Вклад выдающихся русских социологов в мировую социологию

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Федеральное агентство по образованию

Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования

«Самарский государственный университет»

Социологический факультет

Кафедра социологии и политологии

Специальность Социология

Курсовая работа

Вклад выдающихся русских социологов в мировую социологию

Самара 2006г.

Введение

Прошлое - не безупречно, но упрекать его бессмысленно, а вот изучать необходимо.

М. Горький

История социологии является составной частью теории социологического знания, ибо исследует процесс становления и развития науки. Социология имеет свою историю, неразрывно связанную с генезисом социологической дисциплины, процессом институциализации и функционирования в обществе, сменой ее исследовательских парадигм, формами структурирования, определением предметной области, взаимоотношениями с другими науками. Академик В. И. Вернадский, обобщая свои впечатления от только что прочитанной книги по истории социологии, заметил: "История науки... должна критически составляться каждым научным поколением и не только потому, что меняются запасы наших знаний о прошлом, открываются новые документы или находятся новые приемы восстановления былого. Нет! Необходимо вновь научно перерабатывать историю науки, вновь исторически уходить в прошлое потому, что, благодаря развитию современного знания, в прошлом получает значение одно и теряет другое. Двигаясь вперед, наука не только создает новое, но и неизбежно переоценивает старое, пережитое. Надо знать прошлое, чтобы понимать и настоящее, и вечное, непреходящее" [1, с. 127].

Эти слова, применительно к истории русской социологии, остаются ценным методологическим ориентиром не только для тех, кто только приступает к ее изучению, но и для исследователей уже хорошо знакомых с фактической стороной дела. Развитие социологии в нашей стране, ее вхождение в систему высшего образования в виде специальных кафедр и факультетов поставило проблему концептуальной переоценки истории отечественной социологии, тем более, что подавляющее количество работ в этой области носят описательный, несистематизированный характер.

Социология и ее история в силу прямой взаимосвязи с обществом, т.е. объектом исследования, всегда были в той или иной мере социально и политически ангажированы. Поэтому наличие в российских историко-социологических исследованиях таких оценочных определений направлений и школ, как либеральная или консервативная, прогрессивная или реакционная, буржуазная или марксистская и т.п., довольно широко распространенное явление как в прошлом, так и в наши дни [2].

В своей работе мы попытались представить концепции русских теоретиков, лидеров школ. При выборе конкретных личностей социологов, мы руководствовались в первую очередь наличием того нового, что вносили в социологическую теорию ученые в сравнении с их предшественниками и современниками. Особенно интересной для нас была их роль в создании школ и направлений, участие в важнейших мировоззренческих спорах своего времени. Очень важным критерием на ряду свыше изложенными был критерий объективной переклички и личных контактов русских социологов с западной наукой, признание ею большого веса избранных нами теоретиков в виде переводов их работ на другие языки, переписка с западными корреспондентами, приглашение на международные конгрессы, награждение академическими званиями и степенями в западных университетах. Наконец, последний критерий отбора -- это наличие идей, которые являются живыми, плодотворными и сегодня.

Итогом фокусирования внимания на блистательной плеяде русских социологов-теоретиков стал выбор Н.К.Михайловского, М.М. Ковалевского и П.А.Сорокина в качестве объекта пристального изучения с нашей стороны. Однако, необходимо отметить, что предметом изучения в данном случае выступил вклад вышеназванных персон в мировую социологическую науку. Также аспектом, затронутым в работе, является проблема эмиграции ученых из России, приобретшая достаточно широкий масштаб в ХХ веке.

Говоря о разработанности темы, следует обратить внимание на то, что с середины 70-х гг. ХХ века резко возросло число публикаций по истории российской социологии. Только за период с 1978 по 1994 гг. опубликовали свыше 30 статей об отечественных социологах и около 40 их оригинальных работ. Это с одной стороны, говорит о повышенном внимании исследователей к данной проблематике.

Тем не менее, крупных работ по истории отечественной немарксистской социологии сегодня немного. Прежде всего, это труды санкт-петербургских историков [3]. Большую социологическую ценность представляют работы И.А. Голосенко [4].

Сегодня практикуется издание лекционных курсов по истории социологии в России. В их числе: Е.И.Кукушкина, А.Н. Медушевский, С.С. Новикова В.П., Култыгин [5]. Однако в большинстве своем это сугубо историографические работы, ценные, может быть, раскрытием новых исторических фактов, но без серьезного рассмотрения методологических проблем развития социологии и ее истории. В работе В.А. Алексеева и М.А. Маслина [6] анализируется влиятельное направление русской социологии в контексте социальной обстановки того времени, во многом объясняющей причины обращения обществоведов к социальной психологии, раскрывается логика эволюции теорий психологистов, их дифференциация. Интерес представляет книга видного философа русского зарубежья С.А Левицкого, впервые изданная в России в 1996 г. Это популярное, общедоступное введение в историю русской философии и общественной мысли. С.А.Левицкий стремится воссоздать историю русской мысли (XIX и XX вв.), имея в центре внимания философские и социальные аспекты творчества славянофилов, западников, народников, марксистов, представителей русского религиозно-философского Ренессанса [7].

Обращение, исследователей к истории отечественной социологической мысли _ явление закономерное и продиктовано не только научной любознательностью или случайными мотивами. Знание истории помогает лучше понять современные процессы в развитии социологической науки, увидеть истоки и пути решения тех или иных проблем. Таким образом, актуальность темы не вызывает сомнения, поскольку историко-социологическое направление имеет перспективу одного из важнейших в ряду других, т.к. развитие теоретической социологии в России есть прежде всего продукт глубокой рефлексии относительно уже добытого знания, равно как и осмысления социальных процессов современности.

