Исследование основной проблемы человека в гендерной и феминистской философии

1. Антропология как наука о сущности культуры

1.1 Проблематика пола в антропологии

Антропология провозглашает своей целью осмысление «человеческого» (т.е. «культурного», неприродного) как такового и, таким образом, эта дисциплина, академическая и неакадемическая одновременно, ищет ответы на самые фундаментальные вопросы существования цивилизации. Пытаясь понять, что такое «человеческое» вообще, един ли мир для всех живущих на Земле, какова роль культуры в формировании этого мира (или миров) и, наконец, что мы имеем в виду, когда описываем мир как «конструкт», антропология привержена производству «знания для знания». Теоретически, таким же интеллектуальным производством занята любая другая классическая дисциплина социального знания. Но именно антропология, сделавшая центром своего научного внимания многообразие культур и форм человеческого поведения, встречает при этом трудно преодолимое противоречие. Его сущность состоит в следующем. Производство знания для знания возможно - по крайней мере, теоретически - только в рамках специального института - академии. Сам же этот институт является порождением вполне определенной культуры и западной, родившейся в эпоху Просвещения, идеи, что познание возможно только посредством разума, и что оно должно быть рационально, «объективно» и дисциплинарно (и, таким образом, связано с университетом). Поэтому именно антропологи поставили под сомнение само право академии как института одной культуры на суждение об иных мирах или культурах. Вместе с этим, под сомнением оказалась и сама система производства знания, основанная на западноцентричных приоритетах «объективности» и признания разума единственным источником в поиске истины. Ранее такой подход считался «естественным», теперь он стал рассматриваться как культурно сконструированный. Когда антропологи пришли к выводу, что ничего естественно предопределенного в культуре не бывает, стали возможен пересмотр всех и любых теорий, концепций и систем знания.

В той глобальной реконструкции рационалистического западного знания, которая связана с гендерным / феминистским проектом пересмотра мира, антропология занимает особое место. Изучая и описывая кросс-культурную вариативность, она, прежде всего, была занята поиском и объяснением универсалий, а что может быть более универсальным, чем женственность женщин, мужественность мужчин и вытекающее отсюда доминирование одних над другими? До конца 1960-х годов эти «универсалии» в различной степени приписывались всем культурам - за некоторым исключением, пожалуй, эгалитарной эпохи детства человечества, как ее видел Ф. Энгельс в «Происхождении семьи, частной собственности и государства». Мужское доминирование выводилось из непосредственной связи между биологией (или «анатомией», как сказал бы Фрейд) и культурой как ее социальным продолжением. Подобно любому «объективному» выводу, эта универсалия опиралась на эмпирические данные антропологической науки, которая, как предполагалось, изучает человеческое поведение с точки зрения неэтноцентрической, кросс-культурной, сравнительной, этической и, как следовало ожидать, несексистской. Однако за ее постулируемым объективизмом обнаружилось гендерная иерархия в производстве знания.

1.2 Значение и ограничение женской темы и женщин-ученых в антропологии

Все антропологи, которые описывали и изучали концепт «пола» и представления о половой дифференциации в различных культурах, сталкивались с одним и тем же противоречием (хотя не все осознавали и артикулировали его). С одной стороны, описания деятельности женщин свидетельствовали об огромном разнообразии социополовых ролей. С другой, в социальной теории сложилась традиция, согласно которой женщины рассматривались как культурно незначительные, а их «вторичность» по отношению к мужчинам принималась как само собой разумеющееся, т.е. естественное.

Представление о «естественности» социальных различий между мужчинами и женщинами не было серьезно поколеблено даже работами Маргарет Мид, первого антрополога, подкрепившего идею о социальной сконструированности отношений пола этнографическим материалом (хотя само представление о половых различиях как категории анализа в социальных науках возникло раньше).

Профессионально признанная и знаменитая Маргарет Мид, отдавшая более тридцати лет полевой работе на Самоа, в Новой Гвинее, островах Полинезии, тем не менее, никогда не имела официальной ставки в Колумбийском университете. Эта «частная» научная судьба отражает неоднозначность «женской темы» в антропологии, а, вернее, целых трех тем:

Ш женщины как профессиональные антропологи;

Ш женщины как информантки (т.е. носительницы знания);

Ш женщины как объект анализа в социальных науках.

