Определение факторов, влияющих на процесс демократической консолидации в условиях политических трансформаций

Размещено на http://www.allbest.ru/

ВВЕДЕНИЕ

В последние десятилетия ХХ века во всем мире обозначилась общая тенденция политического развития, связанная с постепенным преодолением диктаторских и авторитарных режимов и движением к либеральным и демократическим ценностям. Этот процесс был обусловлен радикальными изменениями, которые произошли в мире в связи с распадом социалистической системы и фактическим превращением двуполярного мира в однополярный. Со всей остротой встал вопрос об основополагающей идее, которая смогла бы соответствовать как устремлениям самых разных стран и народов, так и отвечать сложившимся социально-политическим условиям. По существу, это был вопрос о выборе между демократией и социализмом. Решение этого вопроса и актуализирует проблематику диссертационного исследования.

Существенным образом изменился вектор политического мышления и политической науки. Главное внимание стало уделяться процессам, связанным с распространением и утверждением демократических принципов, проблеме моделей и механизмов демократизации.

Все дело в том, что сам процесс демократизации во многих переходных странах наталкивался на довольно серьезное сопротивление, обусловленное действием множества факторов объективного и субъективного характера. Это сопротивление было связано с несоответствием между западными, преимущественно американской, моделями демократизации и социокультурными особенностями стран, избравших для себя путь демократических преобразований. Произошедшие в таких странах политические прорывы сами по себе не обеспечивали еще автоматического господства демократии во всех сферах жизни. Отсутствие быстрых ощутимых результатов вызывало чувство разочарования и растерянности, сопровождалось политическими откатами и даже реставрациями. Сама жизнь заставила обратиться к научным исследованиям проблем демократизации, прояснению ее сущности и механизмов. Одним из таких исследований является данная диссертационная работа. Актуальность изучения данной темы обусловлена и процессами, происходящими в современной России. В российском обществе утверждение демократии происходит чрезвычайно медленно, трудно и связано с постепенным достижением политического согласия в обществе, выработкой оптимального сочетания интересов разных политических сил, «взрослением» политической элиты, нахождением необходимого баланса государства и гражданского общества.

Современная Россия только ищет пути достижения общественного согласия, находится в самом начале стадии демократической консолидации. В этих условиях важно по возможности объективно разобраться со сложившейся ситуацией, исследовать механизмы демократической консолидации российского общества, уточнить особенности современной стадии развития процесса, рассмотреть место и роль государства, политической элиты в процессе демократизации России.

Степень научной разработанности проблемы. Проблематика демократической консолидации была поставлена западными исследователями уже в 80-е годы XX столетия в рамках получившей мировую известность модели демократического транзита и в связи с возникновением так называемой третьей волны демократии. Это работы Л. Даймонда, А. Валенцуэла, Г.О'. Доннелла, Р. Риггса, Ф. Шмиттера1. Однако в работах этих авторов консолидация демократии рассматривалась лишь как третья стадия процесса демократизации, не выступала еще предметом всестороннего анализа. Сам термин консолидации демократии содержал значительный внутренний смысл, что послужило отправным пунктом нашего исследования.

Для достижения поставленной в диссертации цели, решения задач исследования большую роль сыграло обращение к ряду авторов, разрабатывающих близкие к теме исследования проблемы.

Так, вопросы понимания сущности политического процесса, функционирования политических систем получили основательную разработку у таких исследователей западной демократии, как А. Бентли, Г. Алмонд, Д.Истон, Т. Парсонс, Г. Лассуэл, Л. Козер, Д. Трумэн1. Важным результатом исследований политического процесса этими авторами стало понимание данного процесса как адаптации политической системы к изменяющимся условиям социальной жизни.

Переход к демократии, причины, условия и предпосылки такого перехода, а также проблема устойчивого функционирования демократического общества исследовались Р.Далем, Т.Карозерсом, Д.Ростоу, Ф. фон Хайеком и другими.

Вопросы политического управления процессами консолидации демократии, роли политической элиты в демократизации были рассмотрены в работах Ч. Линдблома, Г.Саймона, Р. Хантера, Д. Хигли.

Многообразие вариантов перехода от бюрократически-авторитарных систем к демократическим фиксируется в трудах Э.Арато и Д.А.Коэн. Интерес представляет выделение ими таких стадий демократизации, как инициация, консолидация и завершение.

Попытка рассмотрения консолидированной демократии как особого политического режима, возникающего при определенных условиях, принадлежит таким авторам как Х. Линцу, А.Степану.5

В последние десятилетия XX века проблемами демократизации, демократического транзита заинтересовались российские ученые. Различные аспекты социально-политической трансформации общества поднимались в работах И.Клямкина, М.М.Лебедевой, А.Ю. Мельвиля, А.Никитченко, В.Пастухова, Р.Саквы, Л.В.Сморгунова, Л.Шевцовой, О.Г.Харитоновой.1 Используя наработки западной политической транзитологии, российские политологи проделали значительную работу по популяризации, адаптированию и использованию транзитивной методологии для исследования трансформаций политического режима в России.

Исследования переходных процессов через призму теорий глобализации и модернизации осуществлено А.Н.Даниловым, М.Г.Делягиным, А.А.Дегтяревым, М.В.Ильиным, В.И.Пантиным, А.И. Соловьевым.

Проблеме политических элит и их роли в демократизации российского общества посвящены труды Г.К.Ашина, О.В.Гатман-Голутвиной, А.В.Глуховой, В.П. Елизарова, А.В. Понеделкова.

