Размещено на http://www.allbest.ru/

Русское духовно-дипломатическое присутствие на Ближнем Востоке во второй половине XIX - начале XX вв



Содержание

Глава 1. Общий контекст духовно-дипломатического присутствия России на Ближнем Востоке

1.1 Ближний Восток в русской политике в рамках проблемы Восточного вопроса

1.2 Характеристика христианского населения арабских провинций Османской империи в XIX веке

Глава 2. Некоммерческие организации как фактор русского влияния в ближневосточном регионе

2.1 Возникновение первых русских учреждений в Святой земле в середине - второй половине XIX века: Русская Духовная Миссия в Иерусалиме

2.2 Проблема расширения русского присутствия в Палестине после Крымской войны: отношения Палестинского комитета (1859-1864), Палестинской комиссии (1864-1889) и Русской Духовной Миссии в Иерусалиме

2.3 Основание Императорского Православного Палестинского Общества и его деятельность в Сирии и Палестине в конце XIX - начале XX вв

Заключение

Список использованных источников и литературы



Введение

В последние десятилетия в России «красной нитью» значительного числа публичных выступлений общественных деятелей протянулась тема модернизации страны. В процессе своего осуществления она зачастую несет в себе угрозу одновременной вестернизации общества, теряющего свои традиционные ценности, являющиеся его интегративной основой, и наполняемые новым секулярно-националистическим сознанием. Как следствие, данный процесс влечет за собой кризис самоидентификации, духовный вакуум в сознании людей. «Национальное чувство в качестве функционального элемента взяло на себя интегративную функцию религии. Национализм идет навстречу религиозному состоянию человека и заменяет

собой религию в качестве силы современного общества, формирующей общности». Стихийной формой ответа на эту трансформациюможет становится развитие ксенофобии и шовинизма. В многонациональных странах, таких как Россия, эти тенденции напрямую угрожают целостности государства. Поэтому в современном обществе такую большую роль играет проблема сохранения своих мировоззренческих традиций, морали, духовности. Для России - это православное христианство, пришедшее к нам из «второго Рима» - Византии, выполнившей культуртрегерскую миссию. Поэтому остается такой сущностно важной духовная, культурнаясвязь, объединяющая нас с Православным Востоком. Гуревич П.С. Культурология: учебное пособие. М., 1996. С.238.

В данном аспекте актуализированность исследования взаимоотношений России и Православного Востока представляется достаточно очевидной. Контакты русских со своими единоверцами в Восточном Средиземноморье начинаются уже с XI века. Два-три раза в каждое столетие появлялись новые описания путешествий-паломничеств. Однако паломники, в силу своего душевного склада и предпочтений мало интересовались современным им состоянием Востока, обращая внимание, прежде всего, на места поклонения, связь с библейскими и евангельскими сюжетами. С 1840-х гг. наступает качественно новый этап русско- левантийских связей, устанавливается постоянное российское присутствие на Ближнем Востоке в лице дипломатических консульств, Русской Духовной Миссии и др. учреждений. Это во многом способствовало углубленному изучению прошлого и настоящего православной общины Ближнего Востока.

Проблема русского присутствия на Ближнем Востоке в регионе Билад аш-Шам входит в более широкий контекст Восточного вопроса. Данной проблеме посвящен целый корпус исследовательской литературы от коллективного труда «Восточный вопрос во внешней политике России» до монографий ведущих ученых советского и постсоветского периода Н.С. Киняпиной, В.И. Шеремета, соответствующих глав «Истории дипломатии». В тоже время конкретно-историческое исследование вопроса присутствия России в Машрике долгое время не находило своего места на страницах обобщающих исследований в отечественной историографии. В значительной степени это объясняется спецификой фактического материала. Деятельность Российской империи в ближневосточном регионе в конце XIX века была сфокусирована на контактах с Христианским Востоком, то есть территориях канонически относящихся к юрисдикции Иерусалимского и Антиохийского патриархатов. По понятным причинам идеологического характера советскую историографию эти церковно-дипломатические сюжеты привлекали далеко не в первую очередь. Неудивительно поэтому, что до недавнего времени одним из ведущих специалистов по русско-арабским связям и арабскому православию конца XIX века можно было назвать британского исследователя Д. Хопвуда с монографическим исследованием «Русское присутствие в Сирии и Палестине. 1843-1914. Церковь и политика на Ближнем Востоке», в котором автор уделяет внимание деятельности Императорского Православного Палестинского Общества, его просветительской деятельности в Сирии, влиянию России на развитие националистической идеологии в среде православных арабов. К предсказуемым недостаткам работы 1969 года, выполненной Д. Хопвудом, можно с уверенностью отнести слабое знакомство автора с архивными документами. Билад аш-Шам, или Большая Сирия - историко-географическая область, включающая территории Сирии, Ливана и Палестины.

Георгиев В.А., Киняпина Н.С., Панченкова М.Т., Шеремет В.И. Восточный вопрос во внешней политике России: конец XVIII - начало XX в. М., 1978.

Киняпина Н.С. Внешняя политика России второй половины XIX века. М., 1974.

Шеремет В.М. Империя в огне. Сто лет войн и реформ Блистательной Порты на Балканах и Ближнем Востоке. М., 1994. Шеремет В.И. Османская империя и Западная Европа: вторая треть XIX в. М., 1986.

В последнее десятилетие в отечественной историографии появляется все больше работ, посвященных Православному Востоку. Основными можно назвать исследования К.А. Панченко, М.И. Якушева, Н.Н. Лисового, в которых, в рамках анализа русского духовно-политического присутствия в Святой Земле, уделено внимание и сирийскому православию.

