Некрополь Спасо-Андроникова монастыря

Обо всём этом было доложено на заседании архитектурно-реставрационного отдела Центральных государственных реставрационных мастерских (ЦГРМ). Было принято решение снестись с Москоммунхозом на предмет «приостановки разгрома памятников кладбища». Не видя другого выхода, 27 мая 1924 г. ЦГРМ предложили вывезти в Донской монастырь мраморную скульптурную группу с могилы Трубецких.

Несмотря на тревожные симптомы, музейные работники и специалисты строили планы на будущее. Так, весной 1924 г. на заседаниях общества «Старая Москва» Н.А. Шамин ставил вопрос о необходимости поисков плиты с могилы актёра Волкова, о сооружении у монастырской стены памятника Андрею Рублёву.

Ощущение грядущей беды пришло уже осенью 1924 г., когда районные власти стали воплощать свои ранее высказанные идеи в жизнь и постановили ликвидировать сразу четыре монастырских кладбища: Скорбященское, Всехсвятское, Новоспасское и Андрониковское. Надгробные памятники предполагалось употребить как строительный материал. Началась неприкрытая вакханалия разрушения московских кладбищ. Слабые возражения архитекторов и реставраторов в расчёт не принимались.

В ЦГРМ сохранилось несколько документов о начале уничтожения Андрониковского кладбища. Извещённые о массовых фактах вандализма на кладбище, 7 января 1925 г. монастырь посетили известные музейные работники: И.Э. Грабарь (директор ЦГРМ), В.А. Мамуровский, Н.Г. Машковцев. Их взорам предстали валявшиеся на земле железные ворота XVIII в., полуразрушенная древняя трапезная, разбитые надгробия в усыпальнице Лопухиных и множество опрокинутых и разбитых памятников на самом кладбище. Ещё более печальную картину опустошения монастыря описал посетивший его через две недели заведующий музеем «Старая Москва» П.Н. Миллер. Приведу лишь несколько строк из его обширной докладной записки:

«Осмотрев 18 - [го] сего января памятники кладбища бывшего Андроникова монастыря в Москве, я обнаружил, что большинство каменных (мраморные, гранитные, песчаниковые и т.п.) остались пока на месте, а если некоторые из них сброшены, перенесены, частью разрушены или оббиты, то всё же они доступны для обозрения; что же касается до металлических памятников, металлических частей их (крестов, досок и т.п.), решёток, крыш и т.д., то они дочиста вынуты и сняты и увезены, как мне удалось узнать, на близлежащий металлический завод «Серп и молот» (б[ывший] Гужон)…

Следует что-либо предпринять, чтобы предохранить от окончательного уничтожения некоторые памятники, представляющие собой музейный интерес; как, например, высеченная из камня группа над могилой Трубецких работы Ив. Витали (подписная), прекрасно сохранившаяся мраморная гробница с выдающимся по красоте барельефом над могилой графини Булгари, полуразрушенный мраморный памятник над могилой основателя Ярославского лицея Павла Григорьевича Демидова. Кроме того, интересными являются несколько надгробий масонов-розенкрейцеров, из которых некоторые сохранились целиком, как, например, отца и сына Поздеевых, Красильниковых, Камыниных, Арсеньевых и т.п., или частью, как, например, камень кубической формы над могилой Степанова с высеченным на одной из сторон масонским знаком, но с исчезнувшим железным крестом, на котором была прикреплена металлическая роза. Чугунное литьё надгробия кубической формы, состоящее из плит, над могилой масона Головина совершенно исчезло и, вероятно, валяется на заводе».

Результаты осмотра кладбища И.Э. Грабарём, В.А. Мамуровским, Н.Г. Машковцевым, П.Н. Миллером стали вскоре известны руководящим работникам музейного отдела, директорам крупных музеев. Так, 26 января 1925 г. директор Исторического музея Щекотов просил разрешения передать в его ведение те монастырские надгробия, которые представляли «особый интерес».

С протестом против вандализма в адрес городских властей достаточно резко выступило руководство Главнауки Наркомпроса: «В настоящее время эти [монастырские] памятники варварски разрушаются, опрокидываются, разбиваются, а решётки и другие металлические части, а также железные кровли над памятниками, предохраняющие их от дождя и снега, снимаются и продаются домоуправлением [рабочего посёлка] на основании разрешения, якобы данного им Президиумом Моссовета. Ввиду того, что такая ликвидация кладбища без ведома музейного отдела противоречит постановлению ВЦИК от 7 января 1924 г., инструкции Наркомпроса об учёте и охране памятников искусства, старины, быта и природы… и обязательному постановлению Президиума Моссовета от 7 июля 4921 г. «О мерах охраны кладбищ и поддержания порядка на них», Главнаука Наркомпроса просит срочно принять самые энергичные меры к прекращению дальнейшего разрушения.

Кроме того, ввиду того что знаменитая гипсовая скульптура работы Витали на памятнике Трубецких вследствие снятия крыши над нею оказалась под открытым небом и осуждена на погибель в ближайшем будущем, Главнаука просит Президиум Моссовета перевезти эту скульптуру, а также находящегося рядом мраморного Амура в один из центральных московских музеев за счёт Моссовета, а также сфотографировать все наиболее художественные памятники Андрониковского монастыря по указанию музейного отдела…».

Прошло ещё несколько месяцев, пока удалось, наконец, вывезти в Донской монастырь несколько надгробий. В конце декабря 1925 г. В.А. Мамуровский сообщил сотрудникам ЦГРМ о перевозке туда памятников с могил Трубецких, Толстого, Нарышкина. Плиты с могилы Демидова к лету 1927 г. вывезены ещё не были. Ажурные металлические ворота в 1925 г. проданы поселковым Советом на переплавку.

В 1925-1927 гг. уничтожение старинных некрополей приняло такие угрожающие масштабы, что в марте 1926 г. Губмузеем, Всероссийским союзом писателей, обществом «Старая Москва» был образован межведомственный комитет по охране могил выдающихся деятелей на кладбищах Москвы и губернии. Среди мероприятий комитета по охране исторических кладбищ важное место занимало составление списков памятников выдающимся деятелям. По известным идеологическим мотивам в эти списки практически не были включены дворяне, купцы, благотворители, военные. Однако для представителей «эксплуататорских классов» было сделано одно исключение… В феврале 1926 г. заведующий отделом по делам музеев Наркомпроса Н.И. Троцкая сообщала в Президиум Моссовета, что «крайне необходимо предложить Мосгубмузею установить действительные гарантии против беспорядочного разрушения памятников [Андроникова монастыря], большая часть которых, связанная с памятью московских масонов, представляет значительный исторический интерес».