Особое значение для исследования демократической консолидации в условиях Северо-Кавказского региона имеют исследования процесса политической трансформации, проведенные В.А.Авксентьевым, А.В.Барановым, О.Н.Гундарь, Г.С.Денисовой, В.Ф.Дзидзоевым, А.Ю.Коркмазовым, В.Н. Коноваловым, Г.В.Косовым, С.В.Передерий, А.А.Магомедовым, Н.П.Медведевым, В.Р.Чагиловым, А.А.Нагуровым, В.Ю.Шпаком, В.М.Юрченко и другими.

Различные аспекты демократической консолидации российского общества рассматривались на секции «Социальная транзитология: философские, политологические и социологические аспекты» в рамках 49-й научно-методической конференции «Университетская наука - региону» (апрель, 2004, г. Ставрополь); на региональной научно-практической конференции «Россия в условиях глобализации: философские, социокультурные и политические проблемы» (май, 2004, г. Невинномысск).

Вместе с тем пока еще отсутствуют работы, в которых проблемы демократической консолидации получили глубокое и всестороннее освещение. Представленная диссертация восполняет в определенной степени этот пробел.

Объектом исследования является процесс демократизации общества.

Предметом исследования является демократическая консолидация как условие утверждения демократических начал в современном обществе.

Основной целью диссертационного исследования является определение факторов, влияющих на процесс демократической консолидации в условиях политических трансформаций.

Указанная цель конкретизировалась через постановку и решение задач:

на основе анализа отечественных и зарубежных политологических концепций уточнить сущность и содержание понятия «демократическая консолидация» путем сопоставления с близкими по смыслу понятиями: «консолидация демократии», «консолидированная демократия», «реконсолидация демократии»;

выявить демократическую направленность политической динамики современного мира;

- рассмотреть пути и способы консолидации демократии в современном мире;

- исследовать способы политического управления процессами демократической консолидации на государственном и региональном уровне;

- раскрыть особую роль политических элит в процессе консолидации общества;

- показать особенности демократической консолидации в современном Российском обществе.

Теоретико-методологической основой диссертации являются принципы и подходы к исследованию демократизации общества, содержащиеся в работах западных политологов Ф. Шмиттера, Х. Линца и А. Степана, Г. Карозерса, Т. Парсонса, Л. Даймонда и российских исследователей А. Мельвиля, А. Панарина, Л. Сморгунова, М. Лебедевой, Ф. Казина и др.

Рассмотрение ряда вопросов, дающих возможность целостного анализа демократической консолидации в современном политическом процессе, потребовало обращения к системному подходу.

В ряде случаев, где идет речь о сравнении существующих моделей демократии, применяется компаративный подход. Транзитивный анализ переходов от авторитарных к демократическим режимам дополняется институциональным подходом, раскрывающим роль и значение старых и новых институтов власти и бихевиористским подходом, позволяющим увидеть закономерности участия граждан в политическом процессе.

Научная новизна диссертационного исследования состоит в следующем:

- проведено адаптирование транзитологического подхода к исследованию демократической консолидации в условиях трансформирующегося Российского общества;

- на основе анализа современных концепций демократизации выявлена взаимосвязь двух феноменов политической жизни: демократического транзита как перехода от авторитарных к демократическим режимам и консолидации как особой фазы развития демократии;

- уточнено определение понятия «демократическая консолидация;

выявлены возможности и особенности государственного управления процессом демократической консолидации;

определены факторы и условия демократической консолидации как заключительной фазы процесса демократизации;

раскрыта особая роль политических элит и лидеров в процессе демократической консолидации общества;

- разведены понятия «политические акторы» и «политические субъекты»;

- выявлены особенности процесса демократической консолидации в современной России.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Демократическая консолидация на современном этапе рассматривается не только как процесс сплочения политических сил общества, относящих себя к демократическому движению, но и как процесс, характерный для всего политического режима, для отношения между различными политическими силами, согласными с правилами демократического соперничества, для трансформации глубинных перемен в политической культуре общества. Демократическая консолидация - это сложное понятие, содержание которого не сводится лишь к политическим аспектам демократизации, а включает в себя такие параметры демократического развития, как проведение индустриализации, наличие всеобщего среднего образования, развитые международные связи государства, мирный, консенсуальный переход от авторитарного режима к демократическому.

2. Процесс демократизации все больше приобретает глобальный характер. Это означает, что на форму, интенсивность, характер переходных демократических процессов оказывают влияние не только национальные, исторические, экономические, социальные и культурные особенности отдельных стран, но и разнообразные факторы международного характера. Ни одна страна не может не испытывать на себе влияния демократических изменений, получивших название демократического транзита.

3. Изменение политического режима как главного условия демократического перехода обусловливает способ и темпы процесса консолидации демократии, предполагает режимные варианты траектории развития. Они могут быть самыми разными в интервале от достижения консолидации демократии до появления гибридных режимов, в частности, «фасадных», «электоралистских», «управляемых» режимов.

4. Главными акторами демократической консолидации является политические элиты и лидеры, выражающие интересы определенных социальных слоев и групп общества, обладающие значительными возможностями в выработке политических решений. Необходимо провести различие между политическими акторами и политическими субъектами. Их различие состоит в том, что политические акторы оказывают непосредственное, определяющее влияние на политические процессы, а субъекты, выступающие как различные социальные силы - опосредованное. Такое различие обусловлено разным уровнем политического сознания, политической культуры и политического поведения различных социальных групп. Поэтому одной из значимых проблем консолидации демократии выступает обеспечение роста политической культуры различных субъектов политики.