Историки русского присутствия на Православном Востоке по-разному очерчивали границы этого взаимодействия. Часто употребляющиеся определения «библейский регион», «Святая Земля и Ближний Восток» (Н.Н. Лисовой), Машрик, Билад аш-Шам, «сиро-палестинские провинции» (М.И. Якушев), «Сирия и Палестина» (Д. Хопвуд), «православные Леванта»,

«православие на Арабском Востоке» (К.А. Панченко), «христианские общины в арабо-османском мире» (Т. Ю. Кобищанов) делали акцент на обобщении характеристик региона по одному из признаков. У Н.Н. Лисового это подчеркивание сакрального смысла империи («империя есть форма государственно-политического служения Богу»1), у Дерека Хопвуда, М.И. Якушева - сложившегося историко-географического региона, у К.А. Панченко, Т. Ю. Кобищанова - на первый план выходит этноконфессиональный, социокультурный аспект. В соответствии с одним из подходов и рассматривалось присутствие России в регионе - либо в библейском, либо в региональном контексте, либо с опорой на характеристику этноконфессиональной группы в целом. Соответствующая логика вела к представлению о единстве политики России на данном направлении. Иерусалимский патриархат занимал территории современной Палестины, Южного Ливана, Заиорданья, номинально - Синайского полуострова. В патриархат входило 6 епархий, управляемых митрополитами, 6 - архиепископий и 1 епископство. Большинство этих архиереев проживали в Иерусалиме и находились в положении inpartibus. Антиохийский патриархат занимал территории Ливана, Сирии, юга Малой Азии (Селевкийская (Адана) и Амидская (Диарбекир) митрополии), части Месопотамии (Мосул). Патриарший престол с XIII века находился в Дамаске.

Омар Махамид. Россия-Палестина. Диалог на рубеже XIX- XX веков. - СПб., 2002; Лисовой Н.Н. Русское духовное и политическое присутствие в Святой Земле и на Ближнем Востоке в XIX-начале XX в. - М., 2006; Панченко К.А. Взаимоотношения османского правительства и православной общины Арабского Востока в XVI - начале XX вв.Дис. … канд. ист. наук. М., 1996; Якушев М.И. Христианские субъекты Османской империи - Антиохийский и Иерусалимский Патриархаты - в политике Российской империи (30-е гг. XIX- началоXXв.). Дис. … канд. ист. наук. М., 2009.

Принимая во внимание миллетное устройство Оттоманской империи нам представляется уместным обратиться к структурным составляющим православного миллета (руммиллети), через которые осуществлялись присутствие империи-«покровительницы православных» в регионе - иерусалимскому и антиохийскому православным патриархатам.

Источниковая база исследования распадается на несколько групп. Самая важная из них - записки, отчеты, мемуары дипломатов, ученых путешественников. В первую очередь, речь идет об известной книге бейрутского консула К. М. Базили «Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях» (написана в конце 1840-х гг.), в которой дана широчайшая панорама жизни и политической истории Ближнего Востока в XVII - XIX вв. Особую ценность представляют приложения ко второму изданию книги (СПб, 1875) об этно-конфессиональной ситуации в стране, содержащие редкие статистические данные. Важны для настоящей темы документы, связанные с деятельностью Порфирия Успенского, оставившего значительное литературное наследие, в частности многотомную биографию «Книга бытия моего». Перу Порфирия принадлежит и ряд научных описаний современного ему состояния православных церквей Леванта.

История русско-ближневосточных связей 1850-1870 гг. тесно связана с именем Б. П. Мансурова (1828-1911), управляющего делами Палестинского комитета. В 1857 г. Б. П. Мансуров совершил поездку по Святой земле, знакомясь с состоянием паломничества. В следующем году им была издана книга «Православные поклонники в Палестине», где речь идет и о положении православной церкви, межконфессиональных отношениях.

Другой яркой страницей была деятельность В. Н. Хитрово, секретаря ИППО. Его перу принадлежит работ «Православие в Святой земле» (СПб, 1881). Автор подробно описал проникновение в страну западных миссионеров, вообще культурно-политическую экспансию Европы, упадок и вырождение греческой иерархии, греко-арабское противостояние внутри православной общины, русское присутствие в Сирии и Палестине. В целом труд В. Н. Хитрово представляет собой фундаментальный источник, незаменимый для исследователя Православного Востока.

Важные материалы для целей нашей работы содержатся в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА) в фонде №450 Коллекция Военно-ученого архива («Турция».1700-1917). Опись 1. В деле №15 присутствуют донесения полковника Дюгамеля, датированные 1833- 1834 гг.«с подробным описанием укреплений и фортов в Дарданельском проливе и соображениями о возможностях овладения ими; заметки по вопросу о возможности движения русских войск с Кавказа в Сирию».

Хронологические рамки работы определены, с одной стороны, активизацией российской политики на данном направлении (1840-е гг.), а с другой - началом Первой Мировой войны (1914 г.), положившей конец сложившимся отношениям.

Объектом работы являются международные отношения в рамках Восточного вопроса. Предметом исследования является опыт реализации геополитических интересов России на Ближнем Востоке.

Мы ставили целью на примере духовно-дипломатического присутствия России на Ближнем Востоке дать оценку степени значения и роли гуманитарного фактора в отношениях государств на международной арене, отстаивании своих геополитических интересов.

Достижение цели предполагает последовательную постановку и решение следующих задач:

- изучить значение Ближнего Востока в русской политике в рамках проблемы Восточного вопроса;

- рассмотреть характеристики христианского населения арабских провинций Османской империи вXIX веке;

- проследить историю возникновения первых русских учреждений в Святой Земле в середине - второй половине XIX века: Русская Духовная Миссия в Иерусалиме;

- проанализировать проблему расширения русского присутствия в Палестине после Крымской войны на примере отношений Палестинского комитета (1859-1864), Палестинской комиссии (1864- 1889) и Русской Духовной Миссии в Иерусалиме;

- рассмотреть основание Императорского Православного Палестинского Общества и его деятельность в Сирии и Палестине в конце XIX - начале XX вв.

Цель и задачи исследования определили структуру работы.

Методологической основой исследования является системный подход, принципы историзма, научности, объективности. Исторические события рассмотрены в причинно-следственной связи и во взаимодействии с основными социально-политическими процессами того времени.

