Взаимодействие речевых культур в диалогическом общении: аксиологический взгляд

Методы исследования. В работе использована группа методов и приемов лингвокультурологического, социолингвистического, стилистического, риторического анализа.

Новизна исследования. Предложена методика лингвокультурологического анализа диалогического текста, выявлены речевые механизмы оценивания и на этой базе описано взаимодействие речевых культур.

Теоретическая значимость работы определяется ее включенностью в становление русской лингвокультурологии. Выводы и положения работы могут быть также использованы в трудах по аксиологии, культуре речи, риторике.

Апробация работы. Основные положения диссертации были изложены на межвузовских научных конференциях, проходивших в Уральском государственном университете (1989 г.), Уральском педагогическом университете (1996 г.), Пермском государственном университете (1997 г.), на конференции “Актуальные проблемы лингвистики в вузе и школе” Института языкознания РАН (Пенза 1997). Отдельные этапы исследования и его результаты обсуждались на заседании кафедры риторики и стилистики русского языка Уральского государственного университета.

Практическая значимость. Материалы исследования могут быть использованы в вузовском курсе “Основы стилистики и культуры речи”, в спецкурсах и спецсеминарах по лингвокультурологии.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, двух глав, соответствующих двум этапам исследования, заключения, списка основной использованной литературы, списка использованных словарей и справочников, списка источников, списка принятых в диссертации сокращений.

речевой культура диалогический общение

ГЛАВА I. Репродуцированное коммуникативно-культурное пространство: оценочные механизмы и взаимодействие речевых культур

1.1 Постановка задачи

Традиционно драматургический диалог анализируется в следующих аспектах: 1) изучение речевых характеристик действующих лиц; 2) изучение собственно языковой структуры диалога, обеспечивающей его развитие; 3) изучение соотношения художественно-типизированной разговорной речи с живой речью данной эпохи и данного общества; 4) изучение информативно-эстетической ценности диалога, т.е. роли тех языковых средств, которые помогают раскрыть идейно-тематический и сюжетно-композиционный замысел драматурга (Винокур 1977: 144). При анализе речевого поведения персонажей будем использовать точку зрения Б.А.Ларина на драматургический диалог как на художественную типизацию разговорной речи (Ларин 1974) и опираться на выводы О.Б.Сиротининой, согласно которым “передача устной речи средствами письменной речи есть стилизация, а не отражение, и… не все особенности разговорной речи замечаются писателем…

Явления, свойственные живой разговорной речи, в языке художественной литературы могут быть отражены усиленно или ослаблено, в зависимости от степени осознания писателем норм живой разговорной речи, его художественных вкусов и задач” (Сиротинина 1974: 36-38). Будем учитывать еще и тот факт, что “исходя из примата спонтанной диалогической речи в антропогенезе, в организации художественных текстов нет ничего, чего не было бы в спонтанной речи” (Мурзин, Штерн 1991: 161), что “функционирование языка в этой сфере общения является исконным и первоначально единственным” (Сиротинина 1974: 16). Будем учитывать и естественную сосредоточенность драматурга на социально-ролевых функциях, их вербальной характеризованности. Это дает возможность проследить мену социально-ролевых отношений коммуникантов. “Смена ролей участников общения существенно изменяет коммуникативную ситуацию, отражаясь при этом на выборе языковых средств” (Швейцер 1976: 81). Можно предположить, что разнообразные оценочные средства детерминируются ролевыми позициями коммуникантов, являются средством их маркеризации. Исследователями признается актуальность проблемы речевого воплощения характера, синтеза в речевом стиле персонажа индивидуального и социально-типического (Винокур 1974, Борисова 1995). Индивидуальные черты характера проглядываются больше всего в социально-стилевом противопоставлении речевых навыков персонажей. По наблюдениям Т.Г.Винокур, социально-групповой принцип речевых характеристик персонажей в его “метаязыковой” форме становится иногда для драматурга самодовлеющей задачей (Винокур 1974: 152). Николай Владимирович Коляда - уральский драматург. Его пьесы идут во многих известных театрах России: “Современнике”, театре им. Маяковского, театре Романа Виктюка и др. Они переведены также на многие языки мира и поставлены в Германии, Англии, Франции, Италии, США.

Заметна обращенность драматурга не к человеческой природе как таковой, но к человеку в реальных бытовых условиях нашего времени, к изображению негативных, теневых сторон жизни и речевого быта современного российского общества. Современный русский язык использует для обозначения подобных произведений искусства разговорное слово “чернуха” - “негативные (“черные”) стороны жизни и их намеренно натуралистическое изображение; произведения литературы и искусства, в которых акцентируется внимание на этих сторонах жизни” (Краткий словарь современных понятий и терминов 1995: 474). Содержание пьес Н.Коляды - предмет социально-художественного анализа литературоведов, театральных критиков, журналистов. Они отмечают, что герои Коляды, как правило, люди сложной, изломанной судьбы, “маргиналы, забытые удачей и судьбой” (Лейдерман 1997: 19). Драматург старается понять, как живут эти люди в своем “дурдоме”, каким образом пытаются поддержать равновесие внутри собственной души. Он представляет модели их поведения (в том числе и речевого) “в ситуации обыденного хаоса” (там же: 30). Отметим, что изучение языка и стиля современной драматургии “невозможно без соотнесения особенностей словесного художественного творчества с особенностями состояния и употребления общелитературного (шире) общенационального языка” (Винокур 1974: 133).

Те, кто обращается к исследованию творчества Н.Коляды, по-разному характеризуют язык его персонажей: “язык, отражающий больное время” (Зорин 1994: 3); “темная языковая стихия, живое жизненное творчество нынешней обыденно-разговорной речи; бесконечные цитаты нашего “коллективного бессознательного”” (Игнатюк 1996: 8); “словесный мусор, фольклор урбанизированного быдла” (Соколянский 1996: 11); “словесная игра на грани нормативного / ненормативного, речевой карнавал” (Лейдерман 1997: 41); “язык, адекватно воссоздающий современное время” (Агишева 1996). Опора на социально-языковую действительность, “воспроизведение речевых навыков современного автору общества, и его самого как члена этого общества, типичны для современных драматургов” (Винокур 1974: 150-157). Для нас немаловажен тот факт, что Коляда живет на Урале более двадцати лет. Чутко улавливая тенденции и особенности уральской городской речи, стилизуя разговорную речь, он создает яркий образ речевого быта своего времени, образ российской провинции в его культурно-речевой детализации. Наблюдения литературоведов и журналистов можно соотнести с исследованиями лингвистов. Тенденции современного речевого общения горожан последние видят в “возрождении карнавальной стихии в жизни города” (Китайгородская, Розанова 1996: 345), “размытости границ между разными коммуникативными сферами; смешении, совмещении любых единиц языка; крайней неоднородности языковой формы общения; гетерогенности каждого отдельного текста” (Костомаров 1994: 33-45). Мы надеемся, что обращение к пьесе Н.Коляды (художественные достоинства которой не анализируются) позволит выявить тенденции и характер диалогического взаимодействия внутри культурной среды, описать аксиологические средства, используемые носителями разных речевых культур, влияющие на речевой быт и речевую среду. Мы выделили в речевой ткани пьесы 28 ТФ с очевидным коммуникативным результатом.

