Отражение менталитета в русской смеховой культуре XI-XVII веков

И.А. Ильин в своих рассуждениях о русской культуре избегает подобного дуализма. Наоборот, он ориентирован на разрешение противоречий. Его интересует то, что по определению является определение менталитета - нечто устойчивое, неизменное, «сохраняющая свою качественную определенность при всех поворотах исторической судьбы данного народа» Там же. С.14. - архетип русской культуры.

Описание характера ментальности конкретной исторической общности можно найти в трудах историков и этнографов, изучавших специфику русского быта (И.Е. Забелина, СВ. Максимова, И.П. Сахарова, И.П. Ровинского и других). В этих работах встречаются замечания о специфическом отношении к миру представителей описываемого этноса.

Согласно А.Я. Гуревичу, ментальность представляет собой тот уровень общественного сознания, на котором мысль не отделена от эмоций, от латентных привычек и приемов сознания, - люди ими пользуются, обычно сами того не замечаяСм.: Гуревич А.Я. Уроки Люсьена Февра / Послесловие к книге Л. Февра "Бои за историю". - Л: Наука, 1991.-С.517.. «Ментальность - живая и изменчивая и при всем том обнаруживающаяпоразительно устойчивые константы магма жизненных установок и моделей поведения, эмоций и настроений, которые опираются на глубинные зоны, присущие данному обществу и культурной традиции».

М. Рожанский в статье о ментальности в том же словаре пишет: «Менталитет означает нечто общее, лежащее в основе сознательного и бессознательного, логического и эмоционального, т. е. глубинный и потому трудно фиксируемый источник мышления, идеологии и веры, чувства и эмоций. Менталитет связан с самими основаниями социальной жизни и в то же время своеобразно исторически и социально, имеет свою историю» Рожанский М. Ментальность//50/50: Опыт словаря нового мышления. - М., 1989. - С.459..

Из всего многообразия подходов, можно сделать вывод, что в культурологическом аспекте понятие «ментальность» воплощает в себе такие сущности, как «картина мира», «коллективное сознание» и «коллективное бессознательное», особенности национального самосознания, культы, верования, традиции и нравственные ценности народа, языковая культура, стереотипы, бытовые нормы и привычки.

В самом общем виде менталитет может быть, вероятно, определен как некая характерная для конкретной культуры и конкретной общности людей система ценностей, детерминированная экономическими и политическими условиями жизни в историческом аспекте.

Базой менталитета являются представления об окружающем мире, «социально-психологические установки, автоматизмы и привычки сознания, способы видения мира», задаваемые вкупе с доминирующими потребностями и архетипами коллективного бессознательного, характеризующие ту или иную общность.

Следует заметить, что понятие «менталитет» шире понятия «национальная культура», так как первый предполагает не только учет особенностей, свойственных конкретной общности людей, идентифицируемой по национальному признаку, но и особенностей данной общности по признакам господствующей идеологии, религии, систем государственного управления и права. Менталитет (явно или неявно) обнаруживает себя как фактор многих социальных процессов, и поэтому всегда важно осмысление функционирования менталитета как феномена общественной жизни.

В последнее время вышел ряд работ, в которых делаются попытки систематизировать различные определения ментальности, а так же рассмотреть соотношения между понятиями «менталитет» и «ментальность». Так, одними исследователями оба варианта употребляются как синонимы, другие же рассматривают ментальность как «аспектное, частичное» проявление менталитета, получающего в этом случае некий «всеобщий» или иной интегративный смысл Ануфриев Е. А., Лесная Л. В. Российский менталитет как социально-политический феномен // СПЖ. -1997.- №4.- С.32. Пушкарев Л. Н. Что такое менталитет? Историографические заметки // Отечественная история. - 1995. - №3. -С.163..

Похожую точку зрения высказали Д. В. Полежаев и Л. Н. Пушкарев. В частности, Л. Н. Пушкарев считает, что «менталитет» и «ментальность» близкие, но не равнозначные понятия. И приходит к выводу: «менталитет имеет всеобщее, общечеловеческое значение, в то время как ментальность может относится к самым различным социальным стратам и историческим временам».

По мнению В. В. Козловского менталитет, выражает упорядоченность ментальности и определяет стереотипное отношение к окружающему миру, обеспечивает возможность адаптации к внешним условиям и корректирует выбор альтернатив социального поведения. В свою очередь, ментальность, с одной стороны, - способ повседневного воспроизводства, сохранения привычного уклада жизни и деятельности. С другой стороны, она представляет собой качество или группу свойств, а также совокупность когнитивных, аффективных и поведенческих характеристик мышления группы Козловский В.В. Понятие ментальности в социологической перспективе // Социология и социальная антропология. - СПб.: Алетейя, 1997. - С. 12.. Данное определение представляет собой особый взгляд на менталитет и ментальность. Во-первых, В.В. Козловский указывает на то, что оба явления, связаны с особенностями индивидуального и группового мышления, причем ментальность представляет собой упрощенную форму менталитета. Во-вторых, по мнению ученого, ментальность не является психическим состоянием, а представляет собой «социокультурный феномен» Там же. - С. 19..