Именно так определил этот узел интеллектуальный радикальный феминизм конца 60-х годов, когда «втянул» и сделал частью гендерной проблематики искусство, экологию, язык, организацию физического пространства и архитектуру, воспроизводство и материнство, религию, еду, медицину, право, историю человечества, науку и порождение знания, и в том числе - антропологию.

С одной стороны, исторически женщин в антропологии было больше, чем в любой другой дисциплине: как белых исследовательниц, часто жен западных антропологов и миссионеров (ведь этнография - жанр, возникший вместе с распространением империализма и необходимый ему), так и цветных объектов изучения - участниц брачных церемоний, сельскохозяйственных ритуалов, похоронных процессий, рукодельниц, собирательниц, знахарок, насылательниц порчи и бури, продолжательниц рода, толковательниц снов, неприкасаемых в определенные дни месяца, но более всего матерей, жен, тещ, свекровей, дочерей, сестер и наложниц…. Ведь антропология - это, по определению Бронислава Малиновского, «наука о том, как мужчина обнимает женщину» со всеми вытекающими из этого фактами отношениями родства как предметом изучения. С другой стороны, хотя женщины-антропологи есть уже давно, чрезвычайно редко можно заметить какое-либо отличие между их работами и работами антропологов-мужчин. Овладение профессией включает «научение осмыслению мира в мужской перспективе», признали американские антропологи в начале 1970-х.

2. Феминизм - теория равенства полов

3.1 Женщина как субъект в антропологии

Представить женщину «нормальным» субъектом истории и общества, обладающим агентивностью и инициативой, возможно, только деконструировав значительное количество антропологических мифов (например, о том, что мужчины-охотники добывали основное количество пищи, а женщины - собирательницы всего лишь «помогали» им), чему в значительной степени способствовал переживаемый Западом в 1970-х годах ренессанс марксистской теории (в ее несоветских вариантах, конечно). Если философы до Маркса только «объясняли мир, цель же состоит в том, чтобы изменить его», то Рейна Рейтер, редактор антологии «К антропологии женщин» (1975) начала свой антропологический манифест фразой: «Корни этой книги в женском движении». Мишель Розалдо и Луиз Ламфер, создатели другой антропологической библии «Женщины, культура и общество» (1974), обозначили свою цель как уничтожение неравенства. Рассмотрение парадигмы отношений между мужчинами и женщинами стало служить моделью для понимания любого угнетения, а потому главный вопрос был определен как пол и власть: каким образом биологическое различие между мужчиной и женщиной превратилось в социальное неравенство; существовало ли оно всегда или возникло (по Энгельсу) с появлением частной собственности (но почему тогда не исчезает вместе с его отменой, например, при социализме?); является ли это культурной универсалией или есть общества, построенные по иным принципам? Авторы этих двух книг, тогда в большинстве своем диссиденствующие аспирантки, а ныне ученые с мировыми именами, предприняли анализ других культур для того, чтобы понять свою собственную.

3.2 Концепция «обмена женщинами» Гейл Рубин

Шерри Ортнер, антрополог той же радикальной интеллектуальной волны, что и Гейл Рубин, была также вдохновлена поиском первопричины угнетения женщин. Универсальность полового неравенства, его существование (в различных проявлениях) во всех культурах, примитивных или сложных, служит, по ее мнению, свидетельством того, что мы имеем дело с чем-то глубинным, фундаментальным и чрезвычайно упорным, с чем-то, что нельзя уничтожить не только изменением отдельных социальных ролей, но и перестройкой всей экономической структуры. Всеобщую девальвацию женщин (Ортнер использует именно этот термин - обесценивание - имея в виду, что женщины рассматриваются обществом как менее значимые и что существующая социальная организация не допускает женщин к деятельности, которая предполагает вхождение во власть) следует рассматривать в свете других универсалий. Но что является тем общим для всех культур, что заставляет помещать женщину на более низкую ступеньку в социальной иерархии?