Завершенность каждого ТФ маркируется финальной репликой, завершенностью действия, авторской ремаркой или меной партнеров по коммуникации. Взаимодействие между носителями культур обусловило разделение ТФ на две общие группы: 1.ТФ, отражающие коммуникативно-речевое взаимодействие носителей разных культур (всего 21 ТФ); 2.ТФ, отражающие коммуникативно-речевое взаимодействие носителей одной культуры (всего 7 ТФ). Предварительный анализ позволил сформулировать точку зрения автора, его взгляд на общую речевую ситуацию, свидетельствующую, по Коляде, о культурно-коммуникативном неблагополучии, “экологической загрязненности” речевой среды и конфликте, возникающем между носителями разных культур. Анализ оценочного содержания ТФ позволил выделить только 3 ТФ, фиксирующих коммуникативные ситуации с положительным (гармоническим) коммуникативным результатом, что составляет 10,7 % от общего числа ТФ и 25 ТФ, фиксирующих коммуникативные ситуации с отрицательным (дисгармоническим) результатом, что составляет 89,3 % от общего числа ТФ. (О гармонии и дисгармонии в общении см.: Рытникова 1996).

1.2 Коммуникативно-культурное пространство: взгляд драматурга

Одна из ведущих идей социологии - признание социальной стратификации общества, наличие социальных групп как “совокупностей индивидов, характеризующихся общими интересами, установками и ориентацией, нормативной регламентацией совместной деятельности в рамках определенного пространственно-временного континуума” (Зборовский, Орлов 1995: 224). Гомогенная среда обитания, осуществление тех или иных функций, способствующих удовлетворению однородных интересов и потребностей людей, входящих в социальную группу, детерминируют инвариантность их деятельности, типичное поведение, в том числе и культурно-речевое. По мысли К.Мангейма, чтобы стать равноправным членом некоторой социальной группы, недостаточно принимать установленную в ней систему ценностей - необходимо приобрести определенный “взгляд” на вещи, овладеть всеми оттенками значения принятых ею понятий, научиться реагировать на психологические и интеллектуальные импульсы специфическим для данной группы образом (Мангейм 1998: 31). Сплетение во взаимодействии разных типов культур составляет феномен культуры города. По образному выражению Ю.М.Лотмана, любой город представляет собой “котел текстов и кодов, разноустроенных и гетерогенных, принадлежащих разным языкам и разным уровням, поэтому можно говорить о принципиальном семиотическом полиглотизме города, в котором реализуются стыковки различных национальных, социальных, стилевых кодов и текстов” (Лотман 1984: 35). Описание языкового существования города немыслимо без учета экстралингвистической специфики и своеобразия данного города: есть города-миллионеры и городки поселкового типа; древние, с богатыми традициями и историей, и молодые, новостройки; с хозяйственной специализацией и без нее. Речевое общение героев пьесы Н.Коляды “Мурлин Мурло” замыкается в провинциальном долбаном Шипиловске начала перестройки, в котором сколько-то тысяч живет, а кажется, человек тридцать, так как каждый день одни и те же морды видишь. Социальное пространство города ограничено коксохимическим комбинатом и четырьмя улицами - Ленина, Свердлова, Красноармейской и Экскаваторной; за городом - только лес. В географически замкнутом, отчужденном от внешнего мира спальном мешке комбината нет жизненных и профессиональных перспектив: работа только на коксохиме. Вот почему все женщины Шипиловска завидуют матери Ольги, которая обрывает в кино билеты: и деньги хорошие, и мешки ворочать не надо. Монотонный трудовой ритм города, “идиотизм” существования, культурная убогость обусловливают скудный репертуар жизненных сценариев. Людям, которые каждое утро, как тараканы, из щелей вылазят и ползут на комбинат, остается лишь вкалывать, потом домой, спать, жрать.

Потом опять на работу … и так каждый Божий день. Развлечение от скуки, называемое музыка Чайковского, объективируется в пятикратном повторе авторской ремарки, отражающей неблагополучие культурной среды: Дикий, (жуткий, душераздирающий) крик за окном. “То ли балуются, то ли на самом деле кого режут”, - говорит Ольга, героиня пьесы. Заметим, что ремарки автора (оценки и дополнительное освещение событий, отражающие убогость физического бытия) несут вспомогательную информативную нагрузку. Локально-темпоральная отграниченность, коммуникативная замкнутость характеризуют общение людей определенного социального круга, носителей поселковой просторечной культуры, “проигрывающих” ограниченный набор постоянных ролей: уроженцы города, рабочие комбината, члены семьи, люди, живущие в условиях общежития. Некоторые из них, например Ольга, Инна, лишают свое пространство социальной ценности и направляют жизненные устремления на то, чтобы жить в чужом пространстве. Другие, например Михаил, гедонистически принимают телеологический смысл законов: Как в жизни все устроено хорошо. Поработал - отдохни, выпей, сил наберись, с бабами поиграй. А потом опять работаешь и одно удовольствие вспоминать, как было хорошо и как еще лучше скоро будет. Соприкосновение с иной культурой выявляет внутреннюю ограниченность, герметичность этого пространства: приезжие носители чужой культуры воспринимаются как инопланетяне и надолго не задерживаются (Все сбегают из нашего города, не нравится им); с постоянно проживающими - гармонизирующего контакта также не получается. Текстами и жанрами влияния в культурно-речевой среде являются тексты и жанры просторечной культуры. Ср.: больной Ольге, которая так бы и спала всю жизнь с утра до вечера, которой ни книжки читать, ни работать … ничего неохота, врачи отказались делать уколы, так мать сходила, на них, на врачей, наорала, стали тогда.

