Основные типы модернизации

Размещено на http://www.allbest.ru

Федеральное государственное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

«СЕВЕРО-ЗАПАДНАЯ АКАДЕМИЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЫ»

КАФЕДРА

Социологии и социальной работы

Реферат

Основные типы модернизации

Научный руководитель:

к.ф.н., профессор

Клюев А.В.

Санкт-Петербург 2009 г.

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

1. Понятие и критерии модернизации

2. Органическая модернизация

3. Неорганическая модернизация

3.1 Модернизация стран второго эшелона

3.2 Модернизация стран третьего эшелона

3.3 Общие черты и «ловушки» догоняющей модернизации

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ЛИТЕРАТУРА

ВВЕДЕНИЕ

модернизация общество догоняющая

Теория модернизации пережила несколько периодов угасания-возрождения. Последний связан 80-ми годами, когда началась полоса возрождения теории модернизации, - с 1989 г. она сосредоточивается на попытках посткоммунистических обществ «войти», или «вернуться», в Европу (т. е. в современный западный мир). Оказалось, что данная теория может быть полезной для понимания этих новых исторических процессов, и потому «игнорировать понятие модернизации в настоящее время было бы такой же роковой ошибкой, как и ставить ее в центр внимания при изучении социальных изменений, происходивших в 60-х годах». Штомпка, П. Социология социальных изменений / П. Штомпка; под ред. В.А. Ядова. - М.: Аспект Пресс, 1996. - С. 179

Теория модернизации получила дальнейшее развитие, были выдвинуты проекты «теории неомодернизации» и «теории постмодернизма», однако основные положения базовой теории, в том числе рассмотрение явления модернизации в зависимости от пребывания определенных частей мирового сообщества в том или ином эшелоне социально-экономического и политического развития остается. Такое рассмотрение является весьма важным для исследования социально-экономических и политических процессов, имеющих место как в отдельно взятой стране, так и в мировом сообществе в целом. А для Российского государства оно тем более значимо ввиду принадлежности его к тому же блоку посткоммунистических обществ, стремящихся занять свое место на мировой сцене.

Вопросу о путях модернизации России в 90-х гг. было посвящено большое число публикаций и общественных дебатов. Реформы, проводимые в то время, основывались на научных знаниях и опыте успешных модернизаций других стран и должны были способствовать преодолению отсталости России от развитых западных стран. Однако по прошествии уже почти двух десятков лет, Россия по своим социально-экономическим и политическим показателям развития остается на весьма низких позициях, близких к показателям стран третьего эшелона, что, кстати, не сильно афишируется в официальных источниках. Это говорит о необходимости дальнейшего изучения и применения концепций модернизации, осуществленных и осуществляемых в зарубежных странах, но с учетом, естественно, национальных особенностей Российского государства.

Для этого требуется: выявить исторические типы модернизаций, определить, какие мотивы побуждали к проведению модернизации. Существовали ли для нее внутренние причины, порожденные самой эволюцией общества, или модернизация начиналась под давлением внешних обстоятельств, когда страна была вынуждена приспосабливаться к ним, отвечая на внешние вызовы ее положению в мире? Кратко рассмотреть некоторые общие черты модернизаций, осуществлявшихся на протяжении большей части XX века. На основании зарубежной истории можно попытаться представить, опыт каких стран и в каких временных пределах может иметь значение для современной России.

1. Понятие и критерии модернизации

Общее понимание модернизации как перехода от традиционного, аграрного общества к современному, индустриальному, сложилось в западной социологии в 60-е г. XX века в связи с проблемой развития стран, освободившихся от колониализма. Один из авторов теории модернизации - Ш. Эйзенштадт - расшифровывал это понятие так: «Исторически модернизация - это процесс изменения в направлении тех типов социальной, экономической и политической систем, которые развивались в Западной Европе и Северной Америке с XVII по XIX век и затем распространились на другие европейские страны, а в XIX и XX веках - на южноамериканский, азиатский и африканский континенты».

Смысл, который вкладывается в данное понятие, тождествен «современности» (modernity), связывается с распространением культуры «модернити», с приверженностью западноевропейскому рационализму, идеям индивидуальной свободы и социального равенства, либеральной демократии и социального государства, правового государства и гражданского общества, с ориентацией социальных субъектов на инновационные формы деятельности как основой экономического роста и благосостояния. «Модернити» - это ориентация людей на приумножение материального, вещного богатства и технический прогресс, отношение к природе исключительно как объекту приложения своих знаний и сил, готовность человека к постоянным переменам в производстве и потреблении, в правовых нормах и политических институтах, ценностях и образе жизни, а также собственное стремление быть инициатором таких перемен. В таком ключе модернизация отражает концепцию общественного развития, объясняющую процесс прогрессивного перехода от «традиционного», эволюционного общества к «современному», инновационному, который сопровождается преодолением отчуждения человека от собственности и политической власти.

Модернизация означает комплекс социальных, политических, экономических, культурных и интеллектуальных трансформаций, происходивших на Западе с XVI века и достигших своего апогея в XIX-XX веках. Сюда включаются процессы индустриализации, урбанизации, рационализации, бюрократизации, демократизации, доминирующего влияния капитализма, распространения индивидуализма и мотивации успеха, утверждения разума и науки и многие другие. «Модернизация» в этом смысле означает достижение современности, процесс превращения традиционного, или дотехнологического общества, по мере его трансформации, в общество, для которого характерны машинная технология, рациональные и секулярные отношения, а также высоко дифференцированные социальные структуры. Штомпка, П. Социология социальных изменений / П. Штомпка; под ред. В.А. Ядова. - М.: Аспект Пресс, 1996. - С. 170

Теория модернизации основывается на признании неравномерности общественного развития, наличия досовременного периода в развитии государств, реальности существования современных сообществ, а также на понимании необходимости преобразования (модернизации) отсталых стран в индустриальные (постиндустриальные). Таким образом, термин «модернизация» означает одновременно и стадию (состояние) общественных преобразований, и сам процесс перехода к современным обществам.