5. Российский опыт консолидации демократии, который не является еще завершенным, позволяет говорить о некоторых узловых моментах взаимодействия и установления определенных договорных оснований демократического режима. Эффективное политическое руководство выступает в качестве признака консолидации демократии. Договоры о разграничении компетенции и полномочий между центральными органами и органами власти субъектов Российской Федерации определили правила взаимодействия федеральных и региональных властей.

Теоретическая значимость работы раскрывается в приращении нового знания о месте и роли переходных состояний в структуре современного политического процесса, в определении консолидации демократии как стадии процесса демократизации, во введении в научный оборот проблематики демократического транзита в связи с исследованиями демократической консолидации; в уточнении ряда научных понятий в аспекте демократической консолидации.

Практическая значимость работы заключается в том, что материалы исследования могут стать основой для преподавателей при подготовке курсов и спецкурсов по политологии, при написании методических пособий и проблемных публикаций по сравнительной политологии.

Результаты исследования могут быть применены государственными структурами и общественными организациями для повышения политической гражданской культуры населения, формирования способности к научной оценке происходящих явлений, в практике государственного управления.

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертационного исследования были обсуждены на заседании кафедры политологии и социологии Ставропольского государственного университета, а также представлены в выступлениях на региональных и внутривузовских конференциях: «Качество образования как социальная проблема» (г. Ставрополь, 2002), «Социально-экономическая реальность и политическая власть» (Москва - Ставрополь, 2004), «Социокультурные, этнические проблемы современного российского общества» (г. Ставрополь, 2004). Опубликованы 4 работы общим объемом 1,4 п.л.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, содержащих 5 параграфов, заключения и библиографического списка использованной литературы. Общий объем работы - 150 страниц. Список литературы включает 205 наименований, в том числе 17 - на иностранных языках.

демократический консолидация политический

ГЛАВА I. ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ КОНСОЛИДАЦИИ ДЕМОКРАТИИ

1.1 Демократизация как тенденция современного политического процесса

Конец XX века ознаменовался резким усилением внимания к проблемам политической трансформации, когда международное экономическое и политическое сообщество столкнулось с принципиально новым классом проблем, которые появились в результате посткоммунистической трансформации. Почти 30 странам с населением более 300 млн. человек предстояло решать задачу, невиданную до того в мировой истории - переход от системы, основанной на тотальном огосударствлении экономической и политической жизни, к основам рыночной демократии. Причем если в ряде стран (в Центральной и Восточной Европе) это было возвращение к относительно недавнему прошлому, то на постсоветском пространстве речь шла не о восстановлении, а формировании новых хозяйственно-политических принципов, соответствующих современным критериям рыночной демократии. Поэтому мы и сосредоточили внимание на одном, весьма значимом и довольно популярном в научных кругах направлении - политической транзитологии, изучающей переходы от авторитарных к демократическим режимам.

Политические процессы издавна привлекали внимание ученых -политологов, социологов, экономистов, историков и правоведов. Объяснение и интерпретация таких понятий, как «политическое развитие» и «политический процесс», «стабильность» и «устойчивость» и др., составляет сущность серьезных теоретических разногласий между научными школами.

Мощный импульс исследованиям в области политической динамики дала теоретическая разработка ряда концепций (модернизация, «зависимое развитие», миросистемный анализ, «новый институционализм»).

Говорить о транзитологии как целостной и системной научно-исследо- вательской отрасли или даже отдельной дисциплине не вполне правомерно. Различные позиции многих (в основном западных) транзитологов объединяет лишь своеобразная «крыша» - модель

«демократического транзита» или, точнее, «поставторитарного перехода»1. В целом же наблюдается довольно серьезное расхождение во взглядах на функционирование этой модели и составляющих ее элементов. В связи с серьезными политическими трудностями, явно обозначившимися в жизни поставторитарных политических режимов, наметились ощутимые сдвиги в оценке ситуации «неопределенности» перехода. Это во многом подтолкнуло методологические споры вокруг теории С. Хантингтона о «третьей волне демократизации»: закончилась ли она и следует ли ожидать авторитарного «отлива» (если принимать модель «волнового» развития мирового демократического процесса), продолжается ли сегодня и на каком этапе, каковы вообще критерии так называемой демократизации, универсальны ли они или уникальны для каждой конкретной страны.

Кроме того, важно отметить, что стремление определить общий вектор движения политического процесса в мировом масштабе как однозначный переход к демократическим формам осуществления власти еще не означает принадлежность того или иного политического мыслителя современности к «транзитологам». Это еще больше осложняет понимание сути концептуальных положений транзитологии.

Стоит подчеркнуть, что сама западная «транзитология» имеет как бы два измерения: первое, которое изучает «переходный период» сам по себе и связано с понятием transition, и второе, которое рассматривает модель переходного периода, т.е. трансформацию политического режима -transformation. Но такое различие не свойственно российским исследователям политических процессов поставторитарного развития. Так В. Гельман, рассматривая модели зарубежных исследований на «российском поле», полагает уместным употреблять понятия tranzition и transformation как синонимы. При таком использовании терминов вполне естественно понимание транзитологии как «отрасли политической науки, посвященной изучению трансформаций»1. Получается, что предмет данной отрасли -многообразные политические процессы, приводящие к качественным изменениям политического режима, объектами же изучения становятся политические факторы, институты, правовые механизмы и нормы, регулирующие отношения между ними.

