Языковая личность Петра Великого (Опыт диахронического описания)

Характерной экстралингвистической особенностью конца XVII - начала XVIII вв. было то, что Петр I выдвинул необычные для своего времени установки, которые, естественно, были и его личными установками как члена общества, в которое он входил. Кратко их можно определить через концепт «Отечество и его интересы». Все остальное, что происходило в его правление, было подчинено этой ключевой установке его деятельности и деятельности его современников и «со-трудников». Концепт 'Отечество', определивший данный ведущий мотив его деятельности, одновременно лег в основу указанной ключевой установки Петра как носителя языка, определил его языковое сознание и языковое сознание его эпохи, что и нашло яркое отражение в коммуникативной его деятельности и деятельности прежде всего его окружения.

Анализ огромного эпистолярия Петра Великого свидетельствует, что выбор тех или иных лингвистических единиц при текстообразовании был обусловлен либо 1) доминирующими мотивами, целями и установками именно данной (Петра I) личности, либо 2) ситуативными интенсиональностями, а именно: надежды, желания, любовь, симпатии и антипатии, сомнения, радости, досада, гнев, раздражение, благодарность, восхищение, уважение, удивление и т.п., свойственными именно Петру и именно в конкретных условиях в момент создания текстов писем. Чаще всего такие обусловленности в языковой личности Петра Великого неотделимы друг от друга и в совокупности влияют на выбор языковых средств при порождении текста писем (как, впрочем, могут влиять и на порождение других жанровых разновидностей текстов), каждый раз отражая творческое начало в языковой личности.

Однако эти формы и способы репрезентации в письменных текстах прошлого, в том числе и в частном письме, изучены пока еще недостаточно. Тем не менее наши многолетние наблюдения над эпистолярием Петра Великого и те немногие исследования, которыми мы располагаем и которые выполнены в русле неофункциональной лингвистической парадигмы, показывают, что применительно к диахронии русского литературного языка подобные факторы не всегда оказывали существенное влияние на создателя текстов. В частности, научно доказанным фактом с позиций теории антропоцентризма и с проекцией на особенности языковой личности в аспекте истории русского литературного языка является мнение о том, что такое творческое начало было либо не представлено, либо представлено минимально в допетровский период. Это убедительно показано в кандидатской диссертации моей ученицы И.Ю. Юрицыной, посвященной статейным спискам конца XVI - начала XVIII вв., в которой автор пришел к выводу, что в данной разновидности письменной продукции прошлого «языковая личность предстает в структуре текста как «усредненная» языковая личность» (Юрицына 2000, 6), что в «статейных списках... проявление языковой индивидуальности мы наблюдаем крайне редко» (там же, 23), что лишь в петровское время «индивидуализированные путевые дневники... отражают индивидуальную языковую личность их авторов, только пробивающуюся сквозь кокон усредненности» (там же). На достаточном фактическом материале статейных списков, охватывающем их существование на протяжении почти полутора столетий, показана трансформация их в путевые заметки и затем дневниковые записи под влиянием смены культурно-исторических парадигм, постепенно оказывавших влияние и на смену языкового сознания носителей русского языка XVII в., что, в свою очередь, привело к смене отношения носителей языка к самому языку и мотивации использования его богатств на письме. Но это последнее произошло уже в начале XVIII в., в так называемую Петровскую эпоху и под сильным влиянием самой личности Петра Великого, что мы и пытаемся показать в данной работе.

Теория речевой деятельности В. фон Гумбольдта, интерпретированная В.И. Постоваловой (1982), теория языковой личности, поставленная и разработанная в трудах Ю.Н. Караулова, а также достижения предшественников, прежде всего в лице акад. В.В.Виноградова, вывели проблему языковой личности в число перспективных для дальнейшей разработки и углубления в основных своих аспектах в XXI столетии (см.: Лингвистика на исходе XX века: итоги и перспективы. - М., 1995; а также: Международная юбилейная сессия, посвященная столетию со дня рождения академика В.В. Виноградова. - М., 1995). Думаем, что такая перспектива оправдана и тем, что практически не поставлена эта проблема применительно к истории русского литературного языка. Личность Петра Великого помогает восполнить данный пробел в науке через изучение не только когнитивного, но и прагматического уровня ее проявления с учетом различных перцептивных моментов, непосредственно отражающих объективную действительность в соответствии с теми интенсиональностями, которые стали отправной точкой в выборе языковых единиц разного уровня при создании письменных текстов в условиях грандиозных преобразований начала XVIII века.

