Секты в Шиизме. Исмаилизм и его ответвления

2

РЕФЕРАТ

Секты в Шиизме. Исмаилизм и его ответвления

В шиизме сектантство получило большее распространение, чем в суннизме, чему способствовал ряд причин. Положение суннитского ислама как господствующей религии давало ему возможность более эффективно контролировать правоверие своих последователей. Шиизм, как правило, находился в подполье, контакты между отдельными его общинами в ряде случаев сопровождались трудностями, так что многие группировки были фактически изолированы друг от друга и их религиозная жизнь могла порождать новые верования и идеи. Видимо, здесь играла роль и принятая у шиитов практика такыйи, заключавшаяся в том, что в случае преследования за веру шииту разрешалось скрывать свою истинную религиозную принадлежность, притворяясь правоверным суннитом; за этой ширмой могли скрываться своеобразные сектантские новообразования.

Как уже говорилось, шииты были имамитами, т. е. они верили в то, что в будущем должен вновь появиться на земле один из ранее живших имамов, который и восстановит попранную суннитами справедливость: мусульманский мир возглавит законный преемник халифа Али. В сознании участников движения это ожидание связывалось с надеждой на ликвидацию социальной несправедливости и всех зол в условиях рабовладельческого и феодального устройства. При этом социальные группировки, не принадлежавшие к эксплуатируемым низам, по-своему понимали установление справедливых общественных порядков, толкуя их в выгодном для себя направлении. Во всяком случае различные шиитские группы и секты объединялись общим для всех ожиданием появления махди-имама. Возникал, правда, вопрос о том, кто из живших прежде имамов будет воскресшим спасителем?

Основное направление шиитства стояло на том, что спасителем выступит двенадцатый имам -- Мухаммед абуль Касым, родившийся в 873 г. в Багдаде и исчезнувший в двенадцатилетнем возрасте; это и есть с точки зрения ортодоксального шиитства «скрытый имам», которому предстоит открыться миру в виде махди. Верующие в двенадцатого имама носят название двунадесятников, или дюжинников,-- таковыми являются и современные шииты. Другие сектантские группировки внутри шиизма тоже сформировались по принципу признания того или иного порядкового номера долженствующего явиться имама.

Видимо, первой сектой, отделившейся по этому принципу, были пятиричники, избравшие в качестве своего знамени имя пятого имама -- Зейда ибн Али. Это был внук шиитского мученика-имама Хусейна. Зейд в 740 г. возглавил восстание против Омейядского халифа и в сражении с его войсками погиб. Последователи Зейда и те, кто к ним примкнул впоследствии, избрали именно его символом своего вероучения и культа. Зейдиты не проявляют воинствующей непримиримости в отношении суннизма, которая характерна для шиизма и всех остальных его сект. Поэтому многие авторы считают зейдизм посредствующим звеном между шиизмом и суннизмом, в частности, зейдиты не считают нечестивыми и не предают проклятиям первых трех халифов, предшествовавших Али. В дальнейшем секта зейдитов распалась на несколько группировок, каждая из которых признавала право на имамат за теми или иными потомками Зейда. Одна из этих линий в 864 г. образовала теократическое государство в Северо-Западном Иране, которое существовало до середины XII в. Другая---дала начало династии Идрисидов в Северо-Западной Африке (788--985). Вполне понятно, что идеологическое обоснование династических претензий и связанной с ними борьбы за власть осуществлялось при помощи отстаивания догматических и культовых тонкостей.

Почти одновременно с сектой зейдитов возникло сектантское движение исманлитов, получившее значительно более широкое распространение и влияние в мусульманском мире. Поводом к возникновению секты явилось то обстоятельство, что около 760 г. шиитский шестой имам Джафар Садык лишил своего старшего сына Исмаила права наследовать имамат, передав это право его младшему брату. Формальной причиной такого решения было пристрастие Исмаила к спиртному, что недопустимо для правоверного мусульманина. Но приверженцы Исмаила нашли благовидное религиозное оправдание поведения претендента на имамат: человек, занимающий настолько высокое место в иерархии живых существ, что должен в будущем стать имамом, в принципе не может совершать ничего греховного, поэтому запрещение вина должно иметь для него лишь аллегорический смысл. Ясно, что не эта словесно-религиозная казуистика лежала в основе приверженности сторонников Исмаила к своему главе. Здесь сыграли роль обстоятельства политического и социального порядка.

