Размещено на http://www.allbest.ru/

Тема нигилиста в русской литературе XIX века - Базаров, Волохов, Верховенский: опыт литературоведческого сопоставления

Оглавление

Введение

1. Нигилизм как социокультурное явление в России второй половины XIX века

1.1 Исторический и бытовой аспекты нигилизма

1.2 Русский нигилизм как идеология и философия

2. Базаров как первый нигилист в русской литературе

2.1 Комплексный портрет Евгения Базарова и его воззрения

2.1.1 Евгений Базаров и народ. Суть базаровского нигилизма

2.1.2 Базаров в отношениях с окружающим обществом

2.2 Тургенев и Базаров: герой-нигилист в оценке автора

3. Гончаровская версия нигилизма: Марк Волохов

3.1 «Обрыв» как антинигилистический роман

3.2 Образ Марка Волохова в окончательной редакции романа

3.3 Волохов и Базаров: нигилист Гончарова в сопоставлении с нигилистом Тургенева

4. Нигилист глазами Достоевского: Петр Верховенский

4.1 «Бесы» как роман-предупреждение: мировоззренческая позиция Достоевского

4.2 Личность Петра Верховенского. Верховенский как «бес»-нигилист

4.3 Базаров, Волохов, Верховенский: общее и различное

Заключение

Список использованных источников и литературы

Приложение

Введение

Вторая половина XIX века - особый период в истории России. Это время проведения реформ, затронувших все общественные сферы страны. Одно из главных преобразований - отмена крепостного права Александром II. После проведения данной реформы по стране прошла волна крестьянских восстаний. Вопросы, связанные с переустройством России и с ее будущим, волновали всех - консерваторов, либералов-западников и революционных демократов. Это был период обострения общественной борьбы, в ходе которой еще более активно формировались основные идейные направления. К этому времени ряды русской литературной интеллигенции пополнились представителями сословия разночинцев. Среди них - знаменитые русские писатели и критики, например Ф.М. Достоевский (разночинец по матери), Н.Г. Чернышевский, Н.А. Добролюбов, Н.Н. Страхов и другие.

Известно, что в литературе второй половины XIX века господствовало такое направление, как реализм, требовавшее наиболее объективного изображения действительности. Издавались различные журналы, становившиеся ареной политической борьбы между демократами, либералами и консерваторами. В литературе появляется образ активного радикального демократа, «нового человека», но трактуется он по-разному в зависимости от позиции авторов. В данной работе мы обращаемся к творчеству таких великих русских писателей, как И.С. Тургенев, И.А. Гончаров, Ф.М. Достоевский, поместивших в центр своих знаменитых романов - «Отцы и дети», «Обрыв», «Бесы» - образ героя-нигилиста.

Актуальность и новизна темы нашего исследования заключаются в том, что, несмотря на неоднократное обращение исследователей к образам нигилистов в русской литературе, до сих пор не было цельного исследования, в котором подробно и обстоятельно, на широком культурно-историческом фоне сопоставлялись бы три героя-нигилиста из трех названных романов. Также в нашей работе мы рассматриваем мировоззренческую позицию каждого из романистов в отношении нигилистического движения, выявляя общее и различное в способе изображения ими этого движения и его представителей.

Сопоставление трех нигилистов из трех великих русских романов с учетом мировоззренческой позиции их авторов, продиктовавшей им подход к изображению этого исторического типа, и является главной целью нашей работы.

В ходе исследования перед нами были поставлены следующие задачи:

- проследить историю возникновения и бытования в культуре такого понятия, как нигилизм;

- изучить вопрос, связанный с появлением термина «нигилизм» в России и эволюцией его значений до момента написания романа И.С. Тургенева «Отцы и дети»;

- с максимальной полнотой описать историю создания романов «Отцы и дети», «Обрыв», «Бесы» с учетом мировоззренческой и политической позиции Тургенева, Гончарова и Достоевского в период их написания.

Объект нашего исследования - художественные способы изображения героев-нигилистов Тургеневым, Гончаровым, Достоевским, продиктованные их идеологической позицией.

Многие исследователи, критики и философы обращались к данным авторам и их романам, анализировали их историческую, философскую и социальную значимость. Соответственно, степень разработанности данной темы достаточна велика. В XIX веке - это Н.Н. Страхов, М.Н. Катков, Д.Н. Овсянико-Куликовский, на чьи труды мы в значительной мере опираемся и ссылаемся в своем исследовании. В начале XX столетия многие русские философы оценивали произведения второй половины XIX века с иной, «пророческой» точки зрения, и здесь, несомненно, главным источников для нас является историко-философское сочинение Н.А. Бердяева «Духи русской революции». На протяжении следующих десятилетий к творчеству исследуемых нами писателей обращались Н.К. Пиксанов, А.И. Батюто, Ю.В. Лебедев, В.А. Недзвецкий. Из наиболее близких нам по времени авторов монографий и статей особое внимание в нашей работе уделяется литературоведческим штудиям Л.И. Сараскиной - ученого, посвятившего жизнь исследованию творчества Ф.М. Достоевского.

Практическая значимость исследования обусловлена активным интересом к теме русской революции и ее предыстории в наше время и потребностью переосмыслить в этой связи идеологические и художественные константы русской литературной классики, так или иначе затрагивавшей данную тему. Предложенные нами разработки могут быть использованы в практике как школьного, так и вузовского преподавания.

Структура работы. Работа состоит из четырех глав, каждая из которых делится на параграфы. В первой главе мы рассматриваем понятие «нигилизм» и освещаем данное явление в историко-культурном аспекте; во второй - даем развернутую характеристику образа Евгения Базарова, в том числе в контексте политической и мировоззренческой позиции автора; третья глава посвящена роману «Обрыв» - его антинигилистической направленности и анализу фигуры Марка Волохова; в четвертой главе нами исследуется идеологическая позиция Достоевского по отношению к нигилизму и анализируется созданный им в его антинигилистическом романе «Бесы» образ Петра Верховенского.

