Лексико-грамматические особенности внутреннего монолога на материале романа Т. Хюрлимана "Фройляйн Штарк"

История возникновения психологического романа. Философские основы жанра. Выявление особенностей внутренней монологической речи и ее лингвостилистического функционирования. Композиционная специфика и содержание психологического романа "Фройляйн Штарк".

Рубрика Иностранные языки и языкознание
Вид дипломная работа
Язык русский
Дата добавления 11.10.2013
Размер файла 86,2 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Некоторые ученые рассматривают несобственно-прямую речь как особый вид повествования, заключающийся в смешении/совмещении субъектных планов автора и персонажа, каждый из которых при этом теряет отчасти свою специфику, в результате чего создается новое явление, несущее в себе разноплановые характеристики. Так, Г.Я. Солганик считает, что специфика НПР «заключается в особой форме, способе передачи чужого высказывания - в двуплановости, что позволяет тонко, как бы изнутри характеризовать героя. НПР, как один из способов представления чужой речи, придает тексту гетерогенный характер за счет присутствия другого, по отношению к присутствующему, голоса» (Солганик 2000: 65). Отсутствие четких границ НПР свидетельствует о том, что мы имеем дело с возможностью близкого соотнесения НПР с речью автора.

Признаки, которые отличают НПР от косвенной речи:

- преобладание индикативных глагольных форм, а именно претериальных, претерит приобретает значение настоящего или будущего, плюсквамперфект - значение прошедшего, иногда будущего;

- для НПР характерно употребление восклицательных, вопросительных, неполных, односоставных предложений;

- в НПР могут употребляться диалектизмы, жаргонизмы, междометия, частицы;

От прямой речи НПР отличают следующие признаки:

- сдвиг времен в плоскость прошедшего и двуплановость изображения;

- относительное употребление времен, возникающее, если точкой измерения времени является не момент речи, а временной план соседних предложений;

- транспозиция лица: вместо 1-го лица единственного или множественного числа употребляется 3-е лицо.

В тексте НПР реализуется на трех уровнях: грамматическом, синтаксическом и лексическом. Грамматико-морфологические признаки тесно связаны с такими категориями, как время, вид, коммуникативные регистры и лицо. В немецком языке основным структурообразующим фактором в большинстве случаев является сдвиг времен (Tempusverschiebung). Сдвиг времен заключается в том, что глагольные формы данного высказывания согласуются во временном плане с претериальным авторским контекстом, смещаясь на одну ступень дальше в плоскость прошедшего. Презенсу индикатив во всех его значениях соответствует претерит индикатив, перфекту и претериту индикатив - плюсквамперфект индикатив. Футурум I и II первоначального высказывания «сдвинуть» нельзя, так как такой формы в немецком языке не существует. В связи с этим, когда необходимо специализированное средство выражения будущего, в несобственно-прямой речи на общем индикативном фоне употребляется кондиционалис I или II. Особое место занимает конъюнктив. С помощью него выражается нереальность (нереальное желание, нереальное условие, нереальное сравнение, нереальное следствие, нереальная уступка), возможность, (по)желание, побуждение, предложение, сомнение или неуверенность. Ирреальная модальность конъюнктива в немецком языке связана с категорией времени, т.к. по его форме можно определить время действия или события.

В коммуникативных регистрах, т.е. моделях/способах восприятия и представления действительности, Г.А. Золотова выделяет пять типов: репродуктивный (изобразительный) регистр (сообщает о наблюдаемом, с подрегистрами повествовательным и описательным), информативный регистр (сообщает об известном говорящему, об осмысляемом, интерпретируемом), генеритивный регистр (обобщает знание, мнение, выводя за пределы текстового времени), волютивный регистр (побуждает адресата к действию), реактивный регистр (выражает оценочную реакцию на речевую ситуацию) (Золотова 2004)

К лексическим признакам, характеризующим несобственно-прямую речь, относятся: усилительные модальные частицы (selbst, nun, doch), вопросительные модальные частицы (wirklich, ob, denn), неопределенные местоимения, отрицательные местоимения, а также лексические единицы, характерные для разговорной речи, которые привносят в высказывание дополнительные экспрессивные оттенки. Также используются некоторые виды вводных слов с различными модальными оттенками.

3. ЛЕКСИКО-ГРАММАТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ВНУТРЕННЕГО МОНОЛОГА НА МАТЕРИАЛЕ РОМАНА Т. ХЮРЛИМАНА «ФРОЙЛЯЙН ШТАРК»

3.1 Лексические особенности

К лексическим особенностям внутреннего монолога в романе Хюрлимана можно отнести:

- наличие разговорной лексики

- наличие сниженной, экспрессивной лексики

- наличие архаизмов и иностранных слов

- наличие междометий

- наличие лексики, присущей высокому стилю

- наличие окказионализмов и использование лексических экспериментов.

В наибольшей степени в романе представлены слова и выражения, присущие разговорному стилю речи. Частое употребление разговорной лексики в структуре внутреннего монолога обусловлено тем, что в разговоре с собой персонаж не должен соблюдать никаких формальностей. Ему не обязательно фильтровать свою речь и использовать исключительно вежливые и официальные формы общения, ведь это разговор с самим собой, поэтому используется лексика, характерная для разговора в непринужденной обстановке. При этом следует отметить, что читатель наблюдает за происходящим с точки зрения главного героя, поэтому лексика здесь в каждом отдельном случае выполняет особые функции, в частности функцию характеризации персонажей и ситуаций.

В следующих примерах использование разговорной лексики выполняет функцию характеризации внешности, манер, привычек персонажей:

Der Onkel hatte sie abgeschmettert (Дядюшка пока что отбрил ее) Ich sah ihnen misstraurisch nach, dem runden Onkel und dem langen, durren, in seinen Rohrenhosen davonstaksenden Storchenbein. (Я с недоверием проводил их взглядом -- круглого дядюшку и длинного, тощего, похожего на марширующую цаплю Шторхенбайна.)

Um 16 Uhr 15 ein letzter Bus, eine auffallig-schwatzhafte Schar von Lehrerinnen aus Villingen-Schwenningen. (В шестнадцать часов пятнадцать минут приходит последний автобус, из которого высыпает без умолку тараторящая толпа учительниц из Филлинген-Швеннингена.)

Die Eltern hatten mich in die Bibliothek abgeschoben (Родители сплавили меня в библиотеку)

Der Onkel hatte mich ein paar Tage lang geschnitten, aus welchen Grunden auch immer, vielleicht soff er zuviel und konnte es, verkatert, wie er war, nur schwer ertragen, dass ein verwandter Katz den Schweif unter seinen Tisch hangen lie?. (Несколько дней дядюшка игнорировал меня по каким-то неизвестным причинам -- может, просто надирался, как матрос: в состоянии похмелья он не любил делить трапезу с другими представителями семейства хвостатых, пусть даже родственников.)