Как процесс модернизация имеет строгое - прогрессивное - направление: она начинается и контролируется «сверху» интеллектуальной и политической элитой, которая стремится вытащить страну из отсталости с помощью планируемых, целенаправленных действий. При этом в качестве ориентира рассматривается не утопическое общество, а реально существующие развитые страны западного капиталистического мира. Следовательно, модернизация означает осознанное копирование обществ, выступающих в качестве «стран-образцов», «стран, на которые ссылаются» и которые «устанавливают скорость движения», «стран-пионеров», которые выступают авангардом мирового развития. «Модернизация не является самоподдерживаемым, самопрогрессирующим процессом. Скорее, это перенесение образцов, моделей и достижений развитых стран в свои собственные». Штомпка, П. Социология социальных изменений / П. Штомпка; под ред. В.А. Ядова. - М.: Аспект Пресс, 1996. - С. 173

Можно выделить ряд критериев модернизации в различных областях общественной жизни Красильщиков, В.А. Модернизация и Россия на пороге XXI века / В.А. Красильщиков // Вопросы философии. - 1993. - № 7. - С. 40-41.:

в социальной области - разделение функциональных ролей, выполняемых разными индивидами в обществе, в особенности разделение между обязанностями в общественном производстве, в политике и в семье, разделение сфер частной и общественной жизни, вытеснение отношений личной зависимости между людьми отношениями их личной независимости, основанной на эквивалентном обмене вещами (на вещной зависимости);

в экономике - применение технологии, основанной на использовании научного (рационального) знания, появление вторичного (индустрия, торговля) и третичного (услуги) секторов хозяйства, углубление общественного и технического разделения труда, развитие рынков товаров, денег и труда;

в политической области - образование централизованных государств и в то же время - разделение властей, включение широких масс населения в политический процесс (хотя бы посредством выборов), установление политической демократии или, по крайней мере, популистского правления, формирование осознанных интересов различных общественных групп;

в духовной области - дифференциация культурных систем и ценностных ориентаций, секуляризация образования и распространение грамотности, многообразие течений в философии и науке, религиозный плюрализм, развитие средств распространения информации (mass media, телеграф, почта и т.д.), приобщение крупных групп населения к достижениям культуры.

В зависимости от того, в каком историческом времени происходили указанные модернизационные изменения, и какие источники - внутренние (эндогенные, органические) или внешние (экзогенные, неорганические) - вызывали модернизацию к жизни, проводят классификацию, соответствующую «поэшелонному» построению стран (наций), где первому эшелону отведена роль авангарда, - это страны первичной - органической модернизации. Второй эшелон осуществляет уже вторичную - неорганическую - модернизацию, реагируя на внешний вызов, но имея определенные собственные источники для развития (экзо-эндогенная модернизация). Третий эшелон также осуществляет неорганическую, догоняющую модернизацию, но не обладает необходимым внутренним ресурсом для этого и зависит от внешних источников (экзогенная модернизация).

2. Органическая модернизация

Органическая модернизация - это утверждение культуры «модернити» в силу внутренних причин саморазвития, обусловленных кризисом эволюционного развития. Поскольку первичная модернизация подготавливается всем ходом предшествующего развития, она осуществляется за счет внутренних, органических источников. Механизмы развития при этом - инновационные, темпы - быстрые, характер - самостоятельный, духовные основы развития - собственный исторический продукт. В процессе модернизации образ будущего не планируется заранее как цель, он вырисовывается по мере приближения к нему.

Страны, в которых происходила органическая (эндогенная) модернизация - это страны Западной Европы и Северная Америка (США и Канада), а также Австралия и Новая Зеландия, составившие первый эшелон модернизации, от которого импульсы распространились по всему миру.

Темпы и размах преобразований в разных сферах общественной жизни - в экономике, политике, культуре, общественных отношениях, социальной структуре и т.д. - в странах первого эшелона капитализма в общем и целом соответствовали друг другу. Каждая модернизация представляла собой, своего рода революцию, подготовленную ходом эволюции. Можно даже сказать, что в этих странах движение по пути модернизации было постоянным, хотя скорость этого движения, естественно, была неодинаковой на разных отрезках времени, а сами перемены иногда сопровождались острыми социальными конфликтами и даже гражданскими войнами, как, например, война между Севером и Югом в США в 1861-65 гг. Красильщиков, В.А. Модернизация: Зарубежный опыт и уроки для России / В.А. Красильщиков.

Модернизация началась в эпоху промышленной революции в Западной Европе, сопровождавшейся разрушением традиционных наследственных привилегий, провозглашением равных гражданских прав и демократизацией политических режимов. В процессе модернизации происходило становление гражданского общества и правового государства. Этот тип модернизации был характерен и для Северной Америки, где переход к современному обществу осуществлялся на основе опыта Западной Европы, но не путем его копирования.

Фактически модернизация представляет собой непрерывный процесс, продолжающийся до наших дней, хотя его развитие отмечено зигзагами типа правления Гитлера и Муссолини. Конечно, в этом развитии были и «звездные часы», когда происходили наиболее радикальные преобразования общества, т.е. модернизации в собственном смысле слова, которые являлись ответом на кризис предыдущего развития. Они начинались с осознания этого кризиса и поисков путей его разрешения - с перемен в духовной сфере, в области культуры, без чего было бы невозможно появление ее социального субъекта. Недаром модернизации сопровождались острыми дискуссиями по поводу образования. Различные общественные классы и слои пытались повлиять на состояние дел в этой сфере, поскольку помимо умения читать и писать образование формировало приверженность человека тем или иным культурным ценностям, общественно-политическим течениям, отнюдь не безразличным к модернизации. Но при этом, несмотря на сопровождавшую модернизации борьбу между различными идейно-политическими течениями, все они в целом проистекали из общей культурной матрицы, что позволяло обществу сохранить относительную устойчивость в моменты перемен.