Определение культуры как совокупности текстов (Лотман 1992, Мурзин 1994) дает возможность обозначить это пространство как коммуникативно-культурное и представить его как набор текстовых фрагментов. Лингвокультурологический подход позволяет смоделировать ККП как среду обитания и окружения, формирующую привычное культурно-речевое взаимодействие. Можно говорить о том, что ККП обусловливает направление отбора речевых жанров, языковых средств, приверженность одним и тем же речевым и поведенческим стереотипам. С позиции драматурга, культурно-речевое взаимодействие во всех его конкретных локальных проявлениях отражает нечто общее, типичное для жителей этого провинциального городка, ибо “подобно тому, как лицо, целиком отражаясь в зеркале, отражается также и в любом из его осколков, который, таким образом, является частью и подобием целого зеркала, в целостном семиотическом механизме отдельный текст в определенных отношениях изоморфен всему текстовому миру, и существует отчетливый параллелизм между индивидуальным сознанием, текстом и культурой в целом” (Лотман 1992: 18). Речевой фундамент воспроизведенного Н.Колядой ККП - городское просторечие, то есть “ненормированная социально ограниченная речь горожан, находящаяся за пределами литературного языка” (Городское просторечие 1984: 5). Носителями просторечия являются лица, не поднявшиеся до уровня “интеллигентного владения языком”, представляющего сложную, в основном книжную культуру (Прокуровская 1996: 67). Как отмечают Т.И.Ерофеева, Г.А.Золотова, Л.А.Капаназде, О.П.Ермакова, А.А.Скребнева и другие исследователи, для просторечной среды характерна бедность речевых ресурсов, ненормированность речи, пейоративность, сниженная “тональность” слова, повышенная экспрессивность, обилие жаргонизмов, сочетание разностилевых элементов, неосознаваемое говорящим, отсутствие проблемы выбора. Это подтверждают речевые ненормативные элементы, извлеченные из текстовых фрагментов: местов нет; все кина у матери посмотрела; пусть им негры вкалывают на ихнем комбинате; наглючий; я виноватая; я не всасываю; сука в рваных ботах; фуфло; урыл; хмырь-чумовоз; просто дифференциация какая-то; ребеночка надо заиметь и др. Мир носителя просторечия, его ментальность еще полнее выражаются в “предикативных синтаксических высказываниях, в диалогическом сцеплении реплик, микротекстах” (Прокуровская 1996: 106), в системе речевых жанров.

Проблема речевых жанров поставлена М.М.Бахтиным. Он писал, что жанры “соответствуют типическим ситуациям речевого общения, типическим темам, следовательно, и некоторым типическим контактам значений слов с конкретной реальной действительностью при типических обстоятельствах” (Бахтин 1979:267). По мысли ученого, в жанровое единство высказывания входит стиль, который неразрывно связан “с определенными типами построения целого, типами его завершения, типами отношения говорящего к другим участникам речевого общения” (там же, 242). Идеи М.М.Бахтина развивают современные исследователи (см.: Шмелева 1995; Дементьев 1995; Матвеева 1995; Федосюк 1996, 1997; Жанры речи 1997; Седов 1998 и др.) Система речевых жанров, сложившихся в той или иной культуре, отражает систему социально-психологических норм и принципов поведения в рамках этой культурной общности. Можно выделить два типа речевого поведения: отражающее бытовое, каждодневное взаимодействие, характеризующееся спонтанными речевыми акциями и речевыми реакциями, и стратегически определенное, осознанное. К последнему Ю.М.Лотман относит, например, все виды торжественного, ритуального, внепрактического поведения - государственного, обрядового и т.п. Первому типу поведения носители данной культуры учатся, как родному языку, погружаясь в непосредственное употребление. Второму типу поведения учатся как иностранному языку: усваивая нормы, а затем на их основе строя тексты (Лотман 1992: 249).

Примем в качестве рабочего определение речевого жанра как “вербального оформления типичной ситуации социального взаимодействия людей” (Седов 1998: 11). Анализ показывает, что носители просторечной культуры регулярно выбирают такие речевые жанры, как приказ, насмешка, угроза, инвектива, ссора. Прибегая к жанрам, требующим риторических умений (светский разговор, флирт, комплимент), они терпят крах. Вступая в контакт с носителем столичной, книжно-литературной, культуры, они пытаются приспособиться к условиям коммуникативной ситуации и, ориентируясь на партнера, вести диалог на равных, например: ИННА. Я тоже могу быть интеллигентной женщиной, могу, могу!.. ОЛЬГА (о главной героине фильма “Рабыня Изаура”). Такая, знаете ли, порядочная женщина, культурная. Несчастная такая. Как я, Женщина-носительница просторечной культуры обращается к основам народной и христианской культур как нравственным опорам общения в минуты крайнего отчаяния. Ее откровения и предупреждения отвергаются мужчиной: ОЛЬГА. Мне Бог пальцем грозит, когда приходит … Мне с Иркой твоей стыд но встречаться. А она у тебя беременная. Стыдно, жалко ее. И чего мы с тобой придумали? Любви ведь нету? МИХАИЛ. Болтает чего-то. Не в настроении, что ли, ага? Запридумляла… ОЛЬГА. … Бог накажет вас, Бог все видит, все… АЛЕКСЕЙ. А за что меня наказывать? За что? Да и сама сказала: нету Бога, ушел он, нету его… Носители просторечной поселковой культуры используют жанры благодарности, просьбы, похвалы, конфиденциального сообщения, приветствия, знакомства и угощения, но стереотипические проекции опыта накладываются на коммуникативную ситуацию, “всплывают … в виде предметов, лиц, положений, все это в жанровой и эмоциональной окраске” (Гаспаров 1996: 298). Другими словами, память жанра существует, хотя в конкретном ККП она может быть невостребованной или искаженной. Ср. предположения К.Ф.Седова о неоднородности и разной нормативности жанровых форм (при общем сходстве стратегий и тактик их составляющих) в столице и маленьком провинциальном городке, население которого составляет несколько десятков тысяч (Седов 1998: 18).