Er war um die Ecke verschwunden, das Parchen glotzte, verlegen zog ich meine Mutze, dann sah ich zu, dass ich den Onkel einholte. (Он тем временем исчез за углом, парочка вытаращилась на меня, я смущенно снял кепку и, слегка поклонившись, поспешил вслед за ним.)

Также нередко используется разговорная лексика для того, чтобы более ярко охарактеризовать какое-либо действие:

Seitdem ich entschlossen war, mich zu hauten, das Katzenwesen loszuwerden, geschah gerade das Gegenteil, der Stamm der Katzen wehrte sich, ubernahm meine Augen, formte mein Gesicht, und sonderbar, bald schnupperte und schnuffelte dieses Riechorgan derart ungeniert, dass ich hie und da glauben musste, es gehorche nicht mir, sondern den schon bestrumpften Beinen einer Besucherin. (С тех пор как я решил поменять кожу, избавиться от своей каценячьей сущности, все получалось наоборот, племя Кацев не сдавалось, оно защищалось, оно завладело моими глазами, моим носом, и, странное дело -- вскоре этот орган обоняния так распоясался, что мне иногда казалось, будто он вовсе не мой и повинуется не мне, а затянутым в чулки ногам той или иной посетительницы.)

Und ich konnte nur hoffen, dass Katzenhafte aus mir hinauszubeten (и мне оставалось только надеяться, что я смогу вытравить, вымолить из себя свое каценячье нутро.)

Die Fragerei nach seinen Brudern sei ihnen mehr und mehr auf die Nerven gegangen. (кому-то очень действовали на нервы его упрямые поиски брата и сестры.)

Экспрессивная, сниженная лексика в структуре внутреннего монолога романа выполняет различные стилистические функции - экспрессивного усиления, характерологическую функцию.

Dumme Kuh! (Дура!) - так характеризует главный герой романа посетительницу библиотеки, которая ничего не смыслит в античной литературе и то и дело переспрашивает его о том, кто такой Диодорус Сицилус и что такое ante Christem natum. Эта неграмотная посетительница для монастырской библиотеки - дело привычное, и автор дает нам это понять фразой «Aber bitte, das ist das Los eines vom Onkel gepragten Kulturfuhrers.» (Но тут уж ничего не поделаешь, таков печальный жребий экскурсовода, работающего в дядюшкином стиле). Еще несколько случаев употребления экспрессивной лексики для характеризации посетительниц библиотеки:

Ph! Auf Zicken bin ich nicht angewiesen. (Подумаешь! Нужна мне эта коза!)

War ich verzeigt worden? Vermutlich ja, denn unmittelbar nach einem unbedeutenden Zwischenfall, der hauptsachlich aus dem Gezeter einer Wuchtbrumme bestanden hatte, waren die schonen Tage von Aranjuez, wie der Onkel gesagt haben wurde, vorbei. (Жаловались ли они на меня? По-видимому, да, так как непосредственно после одного незначительного инцидента -- возмущенных причитаний одной бегемотихи -- златые дни в Аранхуэсе, как выразился бы дядюшка, пришли к концу.)

Немало сниженной и просторечной лексики использует автор для характеризации собутыльников дядюшки, вместе с которыми ему однажды довелось провести вечер в кабаке:

Auch Altherr Hadubrand, der mir bisher nicht aufgefallen war, lie? mit seltsamer Langsamkeit seinen Kopf nach vorn sinken, genau uber das Glas, das er mit heraushangenden Augenkugeln derart intensiv anstarrte, als wurde ihm gleich die Kotze kommen. (Даже господин Хадубранд, который до этого не привлекал моего внимания, медленно опустил голову и так неотрывно уставился выпученными глазами в свою кружку, что, казалось, он собирается извергнуть в нее содержимое желудка.)

Doch kaum trat der Wirt an seine Seite, schien der dicke Hadubrand wiederaufzuleben, der Mund wurgte ein Paar grunzende Laute hervor, und die Rechte, die zu Porters Podex gefunden hatte, began diesen knetend zu liebkosen. (Однако, когда у стола появился хозяин, толстый Хадубранд вдруг ожил, его правая рука потянулась к заднице Портера и принялась мять ее, как пластилин.)

Автор использует тонкий стилистический прием для того, чтобы подчеркнуть неприятные ощущения от места, в котором происходит действие: Uber dem Tresen hing an zwei gelben Ketten der uringelbe Balken einer Bierreklame (Над стойкой висел на цепях желтый, цвета мочи щит с рекламой пива) В данном примере мы видим ассоциативное описание предмета, основанное на воспоминании о чем-то неприятном. Такая ассоциация представляется логичной, если учесть, что мальчику было всего 12 лет, и впервые попав в подобное место, он мог быть неприятно поражен царившим там распутством.

Передавая слова дядюшки о городе, в котором они живут, автор также использует много экспрессивной лексики: Fur ihn, dozierte er auf dem Weg, befinde sich die Stadt noch immer im Mittelalter, und die Klostergasse sei eine einzige Kloake, Kloake im Wortsinn, hier wurden sich seuchentrachtig die Abwasser walzen, […] auch sei es Usus, die Pi?potte uber der Gasse auszuschutten, stets und standing klatsche Schei?e herab, es stinke zum Himmel, weshalb sich nur die Plebs, auch das nieder Volk genannt, ebenerdig zu verkostigen pflege. (Для него, разглагольствует он по дороге, город навсегда остался в Средневековье, и Монастырский переулок -- это сплошная клоака, клоака в буквальном смысле слова: здесь рекой льются зачумленные зловонные сточные воды, […]. Обычным делом было также выливать в переулок содержимое ночных горшков -- то и дело на мостовую шлепалось дерьмо; вонь стояла до небес. Поэтому только плебеи, то есть простолюдины, вкушают земную пищу на цокольном этаже.)

Нередко высказывается предположение о том, что мог бы сказать или подумать какой-либо персонаж, также в довольно экспрессивной форме:

Ob das hei?e, fragt die Eins eher zaghaft, dass sie dort oben, in der Klosterburg, Katzenvisagen nicht besonders mogen wurden, worauf der Kutterich ein kraftiges: Allerdings! ruft, allerdings, du Pfeife, wer mag schon Katzenvisagen, wir jedenfalls nicht! (Означает ли это, робко спрашивает вариант первый, что там наверху, за высокими монастырскими стенами, не очень-то жалуют каценячьи рожи, на что этот гусак в рясе сердито крякает: «Еще бы! Балда! Кому они нужны, эти каценячьи рожи? Нам, во всяком случае, они не нужны, ясно?») В этом высказывании раскрывается также внутренний конфликт в сознании главного героя, его подозрения в том, что род Кацев, к которому он принадлежит, по какой-то причине может быть не принят в обществе.