В число подлежащих охране могил на территории Андроникова монастыря было занесено всего 17 - 19 надгробий, что составляло ничтожную часть от всех памятников некрополя. В октябре 1927 г. из этого списка были вычеркнуты: профессор Московской духовной академии Н.Я. Фортинский (ум. 1915), купец-благотворитель и основатель мужской гимназии И.Л. Медведников (ум. 1884), профессор Московского университета, историк церкви А.К. Соколов (ум. 1874), благотворитель Д.П. Горихвостов (ум. 1846). В итоге в списке оставили только 13 фамилий, среди которых - иконописец Андрей Рублёв, актёр Ф.Г. Волков, основатель Ярославского лицея П.Г. Демидов. Примечательно, что ни кладбищенская комиссия «Старой Москвы», ни комитет по охране могил выдающихся деятелей даже не рассматривал вопроса о включении в список кого-либо из многочисленных настоятелей монастыря, историков церкви. А только на рубеже XIX-XX вв. в обители были похоронены известные исследователи церковной старины: архимандрит Григорий (Воинов; ум. 1896), протоиерей М.С. Боголюбский (ум. 1902), епископ Нафанаил (ум. 1907) и др.

О состоянии монастырского некрополя во второй половине 1920-х гг. сообщал на заседании комитета по охране могил выдающихся деятелей Б.С. Пушкин: «В ужасном положении кладбище Андроникова монастыря. Это кладбище в полном смысле слова беспризорное. Охраны никакой. Население доламывает там то, что ещё не доломано было за предшествующие годы…». Присутствовавший на заседании ответственный работник областного отдела народного образования Б.М. Клушанцев известил собравшихся, что в ближайшее время кладбище, вероятно, окончательно перейдёт в ведение рабочего посёлка и будет уничтожено. «Предпринимать что-либо бесполезно», - констатировал он. Примерно в то же время Рогожско-Симоновский Совдеп обратился в музейный подотдел МОНО с просьбой санкционировать ликвидацию кладбища Андроникова монастыря «с передачей права реализации всех оставшихся надгробий рабочему посёлку завода «Серп и молот» для устройства на вырученные деньги сквера на месте этого кладбища». Комитет по охране могил выдающихся деятелей согласился с идеей уничтожения надгробий, «не имеющих художественного и исторического значения», однако вырученные от их продажи средства просил направить на охрану исторических могил на московских кладбищах. Такая позиция музейных работников и реставраторов была обычной практикой того времени. Недопустимый в подобных случаях компромисс приводил в конце концов к гибели памятников.

В июле 1927 г. Президиум Моссовета предписал Москоммунхозу заняться реализацией надгробий кладбища Андроникова монастыря, а вырученные деньги перечислять на счёт своего финансового отдела. Территории кладбищ Андроникова, Единоверческого и Покровского монастырей были переданы в ведение Рогожско-Симоновского райсовета для устройства скверов. Организации, ответственные за сохранение памятников отечественной культуры, пытались за свой счёт этого хоть как-то поправить своё материальное положение. Секретарь Общества по изучению Московской губернии Н.Н. Гагарина убеждала МОНО в том, что «реализация надгробий кладбища бывшего Андроникова монастыря положила бы начало накоплению средств для выполнения поставленных перед комитетом задач и послужила бы прямым целям, т.е. благоустройству кладбищ же». Отчаявшись в своих более чем скромных намерениях, руководство комитета решило составить хотя бы план некрополя с отметкой местонахождения могил выдающихся лиц. Параллельно обсуждался и вариант переноса надгробий к стенам храма в случае полного уничтожения монастырского кладбища; за утратой многих мест захоронений предлагалось также установить в монастыре «доску с указанием лиц, похороненных на кладбище».

Об уничтожении кладбища Андроникова монастыря в 1928-1930 гг. документальных известий практически не сохранилось. В январе 1928 г. руководитель похоронного подотдела О. Газенбуш информировала Общество по изучению Московской губернии: «Кладбище бывшего Андроникова монастыря совершенно разрушено и ввиду его… разрушения передано райсовету для полной ликвидации».

Музейным работникам не удалось спасти от уничтожения и архитектурный ансамбль монастыря. В 1929 г. была снесена величественная колокольня, перестраивалась трапезная. В 1932-1933 гг. строители приступили к разборке монастырских стен. Профессор А.И. Некрасов, посетивший обитель в 1933 г., писал: «Все стены, башни, жилые дома и частью храмы находятся в ужасающем состоянии и, в общем, вряд ли могут быть поддержаны и реставрированы, т.к. требуют громадных расходов, но и после них вряд ли могут быть употреблены в дело».

Чудом монастырь всё же уцелел. Вскоре после войны в нём был открыт музей, основные постройки отреставрированы. Монастырское же кладбище безвозвратно погибло. По немногим сохранившимся документам и фотоматериалам неоднократно предпринимались попытки восстановить надгробия на могилах отдельных исторических личностей (например, меценатов П.Г. Демидова, И.Л. Медведникова). Однако реально установлены лишь места захоронения актёра Ф.Г. Волкова и коллекционера-нумизмата П. Зубова.

В целом проблема восстановления художественно-исторического облика некогда знаменитого кладбища Москвы не снята с повестки дня. Активно ведутся работы по изучению территории кладбища и его истории. На сегодняшнем этапе всё внимание нужно сосредоточить на составлении максимально полного синодика захороненных на кладбище, выявлении изоматериалов. Насущным вопросом является и перенесение на территорию Музея имени Андрея Рублёва всех надгробий с кладбища бывшего Спасо-Андроникова монастыря, хранящихся ныне в Донском монастыре.

4. Судьбы монастырских кладбищ Москвы (1920-1930-е гг.)