Наиболее типичными для мотивационного (прагматического) уровня языковой личности Петра I нам представляются следующие формы его репрезентации в конкретных исторических условиях развития русского языка начала XVIII века:

афоризмы как форма реализации генерализованных установок и мотивов в языковой личности Петра I;

императивная форма глагольной лексики, выступающая в качестве основной движущей силы, сквозной в его лингво-коммуникативной деятельности;

прецедентные тексты как форма выражения сверхличностных коммуникативных возможностей, через которые реализовывались индивидуальные коммуникативные потребности и установки Петра I;

эпитет как реакция на основные оценочные характеристики предметного и действенного мира, которые Петр I активно использовал в своей речетворческой деятельности для достижения конечного результата.

1. Афоризмы в прагматиконе языковой личности Петра Великого

Афоризм (гр. aphorismos) в качестве законченной мысли, выраженной сжато и емко (ССИС, 77), занимает в речетворческой деятельности Петра Великого существенное место. При определении афоризма обращают на себя внимание такие характерные его признаки, как сжатость, краткость формы и емкость, насыщенность содержания, отражающие сложный когнитивный процесс создателя текста, связанный с индивидуальным творческим началом в его речевой деятельности и требующий не только тонкого чутья к языку, но и широких познаний, широты взглядов на жизнь и окружающий мир со стороны носителя языка. Не последнее место в этом ряду условий порождения афоризма занимают определенные целевые установки, лежащие в основе коммуникативной деятельности реципиента и являющиеся внешним толчком к его созданию. В полной мере эта сущностная природа афоризма нашла реализацию в языковой личности Петра I.

Сжатость и лаконизм речевой манеры Петра вытекали из его совершенно определенного взгляда на мир, из желания за отведенный на земле отрезок биологической жизни успеть сделать как можно больше. Лингвистическая организация эпистолярия очень ярко демонстрирует эту прагматическую установку Петра I, которую можно сформулировать как стремление ускорить ход событий, участником или наблюдателем которых он был. Не случайно в его языковой личности, запечатленной в письмах и бумагах, так частотно представлены лексемы наискоряя, немедленно, как скоро и т.п., объединенные общей семой интенсивности чего-либо (движения, мысли, поступка, наконец - жизни вообще). Они являются реализацией прагматической установки создателя дискурса и объясняют сжатость формы изложения мыслей, которая отражала суть его натуры, умевшей ценить свое и чужое время. Об этом мотиве его поведения, ставшем чертой характера, неоднократно говорили его современники, имевшие возможность наблюдать царя в разных жизненных ситуациях (например, Нартов, Штелин, Берхгольц и др.). По их свидетельству, Петр обычно был молчалив, говорил отрывисто, изъяснялся коротко; оживлялся он лишь тогда, когда речь заходила о его любимой стране, державе, о будущем ее культуры и просвещения; тогда его «слова лились рекою, в глазах блестели слезы» (Корнилович 1957, 164).

Прагматический мотив 'быстрее', 'немедленно', 'не мешкав', 'наискоряе' проходит через все эпистолярное творчество Петра Великого. В деловых и дружеских письмах он торопит, подгоняет, держит в напряжении своих адресатов, стараясь именно так воздействовать на них. Достаточно привести лишь некоторые отрывки из бесчисленного множества, запечатленного в его письмах, чтобы понять целевую жизненную установку такого беспокойного и активного человека, каким был великий русский реформатор в один из сложнейших периодов истории Российского государства. Ср.:

... немедленной резолюции просите на оные (пункты), понеже зело жаль, что время напрасно проходит (Г.Ф.Долгорукому. XII, 2, 46. 1712); … где ныне (войска. - Н.Г.) обретаютца, о том немедленно к нам изволь отписать (Г.И. Головкину. VIII, 1, 94. 1708); А телеги все немедленно отпустить за Сожу (Б.П.Шереметеву. VIII, 1, 96. 1708); … ежели отпишем в другой ряд, чтоб, не мешкав, могли идти за Сожу. А к Аларту писали мы, чтоб он шол х Кричеву, куды и мы немедленно пойдем (Б.П.Шереметеву. VIII, 1, 96. 1708); И подтвержаем паки, дабы вы, как наискоряе, з гетманским войском поспешали … Того для как наискоряе, поспешайте ко Ифланту (А.К. Петрово-Соловово. VIII, 1, 96. 1708); По получении сего указу ис своего корпуса отправь, как наискоряя, з генералом-маеором четыре полка драгунских (Р.Х. Боуру. VIII, 1, 26. 1708); «А у Нарвы i Пскова iли одинъ iзъ нихъ iли несколько командированных остафь i поспешай как наiскоряя” (Р.Х. Боуру. VIII, 1, 40. 1708); P.S. Семь тысячь ружья салдатского [флинтов]немедленно пришли: зело нужно (Царевичу Алексею Петровичу. VIII, 1, 39. 1708); И исправяся о том, отпиши нам немедленно (Ф.М. Апраксину. VIII, 1, 45. 1708) и мн., мн. др.

Данная прагматическая установка на скорейшее выполнение приказов и распоряжений главы государства постоянно поддерживалась лексическими средствами, черпавшимися Петром из той же лексико-семантической категории. Не случайно рядом с указанными маркерами интенсивности и императивности у него стоят лексемы 'приказать', 'не мешкать', 'спешить' и под. либо перифразы, указывающие на ту же самую речевую стратегию. Ср.:

... i немедленною резолюцию во iсполнение оных пунктоф прислать, дабы въремени не потерять (Датскому королю Фридриху IV. XII, 2, 41. 1712); «В противном же случае он причиною замедления будет, в чем не может опъравдан быть, но принужден жестока въ том отвчать» (Датскому вице-адмиралу Сегестеду. XII, 2, 52. 1712);... хотя оное и без указу над всеми от нас вы учинили (став во главе союзных войск. - Н.Г.), однако ж то, для сего случая, не противно нам (понеже в списках много времени ушло) (Л.-Н. Аларту. XII, 1, 47); Зело, зело жаль, что время проходит в сих спорах (Г.Ф. Долгорукому. XII, 2, 28); Зело нужно сие дело, так что во оном все зависит и в том, для бога, потрудитесь до последней меры (Б.П. Шереметеву. IX, 1, 123-124. 1709); Хотя я чаю скоро к вам быть, однакож, дабы ни минуты дела остановки не имели (Ф.М. Апраксину. IX, 1, 87. 1709); а наипаче дни лечения расположил и, не испуская времени, в армею прибыл (А.Д. Меншикову. IX, 1, 144. 1709) и многие другие.

Такая целевая установка - успеть как можно больше и поэтому ценить время - выработала у Петра I своеобразный, говоря современным языком, телеграфный стиль, на базе которого затем так часто рождались афоризмы. Сравним эту манеру:

Min her! Отпустил я Суворевцева к Москве, вели ему дать подводы, а мы поедем отсель в Кенигсберг морем, а после сухим путем (Апракс., I, 4. 1698); Min her. Как к вам сие письмо придет, тот час со всеми своими подчиненными поди к Москве не мешкав. Piter. (Апракс., I, 34. 1705) и др. под.

Так же лаконичны многие письма к государыне Екатерине Алексеевне, писанные в большинстве случаев, судя по всему, на ходу, быстро, между массой других дел и забот и скорее похожие на записки с очередной информацией о себе либо очередным распоряжением. Сравним некоторые письма такого рода целиком, как они дошли до настоящего времени:

Катеринушка, друг мой сердешнинкой, здравъствуй!

Отпустил я к вам свой ш(л)юпс-бот с сержантом, которое судно велел объявить вам.

Из Ниупорта, в 10 д. апреля 1717 (ПРГ I, 63).

