждали новое назначение. Володя сказал, что хотя и предложили работу, которая не вполне ему подходит, но ничего другого нет. Потом появилось другое предложение.

Мне не хотелось уезжать из Петербурга. Только начали жить в своей квартире, а тут опять все казенное. Хотя что уж жаловаться? Дача в Архангельском. Дом, правда, старый и старая обстановка, зато два этажа, шесть комнат. Две внизу, четыре наверху - шикарно! И Москву я полюбила сразу. Необъяснимо, вот просто подошел мне город, и все - то ли атмосферой, то ли обстановкой на улице, то ли ухоженностью. Питером я болела. Приехала в Москву и выздоровела. Муж дольше привыкал к Москве, но, кажется, привык. Тут комфортно даже от самого сознания, что жизнь бьет ключом.

Не могу сказать, что я не любил Москву. Я просто больше любил Питер. Но Москва, совершенно очевидно, - европейский город. Есть у него, конечно, свои проблемы, но тем не менее здесь кипит жизнь. Надо признаться, что Питер все-таки провинция, хотя бы политическая.

"ПОЕЗДИЛ, ПОСМОТРЕЛ..."

- Вы сделали невероятно быструю карьеру в Москве. Практически каждый год повышение. 1997-й - начальник Главного контрольного управления, 1998-й - первый замглавы администрации президента, курирующий регионы, 1998-й - директор ФСБ, а позднее еще и секретарь Совета Безопасности. В августе 1999-го - премьер-министр и с 31 декабря - и.о. президента. И что, вам вот всем этим было одинаково интересно заниматься?

- Совсем нет. Собственно, был момент, когда я собирался уходить из администрации президента.

- Когда же?

- А вот когда работал в Контрольном управлении. Работа такая... несозидательная сама по себе. Важная, нужная, я все понимаю, но неинтересно мне было. Не знаю, чем бы я занялся, если бы все же ушел. Наверное, создал бы какую-то юридическую фирму. Трудно сказать, можно ли на это жить, но это действительно интересно. Многие из моих друзей занимаются этим, и у них все получается.

- Так почему же не ушли?

- Пока думал, меня назначили первым замом главы администрации президента, и я занялся регионами, контактами с губернаторами. До сих пор считаю, что эта работа была самой интересной. Тогда же, кстати, у меня сложились отношения со многими губернаторами. Мне стало ясно, что работа с региональными лидерами одно из самых важных направлений деятельности в стране. Все же говорят о том, что нарушена вертикаль управления, вот и надо ее восстанавливать.

- Вот только надо ли это губернаторам? Готовы ли они выстраиваться в вертикаль?

- Они готовы. Ведь и губернаторы - часть страны и тоже страдают от управленческих недостатков. Этот вопрос надо решать вместе с ними. Кому-то что-то может не понравиться, всем не угодишь, но что-то общее в подходах можно найти. Потом, мне было интересно узнавать страну. Ну где я работал - в Петербурге, за границей... Конечно, семь лет работы в Питере - хороший опыт, и хозяйственный, и управленческий. Но Питер - это все же не вся страна. Хотелось поездить, посмотреть.

"НУ СПАСИБО, РЕБЯТА"

- Что же вы тогда через полгода бросили это интересное дело и пошли директором ФСБ? Потянуло обратно в органы?

- Не потянуло. Меня не то что не спросили: хотите - не хотите, а даже не намекнули, что может быть такое назначение. Просто президент подписал указ...

- Главой администрации тогда ведь был Валентин Юмашев?

- Да. Сижу в кабинете, раздается звонок: "Можешь подъехать в аэропорт, встретить Кириенко?" Он тогда был премьер-министром и возвращался от президента, который отдыхал в Карелии. Я говорю: "Могу". "Что это вдруг?" - думаю. Я уже заподозрил что-то неладное. Приезжаю в аэропорт - выходит Кириенко: "Володя, привет! Я тебя поздравляю!" Я говорю: "С чем?" А он: "Указ подписан. Ты назначен директором ФСБ". Ну спасибо, ребята... Не могу сказать, что обрадовался. У меня не было желания второй раз входить в одну и ту же воду.

Понимаете, все-таки в военизированных организациях очень тяжелая служба. Я помню: подходишь к зданию КГБ, где работал, и тебя как будто к току подключают. Не знаю, может быть, только у меня так, но думаю, что и у подавляющего большинства. Человек живет там в постоянном внутреннем напряжении. Бумажки все секретные, то нельзя, это нельзя.

Да в ресторан нельзя было сходить! Считалось, что в рестораны ходят только проститутки да фарцовщики. Что приличному сотруднику органов безопасности делать в такой компании?

Потом, если ты сотрудник разведки, то всегда являешься объектом потенциальной проверки. Что-то там выясняют про тебя. Может быть, и не так часто это происходит, но приятного все равно мало. А совещания каждую неделю! А план работы на день! Зря смеетесь. Там тетрадка есть с грифом "Секретно". В пятницу пришел, открываешь, пишешь план работы на неделю - прямо по дням. Причем каждый день расписываешь по часам.