1. Нигилизм как социокультурное явление в России второй половины XIX века

1.1 Исторический и бытовой аспекты нигилизма

Понятие «нигилизм» едва ли было бы правильным считать навсегда ушедшим в прошлое, наоборот, важно отметить, что это не просто идеология тургеневского персонажа из широко известного романа «Отцы и дети», о котором говорят на уроках в старшей школе; оно актуально и сегодня. «В культуре современной России нигилизм получил широкое и всеобъемлющее распространение. Во многом это объясняется социальной напряженностью, экономическими неурядицами, морально-психологической неустойчивостью общества. Однако не стоит забывать и об исторических причинах: многовековое крепостничество, самодержавие, административно-командные методы управления и др., которые не только не способствовали преодолению нигилизма, но постоянно воспроизводили и приумножали его». Однако анализ такого явления, как нигилизм, нуждается в абстрагировании от тех негативных ассоциаций, которые возникли вокруг него в связи с проявлением нигилистических настроений в русской культуре середины XIX века.

Впервые «нигилистические» настроения (не совсем в той форме, в какой многие привыкли понимать данное явление) возникли как неотъемлемая черта буддийской и индуистской философии, которая «заявляла» о бессмысленности жизни. Человеческое существование, согласно данной точке зрения, - череда страданий, а спасение человека - в спасении от жизни. достоевский нигилизм литература

Таким образом, нигилизм (неверие во всё сущее или пессимизм) в данном случае - это попытка охватить разумом смысл человеческой жизни, и он (нигилизм) выступает как отрицание всего вообще, не имея практически ничего общего с богоборчеством или жаждой разрушения.

Термин «нигилизм» можно обнаружить в средневековой теологической литературе: в частности, в XII веке так называли еретическое учение, отрицающее богочеловеческую природу Христа, а сторонников данной точки зрения называли, соответственно, «нигилистами». Гораздо позже, в XVIII веке, данное понятие закрепляется в европейских языках и имеет значение отрицания общепринятых норм и ценностей.

Во второй половине XIX - начале ХХ века понятие «нигилизм» получает особое наполнение благодаря философским учениям А. Шопенгауэра, чья философия близка идее буддийского безразличия к миру, Ф. Ницше, учившего об иллюзорности мира и несостоятельности христианской веры, и О. Шпенглера, который называл «нигилизмом» характерную черту современной европейской культуры, переживающей период «заката» и «старческих форм сознания», после которого якобы должно последовать состояние высшего расцвета.

Важно указать, что нигилизм в широком смысле данного слова - это только обозначение отрицания чего-либо. В определенные периоды существования человечества, а также в различных сферах жизни общества слово «нигилизм» носит контекстуальное значение, порой практически не коррелирующее с тем, о котором будет идти речь в данной работе. Нигилизм может рассматриваться как социокультурный феномен, онтологический феномен, способ мышления, ориентация деятельности человека, идеология.

История понятия «нигилизм» весьма богата и разнообразна. «С одной стороны, эта история оказалась неразрывно связанной с немецкой традицией, с другой - в русском культурно-речевом сознании термин зажил иной жизнью и предстал в ином контексте». Данный термин использовался различными философами и каждым трактовался по-своему. Основная цель данной главы - рассмотреть нигилизм как явление, пришедшее в Россию в XIX веке, и его влияние на сознание русской интеллигенции.

Термин попадает в Россию из работы немецкого писателя-романтика Жан- Поля «Vorschule der Aesthetik» (в русском переводе «Приготовительная школа эстетики») 1804-го года, опираясь на которую «С. П. Шевырев читал лекции по истории поэзии в Московском университете. «Нигилизм», как и у Жан-Поля, противопоставляется «материализму». Под «нигилистами» Жан-Поль (а вслед за ним и Шевырев) имеет в виду идеалистов, считающих, что поэзия не зависит ни от каких внешних обстоятельств и является творением только лишь человеческого духа. Под «материалистами» здесь имеются в виду те, кто считает, что поэзия романтизма просто рабски копирует реальный мир. Таким образом, и получается, что под «нигилистами» имеются в виду крайние идеалисты. Спор о поэзии является результатом столкновения противоположных взглядов на мир и, в особенности, на человека в европейской философии в конце XVIII - нач. XIX в.».

Немаловажно упомянуть и о том, что в 1829-1830 гг. в журнале «Вестник Европы» филолог и литературный критик Н.И. Надеждин опубликовал несколько статей, посвященных «нигилизму» (например, «Сонмище нигилистов»), который, в его понимании, являет собой «кладбищенскую лирику романтиков, и романтический эрос разрушения - смерти, и байроновский скептицизм, и светскую пустоту. В конечном счете совершенно так же, как и у Жан-Поля, шла речь о саморазложении субъективности, оторвавшейся от реальности, о саморазрушении я, замкнувшегося в себе». Таким образом, уже в первой половине XIX века слово «нигилизм» появляется в русской культуре, фигурирует в лекциях и размышления русских критиков, однако культурно-историческая ситуация, сложившаяся на тот период в России, не располагает к тому, чтобы в термине «нигилизм» выявить тот смысл, с которым он прочно будет ассоциироваться в дальнейшем.

В 1858 г. В России вышла книга профессора В.В. Берви «Психологический сравнительный взгляд на начало и конец жизни», в которой также употребляется слово «нигилизм» в качестве синонима скептицизма.

Благодаря публикации романа И.С. Тургенева «Отцы и дети», в 1862 году термин «нигилизм» вошел в обиход русской культуры, став предметом острых дискуссий. Особенно интересно то, что это слово приобрело определенный оценочный смысл, который не был сколько-нибудь ярко выражен до 1862 года; более того, этот смысл оказался противоположен прежнему. Отныне так стали называть исключительно «материалистов».

«Термин «нигилизм» приобретает «ругательное» значение и употребляется в резко полемическом контексте». «Термин, функционируя в сознании носителей определенной идеологии, отрывается от своих генетических корней и становится источником новых представлений, не связывавшихся с ним прежде».