Некоторые круги месопотамского шиитства были недовольны той недостаточно воинственной линией, которую вел имам Джафар в отношении суннитских Аббасидов, занявших трон халифов. Исмаил же настаивал на более решительной оппозиции в отношении Багдадского халифа. С другой стороны, вокруг него сгруппировались элементы, недовольные сложившимся в шиитском мире социальным порядком, связанным с прогрессировавшим феодальным закрепощением кочевников-скотоводов и крестьян-землевладельцев. Исмаил скоро умер, и живший еще тогда его отец имам Джафар постарался по возможности широко обнародовать этот факт -- вплоть до того, что распорядился выставить труп сына на всеобщее обозрение в одной из мединских мечетей. Но остановить движение было уже невозможно.

Для одних последователей умершего Исмаила факт его смерти легко поддавался опровержению -- это, мол, простая видимость, а в сущности он жив и скрывается для того, чтобы в нужный момент обнаружиться; с этой точки зрения, Исмаил является седьмым имамом, после которого имамов больше ждать не следует. Другие участники движения, мнение которых возобладало, сочли, что поскольку Исмаил умер, надо объявить седьмым имамом его сына Мухаммеда. Во всяком случае должно быть лишь семь имамов и седьмой все же появится в роли махдч, поэтому всем благочестивым мусульманам надо объединиться в ожидании такого события. По этому признаку секта носит наименование семеричников.

Исмаилиты развернули активную проповедь своего учения во всех странах распространения ислама и создали сеть тайных группировок в Сирии, Ираке, Иране, Средней Азии и в Северной Африке. Организация была построена на иерархических началах с семью степенями посвящения, каждая из которых была связана со строго соблюдаемыми нормами информированности верующего в политических и религиозных делах и тайнах секты. Жесткая внутренняя дисциплина давала возможность руководителям секты использовать массы верующих в своих целях.

С возникновением исмаилитской секты как самостоятельного исламского вероисповедания, стали проявляться вероисповедные и культовые особенности, отличающие его как от шиизма в целом, так и от различных других его сект. Была разработана сложная и абстрактная философско-теологическая догматика. Особое влияние на ее формирование оказала философия неоплатонизма в ее вульгаризированной форме, заимствованная отдельными элементами в иудаизме, христианстве и даже парсизме.

Основная идея платонизма -- об эманации божественного духа в мир плоти -- нашла в исмаилизме свое выражение в форме учения о том, что бог последовательно эманировал свою сущность в мир, воплощаясь в пророков (натиков -- проповедников). Их всего семь: Адам, Авраам, Ной, Моисей, Иисус, Мухаммед и второй Мухаммед -- сын Исмаила, давшего свое имя всему движению. Каждый последующий натик раскрывал перед людьми сущность божественной истины во все более точной и возвышенной форме. Каждый натик сопровождается в его жизненном пути и деятельности спутником-помощником, который от себя ничего не проповедует и потому именуется «самит», т. е. молчальник, но занимается истолкованием и распространением проповеди натика; такими были при Моисее - Аарон, при Иисусе -- Петр, при Мухаммеде -- Али. В перерывах между появлением очередного натика воплощают в себе божественную сущность имамы, тоже по семь в каждом интервале. Последний -- седьмой -- натик, каковым был Мухаммед, сын Исмаила, завершает собой историю эманации божества в человеческом образе, его второе пришествие будет означать не новый этап развития веры, а восстановление того, что он принес с собой в первом своем воплощении, каковым восстановлением и завершится всемирно-исторический процесс эманации мирового разума.

Эта догматическая система, выраженная в туманной и многословной форме, раскрывалась перед участниками секты не сразу и не перед всеми: существовало девять степеней посвящения, и возведение в каждую из них обставлялось ритуалом, затруднялось искусственно созданными сложными препятствиями. А. Мюллер пишет по этому поводу: «...вся эта система, так хитроумно организованная, клонилась к единственной лишь цели: подготовить тысячи тысяч легковерных и фанатиков и привить к ним привычку безусловного повиновения обожаемому, невидимому имаму, а равно и его видимым пособникам (дай), обращая таким образом всю эту массу в слепое орудие в руках небольшой кучки бессовестных, честолюбивых заправил». Если нет достаточных оснований к тому, чтобы все учение и весь механизм организации исмаилитов сводить к такому бессовестному обману низов верхами, то доля истины в приведенных словах Мюллера все же есть. Надо лишь иметь в виду, что не без причин люди поддавались этому обману и что эти причины должны были быть в достаточной мере существенны, чтобы обман переплетался и связывался с самообманом. Причины коренились в социальном бытии закрепощаемых и систематически обираемых бесправных людей, мечтающих о решительных изменениях в порядках того мира, который заставляет их выносить так много страданий. Идеологи и проповедники исмаилизма задевали поистине чувствительные струны в душах людей, которых они вербовали в свою секту.