Носителями модернизаторских идей и субъектами модернизации, которые потом претворяли эти идеи, были, как правило, социальные слои, занимавшие как бы стороннюю позицию, промежуточное положение по отношению к двум основным антагонистическим классам («третья сила»): буржуа по отношению к крестьянам, ремесленникам и феодалам в эпоху зарождения мануфактур и промышленного переворота, технократы и городские средние слои - по отношению к пролетариату и буржуазии на заре поточно-конвейерного производства и «государства благосостояния», новый рабочий класс, массовые движения типа «зеленых» - по отношению к индустриальному рабочему классу и технократам-менеджерам крупных корпораций в нынешний период складывания постиндустриального производства. Конечно, роль «третьей силы» не была абсолютной, модернизаторские общественные слои в странах первого эшелона капитализма сами органично вырастали из недр общества и всегда привлекали к себе союзников из противоборствовавших друг с другом классов, отсекая их крайние течения и снимая противоречия между ними. Таким образом, модернизаторская политика, по сути дела, была центристской. При этом успех модернизаторских сил в огромной степени зависел от того, удавалось ли им убедить общество в своей правоте и сформировать положительный социальный консенсус.

Следующим этапом модернизации был выход ее субъектов и их политических лидеров на политическую арену и завоевание ими власти, что позволяло создать соответствующие модернизации социально-политические и правовые условия или, если она к тому времени уже началась, заметно ускорить ее. Так, реформы О. Бисмарка в Германии, а позже - Ф.Д. Рузвельта в США и социал-демократов в Швеции в 30-е годы XX в., создание системы V Республики во Франции способствовали перестройке экономики, обновлению социальной структуры общества, хотя сами изменения начинались еще до реформ.

Наконец, наступал этап собственно модернизации - преобразований в экономике и технологии, в личном потреблении и образе жизни людей, т.е. в толще гражданского общества, в «сфере повседневности», которая всегда придавала импульсы переменам во всем социуме западной цивилизации.

Поскольку модернизации разрушали старую структуру экономики и изменили образ жизни многих людей, они вели к маргинализации части общества, к отчуждению ее от остального социума. Причем прежние антагонисты, положению которых угрожала модернизация, порой забывали о своих старых противоречиях и объединялись против перемен. Так, фабрично-заводской пролетариат, по крайней мере, его немалая часть, смыкался с «классической» буржуазией и ненавидимыми им лавочниками в своем противодействии поточно-конвейерному производству, быстрым перестройкам экономики, проникновению норм и ценностей «модернити» во все поры общества. В Германии такое смыкание сыграло зловещую роль в приходе к власти Гитлера. В наше же время рабочий класс поточно-конвейерного производства, антагонист технобюрократии и крупных собственников гигантских корпораций фактически пытался противодействовать вместе с ними «микроэлектронной революции», нынешним переменам в производстве и организации труда. От того, как и насколько быстро модернизаторским силам удавалось преодолеть противодействие переменам со стороны сопротивляющихся обновлению социальных слоев, зависел переход общества на новую ступень социально-экономического и технологического развития, разрешение конфликтов, возникших в ходе модернизации. Тогда общество в целом вновь обретало динамическую устойчивость, способность к эволюционному развитию, которое обеспечивало «накопление сил» для следующей модернизации.

Такова, однако, лишь общая схема осуществления модернизации. Ее конкретные особенности определяются историческими условиями, в которых она протекает, прежде всего ее социально-технологическим типом, тем, как изменяется место человека в процессе труда и какова вообще его роль в модернизации.

Первая модернизация в странах Запада (XVI-XVII вв.) позволила перейти от естественных производительных сил, когда преобладало индивидуальное аграрное и ремесленное производство, к общественным - таким, которые, во-первых, могли использоваться людьми только сообща, что предполагало кооперацию и разделение функций в процессе труда, во-вторых, представляли собой результат самого общественного развития (например, мануфактура). Эту модернизацию условно можно назвать доиндустриальной. С точки зрения процесса труда ее исходным пунктом было расщепление труда на простые операции под воздействием рыночных отношений, закрепление их за конкретным работником и появление приспособленного к этим операциям инструмента. Соответственно на смену отношениям личной зависимости пришли отношения личной независимости на основе зависимости людей от потоков товаров и денег, т.е. рынка. Колоссальное приумножение власти человека над силами природы сопровождалось появлением новых форм отчуждения: отчуждение людей друг от друга и от социально-экономических процессов, когда человек должен был приноравливаться к законам рынка, а также отчуждение основной массы работников от средств производства и средств существования, когда складывались основные классы буржуазного общества. Европейский тип личности, представленный в «экономическом человеке», раздваивался на два неразделимых полюса: буржуа и пролетария. Одновременно возникло и отчуждение работника от процесса труда: он перестал контролировать изготовление продукта от начала до конца, будучи поглощенным «своей» операцией.