Вы скажете: а в Кремле что, лучше? Но у меня здесь положение другое. Сейчас меня никто не контролирует. Я сам всех контролирую. А тогда были начальник отделения, начальник отдела. Открывают план: что сделано за неделю? И начинаешь отчитываться, почему что-то не сделано. Объясняешь: это крупномасштабное дело, его так сразу не сделаешь. Зачем же, говорят, тогда пишешь в план, пиши то, что можешь сделать. Я это рассказываю, чтобы объяснить, что такое служба. Конечно, все это подавляет.

И потом, я так интересно, и разнообразно жил после увольнения из КГБ. И вот вхожу в кабинет директора ФСБ, меня встречает Николай Ковалев, мой предшественник в этой должности. Открывает сейф и говорит: "Здесь у меня - секретная тетрадь. Здесь - патроны". А я с тоской смотрю на все это.

ЛЮДМИЛА ПУТИНА:

Пожалуй, единственное назначение Володи, которое обсуждалось в семье, - это на пост премьер-министра. По поводу же ФСБ, я помню, мы говорили месяца за три до назначения, и он сказал, что ни в коем случае не согласится. Мы гуляли в Архангельском и говорили о его работе, и он тогда сказал, что вот куда бы ему точно не хотелось, так это в ФСБ. Я понимала почему. Это опять возвращение к закрытой жизни. Когда Володя работал в КГБ, это была вообще очень закрытая жизнь. Туда не ходи, это не скажи, с этим общайся, а с тем - нельзя. И потом, ему так нелегко далось решение уйти из КГБ, он уходил как бы навсегда.

Я была в отпуске на Балтийском море, когда он позвонил и сказал: "Ты там повнимательнее, потому что меня вернули туда, где я начинал". Я решила, что его вернули снова заместителем Бородина, понизили то есть. Никак не могла расшифровать его слова. Подумала, что пока отдыхала, в стране что-то произошло, как-то изменилась ситуация. А он повторил: "Меня вернули туда, где я начинал". Когда он сказал это в третий раз, до меня дошло. Вернувшись из отпуска, я спросила его, как же это произошло. Он ответил: "Назначили, и все". Вопросов у меня больше не было.

Когда Володя пришел в ФСБ, ему предложили стать генералом. Он остался на гражданской службе. Ведь не полковник командует генералами, а человек, который на это способен.

Сказалось ли это назначение как-то на нашей жизни? Да нет, вот только у меня были знакомые в Германии - муж и жена. С ними пришлось прекратить контакты. Я думала, на время, а они так до сих пор и не возобновились.

- Как вас приняли в ФСБ? Пришел какой-то полковник...

- Настороженно меня приняли. Потом это прошло. Что же касается полковника... Давайте все же разберемся. Во-первых, я полковник в отставке. Закончил службу подполковником. Но это было десять лет назад. Эти десять лет у меня была другая жизнь. И пришел я работать в ФСБ не как полковник, а как гражданское лицо, с должности первого заместителя главы администрации президента.

- То есть вы фактически стали первым гражданским руководителем органов безопасности.

- Конечно, но на это не обратили внимания - кто по глупости, кто по незнанию, а кто-то специально.

- При вас руководящий состав сильно изменился?

- Изменился, но не сильно. Я вообще не делал никаких резких движений. Я просто присмотрелся к обстановке и к людям и начал проводить те изменения, которые считал нужными.

- А почему же Евгений Примаков говорил, что вы всюду расставили ленинградцев?

- И еще говорили, что я всех уволил и набрал неизвестно кого. А я взял и всю коллегию ФСБ привел к Примакову на совещание. И выяснилось, что все на месте, никого не уволили. Примаков потом извинялся, сказал, что его ввели в заблуждение.

- Правда ли, что, будучи директором ФСБ, вы встречались с Владимиром Крючковым?

- Правда.

- Случайно?

- Нет, не случайно. Я довольно активно работал с ветеранами.

- Снова начали поговаривать о возможном слиянии ФСБ с МВД. Вы как?

- Отрицательно. Сообщество спецслужб уже сложилось, и что-то снова ломать - плохо. И потом, с точки зрения интересов ведомств, это может быть и нормально, но с точки зрения политических интересов, невыгодно - лучше получать информацию из двух источников, чем из одного.

- А может быть, еще лучше, чтобы они друг за другом следили и между собой не договаривались?

- Это не ко мне. В Германию, пожалуйста, 33-го года. Каждый должен следить за каждым - принцип гестапо.

- Любопытно, что вас дважды назначали на пост, который до вас занимал тоже петербуржец Сергей Степашин. И в ФСБ, тогда еще ФСК, и премьер-министром. О Степашине в ФСБ вспоминали без симпатии?

- Наоборот, хорошо вспоминали. Он ведь в ФСК повел себя неожиданно по-взрослому, чем вызвал уважение многих, в том числе и мое.

