Формирование и становление казахской национальной интеллигенции в начале XX века

Аульно-сельские учителя получали незначительный финансовый оклад и фактически лишались возможности повысить свою производственную квалификацию, ограниченную ранее полученным багажом знаний. Контактная сфера их общения носила локальный характер. Точечно рассредоточенные в небольших аулах казахские учителя не имели иной альтернативы своего развития. На бедственное положение сельского учительства указывали многочисленные информаторы. В аульно-сельской глубинке народные учителя были предоставлены самим себе. Состоявшиеся в городах казахские учителя начинали свою служебную деятельность в смешанных русско-казахских или русских школах. Приобретенная привычка работы в ином этническом окружении послужила основой адаптации учителей в городском секторе. Многие учителя в отличие от некоторой части юристов являлись выходцами из рядовых социальных групп. В городских условиях эти учителя ощущали свою социальную ответственность перед обществом и стремились к сохранению достигнутого положения. Городские учителя, как например, семейная чета Кульжановых, занимались общественной деятельностью возвышающую их значимость в обществе. Известны единичные факты работы учителей-казахов в городских школах. В 1901 году в числе учителей Атбасарской низшей сельскохозяйственной школы на должности временного преподавателя приготовительного класса упоминается выпускник Омской учительской семинарии Айманов Ержан [56, с. 51]. Через год он назначается учителем искусств Омского пятиклассного городского училища [56, с. 53]. Примечательно, что уже в 80-е годы XIX века в училищах Сибирского казачьего войска преподавала казашка Мария Колмогорова - выпускница Омской женской гимназии. В официальной документации зарегистрирована окончившая Омскую женскую гимназию некая Мария Ивановна Холмогорова с 1887 года занимавшая должность начальницы Семипалатинской 4-х классной прогимназии. Холмогорова являлась супругой капитана Захарова и преподавала рисование. Оклад Холмогоровой составлял 360 рублей. [56, с. 60]. В империи под воздействием интеллигенции женское образование развивалось посредством открытия и функционирования самостоятельных высших учебных заведений. Все высшие женские курсы содержались за счет частных пожертвований. В 1912 году общее количество слушательниц курсов составляло 20 тысяч человек. Правительством отмечалась хроническая нехватка специалистов-медиков, из которых женщины составляли всего лишь 8%. [56, с. 61]. Данная проблема приобрела актуальность в мусульманских регионах государства, население которых критически оценивало мужчин-медиков в вопросах лечения женщин. Наблюдатели отмечали увеличивающийся дефицит учителей средних учебных заведений. Наиболее приемлемым средством снижения напряженности аналитики считали открытие женских стипендий в университетах и доступ женщин к работе в указанных сферах [56, с. 62]. Следует отметить наличие учителей-женщин в школах Оренбургского учебного округа. Женщины в незначительном количестве работали в городских школах. Доступ в университеты и институты для большинства из них был закрыт. Казахские девушки рубежа XIX-XXвеков только вступали в ту фазу формирования профессиональной группы служащих, через которую прошла процедура организации группы казахских служащих-мужчин.

Таким образом, учителя достигали успеха, демонстрируя прагматизм и рациональный подход - типичные европейские признаки периода капитализации экономики. Их интуитивное чувственное восприятие подсказывало практицизм выбора решения. В отличии от этнического большинства учителя, тем более специалисты стационарных селений оказались менее зависимыми от природных несуразиц и многих социальных катаклизмов. Профессиональная ориентация казахских служащих логично определяла их распыление по профессиональным группам. Анализ территориально-географического расселения просвещенных казахов показывает их рассредоточенность по региону в зависимости от образовательного уровня и служебной ориентации. Врачебное искусство издревле почиталось казахами. В их представлении духовные лидеры обладали таинствами медицинского искусства. Европейские наблюдатели отмечали стремление казахов к познанию врачебного дела. В Оренбургском крае из татар и башкир формируется корпус медиков. Для некоторых из них Неплюевский корпус явился стартом к своему развитию. Например, по окончании военного училища в начала 30-х годов XIX века Субханкулов, Муслюмов и Шарыков изъявили желание стать врачами. Избранные молодые люди командировались на обучение в Казань. Араслан Субханкулов официально признавался первым медиком из тюркского населения края [56, с. 70]. Неоднократно путешествовавший по местам проживания казахов башкирский военный медик Субханкулов в Оренбургском крае пользовался популярностью среди казахской общественности. Пример Субханкулова, Шарыкова и др. тюрков стимулировал действия казахских учащихся и молодых служащих. Общее количество медицинских специалистов всех уровней в регионе подсчитать сложно. По официальной статистике только в Акмолинской области в 1914 году отчислилось более 300 медиков различного профиля [56, с. 71]. Большинство из них составляли представители европейских народов. Итак, в исследуемый период в Казахстане формируются национальные медицинские кадры, представленные врачами и фельдшерами. Проведенный анализ позволяет сделать следующие выводы: во-первых, казахские медицинские кадры начинают готовиться с начала XIX века; во-вторых, казахские специалисты проходили обучение в фельдшерских школах, а впоследствии со второй половины XIX века в университетах на медицинских факультетах; в-третьих, численность врачебно-фельдшерского персонала применительно к казахскому населению оставалась незначительной; в-четвертых из группы казахских специалистов лишь единицы работали в городах. Большинство было задействовано в волостях. Из казахских врачей и фельдшеров только незначительная часть проживала вне пределов этнотерритории выше казахских общинников. И все же в этот период в империи актуализировалась проблема социально-имущественного обеспечения врачебно-фельдшерского персонала.

