Американцы, по мнению Адамса, стали достойными преемниками всего лучшего, что было достигнуто англосаксами в процессе их развития. При этом историк утверждает, что "англосаксонские свободы" вышли далеко за пределы германских лесов потому, что "тевтонские народы обладали высокой жизнестойкостью и приспособляемостью, что помогло им выстоять в условиях жесткой расовой конкуренции" (18. с.21). Тем самым автор подчеркивает эволюционный характер исторического развития, разделяя основные постулаты социал-дарвинизма.

Историки англосаксонской школы долгое время оставались влиятельным направлением в американской историографии второй половины XIX века. Их концепции имели важное значение в процессе трансформации американской историографии из " занимательного повествования о делах минувших дней" (15. с.611) в науку, опирающуюся на последние достижения естествознания. По мнению Г. Адамса, американская историография нуждалась в новых революционных методах исследования, которые "окончательно покончили бы с узким кругозором историков-провиденциалистов и с их теологическим взглядом на историю Америки" (19. с.4).

Однако, впоследствии Адамс отказался от увлечения тевтонской теорией и даже иронизировал по поводу концепции Э. Фримена и его научных трудов. В письме к брату, Бруксу Адамсу, от 14 февраля 1882 года он пишет:". наивно утверждать, что сходство ряда институтов и обычаев разных народов говорит об общности их происхождения. Руководствуясь подобной "логикой", можно породнить англо-американцев с жителями Новой Гвинеи или островов Самоа" (20. с.238).

Необходимо отметить, что идеи ранних работ Адамса-историка существенно отличались от его поздних концепций, выраженных в "Истории Соединенных Штатов" и особенно в автобиографии "Воспитание

Генри Адамса". На самом деле, работы раннего и позднего периодов в научном и в художественном творчестве отразили две отличные друг от друга стороны адамсовского мировидения. Утверждение "исключительности" американской нации, ее "генетического превосходства" над другими более " примитивными" народами, со временем вызывало у Адамса острое неприятие. В "Воспитании" он крайне негативно отзывается о своем кумире 70-х годов - Э. Фримене. "Новое и неизвестное обступило его со всех сторон, пока Адамс проводил триангуляцию этих исторических просторов, о которых рассказывал студентам всю жизнь, черпая сведения из книг. Он убедился, что ничего о них не знал. Адамс долго не мог прийти в себя, а ведь он с самого начала всегда стоял за скандинавскую гипотезу и никогда не жаловал столь обожаемые Фрименом тупые, налитые пивом саксонские туши, которые к отчаянию науки, произвели на свет Шекспира" (3. с.492).

Многие исследователи творчества Г. Адамса считают, что истоки скептицизма, характерного для его поздних исторических и художественных произведений, следует искать в социально-экономическом и политическом развитии Америки рубежа XIX-XX веков (21, 22, 23, 24, 25, 26).М. М. Коренева в статье "Генри Адамс и кризис традиционных демократических идеалов в Америке" пишет: "Ученые анализировали наследие Г. Адамса лишь в некоторых его аспектах, не давая полноценного представления о многообразии его взглядов. Полагаю, главной причиной этому послужило то, что произведения Адамса рассматривались изолированно друг от друга и от социально-исторического контекста эпохи" (26. с.76).

Последние три десятилетия XIX века - период формирования в США монополистического капитализма. Опередив другие страны по объему промышленного производства, Америка за сравнительно небольшой промежуток времени входит в число самых развитых стран мира. Между тем, бурный рост промышленности повлек за собой несоответствие между ведущим местом США в мировом промышленном производстве и их положением на мировом рынке. Отсутствие колониальных владений привело к острым экономическим и социальным проблемам, порожденным перерастанием американского капитализма в монополистическую стадию. Поиск новых рынков сбыта, новых территорий для приложения капитала - эта тема стала занимать важное место в американских политических кругах. Многие государственные деятели и крупные предприниматели пришли к убеждению, что экспансия - единственно целесообразный выход из сложившейся ситуации (27).

В романе "Демократия", написанном в 1880 году, Адамс выступил с резкой критикой политических идеалов современной ему Америки. Имея богатый опыт общения с влиятельными политиками того времени, автор приходит к выводу, что традиционные демократические ценности предшествующих столетий несовместимы с реалиями новой Америки. Экономическое давление со стороны финансовых олигархий США, коррумпированные политики, представляющие интересы большого бизнеса в стенах Белого дома, манипуляция общественным мнением и голосами избирателей - это далеко не вся палитра красок, при помощи которой Адамс пишет портрет американской демократии конца XIX века.

"Глубоко символичен тот факт, что четвертое поколение Адамсов серьезнейшим образом засомневалось в том, что Провидение, создав Америку, в конечном счете реализовало великий замысел", - пишет А. Шлезингер в "Циклах американской истории" (28. с. 92). У Америки нет ни малейших оснований уповать на уникальность собственной судьбы, якобы отмеченной печатью высшей морали и справедливости, считает Адамс. - "Америка начала медленно, сознавая, как это больно, приходить к убеждению, что и она должна нести общечеловеческое бремя, вести борьбу на той же самой кровавой арене с помощью используемых другими расами видов оружия, что она не может больше обманывать себя надеждами на то, что ей удастся избежать действия законов природы и жизненных инстинктов" (19. с. 214).

В монументальном исследовании, принесшем Адамсу широкое признание в научных кругах и избрание на пост президента Американской исторической ассоциации (в 9-томной "Истории Соединенных Штатов во времена правления Джефферсона и Мэдисона" (1889-1891)), автор анализирует причины, по которым потерпел крах политический эксперимент, предпринятый основателями американской республики. "Уже к моменту правления четвертого президента США, Джона Мэдисона, "laisser faire" - главный принцип Вашингтона и Джефферсона, стал, по мнению Адамса, " политической абстракцией" (29).