Очевидно, женщина символизирует нечто, что все культуры трактуют как низшее, но что именно? Это нечто, полагает Ортнер, - природа, которую человек стремится покорить и контролировать: «в наиболее общем смысле мы отождествляем культуру с представлением о человеческом сознании и продуктах этого сознания (например, системах мышления и технологией), посредством которых человек стремиться осуществить контроль над природой». Природа существует сама собой, человек - посредством осознанного действия над природой.

Женщина обладает репродуктивными функциями, которые присущи только ей. Этот физиологический факт значим на трех уровнях:

Таким образом, оппозиция женского и мужского становится оппозицией природного и культурного: во всех обществах женщины рассматриваются как часть природы и помещаются вне исторического времени и пространства культуры, а мужчины, как часть культуры, живут в истории, творят, преодолевают земные пределы и воплощают «человеческое». То, что делают женщины даже за пределами домашней сферы, девальвируется, потому что это делают женщины, но это не предопределено природой, а сконструировано культурно.

Формулировки Ортнер блестяще описывают механизмы производства сексистских идеологий, и это подтвердилось еще и тогда, когда антропология занялась изучением функционирования стратегий колонизации, однако в этом случае модель угнетения оказалось сложнее: в нее включились такие переменные как раса и класс. В проектах западной колонизации женское в смысле первобытно-низменное стало метафорой тех неизведанных земель и народов, которые предстояло «окультурить», забрав оттуда золото, каучук, специи, нефть или рабов. Оно также было перенесено на представление о местных женщинах. Парадокс же состоит в том, что все империи оправдывают свою экспансию цивилизационной миссией, при этом под цивилизацией понимается западная модель культуры и общества. Империализм при выработке политики в отношении новых земель использовал сексистские представления об особой женской духовности (имелась в виду только белая женщина), возвышенности и общей окультуривающей роли. Будь то колонизация Америки, заселение Сибири или освоение богатств Африки и Азии, успешное функционирование колониального проекта требовало, чтобы рядом с грубым и сильным мужчиной - солдатом, промышленником, купцом или сосланным преступником была белая женщина, мать его детей, хозяйка дома и плантации, стоящая на страже морали как местного общества, так и массы темных (в прямом и переносном смысле) туземцев, а также удерживающая белого мужчину от связи с цветной женщиной (что могло погубить весь проект).

Однако для антропологов более поздней волны сама классическая антропологическая дихотомия «Запад» - «Восток» (интерпретируемая как существование двух больших идей со своими историями, традициями, образностью и словарями, которым соответствует определенная действительность) стала рассматриваться как проблематичная, поскольку во многих незападных культурах дихотомия женщина - мужчина и природа - культура вообще отсутствует.

4. Приватное и публичное в антропологии: модель гендерной стратификации Джоан Хубер

Антропологи, более тяготеющие к вопросам социальной стратификации, чем структурализму и символическим дихотомиям, но, также стремясь найти объяснение всеобщей гендерной иерархии, предпринимали попытки вписать пол и связанное с ним разделения труда в универсальную стратификацию. В свое время Ф. Энгельс совершил огромный прорыв, включив сексуальность и репродукцию в экономическую теорию, однако она все же не объясняет самого факта полового разделения труда. Кроме того, ни марксисты, ни последователи социологических идей Вебера не пытались заглянуть внутрь домохозяйства и выяснить, каким образом происходящее там включено в макроэкономику.

В середине 1970-х Джоан Хубер предложила модель гендерной стратификации с учетом женской домашней работы, т.е. не дающей прибавочного продукта и не включаемой в совокупный национальный продукт (но выражающейся в миллиардах долларов, если эти услуги покупаются), а также тех двух задач воспроизводства, решение которых недоступно мужчинам: рождения и грудного вскармливания детей. Через два десятилетия она обобщила 25-летние исследования гендерного неравенства в антропологии и социологии, несколько модифицировав эту модель. Рассматривая взаимодействие нескольких факторов - экологии, технологии производства пищи и изменений рождаемости, Хубер исходит из следующих посылок (первая и третья связаны с общей теорией социальной стратификации в функционалистской перспективе):

Взяв для анализа пять типов культур - охоту и собирательство, мотыжное земледелие, кочевье, пропашное земледелие и индустриальное общество, Джоан Хубер рассматривает, что делают для производства пищи мужчины, что - женщины и почему они не выполняют ту же работу, что и мужчины, если она дает больше пищи; каковы при этом брак и структура семьи (свободный брак, полигамия, моногамия); а также демографические тенденции - смертность, рождаемость, уровень разводов.