Таким образом, в регионе формируются профессиональные группы казахских служащих: учителей, врачей, фельдшеров и ветеринаров. Профессиональная специализация указанных служащих соответствовала национальным традициям казахского народа. При этом система их подготовки основывалась на русско-европейских образовательных канонах. Внутри профессиональных групп между специалистами сохранялась существенная разница по качеству подготовки, степени акклиматизации, финансовому обеспечению. Только незначительная часть национальных специалистов проживала в городах. По выявленным данным в городах в этот период функционировали немногочисленные категории казахских учителей. Служащие этих групп достигали определенных результатов своего развития в сельской среде.

Географический анализ рассредоточения казахских служащих резюмирует вывод отсутствия конкуренции между ними по причине их дифференциации по профессии и незначительном количестве на огромной территории с малой плотностью населения. В смешанных поселениях особенно в зоне преобладания неказахского населения, служащие конкурировали с чиновниками из других национальных групп. Зафиксированные в личных делах награды и поощрения казахских специалистов косвенно демострируют их рвение к служебной деятельности. В XIX веке некоторые специалисты достаточно успешно справлялись с повышенными нагрузками в мононациональных русских селах, как например, казахские врачи Карабаев, Айтбакин и целая группа фельдшеров и ветеринаров

Основная масса учителей, врачей и ветеринаров концентрировалась в аграрной сфере. Анализ личных дел большинства специалистов этих профессий демонстрирует незначительное представительство в их среде выходцев из социально-престижных слоев казахского общества как то султанства или других знатных сословий. Значительная часть из исследованных специалистов за длительный период своей деятельности не смогли совершить карьеры по служебной иерархии, ограничивая низшей ранговой титулатурой с соответствующим обеспечением [5, с. 20].

В процессе доминанты влияния имперских структур в регионе акцентировалась задача присутствия местных национальных представителей в административной и силовой системах управления. Казахские служащие имели право работать в полицейском управлении. В штате Омского городского полицейского управления на должности канцелярского служителя состоял Ережеп Итбаев, впоследствии переведенный на службу в Семипалатинскую область [5, с. 21]. Казахские чиновники на местах были востребованы с целью предотвращения и разрешения конфликтов между властными структурами и этническими общинами. Канцелярский служитель 3 разряда Мухаммед-Гали Абулгазин в 1906 году состоял на службе при канцелярии Омского окружного суда. С 1901 по 1915 год при Троицком уездном полицейском управлении обязанности столоначальника I-го стола исполнял не имевший чина Айтленов Айжан Айтленович [4, с. 10]. В начале ХХ века происходит изменения престижа должностей в иерархии управления и общественного восприятия. В частности небезызвестный чиновник М. Бекчурин занимал должность столоначальника в 70-80 годы XIX века и пользовался весьма высокой популярностью в местных чиновничьих кругах. Примечательно, что в начале ХХ века среди казахских служащих выделяется незначительная группа специалистов состоявшихся в сферах малоизвестных казахам. Казахские чиновники в единичной вариации начинают функционировать на железной дороге, почте. Казахские чиновники низового уровня ограничивались служебной деятельностью в аграрной зоне. Уровня подготовленности этих лиц оказалось достаточно для доминирования в зависевшей от стихийных бедствий и волевого давления государственных структур малообразованной сельской сфере. Подобные социальные отношения ограничивали служебное поле дальнейшей деятельности этих чиновников, рассчитывавших на незначительность финансового оклада и относительную свободу на территории сельских общин [4, с. 11].

По своему статусу и служебным полномочиям большинство казахских чиновников не относились к сословию реформаторов, так как их действия ограничивались в очень узких функциях. Одной из форм их проявления гражданственности являлась честная служба. Казахские чиновники городских и уездных центров, окруженные инонациональной и профессионально-подготовленной группой служащих, не имели другой альтернативы своей деятельности. Их коллеги, функционировавшие в аульно-волостной стихии при отсутствии жестких рычагов контроля или потакания со стороны родовых патронов и пришлых администраторов обладали широким полем деятельности в сообразности с собственной фантазией и возможностями. В периодической печати и фольклорных произведениях русские информаторы ссылались на факты произвола, которые носили вопиющий характер в степных регионах. Казахское чиновничество, как составная часть административного корпуса, подвергалась критике на уровне общественного сознания. В XIX веке были проведены уголовные процессы против ряда султанов. Подобные действия правительства снижали престиж султанов в общественном сознании. Возможно, карательная процедура по отношению к власти была направлена на ликвидацию их политической неблагонадежности. Подобные жесткие меры в регионе носили единичный характер и применялись, возможно, как крайняя мера к установлению порядка. Профессиональные параметры казахских служащих зависели от их социального статуса и образовательной подготовки. В империи настойчиво и методично государственной властью насаждалось, основанное на западных стандартах с соответствующим образом жизни и мышлением греко-римское право [4, с. 12]. Таким образом, функционировавшая в области расселения казахов административно - территориальная модель акцентировала необходимость наличия казахских профессиональных кадров, задействованных в системе делопроизводства. Казахские служащие работали в уездных городских управлениях, судах, контрольных палатах и прочих канцеляриях в качестве клерков. Подавляющее большинство казахских чиновников составляли письмоводители и переводчики. Эти служащие, как правило, имели нижние чины и ограничивались исполнением служебных обязанностей в регламентируемых рамках. Образовательный статус чиновников был представлен уровнем различных училищ, семинарий и университетов. Численность казахских канцелярских сотрудников и близких им по роду деятельности служащих различных контор, вероятно, оказалась много выше количества других профессионально просвещенных казахских групп по причине разветвленной системы делопроизводства и востребованности специалистов в качестве переводчиков, письмоводителей и прочих сфер канцелярской деятельности [5, с. 25].