В статье «Менталитет русской культуры: актуальные проблемы его историко-генетического анализа» В. А. Щученко пишет, что термины «менталитет» и «ментальность» обозначают две стороны одного понятия, которое можно обозначить как ментальное Щученко В. А.Менталитет русской культуры: актуальные проблемы его историко-генетического анализа//Русская культура: теоретические проблемы исторического генезиса. - СПб., 2004. - С.9.. При этом, термин «менталитет» используется, как правило, лишь в единственном числе и выражает общепонятийный, категориальный аспект. Менталитет - это абстракция, задающая общий теоретико-методологический угол зрения на духовную жизнь общества. Термин «ментальность» используется, в свою очередь, и во множественном числе, обозначая конкретное, историческое качество менталитета Там же. С. 10..

Таким образом, можно сделать вывод, что менталитет представляет собой совокупность исторически конкретных ментальных форм (ментальностей), характеризуется системностью и целостностью Там же. С. 21.. То есть менталитет никогда не монолитен, в своем историческом развитии он характеризуется многообразием генетически различных ментальных групп, которые формируются под воздействием природно-геграфических, социально-экономических, политических и других факторов исторического генезиса. При этом ментальные характеристики, определяемые мало изменяющимися факторами окружающей среды, такими как климат, ландшафт, сельскохозяйственный труд, быт, обычаи, являют себя как долговременные ментальные образования. Наличие устойчивых особенностей менталитета не означает, однако, что он представляет собой некую неподвижную сущность, так как история есть процесс социальных, культурных и общественных изменений, которые сказываются на умственном и духовном строе народа. Потому происходит формирование новых ментальных подсистем, создаются новые ментальные синтезы. Таким образом, обращаясь к менталитету какой-либо эпохи или народа необходимо исследовать различные ментальные структуры, то есть, как подчеркивает А. Я. Гуревич, обратится к истории повседневной жизни разных социальных слоев и групп, в первую очередь «рядовых людей», народных масс Гуревич А. Я. Проблемы ментальностей в современной историографии // Всеобщая история: дискуссии, новые подходы. Вып. 1.. -М.: Наука, 1989. -С.81..

Сегодня, в период ломки одних устоявшихся условий и построения других, в условиях стратификации российского общества (с его чрезмерным расслоением), проблема ментальностей заслуживает особого внимания и пристального изучения.

Важным является не только детальное описание менталитетов определенных групп, в определенное время, но и выявление их изменений с течением времени, так как без учета особенностей менталитета не возможно понять современную действительность и осуществление политических и экономических преобразований.

2.2 Вопросы взаимосвязи языка и менталитета

Проблема реконструкции национального этнического образа (в частности русского), несмотря на некоторый конъюнктурный подтекст, является одной из наиболее актуальных в лингвокультурологии о чем свидетельствует обширная литература. Березович Е. Л. Русская национальная личность в зеркале языка (опыт сопоставляемого изучения лингвокультурологических источников) "Русский язык в контексте культуры", Екатеринбург, 1999. - С.31-42.

Можно ли понять русскую культуру через ключевые слова русского языка? Могут ли лексические единицы русского языка быть ключом к пониманию русской культуры? Речь идет о представлениях в мире, свойственных носителям русского языка.

Признание общественной природы языка в отечественном языкознании служит фундаментом не только целого значительного научного направления социолингвистики, но и множества иных языковедческих исследований, которые его рамками не ограничиваются (таковы, к примеру, работы учёных по проблемам семиотики, лингвокультурологии, этиолингвистики). Как указывают социолингвисты, "возникнув как историческая необходимость", язык "призван отвечать тем требованиям, которые предъявляет общество. Вместе с тем он отражает состояние общества и активно способствует его прогрессу" Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М.: наука,1984.- С. 256.. Это положение справедливо по отношению к любому конкретному языку и обществу его носителей, которые естественным образом оказываются носителями определённой культуры. "Диалектическое единство вербального средства общения и общественного сознания, или, в более определенных терминах, …единство языка и национальной культуры", Верещагин Е. М. , Костомаров В. Г. , Л.: искусство, 1990.-С.217. ведет к получению уникальной возможности по данным языка восстановить детали исторического прошлого этноса. Однако язык не просто отображает жизнь общества - он и воздействует на нее. По выражению В. Гумбольдта, "языки, собственно, суть средства не изображения уже познанной истины, а намного более того, - еще дотоле непознанного. Различие между ними заключается не в звуках и знаках, а в мировидении как таковым…" Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М.: наука,1984.- С. 261..

Язык-это хороший материал для изучения ментальных моделей поведения и один из самых важных источников изучения менталитета. Язык представляет собой универсальный и наиболее совершенный код модели мира, является посредником при переходе с одного кода на другой и практически единственным способом не только описания ,но и метаописания.

Интуитивное понимание значения языка можно встретить у Г.П.Федотова. Он видит мистическим высочайший смысл культуры. В языке находят отражение элементы внеязыковой действительности, которые с необходимостью входят в концептуальный образ мира индивида в процессе овладения им языком. Поэтому как инструмент формирования ,сохранения, передачи, отражения, существования той части менталитета, которая способна быть запечатленной в нем, язык является великолепным источником для его изучения.

Представления о языковой концептуализации мира, специфичной для каждого отдельного языка и находящей отражение в особенностях пользующейся этим языком культуры восходит к идеям Гумбольдта. Эти идеи в последнее время снова популярны. Значение большого числа лексических единиц включает в себя лингвоспецифичные конфигурации смыслов соответствуют каким-то представлениям, которые традиционно принято считать характерными именно для "русского" взгляда на мир.