Собчак очень поддерживал назначение Степашина на пост начальника ленинградского управления ФСК. Я тогда уже работал в администрации города. Помню, Собчак сообщил мне после путча, что у нас ФСК возглавит демократ.

Мне это совсем не понравилось. Хотя к самому Собчаку я относился с симпатией. Но тут... Милиционер какой-то... У нас в ЧК всегда милиционеров недолюбливали. К тому же человек, никогда не имевший отношения к органам безопасности. Нет, конечно, если честно, меня не коробило то, что он представитель демократической волны. Я сам уже был из этой среды. Но тревожно стало. Помните, в какой ситуации оказались тогда органы безопасности? На этой волне хотелось крушить, ломать, раздирать, предлагали открыть списки агентуры, рассекретить дела. А Степашин повел себя совершенно неожиданно. Фактически он своим демократическим авторитетом прикрыл спецслужбы Ленинграда. Он с самого начала твердо сказал: "Если вы мне доверяете, то доверяйте. Что можно будет, опубликуем, но ничего, что идет во вред государству, делать не будем". Надо отдать ему должное, он смог наладить деловые отношения с оперативным и руководящим составом. Ему поверили, это правда.

Мы встречались потом со Степашиным и в Москве, хотя у нас не было близких, приятельских отношений. Но помните, после отставки из ФСК он работал в аппарате правительства? Я тогда уже был в администрации президента. И когда решался вопрос о том, кто станет министром юстиции, я предложил Степашина. Перед этим заехал к нему и спросил: "Сергей, ты хочешь? Не знаю, что получится, но я готов тебя поддержать". Он ответил, что хочет, потому что надоело бумажки носить.

"Я НЕ УДИВИЛСЯ"

- Вас обрадовало, когда Степашина назначили премьер-министром?

- Да.

- А вы знали, что тогда же обсуждалась и ваша кандидатура в качестве претендента на этот пост?

- Когда его назначали премьером? Нет. Мне даже в голову не приходило.

- Он пробыл премьером считанные месяцы. Не мог скрыть, сколь болезненной была для него отставка. Вы говорили с ним с глазу на глаз?

- Да, он знает, что я не имею отношения к его увольнению. Но все равно было ужасно неловко, когда накануне увольнения Степашина мне позвонили и попросили утром приехать к Ельцину в Горки. Мы сидели вчетвером - Борис Николаевич, Степашин, Аксененко и я. Сергею президент объявил о его отставке. Представляете мое состояние! Я же его товарищ. Оправдываться мне вроде перед ним не в чем. Ну что сказать: "Сергей, все равно тебя уволят". Ну, это невозможно произнести вслух. Язык не поворачивается. Конечно, было очень неприятно.

- А когда вышли от Ельцина, не поговорили?

- Попрощались, и все.

- И никогда больше при встречах не возвращались к тому утру?

- Возвращались. Думаю, в нем жила обида. Не ко мне, но обида была. Время пройдет, забудется. Внешне он не сделал ничего такого, за что можно было бы уволить. Но президент посчитал иначе. Он исходил, наверное, не только из тех двух-трех месяцев, что Сергей был премьером...

Борис Николаевич пригласил меня к себе и сказал, что у него есть идея предложить мне пост премьер-министра, только он должен еще переговорить со Степашиным. Я не особенно удивился. Уже было понятно, что все к тому идет. Я имею в виду не мое назначение, а снятие Степашина. Ельцин не спрашивал, согласен ли я стать премьером или нет. Он лишь сказал, что относительно Степашина уже принял решение.

Кстати, в разговоре со мной он не произносил слова "преемник". Ельцин говорил о "премьере с перспективой", что если все пойдет нормально, то он считал бы это возможным.

А потом, уже в эфире, президент сказал обо мне как о будущем возможном президенте. Он произнес это вслух на всю страну. И когда меня сразу после этого забросали вопросами, я ответил: "Раз президент сказал, то я так и сделаю". Возможно, это прозвучало не очень уверенно, но по-другому ответить не мог.

Вспомните, в каком состоянии в это время находилась страна? До выборов оставалось ничтожно мало времени. Борису Николаевичу надо было принимать решение. Ведь те же губернаторы прекрасно чувствовали, что все зависло, а им надо было определяться. Почему тогда же было создано ОВР, если честно? Потому что для губернаторов не было другой альтернативы. А альтернатива должна быть.

- Например, "Единство"?

- Да.

ЛЮДМИЛА ПУТИНА:

Меня не поразила такая молниеносная карьера мужа. Я всегда считала, что раз так происходит - значит, это кому-то нужно. Но иногда я ловлю себя на мысли: как странно, я замужем за человеком, который вчера еще был, в общем, никому неизвестным заместителем мэра Петербурга, а сегодня стал премьер-министром. Но я почему-то всегда верила, что с Володей такое может произойти.

