Поэтика романов Гайто Газданова

Размещено на http://www.allbest.ru/

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования

«КУБАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

(ФГБОУ ВПО «КубГУ»)

Кафедра истории русской литературы, теории литературы и критики

ВЫПУСКНАЯ КВАЛИФИКАЦИОННАЯ РАБОТА БАКАЛАВРА

ПОЭТИКА РОМАНОВ ГАЙТО ГАЗДАНОВА

Работу выполнила Паша К.Э.

Факультет филологический

Направление 050300.62 - Филологическое образование

Краснодар 2014

Содержание

Введение

1. Общие тенденции творчества Гайто Газданова

1.1 Творческий путь

1.2 Экзистенциальное начало в прозе

2. Идейно-художественное своеобразие романа «Вечер у Клэр»

2.1 Экзистенциальная проблематика и композиция романа

2.2 Мифологизм. Символика цвета

2.3 Образ эмигранта

3. Нарративные приемы в романе «Призрак Александра Вольфа»

3.1 Поэтика аллегоричности. Принцип зеркальности

3.2 Динамика сюжета и кинематографичность приёмов

3.3 Движение экзистенциальной мысли

4. Жанровое своеобразие романа «Ночные дороги»

4.1 Автобиографичность повествования. Нарративные приемы

4.2 Типология персонажей

4.3 Черты неореализма. Образ Парижа

Заключение

Список использованных источников

Введение

Актуальность проблемы. Еще совсем недавно имя Гайто Газданова (1903-1971) ничего не говорило русскому читателю. Даже среди литературоведов на весь Советский Союз едва нашлись бы три-четыре человека, которые что-либо слышали о нем или читали хоть одно его произведение. Не сумевший при жизни напечатать ни одной строчки на Родине, известный, прежде всего лишь духовному кругу русских эмигрантов, сегодня Гайто Газданов стал нужным и актуальным для многих своих соотечественников, чему свидетельство и изданное собрание его сочинений.

То, что Гайто Газданов приходит к нам столь поздно, видимо не случайность. Слишком не похож он на других, слишком трудно однозначно определить его творчество, понять и оценить. Он и за рубежом был сам по себе, держался особняком, не принадлежа к каким-либо направлениям, школам, группировкам.

Неоспоримый талант Газданова был признан крупнейшими авторитетами русского литературного зарубежья, в числе которых В. Ходасевич, Г. Адамович, В. Вейдле, но и они не могли разгадать загадку Гайто Газданова, почему его произведения, если даже они «ни о чем» или же о том, о чем едва ли стоило рассказывать», завораживают читателя, втягивают в свой ритм, заставляют о них думать.

Степень изученности вопроса. Если не считать рецензий на романы Гайто Газданова, литература о нем исчерпывается монографиями Л. Диенеша [20], Н. Цховребова [62], Ю.В. Матвеевой [33], О. Орловой [41] и С. Кабалоти [26]. Одним из лучших знатоков среди русских специалистов является С. Никоненко. Он считается первооткрывателем имени и творчества Г. Газданова для широкого круга русских читателей. Ему принадлежит часть составленных в России сборников прозы художника, им же написан у нас первый очерк творчества.

Первое исследование творчества Гайто Ивановича принадлежит Л. Диенешу. Он оказался первым филологом, сделавшим почти что целиком русскоязычного Газданова предметом самостоятельного изучения, объектом пристального и системного анализа. Его книга, написанная на английском языке, вышла в 1982 году и спустя тринадцать лет была переведена на русский. [20].

А между тем оригинальный талант Газданова был признан известными литераторами, среди которых М. Слоним, М. Осоргин, В. Ходасевич, Г. Адамович. И даже такие писатели как М. Горький, И. Бунин, В. Набоков и Б. Зайцев были единодушны в высокой оценке его творчества.

По итогам научной конференции, посвященной 95-летию со дня рождения писателя, вышел содержательный сборник статей и исследований «Возвращение Гайто Газданова» [15].

Сегодня появились уже новые концепции, оригинальные подходы к творчеству Газданова в понимании его мироощущения, его стиля - особенно в работах молодой калининградской исследовательницы Лиды Сыроватко и молодых осетинских писателей Алана Черчесова и Сегрея Кабалоти.

В 1996 году благодаря трудам Л. Диенеша, С. Никоненко, Ф. Хадоновой, Л. Сыроватко и под общий редакцией В. Кочетова вышло в свет трехтомное собрание сочинений писателя, по сути дела, завершившее его «возвращение» в Россию, и утвердившее имя его в истории отечественной словесности [53].

Но все-таки серьезный анализ и настоящее признание еще впереди.

Цель работы. Раскрыть идейно-художественное своеобразие трех романов писателя.

Задачи:

1) выявить разновидности жанровых форм романа и нарративных приемов;

2) обозначить экзистенциальную проблематику и специфику её выражения;

3) рассмотреть типологию сюжетных, композиционных приемов, их кинематографичность (на примере романа «Призрак Александра Вольфа»);

4) определить «сквозной» тип героя газдановской прозы, мистический опыт его сознания;

5) обозначить тему воспоминаний и её структурообразующие функции.

Объектом исследования является художественный мир Гайто Газданова, своеобразие его поэтики

Материалом исследования являются романы «Вечер у Клэр» (1929), «Призрак Александра Вольфа» (1947) и «Ночные дороги» (1941).

Предметом исследования являются композиция, стиль, художественные приемы, герои произведений в их взаимосвязи, идейный смысл произведений и их тональность.

Методологической основой работы послужили труды Н. Цховребова, А. Черчесова, Л. Диенеша.

Научные методы исследования: системно-типологический, структурно-семиотический, нарративный, концептуальный.

Практическая значимость работы заключается в том, что её материал могут использовать студенты-филологи для выполнения контрольных и курсовых заданий. Обширный список литературы может вызвать библиографический интерес у всех, кто интересуется творчеством Гайто Газданова.

Научная новизна работы состоит в том, что в основу изучения положены исследования и материалы последних лет. Новизна в самой постановке темы, её привлекательности, свежести, недостаточной освещенности, а также в популярности имени автора, его оригинальности, непохожести, чистоте и интеллектуальности.

1. Общие тенденции творчества Гайто Газданова

1.1 Творческий путь

Гайто Газданов, - или Георгий Иванович Газданов, как он чаще называл себя в последнее время, - принадлежал к небольшому числу подлинно даровитых русских писателей, сложившихся и выросших в эмиграции.