С. Лурье считает, что правильнее не о "русском национальном характере", а скорее о "русском сценарии", который разыгрывается народом в его истории Лурье С.В. В поисках русского национального характера// Отечественные записки.- 2002.-№3-64 С. . В каждый исторический период разные группы русских людей очень по-разному смотрели на мир и оценивали происходящее, но при том оставались русскими вне зависимости от своего социального статуса и идейных установок. Выделить "содержательные" признаки "русскости" очень сложно, прекрасно работая на одном историческом этапе, для одной картины мира, они дают сбой на другом. Остается искать те самые неизменные элементы, которые скрепляют любую русскую картину мира в любой конфигурации.

Как правило, черты, характеризующие ментальность той или иной культуры, в отличие от идеологических, социально-политических, религиозно-конфессиональных и иных культуротворческих факторов, сличаются большой стабильностью и не изменяются столетиями. Ещё Б. П. Вышеславцев писал : "что народный характер необычайно устойчив , быть может, он даже всегда остается тем же, и самые неожиданные и невероятные сочетания судьбы вскрывают только его скрытые, но всегда присутствующие потенции; так что из глубокого понимания характера можно прочесть всю его судьбу" Вышеславцев Б. П. Русский национальный характер // "Вопросы филисофии", 1995, -№6..

Все авторы сходятся в том, что ментальность этноса достаточно адекватно отражается в памятниках словесного творчества, принадлежащих традиции. Их анализ позволяет судить в значимости тех или иных ценностей и артефактов в обществе и об отношении к ним.

Народная смеховая культура, как явление по-разному окрашено в различных культурах, и само слово "смех" приобретает в несхожих языках то один, то другие коннотации".

По-русски односложное, отрывистое, фонетически весьма выразительное "смех" систематически рифмуется со столь же односложным и отрывистым "грех". Русский язык фонетически соединил слова смех и грех; поставил рядом бес и шутка. Пословица говорит: "Где смех, там и грех"; "Мал смех, да велик грех"; "В чем живет смех, в том и грех". Нечистая сила и смех идут рука об руку: "Шутил бы с бесом, водяной с лешим"; "С чертом не шути: перетянет"; "Чем черт не шутит" Даль В. И. Пословицы русского народа в трёх т. Л.:Лениздат, 1993..

В западной традиции аскеты и вообще религиозные лидеры занимали в вопросе о смехе различные позиции, но на уровне языкового обихода фраза "Святой пошутил" в западных языках семантически не допустима. По-русски такого и выговорить невозможно; подлежащее "святой» отказывается соединяться со сказуемым "пошутил» и это потому, что в народном языковом обиходе глагол "пошутить" систематически обозначает деятельность бесов. Самый обычный русский эвфемизм для беса -"шут" или, на более фольклорный лад, с оттенком боязливой интимности -"шутик". Бес "шутит", сбивая с пути или запрятывая позарез нужную вещь. Это популярная демонология сама по себе, конечно, не специфична для России, уникальна лишь энергия, с которой сам язык связывает "беса" и "шутку", "грех" и "смех".

Отсюда ясно прослеживается тот факт, что смеялись в России всегда много, но смеяться в ней всегда более или менее "нельзя". В отличие от западноевропейского карнавала (в интерпретации М. М. Бахтина), народная праздничная жизнь в Древней Руси не смогла стать той силой, которая в полной мере противостояла бы официальной культуре. Слабые ростки карнавальной "отмены иерархических отношений" даже в смеховом мире праздника не могла полностью утвердить ни "всеобщего равенства", ни "народной свободы". Отсюда и особенность русского менталитета - "смеяться, когда нельзя".

Любое разрешение, любое "можно" касающееся смеха, остается для русского сознания не вполне убедительным. Истинно свободный от общественной иерархии смех мог проявиться только в индивидуальности, стоящей вне социальных ограничений. Представителями смеха ввиду этого становятся "добровольные изгои" скоморохи и юродивые.

2.3 Проявление устойчивых архитипических российского менталитета

Скоморохи - площадные лицедеи, плясуны и песенники, гудочники и волынщики, петрушечники и медведчики. Это заводилы народных игрищ и потех, профессиональные артисты, жертвующие искусству житейскими благами и удобствами. Тождество это закреплено языком, слева "скоморох" и “веселый” - синонимы.

Впервые слово “скоморох” встречается в “Повести временных лет” в 1068 году Баканурский А.Г. Православная церковь, скоморошества.- М.: 1986. - С. 45.. Для обозначения людей, занимавшихся увеселением народа, употреблялись другие термины: “веселые”, “глумотворцы”, “плясцы”, “гудцы” или “гудощники”. В обиход слова “скоморох” вошло и стало привычным лишь в XV-XVI вв. скоморохи были заметными фигурами на игрищах еще у славян, задолго до образования Киевской Руси. В более же поздние времена (после принятия христианства на Руси) скоморохи берут на себя, условно говоря, "смеховую часть" программы игрища, что делает их самыми занятыми фигурами среди всех участников. Именно вокруг скомороха разворачивалось основное действие игрища, именно он был его центром. А кроме игрищ, были еще многочисленные бытовые обряды-пиры и братчины, в которых также активно участвовали скоморохи.