Приведем для примера участок текстового фрагмента, отражающий взаимодействие носителей поселковой просторечной культуры (Ольга) и книжно-литературной (столичной) культуры (Алексей) в ситуации знакомства. ОЛЬГА. Я вот яблоки вам поставила. Ешьте. Свежие совсем. Только что с куста. Это бесплатно, мать не знает … АЛЕКСЕЙ. Ну, зачем же вы без спросу… Нет, нет. Я не буду есть. Спасибо вам. Не буду. ОЛЬГА. Да вы ешьте, ешьте, она не узнает. Я скажу, что это я ела. Ничего страшного, ешьте, не бойтеся! Алексей что-то пишет на листе бумаги, берет яблоко, ест. В просторечной среде наблюдается трансформация речевого жанра угощения: ложь во благо другого (Я скажу, что это я ела), неэтикетные замечания (это бесплатно, не бойтеся, не узнает). Это общекультурным сценарием не предусмотрено. Непрерывные диалогические контакты языковых личностей могут привести к “взаимной инкорпорации” (Гаспаров1996: 115) языкового опыта партнера, присвоению стратегий, тактик, аксиологический реакций и их тиражированию. Например, разные герои пьесы, прибегая к речевому жанру предупреждения, сигнализирующему о напряженном эмоциональном состоянии, используют стандартное, ходовое, лишенное смысла выражение (заманал - не пробегал), которое становится сигналом культурной общности. Принудительная функция социолекта как некоего общего языкового кода, “инвариантной социально маркированной подсистемы языка” (Ерофеева 1998: 36), проявляется в существовании “обязательных категорий”, обобщенных стереотипных форм, вне которых носители социолекта не могут говорить (мыслить) (Барт 1989: 533). Николай Коляда воссоздает метафорический образ ККП, засасывающего, как яма, из которой невозможно выбраться. Другая метафора - ожидание героями пьесы конца света. Эти образы проходят через текст пьесы как эстетическое целое.

Нравственное падение Алексея, носителя столичной культуры, быстро инкорпорировавшего в свой языковой опыт речевые и поведенческие стратегии чуждой среды, свидетельствует о катастрофическом состоянии ККП и одновременно - об апокалиптических настроениях драматурга, чутко уловившего состояние современного общества, которое живет “в условиях тотального наступления на него фрустрирующих ситуаций” (Майданова 1997: 13). Под фрустрацией понимают “блокирование или создание помех для какого-либо целенаправленного поведения” (Бэрон, Ричардсон 1997: 39). Анализ целостного текста пьесы позволил выявить виды общекультурных сценариев в их модификациях: встреча, знакомство и прощание; поведение любовников во время свидания; поведение в семейном конфликте; выяснение отношений; застолье. Можно говорить и о поведенческих жанрах, которым соответствуют те или иные речевые жанры. В репродуцированном ККП - это драка, скандал, сопровождающийся битьем окон, распитие спиртного и др. Например, в ситуации знакомства - “установления связей между собеседниками на более или менее длительное время” (Формановская 1984:50) - манифестируется несколько сценарных вариантов: знакомство ради флирта и физической близости, с целью предупреждения и угрозы. При этом носители просторечной культуры модифицируют набор общекультурных стереотипов общения. Ср. подмену (осознаваемую) стереотипов приглашения к общению в ситуации знакомства между мужчиной и женщиной вербализацией сексуальных притязаний и намеков: ИННА. Пойдем, вмажем. Спать ляжем. Сопли распустим, никого не пустим! (Стучит себя ладонью по губам). Пардон меня. Покраснел малыш даже. Невинный, в очках даже… (Смеется). Выпьем, пошли! Надо ведь накиряться. А то так неинтересно. Познакомиться, а? В ситуации любовного треугольника женский сценарный вариант обычно реализуется в устраивании скандалов - бурных сцен с криками и оскорблениями: ИННА. … Про моих мужиков весь город знает все. Ну, про то, как мы с ними вошкались. Пардон меня. Одна жена приходила ко мне окна бить. Не достала - я на четвертом этаже живу... Мужской сценарий также реализуется посредством угроз, инвектив, физического насилия: МИХАИЛ. Я ведь и прибить могу. И тебя, и квартиранта твоего. Этот сценарий часто выявляет асимметричность ролевых отношений “любовников”, доминирующее положение мужчины: МИХАИЛ. Я решаю, как делать, я, я, а не ты.

Описавшая типовой сценарий русского скандала М.А.Долинина отмечает его разрушительность по силе эмоционального накала. Участники скандала резко нарушают нормы поведения, используют физическую силу, переходят на крик, не гнушаются рукоприкладством; при этом они не стесняются присутствия чужих, посторонних для семьи людей (Долинина 1997:58). В ситуации драки, избиения женщины общекультурные стереотипы (например, “нравственность народов всегда тесно связана с уважением к женщине” - Гумбольдт 1985: 42) определяют поведенческую стратегию представителя образованного слоя, носителя книжной культуры: АЛЕКСЕЙ. Что мы сидим… Надо милицию вызвать… … Я разберусь! Человек должен, обязан действовать! … Как вам не стыдно! Бить женщину подло! Для носителей просторечной культуры драка от скуки, драка как способ выйти из фрустрирующей ситуации, разрядиться, достичь катарсиса - обычное, нормативное явление. Тождественность ответов, “одинаковый характер реакции на переживаемые события” (Мангейм1998: 31), “общность соционормативной культуры” (Бромлей 1983: 125) обеспечивают координацию поведения людей, усваивающих нормы и стереотипы своей социальной группы. ОЛЬГА. Да бросьте вы. Не обращайте. У нас такая история - каждый день. Каждую ночь так, всю жизнь. … Я так думаю - просто так орут. Развлекаются от скуки. ИННА. Пардон меня, мы по-родственному все время. Бывает, кудри даже начнем друг дружке рвать. А то ведь скучно. И с мамой, бывало, сколько раз скублись. Стенка на стенку, ага. Подеремся, поревем потом - все ж таки развлечение… Невозможность преодолеть фрустрирующую ситуацию толкает носителя общей культуры отказаться от культурной роли - культуртрегера. Он ассимилирует стереотипы просторечной среды. Отказываясь от уважительного отношения к женщине как равноправному партнеру по общению, он “проигрывает” сценарный вариант физического насилия над женщиной: АЛЕКСЕЙ. Раздевайся! Как ты перед ним раздевалась, ну? Покажи! Что ты делала? Танцевала перед ним, да? А передо мной не хочешь? А ну, танцуй, танцуй, покажи, какая ты. Будешь тут разговоры разговаривать. Сама ведь тащила меня в постель, раздевалась, а теперь чего, а? Иди давай, тварь подлая… Иди… Ложись!!! Мурлин Мурло!!! Итак, мы выявили социальные и лингвокультурологические характеристики, приписываемые драматургом ККП рабочего поселка. Выделяются типы речевых культур - общенациональная, просторечная, книжно-литературная. Контакт с народной и христианской культурами возникает в минуты крайнего отчаяния.

Просторечная культура входит в оппозиции с другими типами культур: просторечная общая; просторечная книжно-литературная; столичная поселковая. Динамика оппозиций однонаправлена: противоречия разрешаются “в пользу” поселкового просторечного “монстра”, не терпящего инокультурных “инвестиций”. Просторечная речевая культура, по Коляде, заключенная в замкнутое пространство, преобразуется в культуру агрессивно-апокалиптического типа.