Родился Гайто 23 ноября (6 декабря по новому стилю) 1903 года в Петербурге в состоятельной семье выходцев из Осетии. Но осетинского языка Газданов не знал, его родным языком стал русский. Отец по профессии был лесоводом, и семья часто переезжала в разные города. Школьные годы Гайто провел сначала в кадетском корпусе в Полтаве, потом в Харьковской гимназии.

В разгаре была Гражданская война, и Газданов не считал себя вправе оставаться в стороне. И летом 1919 года, попрощавшись с матерью, он отправляется на фронт, а уже осенью 1920 года вместе с остатками разбитых врангелевских войск покидает Севастополь. Некоторое время Гайто провел в русском военном лагере в Галлиполи. Из лагеря он бежал и попал в Константинополь, где поступил в последний класс русской гимназии, переместившейся вскоре в Болгарию, в Шумен.

По окончании гимназии, 1923 году, Газданов переезжает в Париж. Здесь он меняет множество профессий - портовый грузчик, мойщик паровозов, рабочий на автомобильном заводе, наконец, ночной таксист.

Природное здоровье и сила духа помогали ему вынести все тяготы, выпавшие на долю русского эмигранта. Жажда знаний в нем не убита, он поступает в Сорбонну, начинает писать. Первые его рассказы во многом экспериментальны - «Гостиница грядущего», «Повесть о трёх неудачах», «Общество восьмёрки пик», «Рассказы о свободном времени», - в 1926-1928 годах публикуются на страницах пражских журналов «Своими путями», «Воля России». Основное их содержание - события и люди в эпоху Гражданской войны. Во многом они автобиографичны, слегка ироничны, дробны. И здесь проглядывает существеннейшее свойство таланта Гайто Ивановича, получившее наиболее полное выражение в зрелой прозе, - способность несколькими точными фразами нарисовать характер и судьбу.

Вышедший в 1929 году первый роман Гайто Газданова «Вечер у Клэр» сразу же приносит известность своему автору. И как часто это случается, именно этот первый роман остался самым известным произведением писателя и получил наибольшее количество восторженных откликов в газетах и журналах.

За 45 лет творческой жизни Газданов опубликовал 9 романов, 37 рассказов, несколько десятков литературно-критических эссе и рецензий. До войны, кроме «Вечера у Клэр», вышли романы «История одного путешествия» (1934), «Полёт» (1939), «Ночные дороги» (1941). После войны в «Новом журнале» опубликованы романы «Призрак Александра Вольфа» (1947), «Возвращение Будды» (1949), «Пилигримы» (1953), «Пробуждение» (1965), «Эвелина и её друзья» (1968). Последний роман не окончен, опубликован посмертно.

Проза Газданова, как правило, автобиографична. Свой первый роман «Вечер у Клэр» Газданов построил на приёме «потока сознания» - на исповеди героя, ищущего в утраченном прошлом то, что привело к настоящему. Гайто Газданов выступил как блестящий стилист, мастер полулирического повествования, создающий особое эмоциональное напряжение, заставляющий читателя ценить каждое слово. Он один из немногих писателей, подсознательно овладевших тайной воздействия на человеческие чувства и сознание. И многие его произведения говорят сердцу и уму читателя гораздо больше, чем могут сказать слова, составляющие материальную ткань произведения. Можно назвать это магией, аурой, ещё какими-либо модными словами. И все равно они не смогут передать того нетленного очарования, какое присуще лишь настоящему искусству, которое принадлежит в равной мере и современности, и вечности [32,73].

Для Газданова деление на прозу и критику, в сущности, условно. Начиная с ранних рассказов и во всех его романах, есть рассуждения об искусстве и литературе, о писателях, композиторах и художниках, и если выделить их из произведений, они смогли бы сложиться, в своего рода трактат об эстетике. В то же время его статьи о литературе - это высокая проза; язык, которым они написаны, абсолютно не похож на тот, насмешливо названный Газдановым «аптекарским», которым обычно пишут учебники по литературе.

Первым «настоящим» рассказом считается для Газданова «Повесть о трёх неудачах», опубликованный в пражской «Воле России», в 1927 году. Наверное, с этого рассказа начинается Газданов - критик: в рассказе молодой писатель определил своё отношение к русской литературе, признав безоговорочно талант Л.Толстого, одновременно писатель выступил в роли критика собственного творчества, объяснив особенности эпизодического построения рассказа. Изначально это были устные доклады, прочитанные Газдановым на литературных вечерах. Многие статьи Газданова о литературе, например, «О Поплавском», «О молодой эмигрантской литературе», «Литературные признания» уже известны российскому читателю.

Судьба русской литературы ХХ века сложилась так, что критика оказалась возможна главным образом в эмиграции. Уже опубликовано многое из критики и эстетики эмигрантских писателей, и если проза Газданова, пусть не широко, но известна, то его критическое наследие начало печататься в самое последнее время.

Статьи Газданова о литературе трудно назвать нехудожественными, как определял критику Г.Струве, это как бы та же проза. Статьи Газданова о литературе фрагментарны, в них нет убедительных дедуктивных разговоров, Газданов не верил в возможность исчерпывающего познания вещей, и даже более радикально утверждал, что «действительности, вообще говоря, нет» Порядок не несет сама жизнь, писатель тоже старается навязать порядок своему предмету, поэтому и в прозе Газданова изложение событий лишено завершенности. Так же и не завершены и его взгляды на литературу [23, 95].

Несмотря на известную фрагментарность и экспрессионизм творческой манеры, существует единство мировосприятия и стройная система воззрений. Эту тенденцию мы попытались проследить в своей работе, а также обозначить логику творческого пути писателя.

1.2 Экзистенциальное начало в прозе

Художественный мир Гайто Газданова выстраивается в рамках его мировоззренческой экзистенциальной позиции.