В 70-80-е годы ХIХ века начинает формироваться плеяда казахских юристов. В аграрном секторе сохранялась прерогатива народных судей, специализировавшихся на знании традиционной судебной системы. Анализ биографических данных казахских правоведов, равно как и других выпускников гимназий и университетов, характеризует совершенно иной стиль поведения этой просвещенной части. В условиях социально-экономических изменений в таких центрах при капитализации экономики и европеизации общественных отношений наблюдалась резкая атомизация личности с целью восприятия новых ценностей. Эксцентричная модель поведения жителей городов проецировалась в сознании развивающихся казахских студентов. Психология представителей казахского студенчества резко выделяла их из остальной среды служащих. По профессии юристы входили в слой служащих. Смысловая составляющая производственного механизма практиковала индивидуально-личностный подход и активизацию жизненной энергии молодых граждан, ориентированных на независимость мышления в поисках истины. Той истины, которая, по их мнению, должна была защищать интересы гражданина и государства. Мотивационная идея оказалась сильна. Поэтому казахские юристы лидировали в общественно-политической жизни казахского общества периода величайших катаклизмов начала ХХ века [6, с. 47].

Стартовые условия эволюции казахских правоведов разнились. В период производственной деятельности именно сконцентрированные в городских учреждениях юристы с учетом особенностей воспитания, квалификации и образования трансформировались в наиболее сплоченную корпоративную организацию на фоне взаимной комплиментарности, деловых качеств и общих задач. Точкой притяжения вчерашних студентов оставались Омск и Оренбург - важные административные центры Сибири и Степного края. При этом губернские города Омск, Оренбург акцентировались казахскими служащими как важный карьерный успех. Их казахские ровесники по средним учебным заведениям предпочитали небольшие уездные города и волостные станы, то есть районы с наименьшим уровнем конкуренции. Данное обстоятельство снижало степень их социального дискомфорта [6, с. 48].

По всей видимости, юристы имели гораздо больше шансов на успех при подобном алгоритме действий. В Казахстане в аграрной среде сохранялись родоплеменные отношения. Этот фактор, по мнению властей существенно затруднял процессы судопроизводства. При этом казахи активно использовали различные методы защиты с целью запутывания следствия. Эта картина носила частый характер и подрывала авторитет государственных норм права в степных регионах, что в конечном итоге ограничивало сферы их влияния в аграрно-кочевой среде. В соответствии с этими обстоятельствами востребованными оставались специалисты в области казахской генеалогии и правоведения. Так представителям Оренбургской администрации рекомендовывалось периодически обращаться за консультациями к просвещенным казахам Т. Сейдалину, Д. Беркембаеву, К. Беремжанову. В последней четверти XIX века на смену казахским юристам с кадетским образованием приходят специальности с гражданской подготовкой [7, с. 50].

Итак, реформирование традиционной судебно-правовой сферы казахов по общеимперским стандартам предопределило динамику организации национальной группы профессиональных юристов. Казахские правоведы-служащие функционировали в официальной судебной системе на территории областей. Группа казахских юристов с гражданской подготовкой начинает формироватся на рубеже 60-70 годов XIX века. Дипломированные выпускники юридических факультетов университетов оказались востребованными в судебных структурах в качестве судей, адвокатов, следователей. Большинство казахских специалистов состоялись в городах областей расселения казахов и близлежащих районов Приуралья, Поволжья и Сибири. В этот период происходит их приток в губернские города. Часть казахских правоведов функционировали за пределами своей этнотерритории, достигнув определенных успехов, являвшихся результатом их деятельности. По качеству своей подготовленности и профессиональным параметрам казахские юристы оказались более независимым в отличие от других групп служащих при защите собственных интересов. Данная традиция являлась важным фактором их дальнейшей общественно-политической деятельности.

2.2 Формы адаптации казахских служащих

Большая группа казахских служащих характеризовалась с положительной стороны вышестоящим руководством. В исторической литературе не встречается сведений об участии соответствующих персоналиев в политической жизни в конце XIX века или тесной связи с радикальными элементами критически настроенными к действующему режиму. В первой половине XIX века в регионах действовала группа казахских офицеров-служащих, подготовленных по государственной модели управления. Служащие этой категории являлись выходцами из аристократических и знатных семей. Как правило, указанные чиновники действовали в пределах своей родовой территории. Административный статус казахских чиновников ограничивался уровнем подчинения по управленческой вертикале представителям руководящего корпуса по линии уездного и областного ранга. Ряд казахских служащих имели чиновничьи звания, которые согласно российскому «Табелю о рангах» подчеркивали их положение в иерархии чиновничества. Многие служащие, к коим относились письмоводители, переводчики, врачи, учителя и прочие, имели звания уровня IX-VIII-х классов. Это коллежские регистраторы, коллежские секретари, титулярные советники [7, с. 51]. Соответствующие чины подразумевали «низовое» происхождение их обладателей. Согласно анализу специалистов в иерархии разных родов государственной службы врачи занимали низшую ступень, то есть должности 7-8 классов. Зачастую выше врачей находились чиновники, для которых образовательный ценз иногда считался необязательным. Финансовое вознаграждение врачей не превышало 2 тысяч рублей [8, с. 33].