Научно-практическая значимостьсостоит в том, что конкретно- исторический материал и выводы диссертации могут быть использованы при чтении курсов и проведении семинаров по истории Ближнего Востока. Возможно использование материалов в научно-исследовательской работе.



Глава 1. Общий контекст духовно-дипломатического присутствия России на Ближнем Востоке

1.1 Ближний Восток в русской политике в рамках проблемы Восточного вопроса

Появление термина Восточный вопрос не имеет точной датировки. Известный российский историк С. М. Соловьев, анализируя содержание Восточного вопроса, подчеркивал, что он «появился в истории с тех пор, как европейский человек осознал различие между Европою и Азией». Тогда как военно-политическое противостояние Османской империи европейским державам он рассматривал как частное проявление глобального конфликта между Азией и Европой. М. Н. Покровский и некоторые другие современные ему авторы определяли возникновение Восточного вопроса «естественным образом, с момента появления турок в Европе в середине XIV века». Однако далее М.Н. Покровский делает замечание, что Восточный вопрос - как вопрос о турецком наследстве, - был «открыт» Кючук-Кайнарджийским миром (1774 г.). В английской историографии возникновение Восточного вопроса хронологически чаще всего связывают с египетским правлением в Сирии в 30-х гг.XIX в. Нет общепринятого мнения и о географических рамках проблемы. Речь идет о том, ограничивать ли географические границы Восточного вопроса европейской Турцией или распространять их на всю Османскую империю или даже страны Среднего Востока. Соловьев С.М. Восточный вопрос. Сочинения. СПб., 1882. С. 294.

Покровский М. Н. Восточный вопрос. Большая советская энциклопедия, т. 12. М., 1929. С. 309.

Зеленев Е.И. Сирия, восточный вопрос и проблема Палестины./ История и традиционная культура народов Востока. Ч. 2. М.: Наука, 1989. С. 138.

Представляется вполне обоснованным вывод авторов коллективной монографии «Восточный вопрос во внешней политике России», которые считают, что Восточный вопрос, условное, принятое в дипломатии и исторической литературе обозначение международных противоречий в XVIII

-- начале XX вв., связанных с наметившимся распадом Османской империи (султанской Турции), ширившимся национально-освободительным движением населявших империю народов и борьбой европейских великих держав за раздел её владений, в первую очередь -- европейских (некоторые исследователи включают в понятие Восточного вопроса также широкий комплекс политических проблем Среднего Востока и Кавказа). В. И. Шеремет связывает его зарождение с эпохой начала промышленного переворота в капиталистических странах. В. И. Шеремет подчеркивает, что в серединеXIX века Восточный вопрос приобрел особую сложность и многогранность. «Он стал узлом, в котором сплелись национально- освободительные движения покоренных турками народов, …

захватнические амбиции великих держав, внутриполитическая борьба в Османской империи».

В этом контексте представляется правомерным включение в понятие Восточный вопрос наряду с европейскими и азиатских владений Османской империи. В частности, по мнению известного востоковеда Е.И. Зеленева,«бесспорна и значительна роль Сирии как объекта в политической борьбе в рамках Восточного вопроса». Шеремет В.И. Османская империя и Западная Европа (вторая треть XIX в.). М., 1986. С. 140-141.

Зеленев Е.И. Сирия, восточный вопрос и проблема Палестины./ История и традиционная культура народов Востока. Ч. 2. М.: Наука, 1989. С.139.

Черноморские проливы, общее название проливов Босфор, Дарданеллы и расположенного между ними Мраморного моря. Черноморские проливы -- единственный путь сообщения между Чёрным и Средиземным морями. Ч. п. в системе международных морских путей занимают особое положение.

С XVIII в. одним из ключевых вопросов в контексте Восточного вопроса стала проблема Проливов. Государство, владевшее Проливами,

оказывало влияние на всю ситуацию на Черном море, подчиняя экономическую жизнь юга России. «Господство над Босфором и Дарданеллами не только открывает двери на влияние в бассейне Черного и Средиземного морей, но и является источником преобладания над Балканским миром и Передней Азией, в судьбе которых Россия заинтересована».

В письме начальнику Генерального штаба генералу Н.Н. Обручеву Александр III указывал: «По-моему, у нас должна быть одна главная цель - занятие Константинополя, чтобы раз и навсегда утвердиться в Проливах и знать, что они будут постоянно в наших руках». В российском военном ведомстве также считали, что для обороны Черного моря необходимо сесть на Босфоре.

Николай II также считал овладение проливами вопросом первостепенной важности. Вопрос о проливах имел не только геополитическое, но и цивилизационно-идейное звучание. На протяжении всего XIX и начала XX веков была актуальна идея, выраженная на страницах

«Церковного вестника» в 1915 году. «Царьград - это колыбель нашего христианства, великий учитель веры славянских народов. Царьград - это наследие Константина, завещанное русскому Мономаху и идейно преданное короне московской. Царьград - это узел русского прошлого и ключ к русскому национальному будущему».

В случае распада Османской империи Россия стремилась опередить остальные державы, первой войти в Проливы и захватить Константинополь. Такие планы существовали со времен императора Александра II (совещание в сентябре 1879 г.) Согласно этим планам, в случае распада Османской империи Россия не должна была допустить 1) расширения Австро-Венгрии на Балканах и 2) «постоянной оккупации проливов Англией». Поэтому в этих условиях (распад Османской империи и угроза захвата Англией проливов) актуальной задачей России было «овладеть Проливами, в случае если обстоятельства приведут к уничтожению турецкого господства в Европе».