В современном литературоведении творчество Г. Газданова рассматривается как синтезирующее традиции романтизма и реализма русской и западной литературы. Исследователи говорят о глубоко индивидуальном художественном опыте Газданова, где познающая мир личность становится мировоззренческой точкой отсчета, что обусловливает двоякую жанровую природу его романов: эпическую в родовом отношении и лирическую с точки зрения вариации «романной ситуации». [7. - С. 121]

Впервые определение «экзистенциального гуманиста» дал Газданову американский славист Ласло Диеныш. [5. - С. 41] В его монографии были сформулированы основные принципы художественного миропонимания Г. Газданова: построение эпизодов в соответствии с необходимостью представить метафизическую сущность темы, неверие в логику, отсутствие «начал» и «окончаний», интерес к движениям души, изображение героев-странников в поисках подлинной сущности себя и мира. Прозе Газданова присуща чувственная выразительность, ощущение дыхания жизни, ценности каждого мгновения, глубокая философичность, значительный пласт которой составляет экзистенциальное сознание. Ее литературные достоинства: безошибочный ритм, перетекание фразы, насыщенность языка, насыщенность каждой фразы ассоциациями и образами - обнаруживаются во всех романах писателя, так как каждое его произведение - это поиск человека, раскрытие его сути и предназначения. Проявляя большое внимание к отдельной личности, Газданов не отказался от традиций классической литературы. В отличие от многих молодых писателей своего поколения он сумел избежать непосредственного влияния западной литературы (М. Пруст, Д. Джойс и др.). В начале творческого пути он был подвержен недолгому влиянию советской литературы (И. Бабель, Б. Пильняк, И. Эренбург), но создал свой собственный стиль и проявил себя как самобытный писатель.

В статье «Молодые писатели за рубежом» М. Слоним писал: «<…> тяго-тение к иностранной теме замечалось иногда и у Г. Газданова, принадле-жащего к маленькой группе представителей нового направления <…> ав-торы почувствовали необходимость и обновления словаря, и отказа от прежних методов и реализма, и символизма. Они отражают на себе те поиски нового стиля, которые в таких широких размерах совершаются в России и идут в направлении неореализма у одних и неоромантизма у других».

Газданов действительно может быть причислен к зачинателям нового романа, к «отцам» постмодернистской эстетики, наряду с В. Набоковым, с которым его сравнивали и продолжают сравнивать по таланту.

Проза Газданова в своей основе автобиографична, и поток сознания в ней как бы вытекает из его собственной жизни и его собственных литературных исканий. Если исследователи и находят сходство с некоторыми западными писателями, то это можно объяснить его вживанием в современную западноевропейскую традицию, что делает Газданова одновременно и русским, и замечательным европейским писателем.

Широкий русско-европейский контекст прозы Газданова во многом предопределен самой судьбой писателя-эмигранта, который, став эмигрантом, навсегда поселился в двух пространствах - русском и европейском. В творчестве Газданова обнаруживаются различные модификации романной формы, реализующие разнообразные жанровые типы видения мира и модели творчества, которые, с одной стороны, перекликаются с идеями символистов, а с другой - предугадывают некоторые элементы поэтики, ставшие традиционными в постмодернистском искусстве.

роман мифологизм экзистенциальный кинематографичность

2. Идейно-художественное своеобразие романа «Вечер у Клэр»

2.1 Экзистенциальная проблематика и композиция романа

Гайто Газданов буквально ворвался в эмигрантскую литературу романом «Вечер у Клэр», вышедшим в Париже отдельной книгой в декабре 1929 года.

Если бы Гайто спросили, какой год считать в его жизни звездным, вряд ли он смог бы вразумительно ответить на этот вопрос. 1929-й, - когда был написан его первый роман? Или 1930-й, - когда на него обрушилась слава? Или тот далекий 1917-й, - когда он влюбился в Клэр? Или дымный 1919-й, - когда он ее покинул? Неизвестно. В эпиграфе к роману, который Гайто выбрал из Пушкина, это время названо так:

Вся жизнь моя была залогом

Свиданья верного с тобой...

И это правда. Сквозь множество дат свершилось его превращение в настоящего художника, ибо только в этом смысле неразделенная любовь приносит вдохновение, а затем успех. Обычно люди после подобных потрясений ничего, кроме горя и досады, не испытывают. Гайто же предпочел грустную дату - десять лет, как он расстался с Клэр, - отметить созданием романа. И здесь же на страницах вернуть её себе, на несколько мгновений ощутить все то, что в действительности являлось недостижимым. Попытка была удачной дважды: герой романа получил взаимность возлюбленной, а его создатель - признание критиков и писателей. Все, что у Гайто связано с романом «Вечер у Клэр», можно было расценивать как знак судьбы. Начинающий автор за пару месяцев без мучительных переписываний, редактирований создает филигранный, завораживающий текст, от которого невозможно оторваться, и еще не закончив последней страницы, он уже имеет два предложения от издателей по поводу публикации романа отдельной книгой. Книга, изданная тиражом в тысячу экземпляров, немедленно поступает во все русские магазины Европы и дальше - триумф! Ни одного скептического отзыва. Ведущие критики эмиграции сливают свои голоса в один хвалебный хор. В начале 1930 года на книгу откликнулись издания Парижа, Берлина, Праги, Риги. За роман проголосовали Георгий Адамович, Владимир Вейдле, Николай Оцуп, Марк Слоним, Петр Пильский.

Так и остался «Вечер у Клэр» самым известным, знаковым для писателя произведением. Да, в этом романе уже были заявлены и особый фокус его взгляда на мир, философский аналитизм Газданова, образа и мотивы его творчества 20-30-х годов, экзистенциально-автобиографического в своей основе. «Вечер у Клэр», повествование в котором ведется от «Я», с большой точностью набрасывает рисунок существования самого автора: его детство в культурной петербургской семье обрусевших осетин, учебу, пребывание в Белой армии, но главное - ту внутреннюю сторону его жизни, его экзистенции, те душевные и мысленные загвоздки, что одни имеют настоящее значение для героя. Вообще герой Газданова в высокой степени саморефлектирующий, объясняющий себя человек. В отличие от того же Набокова, у Газданова значительно больше въедливой и при этом прямо, отчетливо проговариваемой психологической интроспекции, вкуса к самонаблюдению и самоотчету.

«Вечер у Клэр» начинается с того, что запечатлено в самом названии романа: в один из парижских вечеров осуществляется, наконец, мечта Николая о любовной близости с француженкой Клэр, которую он впервые встретил и полюбил ещё на родине. Свершилось то, о чем он грезил целых десять лет, но какая печаль посетила героя, окутала весь мир, когда, казалось, несбыточная цель превратилась в реальность... Из этой печали, из мыслей о Клэр и стал раскручиваться свиток воспоминаний героя о прошлой жизни, начиная с первых странных впечатлений детства до последнего кадра, когда пароход уносит героя от берегов отчизны навсегда, куда-то в неизвестность чужих краев [48. С.78].