В то же время звания коллежского секретаря удостаивались выпускники высших учебных заведений. Степень титулярного советника, при всей своей незначительности, являлась основой карьерного роста. Обращает внимание на себя тот факт, что только султаны с течением времени повышались в чинах. Например, Аблайханов имел чин статского советника, офицер-чиновник А. Сейдалин дослужился до аналогичного чина, юрист А. Темиров - до надворного советника. Причем свою карьеру указанные личности начинали с низших чинов. Казахские султаны получали право владения дворянским титулом. На рубеже XIX-XX веков в реформируемом российском обществе сословность постепенно теряет свою значимость. Атавизм сословной градации сказывалась в распределении званий и наград. Служащие несултанского происхождения среди наград имели медали «За усердие» на Станиславской ленте, «За усердие» на Аннинской ленте. Казахские служащие, соответствующего хронологического периода повышали свой статус упорным трудом и исполнительностью в их понимании на благо общества и государства. Данная картина прослеживается в процедуре оценивания их труда государством [8, с. 34]. В реестре наград младшего помощника Тургайского уездного начальника К. Беремжанова фигурировали 2 серебряные медали, которыми он награждался в конце 70-х-начале 80-х годов XIX века - соответственно на Аннинской и Станиславской лентах. За усердную службу он получил в награду серебряную именную печать. К. Беремжанов получил в награду знак общества Красного креста для нехристиан за содействие при пожертвовании казахами Тургайского уезда юрт для раненных и больных воинов в компанию 1877-1878 годах. Этой категорией граждан воспринималась новая символика наград в виде медалей, орденов и др. материальных ценностей, которые в финансовом отношении, возможно, не играли существенной роли, но определяли морально-качественную характеристику награжденных [8, с. 35]. В числе награжденных медалями и орденами казахских служащих фигурируют следующие: И. Валиханов, А. Сейдалин, К Кокенев. Впечатляет наградной список чиновника Внутренней Орды есаула Мухамеджана Чултурова Бекмухамедова. Подобная модель поведения сохранилась у казахских служащих до революции 1917 года Чиновники, как правило, награждались за выполнение разовых масштабных общественных акций. Не менее важным показателем успешной деятельности исследуемой группы являлось их перемещение в пределах империи. При этом перемещение, которое в архивных источниках фиксируется под понятием «командировка» проходило по оправданной мотивации. Казахские служащие мигрировали по приказу руководства либо в пределах области, либо в пределах региона, либо выезжали за границы исследуемой территории [8, с. 36].

В источниках фиксируются награды канцелярских служащих в период начала ХХ века - активной деятельности Государственной Думы. Наградная система казахских чиновников в какой-то мере возвышала их положение в глазах казахских общинников и повышала их чувство ответственности служения государству на фоне депутатской деятельности казахских интеллигентов. Соответствующая процедура распределения наград между служащими, вне учета казахских думцев сохранялась до окончания периода работы Государственной Думы. Продолжительная деятельность казахских переводчиков в одной структуре компенсировалась подобными наградами. Следует отметить, что в начале ХХ века переводчики имели право обладания отпуском в размере 2-х месяцев. Например, словесный переводчик Атбасарского уездного управления А. Джилкайдаров получил возможность свободного перемещения в границах империи на длительный период [9, с. 40]. Примечательно, что на период отпуска словесных переводчиков за ними сохранялось финансовое содержание [9, с. 41]. Анализ «Приказов» свидетельствует о возможности перемещения чиновников в пределах империи. В исследованных источниках эпизодов о перемещение аульных учителей в отпускное время не встречается. Впрочем, в периодике исследованного периода очень часто фиксируются материалы о бедственном положении сельского учительства, к которым относились и казахские специалисты. В 1912 году серебряной медалью «За усердие» на Александровской ленте награждается большая группа учителей Оренбургского учебного округа. В числе награжденных фигурирует 2 казахских учителя: Жанмалетдин Бейсенов и Ханафия Жолдыбаев. Оба они заведовали школами в Кустанайском уезде [9, с. 43].

Таким образом, соответствующими действиями государство поощряло деятельность клерков подобного уровня. В процедуре награды аульных учителей, писарей и прочих представителей низовой администрации в виде наград доминировали ценные подарки: часы, табакерки и т.д. Так, в 1908 году словесный переводчик, не имеющий чина Омского уезда Ахмет Татин за беспорочную службу, награждается почетным халатом 3-го разряда [10, с. 24]. Подобные подарки в определенной мере являлись компенсацией незначительных окладов канцеляристов. В 1902 году серебряными часами награждается писарь Акмолинской волости Павлодарского уезда Раимбеков Бабаубек [10, с. 25].

В числе награжденных и перемещенных по служебной горизонтали в когорте казахских управленцев обвиненных в злоупотреблениях за исключением ряда ранее упомянутых лиц никто не упоминается. Таким образом, наградная система, вышеизложенная модель перемещения казахских чиновников, косвенно демонстрируют нравственно-личностные особенности некоторых казахских граждан, стремившихся к повышению ролевой статусности в российском обществе. Следующим критерием результативности действий выявленной части чиновников может служить отсутствие жалоб со стороны этнических общин на качество их труда. В процессе производственной деятельности служащие взаимодействовали с европейскими народами, ориентированными на государственную модель управления, и казахами, часть которых стремилась придерживаться традиционной сферы. Некоторые казахские служащие контактировали с народами Приуралья и Сибири. Эта тактика отношений активизировала гибкую схему восприятия окружающего мира казахскими служащими. Из категории проживавших в городах казахских служащих в процентном соотношении преобладали чиновники. Очевидно, это было связано с их профессиональной деятельностью. Образовательный уровень во многом определял профессиональную подготовку служащих. Стабильный карьерный рост фиксировался у юристов и определённой части администраторов. Большинство фельдшеров, врачей и учителей за весь период производственной деятельности фактически не испытывали карьерного роста. Уровень их квалификации ограничивался полученным образованием. Сфера деятельности этой группы проходила вне городского сектора. Служащие проживали точечно и являлись единственными специалистами на огромной территориальной площади. Существенными факторами, затрудняющими их квалификацию, являлись дефицит финансов, хроническая рабочая перегрузка и отсутствие конкуренции [11, с. 70].