школа социология ковалевский сорокин михайловский

§ 1. Становление социологии в России XIX-начала ХХ века: сущность, этапы и трудности

Развитие социологии в России XIX-н. ХХ века представляет собой весьма увлекательный и вместе с тем во многом драматичный процесс.

Социологическая мысль в России до 60-70-х гг. ХIХ века развивалась, не будучи обособленной от развития социального знания в рамках других общественных наук. Многие элементы из области социологического миропонимания можно обнаружить в философии, истории, праве, экономике и др. Именно поэтому при изучении истории социологической мысли особое значение приобретает проблема вычленения, осмысления и истолкования социологических идеей, которые существовали в неспецифических формах выражения [8, с. 9]. Некоторые работы того периода сегодня могут интересовать только узкий круг специалистов, другие же и ныне сохраняют свою актуальность, издаются на Западе, вызывая многочисленные дискуссии, как, например, работы Н.Я. Данилевского [9]., П.А. Сорокина [48, 50, 54-56] и многих других.

Безусловно, социология в Россию проникла с Запада, но быстро стала принимать собственные оригинальные формы и развиваться самостоятельно в собственных национальных и культурных традициях и политических условиях. На это обстоятельство с некоторым удивлением указал немецкий философ и социолог Л. Штейн в своем благожелательном обзоре русской социологии XIX в. [10, с. 8]. За период с конца 60-х г. XIX в. до середины 20-х гг. XX в. социология прошла несколько этапов, постепенно достигая когнитивной зрелости, критериями которой являются стремление к теоретико-методологической интеграции, создание эмпирического уровня исследований и успешная институционализация (организация преподавания и научной работы). Все три критерия постоянно стимулируют друг друга. Их конкретная история позволяет уловить национальную и региональную специфику исследовательского процесса и его место, роль в более широком мировом процессе социального познания определенной эпохи [10].

Возникновение самой социологии определялось в первую очередь капиталистическим путем развития, на который Россия медленно, но неотвратимо вступала после реформы 1861 г. Этот хронологический рубеж и следует считать началом социологии в России, которая, как и в Западной Европе, возникла в русле позитивистской традиции. Следует сразу отметить, что именно социология (а не литературоведение, философия, история и т.п.) в итоге оказалась той идейной сферой, где позитивизм в России достиг самых больших результатов, причем не только в национальном масштабе, но и в мировом.

Чем же был вызван этот процесс? К началу 60-х годов в русском обществоведении сложилась парадоксальная ситуация. Часть конкретных социальных наук - история, этнография, социальная статистика, юридическая наука и другие - достигли известных успехов, но дальнейшее их развитие требовало глобального методологического осмысления материала. В этих условиях возникла междисциплинарная потребность в новой обобщающей общественной науке - социологии.

Для становления социологии явно стимулирующим фактором оказалось усложнение социальной структуры русского общества, бурный рост городских сословий. Россия не только подарила миру термин "интеллигенция", но и первые теоретические формы самосознания этого слоя, вырастающего на разработке ряда социологических проблем - роли интеллигенции в общественных процессах, идей общественного долга, соотношения "толпы и героя" и т.п.

Уже первые историки русской социологии, как отечественные, так и зарубежные (Н. Кареев, О. Лурьев, Ю. Геккер), верно заметили, что главные теоретические достижения социологической мысли в России были одновременно ответом на вопрос: "Что считать наиболее важным для блага народа?"

"На исходе 60-х годов, - вспоминал крупнейший историограф русской социологии Н. Кареев,- позитивизм и социология вошли в русский умственный обиход" [8, с. 9]. Социология теоретически отражала в самой различной форме требования буржуазной модернизации существующих порядков в России. "Учреждения старины" тормозили развитие капитализма, в том числе и в социологии.

Следует отметить, что идеологией громадной части русских социологов был мелкобуржуазный демократизм и либерализм, поэтому в большинстве доминирующих в это время идеологических конфликтов, особенно до революции 1905 г., они выступали оппозиционерами и критиками царского режима. "Именно эта, не просто политическая, но оппозиционно-политическая ангажированность социологии в России составила ее отличительную черту, - справедливо пишет Н. Новиков, - по сравнению с западноевропейской социологией того времени" [11, с. 12]. Но с содержательной стороны между разными национальными вариантами социологии было много общего.

Однако, действию положительных для оформления новой науки факторов мешали многие патриархально-традиционные элементы старого общества и культуры. Прежде всего следует упомянуть долгую вражду с царской администрацией. В этой ситуации подавляющая часть русских социологов, так или иначе, была жертвой полицейского пресса. Это особенность нашей социологии, отличающая ее от западной. Ссылки, вынужденная эмиграция, тюрьма, увольнения, грозные предупреждения и т.п.- вот вехи биографии А. Щапова, Л. Оболенского, Я. Новикова, П. Лаврова, М. Ковалевского, Л. Петражицкого, Л. Мечникова, С. Южакова, Н. Стронина, Е. Де Роберти, Б. Кистяковского, П. Сорокина. А ведь многие из них были людьми далеко не радикальных настроений.

Другим отрицательным фактором в распространении и оформлении социологии явились предрассудки некоторых ученых (особенно историков, государствоведов) в отношении новой дисциплины. Недоброжелательство ломалось очень медленно. И только в первое десятилетие XX в. междисциплинарные отношения резко изменились. Началось повсеместное признание социологии, и постепенно социологическая точка зрения стала широко использоваться в истории, правоведении, политической экономии, психологии, этнографии именно как новая плодотворная теоретическая перспектива в сравнении с традиционными подходами.

Не смотря на действие негативных факторов, социология в России возникла и стала развиваться.