Интересно, что В.П. Зубов в своей работе «К истории слова нигилизм» обращает внимание на суффикс «изм», который создавал представление о нигилизме как о некой школе, однако вскоре обнаружилось, что термин стал «расплываться в объёме», и оказалось, что точное определение как школе, как учению, нигилизму дать невозможно. «Дефиниции уступили место эмоционально-оценочному подходу и вследствие этого стали всё больше говорить не о «нигилизме», а о «нигилистах»». Термин становится некой «кличкой», а на первый план при описании и оценке так называемых «нигилистов» выходят личностные характеристики и определенный тип поведения. Такие люди оцениваются как «неприятные», с вызывающими манерами, мнениями. Например, «в 1866 г. в Нижнем Новгороде описывают внешность «нигилистов» и приказывают блюстителям общественного порядка преследовать таковых. Этот факт сразу же отразился протестом в прессе. Но слова «нигилист» и «нигилизм» продолжают в 60?70-е годы XIX века использоваться как средство духовно-идеологической характеристики и применяются то к одному кругу лиц, то к другому, а также к различным, часто противоположным, явлениям».

Таким образом, в 1860-е годы сложилась ситуация, заключавшаяся в достаточно расплывчатом понимании слова «нигилизм»; и некий парадокс был в том, что те, кого нарекали «нигилистами» по определенному ряду признаков, таковыми себя не считали, однако находились те, кто, следуя веяниям моды, до конца не разобравшись в понятии, добровольно назывались «нигилистами», отрицая абсолютно всё (как Ситников и Кукшина в романе «Отцы и дети»). И всё-таки, по мнению В.П. Зубова, если бы не эти люди, то и говорить о нигилизме как особом направлении было бы невозможно. «Странным образом понятие нигилизма было составлено из реального материала и, тем не менее, ему не соответствовало ничего реального».

Как уже было сказано, «нигилизм» - это, в первую очередь, только обозначение отрицания чего-либо, остальное - «наложенные» смыслы, значения, являющиеся контекстуальными. В.П. Зубов также отмечает, что слово «нигилизм» изначально восходит к латинскому слову «ничто» (nihil), т.е. к отрицанию (соответственно, «нигилист» - это не более, чем отрицатель чего-либо); и утверждает, что оно сохранило своё ядро в ходе эволюции термина. Ядро не изменилось, но изменилась окружающая среда, т.е. исторические условия и конкретные культурные условия. В результате этого в России словом стали пользоваться как оружием, «громя» определенные группировки, используя это слово как обвинение, как некий приговор.

По мнению А.В. Лайтера, идеологию и психологию «российского нигилизма» породили «отстраненность от внутренней жизни народа, убежденность в своем превосходстве, гордыня ума и нежелание понять и принять вековые ценности народной жизни». Ученый отмечает, что «нигилизм есть порождение существовавшей тогда русской действительности, своего рода социальное кредо большей части русской интеллигенции, вставшей на путь голого отрицания, грубого опошления прошлого своей страны, одностороннего, зачастую совершенно немотивированного неприятия настоящего, особенно политических и правовых реалий и ценностей своей страны». «Нигилизм в истории России начинался как движение за «эмансипацию человеческой личности» от закостенелых форм мышления и жизни, он пришел к полному неуважению к автономии личности -- вплоть до убийства. Свидетельством этого может являться опыт реального социализма советской эпохи. Революционная тактика Ленина во многом совпадала с базаровской программой тотального разрушения». Таким образом, А.В. Лайтер дает скорее отрицательную характеристику нигилизму, проявившемуся во второй половине XIX века, обвиняя носителей «нигилистических» воззрений в гордыне и нежелании понять и принять народные ценности. Здесь очень важно отметить момент, к которому нам придется еще не раз обращаться в ходе исследования: нигилизм и нигилисты получали как положительную, так и отрицательную оценку в зависимости от позиции оценивающего. Известно, что на момент распространения нигилистической идеологии имели место как консерваторы, которые по определению не могли принять нигилистов, так и либералы, выступавшие одновременно против как консерваторов, так и радикалов, или, в другой терминологии, социал-демократов, которых, как и консерваторы, они называли «нигилистами» скорее в отрицательном смысле. Для самих же радикалов, или социал-демократов, понятие нигилизма, напротив, воспринималось, как правило, в положительном ключе.

В целом же в культурном сознании второй половины XIX века в России слово «нигилист» носило скорее отрицательный, обвинительный характер. Отрицание - вообще характерная черта, объединяющая все русские радикально-демократические концепции XIX века, чьи адепты отвергали традиционный уклад русской действительности. Именно поэтому нередко «русский нигилизм» отождествляется с теорией и практикой революционного движения в пореформенной России. Однако необходимо помнить о том, что термин «нигилизм» в разных культурах, странах и периодах человеческой истории имел разные толкования, следовательно, в данном случае речь идет о «революционном» нигилизме, с представителями которого мы как раз и встречаемся на страницах романов И.С. Тургенева, И.А. Гончарова и Ф.М. Достоевского.

В связи с русским нигилизмом второй половины XIX века обратимся к конкретным радикальным направлениям и группам, ратовавшим за новый политический строй и объявлявшим ложными действующие на тот момент нормы морали и общепринятую систему культурных и эстетических ценностей.

В первую очередь, важно отметить то, что так называемыми «революционерами» второй половины XIX века, участниками радикального направления общественного движения, были выходцы из разных слоев общества, стремившиеся представлять интересы рабочих и крестьян. Значительное влияние на развитие данного движения оказывала реакционная политика правительства, которая заключалась в отсутствии свободы слова и в полицейских произволах. Историки и культурологи обычно выделяют три основных этапа формирования и развития радикального направления. Первый этап - 1860-е годы: появление революционно-демократической идеологии и создание тайных разночинских кружков. Второй этап - 1870-е годы: оформление народнического направления и деятельность организаций революционных народников. Третий этап - 1880-90-е годы: активизация либеральных народников, начало распространения марксизма, который лег в основу создания социал-демократических групп.

Как уже было упомянуто выше, представителями демократического движения были в основном разночинцы (выходцы из таких общественных слоев, как купечество, духовенство, мещанство, мелкие чиновники), пришедшие на смену дворянам-революционерам первой половины XIX века и являвшие собой наиболее сплоченную группу противников царизма в России. Именно нигилизм послужил основой их идеологии, став в целом направлением общественной мысли 1860-х годов. Таким образом, нигилизм стал важным и крупным явлением в общественной жизни России второй половины XIX. Главными идеологами нигилизма на рубеже 50 - 60-х годов считались Н.Г. Чернышевский и Н.А. Добролюбов, а в середине 60-х гг. - Д.И. Писарев.