Однако, уже с середины 30-х гг. XIX в. вопрос о Проливах для военного министерства начинает находиться в связи с регионом Большой Сирии и Ближнего Востока. В 1833 г. в Турцию с секретным поручением был отправлен полковник Главного штаба А.О. Дюгамель, который производил описание укреплений Дарданелл, итогом которого стала секретная шифрованная депеша на имя Военного министра графа А. Чернышева «с сведениями о возможности военных действий по прямым сообщениям от Арзерума и берегов Черного моря к стороне Алепа и Сирии». 1 Июня 1834 г. полковник Дюгамель доносил: «Приступая к рассмотрению вопроса о возможности военных действий по прямым сообщениям от Арзерума и берегов Черного моря, к стороне Алепа и Сирии, и при том рассматривая выгоды, предоставляемые местностью и расположением Кавказского корпуса, как в отношении самых действий, так и удобства продовольствия войск, особенного внимания заслуживают две главные дороги; одна, идущая от Арзерума на Арабкир и Малатию в Антеб и Алеп, другая же от Самсуна и Фассы, Никсар, Иокат, Сивас, Альбистан и Антеб. Первая из оных чрезвычайно гориста и почти непроходима для тягостей, так как и идущая на Диарбекир; вторая же совершенно удобна. Берега моря от Самсуна до Фассы и Воны представляют все удобства к десанту, и дорога до самого Алепа имеет только два трудных перехода через горы, на протяжении ста сорока верст; но и в сем месте она легко может быть исправлена; главное же преимущество оной есть удобство продовольствия, представляемое расположением Дженика, богатого съестными припасами, и долин Никсарской, Сиваской и Альбистанской, изобилующих хлебом. Дорога сия так как и берег моря до Фассы осмотрены со всевозможной подробностью». Стрельцов Р. Россия, Царьград и Проливы. СПб., 1915. С. 82.

Император Александр III - генералу Н.Н. Обручеву. 1885 г. // Красный архив. Т. 3. (46). 1931. С. 180-181.

Дурылин С. Град Софии. Царьград и Святая София в русском народном религиозном сознании. М., 1915.

Таким образом, данным планом предусматривалось выдвижение войск Кавказского корпуса в сторону Северной Сирии по линии Эрзерум- Александретта.

Можно проследить эволюцию взглядов командования на значимость данного региона.К началу Первой мировой войны важность региона осознавалась военным командованием с не меньшей ясностью, чем в 1834 году.

«Перед началом Эрзерумской операции, в связи с планом создания в пределах Азиатской Турции «независимой» Великой Армении, русская дипломатия стремилась, с одной стороны, к выходу на побережье Средиземного моря, к Александреттскому заливу…», «на юге же зона «преобладания» интересов России примыкала к Мосульскому нефтеносному району, на который одновременно претендовали Англия и Франция». Иными словами, перед началом Эрзерумской операции командование Кавказского фронта рассматривало в виду все тот же регион Сирии по линии Эрзерум-Александретта, что и секретная депеша полковника Дюгамеля в 1834 году почти столетие назад.

Таким образом, регион в военно-стратегическом отношении в общем контексте Восточного вопроса представляет ценность благодаря: во-первых, своему географическому положению и, во-вторых, наличию христианского населения, которое рассматривалось военным командованием как союзники русской армии и социальная опора России в регионе.

1.2 Характеристика христианского населения арабских провинций Османской империи в XIX веке

Все христианское (православное) население рассматриваемого региона канонически входило в пределы двух автокефальных патриархатов: иерусалимского и антиохийского. Их автокефальность наложила отпечаток на весь характер контактов России со своими ближневосточными единоверцами. Политика Россия должна была одновременно удовлетворять двум условиям: решению стоявших перед ней задач и сохранению неприкосновенности канонических прав местного духовенства над своей паствой.

Иерусалимский патриархат в исследуемый период составляли около 25 тыс. православных христиан, разбросанных по 14 епархиям в Палестине. Из них6 являлись митрополиями (Вифлеемская, Скитопольская, Петры- Аравийской, Птолемаидская, Кесарийская, Назаретская); 7 - архиепископствами (Лиддское,Севастийское, Газское, Синайское, Иоппейское, Неапольское, Фаворское) и одно епископством (Филадельфийское). Некоторые епархии включали в себя один город или деревню, так митрополии Петры-Аравийской принадлежалолишь селение Керак, архиепископство Газское - Газу, епископ Филадельфский - деревню Сальт, в Вифлеемскую митрополию, кроме Вифлеема входила еще деревня Бейт-Сахур, архиепископы Севастийский и Неапольский имели по три деревни, Назаретская и Скифопольская митрополии состояли из 6 деревень каждая и т. д. Самая большая митрополия - Птолемаидская - имела в своем составе один город (Акко) и 15 деревень, в которых жило 3720 православных. Иерусалим и 12 окрестных деревень находились в непосредственном подчинении у Патриарха. Основное православное население составляли арабы, однако высшие иерархические должности занимали греки, принадлежащие к Святогробскому братству.

Как справедливо замечает в своей монографии Н.Н. Лисовой:

«Патриархия представляла собой, по существу, почти наследственную монархию, управляемую через наместников, ибо первое лицо пребывало безвыездно в Константинополе. Тому было две причины. Одна из них - близость к султанскому трону и Вселенскому Патриарху. <...> Вторая - близость к главному источнику доходов - так называемым румынским имениям, доставлявшим до середины XIX в. девять десятых всех средств Иерусалимской Патриархии». Иерусалимский патриарх Кирилл II (1845- 1872) был первым из греков-патриархов, который проживал в Святом граде и объезжал епархии. Однако и он при первой возможности стремился в столицу.

В отношениях с турецким правительством иерусалимский патриарх действовал чрез посредничество своего константинопольского собрата. В период же пребывания в Иерусалиме, патриарх имел в столице своего поверенного для ходатайств по делам престола, «с правом входить в непосредственные от своего имени представления в Порту».

Финансовое благополучие патриархии основывалось на, во-первых, доходах свакуфного имущества, а во-вторых, - паломнических пожертвованиях. К первой категории доходов иерусалимской патриархии, относились имения в Молдавии, Валахии, Бессарабии, а также в Грузии. Базили К. М.Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях. М., 2007. С. 476; Никодим (Ротов),архимандрит. История Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Серпухов, 1997. С. 25.

Лисовой Н. Н. Русское духовное и политическое присутствие в Святой Земле и на Ближнем Востоке в XIX - начале XX в. М. 2006. С. 312-313.