Национализация монастырей в первые годы Советской власти прервала нормальное развитие московских обителей с их богатой духовной историко-художественной, бытовой историей. До революции практически каждый московский монастырь имел свою печатную историю с описанием архитектурных памятников, почитаемых святынь, монастырского кладбища, а после октября 1917 г. практически ни об одной обители не было издано серьёзных исследований. Но если известным архитектурным памятникам Новодевичьего, Новоспасского, Высоко-Петровского монастырей посвящались брошюры, статьи, то о судьбах богатейшего исторического некрополя московских монастырей не издавалось почти ничего.

Между тем судьба монастырских кладбищ в послереволюционный период имела драматичную окраску: большинство их было разорено, надгробные памятники уничтожены, места захоронений выдающихся деятелей отечественной культуры заняты новыми могилами.

Учитывая, что подавляющая часть старых церковных кладбищ, расположенных у приходских храмов, была упразднена ещё Петром I в начале XVIII в., монастырские некрополи стали местами самых древних захоронений в Москве. Наиболее благоустроенными были кладбища монастырей в конце XVIII - начале XX в., так как на них стали традиционно хоронить высшую московскую знать. Место на этих кладбищах стоило чрезвычайно дорого, что существенно пополняло монастырский бюджет.

В декабре 1918 г. за подписью В.И. Ленина был принят Декрет о кладбищах и похоронах, по которому организация похорон стала исключительной прерогативой местных Советов, а оплата мест на кладбищах и деление похорон на разряды уничтожались. При внешней демократичности декрета в нём очевидно желание сузить масштабы деятельности церкви, оторвать её от участия в судьбах православных кладбищ. Всеми делами, связанными с их устройством, стал ведать Моссовет в лице отдела погребально-санитарных метоприятий. В мае 1919 г. на заседании коллегии этого отдела была высказана мысль о необходимости закрыть монастырские кладбища с тем, чтобы приспособить их для прогулок граждан. Это предложение обосновывалось и тем, что практически все помещения монастырей были заняты рабочими общежитиями, конторами. Из 25 московских монастырей девять имели обширные кладбища, которые зачастую занимали большую часть территории монастыря: Донское, Новодевичье, Новоспасское, Спасо-Андрониковское, Симоновское, Данилово, Алексеевское, Скорбященское, Всесвятское, Покровское. В других монастырях: Чудовом и Вознесенском в Кремле, Богоявленском, Рождественском, Высоко-Петровском было немало древних захоронений знатных дворянских родов и духовных лиц, но гробницы в этих и некоторых других монастырях располагались в храмах, занимали отдельные усыпальницы, и новые захоронения в этих обителях почти не производились.

Наиболее уязвимыми были некрополи первой группы. В 1919 г. были закрыты для захоронения кладбища монастырей: Новоспасского (занят исправительным домом), Спасо-Андроникова (занят концлагерем для политических заключённых), Симонова (квартиры для рабочих), Скорбященского (артиллерийский дивизион), а также Алексеевского, Покровского, Данилова, где были устроены общежития для рабочих, культпросветучреждения. Всего к 1923 г. было закрыто девять монастырских кладбищ.

К 1919 г. относятся первые сведения о бесхозяйственности и даже вандализме на монастырских кладбищах. Так, например, в Скорбященском монастыре «часть, занятая кладбищем, сильно испорчена, загрязнена, каменные ограды некоторых могил разрушены». Беспризорное состояние ценнейших исторических некрополей встревожило общественность. Архитектурно-реставрационное отделение музейного отдела Наркомпроса РСФСР приступило к обследованию некоторых монастырских кладбищ.

Осенью 1919 г. при моссоветовской комиссии по охране памятников была организована специальная комиссия в составе Н.С. Моргунова, Н.Д. Рудницкой, Клейна и др., которая сразу же предложила отдать кладбища при Новодевичьем, Донском, Даниловом и Симоновом монастырях в ведение Музейного отдела и выделить денежные средства на их охрану. Это предложение было весьма своевременным, так как обследовавший кладбище Донского монастыря архитектор С.А. Торопов сообщал, что хулиганствующие граждане «…сбивают кресты, выковыривают бронзовые доски и клейма, выбивают стёкла, обивают скульптуру надгробий и иногда валят покачнувшиеся надгробия». Разжигаемая официальной пропагандой классовая ненависть часто находила своё воплощение в уничтожении надгробных памятников «эксплуататорам». Кладбища Донского, Новодевичьего монастырей находились в лучшем состоянии, так как на их территориях удалось открыть в начале 20-х гг. музеи. Гораздо хуже было положение с кладбищами Спасо-Андроникова, Новоспасского, Симонова монастырей.

Памятники Андроникова монастыря пострадали первыми и больше всего. Сначала там был концлагерь, затем посёлок рабочих завода «Серп и молот», древний собор был отдан архиву. Попытки музейного отдела открыть в монастыре музей окончились безрезультатно. Обследовавшие монастырь в 1924 г. Мамуровский и Левинсон нашли разбитыми надгробные доски в усыпальнице Лопухиных; они отмечали, что «кладбище подвергается уничтожению, памятники сносятся, решётки разбираются и т.п., навес над скульптурной группой Витали снесён, у статуи перешиблена рука» и т.д. Дело приняло настолько серьёзный оборот, что музейным работникам пришлось в конце 1925 г. вывезти с Андрониковского кладбища в Донской монастырь скульптуру «Спящий Амур» (могила Трубецкого), статуи с могил Толстого, Нарышкина и плиты с барельефами с могилы Демидова. С этого времени Донской монастырь стал и некрополем уничтожаемых кладбищ московских монастырей. Однако увезти все ценные в историческом плане надгробия крупного некрополя, являвшегося цельным памятником, было делом нереальным. С Андроникова кладбища стали пропадать и отдельные каменные и металлические памятники. По слухам, их продавали новоявленные жители.