Когда мы говорим о нигилизме как об отрицании устоев и ценностей, недостаточно ограничиваться исключительно этой характеристикой. Важно подойти к данному вопросу более конкретно и отметить, что, кроме моральных норм и культурных ценностей, нигилизм также отрицал: исторический опыт России, не содержащий в себе тех начал, которые стали бы основной для разрешения важных для развития страны вопросов; исторический опыта Запада, который привел к более тяжелому, чем в России, кризису в социальных отношениях. Нигилизм ратовал за отказ от государственной службы и переход граждан в область просвещения, образования; «свободные» и фиктивные браки; отказ от «условностей» этикета (иначе говоря, нигилисты приветствовали искренность в отношениях, пускай порой и грубоватую по форме). Отрицание установленных культурных ценностей, по мнению М.А. Ицковича, было обусловлено тем, что «искусство, мораль, религия, этикет служили классу, который жил за счёт безвозмездного труда и угнетения крепостных крестьян. Раз вся система социальных отношений безнравственна и не имеет морального права на существование, значит, нужно отвергнуть всё, что хоть как-то связано с ней».

А.А. Ширинянц, автор статьи «Русское общество и политика в XIX веке: революционный нигилизм», достаточно подробно и глубоко рассматривает это явление, и речь в его работе ведется именно о революционном нигилизме второй половины девятнадцатого столетия. Как уже говорилось, нигилизм в общественном сознании носил скорее отрицательный, радикальный характер, и «нигилистами» называли тех, чье поведение и внешний вид разительно отличались от общепринятого. Также А.А. Ширинянц обращает внимание на следующий аспект: «В обиходе многое неустройство и зло российской жизни стали относить на счет «нигилистов». Яркий пример -- история петербургских пожаров 1862 г. Как когда-то в Риме (64 г. н. э.) в пожарах обвинили христиан, в России в поджогах обвинили… нигилистов»13. Ученый цитирует самого И.С. Тургенева: «…когда я вернулся в Петербург, в самый день известных пожаров Апраксинского двора, -- слово “нигилист” уже было подхвачено тысячами голосов, и первое восклицание, вырвавшееся из уст первого знакомого, встреченного мной на Невском, было: “Посмотрите, что ваши нигилисты делают! Жгут Петербург!».

Необходимо отметить важный момент, связанный с содержанием статьи А.А. Ширинянца: ученый затрагивает вопрос отождествления русских нигилистов с революционерами, утверждая, что «делать это следует все же осторожно, с некоторыми оговорками, акцентируя внимание на специфических чертах русского «революционного» нигилизма по сравнению с нигилизмом европейским». Приведем еще одно любопытное замечание исследователя по данному вопросу: Смысл и содержание нигилизма в России невозможно понять без выяснения и интерпретации сущностных черт и специфики так называемого «русского революционного нигилизма» как социального феномена, порожденного реалиями пореформенной жизни России, объясненного русской мыслью и своеобразно «вписавшегося» в историю европейского нигилизма».

Во-первых, согласно статье Ширинянца, носителем нигилистской идеологии и психологии был интеллигент-разночинец (о чем упоминалось выше) или дворянин, первый из которых занимал «промежуточный» статус между дворянским и крестьянским сословиями. Статус разночинца был неоднозначным: «С одной стороны, как и все недворяне, разночинцы не имели права владеть крестьянами -- а вплоть до манифеста 19 февраля 1861г. -- и землей. Не принадлежа к купечеству или мещанству, они не занимались ни торговлей, ни ремеслами. Они могли иметь собственность в городах (быть домовладельцами), но не могли владеть ни фабриками, ни заводами, ни лавками, ни мастерскими. С другой стороны, в отличие от представителей низших сословий, разночинец имел такую степень личной независимости, какой не имел ни купец, ни мещанин, ни тем более крестьянин. Он обладал правом свободного проживания, свободного передвижения по стране, правом вступления на государственную службу, имел постоянный паспорт и обязан был учить своих детей. Последнее обстоятельство важно подчеркнуть, так как Россия была единственной страной в мире, где «за образование» давалось личное дворянство. Образованный человек «низкого» происхождения, равно как и беспоместный дворянин, положение которого практически не отличалось от положения разночинца, могли найти средства к существованию только на государственной службе или, с 1830-1840-х гг., на ниве свободного интеллектуального труда, занимаясь репетиторством, переводами, черновой журнальной работой и т. п.»16. Таким образом, основная масса, придерживавшаяся идеологии отрицания и составлявшая революционное движение в России второй половины XIX века, - разночинцы, суть положения которых достаточно подробно рассмотрена в статье, процитированной выше.

Хотелось бы отметить, что Ширинянц по существу нарекает представителей данного «сословия» «маргиналами», что вполне справедливо, так как, с одной стороны, это люди, имевшие больше прав и свобод, нежели крестьяне, с другой - они чрезвычайно остро ощущали все минусы своего положения, имея достаточно много возможностей, но не имея при этом больших денежных средств и полномочий, которые делали бы их жизнь более комфортной и благополучной. Совершенно очевидно, что такой статус не является завидным, ибо не предоставляет человеку достаточно прав, свобод и, в конце концов, четко обозначенной и стабильной жизненной ниши. И именно это, пожалуй, могло бы стать достаточно веским основанием для зарождающейся в умах разночинной молодежи борьбы и бунтарских идей. В связи с этим Ширинянц цитирует русского политического мыслителя радикального толка П.Н. Ткачева: «Наши юноши -- революционеры не в силу своих знаний, а в силу своего социального положения… Среда, их вырастившая, состоит либо из бедняков, в поте лица добывающих свой хлеб, либо живет на хлебах у государства; на каждом шагу она чувствует экономическое бессилие, свою зависимость. А сознание своего бессилия, своей необеспеченности, чувство зависимости -- всегда приводит к чувству недовольства, к озлоблению, к протесту».