Второй крупной модернизацией в истории Запада было преобразование самих общественных производительных сил - переход от мануфактуры к машинному или фабрично-заводскому производству (промышленный переворот или ранне-индустриальная модернизация). Ее исходный пункт - превращение орудия труда из ручного в механическое, появление машины, что сопровождалось полным расслоением гражданского общества на буржуа и пролетариев, кристаллизацией общественных интересов и развитием классовой борьбы как формы их проявления. Раннеиндустриальная модернизация в силу крайнего упрощения и изматывающего ритма труда усилила отчуждение человека: он переставал быть самим собой в процессе труда, терял свою «родовую сущность». Торжество отчуждения в результате раннеиндустриальной модернизации вызвало к жизни радикальные проекты общественного переустройства, воплотившиеся затем в незападных обществах (в частности, в России).

На самом деле, разрешение социальных конфликтов раннеиндустриального общества, как показал опыт истории, возможно было лишь на путях «модернити», проведения третьей крупной модернизации - позднеиндустриалыюй (США 1914-1929 гг., Западная Европа 30-50-х гг., Япония 50-60-х гг.). Ее исходный пункт в технологическом отношении - преобразование процесса труда на основе его научной, инженерной организации (Ф. Тэйлор). Возникает поточно-конвейерное производство (Г. Форд, Л. Рено), ориентированное на массовый выпуск стандартной продукции, в том числе предметов длительного пользования для личного потребления. Позднеиндустриальная модернизация позволила преодолеть отчуждение трудящихся от средств существования, открыла путь превращению пролетариев в полноценных членов гражданского общества (Э. Бернштейн). Она превратила трудящегося человека в главный «производственный ресурс», потребовав появления инженеров не только по «железкам», но и по организации труда и конструированию рабочих мест, специалистов по эргономике и конкретной социологии, менеджменту и инженерной психологии. Она существенно сгладила классовые противоречия раннеиндустриального капитализма, превратив их в основу поступательного развития западного общества 1930-1970-х гт. В результате ее осуществились, хотя и не в полной мере, идеалы европейского социализма: достижение большей социальной справедливости, завоевание трудящимися политических и ряда социальных прав, сложилась система социального страхования, льготного или бесплатного здравоохранения и образования. Рабочие становились собственниками домов и автомобилей, акций и банковских вкладов. Более того, к неудовольствию российских «либералов» и национал-традиционалистов, реализация социалистических принципов в развитых странах вплоть до середины 1970-х гг. была мощным стимулом обновления и экономического роста: поддержание высокого спроса населения на товары и услуги с помощью «государства благосостояния» способствовало расширению рынков, росту производства в новых отраслях, появлению множества принципиально новых видов товаров. Позднеиндустриальная модернизация означала поворот капиталистического производства к человеку, к удовлетворению его потребностей - несмотря на монотонность труда у конвейера, обезличивающую стандартизацию потребления и образа жизни десятков миллионов людей, утрату людьми своей индивидуальности и растворение их в массе других, таких же обезличенно «устроенных» индивидов, формализацию отношений между ними и подавление их потоком материальных благ и гигантскими мегаполисами.

Благодаря росту личного потребления трудящихся и системе социальных гарантий, развитию системы образования возникло новое качество рабочей силы: позднеиндустриальная модернизация привела к первому этапу НТР - соединению производительного труда с научным знанием, во многих отношениях способствовала усложнению и интеллектуализации труда, поставила на повестку дня проблему его гуманизации. Наконец, эта модернизация обеспечила невиданную ранее социальную и территориальную мобильность людей из разных стран, содействовала углублению международного разделения труда и росту иностранных капиталовложений, появлению новых средств связи и транспорта. Она создала, не только «общество массового потребления», но и «общественно развитого индивида». Но она же фактически обнажила и проблему развития стран второго и третьего эшелонов мирового капитализма, поставив под сомнение универсальность индустриальной модели и культуры «модернити» в целом.

3. Неорганическая модернизация

Неорганическая (вторичная) модернизация являет собой ответ на внешний вызов со стороны более развитых стран. Вторичная модернизация - это формирование интеллектуального и политического «ответа» на вызов со стороны стран первого эшелона капитализма. Она связана с распространением культуры «модернити» под влиянием извне, со стороны стран первичной модернизации. Она предполагает, что одни элементы общества «убежали» вперед, более или менее соответствуют развитию в передовых странах, а другие еще не «вызрели», отстают в своем развитии или вовсе отсутствуют. Так, современная система высшего образования может уживаться с неграмотностью большинства населения, а передовые предприятия тяжелой индустрии - с архаичной системой земледелия.

Цель вторичной модернизации - «догоняющего» развития - преодоление технико-экономической отсталости и зависимости от передовых стран Запада. При этом неорганическая модернизация может проходить в форме «вестернизации», путем механического перенесения западных социально и технологически эффективных экономических и политических институтов в иную социокультурную среду. «Вестернизация», как правило, сопровождается социокультурным отторжением преобразований со стороны социального большинства и порождает острые социально-политические проблемы, разрешение которых происходит иногда в русле «консервативных» революций.

Неорганическая модернизация начинается не с культуры, а с экономики и политики. Иными словами, органическая модернизация идет «снизу», а неорганическая «сверху». Принципы «модернити» не успевают охватить подавляющее большинство населения, поэтому не получают прочной социальной поддержки. Они овладевают лишь умами наиболее подготовленной части общества. В России так было в XIX веке, когда интеллигенция раскололась на «западников» и «славянофилов». Первые выступали за ускоренную модернизацию и механическое перенесение западных образцов, а вторые ратовали за самобытный путь развития, т. е. органическую модернизацию. Численность первых оказалась недостаточной для того, чтобы просветить и настроить широкие массы в пользу рациональных ценностей. Капитализм в России потерпел неудачу.