Ранняя американская идеология, основанная на вере в спасительную роль незаселенных земель, избавляющая Новый Свет от наемного рабства и "других дурных сторон капитализма", строилась на иллюзии, что Америке удастся избежать законов роста и упадка цивилизаций. Этих мыслей не был чужд Б. Франклин, они нашли яркое воплощение в сочинениях Ж. Кревекера, подобные идеи разделял Т. Джефферсон, который считал, что "свободная" земля, если ее предоставить трудовому народу, спасет Америку от появления больших городов и связанных с ними "капиталистических зол". Будущая Америка виделась Джефферсону как демократическая фермерская республика, где процветают высокие гражданские добродетели. "Земледельцы - избранный народ, - писал он, - порча нравов в среде фермеров - феномен, неизвестный в веках" (30. с.52). В "Истории" Адамс критически оценил теорию Джефферсона, назвав ее "аграрной утопией", панацеей, якобы избавляющей США от капиталистического развития и обострения социальных противоречий.

Автор отвергает миф о некапиталистической эволюции Соединенных Штатов. В качестве доказательства он приводит политические взгляды президента Дж. Мэдисона, который в отличие от своего предшественника, Т. Джефферсона, не разделял теорий о бесконечных ресурсах "свободных" земель Запада и принципов политического невмешательства. "Мэдисон был сторонником экспансии, - пишет Адамс в "Истории", - считая ее обязательным условием существования демократической республики, своеобразным предохранительным клапаном, ослабляющим напряжение борьбы враждующих партий и коалиций, грозящих разрушить общество." (31, с.180). Изоляционизм, опиравшийся на демократические идеалы XVII-XVIII веков, уступил место новой политической доктрине.

Таким образом, сто лет спустя, Г. Адамс научно обосновал уверенность своего прадеда, Дж. Адамса, в том, что у Америки нет никакого особенного, уникального исторического пути, и что рано или поздно она повторит судьбу крупнейших цивилизаций мира. Движение - главный закон природы, необходимое условие прогресса: ни одно государство не способно, по мнению историка, остановиться в своем социальном, экономическом и политическом развитии.

Всю свою жизнь Адамс стремился открыть законы развития истории, пытался установить причинно-следственные связи, лежащие в основе прогесса. Изучая механизмы власти, отношения личности и государства, характер американской демократии, он формирует свои представления о процессе исторического развития Америки. При этом его отношение к американскому государству было двойственным: с точки зрения целесообразности и необходимости, полагал он, институты власти в США успешно выполняют свои функции, но если взглянуть на них с позиций нравственности и гуманности, то они покажутся несовершенными, а порой и преступными. В ранних работах Адамс избегал моральных оценок. Это, на наш взгляд, связано с его мировоззрением того периода, когда в существовании сильных и слабых рас он усматривал проявление некой природной закономерности, результат которой биологическое неравенство, различная приспособляемость отдельных народов к среде обитания и т.д. В "Очерках англосаксонского права" Адамс с нескрываемым восхищением писал об англо-американцах как о "сильной расе" (18. с.5).

Однако, в поздних произведениях автор размышляет о логике прогресса, о его "нравственной целесообразности". Особенно сильно это проявилось в его культурологическом исследовании "Мон-Сен-Мишель и Шартр" и в автобиографии "Воспитание Генри Адамса". Проблемы свободы воли и судьбы, индивидуализма и коллективизма, богатства и власти, культуры и красоты, науки и религии - эти темы определяют структуру этих сложных, наполненных глубоким философским смыслом книг.

Здесь автор воспринимает историю сквозь призму духовных ценностей. Так, в "Воспитании" на примере современной ему Америки Адамс показывает падение духовного уровня общества на фоне его материального процветания. Происходил интенсивный рост промышленности, строились корабли, прокладывались железные дороги, США превратились в одну из самых развитых стран мира. Но историк приходит к выводу, что американское общество конца XIX столетия, вступившее на путь научно-технических преобразований, ограничивает возможности человека развиваться гармонично, подавляет его потребность в совершенствовании.

"Воспитание Генри Адамса" - своеобразная летопись американской действительности рубежа XIX-XX веков, попытка охарактеризовать историю страны и человечества с духовных, нравственных позиций; итог размышлений писателя о сущности жизни, бытия индивидуума и социума, об отношениях человека как "биологического вида" со "средой обитания". Адамса волнует способность человека остаться личностью в условиях современного индустриального государства, избежать процесса обезличивания, превращения в стандартный компонент общественной системы.

Культура ХХ столетия больше, чем все предшествующие эпохи, была, по мнению историка, отмечена ростом цивилизационных процессов. Научная революция преобразовала не только промышленность, но и общество. Поколения, входившие в жизнь в 70-х годах XIX века, воспринимали машинную индустрию, железнодорожный транспорт, пароходы как часть естественной среды обитания, говорит Адамс. Действительно, техническая революция демонстрировала возможности человеческого разума на благо общества: электричество, телефон, радиосвязь, кино, автомобили, каналы, тоннели и т.д. Но были и тенденции, действовавшие в обратном направлении: моторизация и механизация многомиллионных армий, увеличение мощности боевого оружия, появление первых подводных лодок, самолётов и многое другое.

" Ни один век не вводил человека в общую жизнь в такой степени как XIX век, - пишет Адамс в "Воспитании". - Всякий отдельный человек вынужден был жить со своими интересами и судьбой в возвышающейся над ним коллективной жизни. Фабрика поглощала ручные ремёсла, организовывались товарищества, объединения. Даже в научной жизни одиночки вытеснялись коллективами, школами" (32. с.459). Происходила нивелировка исторических различий, установление "единообразия" жизни, которого не знали прошлые века.