Согласно ее выводам, статус женщин находится в прямой зависимости от степени участия в обеспечении пищей, но в некоторых обществах потребность в воспроизводстве населения полностью исключает женщин из деятельности, дающей власть и престиж. Это происходит там, где добывание еды предполагает длительное отсутствие из дому (кочевые общества, охота), либо когда война становится значимым способом увеличения «излишков». Исключение женщин из этой деятельности, сопровождающееся их удаленностью от оружия и технологии, не биологично, а социально.

Усовершенствование орудий труда, приводящее к увеличению количества пищи, а также снижение уровней смертности и рождаемости - результат прогресса - непосредственно связаны с положением женщин. В постиндустриальную эпоху их статус начинает улучшаться (в то время как эволюционная марксистская модель предполагала непрерывное ухудшение положения угнетаемых), так как развитие технологии делает физические различия полов все менее значимыми, однако ключевым становится внутрисемейное разделение труда. Возведение проблемы домашней работы до глобального уровня в социальной стратификации соответствует представлению о публичной и частной сферах, когда к первой относятся государство и гражданское общество, а ко второй семья, как разделению по признаку пола. Признание функциональной важности работы, не ориентированной на рынок и в основном выполняемой женщинами, привело многих экономистов и социологов к утверждениям о политической значимости полового разделения труда, т.е. непосредственной связи с неравенством в обладании властью. Эксплуатация женщин дома служит поддержанию патриархального порядка в обществе: обладание общественной властью связано с возможностью порождать публичную, т.е. находящуюся вне домашней сферы, культуру.

5. Феминистская критика антропологии

5.1 Критика эволюционных теорий в антропологии

Постепенно эволюционные теории стали все менее удовлетворять антропологов.

Ш Во-первых, они исходят из идеи истории как развития от первобытного состояния к индустриальному. Однако «так как все общества существуют в одном историческом потоке и имели равное количество времени для изменений, такой подход не логичен и неявно осуждает «менее развитых».

Ш Во-вторых, нет доказательств того, что развитие человечества и смена формаций шли именно в той последовательности, как принято представлять.

Ш В-третьих, кросс-культурные сравнения статуса женщин невозможны в принципе, т. к. предполагают наложение западной системы культурных координат на общества, построенные по абсолютно другим принципам, а потому не поддающиеся описанию в терминах западной науки.

Пока что мы только можем с некоторой степенью уверенности полагать, что во всех культурах женщины рожают, вскармливают грудью и занимаются воспитанием детей и что нам не известно ни одно общество, в котором женщины обладали бы властью над мужчинами в публичной сфере.

На основе этой аргументации феминистская критика признает, что критерии определения статуса женщин, которые использует в своей практике ООН - статистика по сравнительному потреблению и расходу калорий мужчинами и женщинами, насилию в отношении женщин и государственной политике по улучшению их положения - являются очень приблизительными и зависят от методов сбора данных и желания зачастую скрыть положение дел. Исследователи, работающие над тематикой «женщины и развитие», полагают, что политика, которую выстраивает на основании этих данных Всемирный банк и Международный валютный фонд, вызывает разрушение тех традиционных систем (землепользования, наследования, ирригации и т.п.), в которых женщины могут обладать властью, и формирует новую капиталистическую стратификацию, в которой они ее теряют.