В романе речь идет о юношеской любви героя к Клэр, причем герой добровольно отказывается от девушки, когда она могла бы ему принадлежать. Потом их разлучает Революция и Гражданская война. Вынужденный эмигрировать из России, герой полон решительности найти Клэр, что ему и удается в Париже. Далее следует ежевечерние посещения Клэр (муж ее очень удачно оказывается в отъезде), и, наконец, героям удается физически соединиться (героиня уже устала от ожиданий и нерешительности партнера и сама провоцирует любовную близость). Но это, так сказать, фабула. Сюжет же выстроен иначе. В романе действие начинается в Париже и через десять страниц текста достигает своей кульминации. Чувства, которые испытывает герой после близости с Клэр, трудно назвать счастьем. Его охватывает глубокая печаль от исполненной цели, то есть от ее исчезновения: «Когда она заснула, я повернулся лицом к стене, и прежняя печаль посетила меня; печаль была в воздухе,<...> печаль выходила изо рта Клэр невидимым дыханием» [49, 45].

В размышлениях героя есть понимание неизбежности завершения и смерти любви (у Набокова бы было - смерти в любви), но различия между Газдановым и Набоковым на самом деле здесь не так уж и велики. Герой Газданова думает о создании нового образа Клэр, к которому он мог бы по-прежнему стремиться - задаче, увы, заведомо невыполнимой: « Но во всякой любви есть печаль, - вспомнил я, - печаль завершения и приближения смерти любви, если она бывает счастливой, и печаль невозможности и потери того, что нам никогда не принадлежало, - если любовь остается тщетной...» [49,46].

«Вечер у Клэр» - рассказ о жизни юноши, которому ко дням Гражданской войны едва исполнилось шестнадцать лет и который, не окончив гимназии, был втянут в водоворот российской смуты, но приключений в книге мало, центр рассказа не в них. Дело во внутренних рассуждениях рассказчика, юноши несколько странного, который «не обладает особенностью немедленно реагировать на происходящее» и как бы плыл по течению, пока не выплыл за пределы страны, где способность к этим рассуждениям сложилась. Рассказу придана форма романтическая - введена в него ранняя любовь к полуфранцуженке, привлекательной и пустой Клэр. С «Вечера у Клэр» - вечера полных любовных достижений - начинается рассказ, то есть как бы с конца, так как этот вечер - только повод для воспоминаний и жизни, пока им завершившейся. Сам литературный прием не нов, но применен здесь с большим искусством. Сюжет рассказа разворачивается с особой тонкостью и незаметно переносит читателя из парижской квартиры Клэр в Россию, на десятилетие обратно, в обстановку детства и отроческих лет героя, в его семью, в среду людей, как будто случайных, в рамки явлений, как будто единичных, но отлично рисующих эпоху и создающих основу настоящего романа.

Клэр появляется на сцене резко, как бы мельком, как лишний штрих жизни, и все-таки она необходима. С большой художественной «простотой» рисует Газданов ряд цельных и оригинальных характеров (отец, мать, педагоги, офицеры, солдаты), ко всем подходя не с внешней, а с внутренней оценкой, которая крепнет по мере развития мироощущения рассказчика. И в искусном кружеве рассказа незаметно ставятся и не всегда решаются сложнейшие духовные проблемы и жизни, и смерти, и любви, и того неразрешимого узла событий, который мы одинаково можем назвать и судьбой и историей.

Конечно, никто из старших критиков не ощутил бы всей силы авторских переживаний, если бы в романе «Вечер у Клэр» не было главного - рождения нового стиля, который во многом определился автобиографическим героем - повествователем. Это был причудливый случай, когда герой обязан автору, автор - герою. Чем обязан герой, понятно, своим рождением. А вот чем был обязан ему автор? С появлением Николая Соседова, Газданов как прозаик стал узнаваем. Соседов играл роль хранителя подлинных событий и иллюзорных мечтаний, пережив всё, от чего не мог освободить свою память Гайто - смерть отца, расставание с матерью, насмешки Клэр, - и воплотив в жизнь то, чему не суждено было случиться никогда, - обретение любви Клэр в Париже. Слово-воспоминание Г. Газданова изначально претендует на максимальную правдивость, соответствие логике действительности, жизненную закономерность. Оно как бы обозначает предметы по их именам. Однако слово не срастается с явлением, оно до такой степени случайно, что постоянно возникают сбои, стилевые недоразумения, стилевые странности: «Клэр подошла ко мне вплотную, и ее грудь коснулась моего двубортного застегнутого пиджака: она обняла меня, лицо её приблизилось» [49, с. 45].

Или еще более очевидная бессвязность в пассаже героя о памяти: «Она прикрывала мои воспоминания прозрачной, стеклянной паутиной и уничтожала их чудесную неподвижность» [49, с. 48]. (Паутина сковывает, создает неподвижность).

Такое слово удивляет не по причине поэтичной силы, способной породить преображенную воображением действительность, а по своей смысловой закрытости и неспособности хотя бы соединиться с другим в единое целое фразы. Слово о памяти фактически есть слово - забвение, утратившее ясность значений. Само же авторское сознание и не стремится их восстановить, оно побуждает к еще более сильной несвязности смысла. Тогда и невозможно убедиться в его правде и правдоподобности художественного пространства. Желание все представить как реальное и внутренняя неосуществимость этой реализации - специфика стиля Газданова [15, с. 143].

Герой романа «Вечер у Клэр» накануне своего совершеннолетия встречается с дядей - необыкновенным человеком, который говорит ему пророческие слова. Разговор с дядей помогает герою преодолеть внутренние затруднения, позволяет найти ориентиры в жизни. Юный герой идет сражаться на стороне Белой армии не потому, что он хочет воевать за правду, а потому что принимает сторону побежденных. В романе «Вечер у Клэр» на обсуждение героев выносится сакраментальный вопрос о смысле и необходимости жизни. Об этом Николай Соседов, пока еще надеясь на существование некого «закона целесообразности», спрашивает Виталия и слышит из его уст странное признание: «Смысла нет, мой милый Коля». А в подтверждение своих слов Виталий рассказывает давнишнюю историю близкого и хорошего своего товарища, который не выдержал мысли о неизбежности смерти и бессмысленности бытия и, в конце концов, застрелился. «Он все спрашивал, зачем нужна такая ужасная бессмысленность существования, это сознание того, что если я умру стариком и, умирая, буду отвратителен всем, то это хорошо - к чему это? Зачем до этого доживать? Ведь от смерти не уйдем... Спасения нет»[9, с. 56]. Виталий уходит от ответа, понимая лишь одно - человеку, чтобы жить, не следует, не должно задумываться над подобными вещами. Однако сам Газданов не перестает задумываться над ними всю жизнь. Не прекращают поиск ответа и его герои.