Однако, в победе коллективного над индивидуальным, по мнению автора, возникла опасность утраты самого высшего и ценного, что существовало во все времена - внутренней жизни личности, её неповторимой индивидуальности. Стремление к индивидуализму как к стилю жизни выразилось прежде всего в искусстве и в философии того периода. Человек XIX века часто осмысливался в его противоположности - толпе, обществу. Это нашло отражение и в изобразительном искусстве (одиночный портрет, одинокая фигура на фоне природы), и в музыкальных темах одночества, и в образах одиноких мечтателей в поэзии. Главное, что их объединило - это гимн человеческой личности, признание её уникальности и неповторимости. В подобных условиях, частная жизнь человека, его биография, обретает особую значимость: отсюда усилившийся в конце XIX столетия интерес к художественно-документальным жанрам (автобиографиям, дневникам, хроникам, письмам, воспоминаниям, мемуарам). Их популярность, на наш взгляд, можно расценить как реакцию личности на процесс обезличивания, омассовления, характерного для ХХ столетия, с его прагматической, "вещистской" культурой. В этом смысле, "Воспитание Генри Адам-са" - один из ярчайших примеров, описывающих чувство отчуждённости, покинутости, одиночества человека ХХ столетия, ненаходящего ориентира ни в разуме, ни в воле, ни в чувстве.

Адамса принято считать пессимистом, но прошедшее столетие показало, что его мрачное умонастроение было скорее пророчеством. В начале прошлого века он предупредил, что научно-технический прогресс таит угрозу для самого существования человека. Отрицатальные следствия цивилизации, по его мнению, могут перекрыть ее положительные свойства, а цена прогресса столь велика, что лишает его всякого смысла. В "Воспитании" Адамс утверждал, что, по большому счету, человек безоружен перед лицом окружающего его мира. Несмотря на возросший уровень научного знания, он не может приспособиться к нему, а разум только подрывает первородные инстинкты человека. Свою собственную жизнь он красноречиво определил как "молчаливое блуждание усталого пилигрима по путям незнания" (3. с.517).

Двадцатый век радикально изменил точку зрения на статус человека. В "Воспитании" Адамс приходит к новой концепции истории, согласно которой личность неспособна выбирать траекторию своего развития. Из существа мыслящего она превратилась в "металлическую опилку, подвластную законам магнитного поля, подсознательным инстинктам, иррациональности внешней среды, непостижимым с точки зрения логики, открытиям современной науки." (32. с.367). Принцип релятивизма, привнесенный в культуру ХХ столетия новым, научным типом цивилизации, по мнению автора, неукоснительно разрушал границу между добром и злом, нравственностью и безнравственностью. Адамс считает, что общество приобрело привычку снисходительно смотреть на вопросы этики, когда дело касалось "зримых выгод", а "вещизм" стал новой идеологической установкой.

Автор "Воспитания" одним из первых заявил о духовном кризисе эпохи, болезненно переживая утрату гуманистической морали - ценности, без которой, на его взгляд, не имеет смысла человеческое существование. Современное общество, основанное на технических достижениях и бюрократической рационализации производства, ведет к уничтожению человеческого достоинства, его внутренней свободы, следовательно и самой идеи гуманизма. Адамс не разделял оптимистических позиций по отношению к современной культуре, характерных для представителей технической и научной интеллигенции того времени, связывавших, как правило, проблемы культуры только с успехами в области материально-технического обеспечения человечества. В произведениях позднего периода, в частности в "Воспитании", представлены философские взгляды Адамса на цивилизацию и человека в мире техногенной культуры. Здесь он рассуждает о силе воздействия научной мысли на массовое сознание общества и на отдельно взятого индивидуума, о негативных последствиях научно-технической реолюции, о "целях" существования современной цивилизации и о пределах ее роста. Как справедливо замечает Э. Сэмюэлс, " взгляд Адамса на историю включает в себя два аспекта: фактическую историю и историю духовную " (23. с.104), и если в научных трудах он уделял внимание прежде всего анализу совокупности фактов и событий прошлого, то в "Воспитании" центр тяжести переместился, и встала острая необходимость переосмыслить пройденный человечеством путь с позиций "нравственной эволюции".

Пытаясь осмыслить национальную историю в контексте общечеловеческих проблем, Адамс разрушает традиционную провиденциалистскую концепцию американской истории и заменяет ее картиной мира-хаоса, где все непредсказуемо и находится в постоянной динамике. Но вместе с тем, по мнению автора, в беспорядочной вселенной существуют внутренние закономерности, и он приходит к выводу, что для человека главное - изучить их, приобрести истинное представление о мире. В связи с этим, в адамсовской концепции истории особенно важна идея неразрывности времен, установление причинно-следственных отношений между прошлым, настоящим и будущим. Автор подчеркивает преемственность эпох и, оставаясь верным принципам классического позитивизма, рассматривает всемирную историю как своего рода кодифицированный текст, скрывающий внутри себя ответы на самые сложные и парадоксальные вопросы. "Историк же обязан дать убедительное толкование, основанное на неоспоримых фактах и опыте прикладных наук" (19. с.126).

В своем обращении к Американской исторической ассоциации (The Tendency of History (1894)) Адамс призывает: "Положение, по-видимому, обязывает к тому, чтобы не высказывать мнений до тех пор, пока мы не можем предложить какой-либо научной теории" (19. с.128). Стремление вывести универсальную формулу всемирной истории, которой Адамс посвятил всю свою жизнь, Р. Спиллер сравнил с "поисками Ахавом Моби Дика или Парсифалем святого Грааля", оно превратилось "в поиски символа жизненной силы, в попытку пускай насильственно, но вырвать у сопротивляющейся природы тайну человеческого существования, ее смысл" (22. с. 194). При этом, критик подчеркивает, что открой Адамс искомую формулу, это стало бы научным переворотом, созданием "новой религии".

Научная мысль на пороге ХХ столетия сыграла важнейшую роль в жизни человечества. Вследствие научно-технических открытий изменилась не только повседневная жизнь человека, его быт, но и в корне поменялось "качество" его мышления, появились новые идеалы и ценности. "Позитивное знание теснило знание гуманитарное, - пишет Л.Г. Андреев, - лаборатория теснила письменный стол, автомобили и аэропланы заменяли луну и соловья в качестве символа поэтического" (33. с.242). При этом, убеждение в необходимости "великого синтеза наук", явилось для той эпохи ключевым понятием, разрушающим границы и старые каноны гуманитарных дисциплин.