Рассмотрим кратко процесс институционализации русской социологии на каждом из трех уровней:

1) Динамика научных публикаций и статус социологии в массовом сознании. Наличие определенной традиции историко-философской критики позволило уже с первых шагов становления отечественной социологии использовать периодическую печать не только в информационно-ознакомительных, но и более серьезных, историко-критических и аналитических целях [3]. Была проделана большая работа по переводам, рецензированию и обзорам западной социологической литературы. Практически все сколько-нибудь интересные западноевропейские и американские авторы (Конт, Уорд, Гиддингс, Гумплович, Спенсер, Теннис, Зиммель, Вебер, Дюркгейм и многие другие) переведены на русский язык и прокомментированы со знанием дела. Одновременно русские авторы были постоянными сотрудниками в профессиональных западных журналах ("Международное обозрение социологии" - редактор Р. Вормс, "Ежегодник социологии" - редактор Э. Дюркгейм) и даже оказывали им материальную помощь.

В начале XX в. в России появился ряд работ, анализировавших вклад в социологию отдельных российских социологов. Это в значительной мере способствовало ее популяризации в кругах широкой общественности [12]. По существу, к 20-м гг. XX столетия социология и история социологии окончательно складываются как самостоятельные дисциплины с соответствующей учебной литературой, публикуются историко-социологические работы, а также излагаются те или иные частные вопросы. Историко-социологические исследования в дооктябрьской России, как и развитие дисциплины, находились в русле ее становления в мировой науке. Российская социология обретала свое лицо, как, скажем, немецкая или французская. Даже американский исследователь Д. Геккер в 1915 г. публикует монографию под названием «Russian Sociology» [13].

2) Социология и система образования. Преподавание социологии с конца 70-х - начала 80-х гг. XIX в. осуществлялось эпизодически в качестве необязательного спецкурса лишь в нескольких городах и в столице. Преподавание социологии в учебных заведениях страны долгое время оставалось под запретом.

Недосказанное на родине приходилось договаривать, доисследовать за границей. Под словами Л. Мечникова: "Чтобы воспользоваться правом говорить, мне нужно было оставить родину", - могли бы подписаться М. Ковалевский, Е. Де Роберти, П. Кропоткин, П. Лавров, Я. Новиков, П.А. Сорокин и другие. Многие русские социологи преподавали в западноевропейских университетах, учились там же, печатались и приобретали ученые степени.

З). Социология и специализированные научные организации. В конце XIX века единственной социологической организацией, в работе которой русские исследователи принимали участие, был Международный институт социологии, созданный Вормсом в 1894 г. Три русских социолога - Лилиенфельд, Ковалевский и Сорокин - в разное время были избраны президентами института, а П. Петражицкий - вице-президентом. Кроме того, Новиков, Де Роберти и Ковалевский являлись активными членами "Общества социологии" в Париже.

Более благоприятные условия для пропаганды и преподавания социологии на Западе привели к тому, что М. Ковалевский, воспользовавшись открытием в Париже всемирной промышленной выставки и массовым посещением ее русскими, создал летом 1901 г. Русскую высшую школу общественных наук, которую справедливо оценили как первую модель "социологического факультета" в Европе. Главную колею обучения в Школе составила именно социология и, что особенно важно, - ее применение к экономическим, политическим и духовным проблемам России. Одной из задач Школы было знакомство зарубежных ученых с капитальными проблемами, которые волнуют русское общество, с тем, что делается русскими мыслителями в области социальных исследований, выяснение степени применимости западных научных разработок в русской действительности [14].

Весной 1916 г. состоялось учреждение "Русского социологического общества им. М. М. Ковалевского", объединившего практически всех видных представителей общественных наук (более 70). Согласно уставу, в его задачу входила академическая разработка вопросов социологии и их пропаганда. Однако полярные теоретические интересы членов общества, трудные обстоятельства военного, а затем революционного времени не позволили этой организации сколько-нибудь значительно реализовать свои планы.

В годы первой мировой войны и последовавших за ней революции и гражданской войны были резко нарушены традиции научно-исследовательской работы и обычные способы общения ученых: обмен книгами, научные съезды, командировки за границу и даже элементарная переписка.

Только в 1920 г. в Петроградском государственном университете был основан первый в России факультет общественных наук с социологической кафедрой во главе с П. Сорокиным.

Рассмотренный материал убеждает, что на всех трех уровнях институционализации все процессы носили общий, сходный характер организационной экспансии социологии. В идеологическом смысле это была составная часть более широкого процесса создания классовых организаций русской буржуазии. И неслучайно после февраля 1917 г. многие социологи, бывшие в идейной оппозиции царизму, пошли на службу Временному правительству (В. Чернов, П. Милюков, П. Сорокин, Н. Кондратьев, Н. Тимашев, Ф. Степун и др.). В подавляющем большинстве они не приняли Октябрьскую революцию. В ответ коммунистические руководители поставили вопрос о жестком контроле над программами и содержанием курсов по общественным наукам, о необходимости непримиримой борьбы с враждебными идейными течениями с позиции "воинствующего материализма". Но когда высоких идейных аргументов не хватило, последовали репрессии - аресты, изгнания из университетов, роспуск научных учреждений, закрытие журналов, национализация типографий, строжайшая цензура, и, наконец, высылка из страны.

В судьбах социологии новая власть оказалась союзником и преемником старой имперской власти. Только еще более свирепым. В эмиграцию отправились Н. Бердяев, С. Булгаков, П. Сорокин, П. Струве, П. Милюков, В. Чернов, Г. Гурвич, Н. Тимашев, Ф. Степун, С. Франк, П. Новгородцев, Е. Спекторский и многие другие выдающиеся русские социальные философы и социологи [15]. Органический процесс развития и организации социологической науки был насильственно прерван и направлен в догматическое русло идеологической поддержки существующего режима.

В целом русская социология в своем развитии и функционировании с конца 60-х гг. XIX в. до середины 20-х гг. XX в. прошла три стадии.