Примечательно, что каждая из более высоких степеней посвящения давала исмаилиту доступ ко все более сокровенному эзотерическому знанию, все меньше связанному с известными всем верующим истинами Корана и ислама. Пятая степень знакомила посвящаемого с тем, что смысл Корана не сводится к значению его текста, -- оно аллегорично. На шестой степени такое аллегорическое толкование давалось и требованию выполнения обрядов. Наконец, оследняя, девятая, степень запутывала все и вся туманными философскими абстракциями, в которых буквально растворялись все исламские догматы, вплоть до учения о бытии божьем, о махди и его грядущем втором пришествии и т. д. Учение о боге было в этом освещении, видимо, почти полностью пантеистическим, пришествие же махди сводилось к аллегории распространения истины и знания среди всех людей.

Похоже на то, что в сердцевине исмаилитской идеологии гнездилось учение, не имевшее ничего общего с религией, и что внешняя, экзотерическая оболочка исмаилитской догматики, предназначенная для посвященных низших степеней, была лишь оружием в руках избранных немногочисленных носителей тайного учения. Не исключено, что эта аристократия духа была связана с вольнодумными философскими кружками, подпольно функционировавшими в X в. и, может быть, позже в Багдаде, Басре, Самарканде и других центрах Аббасидского халифата под названием «Ихван-ас-Сафа» («Братья чистоты»). Интересы верхушки исмаилитства не замыкались, однако, в сфере чистого знания, а уходили в область политики.

Успехи исмаилитов стали ощутимы лишь с конца IX и особенно с начала X в. Их выражением явилось воцарение в 910 г. в Северной Африке и в 969 г. в Египте халифата Фатимидов. Основавший его Убейдаллах объявил себя не только халифом, но и махди. Поддержка широких масс берберов и арабов, обеспечившая Убейдал-лаху победу, основывалась на ожидании того, что с воцарением махди установится социальная справедливость. На деле произошла лишь смена угнетателей, -- свергнув аглабидскую феодальную знать, исмаилитская верхушка сама заняла ее место в той же социальной системе. Господство исмаилитов, распространившееся вскоре и на Сирию, сохранялось до 1171 г., когда их халифат был свергнут Салах ад-Дином, признавшим затем свою религиозную приверженность к суннитским аббасидским халифам.

Возлагавшиеся на исмаилитское учение надежды социальных низов порождали и другие формы этого учения -- более радикальные как в вероисповедном, так и в социально-политическом отношениях. Еще до образования халифата Фатимидов стало действовать в Сирии и Ираке радикальное направление исмаилитства, последователи которого именуются карматами.

Происхождение этого названия недостаточно выяснено. По наиболее распространенной версии, в его основе лежит прозвище одного из основателей движения, Хамдана,-- Кармат, означающее «изуродованный» и свидетельствующее, может быть, о том, что основатель движения подвергся изувечившим его репрессиям. Около 890 г. Хамдан вместе со своим соратником Абу Абдаллахом развернул пропаганду на территории Месопотамии и скоро во всех происходивших тогда в мусульманском мире волнениях и восстаниях рабов, крестьян и ремесленников карматство стало существенным фактором. Следовавшие одно за Другим поражения революционных выступлений народных масс не нанесли решающего удара карматскому движению. Карматы, организовав большое количество отрядов вооруженных фанатиков, предпринимали нападения на населенные пункты Сирии и Ирака, причем во многих случаях им удавалось на время овладевать крупными центрами вплоть до Куфы и Басры. Кроме того, они систематически организовывали нападения на караваны паломников, направлявшихся к святым местам. В 930 г. отряд карматов овладел Меккой и разграбил ее богатства, составившиеся из даяний паломников в течение почти трех столетий. Они выломали из Каабы знаменитый «черный камень» и увезли с собой. Карматы проявляли большую жестокость, они не щадили не только воинов противников, но и мирное население. Исключение делалось только для тех, кто обращался в рабство.