Одной из главных "новых идей" того времени, послужившей для возникновения подобной перспективы, стала теория Чарльза Дарвина. Его труд из научного вопроса быстро превратился в вопрос идеологический, вызвав споры об этике, религии, Боге, природе. Учение английского биолога приобрело значение общекультурной, а не сугубо научной проблемы. Ответ на вопрос о происхождении человека породил множество следствий (о некоторых их них мы упоминали в связи с возникновением социал-дарвинизма в американской историографии).

"Эволюция бушевала как эпидемия, - пишет Адамс в "Воспитании". - Дарвин был величайшим пророком в самом эволюционном из миров. Никогда еще солнце прогресса не светило так ярко" (3. с.340). Для молодого поколения ученых, к числу которых принадлежал автор, научная доктрина знаменитого биолога стала возможностью придать принципиально новое направление истории. По его мнению, единство и единообразие природных процессов, которые постулировались в теории естественного отбора, по большому счету, исчерпывали все мотивы линеарной концепции Блаженного Августина и провозглашали позитивный смысл человеческой истории. "Непрерывная эволюция, протекавшая в единообразных условиях., превосходно заменяла религию: своего рода безопасное, консервативное, практичное божество, насквозь пропитанное духом общего права" (3. с.271).

В 1894 году Адамс подчеркивал фундаментальное значение дарвинизма, послужившего идейным стимулом к развитую современного естествознания. В обращении к Американской исторической ассоциации он призывал коллег провести тщательный отбор научной методологии, по-новому осмыслить цели и задачи исторических исследований (19). Большой интерес автора к естественно-научным проблемам, его стремление выявить универсальные законы, действующие в природе и различных сферах общественной жизни, привели к попытке объяснить историю с помощью законов физики и биологии.

Одним из первых этапов научной деятельности Адамса, было серьезное увлечение идеями социал-дарвинизма, в частности, тевтонской теорией Э. Фримена. Закон естественной биологической борьбы, созидающей вселенную от более примитивных форм к более совершенным, непрерывная эволюция от простого к сложному казалась Адамсу вполне понятной. "Для молодых людей, чья взрослая жизнь пришлась на годы 1867-1900-й, не было иного выбора, - пишет он в "Воспитании". - Их законам должна была стать эволюция от низшего к высшему, соединение атомов в массу, концентрация множества в единство, приведение анархии к порядку" (3. с.279).

Безусловно, исследование прошлого позволяет по-иному взглянуть на настоящее. Многие из нас тяготеют к семейным архивам, любят рассматривать выцветшую фотографию дома, узнавать имена и фамилии давно умерших родственников, восстанавливать генеалогическое древо рода и т.д. Так и изучение эволюции человека увлекало и увлекает многих выдающихся ученых. Однако исследователи всегда старались обходить самый спорный вопрос эволюционной теории: до сих пор не найдено "недостающее звено" в цепи выделения человека из царства животных. Как отметил Мэйтленд Иди - крупнейший антрополог современности, - "Дарвин выстроил огромную многоярусную "башню", с системой ходов и выходов, поражающих гениальностью конструкторского таланта их создателя., но забыл о самой малости - о прочности фундамента" (34. с.213).

Таким образом, несмотря на все удобство и видимую логичность, теория вызвала множество споров, вследствие которых, если верить

Г. Адамсу, "самые убежденные эволюционисты все меньше и меньше верили в процесс всеобщей адаптации видов и борьбу за существование, а, следовательно, и в позитивный смысл эволюции" (32. с.309). В "Воспитании" (глава XV "Дарвинизм") автор объясняет свой скептический взгляд относительно дарвиновского учения тем, что любая научная доктрина должна прежде всего располагать убедительной аргументацией, основанной на обширном фактическом материале, а не на голых гипотезах. - "Если в науке дозволено прибегать к таким же легковесным обоснованиям, как в теологии, - пишет Адамс о теории происхождения человека, - и принимать за отправную точку некое единство, то не лучше ли, по примеру церкви, заявить об этом сразу, не подвергая себя нападкам из-за слабости доказательств?" (3. с.273). Автор приходит к выводу, что будучи эволюционистом, он постоянно будет иметь дело с трудностями и шаткими гипотезами касательно происхождения и конечной цели человека.

Анализируя причины популярности теории эволюции Дарвина, он говорит, что общество воспринимало эволюцию, как ранее воспринимало Пресвятую Деву, поклонялось новому божеству ради собственного спокойствия и уверенности в бесспорной позитивности своего существования. Оно хотело верить, что эволюция возможна, что прогресс бесконечен: " дарвинисты. смотрели на естественный отбор как на догму, призванную заменить веру в триединство, как на своего рода святую мечту, надежду на конечное совершенство" (3. с.277). Однакдо, Адамс считает, что самого главного - "эволюции мышления эти открытия не касались. А ведешь ли ты свое происхождение от акулы или от волка, в нравственном смысле не столь уж существенно" (3. с.275).

Проблемы происхождения человека и пути его дальнейшего развития как биологического вида, в большей степени представлены в научной работе, написанной Адамсом в 1910-м году (A Letter of American Teachers of History (35)). Здесь он приводит различные современные гипотезы относительно будущего человечества (из области физики, астрономии, палеонтологии и антропологии). Далеко не все теории, приводимые автором, "полны оптимизма", подобно дарвиновской концепции. "Человеку свойственно мнить себя "венцом Вселенной", - пишет Адамс, - он с удовольствием признает утверждение о своем превосходстве над другими видами. Антропология аргументирует это положение высоким уровнем развития человеческого мозга, опорно-двигательного аппарата (кистей рук, ступней, позвоночника), голосового устройства и т.д." (35. с.183).