Мне не страшно за него. И гордости никакой особой нет. А вот восхищение есть. Он очень целеустремленный, не тщеславный, а именно целеустремленный. Он всегда вкалывал и добивался своей цели, всегда жил ради чего-то. Есть люди, которые вкалывают ради денег, а он - ради идеи. Ему всегда доставлял удовольствие сам процесс работы. Такие люди, как мне кажется, многого добиваются. Знаете, вот то, что я - премьерша, меня удивляет, а то, что он премьер, - нет.

МАРИНА ЕНТАЛЬЦЕВА:

Путин стал премьером, а через несколько дней у него скончался отец. Владимир Владимирович приезжал к нему из Москвы каждые выходные. В это время он был страшно загружен работой, но все равно появлялся в Петербурге раз в неделю хотя бы на полдня. Владимир Владимирович очень боялся, что не успеет попрощаться с отцом. И мне говорили, что он все-таки провел с отцом его последние часы.

"ПАРЕНЕК СЛОМАЕТ СЕБЕ БАШКУ"

- Но вот когда Ельцин на всю страну объявил вас преемником, ничего не дрогнуло внутри?

- Нет.

- Вы так уверены в своих силах?

- Нет, не в этом дело. Помните, Селезнев тогда сказал: "Зачем же они с вами это сделали? Они же на вас крест поставили". Все сочли, что это конец. Но ведь и я, собственно, этого не исключал. Правда, по другой причине.

Я попытаюсь объяснить. Все это происходило на фоне только что начавшейся агрессии в Дагестане. Я как бы внутренне для себя решил, что все, карьера на этом, скорее всего, закончится, но моя миссия, историческая миссия - звучит высокопарно, но это правда - будет заключаться в том, чтобы разрешить эту ситуацию на Северном Кавказе. Тогда совсем непонятно было, чем все закончится, но мне, и не только мне, наверное, было ясно, что на Северном Кавказе "башку себе этот паренек сломает". Я к этому так относился. Сказал себе: Бог с ним, у меня есть какое-то время - два, три, четыре месяца, - чтобы разбабахать этих бандитов. А там уж пусть снимают.

Понятно было, что бить надо там, в Чечне, по базам. Ведь честно говоря, все, что делалось в последние годы, особенно в сфере сохранения государства, это... Как бы помягче сказать, чтобы никого не обидеть? Это - любительство... Поверьте мне, еще в 1990-1991 годах я точно знал, как это ни самоуверенно звучит, что при том отношении к армии, которое сложилось в обществе, к спецслужбам, особенно после распада СССР, страна окажется уже очень скоро на грани развала. Теперь о Кавказе. Ведь по существу, что такое сегодняшняя ситуация на Северном Кавказе и в Чечне? Это продолжение развала СССР. Ясно же, что это когда-то надо останавливать. Да, какое-то время я надеялся, что с ростом экономики и развитием демократических институтов этот процесс будет заторможен. Но жизнь и практика показали, что этого не происходит.

Моя оценка ситуации в августе, когда бандиты напали на Дагестан: если мы сейчас, немедленно это не остановим, России как государства в ее сегодняшнем виде не будет. Тогда речь шла о том, чтобы остановить развал страны. Я исходил из того, что мне нужно будет это сделать ценой политической карьеры. Это - минимальная цена, которую я готов был заплатить. Поэтому, когда Ельцин объявил меня преемником и все сочли, что для меня это начало конца, я был совершенно спокоен. Ну и черт с ним. Я посчитал: несколько месяцев у меня есть, чтобы консолидировать вооруженные силы, МВД и ФСБ, чтобы найти поддержку в обществе. Хватит ли времени - вот только об этом и думал.

- Но вы же не могли самостоятельно принять решение о начале кампании в Дагестане, а потом в Чечне. Президентом был Ельцин, а на нем лежал груз первой неудачной чеченской операции. Кстати, и на Степашине тоже.

- Ну, Степашин уже не был премьер-министром. Что касается Ельцина, то он полностью поддержал меня. Доверил мне, и все. Я ему докладывал по факту проделанных мероприятий.

- То есть он вообще не вмешивался?

- Еще раз повторяю. Он мне полностью доверял. При каждой встрече мы обсуждали ситуацию в Чечне.

- Значит, вся ответственность лежит на вас.

- В значительной степени это так. С первыми лицами Минобороны, Генштаба, МВД мы собирались почти ежедневно, а то и два раза в день - утром и вечером. И вот так, почти на ручном управлении, силовики консолидировались. Первое, что я обязан был сделать, - это преодолеть ведомственную разобщенность: когда армия не понимает, что делает МВД, а ФСБ критикует всех, но сама ни за что ответственности не несет. Мы - одна команда, единый организм. Только тогда будет успех.

- Вы говорили о цене, которую вы лично готовы были заплатить за кампанию на Северном Кавказе. Она действительно минимальна - карьера. Но ведь цена любой военной операции измеряется и в человеческих жизнях, и в денежных единицах, кстати.

- Я был убежден, что если мы сейчас не остановим экстремистов, то через некоторое время нам грозит вторая Югославия на всей территории Российской Федерации, югославизация России.