Архаизмы и иностранные слова в структуре внутреннего монолога данного романа представлены в минимальном количестве, но они также осуществляют характерологическую функцию и придают определенный пафос мыслям персонажа и всему повествованию.

Наиболее частым является употребление слова bref (от французского «короткий», «короче»). Дядюшка главного героя часто использовал это заимствованное слово в своей речи, и племянник перенял у него эту привычку: Dieser Boden war aus Kirschbaum- und Tannenholz zusammengefugt, erhaben wie ein Schiffsdeck, wohlklingender als ein Geigenkasten, bref, wie der Onkel sagen wurde, ohne sich dann im mindesten um diese Ankundigung zu kummern, bref, also in Kurze: … (Он был набран из вишни и ели, этот благородный, как палуба корабля, и звонкий, как корпус скрипки, пол -- bref, как сказал бы дядюшка, тут же позабыв об этом призыве, bref:…)

Bref: Ich verstand es immer besser, sie glauben zu lassen, was sie von mir erwartete, und manchmal glaubte ich sogar selbst, dass es keinen Frommeren gebe als mich, die grundbrave, kreuzkatholische, kantsittliche Variante. (Bref: я все искусней укреплял в ней веру в успешность моего очеловечения, а иногда и сам верил в то, что нет на свете более набожного отрока, чем я, что я -- сама добродетель, католик до мозга костей, зерцало нравственности а-ля Кант.)

Bref: Bei einer Hinterkopfbetrachtung im mitternachtlichen Badezimmer war ich an ein Instrument geraten, das von sich aus signalisierte, es konnte mir helfen, unter die Rocke und hinter das Geheimnis zu kommen, das sie so schon, so aufreizend verhullten.( Bref: при изучении своего затылка в ванной комнате глубокой ночью я вдруг случайно увидел в зеркальце ценный инструмент, открывавший мне путь под юбки, а значит, и к разгадке прекрасной, волнующей тайны, которую они в себе таили.)

Используются и другие французские слова: Oder sollte ich mit meinem Posten beginnen und dem Beichtpriester gestehen, neuerdings musste ich mit der Gewissheit leben, dass ich dicke Derrieres moge, schon pralle Hintern, die die Rocke zu Zelten auseinanderfalten? (Или начать с моей должности и признаться духовнику: мол, с некоторых пор я живу с греховным сознанием того, что мне нравятся толстые задницы, полные, крепкие попы, растягивающие юбки и придающие им сходство с шатрами?)

В следующих примерах французские слова придают высказыванию определенную выразительность: Joseph Katz lie? nichts unversucht, um die Textilfabrik zu halten, doch schien er von Anfang an gewu?t zu haben, dass er gegen Windmuhlen kampfte - die Zeit der feinen Stoffe war passe. (Йозеф Кац сделал все возможное и невозможное, чтобы удержать фабрику на плаву, но, похоже, он с самого начала знал, что сражается с ветряными мельницами -- время тонких, благородных тканей миновало.) Jetzt schraubte sie am Kiosk den Glace-Wimpel ab (И вот теперь она сняла шелковый флажок, развевавшийся над киоском)

Также автор часто прибегает к использованию латинских слов и выражений: Ich hatte vergessen, dass der ehrwurdige Stiftsbibliothekar eben doch mein avunculus war, der Bruder von Mama, und offenbar geneigt, pro nepote ein Auge zuzudrucken. (Я совершенно забыл, что дядюшка как -- никак мой avunculus -- родной брат моей мамы и явно не прочь в очередной раз закрыть глаза на проделки своего племянника.)

Sie hatte mich ins Tabularium geschickt, vor das hohe Gericht des Onkels, das schon, ja, Erziehung mu?te sein, Menschwerdung, Christwerdung, aber weitere Sanktionen oder Poenitenzen waren in puncto puncti nicht vorgesehen. (Она свое дело сделала -- отправила меня в табулярий, к грозному судье, воспитание есть воспитание, это было сделано для моего очеловечения и обращения в христианство, но дальнейшие санкции или poenitentiae in puncto puncti были не предусмотрены.)

Употребление междометий в каждом отдельном случае подчеркивает ту или иную эмоцию автора, например, разочарование: Aber ach, es waren die letzten Tage von Aranjuez. (Но, увы, это были последние «златые дни в Аранхуэсе»);

Um neun began mein Dienst, ich heftete den Blick auf den Boden, nur auf ihre Schuhe, aber ach, schon in der Bibel steht geschrieben, es sei schwer, am Zoll zu leben und nicht reich zu werden. (В девять начиналась моя служба, я старался не отрывать глаз от пола, от башмаков, но, увы, даже в Библии сказано, что трудно сидеть у сбора пошлин и не разбогатеть.)

Ach, der verga? immer ofter, dass er drauf und dran war, seinen Kampf zu verlieren, sein kurzes Katzenleben auszuhauchen. (Ах, он все чаще забывал о том, что сам хотел быть побежденным, покончить со своей короткой каценячьей жизнью.) Пренебрежение: Ph! Auf Zicken bin ich nicht angewiesen. (Подумаешь! Нужна мне эта коза!)

Эмоциональность лексики в структуре внутреннего монолога достигается не только традиционными способами, но и новыми, оригинальными путями: употребление бессмысленных слов, имитация звуков. Такие лексические эксперименты обладают особой экспрессией:

Am andern Morgen strickte sie weiter, klickidi-klick, klickidi-klick, klickidi-klick, und jedesmal, wenn sie ein Paar dieser verdammten Kniestrumpfe fertig hatte, wurden sie in einem Koffer, den sie in meiner Kammer aufgeklappt hatte, verstaut. (На следующий день она опять принялась за свое: клике-ди-клик! клике-ди -- клик! И каждый раз, закончив очередную пару этих распроклятых носков, она укладывала их в чемодан, который принесла в мою комнату.)

Имитация звуков, которые издают спицы, используется здесь для того, чтобы показать напряжение и беспокойство, которые они доставляют герою, так как эти звуки означают, что Фройляйн Штарк злится и поскорее хочет отправить его в монастырскую школу: Beide horchten wir nach druben, ins E?zimmer, wo wieder das Klicken zu horen war, klickidi-klick, sie strickte immer noch, strickte Paar um Paar um Paar, der Wollteig wuchs und wucherte, irgendwann wurde ich an diesem Koffer ersticken. (Мы настороженно прислушиваемся: в столовой опять слышно звяканье спиц -- клике-ди-клик. Она все вяжет, пару за парой, черное шерстяное «тесто» заполняет мой чемодан и вот-вот потечет через край.)