Безусловно, профессиональные заслуги чиновников являлись гарантом дальнейшего будущего членов их семей. Казахские служащие часто обращались с ходатайственными письмами о представлении их детям права на стипендии в учебных заведениях. Во многих случаях соответствующие поощрения учитывались, как одна из форм признания заслугу. Наряду с категорией служащих выделяется группа казахских интеллигентов, не имевших наград. Данные личности действовали в бюджетной сфере в качестве служащих и имели не меньшее влияние в национальной среде. По большей части соответствующие личности трудились на юридическом поприще и обладали университетскими дипломами. Наряду с духовными лидерами и представителями знатных кланов значительной популярностью у казахов обладали европеизированные интеллигенты, провозглашавшие духовно-нравственные идеалы. В общественно-культурной сфере начала XX века были значимы учителя, писатели, поэты, журналисты. В силу профессионального статуса служащие существенно ограничивали сферу деятельности в общественной работе. Из среды администраторов не было значительных писателей, работники государственного аппарата не проявляли творческой активности в журналистской сфере, особенно в политической печати. Скорее, их действия носили регламентированный характер в ракурсе этатистских традиций имперского общества. При этом администраторы интенсивно сотрудничали с научными обществами, оказывая посильное влияние на духовную культуру казахов. В процентном соотношении численность казахских служащих оказалась невысока [11, с. 71].

Сохранялась тенденция соответствия морального облика конкретного лиц общественному мнению, ибо нравственное лицо по причине обретения популярности в социуме оказалось выше зажатых инструктивными документами чиновников. При подобных обстоятельствах влияние в этнической среде приобретали личности связанные с искусством, главным образом с литературой и журналистикой. Анализ производственной деятельности казахских чиновников показывает, что в городах оставались наиболее востребованные, так как там сложнее было построить карьеру и создать необходимые деловые отношения. Определенная часть казахских служащих перемещалась в аграрный сектор. При этом в непосредственный контакт с казахским населением входили переводчики и письмоводители. Представители других профессий работали в смежных оседлых поселениях. Соответственно у многих из них формировалось понимание цены достигнутого достатка. У прогрессивной части чиновничества доминировало чувство ответственности за существующие реалии, при которых они смогли достигнуть более лучшего качества жизни. В источниковых материалах не встречаются сведения о деградации казахских служащих, большинство которых только в первом поколении обладали соответствующим статусом и имели основания для проведения сравнения в свою пользу. При этом соответствующие чиновники осознавали потребность изменения условий своего положения, а соответственно изменения основ системы рекрутирования подбора кадров [11, с. 77]. Все же в канцелярских уездных управлениях, окружных судах и прочих сферах казахские сотрудники находились в подчинении от вышестоящих патронов, русских чиновников. Фактически в начале ХХ века повторялась ситуация середины XIX века, обоснованная социальными отношениями в казахском обществе, когда казахские султаны-управители, ограниченные в политических полномочиях и материальных ресурсах, определяли алгоритм действий своих потомков ориентированных на русское государственное образование. Теперь эти потомки - дипломированные специалисты, проживая в городах, вероятно, имели большой спектр своего развития. Однако их положение в обществе ограничивалось статусностью подчиненных. Потомки этой европейски образованной группы служащих генетически должны были составить светскую интеллигенцию во втором поколении, реализовывая себя в научных сферах, творчестве и искусстве. События 1917 года и последующая эпоха прервали этот длительный процесс. И все же материальные блага для большинства из них, как и для многих категорий российского чиновничества, оказались недоступны. Для них были типичны характерны трафаретные персонажи гоголевских и чеховских героев. Ограниченные инструктивными документами и регламентированной формой финансирования канцелярские служащие, прежде всего, реально осознавали иллюзорность перспектив быстрого обогащения. Характерно, что географически в процессе удаления от города к деревне увеличивалась статусность и социальное положение служащих всех рангов. Некоторые чиновники прекрасно осознавали свое нынешнее состояние и практически подходили к реализации собственной задачи достижения благ посредством продвижения в аграрную среду [12, с. 19]. Уровень подготовки служащих зависел от многих факторов, в том числе таких, как личное финансовое благополучие, материальное обеспечение оконченной ими школы, качественность учительского корпуса. В штате европейски образованных казахов выделялись действительно подготовленные граждане и псевдоподготовленные функционеры. На подсознательном уровне каждый из них соизмерял свои возможности. В пучину деловых игр и грядущих задач достижения благ окунались наиболее подготовленные из них. Анализ личных дел казахских служащих показывает, что за пределы собственной этнотерритории выезжали либо выходцы из малообеспеченных семей, либо настроенные на карьерный рост фигуранты. Нормы общежития казахов сохраняли свою устойчивость в аграрно-кочевой среде. Образованные казахи толерантно воспринимались казахскими общинниками в этот период. И если ранее в начале XIX века Валиханов и другие казахские маргиналы неоднозначно оценивались в казахской общине, то впоследствии отношение к группе казахских прогрессистов существенно меняется. В казахском обществе сформировались представления о конкретных казахских служащих известных в определенной микросреде. Чиновники на уровне волостных писарей и канцелярских клерков получили известность в территориальных рамках конкретной административной единицы [12, с. 20]. Высокоэрудированные и профессионально подготовленные казахские специалисты ранга, отдаленного от рутинного исполнения, приобретали популярность в значительных ареалах. Численность казахского населения в городах Северо-Западного и Восточного Казахстана в целом оставалась незначительной. Исторический сюжет природно-деловых и личных отношений казахского чиновничества не получил должного освещения в отечественной историографии. Наверняка однородцы городских казахов, при капитализации экономики олицетворяли в их лице наиболее успешную категорию. В данном случае имеются в виду состоятельные слои казахов-горожан. Такие граждане олицетворялись, как образованные люди, обладавшие не просто элементарной грамотой, а имевшими существенные познания в тех сферах жизнедеятельности, которые обуславливали индивидуальность личности в представлениях общинников. Но, мыслителей такой масштабности, как Ч. Валиханов, И. Алтынсарин и А. Кунанбаев, было немного [13, с. 14]. В казахском обществе с каждым десятилетием просвещенных граждан становилось все больше и больше. Многие из них, по уровню образованности и широте кругозора, не уступали известным мыслителям. Так, например, в учительской среде наряду с Алтынсариным состоялся Габдугали Балгимбаев. Как прекрасные учителя-методисты заявили о себе А. Байтурсынов, И. Кульжанов. Казахские офицеры Н. Джантюрин, А. Сейдалин учились по тому же принципу, что и Ч. Валиханов. И если ранее просвещенные граждане в Российской империи имели потребность и возможность заявить о себе, то впоследствии происходят существенные изменения. Интеграция империи в общемировые процессы определила унификацию делопроизводства и дальнейшую профессиональную подготовленность кадров. Поэтому казахские специалисты локализовались в своей профессиональной сфере с целью своего сохранения. Как показывает анализ биографии казахских служащих такие категории как врачи, фельдшеры, канцелярские служащие зачастую не имели лидерских качеств либерально-демократического движения начала XX века [13, с. 15]. А многие низовые чиновники и вовсе оказались индефиррентны к социальному расколу. Казахские интеллигенты и служащие в основном не имели земельной собственности, как русские дворяне центральных губерний. Казахская категория служащих оставалась разночинной по составу. В них формировались основы сословной чести, которая зиждилась на принципах защиты интересов государства и общества. Многие представители этой среды, не имевшие значительных материальных ресурсов могли отстаивать только собственное право включения в мозаичное этнокультурное окружение на равных правах, что обуславливалась знанием законов и стремлением сохранить личную свободу, но и следовать исполнению личных прав и обязанностей. В своем совершенстве интеллигенты и служащие исходили из потребностей сохранения духа личной свободы и независимости от давления общин. Ценностные ориентиры чиновничества создавались из условий окружающего мира сформировавшегося в условиях поляризации отношений российских городов и витавшего духа гражданской свободы университетов. Вчерашние казахские студенты, по примеру своих русских однокашников, стремились совместить профессиональные качества, гражданские идеалы, научность и увлечение новационными идеями. Этот разнообразный инструментарий в перспективе позволил им не раствориться в монотонной динамике аграрной стихии или небольших провинциальных городов. Казахские специалисты прекрасно осознавали всю сложность совершенства в крупных промышленных центрах России, образ жизни которых стимулировал их дальнейшее творчество [14, с. 17].