- Ну и выбили бы боевиков из Дагестана, оградили бы Чечню санитарным кордоном...

- Это бессмысленно и технически невозможно.

- Скажите, а вот тот факт, что Ленин много десятилетий назад отдал Финляндию, вызывает у вас аллергию? Отделение Чечни в принципе невозможно?

- Возможно, но дело-то не в отделении.

Мне казалось, что это было абсолютно понятно. Я скажу вам, чем я руководствовался и почему был так убежден в угрозе, которая нависла над страной. Вот все говорят, жесткий, жестокий даже - малоприятные эпитеты. Но я ни на секунду не сомневался, да и для элементарно политически грамотных людей давно было понятно, что Чечня не ограничится только независимостью самой Чечни. Она будет использована как плацдарм для дальнейшего нападения на Россию.

Ведь началась же агрессия. Они накопили там силы и напали на сопредельную территорию. Для чего? Для того, чтобы защитить независимость Чечни? Конечно, нет. Для того, чтобы отторгнуть дополнительные территории. Вот захлестнуло бы Дагестан - и все. Кавказ отошел бы весь, это же понятно. Дагестан, Ингушетия, а потом вверх по Волге - Башкортостан, Татарстан. Это же направление в глубь страны.

Вы знаете, когда я представлял себе реальные последствия - меня оторопь брала. Я думал, что если это вот так будет развиваться, то сколько беженцев смогут принять Европа, Америка? Потому что дезинтеграция такой огромной страны - это, конечно, была бы глобальная катастрофа. И когда я начинал сопоставлять масштабы возможной трагедии с тем, что мы там имеем, у меня ни на секунду не было сомнений, что мы должны действовать так, как сейчас, может быть, еще более жестко. Проблема в том, что нам не хватило бы никаких вооруженных сил, если бы конфликт пошел дальше. Нам пришлось бы объявлять призыв резервистов и их отправлять воевать. Началась бы настоящая крупномасштабная война.

Или пришлось бы согласиться на раздел страны. Немедленно появились бы недовольные лидеры отдельных регионов, краев - мы не хотим жить в такой России, мы будем самостоятельными. И пошло-поехало.

Теперь вернемся к вопросу о независимости Чечни. Допустим, мы согласились бы на эту независимость республики вплоть до ее отделения. Ситуация стала бы уже совсем другой. Сегодня все признают, и правильно делают, что необходимо соблюдать территориальную целостность России, и не оказывают официальной поддержки террористам и сепаратистам. А если бы мы согласились на их самостоятельность, то нашлось бы немало стран, которые признали бы Чечню и в тот же день начали оказывать ей крупномасштабную и абсолютно официальную поддержку. И наши действия уже рассматривались бы как агрессия, а не как решение внутренних проблем. Это кардинально меняет ситуацию и делает ее многократно худшей для России.

Летом прошлого года мы начали борьбу не против самостоятельности Чечни, а против агрессивных устремлений, которые начали нарождаться на этой территории. Мы не нападаем. Мы защищаемся. И мы их выбили из Дагестана. А они опять пришли. Мы опять выбили, а они пришли. И в третий раз выбили. А когда дали им серьезно по зубам, они взорвали дома в Москве, в Буйнакске, в Волгодонске.

- Решение продолжить операцию в Чечне вы принимали до взрывов домов или после?

- После.

- Вы знаете, что есть версия о том, что дома взрывались не случайно, а чтобы оправдать начало военных действий в Чечне? То есть это якобы сделали российские спецслужбы?

- Что?! Взрывали свои собственные дома? Ну знаете... Чушь! Бред собачий.

Нет в российских спецслужбах людей, которые были бы способны на такое преступление против своего народа. Даже предположение об этом аморально и по сути своей нечто иное, как элемент информационной войны против России.

"ШАМПАНСКОЕ ПИЛИ ПРЯМО ИЗ ГОРЛЫШКА"

ЛЮДМИЛА ПУТИНА:

Недели за три до Нового года Володя сказал: "На Новый год я полечу в Чечню. Ты со мной?" Я сначала удивилась: "А как же я детей одних оставлю? А если что-то случится с нами обоими, то как же они будут? Нет, не полечу". Через пару дней я улетела в Питер, подумала спокойно, вернулась в Москву и сказала ему, что летим вместе. Не знаю почему... Одной страшно остаться, без него. А ведь никто не мог гарантировать, что ничего не случится. Это - непредсказуемо.

Из женщин полетела еще жена Патрушева, директора ФСБ. Остальные все мужчины. Мы прилетели в Махачкалу, потом пересели в три вертолета и отправились в Гудермес. А в Гудермесе пилот не рискнул сажать вертолет: видимость была недостаточной. Нужно было, кажется, 150, а она была 100 метров. За двадцать минут до наступления Нового года развернулись и полетели обратно. А в полночь открыли в вертолете шампанское. Стаканчиков не было. Пили прямо из горлышка. Две бутылки шампанского на всех.