1.3 Взаимодействие речевых культур на фоне механизмов оценивания в коммуникативных ситуациях разных типов

В самом общем смысле под коммуникативной ситуацией понимают конкретные условия физического мира, в которых реализуется взаимодействие. Выделяя речевую ситуацию, Е.М.Верещагин и В.Г.Костомаров определяют ее как “общий комплекс условий и реакций человека в этих условиях, вызывающих соответствующее лингвистическое оформление” (Верещагин, Костомаров 1973: 95). В последнее время исследователи все чаще говорят о полиглоссии, характерной для большинства носителей языка (Крысин 1998: 60), о “растекании”, децентрализации литературного языка, о преобладании неформальных кодов и наборов нелитературных языковых средств и даже предлагают заменить понятие “литературный язык” понятием “типы литературных коммуникативных ситуаций” (Гофманова, Мюллерова 1994: 14). В опоре на социолингвистическую модель коммуникативной ситуации, предложенную Д.Хаймсом, коммуникативные ситуации можно классифицировать, положив в их основание любой определяющий их фактор. Фактор исхода (Хаймс 1975: 42-70), результативности выбран основополагающим в нашем исследовании: ведь целенаправленность коммуникативной деятельности всегда приводит к достижению или недостижению определенного результата. Е.Н.Ширяев под эффективностью общения понимает “оптимальный способ достижения поставленных коммуникативных целей,… когда иллокуция соответствует перлокуции” (Ширяев 1996: 14-30). Такое общение можно назвать гармоническим. Соответственно дисгармонический результат - это результат, не соответствующий цели, отсутствие гармонии между иллокуцией и перлокуцией. На материале текстов семейного общения Я.Т.Рытникова показывает две тенденции, определяющие человеческое бытие и общение: притяжение, гармонизация, унисон в рамках национально-культурной нормы и разъединение, противопоставление, агрессия за рамками стереотипа (Рытникова 1996: 97). И.А.Стернин предлагает учитывать три цели общения - речевую, внеречевую (то есть лежащую за пределами самого общения) и коммуникативную (направленную на само общение). Речевая цель - это обеспечение понимания собеседником того, что сказано. Коммуникативная цель - обеспечение соблюдения установленных правил общенияв ходе самого общения, соблюдение принятого для определенной ситуации стиля общения. В основу категории “эффективное общение” исследователь кладет понятие “баланс отношений”. “Эффективным речевым воздействием следует признать такое, которое удовлетворяет двум основным условиям: достигает поставленной говорящим речевой и внеречевой цели и сохраняет равновесие отношений между участниками общения, то есть достигает коммуникативной цели” (Стернин1995: 6).

Следует учитывать и фактор экспектаций участников общения. В коммуникативной ситуации с гармоническим исходом экспектации партнеров, как правило, реализуются, в коммуникативной ситуации с дисгармоническим исходом - нет. Любая коммуникативная ситуация манифестирует интерперсональные отношения коммуникантов, схемы поведения, которым обычно следует человек. По мнению Е.Мелибруды, их можно свести к пяти типам (Мелибруда 1986:94): 1. Ориентация “Я” на “Другого”Я Другой ключевое слово “сближение”; 2. Ориентация “Я” от “Другого” Я Другой ключевое слово “избегание”; 3. Ориентация “Я” против “ДругогоЯ Другой ключевое слово “борьба”; 4.“Я” занимает позицию над “Другим” Я Другой ключевое слово “доминирование”; Другой 5. “Я” занимает позицию под “Другим” Я ключевое слово “подчинение”. В конечном счете взаимоотношения коммуникантов и определяют типы взаимодействий. Так, например, выделяются: зависимость, сотрудничество, доверие. Зависимость принимает такие формы, как доминирование и равенство. Формы сотрудничества разнообразны, три наиболее простые - кооперация, нейтральность, конфликт (Диалогическое взаимодействие 1985: 85). Е.А.Земская выделяет два определяющих принципа, лежащих в основе общения, - принцип кооперации и принцип соперничества (Земская 1988). Е.Мелибруда предлагает учитывать следующие формы взаимодействия: дружеская кооперация; антагонистическое соперничество; взаимное невмешательство; кооперация антагонистов; дружеское соревнование (Мелибруда 1986: 66). Мы наложили типы взаимодействия на типичные схемы поведения людей и попытались спрогнозировать вероятный коммуникативный результат: дружеская кооперация невозможна без равенства, доверия и помощи партнеров, предполагает взаимную ориентацию “Я” и “Другого”, гармонизацию отношений и, как следствие, положительный коммуникативный результат; дружеское соревнование ведет в конечном итоге к установлению иерархических отношений между партнерами, к борьбе за доминирование или подчинение.

Презумпция выполнения коммуникативных норм, соблюдения коммуникативных стандартов и правил общения - фактор гармонического взаимодействия и положительного коммуникативного результата; антагонистическое соперничество основано на отсутствии доверия и уважения, проявлении враждебности, отражает взаимную ориентацию друг против друга. Поскольку партнеры не ориентируются на ценности и регулятивы, принятые в социуме, нарушают коммуникативные нормы, их взаимодействие характеризуется как дисгармоническое, приводящее к отрицательному (деструктивному) результату; взаимное невмешательство предполагает, как правило, реализацию индивидуальных целей коммуникантов независимо друг от друга. Результат этого типа взаимодействия, как и типа кооперация антагонистов, спрогнозировать трудно. Если партнеры придерживаются конвенциальных принципов общения и поведения и не нарушают коммуникативные нормы, их общение стремится к гармоническому результату. Стечение обстоятельств, коммуникативные сбои, помехи, ошибки сдвигают общение в зону негармонического взаимодействия. Возникновение напряженности в общении характеризует ситуацию как эмоциогенную ситуацию риска. Напряженность тесно связана с прагматической установкой автора и реакцией адресата на систему раздражителей. Л.С.Выготский называет напряженность “законом психологической запруды”, которую создает особый подбор и сцепление эпизодов (Выготский 1969:201). Описывая поле тональности, состоящее из мажора и минора, В.А.Орлова выделяет его неустойчивое состояние, образующееся накоплением “точечных” сигналов мажора в миноре и наоборот.