5.2 Антиструктуралистская тенденция в антропологии и критика проблемы власти

Антиструктуралистская тенденция в антропологии связана с попытками рассказать культурную историю «снизу», дав слово ее ранее «немым» (для западного общества) участникам. Обретя голос, они порождают текст, и мир как текст становится основным объектом этнографического анализа. Но даже в этом случае устная история, научный доклад, история болезни, роман, поэма, газета, рекламное объявление, прогноз погоды и уголовный кодекс могут оставаться более или менее убедительной «литературой», а отношения между текстами повторять отношения власти - подчинения между теми, кто их порождает. Как можно представить после Фуко, «канонические» тексты западной цивилизации признаны таковыми теми, кто определял, что такое канон и посредством власти сделал эти каноны «всемирными».

Критика науки и кризис эпистемологии (теории познания) в значительной мере питаются размышлениями о феноменологии производства антропологического знания в контексте проблемы власти, то есть ситуации взаимодействия господина и вассала. Исследователь-этнограф, пытаясь представить скрупулезную картину жизни далекого племени, создает убедительную для западной аудитории «литературу» на тему о культурных различиях. Сюда можно отнести раскрутку популярной в последние годы темы траффика - вывоза женщин для секс-торговли, где конструируется образ Центральной и Восточной Европы как третьего мира, куда части западных политиков удобно ее отнести в контексте глобального дискурса о власти.

Заслуга феминистской и антирасистской волны заключается в расширении канона, в легитимизации текстов, созданных «другими», а также в изменении представлений о том, кто является производителем «знания».

6. По дороге к гендерному равенству: краткая хронология женского движения

Это сленговое слово, ставшее термином, обычно не переводится с английского (как прилагательное - странный, чудаковатый, эксцентричный, сомнительный, подозрительный, пьяный, поддельный, сумасшедший; как глагол - портить, расстраивать планы, обманывать).

Считается, что впервые применительно к идентичности его использовала Тереза де Лауретис, обозначив сложившееся в обществе отношение к практике женской гомосексуальности: то, что можно было бы перевести нашим сленговым «отстойный». Так появилось направление «лесбийской философии». Но, вводя в оборот термин «queer-субъект», де Лауретис не связывала его тем или иным биологическим полом, она подчеркивала внеположенность такого субъекта. Он вне иерархически организованных ценностей, он вне центрированного нормативного общества и культуры, он оказывается тем нарушителем порядка и традиций, который своим эксцентричным поведением ставит под сомнение сам порядок, саму нормативность.

Другой известный теоретик гендерной философии Элизабет Гросс, считает, что «queer-субъект» своим существованием отказывается от атрибутов, сущностных характеристик, ограничивающих человеческую свободу. Акцент в чрезвычайно популярных сегодня «queer-исследованиях» сделан на практике, но предмет чрезвычайно многообразен - все формы деконструкции гендера, то есть все формы нарушения устойчивых традиционных представлений о сексуальных идентичностях: это смена пола, трансвестизм, активная бисексуальность и все то, что традиционно называлось сексуальными перверсиями, а также все практики изменения телесности (татуирование, пирсинг, бодибилдинг и т.д.).

Вопрос о сексуальности, таким образом, переформулировался в вопрос о сексуальности как социальном конструкте и формах его проявления. Собственно феминистское отступает перед общефилософским теоретическим пониманием проблемы. К примеру, последнее «увлечение» «queer-исследований» проблемой модификации человеческого тела и его функций по сути инициировало бурную философскую дискуссию о необходимости нового философского определения человека, участие в которой приняли такие известные философы, как Ив Мишо и Петер Слотердайк.

Постмодернистское развитие феминизма, как показывают дискуссии последних лет, может подорвать феминистское движение изнутри. Возник даже устойчивый термин «гендер - скептицизм», обозначающий определенное недоверие в рамках феминистского постструктурализма по отношению к традиционному феминизму, а также попытка защитить завоевания феминизма от постмодернистской критики, своеобразное недоверие феминизма новейшей философии. Ведь если традиционный, прежде всего радикальный и социалистический феминизм, исходя из своего понимания женственности, или женской сексуальности, пытался предложить альтернативную существующей в данном обществе форму ее проявления, но опять-таки общую для всех женщин, то новейшая философия не только переводит разговор из плана реального в символический, дискурсивный, но и пытаясь вернуться к исходному, находит лишь субъективное фрагментированное.