Когда мы развернулись, то там, в Гудермесе, все решили, что уже не прилетим. Но надо знать Володю. У меня не было ни минуты сомнений, что мы все равно попадем в эту воинскую часть. Неважно, когда и как, но попадем. Когда вернулись в Махачкалу, он мне сказал: "Давай оставайся, а мы поедем на машинах". Вот уж нет! Стоило лететь в такую даль, чтобы сидеть и ждать неизвестно чего. Мы сели в машины. Времени было уже полтретьего, наверное. Через два с половиной часа доехали до части. Я, честно говоря, всю дорогу спала.

Видели бы вы, какое удивление и какой восторг был там у ребят в глазах, когда мы приехали. Лица у них усталые, даже отрешенные немного. А в глазах такое, как будто они ущипнуть себя хотят: действительно это Путин к ним приехал Новый год праздновать или мерещится?

Час побыли в части и поехали назад. А еще через пару часов дорогу, по которой мы только что проехали, взорвали. Вот и все. Прилетели в Москву. А 1 января мы были приглашены к Борису Николаевичу. Я его видела второй раз в жизни.

МАША,

старшая дочь:

Мы все время донимали родителей: "Где будем встречать Новый год?" А за неделю, кажется, до праздника мама сказала, что их с папой в Новый год не будет. Но они не сказали, куда поедут. Мы с сестрой как-то не особенно задумывались, куда они отправляются. Да и не обиделись на них. Мы пригласили подружку, к тому же у нас тогда гостили тетя с кузиной. И подарки нам уже подарили. Мы просили компьютер, а подарили два - чтобы у каждой свой. Вернулись родители на следующий день вечером и снова куда-то уехали. А мы потом только по телевизору узнали, что они были в Чечне.

СЕМЬЯНИН

Интервью с Людмилой Путиной

"В ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКЕ ТОЖЕ ЛЮБОПЫТНО"

- Вы прожили с мужем двадцать лет. Наверное, все о нем знаете?

- Так не бывает, чтобы все. В каждом человеке что-то остается за кадром.

- Он неразговорчив?

- Я бы не назвала Володю молчуном. На интересующие его темы и с интересующими его людьми он очень даже охотно говорит. Но он не склонен обсуждать людей, тем более тех, с кем работает. Я - наоборот. Если я знаю человека или просто кого-то увидела по телевизору, то высказываю свое мнение. А он не любит этого делать.

- Ну, выскажитесь о ком-нибудь. Вот Чубайс, например. Вы его знаете?

- Немного.

- Он обычно нравится женщинам.

- А он женщин, как мне показалось, всерьез не воспринимает, относится с некоторым пренебрежением. Я не феминистка, но мне хочется, чтобы женщина в этом мире занимала достойное место.

- Так это вы влияете на мужа? Он все время говорит, что женщин у нас недооценивают.

- Вряд ли это мое влияние. Просто у нас иногда совпадают взгляды.

- А он на женщин заглядывается?

- Думаю, что красивые женщины привлекают его внимание.

- Вы спокойно к этому относитесь?

- Ну какой же это мужчина, если его не привлекают красивые женщины?

- Довольно многие мужья срывают дома накопившееся за день раздражение.

- Нет, Володя никогда не вешал на меня свои проблемы. Никогда! Он всегда сам их решал. Более того, не заводил об этом разговор, пока не решит. Потом мог что-то рассказать. Но я точно знаю, когда у него проблемы какие-то или просто плохое настроение. Это он не очень умеет скрывать. Вообще-то он человек уравновешенный, но в такие минуты его лучше не дергать.

- А то - скандал?

- Смотря что вы имеете в виду? Если битье посуды и метание сковородок, то нет. Он даже не говорит на повышенных тонах. Но может довольно резко ответить.

- Напиться может?

- Такого не было. Он вообще к этому равнодушен. В Германии полюбил пить пиво. А так может выпить немного водки или коньяку.

- Вы ведь никогда не жили богато? Или все же был такой период в жизни, когда не приходилось считать деньги до зарплаты?

- Да нет, такого не было, чтобы не считали деньги. Даже не знаю. Это, наверное, надо каким-то крупным бизнесом заниматься, чтобы их не считать.

- А финансами в семье вы занимались?

- Да.

ВЛАДИМИР ПУТИН:

Люда этим в основном и сейчас занимается. А я как не обращал, так и не обращаю на это внимание. Копить деньги я не особенно умею. Да и на что копить-то? Я считаю, что нужно иметь комфортное жилье, нормально питаться, прилично выглядеть, дать хорошее образование детям, иметь возможность иногда съездить куда-нибудь отдохнуть. И это все, на что нужны деньги. А на что еще?

Вообще, если бы у меня была куча денег, я бы поездил, попутешествовал. Я мало бывал в экзотических странах. В Америке был всего дважды - в Нью-Йорке, в жарищу, да в Лос-Анджелесе. Мало что видишь, когда приезжаешь по делам: аэропорт, гостиница, зал для переговоров, аэропорт, и все.