Это создает область психологического напряжения - напряженный минор или мажор (Орлова 1998: 20). Под напряженностью будем понимать особую организацию лингвистических и экстралингвистических средств, обусловленную авторской интенцией, создающую максимальную концентрацию внимания и ожидание разрешения действия (Юдина 1986:133-134). По нашим наблюдениям, напряженность может создаваться говорящим не преднамеренно, а вследствие незнания этикетных, конвенциальных норм и принципов общения, культурных стереотипов. При контакте разных речевых культур напряженность выступает как следствие непроясненности особенностей коммуникативной ситуации, следования групповым и индивидуальным нормам, не совпадающим между собой или с нормами общекультурными. Если напряженность нейтрализуется, снимается, общение получает перспективу на достижение гармонического результата. Уместно вспомнить в этой связи замечание Л.Н.Толстого, отмечавшего, что все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Таким образом, риск предполагает два подтипа ситуаций: коммуникативная ситуация, в которой общение партнеров ведет к гармоническому результату; коммуникативная ситуация, в которой общение партнеров приводит к дисгармоническому результату. Промежуточное положение занимают ситуации риска, в которых есть вероятность достижения как гармонического, так и негармонического результата. Без специальных усилий ситуация риска, как правило, разрешается в дисгармонию. Лингвокультурологический анализ выделенных нами 15-ти ситуаций риска показывает, что только две из них развиваются далее гармонично, остальные имеют дисгармонический результат. Схема 1. отражает общее представление о нацеленности типов взаимодействия на тот или иной результат. Дружеская кооперация Дружеское соревнование Антагонистическое соперничество Г А Р М О Н И Я 0 Д И С Г А Р М О Н И Я Взаимное невмешательство Кооперация антагонистов Множество варьирований жизненных коммуникативных сценариев вносит соответствующие нюансы и наполняет типы взаимодействия, представленные здесь в самом общем виде, богатой содержательной конкретикой.

1.3.1 Ситуации гармонического взаимодействия

Начнем с предварительных замечаний. Если участники взаимодействия проектируют контактные отношения, хотят построить общую систему взаимоотношенией и наладить эффективное общение, то включаются механизмы, приводящие в конечном итоге к контакту и длительной совместной деятельности. Однако установка на контакт - это лишь точка отсчета для создания перспективы совместной деятельности, исходное состояние, определяющее эту перспективу. Незнакомые люди в общении друг с другом стремятся наладить положительные эмоциональные связи, продвинуть контакт. Партнеры часто прибегают к разведывательной или сканирующей стратегии, чтобы выявить границы зон совпадения во взглядах, мнениях, суждениях, становящихся содержанием разнообразных оценочных высказываний. В качестве средств и способов вхождения в контакт избирается следование некоторым общепринятым правилам и конвенциальным нормам, партнеры придерживаются конвенциальной корректности, корректного поведения. Принципы конвенционального общения, описанные в работах П.Грайса, Т.В.Булыгиной, Н.И.Формановской и других исследователей, действуют в зависимости от ситуации общения, опираются на фоновые требования к коммуникации, способствующие взаимопониманию сторон. Выделяются параметры, релевантные для русского самосознания: открытость / откровенность, искренность, правдивость, доверие, сдержанность и некоторые другие (Сковородников 1997: 31-35; Христолюбова 1992: 14 и др.)

Психологами установлено, что всегда рационально начинать разговор с согласия, поэтому идет поиск общих тем, объединяющего интереса. При этом объектами диалогического взаимодействия и обсуждения могут становиться актуальные социальные события и происшествия. Накопление “согласной массы” фиксируется в оценках, согласованность которых создает исходную базу общения. Но даже если партнер не согласен с точкой зрения другого, он проявляет склонность к уступкам, переходит на “дипломатический” язык, смягчает, затушевывает оценки, чтобы не создавать барьеры в общении. Положительные эмоции способствуют возникновению возбудимости, что сказывается в повышении различительной чувствительности и включении структур, обеспечивающих прием более точного сигнала при более низком пороге восприятия. Одновременно включаются устройства, обеспечивающие прием нужной информации (Психологичекие проблемы социальной регуляции поведения 1976). Образуется связь между мозговыми нейродинамическими системами, соответствующими восприятию партнерами ситуации, собственных действий и состояний. Внешний образ партнера по общению объединяется с собственным переживанием, что закладывает основу для последующего понимания внутренних психических состояний человека по внешнему выражению этого состояния и по аналогии с собственными субъективными состояниями. В.П.Смирнов называет это “принципом резонанса”. Суть последнего в возникновении синхронных состояний взаимодействия людей, которое опосредовано единством предметной ситуации, языковой среды, совместной коммуникативной деятельности (Смирнов 1973: 68). Эмпатия, вчувствование в другого человека, “заражение” приводит к взаимным приспособлениям, подстройке, обусловливает взаимные представления о возможности достижений некоторых соответствий. С самого начала общения человек, как правило, стремится создать о себе “нужное впечатление” и одновременно накапливает информацию о партнере. “Конструкт”, построенный на базе первичных впечатлений, становится точкой отсчета для последующих ориентировок и соотнесений. Поэтому часто партнеры прибегают к тактике маневрирования изображениями своих личностных качеств, надевают различные маски, чтобы скрыть свое настоящее лицо.

Таких людей Э.Шостром назвал манипуляторами (Шостром 1994). Манипуляторам свойственно обращаться с людьми как с вещами. Они расчетливы в подборе средств воздействия, тщательно маскируют фальшь при контактах с людьми, скрывают цинизм по отношению к основным ценностям жизни и культуры. В противовес манипуляторам выделяются актуализаторы, обнаруживающие честность и искренность в отношениях с другими людьми, признающие их независимость и право быть другим. Итак, процесс взаимодействия - это не просто процесс открывания друг друга, но и процесс обучения взаимодействию, выработка общего стиля взаимодействия как результата констатации необходимости приспособиться друг к другу. Особенно важны адаптационные механизмы, если в коммуникации участвуют носители культур разных типов. Немаловажную роль при этом играют оценки, помогающие создать нужную тональность общения, положительный эмоциональный фон, а нередко и выполняющие “буферную” функцию, предотвращающую столкновение между участниками и, как следствие, дисгармонический результат взаимодействия. Перейдем к анализу текстовых фрагментов. Каждый ТФ отражает общение, имеющее конструктивный (или квазиконструктивный) коммуникативный результат, заданный реализованными механизмами оценивания. Последние находятся в центре исследовательского внимания. Квазиконструктивный результат коммуникации в исследуемых ТФ характеризуется тем, что один из партнеров общения намеренно поддерживает у адресата создавшуюся иллюзию гармонии.