3.1 Модернизация стран второго эшелона

Ко второму эшелону модернизации исторически принадлежали страны Восточной и Юго-Восточной Европы, Турция, юг Италии, Португалия и отчасти Испания, некоторые наиболее развитые страны Латинской Америки (Аргентина, Бразилия, Уругвай, Чили), а также Япония и Россия. По своему положению в системе мировой торговли, международном разделении труда такие страны занимали промежуточное место между центром и периферией мир-экономики, составляя ее полупериферию. В них складывались некоторые внутренние предпосылки капиталистического развития, но они все же были недостаточными, чтобы эти страны смогли встать вровень с мировыми лидерами. Реакция правящих кругов или тех, кто приходил им на смену в результате революций и войн, на внешние угрозы и обстоятельства играла куда более важную роль в модернизации этих стран, чем внутренние импульсы к социально-экономическим и политическим преобразованиям. Таким образом, их модернизация носила неорганичный (экзогенный) характер и оказывалась возможной благодаря форсированному заимствованию готовых форм организации производства и социальной жизни у более развитых стран. Причем одной из стран второго эшелона, Японии, во второй половине XX в. удалось войти в группу стран первого эшелона, а кое в чем и превзойти их. Красильщиков, В.А. Модернизация: Зарубежный опыт и уроки для России / В.А. Красильщиков.

В то же время, ускоренное развитие стран второго эшелона было неравномерным. Одни сферы общества приближались по своему уровню к тому, который существовал в центре мировой системы, а другие очень сильно и надолго отставали. Порой это порождало еще более острые общественные конфликты, чем те, что имели место в развитых странах.

В каждом конкретном случае страны второго эшелона вынуждались к неорганичной модернизации самыми разными факторами. Это могла быть и конкуренция на мировых рынках, и военная угроза или даже поражение в войне, и стремление правящих классов разрешить социальные конфликты по примеру того, как это делается в развитых странах - благодаря росту благосостояния, а теперь уже и качества жизни народных масс, демократизации общества. Осуществляться модернизация могла путем закупки зарубежного оборудования и патентов, заимствования чужой технологии (нередко методом экономического шпионажа), приглашения специалистов, обучения за рубежом, инвестиций и т.д. Соответствующие изменения происходили в социальной и политической сферах: резко изменяется система управления, вводятся новые властные структуры, Конституция страны перестраивается под зарубежные аналоги. Кравченко, А.И. Культурология: Учеб. пособие для вузов / А.И. Кравченко. - М.: Академический Проект, 2001. - С. 401.

В любом случае при неорганичной модернизации влияние со стороны развитых стран было решающим для ее проведения, а сами они рассматривались как образцы, ориентиры, к которым нужно стремиться в процессе реформ.

Это, правда, не означало, что догоняющая модернизация вела к развитию капитализма и тем более - к распространению в массовом сознании ценностей «модернити». Иногда такая модернизация принимала крайне уродливые формы, порой сопровождаясь даже возрождением докапиталистических отношений, как было, в частности, в России XX столетия (сталинская индустриализация) или некоторых других «социалистических» странах, а идеи «модернити» либо принимались небольшой частью общества, либо фигурировали лишь в виде абстрактных деклараций.

Сам ход и результаты неорганичной модернизации зависели во многом от того, какие цели преследовали ее инициаторы и на какие общественные силы они опирались. Если модернизация затевалась ради того, чтобы поддержать военно-политическое влияние державы и укрепить ее позиции в мире (Япония в последней трети XX в., Россия при царях и при Сталине) - так называемая имперская модель модернизации, - то она приводила к созданию военно-промышленного комплекса и сильной армии, но многие гражданские отрасли экономики и социальная сфера при этом оставались отсталыми, а политическое правление - автократическим. Если же модернизация была призвана ослабить зависимость страны от конъюнктуры мирового рынка, то развитие получали отрасли производства, ориентированные на внутреннее потребление (импорт-замещающая индустриализация в странах Латинской Америки в 1930-1950-е гг.), а саму модернизацию возглавляли популистские режимы (Ж. Варгас в Бразилии, Х.Д. Перон в Аргентине, Л. Карденас в Мексике). Если модернизация преследовала своей целью экономическое завоевание мировых рынков и достижение благополучия за счет экспорта, то вперед вырывались отрасли, ориентированные на экспорт (добыча сырья, сельское хозяйство, а в наше время - производство предметов потребления, в том числе длительного пользования, в новых индустриальных странах Юго-Восточной Азии и Латинской Америки).

Однако в любом случае развитие общества при неорганичной модернизации напоминает, по словам бразильского историка Н. Вернека Содре, вращение квадратного колеса. Оно требует колоссальных усилий всей нации и особенно тех слоев, которые возглавляют модернизацию (модернизаторской элиты), причем, как правило, эти усилия концентрируются в каком-то одном, главном направлении - на другие уже не хватает ни сил, ни ресурсов. Колесо со скрипом переваливается через ребро между гранями, а затем замирает на новой грани - период бурного, но весьма неравномерного развития, сменяется стагнацией или медленной эволюцией в ранее выбранном направлении, словно для того, чтобы выяснить, что нужно приложить новые усилия для следующего прыжка колеса вперед. Одна из самых сложных проблем, которые возникали при таком переворачивании граней, заключалась в том, что социальная структура общества, плохо приспособленная к резким встряскам на дорогах истории, все же должна была приспосабливаться к переменам. И успех модернизации в этом случае зависел от эффективности общественных и политических институтов, которые могли бы адекватно реагировать на изменения и амортизировать толчки: от государственно-правовой системы (либерально-демократической или авторитарной), массовых партий или движений, практики непосредственных контактов руководителей страны с бизнесом, интеллектуалами, народом (популистские режимы в Латинской Америке), от вооруженных сил, от средств массовой информации и т.д.