Я в Африку хотел поехать, на сафари. В Кению. Собрался и детей взять, а потом не решился. Там, говорят, прививки надо делать. Я бы в Индию съездил. В арабских странах тоже не был. Хочется посмотреть Египет, Саудовскую Аравию. В Латинской Америке вообще не был. Тоже любопытно. Правда, говорят, что там все выглядит, как в Советском Союзе пятидесятых годов.

- Дома, наверное, вы готовите?

- Готовила. Обязательно завтрак, обед и ужин. А теперь есть повар.

- Вы не замечали, что у нас как только кто-то занимает серьезный пост, сразу начинает толстеть.

- Володя тренируется каждое утро, минут двадцать-тридцать. И плавает - утром и вечером.

ВЛАДИМИР ПУТИН:

Я обычно не обедаю, не успеваю. Днем стараюсь есть фрукты, пью кефир, когда получается. А когда не получается, предпочитаю вообще ничего не есть. Вечером ужинаю. Худеть не собираюсь, но и толстеть тоже. А вот Людмила похудела на пятнадцать килограммов, я даже не ожидал. И девочки у меня хрупкие.

На премьерской даче, где мы сейчас живем, есть бассейн, небольшой, метров двенадцать. Стараюсь плавать каждый день. Да и тренировки, как показал опыт, лучше не бросать. Бросишь - и сразу надо закупать одежду на несколько размеров больше. У меня, я рассказывал, был такой период, когда я из 44 - 46-го размера перелез в 52-й. Потом взялся за себя. Так что дома хоть полчаса в день стараюсь тренироваться.

А вообще я вам скажу, иногда доходит до маразма. Рассказали всем, что я занимался борьбой, так теперь звонят и говорят: "У нас назначено такое-то первенство. Когда прикажете проводить?" Я даже оторопел: "Что?" Они говорят: "У нас в принципе дата уже есть, но вы когда считаете нужным?" Я говорю: "Слушайте, да проводите когда хотите". А они все спрашивают, мол, когда вам удобно, вы-то приедете? Ну, не выдержал и послал их куда подальше: "Смогу - приеду, не смогу - не приеду. Дурака-то не валяйте!"

"СРЕДИ КОГО ЖЕ МНЕ КАТАТЬСЯ?"

- А вот на лыжах вы катались вместе под Сочи, в Красной Поляне. В Германии пристрастились?

- Нет, раньше. А дети катаются лучше, чем мы. Но у них были в этот день гости, и они с нами не поехали.

ВЛАДИМИР ПУТИН:

Я давно начал кататься на горных лыжах. Раньше ездил на Чегет, в Славск - это на Украине. Потом за границу несколько раз ездил. И Людмила катается. Я в этот раз посмотрел: даже совсем неплохо. А когда приехали в феврале в Сочи, люди там ошалели, когда нас увидели. Но реакция была какая-то очень добрая, человеческая. Может быть, еще и потому, что с нами не было чиновников человек сто пятьдесят, которые не умеют кататься, но готовы лыжные палки держать.

Мы первый раз спустились, я потом подхожу к подъемнику, очки снял, а там очередь стоит - и вдруг возгласы: "Не может быть!" Начали пропускать без очереди. А вообще никто не приставал. Сфотографироваться только хотели. Много народу сразу собралось и сфотографировались все вместе. Вот автографы, правда, отказался давать, потому что или надо было кататься, или автографы раздавать. Все время бы на это ушло. Смешно еще было. Кто-то сказал: "Как же так, вы среди нас катаетесь!" Я засмеялся: "А среди кого же мне кататься? Среди негров? Так они не умеют, да и снега там нет".

- Вы вечером дожидаетесь мужа?

- Да. И утром встаю вместе с ним. Знаете, до того как он стал премьером, легко вставал по утрам, хотя спать ложились в двенадцать, в час ночи. Уставал меньше. Сейчас - фантастическая нагрузка. Мне кажется, что просто нечеловеческая. Когда я смотрела по телевизору его встречу с Мадлен Олбрайт, мне даже страшно стало. Спал он накануне от силы четыре часа, а утром была встреча с Олбрайт, длилась три часа. И это же не просто светский разговор.

- Вас не удивляет, как он со всем этим справляется?

- Удивляет. Правда, у Володи всегда была хорошая память. Я помню, когда он еще работал в Питере, нас пригласили на прием во французское консульство. Это было в самом начале его карьеры. Володя опаздывал, и мы все, человек семь, его ждали. Когда он пришел, набросились на него с вопросами, и он часа два фактически давал пресс-конференцию, хотя мы были приглашены просто в гости.

- О чем?

- Да обо всем. Я тогда впервые увидела его в работе. Сидела открыв рот. А он говорил о политике, экономике, истории, юриспруденции. Я слушала и все время думала: "Откуда он все это знает?" Но знаете, я как-то всегда в него верила. Сколько раз он начинал с нуля. И получалось. И в Москве все сложилось. А ведь после того как он ушел с поста вице-мэра, ему было непросто, он мог и не найти работу. Тот период вообще был для него тяжелым. Он молчал, ничего не говорил, но я же понимала. Я и сейчас в него верю, хотя и боюсь за него немного.