3.2 Грамматические особенности

Грамматические особенности в романе представлены в наибольшей степени в синтаксисе, который включает в себя широкий спектр стилистических фигур. Встречаются неполные структуры, безличные предложения, эллипсы, парцелляции, парантезы, необычное построение высказываний, например: […], um zwolf [gibt es] das Mittagessen, um drei [gibt es] die gro?e Flaute. (Потом кофе, в двенадцать -- обед, в три -- затишье.)

Ja, sie behandelte mich freundlich. Wie immer. Heute sogar besonders freundlich. (Да, она была приветлива. Как всегда. А сегодня особенно приветлива.)

Ich halte ihr die Pantoffeln hin, die schwarze Naht schlupft in den Schuh zuruck, der Schuh [schlupft ] in die Filzhaube, die Filzhaube [schlupft] uber die Schwelle, […] (Я подставляю ей башмаки, черный чулочный шов ныряет обратно в туфельку, туфелька -- в войлочный башмак, войлочный башмак беззвучно скользит через порог зала, […])

Dahocken. Dosen. Dammern. (Изнурительная неподвижность. Чугунная полудрема. Звенящая тишина.)

Schwarze, feinmaschige Seidenstrumpfe. (Черные плотные шелковые чулки.)

Oft dosten sie. Keine Sieger. Nicht einmal Kampfer. (Они больше дремали, чем печатали. Горе-победители, которых даже борцами нельзя было назвать.)

Kein Vogelrufen mehr, kein Gequake, kein Quarren, nichts. Nur Nebel. (Ни щебета птиц, ни кваканья лягушек -- ничего. Только туман.)

In Kaltbrunn, einem Dorf am Rickenspa?, hatten sie ihn trotz seiner Jugend - Katz war noch keine siebzehn Jahre alt - zum Posthalter gewahlt. (В деревне Кальтбрунн у перевала Риккенпас Йозефа, несмотря на его возраст -- ему тогда не было и семнадцати, -- назначили начальником почтового отделения.)

Beinah hatte ich geheult. Geheult oder gelacht. Paare, uberall Paare. (Я чуть не разревелся. Или расхохотался. У каждого кто-то есть, все живут парами)

Am andern Morgen - es war ein Montag - war es wunderbar still. (На следующее утро, в понедельник, было странно тихо.)

Ich musste das, was er aus mir machen wollte, schon vorher sein: einer von uns. Einer wie alle. (Заранее стать тем, кем он хотел меня сделать: человеком, обыкновенным, как все. Одним из них, одним из множества.)

Das Gesicht zeigte mir eine Nase, und diese Nase - man soll es nicht fur moglich halten! - rumpfte sich uber ihre eigene Vorhandenheit. (Посредине торчал нос, и этот нос -- невероятно, но факт! -- морщился сам на себя, на свое собственное наличие.)

Особую нишу здесь занимают вопросительные предложения, так как они выполняют во внутреннем монологе очень важную функцию. Главный герой романа - маленький Кац - находится в окружении тайн, будь то тайна его семьи или тайна взросления, и взрослые, которые его окружают, не могут дать четкое и понятное объяснение тому, что происходит. Работники библиотеки подкидывают маленькому Кацу информацию о его семье по крупицам, которая только сильнее его запутывает, а Фройляйн Штарк упрекает мальчика в нарушении седьмой заповеди, хотя он находится в нормальной для него стадии полового созревания и его интерес к противоположному полу вполне естественен для его возраста. Все это заставляет мальчика страдать от бесконечных сомнений и догадок. Поэтому большое число риторических вопросов во внутреннем монологе романа используется для того, чтобы показать читателю смятение в душе мальчика и неуверенность в том, что он поступает правильно. В половине случаев автор сам пытается дать ответ на поставленный вопрос, разобраться в ситуации, т.е. используется вопросно-ответная форма повествования.

Например, уже в первой главе автор делает попытку проанализировать характер Фройляйн Штарк: War das Fraulein fromm? Vermutlich schon, doch muss es eine eigene, appenzellische und sehr weibliche Frommigkeit gewesen sein. (Была ли Фройляйн Штарк набожна? Пожалуй, да, но это, без сомнения, была особая, своеобразная аппенцельская и очень женская набожность.) В дальнейшем еще не раз мальчик будет пытаться понять, кто же она на самом деле, что у нее на уме: Sie ging. Etwa zum Onkel? War die Stark der Zwiespalt in Person, die pure Falschheit, mein Schicksal bereits entscheiden? War dies die letzte Nacht an Bord? (Она ушла. К дядюшке? Может, фройляйн Штарк -- это действительно воплощенная двойственность? Фальшь в чистом виде? Может, моя судьба уже решена и это моя последняя ночь на борту?) Многие вопросы уже с самого начала терзают мальчика и так и остаются невысказанными: Fraulein Stark, hatte ich gern gefragt, warum haben Sie behauptet, ich sei ein kleiner Katz? Und warum muss man da »besonders aufpassen«? (Я бы с удовольствием спросил ее: «Фройляйн Штарк, а почему вы сказали, что я маленький Кац? И почему за мной „нужен глаз да глаз"?»)

Когда мальчик начинает интересоваться, что под собой скрывают юбки посетительниц библиотеки и ощущать их ароматы, у него появляются новые вопросы: Hatte sie also doch recht, die Stark? War meine Nase - anders? (Выходит, фройляйн Штарк была права -- мой нос устроен как-то по-особому?) Наш герой думает, что его нос - не такой как у всех; у всех, кто принадлежит к роду Кацев, он особенный, и уже сейчас начинает ощущать свою отрешенность от мира: Ich hatte eine Nase, und diese Nase wollte riechen, riechen! Aber ging es nicht allen so? (У меня был нос, и этот нос жаждал запахов! Но разве у других людей носы устроены иначе?) Но ведь на самом деле желание ощущать запахи женщин естественно для его возраста, однако тонкие намеки Фройляйн Штарк поселяют сомнение в душе мальчика. Он уже не уверен, что это естественно, он начинает думать об этом как о каком-то недуге или изъяне: Eine Seelen-Apotheke fuhre alles, hatte der Onkel gesagt, jede Krankheit und jedes Mittelchen dagegen, von Aristoteles bis Zyste. Wirklich alles? (В аптеке для души есть всё, как говорил дядюшка, любая болезнь и любое лекарство, -- всё, от Аристотеля до ящура. Неужели и правда всё?)

На протяжении всего романа мальчика одолевают «греховные» мысли, и вместе с тем связанные с ними сомнения и тревоги:

Was fur eine Verbindung bestand zwischen mir und dem andern Geschlecht? Was reizte mich an ihrer Unterwasche? (Какая же связь между мной и другим полом? Что меня так привлекает в их нижнем белье?)