Активное участие скоморохов в общественной жизни народа длится восемь столетий. За этот громадный период происходили необратимые изменения в истории государства, в формировании нации и национальной культуры, социальном устройстве общества. Эволюционные процессы коснулись самой народной жизни, которая претерпела коренные изменения в области традиционных обычаев и обрядов, во всей системе частных и общественных отношений. В течение столетий менялось общественное положение скоморохов, их социальный статус. Сначала усиливалось их влияние на процессы формирования народной культуры, потом искусственно ограничивалась их роль во всех проявлениях обрядности. Целый ряд явлений в этой области можно объяснить лишь с учетом влияния скоморошьих традиций: кукольный театр, раешник, самодеятельные цирковые номера, выступления с дрессированными животными, возникновение народной драмы, сатирические элементы в эпосе, появление жанра скоморошин и небылиц и т.п.

"Наследие скоморохов растворилось в общем фольклорном репертуаре, оставив на поверхности лишь отдельные сюжеты мотивы, фрагменты, относящиеся уже к позднему этапу существования русского скоморошьего искусства" Власова З.И. Скоморохи и фольклор. - СПб.: Алетейя, 2001. - С.9..

Роль скоморохов в народной жизни была огромной. "Они странствовали, теша своим искусством, перенося любопытные вести и сказания о событиях и деяниях времен текущих и отдаленных в отечестве и странах заморских, распространяя, наконец, в народе политические идеи и стремления, которые нередко оказывали потом такие могучие влияния на всю народную массу. Этот бродячий люд был живым проводником того, что теперь называют общественным мнением, служил выразителем народной воли и, за отсутствием письменной литературы, являлся хранителем и двигателем поэтического творчества" Михиевич В.Ю. Исторические этюды русской жизни. - СПб.: 1879. - С. 77..

Основным изобразительным приемом в скоморошьем представлении было слово. Частым сценическим средством выступал каламбур - комическое переосмысление фразеологизма, умышленное их употребление не к месту или в ином контексте. Так, например, в юмористическом "Сказании о крестьянском сыне" в устах главного героя, занимающегося воровством в амбаре богатого селянина, каждое предложение начинается молитвенным изречением, заканчивается неожиданным "приземлением" - описанием хода кражи. Например: "Оделся светом, яко ризою, а я одеваюсь крестьянскою новую шубою"; "Раб Божий Иван в седалия, а я одеваюсь в новые сапоги крестьянские".

Ремесло скомороха, как и предмет его служения - смех, во всем противостоит официальному мировоззрению с его этическими догмами (смирением, самоуничижением, скорбью и др.)

Речь скоморохов насыщена пословицами и поговорками, причем не в качестве цитат, а естественного и органичного речевого оборота. Одним из излюбленных сценических приемов у "веселых" было балагурство с использованием комплекса словесных "трюков", организующих комическую игру. Обычно скоморохи создавали образы - маски простаков, глупцов, скрывая под ними ум и лукавство, памятуя пословицу: "С дурака и Бог не взыщет, в нем и царь не волен". Наверное, так было легче говорить правду власть имущим, спорить с церковными учителями средневековой нравственности не всегда на практике следовавшие тому, чему учили.

Песни, созданные некогда самими скоморохами, входившие в их репертуар - это в "скоморошины" и их разновидность - небылицы, бессюжетное произведение, создающееся по принципу цепочной связи. Это песни, которые с наибольшей степенью вероятности можно счесть результатом прямого авторства скоморохов. В.Я. Пропп определил их как "эпические песни о веселых происшествиях или о происшествиях невеселых, но трактуемых юмористически" Пропп В.Я. Проблемы комизма и смеха. - М.: Лабиринт, 2002. - С. 63..

Скоморохи играли, пели смешили, развлекали, создавая свое и, пользуясь готовым, тем, что создал народ и что сохранило их искусство. Изучая фольклорный материал, его особенности, в нем можно найти отражение душевных качеств русского народа, выявить характер русского человека Вышеславцев Б.П. Русский национальный характер // "Вопросы философии", 1995, -№6. -С.112.. Можно полностью согласиться с Вышеславцевым в том утверждении, что русский характер неизменен, но стоит добавить, что наше понимание мира не просто не меняется, а оно заставляет нас каждую новую эпоху открывать все новые и новые потенциалы внутри нас. Если они чужды для нас, то это открытие проходит трудно и долго, как, например, в настоящее время, требующее от нас быстроты решений и инициативы во всем. А если это лишь скрытая наша рефлексия, то они становятся столь явными и неотличимыми от нас прежних, что говоря о русской душе, человек уже не может представить себя без данной характеристики.

Сны, по мнению Вышеславцева, должны дать нам ответ и раскрыть нам все наши постоянные мечты и желания. "Чтобы понять душу народа надо, следовательно, проникнуть в его сны, но сны народа - это и есть его эпос. его сказка, его поэзия" Вышеславцев Б.П. Русский национальный характер // "Вопросы философии", 1995, -№6. -С.114..

Именно, исследуя фольклор, мы отчетливо видим все желания и страхи русского народа. Самый большой страх - пишет Вышеславцев - это страх утраты мечты и надежды, страх упасть с небес. Но каковы же мечты русской души, русского человека, прежде всего это искания лучшего мира, лучшего царства, стремление и искание лучшего места в жизни. Стоит заметить, что именно в русской сказке, которая занимала одно из главных мест в творчестве скоморохов, изображена вся гамма чувств и желаний, от самых низменных, до возвышенных, душевных. Главной мечтой является желание найти то место, где можно почти не работать и есть досыта, где молочные реки и кисельные берега. Очень ярким примером в данном случае является сказка о старухе, которая хотела отдать сына в ту науку, где можно ничего не делать и жить хорошо, но как ее ни уверяли, что такой науки нет, она никому не верила, а учителем легкого житья оказался лишь черт.