Или другой пример:

Катеринушка, друг мой здравъствуй!

От Дерпта сюды дорога зело худа от глубоких снегов, также и подставы малы; для того возьми с собою одного лантърата, дабы исправнее было. А буде без них поедешь, то настоисся на дороге (ПРГ I, 88. 1719) и многие другие.

Рассчитанное по минутам, время русского царя было дорого. Поэтому его письма-послания, отражающие особенности жизни и в основном военного быта, в своем языковом выражении кратки и четки. Эта четкость и лаконизм во многом, на наш взгляд, являются отражением стиля деловых бумаг, в которых, особенно начиная с петровского времени, содержание излагалось по пунктам. Если иметь в виду, что язык московских канцелярий «распространял свои нормы далеко за пределы Москвы» (Колесов 1993, 99), то станет понятным значение подобной стилистической черты делового языка начала XVIII века и его влияние на общие, демократические в своей основе, тенденции развития и формирования норм русского языка национального типа. В связи с особенностью документов Петровской эпохи излагать статьи под номерами 1, 2, 3, 4 и т.д. в письмах Петра I также появляются новые для этого жанра лингвистические сигналы в виде вводных слов со значением перечисления (подробнее о них см. в кандидатской диссертации моей ученицы: Савчиц 2001). Ср.:

... чтоб ехали на Минден и Везель, или иною, толкоб к той-же стороне, понеже от Миндена я знаю, толко до Миндена не знаю: первое, что дорога лутче; другое, что от Везеля вниз Реною до канала...; третие, что до Везеля дадут даром подводы... (Екатерине Алексеевне. ПРГ I, 54. 1716).

Лаконизм и облегченность структуры частного письма как новая черта эпистолярного жанра этого времени была, на наш взгляд, непосредственно связана с субъективным началом в порождении текстов их создателем. Об этом говорит и такой исторический факт: отправляясь, например, в Прутский поход 16 марта 1711 года, Петр I написал о совершенно разных предметах 32 собственноручных указа в Сенат, «из коих ни один не занимал более четырех строк» (выделено нами. - Н.Г.) (Корнилович 1957, 157. См. также об этом: ПБП XI, 1, 2). Эта особенность языковой личности Петра I и связь ее с деловой письменностью своего времени в наибольшей степени заметна при анализе дискурсивной его продукции в форме заметок на полях различных донесений, материал которых, как правило, был расположен также по статьям (пунктам). Именно к таким донесениям Петр I часто делал свои заметки, резолюции и приписки на полях. Покажем это в виде таблицы, которая нагляднее передает данную особенность языковой личности Петра Великого, на материале «Собрания собственноручных писем... к Апраксиным» (ч. I, 1811).

Именно в таких условиях, где требовалась краткость, точность, сжатость лингвистического оформления мыслей, у Петра I возникал своеобразный «рубленый» стиль, создававший прекрасные условия для возникновения афоризмов, которые соответственно отражали индивидуальные особенности характера автора дискурса, запечатленного в его письмах. И тогда на полях документов, содержащих доклады, донесения и другие жанровые разновидности письменности исследуемой эпохи, находим сжатые, краткие по форме, но очень глубокие по содержанию замечания Петра I, которые мы относим к его индивидуально-авторским афоризмам, отличающим его новаторскую для этого времени языковую личность от в целом усредненных языковых личностей его адресатов. Ср.:

Такие факты подтверждают нашу мысль о том, что афоризмы индивидуально-авторского происхождения, безусловно, являются отражением прагматического уровня языковой личности, ибо полностью связаны с характерными чертами самой личности создателя текста и его творческим потенциалом, истоками своими лежащим за пределами лингвистики. Именно эту субъективную особенность отражают приведенные выше примеры построения текстов писем, представленных также и в резолюциях Петра I на различные статьи и донесения и логично дополняющих эпистолярный материал. Не случайно Петр не любил повторять одно и то же, считая это пустой тратой времени, о чем говорит и материал его дискурсивной продукции, отраженный в письмах и заметках на полях различных документов.