Но на вопрос "доказывает ли увеличение удельной массы головного мозга эволюцию развития от низших форм к высшим, и каково соотношение процентных показателей у человека и у приматов?" (35. с.185), ученые дают неутешительный ответ, говорит автор. Оказывается наши церебральные характеристики не только строго индивидуальны, но и немногим выше среднестатистических данных человекообразных приматов - "неутешительный результат, если учесть столь длительную эволюцию" (35. Там же). Кроме того, некоторые высокоразвитые виды обезьян обладают гораздо большим объемом головного мозга по отношению к общей массе тела, нежели человек. Так, например, если верить доктору В. Брэнку, чью гипотезу Адамс приводит в данной статье, и его размышлениям о способности человеческого мозга отклоняться от усредненной нормы, это может привести к неизбежной физической деградации, вырождению вида (35. с.187).

Адамс пишет: "По мнению знаменитого антрополога, тенденция к увеличению массы головного мозга у представителей высоко технологизированных цивилизаций приведет в дальнейшем к целому ряду физических трансформаций. Речь идет не просто о дисгармонии эстетических норм (сужению челюстей; ранней потере зубов, облысению, вследствие повышенного давления головного мозга; утрате способности женщин к вскармливанию молоком), а скорее о необратимых физиологических мутациях" (35. с. 192). Большинство физиков, по словам Адамса, также утверждало, что человечество неизменно растрачивает свой жизненный потенциал, согласно закону термодинамики и энтропии. "Палеонтологи пошли еще дальше, - продолжает автор, - уверяя, что возможности человека как биологического вида давно исчерпаны, а триумфальное сочетание homo sapiens в дальнейшем грозит перерасти в homo destructirens" (35. c199).

Желание систематизировать, осмыслить, обрести веру в собственные возможности - нет ничего естественнее, считает Адамс. Человеческое сознание изначально ориентировано на это. Пуританская традиция усиливает эту доктрину уверенностью в способности отдельной личности творить, созидать свою собственную судьбу и судьбу целого народа. Но современное естествознание "разрушало классические идеалы, относя индивидуальное начало к числу второстепенных и мало значимых условий. Человек в подобной ситуации воспринимался как "шахматная пешка" в сложной и непредсказуемой игре природных сил: мутаций, естественного отбора, инстинкта самосохранения и т.д." (35. с.219).

На рубеже XIX-XX веков немаловажное значение среди естественно-научных концепций развития Вселенной имели и астрономические теории. Зависимость температурного баланса Земли от Солнца - традиционно фундаментальное положение в астрономии, которая считает, что все природные и климатические изменения, а также геологические процессы на нашей планете прямо пропорциональны солнечным процессам. Данная гипотеза сводится к следующему: Солнце способно к "самообслуживанию" без привлечения внешних источников; внутренняя трансформация тепловых характеристик, в зависимости от ее масштабов, способна либо увеличивать объем Солнца, либо, наоборот, сокращать его. Так, например, предполагаемое уплотнение в структуре тела привело к сокращению диаметра звезды и снижению ее энергетического потенциала, что спровоцировало глобальные оледенения на нашей планете (периоды Первого и

Второго ледников). "Следовательно, нет объективных оснований считать, что закон эволюции не обернется в обратном направлении, - пишет Адамс в своем эссе. - У всего есть свой срок. Глобальные изменения на Земле и ее тепловом источнике, Солнце, свидетельствуют о том, что энергия не может постоянно находиться в состоянии равновесия. Никто не рискнет утверждать, что диаметр Солнца останется неизменным; нет гарантии в стабильности земного ядра, атмосферы, полюсов Земли или Мирового океана" (35. с.243).

На первых страницах "Послания американским историкам" (А Letter to American Teachers of History) автор отмечает, что начало ХХ столетия характеризовалось большим количеством пессимистических концепций относительно дальнейшей судьбы человечества. По мнению Адамса, каждая эпоха тяготеет к определенному кругу идей, который, так или иначе, формирует общественное сознание. В условиях стремительно трансформировавшейся реальности ХХ века, разрушавшей традиционную антропоцентристскую картину мира, "не мог не проявиться нигилистический дух эпохи" (35. с.151).

Острая полемика с дарвинизмом, неприятие Адамсом позитивного смысла "бесконечной эволюции живых форм", как нам кажется, объяснялась не только разнообразием пессимистических теорий, характерных для той поры, но и тем, что реальный жизненный материал современного автору общества не соответствовал его представлениям о прогрессе. Однако, несмотря на это, Адамс подчеркивал, что дарвинизм стал началом нового этапа в мироощущении человека. Началась смена парадигм не только в биологии, физике, химии и других науках, но и во всей картине мира. В научном миропонимании произошел качественный скачок. Были заложены основы электрохимии, создавались стыковые направления наук (физическая химия, органическая химия). Сама возможность создания новых элементов материального мира воздействовала на сознание человека.

В результате революционных открытий, в физику были введены принципиально новые представления и понятия об электрическом и магнитном полях (электромагнетизме). Появилась физика микромира, разрушающая прежние представления о материи. Отдаленность от непосредственного опыта требовала выработки абстрактного мышления. Росло поколение, с детства привыкшее считаться с тем, что прежде казалось абсурдом. В ХХ веке общество вступило в новый, доселе неизвестный ему мир, говорит Адамс в "Воспитании", в мир, где не было уже единой универсальной структуры; на смену ей пришел новый мультиверсум со своей сложной мультиструктурой.

"Год 1900-й был отнюдь не первым, нарушившим покой школьных наставников и учителей, - иронизирует Адамс в своей автобиографии. - В 1600-е годы многие из них сломали себе шеи на открытиях Коперника и Галилея, а в 1500-е Колумб перевернул весь мир. Но ближайшим аналогом крутого поворота 1900-го года был год 310-й, когда император Константин утвердил христианство в качестве официальной религии" (3. с.457).