Пожалуй, именно после этой крошечной вставной истории о некогда застрелившемся студенте у Газданова появился устойчивый и «сквозной» для его прозы тип героя - героя, одержимого и навсегда зачарованного идеей смерти.

Кстати, герой Газданова открыто исповедует атеизм, отказ от вышних обоснований и подкреплений своего бытия. Со времен учебы в гимназии он отталкивается от православной церкви на каком-то почти вкусовом уровне: от официальной принудиловки посещений богослужений, в которых все начинает казаться ему «противным». От карамельной елейности учителя закона Божьего, от пошлости и духовной тупости попов, от общей «благочестивой» фальши. Но такое неприятие вещей все же внешних, идущих от несовершенства или богоставленности, как мы знаем, и вырастает в такую неотвратимую громаду метафизических переживаний смертности.

Структурообразующими в романе Газданова являются не «спонтанные воспоминания», а воспоминания как осознанный самим рассказчиком акт. И каждый из отрезков жизни героя, воссозданных в соответствии с этим актом, вращается вокруг определенного тематического центра: в первом периоде это отец, точнее смерть отца. Во втором - общая атмосфера кадетского корпуса, которую рассказчик передает как «тяжелый» каменный сон». В третьем, гимназическом, в действие вступает Клэр, образующая центр этого отрезка, а потом отступающая на задний план повествования. Наконец, в период Гражданской войны в центр выдвигается служба, как бы олицетворяет для героя мотивы «постоянного отъезда», склонности к переменам и «переломам», тяги к познанию нового.

В романе нет деления на главы, и поначалу из-за неопределенной временной структуры, он создает впечатление неоформленности. Тем не менее, в нем сеть своеобразная ось симметрии, которая делит роман на две части, явно отличающихся друг от друга принципом изложения. В событиях, происходивших до встречи с Клэр, на первый план выступает субъект воспоминаний - герой, его переживания, чувства и фантазии. Во второй части, охватывающей период Гражданской войны, представляются наиболее значимые многочисленные персонажи, которых встречает Николай, и различные социальные и антропологические типы. Газданов во второй половине своего произведения вплетает в мотив путешествия экскурсы в определенные сферы современной жизни.

Таким образом, оценивая роман в целом, нельзя не задаться вопросом: какова функция его структуры, или выражаясь проще, в чем смысл воспоминаний героя? Процесс воспоминаний у Газданова не является воссозданием собственной жизни главного героя, начиная с конца, это не попытка удостовериться в тождественности самому себе. Он не является также «спасением прошлого ценой будущего», как в романе Пруста. Потому что смысл воспоминаний для него не тот, что для эмигрантов старшего поколения [19, с. 2-3].

Феноменологический дискурс художественного мышления Гайто Газданова выражен, главным образом, в жанре романа-воспоминания. Иллюзорный мир (воспоминаний, мечтаний) ярче обыденной серой реальности. Субъективная манера письма, погруженность в жизнь сознания ярче обозначают тему «призрачности» эмигрантской жизни, герои которой по большей части - люди-«тени».

2.2 Мифологизм романа «Вечер у Клэр». Сиволика цвета

Рассмотрение романа в таком аспекте позволяет внести некоторые дополнения к сложившимся на данный момент представлениям о поэтике этого произведения.

«Вечер у Клэр», равно как и другие произведения писателя, изобилует разнородными культурными ассоциациями. Так скрытые и, как правило, контаминированные цитаты, выделяющиеся из общего хода повествования стилистически, частные аллюзии позволяют говорить о намеренно заданной в романе системе отсылок на мифологию и о том, что практически каждый эпизод «Вечера у Клэр», свободный от саморефлексии героя-рассказчика и воспроизводящий то или иное событие его биографии, смоделирован писателем в соотношении с определенным мифологическим сюжетом, а в характеристиках запечатленных в воспоминании Соседова людей заключена возможность аналогий с различными мифологическими прототипами.

Одна из первых в романе и наиболее явных отсылок к этому ассоциативному плану дана в предсмертных словах Сергея Александровича, не обусловленных в «Вечере у Клэр» фактически ничем, кроме своей ассоциативной «нагрузки» - слов Ахиллеса, сказанных им в царстве мертвых в ответ на утешение Одиссея:

«Береги детей.

Мать не могла ему отвечать. И тогда он прибавил с необыкновенной силой:

Боже мой, если бы мне сказали, что я буду простым пастухом, только пастухом, но я буду жить!» [49, с. 50].

Ср.: Я б на земле предпочёл батраком за ничтожную плату

У бедняка, мужика безнадельного, вечно работать,

Нежели быть здесь царем мертвецов, простившихся с жизнью.

(«Одиссея», 11 песнь).

Еще одна возникающая здесь ассоциация - Аполлон, часто выступающий в греческой мифологии как пастух. Аналогия между образом отца и Аполлоном прослеживается и в дальнейшем, закрепляясь, во-первых, его портретом и характеристикой(физическое совершенство, внутренняя гармония, любовь к музыке, страсть к охоте и науке, первооткрывательское и творческое мироотношение), во-вторых, транспортацией мифологических представлений об этом боге в ситуацию домашнего быта Соседовых. Здесь и постоянные переезды семьи, и эпизод, смутно напоминающий изображение Аполлона в окружении девяти муз с их «знаменитыми» именами:

«Мать ему говорила:

Ты опять Веру Михайловну назвал Верой Владимировной. Она, наверное, обиделась. Как же ты до сих пор не запомнил? Она ведь у нас два года бывает.

Да? - удивлялся отец. - Это которая? Жена инженера, который свистит?