В процессе модернизаций ряду стран второго эшелона капитализма удалось стесать грани своих квадратных колес. Первой это сумела сделать Япония в послевоенные годы (1945-1960), где колесо действительно стало колесом, а затем новые индустриальные страны Азии. В странах же Латинской Америки (Бразилии, Аргентине, Чили, Уругвае, Мексике) квадратное колесо стало если не совсем круглым, то уже во всяком случае многогранным. Сегодня, пожалуй, единственной страной из числа тех, которые принадлежали ко второму эшелону развития капитализма, и где колесо по-прежнему является квадратным, осталась Россия, точнее территория бывшей Российской империи (Советского Союза).

3.2 Модернизация стран третьего эшелона

В то же время нельзя игнорировать и опыт некоторых стран, исторически принадлежавших к третьему эшелону капитализма, - стран, где изначально не было условий для модернизации, а развитие капиталистических отношений стало результатом их колонизации и вовлечения, нередко насильственного, в мировую торговлю под давлением европейских колониальных держав. В данном случае речь идет, в частности, о новых индустриальных странах (НИСах) - промышленных «тиграх» Восточной и Юго-Восточной Азии (ВА/ЮВА). Эти страны, следуя по пути, проложенному Японией, сумели в большой степени, хотя и не полностью, преодолеть свою периферийность, осуществив догоняющую индустриальную модернизацию. О значении же опыта модернизации Китая не приходится и говорить, хотя всегда необходимо помнить о пределах применимости этого опыта в российских условиях.

Итак, если в странах второго эшелона капиталистического развития все же были внутренние предпосылки капитализма, пусть и недостаточно развитые к началу модернизации, то в странах третьего эшелона таких предпосылок не было вообще, Это была абсолютная периферия капитализма, где отношения личной зависимости лишь медленно меняли свои формы, эволюционируя от азиатского способа производства к специфическому феодализму; ценности и элементы «модернити» были совершенно чуждыми, а роль регулятора поведения людей выполняли нормы и традиции. Ее модернизация осуществлялась через колонизацию, полную или частичную, через включение в систему мирового рынка в качестве поставщика сырья и сельскохозяйственных продуктов в центры капитализма. Такая модернизация, как правило, не приводила к индустриализации. Она ограничивалась созданием инфраструктуры, обслуживающей добычу железных ископаемых и обработку сельскохозяйственных продуктов, а также деятельность колониальной администрации и иностранных предпринимателей (дороги, порты, аэродромы, торговые склады, связь, магазины, отели, кое-какие учебные заведения и больницы), а субъектом модернизации выступала государственная бюрократия, нередко связанная с колониальной администрацией. Создать индустрию хотя бы на уровне стран второго эшелона там, за редким исключением, так и не удалось. Тем не менее ряд стран третьего эшелона по целому ряду показателей социального и технико-экономического развития приблизился вплотную к странам второго эшелона и даже вошел в их группу. Это не только некоторые страны Латинской Америки, сумевшие в последние десятилетия кое-как подтянуться к гигантам типа Бразилии или Аргентины (Венесуэла, Колумбия, Перу), но и страны Азии и Африки (Индия, Пакистан, Нигерия, Кот д'Ивуар и др.), где сложились анклавы индустриального (и даже, как в Индии или Пакистане, постиндустриального, высокотехнологичного) производства.

Тем не менее сопротивление «цивилизационного материала» процессу модернизации со стороны неевропейских обществ оказалось куда более серьезным, чем представлялось в конце XIX - середине XX вв. и даже в 1960-1970-е годы. Революция «красных кхмеров» в Камбодже и исламская революция в Иране при всей их непохожести друг на друга - лишь крайние проявления этого сопротивления. Форсированная «вестернизация», которой сопровождалась модернизация камбоджийского и иранского общества, вызвала реакцию у традиционных слоев. Ею не замедлили воспользоваться определенные круги - в одном случае под прикрытием «ультрареволюционных» лозунгов, в другом - под знаменем ислама и восстановления порядка по законам шариата. В целом в странах второго и особенно третьего эшелонов капитализма противодействие модернизации, как заметил известный социолог Ален Турен, исходит не столько от народных масс, сколько от местных политических и культурных элит.

В связи с этим, поскольку ни Россия, ни другие страны - бывшие республики Советского Союза - до сих пор не стесали грани своих квадратных колес, правомерно поставить вопрос: не исходят ли импульсы к дезинтеграции и превращению советского пространства в разновидность пространства «третьемировского» от нынешних «элит» - от нового поколения номенклатуры, пустившейся в предпринимательство и формирующей бюрократическо-монополистический рынок, от полубогемной люмпен-интеллигенции, обеспокоенной под предлогом «возрождения традиций», «народности», «духовности» сохранением своего привилегированного положения, а также от групп теневого бизнеса, для которого развитая бездефицитная экономика означает социальную смерть?

Одна из важных проблем догоняющей модернизации - формирование модернизаторской элиты, которая в странах второго и третьего эшелонов капитализма играет в процессе модернизации куда более весомую роль, чем политическая, предпринимательская и интеллектуальная элита в модернизации стран органичного развития. Недаром теоретики модернизация 60-х гг. уделяли этой проблеме большое внимание, поскольку в странах неорганичного развития появление и выдвижение на авансцену такой элиты само было неорганичным. Импульсы этому процессу обычно придавало внешнее влияние со стороны развитых стран. Например, в Индии колониальная администрация сознательно воспитывала управленческую и отчасти научную элиту путем приобщения выходцев из местной элиты и привилегированных каст к европейской системе образования. Важное значение для модернизации стран Аравийского полуострова в 70-80-е гг. имело то обстоятельство, что многие их правители также получили образование в Гарварде и Сорбонне, и у них вполне хватило ума использовать поток нефтедолларов с пользой для дела, а не закапывать их в песок.