- Статус вашего мужа довольно резко изменился, и это не могло не сказаться на вашей жизни. Больше ограничений, как ни странно. Друзья, наверное, не могут просто взять и приехать к вам в гости. Девочки растут, в общем, оторвано от друзей...

- А сейчас и от школы, потому что усилены меры безопасности. Маша в девятом классе, Катя - в восьмом. Учителя приезжают домой. Но и подружки к ним сюда приезжают. Они все же ходят в кино, в театр... Конечно, элемент несвободы появился. Но девочки у нас получились - ох, не сглазить бы - какие-то очень умные по жизни. Я надеюсь, что все эти перемены на них не скажутся.

МАША:

Честно говоря, в школу хочется. Там, конечно, задают всякие вопросы про папу. Интеллигентные люди не спрашивают, а неинтеллигентные спрашивают. Ну, те, которые очень любопытные. Когда папа стал премьер-министром, нас стали очень уважать, резко так стали уважать. Но знаете, некоторые ведь льстят, подлизываются. И это очень чувствуется. Есть такие, которые на улице рассказывают: я знаю Путину. А вообще, кто со мной в прошлом году дружил, те и сейчас дружат.

КАТЯ, младшая дочь:

Вообще-то политика нас не волнует. Мы зовем папу смотреть мультики с нами, и он иногда смотрит. А еще у нас сейчас любимый фильм "Матрица", но папа его не видел. Мы его приглашали. Он сказал, что нет времени, но потом обязательно посмотрит. Мы сначала пошли в кинотеатр на Красной Пресне и посмотрели этот фильм на русском, а потом купили кассету на английском. В школе у нас три языка - немецкий, английский и французский.

МАША:

И уроков задают очень много. Даже когда мы в школу не ходим, уроки все равно задают...

КАТЯ:

Нас в кино охраняют. Человек сидит, кино смотрит, я думаю, заодно нас охраняет. А вообще охрану мы почти не замечаем. Даже когда с друзьями куда-то ходим, они так, рядышком, стараются не мешать. Мы их тысячу раз звали с нами кофе попить, но они не соглашаются.

МАША:

Нас иногда спрашивают: "А вот вы знаете, что папа собирается делать?" Мы никогда его не спрашиваем. Зачем? Ему и так все задают кучу вопросов. Мы больше ему о себе рассказываем. По-моему, ему это интересно.

- Хорошо им вдвоем, похоже? Как же вы решились подряд родить?

- Володя так хотел. Он действительно очень любит девочек. Не все мужчины так трогательно относятся к своим детям, как он. И он всегда их баловал, а воспитывать приходилось мне.

- А мальчика он не хотел?

- Он всегда говорил: "Что Бог даст, то и хорошо". Никогда не говорил, что хочет мальчика.

- А вот это белое и пушистое, которое там у двери лежит, девочка или мальчик?

- Тоже девочка, это Тоська - тойпудель, но сейчас она больше похожа на болонку. Не стригли давно. Володя сначала отнесся к ней с некоторым недоверием. Слишком маленькая. Но сейчас полюбил.

- Маша и Катя говорят о будущем? Кем они хотели бы стать?

- Маша очень серьезно произносит слово "менеджмент", а Катя говорит, что хочет быть дизайнером, мебель придумывать.

- Девочки, наверное, совсем не видят отца.

- Чаще по телевизору, чем дома. Но он всегда к ним заходит, когда бы ни пришел. Вообще у нас уговор с Машей и Катей, что они должны ложиться спать в одиннадцать. Если просрочили, то в субботу никого не приглашают в гости. Это, наверное, слишком строго, но иначе они будут сидеть до трех ночи. Я за самоконтроль. Если сидят до трех, то знают, какие будут последствия.

- А из папы они, наверное, веревки могут вить?

- Из их папы веревки вить никому не удастся.

"ЖЕНЩИНЫ ОДАРЕННЫЕ, А МУЖЧИНЫ ПРОСТО ИЗВЕСТНЫЕ"

- Что это за книжка лежит, на немецком языке? Вы читаете по-немецки?

- Да, эту подарила преподавательница дочек. Она немка. Очень любопытный подарок, и трогательный. Я еще ее не прочитала.

ВЛАДИМИР ПУТИН:

Знаете, как книжка называется? Жена перевела как "Способные женщины в тени великих мужчин". Но это не совсем точно. Буквальный перевод: "Одаренные женщины в тени известных мужчин". Мне кажется, так звучит гораздо менее приятно для мужчин. Женщины - одаренные, а мужчины - просто известные.

- У женщин, которые находятся в тени мужчин-политиков, наверное, непростая жизнь. Женщине все же хочется внимания, чтобы ее носили на руках...

- Меня не нужно носить на руках. Я, наверное, из той категории женщин, о которых сказано: "Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет". Есть женщины, которых не носят на руках.