Базили К.М. Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях. М., 2007. С. 454.

Метохи, сады, доходные дома, лавки, приносили доходы, которые собирались монахами-векилями. Значительный доход доставляло иерусалимское подворье в Москве. Вторая категория доходов - паломнические пожертвования - была не менее значительной. В 1840-е гг. доходы Святогробского братства оценивались в размере около 260 тысяч рублей. Епископ Порфирий (Успенский) иронично по этому поводу замечал, что «во всем православном мире ни одна из Церквей не обладала такими денежными средствами, как вторая по малолюдству Иерусалимская Патриархия».

В отношении к православной пастве своих епархий и приходскому духовенству из арабов, святогробские иерархи проявляли полный индифферентизм. «Бедность, нищета были уделом сельских иереев. Прихожане сельских церквей были очень бедны. Духовенство, наживая от паломников большие богатства, ничего не хотело сделать для улучшения их быта. <...> Задавленные нищетой и лишениями миряне к своим иноземным и иноязычным владыкам относились со смирением, терпением, повиновались им в силу необходимости». Неутешительную характеристику греческому клиру на Востоке дает и А. П. Лебедев: «Внешняя обрядность, суеверие, невежество, изредка индифферентизм - вот главное, к чему сводилось проявление религиозного начала у греческого народа».

Причиной было отсутствие системы образования как светского, так и духовного. Как отмечал митрополит Никодим, «из школы дети выходили совершенно без знания Закона Божия. В школе не преподавались ни священная история, ни катехизис. Этих предметов совершенно не было даже в переводе на арабский язык. Имея только элементарную грамотность, молодое поколение не знало совершенно своей отеческой веры». Такое положение усугублялось в иерусалимском патриархате тем, что после возвращения оккупированных Египтом территорий под власть султана (1840) в Палестине и Сирии активизируются западные миссионеры. Наибольшегоуспеха в этом отношении достигли католики, которые устраивали при монастырях школы, библиотеки, типографии, больницы.

Такое отношение греческого клира к своей пастве создавало реальную опасность для православия на Востоке. В России такое состояние дел было воспринято как угроза положению России в регионе, которое основывалось на ее статусе покровительницы православия и православных в османской империи.

Другим субъектом российской политики на Ближнем Востоке был антиохийский патриархат, который наряду с иерусалимским и александрийским, также находился под влиянием Вселенского Патриарха.В середине XIX в. в его состав входило 14 митрополий, большая часть из которых возглавлялись греками. Православное население патриархата достигало 110 тысяч человек (по другим оценкам, 60-70 тысяч). Каноническая территория патриархата распространялась на территорию современного Ливана, Сирию, южные области Турции.

Слабые и бедные, по сравнению с иерусалимской иерархией, антиохийские митрополиты не сумели сохранить какой-либо самостоятельности в церковных делах. Антиохийский первоиерарх, как правило, назначался из числа членов константинопольского синода по указанию вселенского патриарха. Это отступление от древних прав Церкви, было, по свидетельству К. М. Базили, «следствием политических обстоятельств края, а всего более происков римского двора к покорению Антиохийского Престола своему церковному единодержавию, и успехов пропаганды между бедным и уничиженным духовенством Сирии». Постоянным местопребыванием Антиохийского Патриарха с XIII в. был Дамаск, куда был перенесен патриарший престол из Антиохии в устье реки Оронт. В Константинополе антиохийский патриарх,так же как и его собрат из Иерусалима, имел своего представителя для ходатайств по делам патриархии. Никодим (Ротов), митрополит. История Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Серпухов, 1997. С. 31.

Панченко К. А. Османская Империя и судьбы православия на Арабском Востоке (XVI-начало XIX века). М., 1998. С. 135.

Hopwood D.The Russian Presence in Syria and Palestine.1843-1914. Church and Politics in the Near East.Oxford, 1969.

В силу того, что греческая иерархия пополнялась исключительно константинопольскими, а впоследствии, в XVIII - XIX вв., и морейскими греками, не проявлявшими активности в деле просвещения своей арабской паствы, необразованность арабского духовенства были такой же чертой антиохийского патриархата, как и иерусалимского. Сами греки отмечали крайне низкий образовательный и культурный уровень православных арабов:

«Христианская вера является для народа неопределенной смесью, где объединены без всякого разграничения и православие, и католичество, и протестантство, и каждое из них не производит на его душу никакого специального впечатления. Народ различает конфессии лишь по внешним формам и обрядам и не имеет ясного представления вообще о христианской религии. Все это происходит от того, что народ остается без систематического обучения, и многие православные от рождения до смерти

так и не успевают узнать, во что они веруют и почему веруют так, а не иначе».

Подобное униженное состояние антиохийской паствы способствовало успеху католической пропаганды. «Состоя под покровительством епископов, выдавая себя за православных, умалчивая о догматах западных, упоминая о Папе, как о некоем покровителе и благотворителе всех Церквей», иезуиты постепенно привлекали на свою сторону антиохийских епископов и народ. Отпавшие в унию епископы в 1725 г. посвятили из своей среды Патриарха с титулом православных патриархов Антиохии, с подтверждением выбора папскою буллою. В течение XVIII в. греко-униаты значительно укрепили свои позиции и в народе и в духовенстве, отправляя молодых послушников для образования в Рим, учредив духовные училища и типографию на Ливане. Базили К. М. Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях. М., 2007. С. 441.

Цит. по: Лисовой Н. Н. Русское духовное и политическое присутствие в святой Земле и на Ближнем Востоке в XIX - начале XX в. М., 2006. С. 234.

В период египетского правления в Сирии униаты предприняли новые наступательные действия против православной церкви. Пользуясь веротерпимостью Ибрагима-паши, они добились разрешения строить церкви в Дамаске, Алеппо и др. И только в 1840-е гг., как отмечает К.М. Базили,

«дерзость унии была унята - церкви, похищенные ею в период египетского владычества, были возвращены православию, утихла вражда между исповеданиями».