War es denn eine Sunde, den Wohlgeruch der Frauen einzuatmen? War es eine Sunde, hie und da einen sheuen Blick unter ihre Rocke zu riskieren? (Неужели это действительно грех-вдыхать аромат женщин? Или время от времени робко заглядывать к ним под юбки?) Warum erregten mich diese Dinge? Ja, verdammtnochmal, warum wurde mir das Fraulein in seinem Alpendecor mit jedem Tag gleichgultiger, wahrend ich mit Stielaugen und Katzenschwanz auf ein Nunu-Zeug reagierte, das die Bucherarche, die ja Abertausende von Wortern hutete, nur in einem Dictionnaire anfuhrte: Dessous = darunter, Unterteil, Unterwasche? (Почему меня все это так возбуждало? Почему, черт побери, мне с каждым днем было все больше наплевать на опасную близость фройляйн Штарк, когда я реагировал своими хищными зенками и проклятым отростком на это явление презренного предметно-плотского мира, представленное на борту нашего книжного ковчега -- где хранятся десятки и сотни тысяч слов! -- лишь в виде крохотной словарной статьи: «Нижнее белье»?..)

Aber was sollte ich sagen? Sollte ich sagen: Ehrwurdiger Vater, seit einiger Zeit habe ich eine Nase und bin dadurch in die Lage versetzt, den Duft der Frauen zu riechen? Oder sollte ich mit meinem Posten beginnen und dem Beichtpriester gestehen, neuerdings musste ich mit der Gewissheit leben, dass ich dicke Derrieres moge, schon pralle Hintern, die die Rocke zu Zelten auseinanderfalten? Ware dies der Weg zur Absolution: Ehrwurdiger Vater, wie ich jetzt von Ihnen knie, knie ich tagsuber vor dem Portal der weltberuhmten Stiftsbibliothek, versehe die Frauenfu?e mit Pantoffeln, verdrehe hie und da die Augen, schiele unter die Rocke, und glauben Sie mir, ich ware Ihnen von Herzen dankbar, wenn Sie mir endlich erklaren konnten, was mich da anzieht, was mich lockt, was mich treibt!? Nein. (Но что я должен был сказать? Ваше преподобие, у меня есть нос, и поэтому я не могу не вдыхать аромат женщин? Или начать с моей должности и признаться духовнику: мол, с некоторых пор я живу с греховным сознанием того, что мне нравятся толстые задницы, полные, крепкие попы, растягивающие юбки и придающие им сходство с шатрами? А может, чтобы получить абсолюцию, мне следует сказать: «Ваше преподобие, так же как я сейчас стою перед вами на коленях, я день за днем стою на коленях перед дверью всемирно известной библиотеки, надевая на ноги посетительниц войлочные лапти, и время от времени закатываю вверх глаза и заглядываю им под юбки, и был бы вам премного благодарен, если бы вы наконец объяснили мне, что же меня там так привлекает, что притягивает меня как магнит?»)

Через какое-то время мальчик решает узнать историю своей семьи и выяснить, почему же за Кацем «нужен глаз да глаз». Он отправляется в библиотеку и, пока никто не видит, копается в поисках какой-нибудь информации среди библиотечных стеллажей. В этот момент мимо проходит дядюшка, но ничего не говорит. Ощущение, что он делает что-то запрещенное, преследует мальчика и здесь: Wusste er, wonach ich suchte? (Знал ли он, что я ищу?)

По мере того, как мальчик узнает факты из истории рода Кацев, туман не рассеивается, и вопросов становится все больше: Was war den los mit diesen verdammten Katzen, dachte ich immer wieder, warum hatten sie nach dem Sumpftod der Mutter die Kinder mit Weihwasser abgespritzt, warum hatten sie sie davongetragen und im graudusteren Uznach ins Waisenhaus geworfen? Was hatte Joseph, der Alteste, dem Uznacher Pfarrer versprechen mussen, um vier von den sechs Katzen zuruckzubekommen, und was war mit jenen passiert, die fur immer verschwunden blieben? Blieben sie wirklich verschwunden? Oder sind sie irgendwann zuruckgekehrt? Und warum hatte es der Frisch mit Zellwegers Witwe, einer geborenen Singer, verheiratete Dr. jur. Joseph Katz fur kluger gehalten, seinen Namen nicht auf das Dach und in den Himmel zu schreiben? Warum hatten sie diesen Namen spater weggeschossen, nicht aber den voll Zellweger, und warum hatte sich der Sohn des Joseph, namlich Jacobus, mein spaterer Onkel, nach dem Untergang der Seidenfabrik Hals uber Kopf in ein Priesterseminar gefluchtet? War im Katzengeschlecht etwas verborgen, das ihm Feinde bescherte, naturliche Feinde, nahe Feinde, freundliche Feinde, hundisch ergebene, und konnte es sein, fragte ich mich zunehmend gequalter, noch kleiner, noch runder werdend, dass zu diesen Katzefeinden auch das Rudel der Hilfsbibliothekare gehorte? Futterten sie mich mit geheimen Papieren, um mich vor dem Onkel und seiner Herkunft zu warnen? Wollten sie mich, ahnlich wie die Altherren, auf ihre Seite ziehen: Gelt, du bist einer von uns!? Aber warum? Was hatten sie davon? So viele Fragen, keine Antwort und schlie?lich ein boser, wie ein Blutstropfen in ein reines Wasserglas fallender Verdacht: Handelten die feigen Schnapftrinker auf Befehl? Steckte das Fraulein und nicht, wie ich ursprunglich vermutet hatte, der lustige Vize Storchenbein dahinter? Gut, zugegeben, ich hatte, wieder gegen das Sechste versto?en, ich war ruckf allig geworden, ich hatte zu diesem verdammten Spiegelchen gegriffen, aber gab das dem Fraulein das Recht, mich zur Strafe in Zweifel und Angste hineinzudrangen, die mich verfolgten wie hechelnde Hunde? (Что же произошло с этими проклятыми Кацами? -- думал я вновь и вновь. Почему после гибели матери детей обрызгали святой водой, унесли прочь и бросили в сиротский приют в этом сером, мрачном Уцнахе? Что должен был пообещать Йозеф, старший сын, уцнахскому священнику, чтобы забрать четверых из шести каценят, и что стало с теми двумя, которые исчезли? Действительно ли они исчезли навсегда? Или они все же когда-нибудь вернулись? И почему женившийся на вдове Цельвегера, урожденной Зингер, молодой адвокат Йозеф Кац считал, что лучше не писать свою фамилию на крыше фабрики, в поднебесье? Почему солдаты потом отстрелили именно эту фамилию, а не фамилию Цельвегер и почему сын Йозефа, Якобус, мой дядюшка, после гибели фабрики со всех ног бросился прятаться в духовную семинарию? Может, род Кацев заключал в себе нечто, что порождало врагов, естественных врагов, близких врагов, приветливых, по-собачьи преданных врагов? Может, к их врагам принадлежит и банда ассистентов? Может, они пичкают меня тайными материалами и документами, чтобы предостеречь от дядюшки с его происхождением? Не хотят ли они перетянуть меня на свою сторону, как дядюшкины собутыльники -- «Ты же наш человек!»? Но зачем? Какая им от этого польза? Столько вопросов, и ни одного ответа, и в конце концов зловещее, как капля крови, упавшая в стакан с чистой водой, подозрение: «Может, эти трусливые пьяницы действуют по приказу? Может, за всем этим стоит не весельчак Шторхенбайн, как я предполагал, а фройляйн Штарк?» Допустим, я действительно нарушал седьмую заповедь, допустим, я опять взялся за старое, прибегнул к проклятому зеркальцу, но какое право она имела наказывать меня за это страхами и сомнениями, которые преследовали меня, как свора бешеных собак?)