Другой российский политолог, А. Мельвиль, предлагает различать структурные и процедурные аспекты демократического транзита. И на российском опыте автор показывает специфические черты общественной трансформации, которые являются также «элементами современной демократической волны»2. Таким образом, очевидно, что главным в подходах исследователей-транзитологов остается обращение к схеме «демократического перехода» И даже, несмотря на весьма неоднозначные результаты поставторитарного развития Восточной Европы и бывшего СССР, схема теоретической модели (авторитарный режим-переход-демократический режим) остается как бы постоянной.

Методологическая заданность такой парадигмы определяется однозначно позитивной ценностью демократии, преимуществами ее перед другими формами политических режимов. Эта ценность рассматривается как абсолютная и вневременная, универсальная для всех стран и континентов. Таким образом, демократия становится своеобразным мерилом цивилизованности и прогрессивности социально-политического строя, основой общественных отношений и их регулятором. Повышается и значимость парадигмы транзитологии для современных социальных наук, политической практики и ее идеологического обеспечения.

Рассмотрение политического процесса в русле методологии, использующей в качестве одной из базовых категорий понятие «демократия», подчеркивает как бы современность и актуальность именно такого ракурса исследования политических процессов. Объяснение кроется, на наш взгляд, в общей логике исторической ситуации, в которой появились и стали развиваться данные подходы. Крах авторитарных режимов в Восточной Европе и бывшем СССР удачно вписывался в общий вектор политического процесса второй половины XX века. Реальностью конца периода «холодной» войны стало общее ожидание торжества демократии как закономерного итога победы более «прогрессивного» социального строя над «менее прогрессивным»1. Условно говоря, ситуация достаточно быстрых и весьма ощутимых для всего мирового сообщества изменений требовала адекватного объяснения причин этих явлений. Таким объяснением стала весьма удобная в идеологическом плане доктрина «глобального демократического перехода», пришедшая на смену манихейской трактовке противостояния «мировой системы капитализма» и «мировой социалистической системы» (сил «мирового добра» и «злого начала» в символическом понимании). То есть произошло видимое упрощение очевидных изменений до абстрактной, но удобной для рядового обывателя схемы. Однако слабые места этой схемы, ее неспособность охватить все многообразие поставторитарного развития и методологическое родство с концепцией научного коммунизма, на наш взгляд, подводят ее к ряду универсалистских конструкций скорее не научного, а популярно-объяснительного свойства. И в подтверждение этому можно проследить те аспекты транзитологии, которые наиболее четко отображают методологические затруднения.

Возникающие сложности с операционализацией понятия «демократия» можно снять путем использования различных сложносмысловых категорий, например «демократура», «псевдодемократия», «делегативная демократия» и др., в отношении политических режимов, не соответствующих по своим основным институциональным и функциональным параметрам так называемым либеральным демократическим системам.1 Иначе говоря, взору исследователей, работающих в русле транзитологической парадигмы, предстает не объект исследования (скажем, система институтов или функционирование элиты какой-либо страны) сам по себе, а обязательно в сравнении с аналогичными феноменами (даже хотя бы по внешним типологическим моментам) существующих демократических систем. Таким образом, фиксируется наличие определенного «извращения» или отклонения от западных «рамок» либеральной демократии, констатируется состояние несоответствия. Собственно «переходность» как неопределенная типологическая характеристика чаще всего фигурирует именно в таких случаях и в этой связи намечаются необходимые и возможные перемены для возвращения на исходный путь предполагаемого транзита к либеральной демократии.

Особая роль в процессе перехода уделяется различного рода факторам социальной инженерии, таким, как конструирование политических институтов, рецепция принципов правовых систем развитых демократических государств, формирование нового типа культуры на базе иного набора ценностей и приоритетов, переосмысление истории и традиций народа и т.д. Эти и многие другие факторы призваны как бы конструировать наиболее оптимальные условия для функционирования демократии и формирования среды, в которой происходит адаптация структурных и институциональных нововведений.

Зачастую именно вокруг роли тех или иных политических институтов происходят споры между политологами. Например, довольно серьезная дискуссия вокруг проблемы влияния конституционного устройства государства на формирование (укрепление) демократии развернулась между такими учеными, как X. Линц, А. Степан и А. Лейпхарт, с одной стороны, и Д. Го учеными, как X. Линц, А. Степан и А. Лейпхарт, с одной стороны, и Д. Горовиц, М. Шугарт и Дж. Кэри - с другой. Обсуждение преимуществ и недостатков президентской, парламентской и смешанной моделей разделения властей, на наш взгляд, помимо чисто теоретического рассуждения и осмысления возможностей разных конфигураций государственного устройства имело и достаточно выраженный практический аспект.

Это происходило и в форме полного заимствования научной аргументации в практике выстраивания национальных моделей власти, и в весьма действенных практиках консультирования лидеров тех или иных политических движений, ориентирующихся на зарубежную помощь и пытающихся своим внимательным отношением к наработкам западных политологов легитимировать свои притязания на власть. Однако, несмотря на неоднозначную оценку эффективности тех или иных форм представителями различных точек зрения, дискуссия серьезно продвинула многие вопросы, связанные с анализом функционирования однотипных моделей разделения властей и различных государствах. Во многом удалось выделить сам принцип реализации той или иной модели в качестве критерия типологизации политического режима. Удалось также обобщить огромный опыт развития государств с различной историей и культурными традициями, но использующими сходные институциональные формы государственного устройства.