Модернизаторской элите в развивающихся странах приходилось решать непростую задачу. Во-первых, постоянно изменяться и обновляться самой; во-вторых, подавлять сопротивление сил старого общества, существованию которых эта модернизация угрожала: раннеиндустриального и мануфактурного рабочего класса, старых средних слоев, земельной и торговой олигархии; в-третьих, расширять социальную базу модернизации. Это, как правило, предопределяло установление авторитарных режимов, которые, в отличие от авторитарных режимов традиционного толка, опиравшихся на торгово-аграрную олигархию и старые средние слои, четко ориентировались на те силы, которые были заинтересованы в модернизации и больше всех выигрывали от нее: современных предпринимателей, связанных с международным бизнесом, интеллектуальную, и военно-технократическую элиту, менеджеров филиалов транснациональных корпораций, часть государственной бюрократии. Именно в последовательной ориентации на модернизаторские слои общества заключается главный «секрет» успехов преобразований, проводившихся в новых индустриальных странах под покровом авторитарных режимов. Это обстоятельство и упускают из виду российские поклонники модернизаторских хунт и авторитарных правителей в Латинской Америке и Юго-Восточной Азии, наивно думая, что стоит провести экономическую либерализацию, усмирив недовольных переменами, как все трудности будут преодолены.

На самом деле экономический либерализм в модернизации новых индустриальных стран сыграл скорее роль не созидателя, а чистильщика структуры экономики. Он помог ликвидировать устаревшие предприятия, неэффективные с точки зрения модернизации и интеграции в мировой рынок в интересах верхнего среднего класса и крупного бизнеса. Он также отвечал и духу транснационального бизнеса, который под флагом экономической либерализации сокрушал архаичные инструменты государственного регулирования и отживших свой век местных конкурентов. Но при этом экономический либерализм дополнялся сложной и хорошо продуманной системой стимулирования с целью создания новой экономической структуры и тех сфер, которые не поддаются законам рынка, но крайне важны для ускоренной модернизации: образования, науки, здравоохранения, культуры.

В технико-экономическом плане позднеиндустриальная догоняющая модернизация начиналась с выпуска массовой, предназначенной на экспорт дешевой продукции, технически не сложной в изготовлении: детских игрушек, обуви, одежды и комплектующих изделий для сложных производств в развитых странах. Ей благоприятствовали изначально низкий уровень потребления большинства населения, традиционное трудолюбие (в странах ЮВА) или национализм (в Латинской Америке), дух корпоративности и патернализма, формы предпринимательства, созвучные историческим традициям (семейные фирмы, основанные на общинных связях), восходящее к прошлому благоговейное отношение к знанию и образованию на Востоке. Ограничения демократии и законодательство, способствующее привлечению иностранного капитала, сочетались в новых индустриальных странах с ростом личного потребления (в том числе за счет увеличения экспорта) и вовлечением широких слоев населения в активную экономическую деятельность, постепенным расширением социальной базы модернизации. Тем самым закладывались предпосылки и для политической демократизации. Иногда эту демократизацию начинали под давлением обстоятельств или в силу собственных прагматических соображений сами лидеры авторитарных режимов (Фигейреду в Бразилии, Пиночет в Чили, Ро Дэ У в Южной Корее). Так социально-экономическая и технологическая модернизация постепенно дополнялась модернизацией политической.

Успех догоняющей модернизации не в последнюю очередь был связан с распространением модернизаторской идеологии, примирявшей «модернити» и национальные традиции и ценности. Это была синтетическая, даже эклектическая идеология. Так, например, для оправдания репрессий в отношении противников модернизации аргентинские и чилийские военные активно использовали мифы о чудесной эманации девы Марии в доблестных вооруженных силах, об извечной борьбе добра и зла (естественно, хунты выступали на стороне добра - Запада, против зла - коммунистического Востока), о сатанинском характере социальных выступлений против «законности и порядка». В то же время они и их идеологи использовали рационалистические идеи общества массового потребления, где правит принцип технико-экономической рациональности, а не какая-то «идеология». Столь причудливое сочетание мифотворчества и технократического рационализма в идеологии догоняющей модернизации объясняется, надо полагать, тем, что авторитарные модернизаторы учитывали дуалистичность своих обществ, переплетение в них элементов традиционности и современности. Соответственно, одни аспекты модернизаторской идеологии предназначались для традиционных слоев общества и выполняли стабилизирующие функции, другие для современных слоев и выполняли скорее мобилизующую роль. Таким образом, модернизаторская идеология имела несколько уровней, что позволяло ей выполнять и несколько функций: охранительную, мобилизующую, реформаторскую - в зависимости от того, на какие общественные слои были сориентированы те или иные ее блоки и какие идеи лежали в основе последних. Однако, какие бы идеологические мифы ни привлекались для аранжировки модернизаторской политики, они всегда были подчинены задаче модернизации, а не господствовали над ней.

Между тем позднеиндустриальная модернизация в новых индустриальных, как и в высокоразвитых странах, перерастает в радикальную модернизацию постиндустриального типа, связанную с преобразованием общественных производительных сил во всеобщие, т.е. такие, которые по своей природе являются достоянием всего человечества, каковы ноосфера, наука, информация и ценности культуры. Эту модернизацию следовало бы, строго говоря, назвать постмодернизацией, ибо она предполагает выход за пределы «модернити», предполагает появление исторически нового типа личности - действительно «свободной индивидуальности», «многомерного человека», вытесняющего «экономического человека» индустриальной эпохи.