В основе такой практики и оправдывавшей ее идеологии лежало религиозное учение тех же исмаилитов, лишь более заостренное против ислама в его ортодоксальной суннитской форме. Богословские тонкости эзотерического учения, связанного с неоплатонизмом, были недоступны массам участников движения, они их и не интересовали. Обрядовая сторона религии решалась карматами удобным Для рядовых участников движения образом: мечетей не было, предписания о пятикратной молитве, омовениях, постах, паломничестве не выполнялись, так что верующие не отягощались ритуальными предписаниями. В вероучении главную роль играло представление о грядущем махди, каковым признавался основатель династии султанов Бахрейна -- Абу Сайд. Полная реализация социальных чаяний угнетенных ожидалась после пришествия махди, но и в ожидании этого события карматы не оставались в бездействии в отношении устройства своего общественного бытия.

Движение карматов привело к созданию находившееся в их полном распоряжении теократического государства, где условия высшей справедливости могли быть осуществлены в соответствии с идеалами исмаилитского правоверия. В начале X в. карматы организовали в Восточной Аравии свое государство, столицей которого стал город ал-Ахса (обычно в литературе именуется Лахса). Отсюда они устраивали набеги на мусульманские государства. Целью таких набегов был грабеж, прикрываемый религиозно-сектантской терминологией. Вряд ли поэтому можно согласиться с бытующей в литературе характеристикой карматских ополчений как армий фанатиков, храбрость которых вдохновлялась религиозной идеей. Истоки вдохновения здесь были житейские, что доказывается, в частности, характером того социального устройства, которое установилось в карматском государстве.

В середине XI в. иранско-таджикский путешественник и писатель Насир-и Хусрау посетил карматское государство и описал свои впечатления от этого путешествия. Благосостояние граждан было довольно высоким. Основная их масса состояла из крестьян и ремесленников, не плативших никаких податей и налогов, не обремененных и феодальными повинностями. Ростовщичество было запрещено, а в случае необходимости каждый гражданин мог претендовать на беспроцентную и даже безвозвратную ссуду со стороны государства. Это оказывалось возможным благодаря тому, что последнее владело несколькими десятками тысяч рабов, за счет труда которых свободные карматы могли безбедно жить. И конечно, те богатства, которые привозили в страну борцы за карматское правоверие после очередного удачного набега, в немалой мере содействовали благосостоянию населения. В общем государство, призванное реализовать исмаилитско-карматский идеал социальной справедливости, было грабительским институтом. Оно просуществовало около полутора столетий, пока не было завоевано и разрушено в 1029 г. Махмудом Газневи. Тем не менее вне Бахрейнского султаната карматское движение еще давало себя знать в разных областях распространения ислама на всем протяжении средневековья.

Начало XI в. ознаменовалось в истории ислама возникновением исмаилитской секты друзов. Ее появление связано с личностью фатимидского халифа Египта Хакима (996--1021) и его приближенного Дарази, от имени которого, вероятно, получила свое название секта друзов.

Халиф Хаким был человеком странным и Даже загадочным. Не исключено, что он был психически нездоровым субъектом: издавал несуразные приказы, долженствовавшие регулировать всю общественную и частную жизнь горожан Каира (например, вести торговлю только по ночам, не изготовлять женской обуви и т. д.), потом столь же беспричинно отменял их и заменял другими, не менее бессмысленными. Своих приближенных он подвергал, опять-таки без причин, увечащим наказаниям, после чего щедро вознаграждал пострадавших. По некоторым данным, за время правления Хакима было казнено около 18 тыс. его подданных. Религиозные позиции халифа выглядели столь же сумасбродными.

Хаким несколько раз объявлял о своей принадлежности то к шиизму, то к суннизму. В последние годы жизни он решил, что ему надлежит быть седьмым имамом и натиком. В этом его поддерживал поселившийся в Каире турецкий исмаилит Дарази, ставший самым приближенным к халифу человеком и пропагандистом его высочайшей духовной миссии. В 1017 г. Дарази огласил в большой мечети свое сочинение, в котором утверждал, что в халифе Хакиме воплотилась душа Адама, в свою очередь являющаяся продуктом эманации мирового разума. Правоверные, собравшиеся в мечети, не были готовы к восприятию столь возвышенной истины. Халиф был всем ненавистен, а его власть держалась только наемной армией, состоявшей из чуждых народу негров, берберов и турок. В общем Дарази удалось спастись бегством, а его телохранители и последователи были растерзаны толпой правоверных. С помощью Хакима Дарази бежал в Сирию, где организовал движение приверженцев нового учения.