Интересное замечание выдвигает другой русский политический мыслитель, социал-демократ марксистской ориентации В.В. Воровский, которого цитирует в своей статье «Роман И.С. Тургенева «Отцы и дети»» Ю.В. Лебедев: «Выйдя из среды, которая не могла вынести никаких традиций, предоставленная своим собственным силам, обязанная всем своим положением только своим дарованиям и своему труду, она неизбежно должна была придать своей психике ярко индивидуальную окраску. Мысль, благодаря которой разночинская интеллигенция только и могла проложить себе путь на поверхность собственной жизни и держаться на этой поверхности, естественно стала ей казаться какой-то абсолютной, всеразрешающей силой. Разночинец интеллигент стал ярым индивидуалистом и рационалистом».

Однако повторим, что носителями идеологии нигилизма являлись также и дворяне. И об этом «справедливости ради» говорит и Ширинянц. Сознательно разрывая связь со своими «отцами», представители аристократической и дворянской среды приходили к нигилизму и радикальности. Если разночинцы «входили» в радикальные движения по причине своей близости к народу, то представители высшего сословия - как раз вследствие того, что, наоборот, были очень далеки от низшего сословия, однако делали они это из определенного сочувствия к народу и раскаяния перед ним за большое количество лет угнетения и рабства.

Среди характерных черт русского нигилизма Ширинянц выделяет следующие: культ «знания» («рационалистический характер»; отрицание метафизических аспектов и преклонения перед естественными науками), а также «культ дела», «служения» народу (не государству), суть которого в неприятии чинов и богатства. Как следствие подобного «обособления» от общепринятого - не только новые, противоположные привычным, взгляды и убеждения, но и эпатажные (как сейчас бы сказали, «фриковые») костюмы и прически (яркие очки, стриженые волосы, необычные шляпы). При этом стремление каким-то образом заявить о себе, отвергая привычное и «закостенелое», порой доходило и до чего-то схожего с болезнью. Так, С.Ф. Ковалик свидетельствовал о том, что в его кругу «возникали даже вопросы, честно ли есть мясо, когда народ питается растительной пищей». Основным правилом нигилистов был отказ от роскоши и излишеств; ими культивировалась сознательная бедность. Отрицанию подвергались всякого рода развлечения - танцы, кутежи, попойки.

Рассмотрев и проанализировав различные источники, мы имеем достаточно ясное представление о том, что представлял собой русский нигилист второй половины XIX века. Это были люди, в которых всё как бы «кричало», громко заявляло о нежелании походить на «угнетающий» класс общества, то есть типичных представителей дворянской среды. Мечтая о разрушении прежних устоев, о прекращении угнетения низших слоев общества, нигилисты превратились из «новых» людей, носителей «новых» взглядов, в самых настоящих революционеров. Этот период последовательной и неуклонной радикализации длился с 1860-х до 1880- 1890-х годов. Русский нигилист как внутренне, так и внешне «убивал» в себе любые признаки принадлежности к «отцам»: некий аскетизм в жизни, культ труда, эпатажные наряды и прически, признание новых правил и идеалов во взаимоотношениях - открытая, искренняя, демократическая форма общения. Нигилисты пропагандировали совершенно новый взгляд на брак: женщина отныне воспринималась как товарищ, и совершенно не обязательным являлось официальное заключение отношений (было вполне допустимо сожительство). Все аспекты жизни были подвергнуты пересмотру. Идея отрицания была мотивирована тем, что, чтобы создать новое, гуманное общество, нужно полностью отказаться от старых норм.

Итак, в данном параграфе мы рассмотрели происхождение и значение понятия «нигилизм», историю его появления в России. Можно сделать однозначное заключение о том, что семантическим ядром слова «нигилизм» является «отрицание», и многие ученые в разные периоды истории толковали по-своему данное понятие. В данном исследовании мы рассматриваем его в том контексте, в котором он существовал во второй половине XIX века в России, будучи идеологической основой для «новых» людей, впоследствии ставших участниками революционного движения. Взяв за основу «отрицание», которое составляет основную суть понятия «нигилизм», русские нигилисты основали целую идеологию, которая имела конкретные характерные черты - отказ от всех культурных элементов, составляющих дворянские порядки и быт.

Коснувшись исторического и идеологического аспекта такого явления, как русский нигилизм XIX столетия, мы не можем не обратиться к культурно- философской стороне данного вопроса и не проанализировать то, как нигилизм повлиял на культуру, литературные и философские труды деятелей той эпохи.

1.2 Русский нигилизм как идеология и философия

Целью данного параграфа является анализ такого явления, как русский нигилизм второй половины XIX века в его по преимуществу идеологическом аспекте и в плане осмыслении этой идеологии русскими мыслителями и философами второй половины XIX-го - начала ХХ века. Предыдущий параграф носил более исторический характер. В этой же части нашего исследования мы проведем обзор историко-культурных и философских трудов, связанных с нигилизмом. В России о нигилизме в XIX веке писали М.Н. Катков, И.С. Тургенев, А.И. Герцен, С.С. Гогоцкий, Н.Н. Страхов, Ф.М. Достоевский и др., в начале XX века эта тема в той или иной форме затрагивалась Д.С. Мережковским, В.В. Розановым, Л.И. Шестовым, С.Н. Булгаковым и заняла особое место в трудах Н.А. Бердяева и С.Л. Франка.

Некой точкой отсчета бытования нигилизма в русской литературе и культуре принято считать момент выхода в свет романа И.С. Тургенева «Отцы и дети» в 1862 году. Действительно, эта дата совпадает с тем периодом, когда слово «нигилист» приобрело тот контекст, о котором ведется речь в нашем исследовании.

В отечественной науке не раз высказывалось мнение, что, вероятнее всего, не нигилизм повлиял изначально на литературу, а, наоборот, второе породило первое: «Герой романа И.С. Тургенева «Отцы и дети» Базаров, относившийся с непомерным цинизмом ко всему положительному и устойчивому, распространявший крайние нигилистические взгляды, стал символом, героем-идеалом революционно настроенных людей, главным образом из интеллигентной молодежи. Не случайно на Западе, начиная с 1870-х годов и по сей день, русская революционная мысль характеризуется, как правило, исключительно как нигилистическая, все ее положения расцениваются главным образом с этих позиций и записываются в разряд нигилизма.». В то же время следует учитывать, что роман «Отцы и дети» создавался в тот период, когда назревала крестьянская реформа, и уже тогда имело место противостояние консерваторов, либералов и революционеров- демократов, которые «нигилистами» стали называть себя позже; всё это еще раз говорит в пользу того, что нигилист - это, по преимуществу, революционер, но революционер - это не всегда нигилист.