Для удобства анализа взаимодействия примем следующие условные обозначения: оппозиция сигнал напряженности очаг напряженности сброс, нейтрализация напряженности сигнал гармонии А акция Р реакция Рассмотрим ТФ-1, оценочное взаимодействие в котором приводит к формированию гармонического (положительного) коммуникативного результата. Участники общения - Ольга и Алексей. Представим набор ролевых позиций партнеров. (Набор ролевых составляющих будем приводить потому, что переменные составляющие, соединяясь с постоянными, каждый раз образуют новое ролевое объединение). ОЛЬГА АЛЕКСЕЙ местная приезжий провинциалка столичный житель хозяйка квартиры квартирант молодая незамужняя женщина неженатый молодой человек Представим ТФ-1 Алексей идет в свою комнату. Ольга следом. Остановилась на пороге. Смотрит, как Алексей снимает пиджак, раскладывает на столе бумаги, доставая их из портфеля. ОЛЬГА. Я вот яблоки вам поставила. Ешьте. Свежие совсем. Только что с куста. Это бесплатно, мать не знает. Они у нас в саду растут… АЛЕКСЕЙ. Ну, зачем же вы без спросу…Нет, нет. Я не буду есть. Спасибо вам. Не буду. ОЛЬГА. Да вы ешьте, ешьте, она не узнает. Я скажу, что это я ела. Ничего страшного, ешьте, не бойтеся! Алексей что-то пишет на листе бумаги, берет яблоко, ест. АЛЕКСЕЙ. … У вас дача своя есть? ОЛЬГА. Ой, да какая там дача! Так, огородик такой, маленький. За городом. Это недалеко, совсем рядом. Три яблони с яблоками, огурцы на грядке, помидоры, вишни, перец. У нас тут все рядом. Маленький городок, сами видели. Говорят, сколько-то тысяч живет. А по-моему, человек тридцать. Каждый день одни и те же морды видишь. Мало, в смысле, народу у нас тут… АЛЕКСЕЙ. А комбинат большой…Огромный просто. На нем много людей работает? ОЛЬГА. На коксохиме? Ага. Много. На него весь город работает. Каждое утро, как тараканы, из щелей вылазят и ползут на комбинат. Как спальный мешок комбината город у нас будто. Я тоже туда должна была пойти. Работать, в смысле. Больше некуда. Но вот - болею. АЛЕКСЕЙ. Болеете? ОЛЬГА. Это не заразная болезнь, не заразная! Вы ешьте, ешьте! Ешьте яблоки, не бойтеся. Я их с мылом вымыла. Я больная, ага. Я десять лет уже дома сижу. Школу как закончила, пошла, поработала немножко, неделю где-то и - назад, все, амба. На коксохиме работала тоже, ага. Тяжело. Не могу я. Ни работать, ни книжки читать не могу, неохота. Ничего неохота. Так бы и спала всю жизнь с утра до ночи! (Улыбнулась, потянулась). Вот я какая! АЛЕКСЕЙ. Разве это болезнь? ОЛЬГА (радостно). Болезнь! Еще какая болезнь! Врачи говорят: болезнь! Раз уколы ставят, значит - болезнь. Не хотели ставить, так мать сходила, на них, на врачей, наорала, стали тогда лечить. У меня мать такая боевая, вы, наверное, уже заметили, ага? Она на бойком месте работает, ей такой надо быть. Она билеты в кино обрывает. Ей все женщины вокруг завидуют, что у нее такая работа хорошая. Для женщины - самая-пресамая работа в нашем городе. И деньги хорошие, и мешки ворочать не надо. Мать потому и боевая. Ей палец в рот не клади - откусит. Вот попробуйте, попробуйте - откусит! АЛЕКСЕЙ (спрятал руки). Да нет, я не буду… ОЛЬГА (смеется). Ой, какой смешной! Я же так, нарочно сказала, пошутила! У меня мать весь город знает, все знают. Она у нас, как артистка какая известная. Она все знает. Все новости. Вот, говорит, скоро будет катастрофа, нас всех засыпет, или мы утонем. Правда, ага? АЛЕКСЕЙ. Вранье. Неужели вы верите? ОЛЬГА. Ой, верю, верю! Такая жизнь у нас у всех, должно же это как-то кончиться? Ну вот. Добром не кончится. Нет, не кончится. АЛЕКСЕЙ. А что? Какая жизнь? Жизнь как жизнь. По-моему, все нормально. Даже замечательно. Как у всех. Крохотный городишко, но довольно мил. А? Довольно мил! ОЛЬГА. Мил? А-а. Ну да. Конечно, мил. Наверное, мил. Правильно: мил. Раз вам нравится - значит, так оно и есть. И правда, чего это я, а? (Смеется). Живем вы хорошо-о, ну. Вон в парке статуи стоят… АЛЕКСЕЙ. Статуи… ОЛЬГА. Ага. Статуи. Знаете, я вот раньше думала, что это вот кого-то похоронили и статую сделали, золотом покрасили, поставили на том месте, где гроб… Их там много, вы сходите, посмотрите… И с веслами стоят, и с книжками. Белые есть и золотые. Я думала, что это покойники. Крашеные покойники. А оказалось - просто так, для красоты… АЛЕКСЕЙ. Обязательно схожу… Ольга в анализируемом взаимодействии - лидер. Ее стратегические задачи: установить контакт с Алексеем, произвести на него приятное впечатление, понравиться, так как подсознательно она видит в нем потенциального жениха.