Нет, это свистит Дарья Васильевна, а инженер поёт. Но Вера Михайловна тут ни при чем. Она жена доктора, Сергея Ивановича. - Ну, как же, - оживлялся отец. Я её прекрасно знаю.

Да, но ты называешь ее то Верой Васильевной, то Верой Петровной, а она Вера Михайловна [49, с. 65].

Наконец, известность Аполлона как покровителя мореплавателей выражена в «покровительстве» Сергея Александровича воображаемым морским путешествием сына. С мотивом мореплавания в мифологии связан и Прометей, ассоциация с которым образ отца, питавшего «непонятную любовь к огню», также устанавливается в романе.

Мифология не является единственным родом интертекстуальных связей. Однако этот план романа наиболее активно доорганизовывает основной событийный план, и внимание именно к мифологической ассоциации делает более понятным поведение героя, не объяснимое «никакими рациональными доводами». Читательское сознание формируется таким образом, что в описании персонажа или события угадывается едва заметный мифологический мотив, смутно вспоминается, интуитивно узнается сюжет или комплекс представлений о конкретном мифологическом боге или герое.

Образ Клэр, безусловно, занимает особое место в романе, что подчеркнуто и названием произведения, и тем, что «Клэр» - первое и последнее слово в повествовании. Само имя значимо не только своей переводной семантикой («Clair» с французского - светлый, ясный, чистый, прозрачный), но также и своим литературным «происхождением»: в числе срытых цитат в «Вечере у Клэр» множество отрывков из произведений Л.Н. Толстого, в частности, вносящая по ассоциации в текст Газданова дополнительный аспект на исключительном свойстве национальности героини, реплика одного из персонажей «Анны Карениной»:

« А какова нынче Клер? Чудо!<...> Сколько ни смотри, каждый день новая. Только одни французы могут это». Толстой Л.Н. Анна Каренина. - М.: Худож.литер. 1976. С.144

У Газданова:

«И хотя я хорошо знал её <Клэр> наружность, но я не всегда видел её одинаковой; она изменялась, принимала формы разных женщин [49, с. 88].

В то же время имя героини оказывается значительным в силу того, что является одной из составляющих магического имени героя.

При знакомстве Клэр будит героя, Она пробуждает в нём и подсознательную тягу к личностному воплощению, - стремление, главным образом, как представляется, и приведшее героя на войну. Но здесь герой «перестал <...> видеть Клэр» [49, с. 121] и не вспоминает о ней вплоть до отплытия из России, - на войне он не находит своего воплощения, оно откладывается до центрального в романе свидания героев. Однако ассоциативная семантика образа Клэр также обогащает прочтение «Вечера у Клэр» интересными и важными оттенками. Способ ассоциирования, задаваемый в повествовании, не распространяется на описание семьи Клэр, которое в целом «совпадает» с мифологической основой, проступающей здесь наиболее ярко и подводимой висящей в комнате героини картиной: «Я люблю даже акварельную Леду с лебедем, висевшую на стене, хотя лебедь был темного цвета <...>, а Леда была непростительно непропорциональна. Мне очень нравились портреты Клэр - их у нее было множество, потому что она очень любила себя, - но не только то нематериальное и личное, что любят в себе люди, но и свое тело, голос, руки, глаза» [49, с. 86].

Портрет «Леды с лебедем» - Леды и Зевса, от которого появилась Елена Прекрасная, находится в одном ряду с портретами Клэр (в чьем образе на первый план выходит культ красоты), как бы восполняя, заменяя портрет её родителей.

Знакомство Николая с Клэр происходит на площадке гимнастического общества «Орёл», что тоже не случайно. Орёл - это не только «устойчивый архаический фаллический символ» [26, с. 181], это еще и атрибут Зевса. Эротически окрашенная ассоциативная насыщенность образа героини, у которого в романе самое большое количество открыто названных и менее очевидных прототипов, ориентирует внутренний мир героя, локализует его визионёрский акт в своём вневременном пространстве - пространстве мифа. Знаком возможного для героя причащения к этому пространству выступает в тексте «причащение» к национальности Клэр - знание французской культуры и языка, что подчеркивается эпизодом столкновения героя с матерью Клэр, прототип которого - гнев Геры, связанный с рождением Геракла:

«Её мать, едва на меня взглянув, сказала: бесконечно счастлива с вами познакомиться, - и в туже секунду обратилась к Клэр по-французски:

Я не знаю, почему ты всегда приглашаешь таких молодых людей, как вот этот, у которого грязная, расстёгнутая рубашка и который даже не умеет себя прилично держать.

Клэр побледнела.

Этот молодой человек понимает по-французски, - сказала она. Мать её посмотрела на меня с упреком, точно я был в чём-нибудь виноват, быстро вышла из комнаты, шумно закрыв за собой дверь» [49, с. 87].

Ключевую роль для событийно-мифологического плана второй части воспоминаний, как и для выражения в романе оценки истории, выполняют разговоры героя с дядей Виталием. В скептическо-разоблачительном мироотношении Виталия проявлены черты всевидящего бога-солнца - Гелиоса: «Почти каждую свою речь дядя начинал словами:

«Эти идиоты...» [49, с. 108]. «Глупости тебе преподают <...>, ты изучаешь какую-то сусальную мифологию, которой они заменяют историческкую действительность. И в результате ты окажешься в дураках. Впрочем, ты все равно окажешься в дураках, даже если ты будешь знать настоящую историю<...>

А что же делать?

Быть негодяем, - резко сказал он и отвернулся» [49, с. 110].

«Прототип» бесед дяди Виталия с Николаем перед поступлением героя в армию - предупреждение Гелиосом Фаэтона, пожелавшего в качестве доказательства, что Гелиос - его отец, проехать вместо него по небу в золотой колеснице.

«Вечер у Клэр» не есть роман-воспоминание, это роман о воспоминании героя или о мистическом опыте сознания, в связи с чем нужно заметить следующее: несмотря на то, что рассказчик у Газданова, действительно, является и главным действующим лицом описываемых им событий, и автором написанного, в первом романе писателя это ёще не отменяет, но модифицирует функциональное различие данных повествовательных инстанций. О «Вечере у Клэр» можно сказать, что это роман внутри которого помещен опыт сознания героя, репрезентированный как текст повествователем и как текст, являющийся объектом авторского «надтекстового» видения, определения, реферирования, проявляющего себя через всевозможные возникающие в связи с текстом ассоциации.