Во второй половине XIX века и в последующий период формируется слой казахских чиновников бегло освоивших образовательную программу. Эта категория чиновников выполняла второстепенные функции переводчиков и канцеляристов в государственно-административных структурах. Категория казахских военных реализовывалась в управленческом секторе на уровне уездов и волостей в качестве помощников уездных начальников. Врачи, учителя и фельдшеры качественно разнились по образовательно-профессиональному статусу и в основе своей проживали в смешанных посёлках [14, с. 18].

Профессионально подготовленных казахов проживавших в городах областей оказалось немного. В силу исторических причин кочевники-номады концентрировались в родовые общины и проживали на значительных расстояниях. Коммуникационные связи наиболее эффективно функционировали в летнее время. Социальная структура и принципы политического управления в локальных казахских общинах видоизменялись медленно и сохраняли идентичность в регионе. До XIX века в казахском социуме сохранялась прерогатива султанства как одного из важных звеньев управленческой сферы. Султаны выполняли функции верховных сюзеренов. Политическая стабильность в регионах во многом определялась спецификой отношений и частными мерами лидеров феодальных кланов. В исследуемый период происходила полная реорганизация политического статуса и социальной структуры казахского народа. В этот период казахи продолжали доминировать в исторической зоне своей былой государственности. Значительная часть казахов занималась различными видами животноводства. Синхронно в этот период продолжает увеличиваться удельный вес оседлых земледельцев-казахов. Так, по данным информаторов, в волостях казахи переходили на систему хлебопашества и сенокошения [15, с. 44]. При этом возводилась сеть пешеходных трактов, и закладывались железнодорожные транспортные магистрали. Однако затруднительные процессы общения сохранялись на указанных территориях, что осложняло информированность казахского населения. В связи с переходным периодом, нарушавшим естественно-исторический путь казахов, наблюдается смещение ролевых функций ведущих социальных групп. В официальных хрониках, периодической печати, исторических сообщениях второй половине XIX - начала XX веков отмечается повышенная значимость в казахском социуме представителей социальных сословий «черной кости». Лидеры этих групп по имущественному определению и должностным полномочиям возвышались в сравнении со старой казахской аристократией. Удельный вес казахского чиновничества всех рангов оставался невысоким. Итак, казахские служащие, действовавшие в рамках сухой документации и государственных нормативов, не обладали официальной публичностью как волостные начальники и находились в большей степени изоляции от своих однородцев их коммуникационные отношения с казахскими общинниками сохранялись посредством казахской традиционной элиты, низового чиновничества, рассыльных и переводчиков. В начале ХХ века в источниках не встречаются сведения ходатайствования казахских чиновников о предоставлении им аристократических званий тарханства или дворянства. Подобная направленность уже не играла существенной роли в сознании сложившихся казахских профессионалов, все четче ощущавших атомизацию городского населения, ориентированного под влиянием капиталистических отношений на индивидуализацию труда [15, с. 45].