В то же время на территории антиохийского патриархата вели активную деятельность католические миссионеры. «По всем сирийским городам, где есть только несколько европейских поселенцев, существуют приходские церкви и подворья капуцинские или францисканские. С размножением западных выходцев размножаются и подворья католические». К.М. Базили отмечал, что усиление и распространение деятельности латинского духовенства «служит уже не к самосохранению, или еще менее к проповеди христианства между неверными, но единственным орудием к распространению на Востоке влияния Папы Римского». При изобилии духовных и материальных средств католическое духовенство в Сирии и Палестине не только служит центром различных поддерживаемых им католических сект, но и «подвизается против Восточных Церквей, усиливается подкапывать внутреннюю их дисциплину и их влияние на народ и стремится, не разбирая средств, к конечному их разрушению и к покорению христианского Востока духовному единовластию Рима». Базили К. М.Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях. М., 2007. С. 508-509.

Таким образом, положение антиохийского и иерусалимского патриархата было схожим. Также как и проблемы, стоявшие перед ними. Низкий образовательный уровень, разобщенность греческого клира и арабской паствы, на фоне католической миссионерской активности представляло серьезную опасность как для православия на Востоке, так и связанного с ним влияния России. Понимание этой угрозы антиохийской и иерусалимской паствам со стороны западной пропаганды, и стремление изменить ситуацию определило характер русского церковно- дипломатической деятельности на Востоке во второй половине XIX столетия. В тоже время Россия должна была пытаться исправить, сложившееся положение, не нарушая канонических прав греческого клира, чтобы было трудноисполнимой задачей в связи с отношением греков к возможному русскому вмешательству. Это отношение со свойственной ему образностью передал епископ Порфирий (Успенский): «В 1854 г., когда длилась война нашего Севастополя, Вселенский Патриарх, по желанию и повелению султана Абдул-Меджидаизвитийствовал и обнародовал молитву для православных христиан, в которой испрашивались у Бога победы нашим врагам, а нам (т.е. нашему христолюбивому воинству) - поражение. <...> И нет сомнения, что Константинопольский Патриарх и греческие архиереи не

одними устами молились Богу при этом, но и всем сердцем».



Глава 2. Некоммерческие организации как фактор русского влияния в ближневосточном регионе

2.1 Возникновение первых русских учреждений в Святой земле в середине - второй половине XIX века: Русская Духовная Миссия в Иерусалиме

В XIX в. православное паломничество в Святую землю явилось важным фактором развития межцерковных связей, требовавших совместной деятельности двух ведомств - Министерства иностранных дел и Св. Синода. Однако до 1840-х гг. какой-либо ясной программы деятельности не было сформулировано.

А.А. Дмитриевский, отмечал «равнодушие к интересам православия» в петербургских сферах. К началу 1830-х гг. интересы России в Восточном вопросе еще не предполагали церковно-дипломатических инициатив на Ближнем Востоке. Покровительство православным подданным Оттоманской империи только начиналоформулироваться в России как один из аспектов внешней политики в регионе.

40-е годы XIX столетия стали решающими в формировании системы русско-сирийских церковных связей.

Лондонские конвенции 1840 и 1841 гг. существенно ослабили престиж России на Ближнем Востоке, в частности в вопросе покровительства христианскому населению Османской империи, передав его западным державам. Это в свою очередь усилило массированное проникновение в Святую Землю протестантской и католической церквей. В 1841 г. в Иерусалим был назначен англиканский епископ Александр, а в 1846 г. Римский папа восстановил шесть веков не существовавшую Латинскую патриархию.

1 марта 1841 г. обер-прокурор Св. Синода Н.А.Протасов доложил императору Николаю I о затруднениях, с которыми сталкиваются русские богомольцы в Палестине: «приходящие по возвращении из Иерусалима поклонники Гроба Господня все вообще, с чувством соболезнования, повествуют о бедственном положении, в каком находится сия святыня, и вместе с затруднениями, с какими сопряжено пребывание в Иерусалиме соотечественников наших, не имеющих никакого пристанища». Проект обер- прокурора предполагал учреждение в Иерусалиме для русских поклонников приюта, в который можно было командировать православного архимандрита с двумя или тремя монахами для службы. Н.А. Протасов отмечал, что

«архимандрит мог бы быть употребляем для передачи приношений, которые могли бы быть обращаемы и в пособие приходящим туда российским поклонникам».

Проблема русского влияния была сугубо деликатной. Необходимо было не только балансировать в дипломатическом и культурном соперничестве с европейскими державами, но и блюсти церковно- каноническую норму отношений с древними патриархами. Поэтому решено было действовать крайне осторожно.

В июне 1842 г. вице-канцлер граф К. В. Нессельроде подал на имя императора Николая I доклад, в котором отмечал, что православие в Палестине находится в бедственном положении. В качестве конкретной меры для изменения ситуации канцлер считал полезным «присутствие в Иерусалиме благонадежной и образованной особы из российского духовенства», так как духовное лицо смогло бы легче завоевать доверие греческой иерархии, нежели дипломатический представитель. В Палестину должен быть направлен в качестве паломника иеромонах, или архимандрит, но никак не выше этого сана. По прибытии в Иерусалим русский представитель должен «снискать доверие тамошнего духовенства», изучить положение православной церкви и докладывать все сведения российскому консулу в Бейруте К. М. Базили, «ибо ему ближе известны политические обстоятельства, с коими надлежит сообразовывать и духовные дела». Здесь сразу следует сделать ряд замечаний, которые в дальнейшем будут играть определенную роль. Так, на этом этапе духовная миссия планировалась не только подчиненной консульству, но и греческой иерархии (паломник, не выше сана архимандрита), с опорой на которую планировало действовать правительство. Хитрово В. Н. Русская Духовная Миссия в Иерусалиме. / Россия в Святой земле: Документы и материалы. Т. 2. М., 2000. С. 340.

Материалы для биографии Порфирия Успенского. / Под ред. П. В. Безобразова. Т. 1.СПб., 1910. С. 3.