Рассматривая явление русского нигилизма второй половины XIX века в культурном аспекте, обратимся к статье достаточно известного и влиятельного в то время критика и публициста М.Н. Каткова «О нашем нигилизме по поводу романа Тургенева», чью политическую позицию можно определить как среднюю между консерватизмом и либерализмом. Нигилизм, и, следовательно, идеи, заключавшиеся в нем, Катков в своей статье называет «новым духом», который главным образом «сидит» Базарове. Оба товарища, Базаров и Кирсанов, названы «прогрессистами», которые принесли в деревню, в глушь, «дух исследования». Критик, обращая наше внимание на эпизод, в котором Базаров по приезде сразу же неистово рвётся к свершению опытов, утверждает, что такая характеристика натуралиста гипертрофирована, что в реальности исследователь не может быть настолько увлечен своим занятием, отвергая остальные дела, не касающиеся этого. Катков видит в этом «неестественность», некую несерьезность: «Нет сомнения, что наука здесь не есть что-либо серьезное и что ее надобно сложить со счетов. Если в этом Базарове сидит действительная сила, то она что-нибудь другое, а никак не наука. Своей наукой он может иметь значение лишь в том окружении, куда он попал; своей наукой он может подавлять только своего старичка-отца, юного Аркадия и мадам Кукшину. Он лишь бойкий школьник, который лучше других вытвердил урок и которого за то поставили в аудиторы»21. По мнению Каткова, наука для нигилистов (в данном случае - для Базарова) важна не сама по себе, а как точка опоры для достижения целей, которые с наукой не связаны. Далее следует сравнение с философами: « Бедные молодые люди! Они никого не хотели морочить, они морочили только самих себя. Они надувались, напрягались и губили свои умственные силы на бесплодное дело казаться в своих глазах великими философами. Правда, науки, на которые предъявляет претензию Базаров - другого свойства. Они общедоступны и просты, они школят мысль и приучают ее к трезвости и самоограничению. Но он вовсе не о том хлопочет, чтобы стать специалистом по той или другой части; ему важна вовсе не положительная сторона науки; он занимается естественными науками более в качестве мудреца, в интересе первых причин и сущности вещей. Он потому занимается этими науками, что они, по его мнению, прямо ведут к решению вопросов об этих первых причинах. Он уже заранее уверен, что естественные науки ведут к отрицательному решению этих вопросов, и они ему нужны как орудие уничтожения предрассудков и для вразумления людей в той вдохновительной истине, что никаких первых причин не имеется и что человек и лягушка в сущности одно и то же».

Таким образом, Катков ведет речь о том, что интерес нигилистов к естественным наукам - не интерес к науке как таковой; это, скорее, некое орудие, которым, по их предположению, можно «расчистить» сознание, чтобы прийти к чему-то простому и единому, что стало бы точкой отсчета новой жизни с ее новыми правилами и законами. Искусство и различные возвышенные проявления и понятия, судя по всему, отдаляют людей от сути, являются ненужными элементами общественной жизни, которые не позволяют дойти до истинной сути, гуманности. А если человека отождествить с «лягушкой», то именно с этого проще начинать «строить» нечто новое. Также, по утверждению Н.М. Каткова, этот момент характерен для нашего отечества, где естественные науки как таковые не развиты, и всё, чем заняты «химики» и «физиологи», - это та же философия, но под видом естественных наук.

«Дух догматического отрицания не может быть общим признаком какой бы то ни было всемирной эпохи; но он возможен во всякое время в большей или меньшей степени как общественная болезнь, овладевающая некоторыми умами и некоторыми сферами мысли. Как частное явление, оно встречается и в наше время, в большей или меньшей степени, в некоторых общественных средах; но, как и всякое зло, оно везде находит себе противодействие в могущественных силах цивилизации. Но если в этом явлении нельзя видеть общий признак нашего времени, то несомненно узнаем мы в нем характеристическую черту умственной жизни в нашем Отечестве за текущий момент. Ни в какой другой общественной среде Базаровы не могли бы иметь обширного круга действия и казаться силачами или гигантами; во всякой другой среде, на каждом шагу, отрицатели сами беспрерывно подвергались бы отрицанию <…> Но в нашей цивилизации, не имеющей в себе никакой самостоятельной силы, в нашем маленьком умственном мире, где нет ничего стоящего твердо, где нет ни одного интереса, который бы не стыдился и не конфузился самого себя и сколько-нибудь верил в свое существование, - дух нигилизма мог развиться и приобрести значение. Эта умственная среда сама собой подпадает под нигилизм и находит в нем свое вернейшее выражение».

В 1880-е годы, в период активизации революционного движения в России, философ и критик Н.Н. Страхов в «Письмах о нигилизме» (в «Письме первом») писал о том, что не нигилизм служит анархистам и тем, кто «дал денег или прислал бомбы» для первых, наоборот, они - его (нигилизма) слуги. Философ видит «корень зла» в самом нигилизме, а не в нигилистах. Нигилизм «составляет как бы естественное зло нашей земли, болезнь, имеющую свои давние и постоянные источники и неизбежно поражающую известную часть молодого поколения». Характеризуя нигилизм, философ пишет: «Нигилизм есть движение, которое в сущности ничем не удовлетворяется, кроме полного разрушенья. Нигилизм - это не простой грех, не простое злодейство; это и не политическое преступление, не так называемое революционное пламя. Поднимитесь, если можете, еще на одну ступень выше, на самую крайнюю ступень противления законам души и совести; нигилизм, это - грех трансцендентальный, это - грех нечеловеческой гордости, обуявшей в наши дни умы людей, это - чудовищное извращение души, при котором злодеянье является добродетелью, кровопролитие - благодеянием, разрушение - лучшим залогом жизни. Человек вообразил, что он полный владыка своей судьбы , что ему нужно поправить всемирную историю, что следует преобразовать душу человеческую. Он, по гордости, пренебрегает и отвергает всякие другие цели, кроме этой высшей и самой существенной, и потому дошел до неслыханного цинизма в своих действиях, до кощунственного посягательства на все, перед чем благоговеют люди. Это - безумие соблазнительное и глубокое, потому что под видом доблести дает простор всем страстям человека, позволяет ему - быть зверем и считать себя святым». Нетрудно увидеть, что Н.Н. Страхов оценивает нигилизм с позиции консерватора, видит в нигилизме больше, чем просто разрушительное и греховное явление; философ указывает на чудовищную, сверхмерную греховность нигилизма.