Начало романа, в ассоциативном его прочтении, предстает описанием ритуальных обрядов и испытаний героя, ассоциативно - в преддверии таинства Исиды, символа женственности и покровительницы моряков, богини воды и ветра, одним из «прообразов» Клэр.

Близость с Клэр - достижение героем пределов смерти (ср.: « ледяное чувство смерти охватило меня») [49, с. 58]. В мистериях культа Исиды неофит, переступив порог смерти, внезапно возрождался, и день его посвящения был первым днём его действительной жизни (ср., например, 11 книгу «Метаморфоз» Апулея).

Психологическое состояние героя передано и через воспринимаемую им цветопись комнаты, которая одновременно, «индексирует» следующее за этим фрагментом погружение в пространство памяти как священнодействие, подчеркивает таинство происходящего во внутреннем мире героя: « Я лежал рядом с Клэр и не мог заснуть; и отводя взгляд от её побледневшего лица, я заметил, что синий цвет обоев в комнате Клэр мне показался внезапно посветлевшем и странно изменившимся. Темно-синий цвет, каким я видел его перед закрытыми глазами, представлялся мне всегда выражением какой-то постигнутой тайны - и постижение было мрачным и внезапным, и точно застыло, не успев высказать все до конца; точно это усилие чьего-то духа вдруг остановилось и умерло, и вместо него возник темно-синий фон. Теперь он превратился в светлый; как будто усилие ещё не кончилось и темно-синий цвет, посветлев, нашел в себе неожиданный, матово-грустный оттенок, странно соответствовавший моему чувству и несомненно имевший отношение к Клэр... Лиловый бордюр обоев изгибался волнистой линией, похожей на условное обозначение пути, по которому проплавает рыба в неведомом море; и сквозь трепещущие занавески открытого окна все стремилось и не могло дойти до меня далекое воздушное течение, окрашенных в тот же светло-синий цвет, и несущее с собой длинную галерею воспоминаний, подавших обычно, как дождь, и столь же неудержимых» [49, с. 45-46].

Синева - обиталище Бога, божественный и целительный цвет, символ вечности и истины, медиум правды. Традиция почитания этого цвета, связанная с рождением христианства, также восходит к древнеегипетским мистериям Исиды. Лиловый - в Древней Греции цвет высшей мудрости, познания и печали - может быть, напоминание о «фиалково-темном источнике» на горе муз Геликоне (Гесиод, «Теогония», 3-4 стихи) - источник вдохновения.

В некотором смысле, линия бордюра обоев, похожая «на условное обозначение пути» рыбы в «неведомом море», символизирует условность « линии» выбранного интроспективного пути. Но сама интроспекция совершается героем « по ту сторону времени, <…>, по сторону движения в мифе» в замкнутом временном пространстве.

Пространство мифа необходимо в романе как локус, единственно в пределах которого оказывается возможным достичь наибольшей полноты самопостижения и самоосуществления.

Проследив форму композиции романа (форму спирали), а также писательскую «склонность к определенной мифологизации природы» [26, с. 181], проанализировав образы центральных персонажей, можем говорить об образе Клэр как о радикально мифологизирующем фабулу произведения. Присутствующая в тексте система аллюзий на античную, преимущественно, и христианскую мифологию, вызывает предположение о мифоцентрическом свойстве этого романа, то есть о том, что он не бессознательно, а намеренно, структурно и по содержанию, был ориентирован на миф.

Мифологически аспект анализа позволяет выявить новые смыслы и дополнить сложившиеся традиционные представления о поэтике романа «Вечер у Клэр» и специфике повествовательной структуры Газданова, расширить круг культурных ассоциаций романа.

2.3 Образ эмигранта

Роман «Вечер у Клэр» во многом является автобиографичным. В романе отображена биографическая близость автора и героя-рассказчика. Но Газданов, например, дает другое имя своему герою - Николай Соседов, тем самым отдаляя себя от героя. Однако, этимология фамилии Соседов наводит на мысль о родстве, соседстве с автором, но в то же время не на полную идентификацию с ним.

Роман «Вечер у Клэр» - это ностальгия, тоска по Родине главного героя русского эмигранта Николая Соседова. В шестнадцать лет он покидает Россию солдатом-добровольцем, за плечами которого год службы в белой армии, сокрушительные поражения. Роман основывается на воспоминаниях Николая.

Окончив всего шесть классов в1919 г. юный Газданов (ему в это время нет еще шестнадцати лет) решает участвовать в Гражданской войне на стороне Добровольческой армии, о чем напишет в своем первом романе «Вечер у Клэр»: «Я хотел знать, что такое война, это было все тем же стремлением к новому и неизвестному. Я поступал в белую армию потому, что так было принято; и если бы в те времена Кисловодск был занят красными, я поступил бы, наверное, в красную армию». Однако у этого решения, помимо юношеского любопытства, есть и нравственная мотивация: «Я <…> все-таки пойду воевать за белых, потому что они побеждаемые», -- объясняет Николай собственный выбор в споре со своим дядей, скептиком Виталием. Этим событием открывается одиссея романного героя Газданова, стремящегося в своем жизненном путешествии обрести основы внутреннего состояния.

Революция застала Гайто в Харькове, где они поселились с матерью после смерти отца и сестер. Там он познакомился со своей первой любовью - Татьяной Пашковой, названной за белокурые волосы Клэр, что в переводе с французского - “светлая”. Это восемнадцатилетняя француженка, ее отец был коммерсантом, и они временно жили на Украине. Клэр заканчивала гимназию, и вся ее жизнь заключалась в игре на пианино и прогулках по городу. Клэр была первой любовью Николая. Но после ее замужества они расстаются на долгие годы. В 1929 году, спустя десять лет после расставания с харьковской возлюбленной, Гайто написал почти автобиографический роман “Вечер у Клэр”, герой которого, Николай вновь обрел свою любовь в Париже.

Их встреча происходила в квартире у Клэр, с чего и начинается роман. Газданов водит нас по всем кругам внутреннего мира и внешней жизни своего героя, которому он тождественен. В движении романа есть множество эпизодов, вписанных в него как будто по непреднамеренному сцеплению мыслей. На самом деле сцепления эти имеют глубокий внутренний смысл. Первая фраза, как прыжок в воду, включает нас в самую середину иномерной жизни: «Клэр была больна. Я просиживал у нее целые вечера и, уходя, всякий раз неизменно опаздывал к последнему поезду метрополитена и шел потом пешком с улицы Raynouard на площадь St. Michel, возле которой я жил».