Общая установка (завязать контакт) определяет выбор роли радушной, общительной хозяйки, хорошо воспитанной женщины. Алексей сначала вступает в контакт неохотно вследствие состояния физической и психической усталости (Вы меня извините, я устал на работе. Как-никак такая должность. Людьми командовать непросто. Такое доверие. Нужно оправдать.). Тем не менее “коммуникативная завязка” происходит, партнеры идут на сближение, выбирая взаимные ориентации Я Другой. Роль квартиранта, гостя, столичного интеллигента определяет выбор Алексеем этикетной стратегии. Ролевые ожидания Ольги не нарушаются. Данное диалогическое взаимодействие определяется как кооперативное. Представим диалогическое взаимодействие в виде блок-схемы. КОММУНИКАТИВНАЯ ПАРТИЯКОММУНИКАТИВНАЯ ПАРТИЯ ОЛЬГИАЛЕКСЕЯ 1. ОА-предложение угощения 1. ОР-отказ от угощения Ешьте. Это бесплатно, мать не знает. Ну зачем же Вы без спросу…Нет, нет. Я не буду есть. Спасибо вам. Не буду. 2. Повторная ОА 2. Р- выполнение действия Да вы ешьте, ешьте она не узнает. Берет яблоко, ест Я скажу, что это я ела. Ничего страшного… не бойтеся! 3. ОР 3. А-информативный вопрос Ой, да какая там дача! У вас дача есть? Так, огородик такой, маленький. 4.ОА 4. ОР У нас тут все рядом. А комбинат большой… Маленький городок Огромный просто. Каждый день одни и те же морды видишь. Мало, в смысле, народу у нас тут… 5. ОР 5. ОА На него весь город работает. На нем много людей работает? Каждое утро, как тараканы, из щелей вылазят и ползут на комбинат. Как спальный мешок комбината город… 6. А 6. Р Я тоже туда должна была пойти. Болеете? Но вот - болею. 7. ОА 7. ОР Я больная… Ни работать, ни книжки Разве это болезнь? читать не могу, неохота. Так бы и спала всю жизнь с утра до ночи! (Улыбнулась, потянулась). Вот я какая! 8. ОА 8. ОР Болезнь! Еще какая болезнь! У меня мать такая боевая… Ей…завидуют, что у нее такая работа хорошая. Для женщины - самая-пресамая работа в нашем городе. И деньги хорошие, и (спрятал руки) Да нет, я не буду… мешки ворочать не надо. Ей палец в рот не клади - откусит. Вот попробуйте, попробуйте - откусит! 9. ОР Ой, какой смешной! (смеется) Я же так, нарочно сказала, пошутила! 10. ОА 10. ОР Говорит мать, скоро будет ката- Вранье. Неужели вы верите? строфа… Правда, ага? 11. ОА 11.ОР Такая жизнь у нас у всех… Жизнь как жизнь. По-моему, все Добром не кончится. Нет, не кончится. нормально. Даже замечательно. Как у всех. Крохотный городишко, но довольно мил. 12.ОР 12. ОА Мил?…Конечно, мил. Наверное, мил. А? Довольно мил! Правильно: мил. Раз вам нравится - значит, так оно и есть. И правда, чего это я, а? (Смеется) 13. ОА 13.ОР Живем мы хорошо-о, ну. Вон в парке Статуи… статуи стоят… 14. ОА 14.ОР Их там много, вы сходите, посмотрите… Обязательно схожу… Инициальный речевой ход Ольги, включающий этикетную формулу угощения, естественно и традиционно вписывается в общекультурный сценарий знакомства с перспективой на длительный контакт. Однако этикетная формула трансформируется, получая неожиданный разворот, что сценарием не предусмотрено. Сигналы напряженности возникают за счет включения в этикетную формулу речевых элементов (бесплатно, не узнает, скажу, что я ела), нарушающих общекультурный этикетный стереотип. Простодушие Ольги, не осознающей риска потерять контакт с партнером, смущает воспитанного на стереотипах общелитературной речевой культуры Алексея. Его эмоционально-оценочная реакция содержит осуждение, смягченное этикетной формулой благодарности.

Возникает оппозиция: ешьте не буду, которая гасится согласием Алексея съесть. Далее в соответствии с общекультурным сценарием завязывается разговор на общие темы, получающий личностно-ориентированную направленность. Разговор в целом развивается гармонично: на вопрос следует ответ, просьба сменяется уступкой, призыв к действию - согласием его выполнить. Речевой подхват и переспрос свидетельствуют об ориентации партнера продвигать разговор. Сигнал напряженности, который создается за счет шутки, воспринятой буквально, нейтрализуется с помощью невербальной ОР - смеха и оценки партнера. Оппозиция: такая жизнь у нас, добром не кончится жизнь как жизнь, все нормально, даже замечательно гасится последовательной сменой эмоциональных реакций (удивления, сомнения, согласия) интеллектуальными реакциями с аргументацией. На языковом уровне это отражено модальными операторами (конечно, наверное, правильно), конструкцией с условным значением. Партнеры оценивают жизненный уклад провинциального городка, близких людей, делают самооценки. Среди оценок выделяются: интеллектуальные (бесплатно, болезнь, вранье; живем мы хорошо); эмоциональные (Такая жизнь у нас у всех… Ей палец в рот не клади - откусит. Вот я какая! Улыбнулась, потянулась.); эмоционально-эстетические (Каждый день одни и те же морды видишь. Каждое утро, как тараканы из щелей вылазят и ползут на комбинат. Как спальный мешок комбината город у нас будто); нормативные (Жизнь как жизнь. По-моему, все нормально. Как у всех) ОА и ОР Ольги выявляют отрицательные эмоции, выраженные интонацией (Такая жизнь у нас у всех); экспрессивными существительными (морды); конструкцией с контактным лексическим повтором (Добром не кончится, не кончится). На уровне текста как целостного эстетического единства значимы сравнения: Как спальный мешок комбината город у нас будто; (о рабочих) Как тараканы из щелей вылазят и ползут. Характеристика матери передается рациональными оценками, выраженными базовыми оценочными прилагательными (работа хорошая; деньги хорошие) и частнооценочным прилагательным (Она у нас боевая).

Положительные эмоциональные оценки выражены слитно-префиксальным местоименным прилагательным (самая-пресамая работа для женщины); фразеологизмом (Ей палец в рот не клади). Группа однокоренных слов (болезнь, больная) меняет знак оценки на противоположный. В коммуникативной партии Ольги, которая активно пытается создать положительный эмоциональный тон общения, наблюдается высокая концентрация эмоциональных оценок. Ср. авторские ремарки (Улыбнулась. Смеется. Радостно). ОА и ОР Алексея, заданные этикетной и ролевой стратегиями, конструируют рациональные и эмоциональные оценки, выраженные экспрессивными существительными (городишко), наречиями (нормально, замечательно), краткими прилагательными (мил). Категоричность оценки формируется за счет интенсификаторов (даже, довольно). Нейтральные оценочные высказывания (жизнь как жизнь; как у всех) получают в контексте оценочный смысл, предупреждающий вспышки негатива. Шесть сигналов гармонии и нейтрализуемые за счет шутки, уступки, подстройки под точку зрения партнера и согласия с его мнением четыре сигнала напряженности способствуют зарождению контакта, формированию гармонического результата. Отмечается сигнал напряженности, вызванный различием культурных стереотипных представлений о болезни Ольги. Возникающие оппозиции (их две) быстро гасятся благодаря усилиям коммуникантов, не выходящих за рамки избранных стратегий. Ролевые ожидания партнеров не нарушаются. Актуализирующаяся стратегия личностной фокусировки, представляющая подвид контактоустанавливающей стратегии, определяет выбор Ольгой тактик: самораскрытия, похвалы ближнего, шутки, самоуничижения. Выделяются гармонические вопрос-ответные тактики, а также тактики шутки, уступки.