Горцам Южного Ливана, среди которых Дарази стал распространять свои идеи, нужен был только повод к тому, чтобы получить независимость от иранских и собственных феодалов, а также турецких завоевателей. Божественность Хакима давала этот повод, и вокруг Дарази стало собираться все большее количество приверженцев, оружием в руках готовых отстаивать признание его божественности, а также материальные блага, которые можно было извлечь из данной ситуации.

Через некоторое время еще один апостол новоявленного седьмого имама иранец Хамза попытался повторить в столичной мечети эксперимент Дарази и с тем же успехом. Халиф сумел и его переправить в Сирию, где он стал ближайшим помощником Дарази. Невосприимчивые к высшей истине жители Каира претерпели по приказу халифа жестокую расправу со стороны его наемников, а распространение нового культа стало программой всей дальнейшей деятельности Хакима. Но в это время с халифом произошла история, которая внесла новый элемент в догматику друзизма: воплощение Адама исчезло.

Дело в том, что халиф имел обыкновение в сопровождении телохранителей по ночам прогуливаться верхом на осле в пустынных окрестностях столицы. Из одной такой прогулки он не вернулся, а в пустыне был найден труп осла и вместе с ним -- одежда имама. Может быть, Хаким пал жертвой заговора, но не исключено, что он укрылся в недоступном для людей месте до конца дней своих, что давало возможность друзам пропагандировать его как «скрытого имама», который раньше или позже объявится и возьмет в свои руки управление Вселенной. В Египте, правда, культ Хакима не привился, но в Сирии и на некоторых других территориях распространения ислама он в течение столетий идеологически питал народные движения, выступающие в религиозной оболочке друзизма. Эта секта существует и до сих пор на территории Сирии и Ливана.

На примере друзизма наглядно проявилась характерная особенность развития религиозной идеологии: относительная независимость религиозного сознания народных масс от тех личностей и событий, которые первоначально явились символами данного движения. Сирийские друзы и в XI в. и в последующие столетия весьма туманно представляли себе личность того, кого они признали богом в человеческом образе; но такое признание соответствовало каким-то их важным социально-идеологическим потребностям, что и обеспечивало успех движения.

Особое место в исмаилитском направлении занимает движение ассасинов, возникшее в конце XI в.

Фатимидский халиф Египта Мустансир лишил своего старшего сына Низара права на наследование престола и передал это право младшему -- Мустали. Вскоре Низар был умерщвлен, но это не помешало тому, что его имя стало знаменем борьбы оппозиционных элементов халифата. Так как движение распространилось на обширной территории и завоевало особенно прочные позиции на северо-западе государства Сельджукидов, то оно обрело направленность не только и даже не столько против Фатимидов, сколько против сложившихся на Ближнем и Среднем Востоке социально-политических конструкций, -- отнюдь не во имя создания нового, угодного Аллаху социального строя, а в интересах феодалов, боровшихся за власть. При этом стремления и чаяния бедняков, участвовавших в движении, использовались в тех же интересах стоявших у кормила правления привилегированных «посвященных».

Приверженцы секты вошли в историю под названием ассасинов. Это слово обычно производится от наименования «хашшашин» -- потребители наркотического хашиша; считается, что люди, которые принимали на себя исполнение ответственных и страшных поручений руководителей секты, одурманивались хашшишем. Наименование членов секты в его европеизированном варианте -- ассасины -- стало обозначать наемных убийц или просто убийц. Действительно, основным методом религиозной и политической борьбы деятелей секты были убийства враждебных ей деятелей.

В 1090 г. бежавший из Египта вождь низаритской партии Хасан-и Саббах появился в горах южнее Каспийского моря и стал вербовать всех недовольных под знамя «скрытого имама» из династии Низаритов. Вскоре он овладел горной крепостью Аламут, которую превратил в базу всего движения. Постепенно на северо-западе Ирана было основано еще несколько таких неприступных горных гнезд, из которых Хасан рассылал своих агентов-убийц по всему государству Сельджукидов. Сам глава движения не выходил из своей резиденции до смерти в 1124 г. Такую же уединенную жизнь продолжали и его преемники: таинственные и недоступные для внешнего мира, они через рассылаемых ими террористов распоряжались жизнью повелителей феодальных государств и княжеств Ближнего и Среднего Востока. С суеверным страхом их именовали «горными шейхами», обычно не зная даже, кто в данный момент занимает этот страшный и таинственный пост. Первые «горные шейхи» считались представителями и агентами «скрытого имама». Одно время в положении такого божественного персонажа пребывал похищенный из Каира малолетний внук Низара, потом неизвестно куда Девшийся. А четвертый по счету «горный шейх» Хасан II (1162--1166) объявил уже себя пришедшим для открытия царства небесного на земле бывшим «скрытым имамом». Хотя через полтора года он был убит кем-то из своих приближенных, это не поколебало веры ассасинов в божественность их шейхов.