С подобной проблемой в начале 20-хгг. Столкнулись сотрудники организованного в Симоновом монастыре музея. Нередким явлением на территории монастыря (часть его помещений была отдана под квартиры рабочим, часть - под клуб молодёжи) стала «разбивка древних плит и сброс с места могильных памятников». Вскоре уничтожение некрополя попытались узаконить: в 1924 г. заводоуправление «Динамо» ходатайствовало перед Моссоветом о разрешении пользоваться надгробными памятниками с Симоновского кладбища как строительным материалом. Против подобных планов выступили Главнаука и музейный отдел. В письме Моссовету они указывали, что Симонов монастырь целиком находится в ведении Главнауки и «никакая утилизация надгробий не может быть проведена помимо Главнауки… тем более что на закрытом кладбище Симонова монастыря находится множество памятников конца XVIII - начала XX в., имеющих художественно-историческое значение. Кроме того, самый размер и материал памятников не могут дать сколько-нибудь значительного количества строительных материалов». Далее в письме содержится, к сожалению, характерное конформистское предложение: «Если заводу «Динамо» действительно нужны строительные материалы, то Главнаука может предоставить ему в бывшем Донском монастыре кирпич от трёх новых больших, разобранных вследствие своей антихудожественности часовен…». Эти три часовни Голицыных у Западных ворот Донского монастыря стали первой крупной утратой Донского некрополя. Музейными органами в январе 1925 г. был составлен «Список памятников Симонова монастыря к предложению о покупке на лом», куда было включено более 100 надгробий XIX - начала XX в., в том числе таких известных дворянских фамилий как Таболины, Бахметьевы, Нарышкины, Загряжские, Мещерские, Салтыковы, Головины, Бахрушины и др.

1924-1925 гг. были определяющими и для будущего кладбищ Покровского и Новоспасского монастырей. На территории первого было устроено футбольное поле, несмотря на то, что кругом было много свободной площади. Реальным хозяином Новоспасского монастыря и его кладбища стал исправительный дом. Его администрация добилась от Музейного отдела разрешения на удаление надгробных памятников части кладбища. Таким образом, уже к середине 20-х гг. хозяйственные службы в целом с разрешения органов охраны начали «чистку» Андроникова, Новоспасского, Симонова, Покровского монастырских кладбищ, удаляя бесхозные памятники. Надгробные камни продавались как строительный материал (каждый оценивался по 25 - 30 руб.).

В наиболее благополучном положении находился некрополь Донского монастыря, объявленного музеем. В 1925-1926 гг. были выделены деньги на проведение ремонта надгробных памятников (в том числе Чаадаеву, Щербатову, Кожухову, Хераскову). Музей, организованный в монастыре, был обязан охранять исторический некрополь.

На состояние некрополей негативно влияла активная хозяйственная деятельность в столице и всё усиливающаяся атеистическая пропаганда. Известное краеведческое общество «Старая Москва» создало в 1925 г. особую кладбищенскую комиссию, которая обследовала московские кладбища, выявляя на них могилы выдающихся деятелей отечественной науки и культуры, надгробия художественного значения. Подобные комиссии возникали и позднее, в 1927 г., при Губмузее, а затем и при всероссийском Союзе писателей (ВСП). В марте 1927 г. Губмузеем, ВСП и «Старой Москвой» был образован межведомственный комитет по охране могил выдающихся деятелей на кладбищах Москвы и губернии.

В состав комитета входили представители Моссовета, Общества изучения Московской губернии, Музея революции, Театрального общества и др. Активное участие в заседаниях комитета и охране московских кладбищ принимали П. Миллер, Д. Веселовский, Н. Дружинин, П. Сытин, Н. Телешов и другие видные учёные, писатели, краеведы. За три года работы комиссиями была проведена большая работа по благоустройству, ремонту надгробий, сооружению каменных оград, составлению списков памятников, подлежащих охране на закрытых кладбищах. Последнее очень важно, так как почти все закрытые в 20-е гг. для захоронений кладбища были монастырскими.

Сегодня списки, составленные в 1927-1929 гг. членами Комитета по охране могил выдающихся деятелей, представляют немалый интерес для историков, так как большинство захоронений до сегодняшнего дня не сохранилось. Выдающиеся деятели подбирались в списки по следующим категориям: деятели науки, литераторы и публицисты, писатели и поэты, архитекторы, художники и деятели искусств, актёры и деятели театра, общественные деятели, революционные деятели и др. К сожалению, в конце 20-х гг. по известным идеологическим мотивам в составленных списках не нашлось места для видных церковных и военных деятелей, городских общественных деятелей, значительной части профессуры, купечества, меценатов и т.д. Но так или иначе мы имеем целые списки захоронений по известным (разрушенным в конце 1920 / 1930 гг.) некрополям Алексеевского (79 фамилий), Скорбященского (50 фамилий), Спасо-Андроникова (13 фамилий), Симонова (19 фамилий) и др. монастырей. Но несмотря на значительные усилия, московским любителям старины не удалось остановить узаконенный городскими и районными властями вандализм и сохранить могилы многих выдающихся людей. Вот краткая хроника.

Летом 1927 г. Рогожско-Симоновский райсовет обратился с просьбой к Моссовету разрешить уже полную ликвидацию кладбища Андроникова монастыря с передачей вырученных средств рабочему посёлку «Серп и молот» для устройства на месте кладбища сквера. В середине ноября того же года решением Сокольнического райсовета предлагалось на месте известного кладбища Алексеевского монастыря устроить парк. К концу 1927 г. планы разбить скверы распространились и на Новоспасский, Единоверческий, Всехсвятский и Покровский монастыри. Как свидетельствуют акты проведённого осмотра, все эти кладбища были уже разорены. На благоустройство территории требовались значительные суммы, каковыми органы охраны памятников не располагали. Вот как описывали в 1927 г. современники состояние знаменитого Симонова монастыря: «…старые надгробия на глазах разрушаются, становясь жертвою хулиганствующих подростков. Такой же участи подвергаются и могилы Аксаковых, поэта Веневитинова и др., … Всё залито помоями, напакощено курами, свиньями, собаками, лошадьми».