3.3 Общие черты и «ловушки» догоняющей модернизации

Каждая страна, осуществившая хотя бы частичную модернизацию, проводила ее по-своему. Однако, учитывая специфику «национальных моделей» модернизации, можно выделить ряд общих черт, которые были присущи всем модернизационным преобразованиям в разных странах. Это, в первую очередь, активная роль государства, которое своей модернизаторской политикой компенсировало слабость или даже почти полное отсутствие предпринимательского класса, становясь, таким образом, государством развития. И чем слабее была национальная буржуазия, чем ниже - стартовый уровень, с которого страна должна была начинать модернизацию, тем выше была роль государства. Таков закон всех догоняющих модернизаций.

Как правило, усиление роли государства в процессе модернизации сопровождалось установлением откровенно авторитарных режимов («авторитаризмов развития»). Такие режимы обеспечивали - как экономическими, так и административными методами - существенное увеличение доли капиталовложений в ВВП, в том числе и за счет богатых слоев общества. Они проводили политику, направленную и на технологическую модернизацию существующей промышленности, и на создание принципиально новых для страны отраслей хозяйства, обеспечивали условия для подготовки соответствующей рабочей силы, создавали национальные системы образования и научных исследований. (Последнее, как правило, делалось не на начальных этапах модернизации, а после достижения некоего уровня промышленного развития.) При этом «авторитаризмы развития» использовали не только репрессии, осуществляя «принуждение к прогрессу». Они опирались также на общественный консенсус: общество, или, по крайней мере, его наиболее активная часть, соглашалось обменять политические свободы на рост материального благосостояния и расширение возможностей вертикальной социальной мобильности. Другими словами, «авторитаризм развития», с одной стороны, отбраковывал не справлявшихся с работой людей, а с другой стороны, - открывал перспективы, в том числе и для выходцев из социальных низов, сделать карьеру честным трудом, благодаря способностям и усердию. Это наглядно проявилось в ходе ускоренных модернизаций в НИСах Азии, а сегодня наблюдается в Китае и Вьетнаме, где принцип меритократии восходит к конфуцианской традиции.

Проводя догоняющую модернизацию, государство развития обеспечивало защиту прав собственности всех без исключения субъектов экономической деятельности. Оно выстраивало эффективную судебную систему, стоявшую на страже закона. Законы могли быть суровыми, но это были именно законы, а не пресловутое «телефонное право» или чьи-то устные «рекомендации», которые в нынешней России оказываются важнее писаных законов.

Наконец, следует отметить, что в ходе догоняющих модернизаций, особенно на начальном этапе, огромную роль играли личности политического лидера и его ближайших сподвижников. Конечно, нередко лица, которые выполняли эту роль, были, мягко говоря, неоднозначными фигурами. Среди них были и диктаторы, и персоны, лично обогатившиеся за годы своего правления, пусть даже и успешного с точки зрения модернизации, и интриганы, не гнушавшиеся использовать любые средства для достижения своих целей. Но они начинали свою деятельность на поприще преобразований с открытого признания отсталости страны, а не с фанфаронских претензий на великодержавность, с острой самокритики, а не с потакания сиюминутным похотям отсталых слоев населения. Так, например, Махатхир бин Мохамад, ставший потом на 22 года премьер-министром Малайзии, в своей книге «Малайская дилемма» весьма критично оценил человеческие качества малайцев. Он писал об их лени, инертности, привычке полагаться на судьбу, замкнутости и нежелании учиться - обо всем, что мешает им стать современными. Отсюда следовал вывод: малайцы должны изменить себя. Фактически готовность инициаторов модернизации идти наперекор течению составляет одно из важнейших условий успешной модернизации.

Любая модернизация, а догоняющая в особенности, всегда имела свою цену, которая заключалась не только в экономических издержках ускоренного роста: форсированное «достижение счастья» стоит дорого. Дело в том, что даже самая успешная модернизация, разрешая старые социальные конфликты и проблемы, часто порождала новые, связанные со слишком быстрым темпом перемен. А такие конфликты несли в себе угрозу самой модернизации. В частности, успехи модернизации Китая порождают там растущее социальное напряжение, что может иметь печальные последствия и для реформ, и для страны в целом.

Более того, по мере продвижения страны по пути догоняющей модернизации, цена успеха может возрастать, поскольку быстро изменяются социальная структура общества, образ жизни, ценностные ориентации людей. Все это ведет к усилению социальной неоднородности общества. Возникает новое «поле напряженности», прежде всего - по линии «модернисты - традиционалисты», которое перевешивает по своей значимости социально-классовые конфликты, присущие всем капиталистическим обществам и разделяющие идейно-политическую сферу на левых и правых. При этом в среде самих модернистов могут возникать разные течения, конфликтующие друг с другом. Сегодня такую сегментированность общества, во многом - как результат быстрой и неравномерной модернизации, можно наблюдать, например, в Таиланде, где она уже в течение многих лет порождает хроническую политическую нестабильность, влияющую не лучшим образом и на ход самой модернизации. Соответственно нужно иметь в виду, что и российская модернизация, если, конечно, она вообще состоится, даже в случае успеха создаст новые линии конфликтов и расколов в обществе.

Но что же, в свою очередь, может считаться успехом модернизации? Это соответствие не только количественным показателям экономики и уровня жизни мировых лидеров, но и ряду качественных критериев, присущих странам центра мир-системы. Речь идет о способности национальных предприятий и банков заместить транснациональные корпорации (ТНК) в качестве источников инвестиций и новых технологий и об относительной независимости от экспорта продукции, производимой на иностранных предприятиях в стране. Это также и диверсифицированность экономики, и встроенность среднего и малого бизнеса в основные сектора экономики и технологические цепочки внутри страны, и самостоятельность в области НИОКР (научно-исследовательских и опытно-конструкторских разработок). Сюда же можно отнести и совокупность показателей качества жизни, будь то состояние окружающей среды, качество массового образования или доступность современных форм досуга.