Но стоит заметить, что иногда это желание легкой жизни является следствием воровства и обмана в сказках, где счастье, как правило, сопутствует вору и в итоге он добивается своей цели. Очень важно отметить то, что сказка является настолько собирательной "чашей" для всех человеческих проявлений, что вбирает в себя не только лучшие, но и худшие его черты. Но воровство, характерное для сюжетной линии сказок всех народов, в русском фольклоре первоначально осуждается.

Скоморохи в своих сказках высмеивали все то, что тщательно скрыто в жизни, в ее официальном благочестии и в ее официальной идеологии. Они высмеивали и разоблачали социальную вражду, боярские ссоры и спесь, монастырский разгул, разврат, лень, алчность, скупость, взяточничество и другие пороки. В сказках сосредоточены все контрасты и противоречия русского характера.

Отличительно чертой русского народа является также самокритика, национальная скромность и самоосуждение. Умение смеяться над собой и изобличать худшие качества являются, несомненно, хорошими качествами. С юмором даже самая плохая ситуация, приводит к благополучному окончанию.

Через одну из былин, рассказываемой скоморохами, Вышеславцев проводит параллель между русскими сказками и феноменом русской революции. Это былина об Илье Муромце и о его ссоре с князем Владимиром. Илья Муромец любимый национальный богатырь (окруженный в былинах наибольшим почетом), происходит из крестьянской семьи. Он неизменно спасает Владимира от нашествия татар и защищает везде и всегда "веру православную". Тем более неожиданной является его ссора с Владимиром и тем более странными и удивительными представляются его поступки при ссоре.

Однажды устроил князь Владимир «почестей пир на князей, на бояр, на русских богатырей, а забыл позвать старого казака Илью Муромца». Илья конечно обиделся. Натянул он тугой лук, вложил «стрелоньку каленую» и начал стрелять он по «Божьим церквам, да по чудесным крестам». И вскричал Илья во всю голову зычным голосом: «Ах, Вы голь кабацкая! Ступайте пить со мной за одно зелено вино. Обирать-то маковки золоченые!». Тут-то пьяница, голь кабацкая, бежат, прискакивают, радуются: «Ах, ты отец наш, родной батюшка! Пошли обирать на царев кабак, продавать маковки золоченые» Паченко А.М. Роль скоморохов в культуре Древней Руси.- М.: 1983.- С.78.. Это, по мнению Вышеславцева, есть явная картина русской революции, где Илья Муромец является олицетворением крестьянской Руси, которая начала разрушать все, чем до этого жила. Главной причиной чего была лишь обида и недопонимание.

Стихийность русской души поражает, это не размеренное продумывание и стремление добиться каких-либо прав, а стихийное разрушение, ставящее целью построение нового будущего. Это неприятие мира, которое на протяжении истории отражается во всех сферах общества: юродивые, чудаки, нигилистические тенденции.

Необходимо сказать о национальном аспекте в сказках. Ведь сказка, в какой-то мере и есть собирательный образ всех национальных черт той страны, в которой она была создана. В ней сочетаются порой не сочетаемые вещи, соединяются доисторические представления и актуальность современности. Проходя через года, сказка впитывает в себя всю яркость того времени, в котором она была создана. «Запоминается и передается из поколения в поколение только то, что так или иначе дорого человеку. Сама устойчивость сказочного предания доказывает, что сказка заключает в себя нечто для всех народов и для всех времен важное и нужное, а потому незабываемое» Трубецкой Трубецкой Е. «Иное царство» и его искатели в русской народной сказке // Литературная учеба. 1990. № 2. С. 115..

Важно отметить некоторые характерные черты, которые можно увидеть в русских былинах, песнях, сказках. «От бедности и скудности жизни происходит все наше человеческое искание неизреченного, волшебного богатства» См. там же. . Горе, кручина и печаль, по мнению Трубецкого, - вот движущие силы героев русских народных сказок, типичные сюжеты, в таком случае, становятся - описание людей, «несчастных и униженных судьбою по разным причинам: бедное в буквальном смысле, притесненное и обиженное, жертвы ненависти злой мачехи, жертвы зависти сестер…» Трубецкой Трубецкой Е. «Иное царство» и его искатели в русской народной сказке // Литературная учеба. 1990. № 2. С. 93 Но все же главное место занимает сюжет о дураке. Темы несчастных, обездоленных дураков занимают особое место в творчестве скоморохов. Образ «Ивана Дурака раскрывает мечту о богатстве, которое само собою валится в рот человеку, без всяких с его стороны усилий. Например, ярким образцом этого является сказка о “Хитрой науке”. Бедной старухе захотелось отдать сына в такую науку, где можно было бы не работать, сладко есть, пить и чистым ходить. Сколько не пытались люди уверить старуху, что такой науки нигде, не в целом свете не найдешь, а она все свое, продала избу, говорит сыну:

Собирайся в путь, пойдем искать легкого хлеба»

«Легкий хлеб» - по мнению Трубецкого, одна из главных тем русской сказки. Он говорит о лени, как о главной причине. Воровство главное следствие идеи легкого хлеба и легкой наживы. Данная тема не имеет каких-либо временных или географических границ. В сказках, передаваемых скоморохами, как правило зло преследуется и в итоге уничтожается добрыми силами. Но как раз в русской сказке сочувствие лени и воровству граничит с апофеозом лентяя и вора. Яркий пример удачливого лентяя - герой общеизвестной сказки «О Емеле-дураке».