Так или иначе, музейный отдел согласился на уничтожение этих монастырских некрополей, выторговав лишь право сохранить отдельные надгробия выдающихся деятелей. 1928 год прошёл под флагом начала массовых работ по «приведению в порядок кладбищ». Так называли хозяйственники освобождение некрополей города от значительной части надгробий, намогильных крестов, решёток и т.д. Во главе этого «движения» был поставлен Москоммунхоз, в районах же эту работу выполняли отделы благоустройства. Такое своеобразное «благоустройство» выполняло сразу несколько задач: позволяло без особого труда, убрав надгробия, превращать кладбища в парки и скверы. Решать задачи по борьбе с религией, наконец, пополнять городской бюджет. Последнее было немаловажно. Старые кладбища давали большой «урожай» прекрасного мрамора, гранита, металлических решёток, крестов. В 1927 г. Москоммунхоз через похоронный отдел подготовил похоронный отдел подготовил «Список склепов и балдахинов на кладбищах». Список показывает, насколько были богаты склепами, часовнями, балдахинами московские кладбища: на Пятницком - 98; Даниловском - 92, Лазаревском - 73 и т.д. В результате «чисток» и изъятий разных лет сегодня сохранились лишь единицы этих памятников, придававших кладбищам своеобразный, характерный для православных некрополей вид. Общественные и научные организации пытались спасти отдельные памятники. В октябре 1928 г. Московское архитектурное общество, встревоженное тем, что «на всех московских городских и монастырских кладбищах производятся общественные работы по снятию и сносу памятников, надгробных и других монументов, не считаясь ни с художественной, ни с исторической их ценностью, ни с памятью лиц, под ними погребённых», заявило о настоятельной необходимости охранения 41 могилы известных московских архитекторов. Вот как представляли социально-нравственную роль кладбища представители художественно-археологической секции МАО в письме в Москоммунхоз: «…кладбища - истинные музеи, хранящие останки всех людей без исключения и должны быть превращены в открытые музеи как это существует в государствах Западной Европы: Англии, Германии и преимущественно Италии и Франции… - таков культ предков в цивилизационных странах; ибо это есть завершение всей предшествующей жизни человека и память его дорога не только по чувству родственности и близости, но и по чувству гражданственности.

Таковы были кладбища и у нас в Москве и остаются сейчас для народа, который неукоснительно посещал и посещает свои дорогие музеи - кладбища, особенно в поминальные дни. Таков окончательный смысл кладбищенских монументов и надгробий, находящихся на них». Эта прекрасная задача была недостижима в эпоху сталинизации общества. Через полгода газета «Вечерняя Москва» писала о необходимости выполнения директивы Моссовета: придать кладбищам вид парков и заменять кресты образцами другого типа надгробных украшений. Моссовет специальным разрешением (в середине 1928 г.) разрешил службам Москоммунхоза реализовывать так называемый «негодный» материал на кладбищах и заготавливать там металлолом. В 1929 г. Моссовет выделил деньги на уничтожение некоторых монастырских памятников. В Алексеевском и Покровском монастырях стали спешно снимать все ограждающие могилы решётки (этим занимался Рудметаллторг). Следом рабочие отделов благоустройства принялись за памятники. Отдел благоустройства объявил, что собирается при планировке кладбища Данилова монастыря снять все памятники за исключением надгробий Гоголю, Хомякову, Языкову, Перову, Рубинштейну, Голицыну, Завалишину. Известный художник-коллекционер, основатель музея иконописи И. Остроухов в июле 1929 г. просил «Старую Москву» сохранить на ликвидированном кладбище Покровского монастыря памятники, созданные им и скульптором А. Андреевым докторам Белоголовому, Боткиным, инженеру Дункеру, купцам Карзинкиным и др. Однако памятники спасти не удалось и, может быть, этот факт стал одной из причин смерти выдающегося гражданина Москвы И. Остроухова. Безжалостной «чистке» подверглось в 1929 г. и монастырское Новодевичье кладбище, где были утилизованы многие сотни художественных надгробий. Размах этого варварства поражает (сохранились фотографии многочисленных надгробий, собранных у стен собора и приготовленных к вывозу на стройки Москвы). Службы Моссовета, Комитет по охране могил были завалены просьбами горожан помочь им перенести со сносимых некрополей прах и надгробия родственников. В условиях массового сноса нескольких монастырских кладбищ удалось организовать перезахоронение лишь немногих выдающихся деятелей: Гоголя, Веневетинива, Аксакова и др. (средства на перенесение праха и памятников выделил Союз писателей). Очень немногие захоронения были вывезены в 1929 г. с некрополя разрушаемого Скорбященского монастыря (не удалось спасти и перевезти прах выдающегося философа-мыслителя Н. Фёдорова). В самом конце 1929 г. в Голицынскую усыпальницу Донского монастыря были перевезены из сбора Богоявленского монастыря два высокохудожественных мраморных надгробия XVIII в. М.М. и А.Д. Голицыным работы известного французского скульптора Ж. Гудона.

Казалось бы, неприкосновенный в силу своей уникальности, историко-художественной значимости некрополь Донского монастыря летом 1929 г. также оказался под угрозой. Работа дирекции музея-монастыря носила ярко выраженный антирелигиозный характер. В июне 1929 г. заведующий музеем А. Леонов направил письмо в музейный подотдел МОНО с просьбой принять участие в разработке проекта перепланировки территории монастыря. Вот отрывок из проекта договора музея Донского монастыря с инженерами: «2. Сделать проект разбивки территории кладбища под спортплощадку и цветники, устройства музыкальной эстрады». Были уже составлены эскизы и получено особое распоряжение Моссовета об отпуске средств на «улучшение» территории Донского монастыря путём превращения его в место культурного отдыха ввиду большого его посещения трудящимися, устройства студенческого общежития, детских садов. Трудно сказать, чья воля спасла знаменитый некрополь от участи других монастырей. И всё-таки некрополь Донского монастыря задела волна варварства, охватившая страну в то время. В 1929 г. и особенно весной 1930 г. музейные деятели жаловались в Центральные государственные реставрационные мастерские на то, что в Донском монастыре систематически разрушаются памятники и вывозится белый камень и мрамор. И сегодня даже непосвящённому посетителю монастыря бросаются в глаза пустые места на некогда плотном некрополе.