Говоря о пользе присутствия в Святой Земле, К.В. Нессельроде пишет о контактах с местным духовенством, о посреднической функции в отношениях со Святейшим Синодом и о возможном наблюдении за расходованием собранных в России средств. Однако в докладе нет даже упоминания о русских паломниках.3

Таким образом, можно говорить о том, что именно политические задачи должна была решать будущая духовная миссия и не так далеки от истины были опасения греческой партии о стремлении России к переводу религиозного влияния в политическое. Впрочем, так думали и остальные ведущие европейские державы. Доклад К. В. Нессельроде был утвержден Николаем I и определен к исполнению. Для осуществления содержавшихся в нем рекомендаций был избран архимандрит Порфирий Успенский (1804 - 1885).

Перед отъездом из Петербурга архимандрит получил рекомендации от российского МИД, которыми он должен был руководствоваться во время своего пребывания на Ближнем Востоке. Согласно инструкции Порфирий Успенский посылался в Палестину неофициально, на правах паломника, чтобы не вызвать беспокойства турецких властей и греческой иерархии. Архимандрит Порфирий должен был собрать сведения о притеснениях Православной церкви от других вероисповеданий, «удостовериться о степени распространения влияния чужеземных миссионеров и обдумать какие меры при местных обстоятельствах могли бы повести к упрочению Православия на Востоке». В обязанности Порфирия входило также собрать сведения «об

употреблении сумм, пересылаемых из России», но делать это не слишком назойливо.

Содержание инструкции МИД, данной архимандриту, наполнено осторожностями, впрочем, характерными для всего внешнеполитического курса К. В. Нессельроде.

Католическая миссионерская деятельность в это время значительно усилилась. Иерусалимский патриархат, ссылаясь на свою бедность (что само является довольно спорным утверждением), а в иных случаях и просто по причине нежелания понимать сложившуюся ситуацию, был не в состоянии бороться с ними за паству. Да и хотел ли бороться, в условиях, когда на патриарший престол смотрели, в лучшем случае, как на инструмент корпоративного господства филэллинов-«святогробцев», а зачастую просто как на средство к личному обогащению.

«Положение армянского патриарха в Иерусалиме составляет идеал, даже не скрываемый, для многих из Святогробского братства. Патриархат без паствы; доходы теже, расходов меньше; корпорация эллинская и уничтожение предлога для русского вмешательства». Перенижко О. А. Этапы и формы культурно-религиозного взаимодействия Палестины и России. М., 2003. С. 86.

Когда 20 декабря 1843 г. архимандрит Порфирий инкогнито под видом простого паломника подъехал к Яффским воротам Иерусалима, его встретила огромная толпа верующих. Местное духовенство во главе с личным представителем патриарха и «все наличные русские паломники» встречали посланника Русской Православной Церкви.

В первый свой приезд архимандрит Порфирий пробыл в Палестине с декабря 1843 по август 1844 г.

Результатом деятельности Порфирия (Успенского) в Иерусалиме стал отчет, который он предоставил российскому посланнику в Константинополе В.П.Титову 6 января 1845 г. В нем содержался главный вывод о необходимости учреждения в Иерусалиме постоянного представительства русской церкви при восточных патриархатах: «Духовное посольство церкви Российской к церквам Палестинской, Александрийской и Антиохийской, или российский общежительный Святопоклонный монастырь первого класса».

Русское братство должно наблюдать за расходованием присылаемых из России средств, снабжением местных церквей иконами, давать полезные советы при устройстве школ и семинарий и выяснять, где обращенные в ислам арабы помнят христианство, с тем, чтобы при первой удобной возможности вернуть их в православие. Таким образом, избирается инкарнационный способ миссионерства.

Отдельно архимандрит рассматривает отношения российского консульства и духовной миссии. Миссия как учреждение духовное не должно подчиняться светской власти (консулу), в задачи которой входит защита монастыря в случае притеснения и гарантия неприкосновенности его прав. «Ни монастырь, ни Консульство ни в каких случаях не ищут перевеса друг перед другом в мнении греческого духовенства и действуют так, как если бы у них была одна душа и одна воля». Так еще в проекте духовенство миссии пытается поставить себя выше консульства, что продолжает линию противостояния церкви и государства, ясно решенную может быть только для высших сановников империи. Хитрово В. Н. Православие в Святой Земле. / ППС. Т. 1. Вып. 1. СПб., 1881. С. 70.

Материалы для биографии Порфирия Успенского. / Под ред. П. В. Безобразова. Т. 2. СПб., 1910. С. 115.

Записка архимандрита Порфирия посланнику в Константинополе В. П. Титову с проектом предложений по созданию Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. /Россия в Святой земле: Документы и материалы. Т. 2.

№4. М., 2000. С. 16.

Что касается отношений монашеского братства к русским паломниками, то архимандрит Порфирий пишет лишь о нравственном надзоре за богомольцами, но «не для совершения над ними таинств и обрядов церковных, что предоставляется греческому духовенству».

Таким образом, согласно проекту архимандрита Порфирия сохраняется тенденция на сотрудничество с греческой иерархией, отнюдь не вторгаясь в его церковную жизнь, деликатно наблюдая за расходованием средств и давая советы.

На основании доклада архимандрита 11 февраля 1847 г. Николай I принял решение об учреждении в Иерусалиме Русской Духовной Миссии (РДМ). Руководителем миссии был назначен сам архимандрит Порфирий. Перед отъездом Порфирию (Успенскому) была вручена инструкция, согласно которой он и его подчиненные (иеромонах Феофан (Говоров) и студенты Петр Соловьев и Николай Крылов) посылались в Иерусалим на три года «не иначе как в качестве поклонников».

Инструкция РДМ во главе с отцом Порфирием так определяла «цель ее назначения:

1. Иметь в Иерусалиме, как действительном центре православного исповедания на востоке, представителей русской церкви и образец нашего благолепного богослужения.