Казахские специалисты всех уровней чинов и званий в своих поведенческих установках дистанциировалась от когда-то характерных для них в годы юношества форм аграрно-кочевой цивилизации. Примечательно, что казахские юристы, врачи, фельдшеры, учителя в независимости от занимаемой должности в численном соотношении поощрялись государственными наградами меньше, в сравнении с категорией волостных управителей. Из среды чиновничества выделялись представители канцелярской сферы - письмоводители и переводчики, которые наиболее тесно контактировали с казахской общественностью. Очевидно, данное социальное явление являлось характерным на этом историческом отрезке в переходный период для всего казахского социума и прежде, всего служащих, реально осознавших свое противоречивое значение в будущем империи и судьбе родного края. Многие из них, в частности работники канцелярских структур, служащие уездных управлений, члены суда были проводниками царской колониальной системы, зачастую пренебрегавшей культурой и общественными интересами казахского народа.

Наиболее прогрессивные из них на уровне занимаемой должности и степени кругозора определенными действиями пытались смягчить или изменить остроту и направление социально-политического воздействия. Если Ч. Валиханов и А. Кунанбаев с единомышленниками выступали с критических позиций как индивидуалисты-мыслители, то их последователи на рубеже XIX-ХХ веков, под впечатлением приобретенного опыта пытались создать систему коллективного общественного воздействия на государственную власть, объединив имеющиеся ресурсы. Итак, в исследоваемый период казахские группы служащих были представлены работниками административных, судебных - правовых структур, пролфессиональными группами врачей, фельшерев, ветеренаров и учителей. Представители этих профессией оказались востребованными в крае и реализовали свой потенциал с учетом качества подготовки, специализации и опыта.

2.3 Работа казахских служащих в благотворительных, культурных и научных организациях

Структурные изменения казахского общества обусловили отток определенной части просвещенных казахов в города степной зоны, испытывавших сильное влияние из европейской части империи. Профессионально-ролевая статусность данных фигурантов в иерархии управления оказалась различна. При этом существенно превалировала степень сближения их по этническому признаку. В городской период обучения у представителей учащейся молодежи вырабатывался их единый стиль поведения в новой среде. В XIX веке в казахском обществе сахронялась родоклановые противоречия обостренными действиями колониальных правителей. Сформировавшимся в городских условиях просвещенные казахи становились носителями колонилизации общества единства духовной культуры и общности исторической судьбы. Данный фактор стимулировал их деятельность в реализации своих возможностей на новом профессиональном поприще. Например, А. Букейханов, будучи султаном по происхождению занимался исследованием влияния султанства в казахском народе. Научная деятельность А. Букейханова достаточно известна и данным вопросом занимались многие исследователи. Потомки некоторых султанских фамилий продолжали функционировать в качестве успешных служащих и общественных деятелей, исследователи истории казахов А.И. Доборосмыслов получил от его потомка-дипломированного судьи А. Беремжанова. Наглядно прогрессивная миссия влияния султанов прослеживается в деятельности небезывестного хана Джангира. По воспоминаниям М.С Бабаджанова, хан вел изысканный образ жизни, на собственном примере, прививая своему окружению европейские новации имперского социума. Он неоднократно посещал крупные города: Петербург, Оренбург, Москву, Астрахань и Саратов [16, с. 18]. В длительных, насыщенных по событиям путешествиях, Джангира сопровождала многочисленная казахская свита приближенных, обогащавших свой внутренний мир запечатленными событиями. Значительный приток казахской молодежи в средние специальные учебные заведения на территории региона приходится на последнюю четверть XIX века. По большей части казахские функционеры являлись представителями одного поколения, воспитанными в единой системе ценностей и сформировавшиеся в унитарной образовательной системе. Наплыв учащейся казахской молодежи фиксируется в незначительное количество специальных училищ губернских центров и провинциальных городов. Поэтому личные контакты периода обучения в городах являлись основой дальнейших взаимоотношений данной категории граждан [16, с. 19].

Казахские служащие исследуемого периода несли новые образцы поведения в аристократической среде ориентированной на восприятие европейских стандартов и как следствие проживания в городах. Мотивационную ценность приобретал кропотливый созидательный путь на примере личного совершенства. Казахи из этих слоев демонстрировали собой адаптируемый к историческим реалиям новый тип граждан. Последовательно формировались новые ценностные ориентиры, постоянно воспринимаемые представителями других социальных слоев. Формировавшийся в естественно-исторических условиях смены времен года монотонный труд детерминировался энергичными действиями этих личностей рассчитывавших на собственные возможности, раскрываемые в динамике этнокультурных контактов и включения в образовательную среду. Благополучный дебют единичных представителей определенных фамилий катализировал успехи их младших представителей, представленных, как правило, братьями сыновьями. В XIX начале XX веков часто прослеживалось обучение ближайших родственников в одних и тех же учебных заведениях. На протяжении второй половины XIX-начала XX веков наблюдается динамика изменения социально-профессиональных характеристик служащих по таким критериям: место работы, их количественная характеристика, социальная структура. С течением времени существенно повышался уровень образования, опыт и стаж работы служащих. Соответствующие критерии повышали личностную самооценку казахских граждан. Эти факторы формировали принцип их морально-психологической устойчивости в новой социокультурной среде и уверенность в дальнейшем восприятии себя как относительно самостоятельных граждан. С этого времени казахские служащие ознакамливаются с театральным искусством, библиотеками, музеями и другими источниками духовной культуры. Культурно-образовательный уровень и социальное происхождение казахской молодежи были различны. Их идейные мировоззрения и коммуникативные качества формировались под воздействием социальной среды учебных заведений и университетов империи. Для них характерно восприятие существенной дифференциации Санкт-Петербурга, как столичного центра империи от других городов. Наследственные традиции доминанты ядрового центра общины экстраполировались на мотивацию поведения казахских служащих [16, с. 20].