Апофеоз разрушения, охвативший на рубеже 1929 / 30 гг. кладбища Москвы, не пощадил древнейшие кремлёвские Чудов и Вознесенский, а также Симонов монастыри. Все они были почти полностью разрушены, и на их месте построены административные здания, клуб. Ничего не сохранилось и от древнейших некрополей этих обителей. Перед сносом удалось перенести в безопасные места или перезахоронить прах русских цариц в Вознесенском монастыре, отдельные памятники Симонова монастыря. После взрыва древнего Успенского собора Симонова монастыря во время разборки в апреле 1930 г. развалин П.Д. Барановским в фундаменте собора был открыт ряд погребений Телешовых, Головиных, Мстиславских и других известных деятелей отечественной истории. Из гробницы Головиных 1620 г. был извлечён каменный саркофаг с женским захоронением¹¹⁷ Там же, л. 31 - 32.⁷. Но из-за спешки лишь небольшая часть найденного была вывезена в Исторический музей. Летом 1930 г. благодаря наблюдениям реставраторов над разборкой взорванного Чудова монастыря, удалось найти множество каменных надгробий XVII-XVIII вв., из которых в музей были отобраны лишь три. Любопытны описания раскопок, оставленные учёными: «К северу от Вознесенского собора траншея привела к кладбищу с деревянными гробами и колодами, поставленными друг на друга. Некоторые из гробов наполнены водой, в них сохранилась обувь, льняная ткань бурого цвета, обувь из цельного куска кожи и др.».

В начале 30-х гг. музейные работники и реставраторы пытались спасти ещё не снесённые ценные надгробия на отдельных монастырских кладбищах, вывезти из разрушенных монастырей памятники в Донской монастырь. Сделать это было уже гораздо труднее, чем в конце 20-х гг. В 1930-1931 гг. были повсеместно закрыты краеведческие общества, в том числе и «Старая Москва», так много сделавшая для охраны некрополей. Тогда же прекратил деятельность межведомственный комитет по охране могил выдающихся деятелей.

В 1930-1932 гг. заканчивался первый акт трагедии монастырских кладбищ Москвы. Чтобы как-то сохранить место могил выдающихся деятелей на Алексеевском кладбище, доживавшее последние дни общество «Старая Москва» поставило на них 20 охранных досок, однако вскоре почти все они были похищены… Музейные работники не могли уже противостоять настойчивым требованиям администрации Новоспасского исправдома, желавшего снести уцелевшие надгробия. Удалось спасти лишь несколько плит, переданных вскоре в Донской монастырь-музей, получивший в соответствии с идеологической обстановкой того времени новое название «Антирелигиозный музей искусства».

Постоянная комиссия по вопросам культа при Президиуме ВЦИК в 1931 г. приняла новую инструкцию «О порядке устройства, закрытия и ликвидации кладбищ и о порядке сноса надмогильных памятников». Само название этой инструкции не оставляло сомнения в целях, которые она преследовала. Положения инструкции значительно упрощали порядок не только закрытия кладбищ, но и снос надмогильных памятников, объявленных до того народным достоянием. Снос памятника можно было производить, если в течение одного года он был бесхозным. Но кто определял критерии этой бесхозности? Так или иначе инструкция «помогала» не только уничтожению тысяч памятников, но и целых гражданских кладбищ Москвы: Дорогомиловского, Семёновского, Семёновского, Лазаревского, военного Братского и других.

Нигилизм в отношении к могилам предков, истоки которого лежат в самых первых шагах Советской власти по национализации монастырей, гонения на религию, отстранение церкви от благоустройства кладбищ, безнравственные акции по так называемым вскрытиям и ликвидации святых мощей - всё это даёт себя знать и в наши дни. И сегодня мы слышим о застройке оставшихся нетронутыми с 30-х гг. мест бывшего Скорбященского, Алексеевского и других монастырских кладбищ. Хотя сегодня, безусловно, появляются и ростки возвращения духовного отношения к отечественным некрополям. Попытки исследования и регенерации бывших исторических некрополей Новодевичьего и Спасо-Андроникова монастырей предпринимают сегодня и размещающиеся там известные музеи. На заседаниях возникшей в 1989 г. при Московском фонде культуры секции «Московский некрополь» обсуждаются вопросы сооружения на месте снесённых в прежние годы памятников (стел, часовен и т.д.) с обозначением имён деятелей, чьи могилы там находились. Отношение к отечественным некрополям и могилам наших предков - показатель духовного и нравственного здоровья народа.

5. Общество «Старая москва» и его борьба за Московский некрополь

Создав в 1925 г. в своём составе кладбищенскую подкомиссию во главе с Б.С. Пушкиным, общество «Старая Москва» одним из первых стало на путь осознанного сопротивления тотальному разрушению исторических кладбищ Москвы. Пять лет общественность, в основном интеллигенция, как могла противостояла городским властям, которые, преследуя идеологические и сиюминутные практические цели, по существу отказывались от вековых традиций и исторической памяти.

На первой московской конференции по некрополю в 1990 г. В.Ф. Козлов осветил эту проблему на примере монастырских кладбищ Москвы. Наша задача - рассказать о том, как общественность пыталась сохранить центральные городские кладбища Москвы. Эту работу осуществляли Комитет по охране могил выдающихся деятелей на кладбищах Москвы и Московской губернии (1927-1930) и кладбищенская комиссия «Старой Москвы» (1925-1930). В обе эти общественные организации входили практически одни и те же люди, так как комитет и комиссия являлись структурными образованиями Общества изучения Московской губернии (ОИМГ). Это позволяет нам на примере их деятельности характеризовать роль «Старой Москвы», входившей с 1925 г. в состав ОИМГ.

Хранящийся в отделе рукописей Российской государственной библиотеки архив Московского бюро краеведения (Ф. 177) содержит около двухсот дел Комитета по охране могил и документов кладбищенской комиссии. В их числе - протоколы заседаний, планы, отчёты, обширная переписка (она систематизирована по персоналиям и даёт сведения о составе захоронений, утратах, об отношении к ним властей и общественности), списки предложенных к охране могил по отдельным кладбищам, составленные Н.П. Чулковым. Притом информация содержится не только по Москве, так как в Комитет по охране могил выдающихся деятелей обращались за поддержкой из многих мест России. Однако этот огромный объём пока мало использовался исследователями.

Первое заседание Комитета (тогда ещё временного) прошло 3 марта 1927 г. Его решено было создать при «Старой Москве» с включением представителей от Всероссийского союза писателей, Российского театрального общества, Музея революции, Общества политкаторжан и других общественных организаций, а также органов власти - отдела Московского коммунального хозяйства Моссовета (похоронный отдел), музейного подотдела МОНО, Главнауки. Председателем комитета был избран П.Н. Миллер, секретарём М.К. Трацевский.