Что касается дяди мальчика, то зачастую мотивы каких-либо его действий или слов выглядят очень туманными и сбивают мальчика с толку. Например, однажды дядюшка рассказал своему племяннику историю о том, как известный философ Иммануил Кант изобрел чулки. Зачем он рассказал ему эту историю? Маленький Кац не знает: Aber was sollte ich aus dieser Adnote lernen? Neigungen hintanstellen, pflichtgema?es Pantoffelverteilen a la Kant? Oder hatte mich der Onkel zu trosten versucht? Wollte er mir sagen, sogar Kant, der kommodenfullende Vernunftphilosoph, habe sich mit Kniestrumpfproblemen herumschlagen mussen? (Однако какие выводы мне надлежало сделать из этого наставления? К чему призывал меня дядюшка? К подавлению пагубных наклонностей, к бескорыстному служению башмачному делу а-ля Кант? Или он пытался утешить меня? Желая сказать, что даже у Канта, критика чистого и практического разума, заполнившего собой целые шкафы, были проблемы с носками?) В другой раз, когда они направлялись в кабак, мальчик услышал от дяди о том, что для Блаженного Августина не существовало настоящего времени, так как все люди живут либо в прошлом, либо в будущем, а «сейчас» - момент, который ускользает, не успеешь произнести это слово - «сейчас». И снова мальчик озадачен: Aber was sollte der Hinweis auf Augustinus bedeuten? War es ein verdecktes Lob? Gab er mir den rat, mich auch kunftig mit der Vergangenheit zu beschaftigen, das Leben im Perfekt aufzuspuren? Oder war es gerade umgekehrt? Zeigte sein Hopsen, dass es eben doch ein jetzt gibt? (Но к чему он рассказал мне про Блаженного Августина? Может, это скрытая похвала? Может, он тем самым советовал мне и впредь заниматься прошлым, исследовать жизнь в прошедшем времени? Или наоборот? Не означают ли его прыжки, что «сейчас» все же существует?) После этого дядюшка проиллюстрировал мысль Блаженного Августина несколькими прыжками. Wie musste ich sein Lob inetrpetieren, als Lob oder als Tadel? Sollte ich die Pfoten von den Katzen lassen oder noch tiefer in ihre Geschichte hineinkriechen? (Как я должен был истолковать его прыжки -- как поощрение или как упрек? Что мне надлежало сделать -- оставить в покое каценят или, наоборот, копать эту историю еще глубже?)

В некоторых случаях риторические вопросы позволяют читателю узнать что-то о характере не только главного героя, но и окружающих его персонажей. Следующий пример позволяет предположить, что дядя был замкнутым человеком: Hat der Onkel je aus seinem Leben erzahlt, von seinen Angsten und Freuden? Ich glaube nicht. (Рассказывал ли дядя когда-нибудь о своей жизни? О своих тревогах и радостях? Мне кажется, нет.)

Также риторические вопросы наглядно показывают развитие отношений между маленьким Кацем и его дядей и Фройляйн Штарк:

Zwietracht? Vielleicht sage ich besser: Unser Verhaltnis kuhlte sich ab, denn gar so wichtig war ich nicht fur ihn. (Раздор? Ссора? Нет, я, пожалуй, выразил бы это так: наши отношения с дядюшкой остыли -- я ведь не был для него так уж важен.)

Was meinte er mit seinem: Lassen wir das, lassen wir das Spekulieren? Wollte er damit sagen, dass ihm meine Katzensuche auf die Nerven ging? Aber warum lie? er dann zu, dass ich weiterhin mit interessanten, als Privatssima gekennzeichneten Papieren bedient wurde? (Что он хотел сказать? Что означало «Оставим это, друг мой! Оставим спекуляцию, дорогой nepos»? Что ему действуют на нервы мои поиски? Но тогда зачем он позволял своим коллегам снабжать меня бумагами, которые называл privatissima?)

Hatte sie mich endgultig aufgegeben? Gab es fur einen wie mich, dem das Katzische aus dem Gesicht sprang, weder Barmherzigkeit noch Erlosung? (Неужели она поставила на мне крест? Неужели для такого, как я, у которого на лице написана его каценячья сущность, не существовало ни милосердия, ни спасения?) Очень ярко с помощью риторических вопросов автор показывает нам попытки мальчика разобраться, что же происходит в уме этих взрослых, его дяди и Фройляйн Штарк; понять, почему они поступают так или иначе: Aber warum hatte er mich in diese Unterwelt hinabgefuhrt? Wofur sollte ich bestraft werden, fur die Socken, fur die Flucht oder ganz allgemein fur mein Schauen und Schnuppern und Traumen? (Но зачем дядюшка притащил меня сюда, в этот подземный мир? За что я буду наказан -- за носки, за бегство или вообще, за мое высматривание и вынюхивание, за все мои грешные помыслы и деяния?)