Сравним мотивацию своей афористической манеры, которая выражена самим автором писем и резолюций в его дискурсе:

Краткость формы выражения мыслей была для Петра I принципиальной и осознанной, ибо даже на своих титулах он велел экономить, о чем также имеются свидетельства в его переписке, в частности с Ф.М. Апраксиным. Ср.:

П.П. На подписях пожалуй пишите просто, также и в письмах, без великаго (Апракс. I, 180).

В подобных письмах и резолюциях языковая личность Петра I особенно явно выступает как авторитарная личность, личность лидера, в задачи которого входило не только строить новое государство, но и учить своих подданных тем новым ценностям, которые он, как главное лицо в этом государстве, определил для себя. Чтобы вывести свою страну на широкую международную арену, Петру потребовалось очень много физических, психологических, психических и иных усилий, но особенно трудной задачей оказалась задача - переломить сознание своих «со-трудников», обратить их в свою «веру», заставить работать так, как боярство в прежние периоды никогда не работало, живя размеренной жизнью «по уряду», по раз и навсегда заведенному порядку. И творческая натура Петра ввела в действие все находившиеся в его распоряжении рычаги и средства (строгость, жестокость, беспрекословное подчинение и т.п.). Среди этих средств, связанных с его прагматическими установками, было и слово, которым он пользовался так же искусно, как оружием на войне. Результатом таких изначально субъективных способностей, стратегий и установок во многих случаях выступает активное порождение его языковой личностью афоризмов, имевших, безусловно, практическую направленность на его адресатов по переписке и формировавших новое языковое сознание прежде всего у представителей высших слоев русского общества начала XVIII века.

Ю.Н. Караулов относит афоризмы к лингво-когнитивному уровню проявления русской языковой личности (1987, 52-53). С таким мнением можно согласиться, если рассматривать афоризм как узуальное средство, как «готовую возможность» (Л.В.Щерба) языка в сфере пословиц и поговорок (а именно так понимают афоризмы многие исследователи: В.П. Фелицына, Ю.Е. Прохоров, Н.М. Шанский и нек. др.). В подобных случаях носитель языка, конкретный создатель письменного текста (в том числе и Петр I) действительно использует на основе субъективного представления о мире «готовые возможности», накопленные предшествующим опытом народа, лишь выбирая их из базового национального запаса языковых средств и «присваивая» их себе на определенном отрезке речевой деятельности. Тогда афоризм, под которым понимается всем известный и всеми употребляемый факт языковой системы, действительно реализует когнитивные, связанные с авторским восприятием окружающего мира, потоки его сознания, его воображения, репрезентированные в тексте через выбор указанных «готовых возможностей» среди имеющихся в системе номинаций. Причем такой выбор, естественно, определяется способностями и возможностями создателя текста, что говорит о творческой или нетворческой его языковой личности.

Совсем иная ситуация складывается, когда мы имеем дело с афоризмами, рожденными в тексте в процессе речевой деятельности адресанта (в частности Петра I), вызванной его индивидуальными установками и мотивами, обусловленными экстралингвистически и легшими в основу такого творческого коммуникативного акта. В этом случае перед нами не «готовая возможность» языка, которую каждый его носитель может использовать в своей речевой деятельности, а отражение творчества реципиента, результатом которого становится речевая единица, которой не было в языке в его базовом состоянии. Исходя из этого, подобные речевые образования в форме афоризмов, явившихся следствием отражения соответствующих экстралингвистических мотивов и установок субъекта коммуникации, мы относим к прагматикону языковой личности. Письма как жанр интересны именно тем, что они, будучи прежде всего человеческими документами, в своей лингвистической структуре, организации увековечили именно этого человека в его отношениях с конкретным социумом, в который входил и он, в его поступках и поисках. Способ же выражения подобных экстралингвистических ситуаций в эпистолярии представляется весьма необычным для человека начала XVIII века, века поисков, ломок и перемен, нашедших именно у Петра I оригинальную форму для выражения прагматических установок в виде авторских, индивидуально созданных афоризмов. В них, если использовать слова А.А. Потебни, происходило «сгущение мысли» (Потебня 1962, 97), основанное на фактах, находившихся за пределами внутриязыковых семантических категорий.