Что касается воровства, то русская сказка не имеет цели оправдать собственно акт воровства, но использует его, как пример изворотливости ума и находчивости. С помощью воровства герои, как привило, достигают нужного результата, который как ни странно является воплощением добродетели (выполнение просьбы, спасение жизни и т.д.) Так, например, в сказке о семи Симеонах говорится о семи сыновьях. Имена у них одинаковые, они братья и в общем-то похожи один на другого, но самым удачливым оказывается один - тот, кто промышляет воровством. Он крадет для царя невесту и достигает высокого положения.

Неудивительно, что этот воровской идеал находится в самом тесном соприкосновении с социальной мечтой простого народа. Есть эпохи народной жизни, когда всеобщее мышление народных масс облекается в сказочные формы. В такие времена сказка - прибежище всех ищущих лучшего места в жизни - и является в роли социальной утопии.

Еще одна национальная особенность, нашедшая свое отражение в русском фольклоре, - жизненный идеал бедняка и крестьянина. Стремление крестьянина вознестись над барином, купцом. Мысли и мечтания «простого человека» одна из основных тем русской народной сказки. И это прежде всего мечты о веселой и беззаботной жизни: «Вся социальная утопия сказки ограничивается прежде всего стремлением наесться и напиться вволю»1 Пропп В.Я. Фольклор и действительность.-М.: Просвещение,1976.- С.153.. То есть пуститься в разгул.

В них нет стремления к житейскому благополучию. Не существует культа богатства как главенствующего идеала человеческой жизни, как показателя его добродетельности. Существует ряд сказок, в которых, наоборот, идет высмеивание идеала житейского благополучия. Есть рассказ о мужике, который вырастил горошину «до небушка», влез туда и нашел на небе «среди хором печку, а в печке и гусятину, и поросятину, и пирогов видимо-невидимо»Народные русские сказки А. Н. Афанасьева. В 3 тт.Т. 1. М. : Наука. 1984.-С.327.. Сказка показывает трагикомический конец этого призрачного подъема, который неизбежно приводит к падению. Не нашел мужик обратного пути на землю, свил веревку из летавшей в воздухе паутинки и начал спускаться. «Спускался, спускался, - хвать, - веревочка вся, и до земли еще далеко: он перекрестился и бух! Летел, летел и упал в болото. Так бы и остался мужик в болоте, кабы не вытянула его оттуда утка. История этого падения заканчивается юмористическим четверостишием:

Не то чудо из чудес,

Что мужик упал с небес,

А то чудо из чудес,

Как туда он влез»Там же. - С. 328..

Сказки, где так или иначе высказывается или вышучивается житейская мечта русского крестьянина говорят о невозможности реализации для русского менталитета варианта модели «американской мечты». Вечный образ мужика, обманутого сладкою мечтой и не находящего пути для благополучного возвращения от утопии к действительности сатирически точно отражает это. Удел такого человека болтаться между небом и землей на фантастической веревке. А неизбежный конец его странствий топкое и грязное болото.

Еще ярчайшей стороной русского менталитета является мечтательность, и, как следствие, поиск «иного государства», «другого царства», «иных земель», «лучшей жизни».

«Старики-родители плачут горькими слезами и упрашивают сына, чтобы он пожил у них хоть малое время». Но он непреклонен к мольбам и заявляет в ответ на слезы: «Ежели Вы меня отпустите, то я и так от вас уйду»3 Там же. - С. 329..

Дурак на вопрос, зачем он идет, отвечает: «А Бог его знает»; другой дурак - народный любимец Ванюша, долго лежавший на печке и отлежавший на ней бока, ни с того ни с сего вдруг кричит старшим, «умным братьям»: «Эх, вы, тетери, отпирайте двери, хочу идти туда - сам не знаю куда» Трубецкой Трубецкой Е. «Иное царство» и его искатели в русской народной сказке // Литературная учеба. 1990. № 2. С. 95..

Манит неизвестность, герой порой не знает, куда и зачем он идет: «Иное царство» рисуется как нечто светлое, как место, где ночует солнце. Идеала «иного царства» не является присущим, какой-либо конкретной стране, а скорее является межнациональным отголоском древнего мифа о солнце. Для достижения этой заветной цели («иного царства») используются волшебные предметы, помощь животных и природа. Самое интересное, что помощь данных сил достигается лишь упорным трудом, испытаниями или своего рода аскетическими подвигами, а иногда герой должен отдать последнее и даже больше (пример мы можем найти в сказке, где герою пришлось кормить собственным телом несущую его птицу, для того, чтобы достичь цели). Здесь можно обратить внимание на один из любимейших образов русской сказки. Повесть о выращивании или выкармливании каких-либо животных (например, вещей птицы для полета, повторяется вневеликое множество раз).

Самопожертвование - вот основная черта этих сказок, ведь иногда герой жертвует всем, не видя конечного результата, как правило это самопожертвование ради любви.