Und war sein Tadel nich erstaunlich mild ausgefallen, fast zartlich, gerade so, als amusiere es den Onkel, dass vor dem Portal ein kleiner Katz heranwuchs, ihm ahnlicher von Woche zu Woche, von Tag zu Tag? Aber wie konnte ihn meine Katzenhaftigkeit amusieren, da er doch alles unternahm, um seine zu verleugnen? (А его на удивление мягкий, чуть ли не ласковый выговор по поводу «спекуляции»? Его словно забавляло, что в преддверии книжного святилища подрастал маленький Кац, с каждой неделей, с каждым днем все больше похожий на него самого. Но как его могла забавлять моя каценячья суть, если он делал все возможное, чтобы поглубже запрятать свою?) В этом примере автор достигает особой выразительности, подчеркивая наиболее значимые слова курсивом. Фройлян Штарк тоже нередко ведет себя непонятным для мальчика образом: War es so? Ging sie tatsachlich davon aus, dass mir die Medizin aus dem Giftschrank das katzische Schnuppern und Augen schon ausbrennen wurde? Hoffte sie, die Schauergeschichte vom Ende der Seidenfabrik, das sie ja miterlebt hatte, wurde mich auf die richtige Bahn lenken, weg vom verwunschenen Geschlecht, hin zu all den Guten Braven Reinen, die weder schnuppern noch blicken noch sonst etwas tun, das sie und die Muttergottes im tiefsten verletzte? (А может, и правда? Может, она действительно считала, что это опасное лекарство излечит меня от каценячьей привычки вынюхивать и высматривать? Может, она думала, что ужасная история гибели фабрики, свидетельницей которой она и сама была, отвлечет меня от этого заколдованного рода и направит мои помыслы в другое русло, ко всем этим праведникам, которые не вынюхивают, не высматривают и вообще не делают ничего, что глубоко оскорбляло бы ее и Божью Матерь?)

Anderntags war er bleich und starrte mich mit blutwa?rigen Katzenaugen an. Hatte ihm das Fraulein gesteckt, dass ich ein guter Mensch werden wollte? Aber warum sollte er mir diesen Vorsatz verargen? Er hatte sich doch selbst von einem Katz in einen priesterlichen Geisteskopf verwandelt, in einen ehrwurdigen Pralaten, in einen hochangesehenen, von der ganzen Bucherwelt besuchten Stiftsbibliothekar. Nein, darum ging es nicht, das nahm mir der Onkel nicht ubel, ihn storte etwas anderes. Ihn storte, dass ich aus dem Schubladchen das Geschlecht der Katzen hervorgeholt hatte. Ja, darum gings. (На следующий день он был бледен и смотрел на меня своими налитыми кровью водянистыми каценячьими глазами. Может, фройляйн Штарк уже успела разболтать ему, что я решил стать хорошим человеком? Но зачем ему сердиться на меня за это решение? Он ведь и сам превратился из Каца в священника и служителя духа, в почтенного прелата, всеми уважаемого хранителя монастырской библиотеки, к которому съезжаются ученые со всего света. Нет, причина дядюшкиного недовольства была не в этом, за это он не мог на меня рассердиться. Ему не нравилось что-то другое. Ему не нравилось то, что я откопал в каталожном ящичке и выволок на свет Божий род Кацев. Да, вот в чем было дело.)

Не менее важную функцию во внутреннем монологе романа играют восклицательные предложения. Они выполняют характерологическую функцию и наглядно показывают, какие чувства испытывает главный герой:

…feucht waren ihre Socken, feucht ihre Strumpfe, na? die Sohlen, und wie reizend, wie wunderbar roch dieser Wald aus lauter Beinen nach Nasser Wolle, nassen Fellen! (у всех были мокрые носки и чулки, мокрые подошвы, и как остро, как восхитительно благоухал этот густой лес ног! Какой волнующий дух исходил от этих сырых шкур и грив!)

Sie strickte! (Она вязала!)

Was fur ein Leben! Auf meinem Pantoffelhaufen flog ich von Duftwolke zu Duftwolke, von Frau zu Frau, von Rock zu Rock, die nachste bitte, die nachste, die nachste! (Что за чудная это была жизнь! Я летал на своей куче башмаков от одного облака аромата к другому, от женщины к женщине, от юбки к юбке. -- Следующая, пожалуйста!)

Haben Sie begriffen, Gruppenfuhrerin? Sie wenden sich nicht an einen Aufseher, sondern an die sterbende Cacilia, und seien Sie versichert, Ihre Beschwerde wurde am paradiesesnahen Leidenslacheln der grausam gequalten Martyrerin gnadenlos abprallen! (Вы меня поняли, госпожа групповод? Вы имеете дело не со смотрителями, а с Цецилией, жестоко истязаемой мученицей, и будьте уверены: ваша жалоба отскочит от ее близкой к райскому блаженству улыбки страдания, как от стенки горох!)

Ja, die Absicht war lauter, ich schwore es, muss aber gleich hinzufugen: Das kleine Ding hatte es in sich! (Да, намерения были самые что ни на есть безобидные, я готов в этом поклясться, но должен прибавить: это зеркальце -- коварная вещица!)

Ich konnte weder schlafen noch essen, und dann - Fehlanzeige! (Я лишился сна и аппетита, я каждую минуту ждал грома небесного, и вдруг -- отбой воздушной тревоги!..)

Ja, da war er wieder, der schone Zwiespalt im Fraulein Stark! (Вот вам, пожалуйста, опять эта ее двойственность!)

Was sind schon acht Jahre, sagte ich mir. Die wirst du absitzen, wie du diesen Sommer abgesessen hast, und dann, alter Knabe, kann das Leben beginnen, pulcher et speciosus! Finis. («Что такое восемь лет? Как-нибудь отсидишь. Как отсидел это лето. А потом, старина, начнется жизнь! Pulcher et speciosus! Finis.) Немало восклицательных предложений, которые мы встречаем в романе, относятся к анализу главным героем истории семьи Кац:

Alles gut, alles normal - ware nur die Nase nicht gewesen! (Все прекрасно, все хорошо -- если бы только не эти проклятые носы!)

Dieser verfluchte Tumpel! (А все это проклятое болото!)

Eine zwiespaltige Geschichte! (Удивительная история!)

Для того, чтобы подчеркнуть какой-то конкретный факт, автор выдяеляет нужное слово курсивом. Это служит достижению большей выразительности. В следующем примере главный герой не зря подчеркивает, что его начали вкусно кормить. Тем самым он делает акцент на том, что до этого момента все было наоборот. Читатель, конечно, догадывается, что так происходило из-за ссоры с Фройлян Штарк и дядей.

Bref, nun war alles in Ordnung, wieder mochten sie mich, und zum ersten Mal seit Wochen mochten mich beide zugleich. Ich hatte zu essen, erst noch gut zu essen, ich gehorte zur Mannschaft, erst noch auf einem bevorzugten Posten, besser konnte es mir nicht gehen. (Bref: все опять было в порядке. Они опять меня любили, а я впервые за столько времени любил их обоих. Меня опять вкусно кормили (да еще как вкусно!), я опять был членом команды, да еще на почетной должности -- лучше и не придумаешь.)

В остальных примерах выделение курсивом подчеркивает внутренние противоречия главного героя:

Ware nur die Nase nicht gewesen! Meine Nase. (Если бы не этот проклятый нос! Мой нос.)