Прагматические установки Петра I в момент создания афоризмов четко аргументированы и мотивированы теми фактами его внешней жизни и жизни Российского государства, которые нам известны из истории. Многотрудная жизнь Петра I, как она предстает на страницах его эпистолярия в его языковой личности, отразила такую же сложную судьбу его страны, состояние которой известный историк XIX в. С.М.Соловьев в «Публичных чтениях о Петре Великом», написанных к 200-летнему юбилею русского императора, определил как «переход из одного возраста в другой» (Соловьев 1984, 18). Этот «возраст», т.е. состояние государства, к которому оно стремилось, был им очень точно назван возрастом, «когда господствует мысль» (там же, 17). При этом, по его мнению, Россия отставала от европейских «собратьев» на два века. Именно такую Россию получил в наследство Петр I, именно эту Россию предстояло ему сделать другой, приблизив ее к уровню развития Европы начала XVIII в. Это была главная установка объективной деятельности Петра, которая затем нашла адекватное отражение в его языковой личности.

Для решения грандиозных задач по выполнению данной прагматической, деятельностной установки Петр I поставил во главу угла новые ценности, выраженные в его дискурсе ключевыми словами: государство, Отечество, его благо, человек, труд, польза. По оценке В.О.Ключевского, «сами эти выражения государственный интерес, добро общее, польза всенародная едва ли не впервые являются в нашем законодательстве при Петре I» (Ключевский 1958, 210-211). Все остальное - искусство, литература, образование и т.д. - было подчинено этим интересам и этим новым ориентирам и представлялось естественным и закономерным их следствием. Не случайно в памяти современников личность Петра ассоциировалась с наиболее яркими его афоризмами, в которых отразились генерализованные идеи лидера эпохи. Сравним некоторые примеры таких афоризмов, извлеченных из многочисленных библиографических раритетов, собранных потомками и опубликованных в книге «Петръ Великiй въ его изреченiяхъ» (Изданiе Р. Голике, С.-Петербургъ, 1910. Репринтное воспроизведение издания 1910 года. М.: Художественная литература, 1991. - Изреч. Дальше страницы указываются по данному изданию):

Не золота ищу, но помню, что Царь есмь (18); Честныхъ, трудолюбивыхъ, повинующихся, разумныхъ сыновъ отечества возвышаю и награждаю, а непокорныхъ и зловредныхъ исправляю по необходимости (20); Безпристрастiе не требуетъ ни прикрасъ, ни пустословия (26); Лучше виннаго и безсовстнаго закономъ помиловать, нежели многихъ невинныхъ онымъ отяготить (31); Правды в людяхъ мало, а коварства много. Подъ них такiе же подкопы чинятъ, какъ и подъ фортецiю (31); Кто къ знамю присягалъ единожды, у оного и до смерти стоять долженъ (41); Побду ршитъ военное искусство и храбрость полководцевъ и неустрашимость солдатъ. Грудь их - защита и крпость отечеству (51-52); Солдату утопать въ роскоши не надлежитъ: забыть службу ради женщины не простительно; быть плнникомъ любовницы хуже, нежели быть плнникомъ на войн; у непрiятеля скорая можетъ быть свобода, а у женщины оковы долговременны (56); Деньги суть артерiя войны (57); Но яко вра безъ дла, а дло безъ правыя вры мертво есть, тако слово безъ промысла, а трудъ безъ чина и безъ потребъ не успть пользовать (70); Наша коммерцiя и безъ того такъ какъ больная двица, которой не должно пугать или строгостiю приводить в унынiе, но ободрять ласкою (74); Братъ Карлъ все мечтаетъ быть Александромъ, но я не Дарiй (79); Что Карлъ XII запуталъ упрямствомъ, то распутывать будемъ умомъ (81); Понеже кто кредитъ потеряет, тотъ все потеряетъ (90); По мн будь крещенъ или обрзанъ - едино, лишь будь добрый человкъ и знай дло (92) и многие другие, в которых Петр I в лаконичной форме реализовывал свои целевые установки на строительство нового государства с новыми принципами и отношениями в обществе.