В сказке человек ежеминутно сталкивается с напоминанием о каком-то роковом для него пределе. Тем самым человеческое сознание, обычная логика дискредитируются, в то время как магический поступок, который кажется людям безрассудным, нередко оказывается наиболее мудрым. В этом аспекте, как квинтэссенция этой идеи в русской сказке функционирует фигура Дурака, который с видимым безрассудством сочетает в себе образ вещего. Тайна этого парадокса у всех народов одна и та же: она коренится в противоположности между подлинною, то есть магическою мудростью и житейским здравым смыслом: первое представляет собой полное ниспровержение. В русской сказке можно проследить две совершенно разные ситуации; существуют вульгарные, рассудочные рассказы и анекдоты о дураке, без примеси волшебного: в них дурак выступает в образе шута и балагура, того же самого скомороха. Это жалкое существо, подвергающееся насмешкам, битое и вечно плачущее. Но как только в сказке происходит соприкосновение с волшебным, ситуация в корне меняется: дурак окружается почетом.

Сказка говорит о том, что человек не хитрый внешне, вполне смышлен внутри.

Внешнее отличие этого героя от всех прочих людей есть прежде всего видимая несуразность речей и крайняя безрассудность поступков. Одна из характерных черт его - неведение. О чем бы его ни спросили, даже о том, как его по имени зовут. У него один ответ: «не знаю». Отсюда ряд сказок, где он величается прозвищем «Незнайко». С незнанием у него связывается и другая любимая черта народного героя - неделание. В сказках часто рассказывается о том, как дурак «работать не работал, все на печке лежал» или «мух ловил», как он в начале своего жизненного поприща прогулял все свои деньги с пьяницами. Поступки дурака всегда опрокидывают все расчеты житейского здравого смысла и потом кажутся людьми глупыми, а между тем они неизменно оказываются мудрее и целесообразнее, чем поступки его «мудрых братьев». Последние терпят неудачу, а дурак достигает лучшего жребия в жизни, словно он угадывает мудрость каким-то вещим инстинктом. Дурак цену деньгам не знает, золото не ставит ни в грош; часты случаи, когда в уплату за произведенную работу он берет вместо денег котенка или щенка.

Самое примечательное то, что победы над своими врагами и достижение цели, дурак достигает ни какими-либо хитрыми действиями, а совершенно нелепыми поступками, как ни странно ведущие к счастью и успеху. А парадокс сказки заключается именно в том, что она не верит в истинный ум, верит лишь в простоту и чистое намерение. «Иначе говоря, подлинная ценность - только магическая, волшебная, мудр только тот, кто за эту непонятную рассудку ценность отдает все на свете; это и есть тот, кто с житейской точки зрения признается дураком» Пропп В.Е. проблемы комизма и смеха. М. - Н. : Лабиринт . 2002.- С. 65.. Герой стремится найти тот нереальный мир, где жизнь побеждает болезнь и смерть, где все одухотворено. Мечты и тайны народа, все его мысли и скрытые желания проявляют себя в фольклоре. Это позволяет нам говорить о том, что изучение народного творчества, является необъемлемым народным самопознанием. Сказки, былины, песни скоморохов открывают перед нами глубинный ментальный архетип народа, позволяют нам понять истинные причины исторических процессов и психологии русского человека.

2.4 Идеалы и духовный мир человека на материале древнерусской литературы на материале в контексте смеховой культуры

Литература Древней Руси ( по сути - православная) ясно отличала нравственный пафос «обличение» от более непосредственно связанного с греховным смехом и телом «осмеяние», поэтому вся она проходит под знаком первого, отрицая второе. Обличительная традиция в древнерусской литературе изначально восходит к сочинениям византийских религиозных деятелей, хорошо известных на Руси. Ее задача - разъяснение сущности христианской морали путем обличения моральных пороков (чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие, гордость), а также языческого и еретического мироощущений.

«Сатирические элементы, сатирическая традиция присутствовали в древнерусской литературе XI - XVII вв. и восходили к традициям византийского «учительного» слова. Эта христианская литература была связана с широким кругом дидактических задач: толкованием текстов священного писания и основных христианских догматов, разъяснением сущности христианских праздников и морали. В состав учительной литературы как особая жанровая разновидность входили так называемые обличительные «слова», в которых осуждались рецидивы языческих верований и нравственные пороки людей: гордость, тщеславие, корыстолюбие, стяжание, пьянство» Сатира XI - XVII веков / Сост., вступ. ст. и коммент. Былинина В.К., Грихина В.А. - М., 1986. - С.6..

На Руси огромной популярностью пользовались сочинения таких византийских церковных деятелей и писателей, как Василий Кесарийский, Иоанн Златоуст, Исаак Скрип. Их обличительные «слова» оказали значительное влияние на становление и развитие сатирических тенденций в русской литературе, начального этапа ее формирования и развития.

Именно язычество стало первым объектом сатирической критики в Древней Руси. В «Повести временных лет» в карикатурном виде описываются обычаи нехристианских племен: «Бози наши живут в безднах, суть же образа черни и крылате, хвостыимуще, восходят же и под небо, слушающе ваших богов; ваши бози на небеси суть. Аще кто кмрет от ваших людий, то возносим есть на небо, аще ли от наших людей умирает, то носим к нашим богам в бездну» Там же. С. 9..