На втором заседании, 16 марта, были подведены итоги работы кладбищенской комиссии «Старой Москвы» за два предшествующих года: группа из тридцати человек во главе с Б.С. Пушкиным обследовала и зафиксировала на двадцати двух кладбищах более 17 000 могил, выявила несколько сот могил выдающихся деятелей, многие привела в порядок, в том числе могилы декабристов, а материалы о них сделала достоянием гласности.

До мая 1928 г. работа Комитета велась довольно интенсивно (два заседания в месяц) по направлениям: организационному, практическому и научно-методическому. Его общая задача при этом состояла в «обнаружении, разыскании, фиксации и регистрации» могил выдающихся деятелей, охране и поддержании их в порядке. Сразу же встал вопрос: ограничиться этим или следует охранять также кладбища в целом. Хотя были сторонники той и другой точки зрения, Комитет руководствовался тем, что сохранение знаменательных могил и художественных надгробий невозможно без борьбы за охрану московских кладбищ в целом.

Президиум Моссовета, утвердив 29 июня 1927 г. создание Комитета, со своей стороны также рекомендовал Обществу изучения Московской губернии заняться практическими делами по благоустройству кладбищ под контролем Москомхоза (МКХ) и его похоронного отдела. Но вот как выглядела позиция этого органа, представленная его заведующей Ф.П. Газенбуш на заседании Комитета 4 апреля 1927 г.: «Работа по охране памятников искусства и старины… несостоятельна, потому что фактически её провести нельзя» - денег в подотделе и в МКХ на благоустройство кладбищ нет, и потому общественности надо коллективно взяться за это дело. Таким образом, вся тяжесть работы по охране и благоустройству городских кладбищ перекладывалась на общественную организацию без предоставления ей каких-либо средств, но при обязательном регламентирующем контроле со стороны коммунальных органов Моссовета.

Уже на своём первом заседании Комитет признал главным делом создание на всех кладбищах добровольных обществ по благоустройству, исходя из плодотворного опыта работы таких комиссий с 1923 г. на Введенском и Скорбященском кладбищах. Административный отдел МКХ возражал, но Комитет тем не менее неоднократно обращался к этому вопросу (9 июня, 7 и 28 июля, 7 и 28 октября, 19 ноября 1927 г.) и в конце года организовал комиссии сначала на Ваганьковском и Лазаревском, а в 1929 г. и на Даниловском, Дорогомиловском, Калитниковском, Миусском, Пятницком, Семёновском и закрытом Братском кладбищах. Только 10 февраля 1929 г. МКХ утвердил Положение о комиссиях по благоустройству.

Опыт «Старой Москвы» показал, что сил её актива недостаточно. Между тем намечалось переустройство кладбищ и превращение их в парки и зоны отдыха за счёт сноса невостребованных родственниками захоронений. В этиъ условиях Комитет принял Обращение к населению Москвы (его написал член Комитета, сотрудник Музея революции, Н.М. Дружинин, будущий академик). «Мы не должны забывать нашу связь с предшествовавшими поколениями», - говорилось в нём. Москвичей призывали отдать часть своего досуга благородному делу обследования кладбищ. Формой привлечения общественного внимания и сбора средств на некрополь стала также организация концертов и радиоконцертов. Так, в фонд Комитета пошли средства от концерта с участием А. Яблочкиной, И. Москвина, В. Барсовой, К. Игумнова, Г. Нейгауза, Л. Леонова и др.. М.Ю. Глауберман подготовила радиоконцерт с участием Д.Д. Благого и С.М. Чемоданова, разъяснявших слушателям значение некрополя.

Практические дела по охране московских кладбищ, осуществление связи с организациями, деловая переписка, выезды на места для обследований занимали большое место и отнимали много времени от научных задач Комитета. Этим вызвано его решение от 21 мая 1928 г. отказаться от контроля за финансово-хозяйственной деятельностью кладбищенских комиссий, а сосредоточится на научно-организационных проблемах по учёту и охране могил выдающихся деятелей.

Этот главный вопрос тоже был достаточно трудным, прежде всего в методологическом плане. Не раз обсуждали в Комитете, кого следует считать выдающимся деятелем и чьи, соответственно, могилы и как следует охранять. 28 июля 1927 г. П.Н. Миллер отмечал его нерешённость. Эту проблему поднимали практически на всех заседниях, где рассматривались и утверждались списки могил выдающихся деятелей по отдельным кладбищам, составленные кладбищенской комиссией «Старой Москвы» в ходе работ 1925-1927 гг.

К примеру, в том же заседании 28 июля И.Г. Клабуновский (председатель Главмузея МОНО, а с сентября 1828 г. председатель президиума Комитета) возражал против постановки на охрану «Старой Москвой» 107 могил в Донском монастыре, считая большую их часть не заслуживающими охраны. Он полагал, что списки вообще должны быть «жёстко пересмотрены». Учёт общей обстановки и позиции органов власти вынуждали Комитет частично идти по этому пути. В его отчёте за три месяца (с 28 октября 1927 г.) сообщалось, что на десяти заседаниях были рассмотрены списки по пятнадцати кладбищам - более тысячи могил, из которых на охрану принято около 36%, 33% сняты, а по 13% мнения членов комитета разошлись. Ичти не были представлены военные и государственные деятели, церковнослужители, благотворители и вообще лица, принадлежавшие к «господствующим классам». По этой же причине Комитет не смог полностью реализовать своё решение «охранять могилы всех московских градских голов».

И всё же в целом его позиции были верными и принципиальными. Показательно заседание 21 мая 1928 г., когда И.Г. Клабуновскому, вновь предлагавшему сократить списки, твёрдо возразили Н.П. Чулков и Б.С. Пушкин; было принято решение не ставить «узких рамок в отношении охраны могил выдающихся лиц». И даже в условиях нового витка наступления на некрополь в 1930 г. Комитет отказался от пересмотра утверждённых им списков как «ничем не вызванного», и постановил фиксировать специальным охранным знаком все могилы выдающихся деятелей. (Этот протокол от 24 июня 1930 г. - последний сохранившийся в архиве.)