Первая стадия - возникновение "новой науки" (конец 60-х-конец 80-х годов) характеризуется своеобразным исследовательским азартом, энтузиазмом. Один за другим в печати начинают обсуждать всевозможные "социальные вопросы": рабочий, земледельческий, национальный, женский и т. п. Правда, граница между обыденным, житейским социальным знанием и научным крайне зыбка, цели исследования абстрактны, сбор материала и обобщение его методологически поспешны. Эта наука, будучи "Золушкой" в российских государственных университетах, перекочевывает в редакции журналов, в публицистику. Подобная неакадемическая форма социальной мысли и воображения весьма характерна для России того времени.

На первой стадии русская социология выступает в виде следующих позитивистских подходов: органицизм (П. Лилиенфельд, А. Стронин и др.), который быстро потерял идейный кредит; географическая школа (А. Щапов, Л. Мечников и другие), психологизм (субъективная школа: П. Лавров, Н. Михайловский, Н. Кареев, С. Южаков и другие; социопсихизм: Е. Де Роберти); историческая социология (В. Ключевский). На этой фазе позитивистская социология рассматривается как "естественная наука о человечестве", использующая все прочие науки как склад фактов и эмпирических обобщений для разработки собственных абстрактов социальной статики и динамики [16].

Вторую стадию можно назвать стадией "теоретико-методологической критики": критика шла как в рамках возникших школ и направлений и с целью их укрепления, так и между ними с целью закрытия тупиков. Растет критическое внимание к основным понятиям - общество, народ, классы, идеалы, интеллигенция и т. п., казавшихся столь ясными и понятными на первой фазе; переформулируется соотношение с другими гуманитарными науками, резко критикуется натуралистический редукционизм. Лидером антипозитивизма с упорной защитой методологических принципов, получивших позднее название "историзма", выступило неокантианство: А. Лаппо-Данилевский, Б. Кистяковский, П. Новгородцев, В. Хвостов, Л. Петражицкий и другие [17].

Борьба неокантианства с позитивистами привела к тому, что первое десятилетие XX в. дает нам наиболее дифференцированную картину течений русской социологии, хотя антипозитивистские атаки были отбиты, позитивизм неизбежно меняется, появляется непозитивизм (Г. Зеленый, П. Сорокин, А. Звоницкая. К. Тахтарев, В. Горохов, В. Пипуныров и др.) с сильной ставкой на эмпирические исследования, функционализм, сциентизм.

Со временем социологический веер взглядов в огне критики отливался в структурные теоретико-методологические позиции, составляющие социологические парадигмы, сложно дифференцирующие некоторые направления и выявляющие векторы личной идейной эволюции ряда ведущих социологов. Их конструирование, осмысление их влияния на сегодняшнее и предсказание завтрашнего состояния социологии тех лет составили очередной, третий этап ее развития, который можно назвать этапом "методологической консолидации". На этом этапе создаются теоретические и эмпирические уровни, резко интенсифицируется процесс приращения знания в целом.

Формирование теоретического уровня шло по трем мировоззренческим параметрам: позитивизму, антипозитивизму и неопозитивизму, в каждом из которых необходимо выделить расслоение по социальной онтологии (т.е. трактовка социологами проблемы социальной реальности и законов ее функционирования и развития) и социальной гносеологии (т.е. трактовки ими же возможности познания социальной реальности теми или иными методами). Схематически представленные русской историей ответы дают десять четких теоретико-методологических позиций, часть из них была альтернативная и составляла диспозиции социологической теории.

Порядок сосуществования и борьбы различных позиций и диспозиций составил единое мыслительное пространство русской социологии, представленное в последующей схеме [10, с.40].

Социальная онтология

1. Позитивистский холизм (органицизм, географический и демографический детерминизм, "социологический ряд" Де Роберти и др. ). Естественные законы социальной материи (эволюционализм)

2. Политическая монадология (субъективная школа, психологисты: Н.Коркунов и др.). Естественные законы с моральной санкцией.

3. Антипозитивистский холизм (социальная философия С. Франка, Л. Карсавина, неогегельянство Б.Чичерина, неославянофильство Н. Данилевского, К. Леонтьева). Универсальные законы организмичности (философская трактовка).

4. Антипозитивистская монадология (неокантианство). " Естественное право". Необходимость и должное.

5. Признание необходимости синтеза холизма и монадологии, но объективно преобладает сползание на рельсы монадологии (П. Сорокин, К. Тахтарев). Функциональные законы.

Социальная гносеология

6. Позитивистский методологический объективизм (все разновидности натуралистического редукционизма, плюрализм Ковалевского, монизм Де Роберти).

7. Позитивистский методологический субъективизм (субъективная школа и вседругие виды психологического редукционизма в позитивизме: ранний С.Франк, Л. Оболенский и др.).

8. Антипозитивистский методологический объективизм (неогегельянство, неославянофильство и др.).

9. Антипозитивистский методологический субъективизм (неокантианство).

10. Методологический объективизм неопозитивизма (сциентизм, критика интроспекции). Защита количественных методов исследования.

Представленная схема позволяет увидеть, что во-первых, национальная мысль шла в русле мировой социологической мысли, составляя ряд общих и актуальных для своего времени тенденций, позиций и диспозиций. Причем русские ученые постоянно стремились осмыслить это обстоятельство. Совершенно очевидно, что главная колея развития социологии в России была именно позитивистской. Позитивисты дали в количественном отношении самую обильную часть русской социологической литературы. Многие из них стали социологами мировой известности (П. Лилиенфельд, Я. Новиков, М. Ковалевский, Н. Кареев, Е. Де Роберти, П. Сорокин и др.).

Во-вторых, наряду с общими обнаруживаются и некоторые специфические черты. Так, любопытный особенностью русской социологии было появление в ней ранее, чем в науке какой-либо другой страны, позитивистской монадологии и методологического субъективизма (в лице субъективной школы), споры вокруг которой оставили глубокий след на второй и третьей стадии развития русской социологии.