Другое дело - возникновение проблемы адекватного определения «отклоняющихся»1 от демократии форм. Здесь стали очевидными ограниченные возможности чисто компаративного подхода в объяснении складывающихся институциональных рамок политических систем. Требовалось рассмотреть исторические особенности восприятия правовых и политических инноваций, отношение населения к модернизационным импульсам властных элит, степень сохранения и воспроизводства социокультурного багажа, традиций, ретрансляции устойчивых символов массового сознания.

Серьезному анализу в рамках институционального подхода подверглись и проблемы адекватности условиям стран избирательной системы и электорального законодательства принципов представительства и национально-территориального устройства. Внимание исследователей привлекает прежде всего формирование основ демократического государственного устройства на базе конституции. При этом конституция рассматривается как достаточно серьезная база институциональных изменений политического режима. Это в определенной мере упрощает значимость основного закона страны и сводит его лишь к конструктивистской схеме, закрепляющей основные правила игры в понимании инициаторов принятия именно такой версии. Конституция становится не основой национального согласия и базисной системой выстраивания согласительных процедур политических элит государства, а лишь определенной условной (связываемой с персонифицированным выражением власти в данный конкретный исторический момент, т.е. лидером) установкой существования сложившихся взаимодействий и практик управления. Именно этим в большей степени определяется непрочность и ущербность возникающей конституционной системы. Кроме того, ошибки и просчеты власти начинают восприниматься как прямо вытекающие из самой конституционной схемы, вскрывающие ее неэффективность и обосновывающие необходимость изменений.

Зачастую предлагаемые оппозицией варианты таких изменений ориентированы либо на создание некоей оптимальной и жестко детерминированной насущными условиями модели, либо на возведение наиболее удобных для оппозиции возможностей властного статуса. То есть вопрос о конституции как схеме, выстроенной по «технологическим чертежам», преследующим прежде всего цели определения полномочий и ответственности властей, заслоняет символическое начало основного закона страны. А это начало несет в себе очень важную идеологическую функцию - определение целей и приоритетов развития общества на основе четкого представления национальных интересов и их отражения в массовом сознании населения. Именно в этом основа стабильности конституции и в то же время база для ее дальнейшего совершенствования. Причем развитие конституционной доктрины должно быть делом национальной политической элиты, четко осознающей историческую ответственность в актуализации традиций страны и соизмерения их с инновациями в политической системе. Использование модных политологических категорий и концептов в модернизаторских импульсах не должно заслонять анализа собственно исторически сложившихся форм социальной самоорганизации и управления.

Для транзитологов анализ институциональных и социокультурных аспектов переходных политических режимов во многом предопределен также тем обстоятельством, что предполагается рассмотрение динамики политических процессов, выявление их характера и направленности. В данном случае уместно отметить существенную специфику политических изменений вообще. Эта специфика предполагает невозможность дать точный, конкретный слепок ситуации, в которой находится политический режим, политическая система - «политику нельзя сфотографировать»2. Но вполне возможно выделить и наметить основные и наиболее проявляющиеся параметры изменений, т.е. те индикаторы, которые послужат отправными точками аналитических обобщений и выводов, зададут необходимый критериальный аппарат исследования, позволят составить более детальное описание возможных альтернатив развития.

Само по себе исследование политического процесса в рамках транзитологической парадигмы, на наш взгляд, вполне правомерно и имеет массу реальных позитивных возможностей. Во-первых, можно представить ход политической жизни как постоянно изменяющееся социальное бытие идей, общественных групп, институтов, практик, не фиксируемое в категориях статики, ибо сам политический процесс - динамичное явление с множеством возможностей и направлений. Во-вторых, транзитологический подход сосредоточен на выделении и анализе факторов политических изменений. Здесь можно принимать или отвергать намечаемые многими исследователями параметры, но не вызывает сомнений сам подход, в данном случае институционализм и структурный функционализм в их новых интерпретациях (А. Этциони, Д.Норт и др.). В-третьих, именно транзитологическая парадигма исследования политических процессов становится основой рассмотрения нестабильных, неустойчивых, но в то же время остающихся сложноорганизованными систем в их наиболее трудный период развития - поиска оптимальной формы самоорганизации на основе переосмысления мирового опыта и актуализации своего историко-культурного потенциала. Таким образом, временные, темпоральные характеристики при исследовании многих важных аспектов политического процесса приобретают характер исторически определенного и привязанного к соответствующей социально-экономической среде духовно-культурного континуума. И, наконец, в-четвертых, транзитология стала серьезным научным направлением, которое увязывает глобальные мировые, долгосрочные тенденции развития (экономического, социально-политического, информационного плана) и локальные процессы. При этом появилась возможность не только рассмотрения общего процесса демократизации и его влияния на ситуацию в государствах «недемократических» или «переходных», но и определения факторов проявления тенденций к глобализации экономических отношений на данном уровне, усиления информационного воздействия ведущих держав мира как обладающих более мощным потенциалом средств массовых коммуникаций.

Трансформационные процессы в странах Центральной и Восточной Европы в 90-е годы как правило осмыслялись в терминах теории «переходного периода» или транзитологии, которая стала не только аналитической моделью, но и совокупностью практических рецептов для проведения социально-экономических и политических реформ. Мировоззренческой основой этой влиятельной концепции был образ восхождения от авторитаризма к демократии, в котором начало пути, представляло собой относительный минус, а завершение - плюс. Идея глобальной демократизации восходила к теории модернизации и, по сути, являлась ее творческим ответвлением, развивающим и детализирующим этот процесс в его идейно-политическом измерении. В частности, в рамках данной концепции анализировались трансформационные процессы в Белоруссии, России и Украине, начавшиеся во второй половине 80-х годов, и не завершенные до сих пор. Исходя из транзитологической теории, три восточнославянских государства к концу 90-х годов подошли к этапу консолидации демократии медленно, тяжело, но верно двигались к определенному социально-экономическому и политическому ориентиру западноевропейского или американского образца. При этом считалось, что это движение не только оправданно и естественно, но его цель принципиально достижима в обозримые исторические сроки.