Ja, meine Verehrte, auch da handelt es sich um einen Zwiespalt, was sage ich, in diesem Fall ist es eine richtige Spaltung - nicht mit einem haben Sie es zu tun, sondern mit zweien, und verschiedener konnten die beiden nicht sein. (Да, почтеннейшая, в данном случае мы тоже имеем дело с двойственностью; да что я говорю -- мы имеем дело с расколом в чистом виде!)

Was tun? Er konnte hochstens versuchen, den nachtlichen Ergu? vorwegzunehmen (Что же делать? Единственное, что он мог, -- это предвосхитить ночное семяизвержение)

Klare Sache, auf das Handspiegelchen wurde sie reagieren mussen, und ich verrate es schon jetzt: Sie hat reagiert, allerdings einfallslos, eher schabig - sie informierte den Onkel. (Ясное дело, на зеркальце ей придется отреагировать, и, забегая вперед, могу сообщить: она отреагировала. Правда, довольно примитивно, чтобы не сказать подло -- она рассказала о случившемся дядюшке.) Weder Bruder noch verwandt, schlimmer: Zwei Varianten einer Person, meiner Person. (Притом что они не братья, ни даже просто родственники. Еще хуже: это два варианта одной персоны, моей персоны.) Am Samstag war ich mit dem Fraulein wieder in die Stadt gegangen, nicht in den »Porter«, nur zum Optiker, und so trug ich an diesem gesegneten Sonntagmorgen zum ersten Mal meine Brille, zwar ein altmodisches, mich entstellendes Gestell, aber siehe da, wirklich ist nicht das Wort, wirklich ist das Fleisch, mein Fleisch und ihr Fleisch, Geruche und Sachen, und was fur Sachen, o du sachfremder Onkel, wirkliche Schlupferschnallen und wirkliche Nylonstrumpfe, Fersen, Stockelschuhe, Unterrocke, Hoschen Oschen Doschen, ja, Onkel, alles wirklich, alles zu sehen, klar zu sehen, zum Greifen nah, zum Sterben schon (В субботу мы с фройляйн Штарк опять отправились в город, на этот раз не в «Портер», а прямо в магазин медицинской оптики, и в то благословенное воскресное утро я впервые надел очки, в старомодной, уродующей мою физиономию оправе, но зато -- о чудо! -- оказалось, что реально существует не Слово, реально существует плоть, моя плоть и их плоть, запахи и предметы -- и какие предметы! О, наивный, отставший от жизни дядюшка! Реальное дамское трико с резинками для чулок и реальные капроновые чулки, пятки, туфельки, нижние юбки, петельки, бретельки, трусики, кружавчики и прочие штучки -- дрючки -- и все отчетливо видно, все так близко, так волнующе-прекрасно, что хоть ложись и помирай.)

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Внутренняя монологическая речь - явление, которое соотносится с мышлением, действенный прием повествовательной техники. В художественном произведении она в определенной мере соотносима с задачами идейно-художественного плана.

Психологический роман - это роман, в котором сферой проявления конфликта является не социальная жизнь героя, а внутренний мир его личности. Особое внимание к душевным процессам, наличие психологического анализа, умение характеризовать эмоции через внешний облик, изображение внутренней речи, тонкость наблюдений относятся к отличительным свойствам психологического романа.

По нашим наблюдениям, психологическая основа внутренней монологической речи составляет различные фазы внутренней речи - поток сознания, внутренний диалог - генетическая производная от внутренней речи, персональный внутренний монолог - производная от внутреннего говорения.

В психологическом романе Томаса Хюрлимана «Фройляйн Штарк» внутренний монолог имеет черты, присущие внутреннему монологу в целом, а также некоторые признаки, которые раскрывают индивидульность писателя и подчеркивают его собственный авторский стиль.

Синтаксису внутренней монологической речи романа свойственна смена объема предложений, обилие редуцированных структур. Наблюдается большое количество экспрессивных конструкций. С их помощью достигается экономная форма передачи информации.

Внутренний монолог служит для воссоздания внутреннего диалога между героем и теми другими персонажами, которые отразились в его сознании. Диалогичность проявляется с самим собой, с автором, с другими героями, и даже с целым миром. Реализация внутреннего монолога связана со сложным процессом становления и самоутверждения, передачей диалектики развития личности. С помощью него передается динамика мыслительного процесса, чувства, внутренние конфликты.

Особенность внутренней монологической речи связана с его большими возможностями в плане тонкой характеристики персонажей. Она выступает как нетрадиционное, но действенное средство передачи исторической, региональной, социальной атмосферы сквозь отражение через сознание персонажей.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Аветисова С.О. Лексико-семантические аспекты интерпретации внутренней монологической речи: На материале текстов американской литературы ХХ в. и их русских переводов [Текст]: Автореф. дис. канд. филол. наук / Аветисова Сильва Ониковна. - Краснодар, 2005.

2. Андриевская А.А. Несобственно-прямая речь в художественной прозе Луи Арагона [Текст] / А.А. Андриевская. - Киев, 1967, - 171 с.

3. Артюшков И.В. Внутренняя речь и ее изображение в художественной литературе: На материале романов Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого [Текст]: Дис. докт. филол. наук. / Артюшков Игорь Викторович. - М., 2004.

4. Артюшков И.В. Безличные и инфинитивные предложения во внутренней речи как средство изображения модально-волевой сферы персонажей [Текст] / И.В. Артюшков // Вестник ВЭГУ. - 2007. - №1. - с. 7-13

5. Баскакова Т.А. Среди книг [Текст] / Т.А. Баскакова // Иностранная литература. - 2003. - №4

6. Бахтин, М.М. Слово в романе [Текст] / М.М. Бахтин // Вопросы литературы и этики: исследования разных лет. М.: Худ. литература, 1975. - С. 72-233.

7. Боборыкин П.Д. Европейский роман в ХIX столетии. Роман на Западе за две трети века [Текст] / П.Д. Боборыкин. - СПб, 1900.

8. Боровина А.Г. Некоторые способы языковой реализации несобственно-прямой речи в немецком и русском языках [Текст] / А.Г. Боровина, Н.В. Пестова. // Вестник Южно-Уральского государственного универститета. - 2008. - №1. - С. 3-6.

9. Bowling L.E. What is the Stream of Consciousness Technique? / L.E. Bowling // Publications of the Modern Language Association in America. N.Y., 1950. - №65. - p. 333-345. Text.

10. Брехт Б. О литературе [Текст] / Б. Брехт. - М.: Худ. лит., 1988, - 524 с.

11. Верани А. Роль внутренней речи в высших психических процессах [Текст] / А. Верани // Культурно-историческая психология. - 2010. - №1. - С.7-17

12. Веселовский А.Н. Историческая поэтика [Текст] / А.Н. Веселовский. - М.: Высшая школа, 1989, - 408с.


Подобные документы

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.