В-третьих, сами социологи придавали позиционным разногласиям значение принципиально различных, полярных решений. Все онтологические позиции признавали наличие законов общественной статики и динамики, однако толкование их сущности и сочетания необходимости с моральной оценкой широко варьируется в каждой позиции.

В-четвертых, историческая реализация каждой теоретико-методологической позиции никогда не воплощалась абсолютно в "чистом" виде; в типологизации такого процесса как познание, в разложении сложных явлений его на простые, - учит диалектика, - нет признаков, образующих абсолютные границы познавательной деятельности, а только - относительные, подвижные, изменчивые. Задача историка мысли выяснить эти конкретные "детали".

Усилиями сторонников синтеза возникла ретроспективная ориентация. Так, Н Кареев стремился синтезировать все разработки субъективной школы, а В. Хвостов - неокантианства, замысел перекрестной интеграции позитивистских позиций предложили в начале XX в. М. Ковалевский и Е. Де Роберти, а антипозитивистские в 20-е годы - С. Франк. Наконец, в конце 30-х годов вариант еще более широкого синтеза позитивистских и антипозитивистских позиций предложил П. Сорокин в своей знаменательно названной им "интегральной социологии", значение которой может быть правильно понято именно в контексте всей русской социологии.

После выяснения теоретико-методологической позиций, безусловно, следует остановиться на центральных темах русской социологической литературы той поры.

1. Основной массив литературы имеет дело с конституированием социологии в качестве самостоятельной науки, обсуждением ее исследовательских сфер и методов, основных теоретико-методологических принципов (монизм-плюрализм, реализм-номинализм, эволюционизм-функционализм и т.п.), и понятий.

2. Обсуждение проблем социальной динамики (эволюции, прогресса), фаз эволюции, их последовательности, "законов и формул" прогресса и соответственно историко-сравнительных методов. Отсюда широко распространенная трактовка общей социологии как "генетической".

3. Третья важнейшая тема русской социологии - социальная структура (порядок) и социальное поведение. Постепенно распространяется и растет убеждение, что социальные явления несводимы ни к физическим, ни к химическим, ни к психологическим явлениям. Несмотря на свой особый характер, социальные явления - результат именно человеческих действий и отношений. Основополагающее социальное явление, исходное единство для социологического анализа трактуется вслед за Зиммелем как "социальное взаимодействие" (Н. Кареев, Б. Кистяковский, П. Сорокин и другие). После понятия "социального взаимодействия" это второе главное понятие в социологии тех лет.

4. Следующая важная тема социологии - личность. Следует, однако, отметить, что сколько-нибудь развитой теории личности в русской социологии тех лет нет. Не прибегая к термину "роли", но давая сходную с этим термином теоретическую интерпретацию личности, демонстрирует П. Сорокин (личность как "абонент различных групп") и Звоницкая (учение о "социальном я"). Точка зрения последней близка к Болдуину, Кули и другим американским социологам тех лет.

5. Культура как основа, результат и детерминанта социальных действий и взаимодействий интересуют С. Южакова, Е. Де Роберти, П. Новгородцева, В. Хвостова. Механизмы изменения культуры, как правило, разбивались на два типа: "кратковременные" (изобретения, диффузия и т. п. - В. Хвостов и другие) и "долговременные" - эволюционные (дань эволюционизму отдавали почти все крупные позитивисты: М. Ковалевский, Е. Де Роберти, Н. Кареев), циклические и флуктуационные (П. Сорокин).

6. И последняя общая проблемная тема - отклики на сочинения западных буржуазных социологов в русской печати. Существовали обширные персональные контакты. Русские социологи не замыкались в национальной изоляции, а постоянно стремились к анализу и синтезу "разнообразных научных идей, возникавших у других народов". В этом Н. Кареев видел одну из характерных особенностей русской социологии тех лет.

Что касается эмпирического лица, то в России эмпирические социальные исследования (прежде всего статистические) возникли значительно раньше, чем сама социология как самостоятельная наука. Впрочем, такова была картина во всех европейских странах. Но были и отличия - наряду с государственной статистикой в России сложилась добровольная земская статистика, учреждение, не имевшее себе подобных в других странах и осуществлявшееся на первых порах изучением общественной жизни народнически ориентированной интеллигенцией. Главные исследуемые вопросы в основном носили характер "больных проблем" - быт и положение низов, пьянство, самоубийства и др.

Таким образом, в течение первых десятилетий XX в. растет убежденность о необходимости совместной органической работы социолога-теоретика и эмпирика. Когда П. Сорокин в своих работах второй половины 20-х годов конкретно продемонстрировал эти требования, то это произвело сильное впечатление на социологов многих стран и оставило глубокий след в судьбе мировой социологии.

Каток тоталитаризма прокатился по личным судьбам многих отечественных социологов, по самой науке в целом, по ее контактам с другими национальными ветвями знания. Социологи конца 20-х годов ХХ века, проводящие эмпирические исследования (К. Кабо, С. Первушин, Д. Воронов, А. Гастев и другие) стремились учесть дореволюционный опыт этого типа, сохраняя когнитивную преемственность процесса. Разработка теории и ее преподавание на первых порах пытались избежать догматизма (Н. Бухарин, С. Оранский, С. Солнцев, П. Маслов), но вскоре были смяты. Мучительное восстановление отечественной социологической науки началось вновь только в середине 50-х годов ХХ в. после публичного выяснения трагедии культа И. Сталина. Процесс этот по многим причинам затянулся на долгие десятилетия. Доминирование в обществознании марксизма вылилось в его узаконение в качестве единственно верной теории, что наряду с тотальными гонениями социологов сделало окончательно невозможным существование социологии в России как официально изучаемой и разрабатываемой науки. Последнее обстоятельство, разумеется, не могло привести к полному прекращению развития социологической мысли, однако существенно исказило процесс изучения социальных теорий. Официальный статус не утратила лишь статистика, но и она попала под жесточайший административный контроль.