Однако, с конца 90-х годов данная схема подверглась определённой критики. В связи с очевидным несоответствием теории и практики во многих странах, пошедших по пути демократических преобразований, встает вопрос о кризисе транзитологии как аналитической модели. Высказывается идея, что она более не в состоянии вбирать в себя всё многообразие «псевдодемократий», «полудемократии», «управляемых демократий», «делегированных демократий», «квази-демократий»1. Оказывается, что за исключением полутора десятков стран Латинской Америки, Юго-Восточной Азии и Центральной Европы, в которых «переходный период» завершился относительно успешно, большинство государств тех же регионов и некоторых других, отнюдь не находятся на пути к демократии, даже с приставками «квази» или «псевдо». Напротив, имеет место поступательное и устойчивое движение в сторону от демократии в направлении новых авторитарных режимов в форме олигархических, семейных, клановых, этно-национальных и прочих диктатур. Никак не решаемые, а во многих странах усугубляющиеся проблемы бедности, голода, болезней, безработицы, неграмотности содействуют упрочению социально-экономических предпосылок для того, чтобы демократия, гражданское общество и правовое сознание не сформировались там никогда. Можно выделить два основных направления критики транзитологии. Первое - назовем его условно, академическое - представлено в работах Т. Кэрозэрса и С. Коэна. Второе -идейное - носящее более широкий характер, чем критика собственно транзитологии как таковой, отражено в работах А.С. Панарина.

Основной тезис академического направления критики транзитологии состоит в том, что к концу 90-х годов XX века концепция глобального «переходного периода» или «третьей волны»1, исчерпала свой аналитический потенциал и будучи использованной американским политологическим сообществом для анализа трансформаций в ЦВЕ, по сути представляла собой не анализ, а идеологию. В течение последнего десятилетия XX века желаемое выдавалось за действительное: в то время, как американские авторы писали о демократизации, а также социально-экономической и политической модернизации происходило обратное - перерождение и реанимация авторитарных режимов на новых началах, социальная поляризация и экономическая демодернизация. Причина того, что реальность игнорировалась, по мнению С. Коэна, состояла в политической ангажированности американских экспертов. США всемерно поддерживали и развивали миф о глобальной демократизации, т.к. он способствовал закреплению их гегемонии после окончания холодной войны. Теория транзитологии сыграла, таким образом, роль интеллектуального прикрытия для американской внешней политики. Т. Кэрозэрс высказывается по этому поводу более сдержанно, говоря лишь, что концепция, мобилизованная в конце 80-ых-начале 90-ых годов для осмысления событий в мире и обоснования американской политики «мировой демократической революции», устарела и требует пересмотра. Здесь хотелось бы выделить два принципиальных момента, уяснение которых дает представление об идеологии, стоящей за данным направлением критики транзитологии.

Оба автора абсолютно обоснованно критикуют современную реальность в «переходных» странах с точки зрения ее соответствия целям построения устойчивой демократии. Они не только отмечают отсутствие социального единства, гражданского общества, рыночной экономики, реально работающих правовых механизмов и т.д., но и последовательное ухудшение ситуации в этих сферах, что прямо противоречит образу восхождения от авторитаризма к демократии. Возникает термин - политическая «серая зона»1, в которую попадает большинство стран, вставших на путь реформ, но не добившихся успеха (около 85 из 100). Само понятие «серая зона» принадлежит Т. Карозэрсу, который относит к ней Белоруссию, Россию и Украину. Таким образом, в терминах академического направления критики транзитологии восточнославянские государства по результатам эпохи трансформации 90-ых годов оказываются в «серой политической зоне», что, по мнению сторонников указанной концепции необходимо честно признать.

Само понятие «серая зона» является метафорой, отражающей наличие еще «черной» и «белой» зон, т.е. пространств устойчивого тоталитаризма и демократии. Переход из первого во второе, т.е. достижение стандартов западноевропейской или американской демократии, в принципе возможен, не для всех. В этом важнейшее отличие позиции Т. Каро-сэрса от ортодоксальной доктрины транзитологии. Д.Коэн, со своей стороны, считает, что именно стремление модернизировать Россию по американской модели стало одной из причин провала проекта. Сказанное означает, что авторы, каждый по-своему, отрицают лишь всеобщность парадигмы, т. е. идею о том, что все страны способны трансформироваться по западной модели. Карозэрс полагает, что государства «серой зоны» навсегда в ней останутся (западный демократический эталон достижим не для всех), а Д. Коэн пишет, что выходом для России может быть отказ от трансформационной стратегии, навязанной России в начале 90-х годов американским эстаблишментом на основании идей Вашингтонского консенсуса (радикальный монетаризм отнюдь не единственный возможный путь трансформации). В то же время, оба автора фактически констатируют консервацию разделения мира на более и менее продвинутые регионы с точки зрения стандартов демократии.