Невероятный рост научных открытий в естествознании не мог не отразиться на гуманитарных отраслях знания. Если раньше историю воспринимали как постоянное чередование циклов простого и сложного в бесконечной цепи событий, то теперь ученые, "понизив голос до религиозного шепота, возвещали, подобно библейским пророкам, конец Вселенной", - пишет Адамс (35. с.215). Так, например, А. Морган, принадлежащий к числу авторитетных историков того времени, рассуждает: "возможно, уже через триста-четыреста лет научно-технические открытия приблизят человечество к критической точке, когда оно не сможет больше управлять сверхсложной системой механизмов" (36. с. 104). Камилла Фламмарион в своей "Популярной астрономии" (Париж, 1905) писала, что "со временем даже арктические экспедиции не в состоянии будут отыскать под толщей ледяного покрова, следы ныне существующих мегаполисов." По ее мнению, постоянное внедрение человека в отлаженные природные механизмы планеты неизбежно приведут к экологической катастрофе, вследствие которой "пищевые ресурсы Земли иссякнут, цивилизация окажется на краю гибели в лучах холодного, безжизненного Солнца" (36. с.176).

Адамс понимал, что подобного рода концепции не могут не отразиться на традициях исторической науки. Особенно остро ощущалась им мера собственной ответственности и проблема выбора: "Как спрашивается, должен был поступить американский историк? Профессор Гарварда не знал, с чего ему начинать свой ежегодный курс всемирной истории. Прочесть аудитории эссе на тему "Универсальные законы разложения энергии" или продолжать безмятежно скользить по поверхности старых традиций. Физики выводили формулы для доказательства своей правоты, а что мог предложить миру простой историк?" (35. с. 191). И Адамс приходит к выводу, что оперируя физическими и математическими формулами, возможно осмыслить течение исторических процессов.

В последних главах "Воспитания" автор предлагает свой взгляд на историю, представленный в виде динамической концепции развития. Отношения между людьми и группами людей, а также между человеком и вселенной, определяются, по его мнению, уровнем человеческого мышления. Последнее, в свою очередь, непосредственно связано с понятием "power", которое, согласно Адамсу, выступает как синоним природных энергий, жизненной силы вселенной. Если предположить, что человек - это также некий вид энергии, тогда всемирная история является "потоком человеческой энергии, протяженным во времени и пространстве" (32. с.459). Таким образом, становится возможным осмыслить историю человечества посредством законов физики. Выбор в качестве центральной формулы второго закона термодинамики, закона об истощении энергии, по выражению Р. Спиллера, диктовался состоянием точных наук на тот период, а "нетерпение, вызванное быстрым прогрессом естествознания и тяжеловесным консерватизмом историков, порождало героические усилия" (22. с. 194).

Со второй половины XIX века наиболее общепринятой в рамках естественно-научной картины мира явилась интерпретация временной необратимости через второй закон термодинамики, который был сформулирован Клаузисом и Кельвином в 1850-м году и положил начало энтропийной модели времени (37). Согласно данному закону, энтропия в замкнутых системах может только увеличиваться. Иначе говоря, любая форма материи предполагает дальнейшее "самоизнашивание".

Впоследствии, связь временной необратимости с возрастанием энтропии была статистически обоснована Людвигом Больцманом и получила широкое признание в научных кругах (38). "Общая термодинамика, - писал Больцман, - придерживается безусловной необратимости всех без исключения процессов природы. Она принимает функцию (энтропию), значение которой при всяком событии может изменяться лишь односторонне - увеличиваться. Следовательно, любое более позднее состояние Вселенной отличается от любого более раннего существенно большим значением энтропии. Способность энергии к превращениям, со временем становится все меньше, события природы становятся все более вялыми, и всякий возврат к прежнему количеству энтропии исключается" (38. с.524).

Теория энтропийной модели Вселенной оказала существенное влияние на развитие научных взглядов Адамса, воплотившихся в динамической концепции всеобщей истории. Известный исследователь творчества Г. Адамса, Р. Блэкмур, считал, что тот, стремясь приблизиться к разгадке внутренних механизмов вселенной, законов ее функционирования, попытался сделать невероятное с точки зрения исторической науки - перенести методы физики и химии в область гуманитарных дисциплин. "Его обращение к физике, - пишет критик, - было наполнено тем же благоговейным трепетом, с каким он молил Пресвятую Деву Шартра дать ему сил и направить на путь истинный" (21. с.213).

Апеллируя к закону Клаузиса об истощении энергии, Адамс искал ответы на извечные вопросы философии истории: в чем суть исторического прогресса? что заставляет энергии менять направления? что движет всемирный исторический поток? что есть личность и какова ее роль в сложной системе связей, называемых историей? С древности и до наших дней многими выдающимися мыслителями личность воспринималась лишь как игрушка в руках высших сил, будь то небожители античного Олимпа или такие абсолюты нашей эпохи как Раса, Класс, Нация, Прогресс, Диалектика, Всеобщая Воля, Дух Времени и т.д. Согласно динамической концепции Адамса, человек и его разум также трактуются с позиций классического детерминизма. Автор убежден, что наше сознание - это продукт длительного воздействия внешних энергий (природных сил), которые всегда формировали и продолжают формировать человека помимо его воли, а якобы осознанная свобода и "могущество", основанное на научном знании, не более чем иллюзия.

Что же в таком случае воспитывает человека, влияет на траекторию его пути? Признавая всеобщую объективную закономерность и причинную обусловленность всех явлений природы и общества, отраженную в законе об энтропии Вселенной, Адамс предложил свою линеарную концепцию истории, в которой человеку отводилась пассивная роль "игрушки" природных сил, вынужденной довольствоваться лишь опытом и знанием. При этом "церебральная эволюция" человека также трактовалась автором с позиций энтропийного возрастания. Спонтанно приобретенные знания древних людей об энергиях повлекли за собой не только необходимость обогащения полученного опыта, но и дальнейшее проникновение в более сложные и иррациональные механизмы природных сил, которые на каждом новом витке истории приводили к все более усложнявшимся связям с внешним миром, к противопоставлению его среде. Согласно динамической концепции, человеческая цивилизация постоянно стремилась к увеличению количества энтропии, в соответствии с другим естественным свойством материи - ее способностью проходить ряд физических трансформаций.