«Вечер у Клэр» начинается сценой любовной игры. Тонким диалогом французских комедий. Два молодых взрослых человека в квартире у Клэр.

В основе внутреннего мира главного героя лежал богатейший собственный несладкий жизненный опыт, который мало кому выпадал на долю в столь уплотненное время. И дело даже во внешних перипетиях, эмигрантских мытарствах, постоянном хождении по грани между жизнью и смертью в период гражданской войны, в стремлении выжить во что бы то ни стало в чужом, чуждом зарубежье без средств к существованию, без профессии и связей. Вся эта как бы внешняя сторона жизни, непрестанно сливаясь или моментами раздваиваясь, шла в сочетании с напряженной духовной жизнью, с осмыслением судьбы собственной, судеб тех, кого забросило в Европу, почти для всех неприятную, чуждую.

Ключ к шифру романа «Вечер у Клэр» выдается почти вначале, когда Николай Соседов, от лица которого ведется повествование, начинает рассказывать о своей болезни; диагноз - пробуждение личностного самосознания. Пытаясь понять свою болезнь, определить ее истоки, Николай приходит к самому раннему из воспоминаний своей жизни, - когда ему исполнилось три года, он чуть не вывалился из окна во двор, но был спасен матерью: «… Я смотрел на них, как зачарованный и бессознательно сползал с окна. Вся верхняя часть моего тела свешивалась во двор. Пилильщики увидели меня: они остановились, подняв головы и глядя вверх, но не произнося ни слова. Был конец сентября; помню, что я вдруг почувствовал холодный воздух и у меня начали зябнуть кисти рук, не закрытые оттянувшимися назад рукавами. В это время в комнату вошла моя мать. Она тихонько приблизилась к окну, сняла меня, закрыла раму - и упала в обморок» [9, с. 68].

«Второе событие» - это прочитанный в детской хрестоматии рассказ о сироте, которого учительница взяла из милости в школу; случился пожар, школа сгорела, и мальчик остался на улице, зимой, в лютый мороз: «… Я видел этого сироту перед собой, видел его мертвых отца и мать, и обгоревшие развалины школы; и горе мое было так сильно, что я рыдал двое суток, почти ничего не ел и очень мало спал» [10, с.44].

И третье - смерть отца, которую Николай пережил в восьмилетнем возрасте: «Я прикладывался к восковому лбу; меня подвели к гробу, и дядя мой поднял меня, так как я был слишком мал. Та минута, когда я, неловко вися на руках дяди, заглянул в гроб и увидел черную бороду, усы и закрытые глаза отца, была самой страшной минутой моей жизни» [9, с. 179]

Потеря вызвала за собой другую - отчуждение матери: «… в ее глазах, которые я помнил светлыми и равнодушными, появилась такая глубокая печаль, что мне, когда я в них смотрел, становилось стыдно за себя и за то, что я живу на свете» [9, с. 23].

Три потрясения, которые Николай пытается осмыслить как возможные истоки своей болезни, схожи в одном - все они, так или иначе, связаны со смертью. По внешним же меркам детство Николая проходит вполне благополучно: умные, любящие родители, дом, материальный достаток.

После смерти отца жизнь мальчика складывается так, как и положено в той социальной среде, к которой он принадлежит - гимназия, краткое пребывания в кадетском корпусе, каникулы во Владикавказе, где живет его дед, или в Кисловодске, где обитает дядя: «Я жил счастливо - если счастливо может жить человек, за плечами которого стелется в воздухе неотступная тень. Смерть никогда не была далека от меня, и пропасти, в которые повергало меня воображение, казались ее владениями» [29, с. 16].

Все, как у всех, казалось бы, как у соседских детей, с которыми Николай заигрывался до позднего вечера, как у одноклассников, с которым делил тяготы гимназической жизни - мягкий дома, он бывал резок до крайности в гимназии, в кадетском корпусе, и мать удивлялась, не зная его таким, как не знала она и того, что он, ее сын, жил двойной жизнью: «Я бессознательно понимал, что нельзя со всеми быть одинаковым, поэтому после короткого периода маленьких домашних неурядиц, я вновь стал послушным мальчиком в семье; в гимназии же моя резкость была причиной того, что меня наказывали чаще других» [29, с. 32].

При внимательном чтении романа можно обнаружить два «направления», одно из которых исходит от Николая, а второе - от автора, причем ни то, ни другое не обращено к женщине, то есть к Клэр. Рассказ Николая направлен к самому себе, Николай рассказывает себе о себе, зайдя в очередной тупик и стараясь - в порыве чувств - стряхнуть с себя груз пережитого, чтобы свободно идти в будущее.

Тот же рассказ как художественное произведение, как авторский текст - это послание к людям, утверждающее величайшую ценность человеческой сущности, всегда единственной и неповторимой, заключающей в себе целый мир, бескрайний и непознанный. Это тот самый мир «внутреннего существования», которому еще не придумано название - душа? Подсознание? - у которого свой, независимый от внешнего, счет времени, своя память, это тот самый мир, в бездне которого скрывается истинное «Я» человека. И нет ничего удивительного в том, что не война, грохочущая на весь мир, не кровь и крики раненных, не трупы повешенных, коченеющие на ветру, не разгром и паническое бегство армии, не смерть, глядящая в лицо, и не потеря Родины явились для Николая величайшим потрясением в жизни, а случайная, не замеченная человечеством, встреча с Клэр на завьюженной вечерней улице, той самой Клэр, которая скорее не приняла всерьез, чем отвергла его пылкую юношескую любовь; прошло лишь четыре месяца с тех пор, как они расстались, а Клэр уже успела выйти замуж и говорит с ним с высоты своего нового положения, которого он никак не может осмыслить, впав в полуобморочное состояние, в какой-то вид прострации, и каждое слово ее, даже самое незначащее, ранит его душу. «Клэр, не переставая смеяться и пристально смотреть на меня, - и теперь я вспоминал, что на секунду в зрачках ее мелькнул испуг, когда она поняла, что не может вывести меня из состояния мгновенно наступившего оцепенения, - рассказывала, что она замужем девять месяцев, но что она не хочет портить фигуры» [29, с. 73].