Таким образом, попытки связать теоретическое осмысление происходящего в мире политического процесса с неким идеологическим обеспечением конкретных действий политиков неизбежно сталкиваются с проблемой корректности научного мышления вообще. Транзитологии в этом смысле и повезло, и не повезло одновременно. В качестве быстрой и достаточно активной формы освоения социально-политической действительности государств она стала общеупотребительной даже в российской политологии (например, понятие «переходность»). Но в то же время очевидны ограниченность и упрощенность этого понятия в плане фиксации лишь нестабильного и сложного процесса, требующего особого инструментария для анализа. Политическая наука, как и другие научные дисциплины, должна представить по возможности непротиворечивые и логичные объяснения, которые являются не истиной по определению, а лишь некоторыми попытками выстроить продуктивные модели.

Понятие политического процесса используется обычно в двух отношениях, условно обозначаемых как его макро- и микроизмерения. В макроаспекте его определяют как ход развития, вообще воспроизводство политической системы под влиянием действующих на нее факторов, т.е. как ее универсальную динамическую характеристику. В микроаспекте под политическим процессом понимается некая равнодействующая акций различных социальных и политических субъектов, т.е. совокупность субпроцессов (см. схему 1).

Категорию политического процесса следует отличать от категории политического развития, хотя при этом обе они отражают некоторую комбинацию признаков устойчивости или изменчивости в политической сфере жизнедеятельности общества. При анализе политического процесса раскрываются в основном воспроизводство институтов и их функций, механизмы функционирования, адаптации, преемственности и сохранения политической системы. Таким образом, понятие политического процесса содержит и динамические, и статические характеристики. В свою очередь, категория политического развития используется главным образом для рассмотрения тех сторон общественной динамики, которые связаны с эволюционными реформами либо революционными переменами.

Еще в «Истории» в 40 книгах Полибий (II в. до н.э.) высказал идеи о целостном круговороте политической жизни, предполагающем закономерный переход государства в стадии становления, расцвета и упадка. Современный же этап эволюции концепций политического процесса открывается XX в. микротеориями, связанными с именами Артура Бентли, Вильфредо Парето. Именно концепция циркуляции (круговорот элит, разработанная в «Трактате по общей социологии» Парето дала основание Иозефу Шумпетеру назвать последнего основоположником современной «социологии политического процесса»1. Парето берет в качестве базовых для своей теории понятия элиты (как субъекта и движущей силы политического процесса), которое противодействуют контрэлиты, а также народа, исполняющего по преимуществу пассивную, а не активную роль.

Однако настоящую революцию в развитии теории политического процесса произвела книга Бентли «Процесс управления» (1908), в которой подробно была разработана концепция групп интересов, или «заинтересованных групп». Именно ему - одному из первых -принадлежала трактовка динамики политического процесса как борьбы и взаимного давления социальных групп в соперничестве за государственную власть.

Схема 1 Политический процесс: макро - и микроуровни

Начиная с Бентли, категория политического процесса рассматривается в двух основных аспектах: в неформальном, реальном и групповом, ибо группа интересов - «первичный» субъект, а также в производном, официально-институциональном виде, представляющем собой проекцию групповых интересов, в силу чего государственные институты выступают лишь как один из многих типов групп интересов. Бентли, например, понимал правительство как специфическую официальную группу - арбитра, регулирующую конфликты. Он ввел в научный оборот понятия артикуляции и идентификации групповых интересов в качестве изначальных для анализа любого политического процесса1.

Преемником Бентли в разработке понимания политического процесса, исходя из концепции групп интересов стал Дэвид Трумэн выпустивший работу «Управленческий процесс» (1951). Так же, как и его предшественник, под политическим процессом Трумэн понимал борьбу социальных групп за власть и за контроль над распределением ресурсов. Однако он обстоятельнее рассматривал идею смены равновесия на дисбаланс в ходе самого процесса, а основным положением считал стабильность как устойчивый тип группового взаимодействия1.

Существенной попыткой создать некую универсальную модель трактовки и исследования политического процесса явилась разрабатывавшаяся с начала 1950-х гг. теория функционирования политических систем Дэвида Истона. В своих размышлениях Истон исходил из общей теории систем и структурно-функционального анализа социальной жизни Толкотта Парсонса. В соответствии с этим подходом политический процесс выступает одновременно и как воспроизводство целостной структуры, и как цикличное функционирование политической системы во взаимодействии с социальной и внесоциальной средой. Такое взаимодействие включает влияние на процессы в политическом мире экономических, экологических, культурных и прочих факторов. Процессы функционирования конкретных государственных, партийных и других институтов рассматриваются в виде элементов политического процесса на уровне макросистемы. Считается, что в данном процессе политическая система поддерживает стабильность институтов, приспосабливается к деятельности групп интересов в целом и в отдельных своих составляющих, обеспечивая воспроизводство и сохранение свойственных ей оригинальных системных качеств. Если в модели политического процесса Бентли - Трумэна объектом давления низовых групп интересов выступают правительство и его официальные институты, то в концепции Истона макророль государства заменяется интегрирующими функциями политической системы. Кроме того, ученый разделил политические системы на два блока - внутренних (национальных) систем и международной (наднациональной) метасистемы, - что позволило ему наметить особые международные факторы внутриполитических процессов.

Системный подход в исследовании политического процесса в западной политологии основновывается на идеях Парсонса, изложенных в книге «Социальная система» (1951), а также Истона - «Политическая система» (1953). В представлениях системной и функциональной концепций процесс делится на четыре фазы: 1) вход (англ, input) - воздействие социальной и внесоциальной среды на политическую систему в форме ее поддержки и выдвижения к ней требований; 2) конверсия (англ, conversion) преобразование требований в решения; 3) выход (англ, output) - реакция политической системы в виде решений и действий; 4) обратная связь (англ. freedback) - возврат к исходной точке равновесия)1.