В 1876-1878 годах крупнейший американский ученый, профессор математической физики, один из основоположников физической химии - Уиллард Гиббс - опубликовал в "Протоколах" Коннектикутской академии наук свою знаменитую монографию "Равновесие гетерогенных субстанций", содержавшую обширный раздел "О фазах вещества". Эта работа также оказала существенное влияние на становление и развитие динамической концепции истории Г. Адамса. По его мнению, У. Гиббс "изменил лицо американской науки", а значение его исследований в физике можно было сопоставить лишь с революционными изобретениями Б. Франклина (39).

Общая идея фаз состоит в том, что любое вещество может находиться в одном из трех состояний: кристаллическом, жидком или газообразном. Пребывание вещества в той или иной фазе можно рассматривать как состояние равновесия, покоя. Существует целый ряд веществ, которые могут переходить из одной формы в другую без ущерба для их химической структуры (например, вода, которую У. Гиббс определил как идеальную модель). Но для большинства соединений, по мнению физика, подобные циклы означают деформацию на молекулярном уровне. Иначе говоря, переход к другой фазе непременно приведет к распаду. Продолжительность состояния покоя (пребывания в какой-то фазе без перехода в следующую или предыдущую) зависит от многочисленных факторов как внутренних, так и внешних. Одно, по мнению Гиббса, можно утверждать с полной уверенностью: в природе не существует соединений, не подверженных трансформациям. Идея сама по себе не оригинальна. Начиная с далекой древности, философы рассуждают об изменчивости, о перерождении материи, о том, что все в этом мире рано или поздно разрушается. К примеру, М. Монтень в своих знаменитых "Опытах" писал: "Философствовать - значит учиться умирать, а. любые философские рассуждения, в конечном счете, всегда подводят нас к идее смерти и угасания" (40. с.76).

Таким образом, в основе динамической концепции истории Адамса лежит закон об энтропии Вселенной и принцип естественных трансформаций вещества (закон фаз). Переход человеческой цивилизации от одной фазы к другой, по его мнению, обусловлен диалектическим сочетанием в природе двух антагонистических механизмов, определяющих ее динамику: законом инерции и законом ускорения. Любое вещество стремится к равновесию, покою, так как это замедляет процесс увеличения энтропии. Состояние равновесия продолжается до тех пор, пока какая-либо внешняя или внутренняя сила не выведет тело из состояния покоя.

В главе XXXII "Воспитания" (Vis Inertiae) автор размышляет о том насколько велико действие закона инерции в человеческом обществе. Например, говоря о проблемах пола в американской культуре, Адамс считает, что подчеркнуто пренебрежительное отношение американцев к женской энергии (к энергии секса), обусловлено маскулинным характером пуританской религии. В результате длительной аккумуляции женской энергии, пребывавшей в состоянии инерции, ее энтропия в ближайшее время должна будет достичь критического предела, считает историк. Анализируя количество "застойной" половой энергии в обществе, он утверждает, что повсеместно образовывавшиеся в конце ХХ века в США различные женские комитеты и организации феминистского толка - это реакция на длительное подавление женской активности. Зарождался новый тип женщин, пишет Адамс: "секретари-машинистки и стенографистки, телефонистки и телеграфистки, продавщицы и швеи-мотористки - миллионы и миллионы женщин, о которых ни они сами, ни историк ничего не знали. Все эти новые женщины стали появляться после 1840-го года и к 1940-му им предстояло показать, что они такое" (3. с.531). Автора интересует какой же результат, согласно научным представлениям об инерции и силе ускорения, это должно было дать? На сегодняшний день ответ на его вопрос имеет статус свершившегося факта американской истории - так называемая "сексуальная революция" 50-х годов.

Преодолеть закон инерции и закон массы невозможно, считает Адамс, на протяжении тысячелетий они приводили в движение маховик всемирной истории. Предлагая в "Воспитании" свою интерпретацию исторического прогресса, автор делит его на пять этапов, иначе говоря, фаз: "кристаллическую", "жидкую", "газообразную", "электрическую" и "эфирную". В результате бурного роста цивилизационных процессов, интенсивной индустриализации и модернизации производства, основанных на революционных открытиях точных наук, общество на пороге ХХ столетия готовилось войти в четвертую, "электрическую", фазу своего развития. В ближайшие сто-сто пятьдесят лет наступит время, утверждает Адамс, когда разум не сможет больше поглощать огромное количество новых сверхчувственных сил. Управлять ими станет невозможно, а лавинообразный поток энергий приведет мировое сообщество к его конечной, пятой фазе.

Свои размышления об историческом процессе автор строит на том, что человек также есть некий сгусток энергии, подвластный общим физическим законам, как все в этом мире. Он всегда был задействован в сложной игре внешних сил, влиявших на его ум и тело. Самой большой ошибкой, которую на протяжении долгого времени совершал человек Нового и Новейшего времени, была вера в собственную мощь и величие, считает Адамс. Исходя из того, что противоположные тела обладают силой притяжения, он заключает: "Человек подвержен силам природы. Сумма сил притягивает ничтожный атом, именуемый человеком; воспитывает и развивает его умственно и физически - сам он ничего не может познать, кроме движений, воздействующих на органы его чувств и составляющих его воспитание" (3. с.565).

Таким образом, в связи с законом притяжения и энтропии, человек воспринимает окружающие энергии, которые изменяют его мышление. Но процесс познания носит хаотический, нецеленаправленный характер. Для наглядности Адамс использует метафору "человек-паук", зависший посреди своей паутины в ожидании добычи. "Перед его сетью пляшут, словно мухи, силы природы, и при малейшей возможности он затягивает их к себе. Постепенно его паучий ум обретает способность хранить впечатления - память, а вместе с ней и особое свойство - анализировать и синтезировать, разъединяя и соединяя в различные сочетания ячейки своей ловушки" (3. с.565).