В российской социологии, пережившей и претерпевающей бурные переломы в ходе революционных изменений в обществе идеологическая и политическая ангажированность социологов дооктябрьского периода, советских и постсоветских в равной мере, остро выражена. По сути, в разных работах мы имеем разные истории, акцентирующие внимание на разных аспектах единого процесса. Было бы наивным полагать, что в одном ракурсе представлен сплошной вымысел и ложное знание, в другом - чистая правда. Наука лишь тогда имеет право на это наименование, когда сохраняет потенцию критического взаимодействия разных взглядов и подходов. К счастью, эпоха монополизма на единственно верную трактовку исторических событий канула в прошлое, и теперь предстоит еще и еще раз переосмысливать это прошлое, привлекая новые факты, ранее не известные историкам социологии.

Социальный запрос - мощный стимул в историко-социологических исследованиях. Можно, заглядывая в будущее, упреждать потребности общества, еще не вполне осознаваемые сегодня. История и анализ современного состояния мировой социологии дают серьезные основания для выявления перспективных социальных запросов со стороны общества к социологии и социологам. Это и новые области проблематики, и новые методологические подходы. Они составляют сущностную часть истории науки, ибо рождаются на почве предшествующего знания.

Возможно, что в ближайшие десятилетия процесс развития отечественной социологии будет в чем-то напоминать по основным своим линиям то, что уже происходило во второй половине XIX столетия в России: широкое знакомство с западной и отечественной социологической мыслью с акцентом на тех проблемах, которые сегодня волнуют Россию. Несомненно, появятся попытки создания оригинальных синтетических теорий и концепций, чему есть свидетельства в текущих публикациях, например, Л. Ионина, В. Радаева, А. Филиппова, других исследователей.

Итак, подведем общие итоги: теоретические изыскания, эмпирические исследования, преподавание социологии и оформление научных организаций эти три момента сплетались постоянно в общую цепь зависимостей, оплодотворяя друг друга. Русская социология конца XIX-начала XX вв. в свете этих зависимостей, по мнению известного американского науковеда А. Вусинича. выглядела не лучше, но и не хуже западноевропейской и американской социологий той поры [19, с.231-243]. У нее было собственное лицо: были оригинальные разработки, обнаруживающие идейную перекличку с национальными социологиями других стран :Н. Михайловский раньше Г. Тарда описал социологическое значение внушения-подражания; М. Туган-Барановский и П. Струве заложили основы теории, получившей позднее у В. Огборна название "культурного отставания"; дискретный подход к мировым культурам Н. Данилевского повторил на свой лад О. Шпенглер и А. Тойнби и т. п. Было у нее и творческое стимулирование мировой социологии: роль концепций социальной мобильности и стратификации П. Сорокина, диалектическая социология Г. Гурвича.

§ 2. Н.К. Михайловский как основатель субъективной школы в социологии

В истории русской социологии субъективная школа занимает весьма значительное место, а ее ведущие теоретики _ Лавров и Михайловский _ создали самобытную социологическую концепцию [20]. Наиболее влиятельной положение данной школы в русской социологической традиции определялось рядом моментов:

1. Школа просуществовала продолжительное время, с конца 60-х гг. XIX в. до конца 20-х г. XX в. За это время неокантианство, органицизм и другие школы ушли с исторической арены. В количественном отношении субъективная школа была представлена большим рядом персоналий и множеством публикаций. Наряду с "отцами-основателями" (П. Лавров, Н. Михайловский, С. Южаков, Н. Кареев) в ней обнаруживаются несколько поколений последователей (Н. Рейнгардт, В. Чернов, Н. Русаков, Е. Колосов, М. Менский, М. Энгельгардт, П. Мокиевский, А. Красносельский и многие другие).

2. Школу часто называли у нас и за границей - "русской" и это не было случайным. А. Вусинич отмечает в этой связи: "хотя внимание представителей школы было сфокусировано на таких универсальных социологических проблемах как взаимодействие личности и общества, природе кооперации и солидарности как механизмов социальной интеграции и отношениях "социальной эволюции" и "социальной революции", они были подлинно русскими социологами, их глаза и уши были нацелены на русские социальные реальности" [19, c. 62].

3. Школа появилась в жизни как продолжательница западных позитивистских идей, считая науку инструментом социальных изменений и умственного прогресса. А. Вусинич, продолжая свою мысль, пишет: "один из основных вкладов субъективных социологов состоял в том, что они первыми на русском языке осуществили систематический и критический обзор современной им западной социологии" [19, c. 44].

4. Нет другой школы (кроме марксистской), которая выполняла бы роль умственного катализатора, постоянного оппонента с другими направлениями. Ее влияние на русскую интеллигенцию было гигантским. Поэтому литература на темы субъективной школы огромна.

Начинать разговор о субъективной школе, безусловно, приходится с имени Н. К. Михайловского (1842 -1904) - одного из зачинателей социологии в нашей стране и общепризнанного лидера субъективной школы [21]. Вот что писал об этом М.Ковалевский: "...в подготовлении русского общества к восприятию, критике и самостоятельному построению социологии, Михайловскому принадлежит несомненно выдающаяся роль" [22, с. 172].

О личной жизни Н. Михайловского, отпрыска небогатого дворянского рода, многое хорошо известно: он получил высшее естественнонаучное образование в горном институте. Карьеру начинает как литературный критик и публицист. Авторитет Михайловского среди молодой интеллигенции 70-80-х годов был огромным [23]. Его труды еще при жизни неоднократно переиздавались в собраниях сочинений (единственного из русских дореволюционных социологов), составив десять томов в последнем варианте.