Габриэль Алмонд заложил основы динамической модели процесса как адаптации политической системы к изменяющимся условиям социальной среды. В своей схеме он попытался соединить деятельность отдельных групп с функционированием данной системы в целом. Для этого учёный выделил несколько блоков совместной деятельности субъектов соответствующих главным функциям и динамическим фазам политического процесса: 1) блок преобразования социальных потребностей, включающий артикуляцию, агрегирование (здесь - суммирование) индивидуальных и групповых интересов, разработку политического курса, реализацию решений и контроль за исполнением политико-правовых норм; 2) блок воздействия системы посредством совокупности акций по регулированию социальной жизни, распределению и освоению общественных ресурсов; 3) блок адаптации, приобщения индивидов и их групп к политической жизни путем политической социализации, рекрутирования и коммуникации. В этой модели процесса Алмонд переводит акценты со статического выживания и сохранения к динамической трансформации, а также к адаптации политической системы к качественным изменениям. Некоторые американские политологи использовали идеи Алмонда специально для описания политических процессов последней трети XX в. в странах Азии, Африки и Латинской Америки, что помогло не только обновлению самой теории развития, но и разработке так называемой политики модернизации.1

Поведенческий, интеракционистский подходы связаны с интерпретацией внутренней структуры политического процесса с позиций субъект - объектных или субъект - субъектных отношений. Политический процесс выступает, таким образом, либо как равнодействующая акций всех его участников, либо как совокупность взаимодействий (интеракций), представляющих горизонтальные связи между ними. «Вертикальная схема» связей внутри процесса довольно подробно разработана в бихевиористской традиции (Гарольд Лассуэлл), а также в теории рационального выбора (Джеймс Коулман), где всякое политическое действие структурно разделяется на его элементы (субъекты и объекты), условия и результаты, мотивы и установки, наконец, цели и средства, используемые его акторами.

Интеракционистский вариант истолкования процесса, как правило, вписывается в рамки конфликтологической схемы, например, в работах Ральфа Дарендорфа и Льюиса.

Политические процессы в различных странах мира отличаются своеобразным характером, степенью динамики и направленностью. Нередки ситуации, когда один страновой микрополитический процесс включает в себя два и более разнонаправленных и неоднородных субпроцесса.

Политический процесс - сложное, многосоставное явление, природа которого определяется функционированием динамичных систем, отличающихся сходными (изоморфными) структурными свойствами. Структура макрополитического процесса рассматривается в трех аспектах. Во-первых, с точки зрения взаимодействия государства и гражданского общества, политической системы с ее социальной средой, государственного управления и политического участия. Во-вторых, с позиции более дробных компонентов, в частности деятельности социальных акторов и политических институтов, составляющей содержание целостного макропроцесса. В-третьих, структура процесса может быть описана в аспекте основных временных фаз и состояний его развития, обусловленных установлением соответствующего равновесия сил или же его нарушением. Главная составляющая политического процесса, особенно при демократическом режиме - сама активность людей, их политические действия, связанные с контролем над властью или давлением на нее. Из многочисленных акций (действий) и интеракций (взаимодействий) различных акторов складываются общий ход и результаты макропроцесса, который вбирает в себя ряд микропроцессов (или субпроцессов). Например, электоральный процесс состоит не только из процедуры голосования, когда граждане выбирают своих представителей, но и из кампаний отдельных партий, действий, обеспечивающих им равные состязательные условия, специальных общественно-политических, государственных органов (избирательных комиссий) и пр. Значит, при анализе политического процесса нужно учитывать и целостные макрорезультаты, и формирующие их микропроцессы1.

В тоже время в политике действие действию рознь, равно как и влияние участвующих в ней субъектов неравнозначно: есть «тяжеловесы», но есть и «бойцы легчайшего веса». Каждому человеку или группе принадлежит какая-либо функция в политическом процессе, масса людей относительно пассивна. Лишь активное меньшинство, включающее элиты и лидеров, разного рода руководителей (вождей) обладает значительной силой, а роль их заметна для общества.

Для понимания активности отдельных политических акторов, формирующей целостный политический процесс, используются такие характеристики: 1) потенциал и статус; 2) вид, способ их действий.

Потенциал политических субъектов прежде всего зависит от их состава. Делятся они на индивидуальные и групповые, к примеру, независимые кандидаты и избирательные объединения, участвующие в выборах. Эффективность деятельности субъекта зависит от объема его ресурсов материальных, информационных и прочности контроля над ними.

Следующий параметр изучения активности политических акторов связан с характеристикой используемых ими средств, форм и методов политической борьбы. Во-первых, это парламентские формы, связанные с работой органов представительной власти, которые отличаются от таких способов прямого, внепарламентского действия, как митинг. Во-вторых, виды политической активности граждан и их групп делятся на ненасильственные и насильственные (т.е. типы борьбы, предусматривающие открытое применение силы, - гражданская война, подавление демонстрации, забастовки), но чаще всего рассматривается набор способов действий, опирающихся на авторитет и убеждение (манипулирование общественным мнением, бюрократические методы регулирования и т.д.). В-третьих, эти разнообразные приемы включают официальные и неофициальные влияния акторов по поводу доступа к ресурсам и рычагам власти.