Теперь обратимся к достаточно известной и чрезвычайно содержательной статье философа Н.А. Бердяева «Духи русской революции» (1918 г.), в которой философ рефлексирует на тему свершившийся в России революции.

Автор данной статьи, в первую очередь, указывает на то, что с наступлением революции Россия «ниспала в темную бездну», а двигателем этой катастрофы стали «нигилистические бесы, давно уже терзающие Россию». Так, Бердяев видит в нигилизме причину едва ли не всех бед России, произошедших в начале XX века, и такая позиция схожа с позицией Н.Н. Страхова, изложенной выше. «…В Достоевском нельзя не видеть пророка русской революции» - утверждает Бердяев. «Француз -- догматик или скептик, догматик на положительном полюсе своей мысли и скептик на отрицательном полюсе. Немец -- мистик или критицист, мистик на положительном полюсе и критицист на отрицательном. Русский же -- апокалиптик или нигилист, апокалиптик на положительном полюсе и нигилист на отрицательном полюсе. Русский случай -- самый крайний и самый трудный. Француз и немец могут создавать культуру, ибо культуру можно создавать догматически и скептически, можно создавать ее мистически и критически. Но трудно, очень трудно создавать культуру апокалиптически и нигилистически. Апокалиптическое и нигилистическое самочувствие свергает всю середину жизненного процесса, все исторические ступени, не хочет знать никаких ценностей культуры, оно устремляет к концу, к пределу. Русский человек может произвести нигилистический погром, как погром апокалиптический; он может обнажиться, сорвать все покровы и явиться нагишом, как потому, что он нигилист и все отрицает, так и потому, что он полон апокалиптических предчувствий и ждет конца мира. Русское искание правды жизни всегда принимает апокалиптический или нигилистический характер. Это -- глубоко национальная черта. В самом русском атеизме есть что-то от духа апокалиптического, совсем не похожее на атеизм западный. Достоевский до глубины раскрыл апокалипсис и нигилизм в русской душе. Поэтому он и угадал, какой характер примет русская революция. Он понял, что революция совсем не то у нас означает, что на Западе, и потому она будет страшнее и предельнее западных революций». Как видим, Бердяев указывает на то, что нигилизм присущ именно русскому человеку в том проявлении, в котором он имел место в нашей истории, постепенно перерастая в «бомбу», послужившую причиной эсхатологического взрыва в 1917 году. Среди писателей, предвосхитивших русскую революцию, «коснувшихся» русского нигилизма, Бердяев называет Л.Н. Толстого и Н.В. Гоголя (хотя у последнего постановка данной темы не столь прозрачна и может ставиться под сомнение). Согласно данной статье, святость революционера - в его безбожности, в его убежденности в возможности достижении святости «одним человеческим и во имя человечества». Русский революционный нигилизм - это отрицание всего святого, не поддающегося власти человека. И, по мнению, Бердяева, это отрицание заложено в природе русского человека. Данное утверждение очень схоже с тем, как представлен нигилизм у Н.Н. Страхова, который также разрушительность и зло данного направления видел в гордыне человека, в уме которого зародилась мысль о его способности влиять на судьбу, на ход истории.

Первая глава нашего исследования была посвящена нигилизму как культурному феномену. Данное явление было рассмотрено нами в историческом, бытовом, идеологическом и философском аспектах с привлечением высказываний ряда современных исследователей, непосредственно занимавшихся данной проблемой, и некоторых наиболее значимых, на наш взгляд, мыслителей конца XIX - начала XX века, давших выразительные характеристики этого явления применительно к судьбам русской культуры в целом.

2. Базаров как первый нигилист в русской литературе

2.1 Комплексный портрет Евгения Базарова и его воззрения

В предыдущей главе мы проанализировали нигилизм как культурный феномен, указав на его истоки в России и на то, как данное понятие стало названием идеологии революционно настроенной молодежи в России второй половины XIX столетия. Также нами были рассмотрены различные научные труды, связанные с тем, как проявляли себя нигилисты в России, что составляет суть нигилистического учения и какие цели ставили перед собой его последователи.

Если говорить о нигилистах в русском обществе второй половины XIX века, то мы не можем не отметить тот факт, что с нигилистами, в первую очередь, ассоциируется образ Евгения Базарова - главного героя известнейшего романа И.С. Тургенева «Отцы и дети».

В данной главе мы предполагаем проанализировать образ Евгения Базарова в различных аспектах. Перед нами стоит задача рассмотреть биографию героя, его портрет и образ в оценке самого Тургенева, а также взаимоотношения данного персонажа с его окружением, с другими героями.

Работа над романом «Отцы и дети» велась Тургеневым с августа 1860 года по август 1861 года. Это были годы исторического перелома, шла подготовка «крестьянской реформы». В данный исторический период особо острую форму приняла идейно-политическая борьба между либералами и революционными демократами, что сделало актуальной тему «отцов» и «детей», причем не в буквальном смысле, а в гораздо более широком.

Перед читателем в романе предстают различные образы: братья Кирсановы (Николай Петрович и Павел Петрович), относящиеся к лагерю «отцов», сын Николая Кирсанова - Аркадий (который, однако, в конечном счете также оказывается в их лагере, несмотря на первоначальное подражание Базарову и восхищение его идеями), вдова Анна Одинцова, которую вообще сложно отнести к тому или иному лагерю, ее сестра Катя, с которой постепенно сблизился Аркадий. Есть также карикатурные герои- двойники - Ситников и Кукшина, чей «нигилизм» заключается исключительно в эпатаже и весьма поверхностных несоответствиях прежним общественным устоям и порядкам.