2. Преобразовать, мало по малу, само греческое духовенство, возвысить оное в своих собственных глазах столько же, сколько и в глазах православной паствы и

3. Привлечь к православию и утвердить в оном те местные народные элементы, которые постоянно колеблются в своей вере, под влиянием агентов разных исповеданий и слишком легко отступают от православия, вследствие недоверия к греческому духовенству и неблагоразумного поведения сего последнего.

Затем Миссии было строго вменено: не придавать себе иного характера, кроме поклонническаго, не вмешиваться ни в чем в дела греческого духовенства, ограничиваться предложением советов в случае надобности, не вмешиваться в житейские дела наших поклонников и, вообще, всячески стараться не возбуждать подозрений иностранных агентов, дабы не подать толка о каких либо скрытных намерениях России».

Каждые полгода начальник Миссии обязан был отчитываться о проделанной работе послу в Константинополе, который препровождал отчет архимандрита в Святейший Синод через МИД. Таким образом, Миссия была не структурным звеном Священного Синода, а консульским отделом, то есть за рубежом в уменьшенной копии воссоздавались отношения, характерный для самой России. Однако если сравнить проект Порфирия и его реализацию, то проявляется их несоответствие. И как и в самой России в эти отношения закладывалась изначальная конфликтность, корни которой находились еще в петровских преобразованиях и отношении к ним духовенства.

Начальник Миссии не должен был вмешиваться в жизнь греческой иерархии. Ему позволялось лишь подавать «в случае нужды, грустные дружелюбные представления Патриарху и консулу, когда заметит что-то полезное к улучшению участи ... русских поклонников».

При более пристальном рассмотрении инструкции становится понятным, что это «плод досужих канцелярских измышлений». Для

«благолепного служения» как минимум нужен храм, а его РДМ не имела и была вынуждена просить его у Иерусалимского патриарха, становясь в по необходимости в униженное положение. Требуемое «преобразование и возвышение» греческого духовенства могло быть только при сильном влиянии на него, а его архимандрит в силу своего иерархического положения не мог оказать на патриарха, при том, что ему внушено было не придавать себе официального характера.

И самое важное, привлечь к православию и утвердить колеблющихся можно было только при значительных денежных средствах, а их было отпущено «едва 10 тыс. руб. в год».

Таким образом, деятельность миссии могла быть возможною «при двух условиях: сильной поддержке правительства и сочувствии патриархата. Но ни того, ни другого миссия не имела». Доказательством первому служит следующий эпизод: «В другой раз преосв. Порфирий представил о необходимости учреждения в Иерусалиме больницы, собственно для русских поклонников … На все это требовалось единовременной затраты 1800 руб. и прибавления к штату миссии ежегодно 4000 руб. Четыре года продолжалась об этом переписка и не смотря на то, что за предложение преосвященного стояли наш генеральный консул Базили и посланник в Константинополе, переписка опять ни к чему не привела, вероятно по той же причине: нельзя ли подешевле».

А уж об отношении к миссии филэллина и говорить не приходится:

«Иерусалимский патриарх отнесся к назначению нашей миссии крайне недружелюбно и смотрел на нее как на непрошенных гостей. … Кроме того, пребывание в Иерусалиме русского духовенства лишило патриархат некоторой части ежегодных доходов, так как наши поклонники охотнее обращались к своему духовенству, с которым они могли объясняться на родном языке».1 И это притом, что любое действие могло быть успешным только в содействии с патриархатом. Правительство проявило непонимание обстановки на месте, посылая Миссию с консультативными функциями и делая таким образом основной упор на греческое духовенство, считая его преданным и дружественным России. Считая, надо заметить, совершенно ошибочно.

В таких условиях весь результат деятельности миссии сводился к успехам, поддержанным лишь личным усердием отца Порфирия и к неудачам, заложенным самой постановкой миссии.

Основное время деятельности члены миссии посвятили ученым занятиям.

Почти год объезжал отец Порфирий города и селения в Большой Сирии и изучал жизнь православных арабов во всех ее проявлениях. О благоустроении храмов для арабских христиан никто не заботился.

Преосв. Порфирий пишет: «Храмы арабские находятся в столь жалком положении, содержатся в такой неопрятности, что я плакал при обозрении их».

Так отец Порфирий отмечал особую форму миссионерства избранную западными церквями, а именно «социальный евангелизм». И как видно довольно успешную при попустительстве местного клира, который не только не думал об обращении иноверных, но способствовал отпадению от церкви многих православных христиан. Взирая собственными глазами на то, как обращались в Палестине с арабами православные греки, о. Порфирий восклицал: «Это - народ мученик!»И если в прошлые столетия, в эпоху замкнутой системы миллета, которой всячески содействовала Порта, арабы не могли изменить своего положения, то к середине XIX столетия ситуация изменилась, «отношения протестантскаго и латинскаго духовенства к своим туземным паствам, заступничество за них религиозное и в особенности политическое, с каждым днем нагляднее, указывают православному населению, оставленному без всякого призора, его угнетенное положение и заставляют его делать далеко не утешительные для себя сравнения». А от сравнения до перехода в иную веру оставался один шаг, который, при попустительстве греков, малообразованные арабы и совершали.

Основное внимание архимандрита было посвящено постановке общего и религиозного образования православных арабов (впрочем, единственно ему доступного).

В 1849 г. по благословению иерусалимского патриарха Кирилла архимандрит Порфирий открыл школу в Крестном монастыре (в которой могли бы учиться как греки, так арабы). В 1851 г. рядом со Святогробским монастырем открылась женская приходская школа. Эта школа была создана практически полностью на русские деньги (сам архимандрит пожертвовал 2000 пиастров). Каптерев Н. Ф. Сношения Иерусалимских патриархов с русским правительством вXIX столетии. / ППС. Вып. 43. СПб., 1898. С.715.

Хитрово В. Н. Православие в Святой Земле. / ППС. Т. 1. Вып. 1. СПб., 1881. С. 67.

Была создана также типография для издания пособий и книг на арабском языке. Из личных сбережений не раз выплачивались суммы денег учителям «на домашнее обзаведение».