При этом совершенно неважно, каких технических высот достиг человек, полагает автор. Каменный топор, паровой двигатель, динамо-машина или летательный аппарат подтверждают лишь то, что он всегда был зависим от вспомогательных средств, от инструментов, упрощающих его существование. "Огонь открыл человеку тайны, которые ни одно другое живое существо не могло постичь; еще больше он познал, наблюдая за течением воды - первые уроки механики; животные несли на себе его ношу и снабжали одеждой, а травы и злаки оказались для него высшей школой познания" (3. с.565). И далее Адамс заключает, что "почти без особых усилий со стороны человека силы природы формировали его мышление, побуждали к деятельности и даже выпрямили ему спину" (3. Там же).

Любая органическая форма обладает той или иной степенью восприимчивости к внешним силам, считает историк. Растения и животные способны чутко реагировать на солнечные и лунные ритмы, температурные или атмосферные изменения, перепады давления, магнитные, электрические или звуковые волны. Однако, только человеку дана способность производить отбор среди внешних сил, анализировать и классифицировать, пытаться выводить системы законов и формул. Но в основе своей человек, согласно Адамсу, - это прежде всего биологическое существо, наделенное животными инстинктами и примитивными побуждениями. Он сравнивает функции человеческого сознания с желудком, который "усваивает преподносимую ему пищу, накапливает новые силы и, словно лес, разрастается за счет накопленного" (3. с.574). Голод, физический или духовный, на протяжении тысячелетий приводил в движение все многообразие и беспредельность человеческой мысли, считает Адамс.

Как любая энергия, человек стремился к равновесию, к состоянию покоя. Однако, внешние силы непрерывно воздействовали на него, развивая его способности. Уже на заре своей истории, человек ощутил бесчисленное множество и необъятную мощь природных сил. Интуитивно чувствуя между ними некую взаимосвязь, человек пытался понять внутренний характер этих отношений, постичь механизм во всей его многосложности. Даже примитивный разум первобытного человека, говорит Адамс, сознавал необходимость существования единой, центральной энергии, которой он поклонялся как главной силе - Богу. Иначе говоря, аналитические свойства человеческого разума приводили его к поискам перводвигателя, который приводил в движение все известные человеку энергии. Это была попытка придать противоречивой и анархической вселенной хотя бы видимое единство и стабильность.

Нельзя отрицать тот факт, что на протяжении долгого времени именно религиозная вера являлась мощнейшим стимулом человеческого творчества: благодаря ей создавались поразительные, по своему масштабу и уровню мастерства, памятники мировой художественной культуры - будь то пирамиды в Гизе, собор святого Петра в Риме, древнеиндийские храмы или собор Шартра. В своей динамической теории Адамс утверждал, что никакая другая сила не имела столь кардинального и позитивного воздействия на человека как религия. Она уравновешивала его сознание, давала ощущение гармонии с окружающим миром, причастности к общему потоку энергий.

Между тем, несмотря на низкий уровень энтропии, религиозный тип мышления все же обладал тягой к динамизму. Так, например, христианство, покончившее с политеизмом и провозгласившее монотеизм, задало колоссальное ускорение истории, считает автор "Воспитания". Человеческий разум в подобной ситуации должен был максимально напрячь свои аналитические способности, подчинив всю сложность "божественных энергий", олицетворявших те или иные природные силы, одной нечленимой сущности, центральной силе - Богу. Civitas Dei стал новым центром притяжения, хотя и страдал той же логической уязвимостью, что и прежние религиозные доктрины. Тем не менее, притяжение отнюдь не утратилось. В течение тысячелетия, именуемого средними веками, общественный дух был движим неповторимой энергией и верой в единство вселенной. Огромный по временной протяженности период, начиная с древнейших времен и включая Средневековье, характеризуется Адамсом как " кристаллическая" фаза - исторический этап, обладавший наивысшей степенью синкретизма.

В то время, как религиозное сознание "кристаллической" фазы стремилось обрести могущество в будущей жизни, олицетворяя идеальную модель взаимодействия разума и высших сил, начиная с XIV столетия, совершенно новые "враждебные ему энергии вовлекли человеческий разум в стремительный водоворот научных открытий" (32. с.476). Все религиозные войны вместе взятые не шли ни в какое сравнение с теми, которые развернулись в сознании вступившего на путь научного познания человека, считает историк: "Сражение между силой креста и силой взрывчатых веществ, компаса и других атрибутов научной мысли, неумолимо погружало его в зловещие трясины противоречий" (3. с.573). На первых порах, из-за недостатка объема новых знаний, сдвиг задержался на один-два века, завершивших великие эпохи религиозного чувства: "С XI по XIII века общество парило, находясь в состоянии полнейшей невесомости. Период этот возвысился до эллинской красоты и более чем эллинского единства, но длился недолго" (3. с.576). В данном случае Адамс имеет в виду позднее Средневековье Западной Европы, которое, по его мнению, было наивысшим воплощением гармонии и единства микро и макро миров: человека и вселенной.

Инерция, согласно физике, - естественное состояние материи, внутренний механизм, защищающий ее от разложения. Тот же принцип работает и в человеческом обществе. "Религиозное сознание средневекового человека отчаянно сопротивлялось: новые энергии и связанный с ними мир не поддавались логике рационального восприятия. Силы неуклонно стремились к ускорению, воплощаясь в различных формах научной мысли. Рушилась традиционная система взглядов, единство постепенно заменялось множественностью" (32. с.489). Политические и церковные институты ужесточили меры наказания, но не могли сдержать натиск "крамольных учений", захлестнувших Европу. С появлением "научной ереси", контроль над обществом постепенно ускользал из рук духовенства: "Чем больше Святая инквизиция сжигала и предавала анафеме еретиков, тем глубже пускали корни бунтарские учения" (32. Там же). Джордано Бруно или Галилей служили, по мнению Адамса, всего лишь адаптерами, проводниками новых энергий, которые рушили традиционные теологические концепции мироздания. Целостность восприятия вселенной постепенно заменялась многочисленными научными доктринами.