По поводу образа Базарова Тургенев писал следующее: «В основание главной фигуры, Базарова, легла одна поразившая меня личность молодого провинциального врача. (Он умер незадолго до 1860 года.) В этом замечательном человеке воплотилось - на мои глаза - то едва народившееся, еще бродившее начало, которое потом получило название нигилизма. Впечатление, произведенное на меня этой личностью, было очень сильно и в то же время не совсем ясно; я, на первых порах, сам не мог хорошенько отдать себе в нем отчета - и напряженно прислушивался и приглядывался ко всему, что меня окружало, как бы желая поверить правдивость собственных ощущений. Меня смущал следующий факт: ни в одном произведении нашей литературы я даже намека не встречал на то, что мне чудилось повсюду; поневоле возникло сомнение: уж не за призраком ли я гоняюсь? Помнится, вместе со мною на острове Уайте жил один русский человек, одаренный весьма тонким вкусом и замечательной чуткостью на то, что покойный Аполлон Григорьев называл "веяньями" эпохи. Я сообщил ему занимавшие меня мысли - и с немым изумлением услышал следующее замечание: «Да ведь ты, кажется, уже представил подобный тип... в Рудине?» Я промолчал: что было сказать? Рудин и Базаров - один и тот же тип! Эти слова так на меня подействовали, что в течение нескольких недель я избегал всяких размышлений о затеянной мною работе; однако, вернувшись в Париж, я снова принялся за нее - фабула понемногу сложилась в моей голове: в течение зимы я написал первые главы, но окончил повесть уже в России, в деревне, в июле месяце.

Осенью я прочел ее некоторым приятелям, кое-что исправил, дополнил, и в марте 1862 года «Отцы и дети» явились в «Русском вестнике»».

2.1.1 Евгений Базаров и народ. Суть базаровского нигилизма

Читатель практически ничего не знает о детстве Базарова, о том, как прошла его юность, о его учебе в Медико-хирургической академии. Однако, по мнению Ю.В. Лебедева, «Базаров не нуждался в предыстории потому, что у него отнюдь не частная, не сословная (дворянская или сугубо разночинская) судьба. Базаров - сын России, в его личности играют силы общерусские и общедемократические. Вся панорама русской жизни, в первую очередь, крестьянской, проясняет существо его характера, его общенародный смысл».

О происхождении героя известно следующее: Базаров c надменной гордостью заявляет о том, что его дед (крепостной) пахал землю; его отец - бывший полковой лекарь, мать - дворянка с небольшим имением, очень набожная и суеверная женщина.

Таким образом, Базаров - разночинец, а, как уже было сказано в первой главе нашего исследования, представители именно этого сословия составляли большую часть революционно-демократического движения, провозглашавшего своей идеологией нигилизм. Базаров гордится своим происхождением, а следовательно, и некой близостью к народу и в дискуссиях с Павлом Кирсановым говорит: «Спросите любого из ваших же мужиков, в ком из нас - в вас или во мне - он скорее признает соотечественника. Вы и говорить-то с ним не умеете»29. Евгений утверждает, что его «направление», то есть нигилистическое воззрение, вызвано «тем самым народным духом».

В первой главе мы упоминали о том, что одним из принципов нигилистов был достаточно простой, демократический стиль общения (не обремененный множеством любезностей и условностей), и эту черту мы видим в Базарове. «Все в доме привыкли к нему, к его небрежным манерам, к его немногосложным и отрывочным речам». Базаров достаточно легко идет на контакт с крестьянами, успевает завоевать симпатию Фенечки: «Фенечка в особенности до того с ним освоилась, что однажды ночью велела разбудить его: с Митей сделались судороги; и он пришел и, по обыкновению, полушутя, полузевая, просидел у ней часа два и помог ребенку».

В произведениях Тургенева значительную роль играет психологический портрет героя, и представление о Базарове мы можем составить исходя из описания его внешности. Одет он в «длинный балахон с кистями», что говорит о непритязательности героя. Законченный портрет Евгения (длинное и худое лицо «с широким лбом, кверху плоским, книзу заостренным носом», бакенбарды «песочного цвету», «крупные выпуклости просторного черепа» и выражение ума и самоуверенности в лице) выдает в нем плебейское происхождение, но при этом спокойствие и силу. Речь героя и его манеры также способствуют раскрытию образа. При первом же разговоре с Павлом Кирсановым Базаров оскорбляет оппонента не столько смыслом сказанных слов, сколько отрывистостью интонации и «коротким зевком», в его голосе было что-то грубое, даже дерзкое. Также Базаров тяготеет к афористичности в своей речи (это прямо указывает на манеру нигилистов говорить по существу, без высокопарных прелюдий). Свою демократичность и близость к народу Евгений подчеркивает, употребляя различные народные выражения: «Только бабушка еще надвое сказала», «Русский мужик Бога слопает», «От копеечной свечи… Москва сгорела».

Однако мы не имеем возможности с точностью утверждать, что «мужик» видел в Базарове «брата» или товарища: «Слуги также привязались к нему, хотя он над ними подтрунивал: они чувствовали, что он все-таки свой брат, не барин». И если большинство слуг, хотя и не принимали Базарова за «своего», всё-таки испытывали к нему интерес или симпатию, то Прокофьич, к примеру, вообще не скрывал свою неприязнь к нему: «Один старик Прокофьич не любил его, с угрюмым видом подавал ему за столом кушанья, называл его «живодером» и «прощелыгой» и уверял, что он с своими бакенбардами -- настоящая свинья в кусте. Прокофьич, по-своему, был аристократ не хуже Павла Петровича»33. Не видели в нем соратника и аристократы: «…он [Павел Кирсанов] считал его гордецом, нахалом, циником, плебеем…». Николай Петрович Кирсанов не испытывал нерасположения к товарищу своего сына (впрочем, ему вообще не была свойственна агрессия или ненависть, что отличало его от брата), однако