Казахские интеллигенты и служащие, получившие образование в университетах Санкт-Петербурга, впоследствии доминировали в общественно-политической жизни. По-видимому, данный аспект диктовался многими причинами: большой объем информации урбанизированного города, широкий духовный потенциал, формирование личных связей с представителями столичной общественности, оказавших влияние на их личностный рост и дальнейшие события в государстве. Изначально численность казахских студентов-петербуржцев оказалась выше казахской студенческой средыряда других городов. Примечательно, что в Санкт-Петербургском университете наблюдался высокий удельный вес уроженцев из национальных окраин, которые своей корпоративной сплоченностью являли пример взаимосотрудничества для казахских учащихся, сохранивших эту традицию в дальнейшем. Образованные казахи знали друг друга в пределах города и области. Подобная комплиментарность заключалась в установлении контактных связей и регулярном общении в домах известных деятелей. Тогда как в городах восточных провинций империи представителями татарской общественности формируются мусульманские попечительские органы, патронировавшие и направлявшие культурно-духовную деятельность тюркских этнических групп. Подобные татарские организации оказались представленными торгово-ростовщическими кругами. То есть доминанта в соответствующих организациях сохранялась за экономически независимыми деятелями, в какой-то мере определявшими свою политическую независимость и уровень гражданского сознания во взаимоотношениях с властными структурами по реализации политической стабильности в регионе. [16, с. 21]. Финансовые мощности казахских служащих, незначительно сосредоточенных в городах, явно оказались недостаточными в создании подобных организаций и лоббировании интересов казахского общества на уровне областных центров и областей. Все-таки значительная часть исследуемых представителей казахской страты действовали в рамках служебной исполнительской дисциплины на уровне занимаемых должностей в соответствующих официальных структурах. Требовалось грамотное исполнение, регламентируемого четко установленным инструктажем профессионального долга. Творчество и прочее свободомыслие в схеме функционирования подобной сферы не воспринимались как должный инструмент развития производства, ибо эти представители обслуживали интересы государства. Соответствующий компонент стимулировал отвлечение от творчества подобных служащих и уход в себя. Очевидно, немногочисленные казахи-горожане знали много друг о друге и у них вырабатывались совершенно иные критерии оценивания индивидуальной деятельности. В данный период эти казахи ощущали свою ответственность за перспективы своего народа и его судьбу. Середина XIX века ознаменована точечной деятельностью казахских интеллектуалов, проявивших себя на военно-государственной службе. В исторической литературе не встречается упоминаний о тесной взаимосвязи этих служащих, что весьма примечательно. Несомненно, немногочисленные казахские интеллектуалы были осведомлены друг о друге. Так Ч. Валиханов тепло отзывался о деятельности М.С Бабаджанова в статье «Записка о судебной реформе» [34, с. 75]. Ч. Валиханов, М.С. Бабаджанов, И. Валиханов и ряд других офицеров-администраторов обладали популярностью в значительном регионе и предпринимали деятельностные мероприятия в общественной сфере. Уровень деловых контактов и степень социализации немногочисленной группы европейски-образованных казахов-администраторов первой половине XIX века центральной части империи оказались существенно выше от представителей других категорий казахского народа. Проживая в иноэтнической среде, эти деятели приобщались к новым формам сотрудничества и взаимодействия городского социума, отличавшихся от социальных моделей отношений аграрно-кочевого народа. Иерархический рост указанных личностей предопределил самостоятельность их степени служения посредством выражения собственной гражданской позиции в рамках функционирующего законодательства. Данные интеллектуалы занимались научной деятельностью, ориентированной на исследование своей этнотерритории. В плеяде военных в общественно-научной сфере заявили Ч. Валихан, Чингисхан, Сейдалины и другие. Европеизированные казахи становились носителями пробуждающегося национального сознания. В городах традиционные связи казахских общин родственной личной направленности детерминировались в совершенно иные деловые связи, все четче проявлявшиеся между казахскими служащими. Локально-точечные порывы интеллектуалов первой половины XIX века их последствия заменяются синхронными, взаимосвязанными мероприятиями непрерывного толка. Это проявлялось в попытках создания театров, организации печати, участия в научных обществах, патронаже просвещения и культуры. В перспективе занятые в бюджетной сфере урбанизированные казахи становились центром притяжения для своих периферийных родственников. В социокультурных установках общинников происходило наглядно-образное смещение. На смену эпическим героям силовой направленности, деяния которых отличались явной гиперболизированностью, приходили реально существующие личности. Рутинное длительное продвижение постепенно обустраивающихся в меняющихся условиях новых индивидуальностей, наглядно воздействовало на их современников-аграриев [36, с. 45]. Фактически квартиры образованных казахов превращались в культурные очаги и места длительного проживания для своих многочисленных родственников и бывших соседей. В сословной интерпретации просвещенные казахи актуализируются как образец подражания и родовой гордости. В массовом сознании общинников формируется символ нового покровителя-сюзерена в лице специалистов. В сложившихся условиях эффективным методом обеспечения достоинства в обществе и тем более в новой среде было сохранение статусности преобразователя. Принятие внешней знаковой атрибутики косвенно доказывает мотивацию поступков исследуемой группы.