Рассмотрим теперь его социологические взгляды подробнее. В выполнении этой задачи встречаются известные трудности. Прежде всего структуру его социологических воззрений не выявить из хронологического порядка его работ по мере их появления в свет. Взгляды Михайловского повлияли на русскую социологию многопланово и там, где он был прав, и там, где он ошибался. Кстати, целый ряд его идей в наши дни выглядит более жизненным, чем это представлялось его критикам в свое время. Разнообразность интерпретаций работ Михайловского просто поражает. Правда, сам социолог способствовал пестроте оценок, благодаря наличию противоречивых положений, например: "научная социология должна быть биологической" и "я как никто много сделал для борьбы с биологическими позициями в социологии".

Попытаемся рационально реконструировать социологические воззрения Михайловского с учетом уроков развития как русской, так и мировой социологии в конце XIX - начале XX в.в. Н.К. Михайловский занимался важной философской проблемой - соотношением социологии и других гуманитарных наук с естествознанием. Он считал, что предмет и методы всех отраслей научного знания отличны между собой, хотя имеют и частичные совпадения: в естественных науках, прибегающих к объективным методам изучения стихийных материальных явлений, при строгом соблюдении приемов сбора, описания, классификации и обобщения материала возможно получить общепризнанный истинный результат (он его называет "правда-истина"); в обществоведении в силу специфики изучаемых явлений (наличия в самих объектах сознательного и бессознательного элементов, объединяемого людьми в цели их поведения) требуются другие приемы и методы, и результат получается более сложным ("правда-справедливость").

Эти приемы и дают в конечном итоге "субъективный метод", который при сознательном и систематическом применении не просто вскрывает причины и необходимость исследуемого процесса, но и оценивает с точки зрения "желательности", "идеала". Михайловский так пояснял эту мысль: "мы не можем общественные явления оценивать иначе, как субъективно", т.е. через идеал справедливости. Таким образом, не отрицая применимость объективных методов в социологии (скажем статистики), он считал, что "высший контроль должен принадлежать тут субъективному методу" [24].

В "субъективном методе" по большому счету речь идет о методе "понимания" чувств, идей, ценностей, как важнейшей составной части социального мира, о роли "сочувственного опыта", как его называл сам Михайловский. Без интроспекции, сопереживания, субъективного подключения к нему, этот мир становится в известной мере "невидимым".

Социолог стоял на позиции социальной обусловленности познания. Но это абстрактно верное положение он доводил до агностицизма. Получалось, что люди, в познании социального мира - всегда остаются невольными рабами своей групповой принадлежности, оценивают мир только через эту принадлежность, с учетом ее интересов. А потому то, что безусловно обязательно, истинно для членов одной и той же группы, психологически неприемлемо для другой. Следовательно - истина всегда субъективна.

Но есть и другой путь - корреляции групповых установок общечеловеческим "идеалом", с которым должен согласиться каждый, вне зависимости от своей групповой принадлежности. Таким сверхгрупповым, "конечным" идеалом он считал "равномерное развитие всех сил и способностей человека", достигаемым, по его глубочайшему убеждению, только при особом однородном общественном устройстве "простой кооперации" человеческой деятельности [25].

Социология - наука, исследующая желательное в общественной жизни и то, насколько оно возможно, т.е. исследующая общественные отношения с позиции сознательно выбранного, "конечного" идеала.

Главная форма, тип "общественной индивидуальности", по Михайловскому, - личность. Наряду с неделимой "человеческой индивидуальностью" в социуме есть и другие более сложные, делимые "общественные индивидуальности" (разные социальные группы: классы, семья, профессиональные группы, партии и институты: государство и церковь). Все эти виды "общественной индивидуальности" ведут между собою борьбу с попеременным успехом и постоянную борьбу с личностью, направленную на унификацию последней, превращение ее в винтик более комплексных организаций. Для Михайловского социологическая методология ("субъективный метод") должна не только объяснить объективный ход исторического процесса (возникновение и смену разных форм кооперации), но и дать определенные правила поведения, нормы для субъективной корректировки этого объективного процесса - с помощью идеала.

Михайловский выдвигает два типа связей "личность - общество" или кооперации человеческой деятельности, предполагая, что сумма разнообразных форм этой деятельности и составляет "социальную статику" общества. Первый тип - исторически более ранний, охватывает первобытную общину, где деятельность людей носит относительно недифференцированный характер, отсюда тотально сходные общественные функции и интересы всех, развитая солидарность, взаимопомощь, единство целей. Общественное и индивидуальное сознание слиты. Такова "простая кооперация". Ей противостоит "сложная кооперация", построенная на иных связях: в ее основе лежит групповая (прежде всего сословно-классовая и профессиональная) дифференциация людей, разделение труда, цеховая корпоративность, раскол сознания и поведения по принципу "свои" - "чужие". Здесь индивидуальность подавлена, репрессирована, былая целостность расщепляется по ролям и позициям. Михайловский как никто другой из русских социологов подчеркивал - формы кооперации влияют на индивидуальную и общественную психику человека, формируют его взгляды и волю, и отливают их в массовые поступки определенного вида. В истории русской социологии имел место долгий спор среди сторонников и противников Михайловского по поводу того, что считать "субъективным" методом в социологии, как он вообще применяется к объяснению смены "простой кооперации" на "сложную". Любопытно при этом, что однозначных ответов не было даже у самого Михайловского.

Жизнь европейских обществ, по Михайловскому, за несколько последних столетий пошла по пути развития второго типа. Этот путь он считал патологическим, ибо личность нивелируется в нем, становится частью, долей, функцией социального целого. В рамках этой кооперации постоянно идет продолжительная борьба между личностью и обществом. С возникновением социологии, научно объясняющей ситуацию, она должна измениться. Задача научной социологии помочь обосновать новый идеал, обеспечивающий возврат на естественный путь эволюции, на возврат к "простой кооперации" на новом витке истории.