Не удалось обнаружить итоговых данных по выявлению и охране могил, но из отчёта за два года следует: по двадцати одному кладбищу (не вошли Армянское и Еврейское) было взято на учёт и охрану 716 могил выдающихся деятелей. Самыми многочисленными были группы деятелей науки (216), общественных и революционных деятелей (119), писателей и поэтов (112), затем шли актёры и деятели театра (95), музыканты и певцы (54), художники и деятели искусства (42), литераторы и публицисты (37), педагоги (24), архитекторы и инженеры (15), военные деятели (2).

Комитет постановил и обсудил ряд принципиально важных для сохранения некрополя вопросов, таких, как необходимость составления подробных планов кладбищ (28 октября 1927 г.), фотофиксация захоронений и сбор иконографического материала (10 декабря 1929 г.), установление на снесённых кладбищах памятных досок с именами известных деятелей (10 декабря 1929 г.), составление общего московского некрополя (24 декабря 1929 г.), единообразная отметка охраняемых могил (26 мая, 7 июля 1929 г.). Комитет участвовал в установлении памятника на могиле В.О. и А.М. Ключевских 7 октября 1928 г. - это был первый опыт организации общественной подписки на сбор необходимых для этого средств в советские годы.

Комитет принимал все возможные меры в ответ на тревожные сигналы с мест. Известны его выступления в защиту могил А.С. Пушкина, К.Н. Батюшкова (Кострома), В.В. Розанова и К.Н. Леонтьева (Сергиев Посад) и многих других деятелей, что отражено в переписке Комитета. Довелось ему также спасать ценные в художественном отношении надгробные памятники и склепы, а позднее - организовывать перезахоронения ряда видных деятелей в связи с ликвидацией кладбищ.

Работать приходилось в очень трудных условиях. Комитет не имел технического аппарата, все его члены были перегружены служебной деятельностью, затянулся «председательский кризис», так как безрезультатными оказались попытки привлечь для большего авторитета Комитета видных советских деятелей - С.И. Мицкевича, В.И. Невского, П.Н. Лепешинского, В.Н. Фигнер, Л.Г. Дейча (в итоге, 16 сентября 1927 г. товарищами председателя избрали П.Н. Миллера и И.Г. Клабуновского). Отношения с официальными властями были натянутыми. 11 мая 1929 г. председатель Общества изучения Московской губернии Б.Б. Веселовский с горечью писал заведующей похоронным подотделом Ф.П. Газенбуш: «…Не замечается чёткости в согласовании нашей работы с подотделом, со стороны похоронного подотдела замечается нервность и недовольство деятельностью общества». Поразительный факт: Моссовет, переложив на общественную организацию свои функции, почти в каждом вопросе охраны некрополя мешал этой работе и одновременно выставлял её в чёрном цвете. Особенно усердствовала в этом пресса. Типичной была заметка «Вечерней Москвы» от 12 августа 1929 г. «Утраченные кресты», в которой «Большим дядям из Общества по изучению Московской губернии» рекомендовалось «поставить крест на своей высокополезной учёной деятельности по сооружению крестов на кладбищах». Издевательский тон печати тем болезненнее воспринимался общественностью, что в повседневных делах ей приходилось сталкиваться с волокитой, невежеством и самоуправством советских чиновников.

14 мая 1928 г. правление ОИМГ, заслушав мнение П.Н. Миллера и И.Г. Клабуновского о необходимости Комитету сосредоточиться на научно-оганизационных делах, обратилось к Моссовету с предложением взять наконец на себя хозяйственно-финансовые операции по благоустройству кладбищ (напомним, что постановление ВЦИК от 16 мая 1927 г. возлагало «работы по упорядочению кладбищ и поддержанию могил выдающихся деятелей» на местные исполкомы). Последовал незамедлительный отказ, и тогда правление ОИМГ было вынуждено образовать особую кладбищенскую комиссию (Б.В. Веселовский, П.Н. Миллер, П.В. Сытин, А.М. Полянский) для руководства практической работой по охране кладбищ. Именно эта комиссия последующие два года руководила деятельностью девяти кладбищенских комиссий и работами на девяти городских кладбищах, переданных в ведение ОИМГ.

Комитет разработал три важных документа, которыми и руководствовались комиссии по благоустройству: «Положение о комиссиях ОИМГ на кладбищах г. Москвы», «Инструкция комиссиям содействия по благоустройству кладбищ г. Москвы», «Положение о финансах и счётоводстве центрального аппарата кладбищеских комиссий при ОИМГ». Комиссии получили право привлекать штатных сотрудников и изыскивать средства на охрану и благоустройство кладбищ путём сбора добровольных пожертвований, а также самостоятельных торговых операций по продаже надгробий, оказанию услуг на кладбищах. ОИМГ назначало своих уполномоченных, которые возглавляли кладбищенские комиссии. Вот их список на 1929 г.: В.Ф. Миронов (бывший актёр, уполномоченный по Ваганьковскому кладбищу), М.Ю. Глауберман (Калитниковское), С.И. Скворцов и С.В. Космынин (Даниловское), П.Н. Цирг (Семёновское), А.В. Григорьев (Братское), А.И. Малиновский (Дорогомиловское), К.Т. Тарасов (Пятницкое). Штаты комиссий (заведующие, счётоводы, сторожа) на 1 октября 1929 г. насчитывали пятьдесят пять человек, а центральной кладбищенской комиссии - шесть. Главным уполномоченным ОИМГ являлся А.М. Полянский. Он же руководил регулярными заседаниями уполномоченных, заведующими кладбищами и представлителями похоронного подотдела, протоколы которых также отложились в архиве. Они, как и отчёты рисуют многообразную активную деятельность комиссий. Научными вопросами (обследование, составление карточек умерших) руководила «Старая Москва» (ведь систематическую работу на кладбищах начинали ещё в 1927 г. её инициативные группы); охраной могил выдающихся деятелей - Комитет; благоустройством кладбищ - особая кладбищенская комиссия ОИМГ. На счёт ОИМГ в Московском городском банке (№925 - на охрану могил выдающихся деятелей) местные комиссии направляли свою прибыль и через него же финансировались. Самой доходной была деятельность комиссии на Ваганьковском кладбище. Вёл все денежные дела П.В. Сытин - казначей кладбищенской комиссии ОИМГ.