Со временем движение ассасинов распространилось на запад и образовалась относительно самостоятельная сирийская ветвь секты с центром в горной крепости Масияф. Номинально сирийские ассасины признавали свое подчинение Аламуту, но фактически они приобрели самодовлеющее значение.

Организация ассасинов имела строго иерархическое построение с различными степенями посвящения. Непосредственно шейху были подчинены «великие миссионеры», «дай», которые в свою очередь руководили рассылавшимися во все концы мусульманского мира рядовыми миссионерами. Вероятно, были и другие звенья этой иерархии, в самом низу которой находились федаи -- жертвующие собой (исполнители смертных приговоров, выносившихся шейхом и его приближенными), они были послушными орудиями, действовавшими в слепом повиновении по приказу, о котором им никогда не сообщалось. Эти фанатики совершали убийства в надежде на то, что сразу после собственной гибели, как правило неизбежной, они окажутся в раю.

Кадры слепо и фанатично верующих исполнителей вербовались преимущественно из крестьян, либо проживавших на землях главарей секты, либо бежавших от феодального гнета. В секте ассасинов они находили, правда, не решение социальной проблемы несправедливости, а обещание вечного блаженства в раю ценой прекращения своей реальной жизни. Перед нами яркий пример того, во что переводит религия социальный протест угнетенных.

Каждая последующая степень посвященности была в секте ассасинов связана с меньшим религиозным фанатизмом и все более явственным политическим расчетом. Как и в исмаилизме в целом, высшая степень была, видимо, вообще свободна от религиозных взглядов. Руководители секты в зависимости от обстановки вступали в соглашение с шиитскими или суннитскими группировками, а когда это оказывалось выгодным, действовали вместе с крестоносцами против своих единоверцев мусульман.

Руководители ассасинов скрывали свой религиозный нигилизм как от рядовых сектантов, так и от внешнего мира. Когда сельджукидскии султан L-инджар обратился к аламутскому «горному шейху» с запросом о сущности ассасинских религиозно-догматических взглядов, он получил ответ в духе ортодоксального ислама. Был эпизод в истории ассасинов, когда их шейх Джелаладдин произвел публичную демонстрацию своей приверженности к ортодоксии: он собрал в Аламуте многих авторитетных богословов из разных мест и в их присутствии сжег ряд рукописей, якобы содержавших еретические концепции; после этого он отправил свою мать (по другим сведениям-- одну из своих жен) в мекканское паломничество, где она демонстрировала благочестие в отношении святыни и щедрость в раздаче милостыни. Очевидно, политическая необходимость побуждала в это время ассасинов искать единения с другими исламскими властителями. Впрочем, вскоре после смерти Джелаладдина в 1220 г. ассасины вернулись к прежнему, но им оставалось существовать уже недолго. В 50-х годах XIII в. нашествие монголов во главе с Хулагу положило конец гнездам ассасинства в горном Иране, а в 1273 г. египетский султан Бей-барс уничтожил его последнее убежище в Сирии.

Следует отметить здесь еще два ответвления шиитского сектантства, которые представляют интерес хотя бы потому, что имеют последователей и в настоящее время; это возникшие в рассматриваемый период секты алавитов и али-илахов. Первая из них появилась в 859--860 гг. под руководством некоего Ибн Нусайра, по имени которого ее приверженцы именуются также нусайритами. В основе учения алавитов лежит признание халифа Али воплощением божества. Точнее, это божество представляется как троичное, ипостасями которого являются Мухаммед, Али и Сальман, но центральное положение в троице занимает Али, Мухаммед же лишь мистическое «имя», а Сальман -- «врата» к божеству. Али-илахи тоже ставят Али в центр своего вероучения, само их наименование означает «обожествляющие Али»; по их вероучению все пророки, включая Мухаммеда, получили «откровение» от него. Появление этих сект также связано с борьбой различных групп феодалов за власть и территориальные приобретения.