Как справедливо заметил на этот счет Ковалевский, тут бы Михайловский столкнулся с неразрешимой для его теории трудностью, так как многочисленными историческими работами за рубежом и в России к концу XIX в. было доказано, что историческая смена каст сословиями, а их - классами вела не к росту общественной разобщенности и обособления, а их к известному падению. Особенно сильно стали набирать силу эгалитарные тенденции при капитализме [26, 207-208].

Человек становится личностью, по Михайловскому, при наличии двух слагаемых: во-первых, при возможности освобождения от "стихийных" оков среды, налагаемых, допустим, семьей или родством; и во-вторых, при возможности подчинения "сознательно" выбранным ограничениям, допустим, товариществу. Только механизм одновременного освобождения и подчинения делает из биологической особи особь социокультурную, т.е. личность.

С конца 70-х годов XIX века в социологии Михайловского ведущее положение заняла проблема социальной психологии _ психологии толпы. Михайловский преследовал здесь две цели: 1) рассмотрение психологических особенностей поведения личностей в группе и массе людей с целью выяснения психологического механизма воздействия индивида на массу; 2) исследование роли социальной среды в формировании психологии индивидуума и массы.

Михайловский попытался дать и определение основных характеристик поведения (анонимность, внушаемость, обезличенность), ее классификацию, управление толпой, лидерство в ней и т. п. Это главные темы его незаконченной статьи "Герои и толпа" (1882 г.), "Научных писем" (1884 г.) и последующих публикаций в 90-е годы [27].

Его работа "Герои и толпа" дала толчок дискуссии, которую повели с Михайловским революционные марксисты, и в наиболее острой форме - В.И. Ленин. Интерес Михайловского к социальной психологии был связан с разработкой взглядов народничества и поэтому в центре его внимания проблемы массовой психологии. “Он обосновывает необходимость выделения этой области в специальную ветвь науки, поскольку ни одна из существующих социальных наук не занимается изучением массовых движений как таковых. "Коллективная, массовая психология еще только начинает разрабатываться, - писал Михайловский, - и сама история может ждать от нее огромных услуг". По его мнению, для становления этой области исследования важен анализ механизмов изменения психического состояния и поведения больших социальных групп” [28, с. 6-17].

На современников это произвело самое сильное впечатление, все понимали, что нет темы в социологии одновременно столь захватывающей и столь же нелегкой для спокойного научного изучения, в виду неповторимости явлений, их динамизма и т. п. “Военные люди, может быть, первые обратили внимание на неудержимую склонность толпы следовать резкому примеру, в чем бы он ни состоял. Есть много военно-исторических анекдотов о паническом страхе или безумной коллективной храбрости под действием энергического примера”. Под влиянием теорий толпы Н. Михайловского, Г. Тарда и Г. Ле Бона проводились исследования социальной психологии солдат, черт его коллективного поведения (бой, отступление, паника), группообразующей роли "строя" и команд и т. п. [29].

Содержание ряда статей и их серий, посвященных этим темам, составляет выявление бессознательного и сознательного подражания одних людей другим людям, описание причин этих процессов и их функционирования при массовизации явлений. К сожалению, отрывочный характер и незаконченность многих статей все-таки не дают читателю возможности четко представить более или менее окончательные решения намеченных им вопросов, связи между ними и предыдущими частями его учения [30]. Но некоторые из существенных связей попытаемся проиллюстрировать.

При "сложной кооперации", считал Михайловский, действует одна общая закономерность - возрастание неудовлетворения потребностей.

Бывают моменты, когда это неудовлетворение достигает крайнего напряжения, люди осознают не частности, а общее - вражду общества к личности, и в ответ возникают два протеста: "вольница" - активный протест и "подвижники" - пассивный. Они переходят друг в друга, так как в их основе лежит общий механизм подражания, как особого состояния группового (общественного) сознания [31].

В дальнейшем Михайловский сделал уточнения этих соображений в своей знаменитой концепции "героя и толпы". Он утверждал, что неумолимая тяга людей к коллективному подражанию возникает у них в особой социальной ситуации: при подавлении их индивидуальности практически до нуля и неизбежного в этих условиях появления "героя", увлекающего эту обезличенную массу любым актом - преступным или милосердным, "грязным" или "светлым", или этически нейтральным, безразличным.

"Герой", по Михайловскому, человек, который шаблонизирует, унифицирует поведение массы. Толпа - это уже не механический конгломерат лиц, она характеризуется особым коллективно-психологическим состоянием связи. В "массе" рассеяны однообразные, скудные, монотонные впечатления, слабо и вяло функционирующие в психике ее каждого представителя. Отсюда внутренняя жажда "подражания" в толпе, инстинктивная имитация подлинной индивидуальности. Толпа находится в "хроническом" ожидании героя. Подражание "герою", по Михайловскому, факт глубоко регрессивный, частота этих фактов - показатель общего патологического состояния общества.

Социолог различал понятия «герой» и «великая личность». Герой понимался им в широком смысле как зачинатель. «Героем, писал русский социолог, _ мы будем называть человека, увлекшего своим примером массу на хорошее или дурное, благороднейшее или подлейшее, разумное или бессмысленное дело» [32]. Герой может быть и полоумным, и негодяем, и человеком, несущим народу высокие благородные идеалы. Важна лишь его способность сделать первый шаг, которого от него ждет толпа, возможность повести за собой других. Великий же человек своей бессмертной стороной, своей мыслью живет века, и века влияют на толпу, увлекая ее за собой. Хотя бывает и так, что великий человек мелькнет как падучая звезда, лишь на одно мгновение станет идолом и идеалом толпы, и потом, когда пройдет минутное возбуждение, сам утонет в рядах темной массы.