Если первая сатирическая традиция связана с критикой социальных групп, стоящих в оппозиции церкви, то вторая - с критикой нарушений христианских нравственных ценностей. В древнерусском обществе сформировался нравственный идеал духовного иерарха на основе этических требований христианских вероучений. Средневековые авторы предостигали от нарушений религиозно-моральных принципов, осуждали нравственные пороки духовенство и монашество, обличали гордость, самолюбие роскошь, корыстолюбие. Обличение строилось по принципу несоответствия нравственному идеалу. Так построены, например, обличительная характеристика ростовского епископа Феодора, который в обход церковного устава был самовольно поставлен в епископы владимиро-суздальским князем Андреем Боголюбским, пытавшемся заручиться церковной поддержкой для утверждения независимости от Киева своего княжества. Летописец называет Феодора «злым, пронырливым и гордым льстецом, лживым владыкой, безмилостивым мучителем, уподобившимся злым еретикам, без понятия погубившим свою душу и тело» Сатира XI - XVII веков / Сост., вступ. ст. и коммент. Былинина В.К., Грихина В.А. - М., 1986. - С.7..

XVII век, век церковного раскола был также не просто ареной церковной борьбы. Для древнерусского смеха он стал эпохой во всем переломной. К этому времени церковь практически уничтожает языческую праздничную обрядность, вместе с ней отступает фольклор; скоморошество подвергается жесточайшим репрессиям; после церковного раскола предаются гонениям юродивые. Устоявшийся смеховой мир Древней Руси уходит в прошлое. На этом фоне литературная и фольклорно-зрелищная сатира становятся той силой, которая оказывается в состоянии заполнить образовавшийся культурный вакуум. Это уже качественно новый - вбирая в себя изгнанный из других сфер русского быта богатые смеховые тона, она от чистого «обличения» переходит к «осмеянию». Начав как явление религиозно-нравственного свойства, сатира вбирает в себя все более светскую и даже демократическую составляющую.

К XVII веку наступает расцвет демократической сатиры, которая к тому времени становится самостоятельным жанром. Изначально в этом своем качестве она проявляется как пародия, оппозиционная жанровым нормам официальной идеологии («Служба кабаку», «клязинская челобитная», «азбука о голом и небогатом человеке», «роспись о приданном»).

Русская сатира XVII века вовлекла в свою сферу, еще с XII века, популярный у нас жанр «толковых азбук» - произведений, в которых отдельные фразы расположены были в порядке алфавита. До XVI века включительно «толковые азбуки» заключали в себе главным образом материалы церковно-догматические, назидательные или церковно-исторические. Позже они пополняются материалом бытовым и обличительным, в частности - иллюстрирующем гибельность пьянства. Во многих случаях такие азбуки приспособлялись специально для школьного обучения. Встречаются в ней и поговорки, вроде: «Начато было ему и сулить, коли самому негде взять»; «ехал бы в гости, да неначем, да никуда не зовут» и др.

В форме юмористической челобитной написан в последней четверти XVII века «список с челобитной Колязина монастыря», обличающей распутное пьяное жилье монахов одного из монастырей Тверской епархии.

Челобитная очень зло и остро осмеивает порядки, укоренившиеся в Колязинском монастыре. Написана она живым образным разговорным языком, с очень большим количеством рифмованных строк, с рифмованными поговорками и присловьями: «Репа да хрен, да черный чашник Ефрем, «сам во нраве своем один живет, да с горя сухой хлеб жует», «честь там у него была добра. Во всю спину ровна, что и кожа с плеч сполна» и др. Откровенный натурализм, с каким челобитная изображает монастырский быт, с одной стороны, очень наглядно рисует определившиеся уже в ту пору разложения монастырскизх традиций, с другой стороны, свидетельствует о возросшем критическом отношении к представителям церкви в посадской или христианской среде, где челобитная, очевидно, возникла, перейдя в XVIII в лубочную литературу.

В дальнейшем сатира переходит к самостоятельной критике и осмеянию социальных пороков, утверждая народное их понимание и, раскрывая идеалы и чаяния народа.

Сатира в эту эпоху обличает и осмеивает несправедливый суд ( «Повесть Ерше Ершовиче», «Повесть о Шемякином суде»), нравственную распущенность духовенства («Сказание о попе Саве»), ханжество и лицемерие, ревность и зависть («Притча о завистнике»), безделие и тунеядство («Служба кабаку»).

«Повесть о Ерше Ершовиче», темой которой является земельная тяжба между рыбами из-за владением Ростовским озером, дошла до нас в четырех значительно рознящихся друг от друга редакциях. В первой, старейшей и наиболее полной редакции рассказывается следующее: Лещ и Головоль, крестьяне, бьют челом рыбам-судьям на “ябедника, на вора, на разбойника” Ерша, который, приплыв вместе с женой и детьми в Ростовское озеро, издавна принадлежавшего Лещу и Головлю, и назвав себя крестьянином, попросился сначала на ночлег на одну ночь, затем добился дозволения пожить еще малое время, чтобы покормиться с семьей, а потом обжился в озере, расплодился, завладел озером и стал грабить и избивать законных его владельцев. Судьи постановляют дать Лещу с Головлем правую грамоту на Ростовское озеро, а Ерша выдать им с головою. Повернувшись к лещу хвостом, Ерш предлагает ему и Головлю проглотить его с хвоста. Но ни с головы, ни с хвоста Лещ не может проглотить Ерша, потому что голова его очень костистая, а с хвоста Ерш выставил щетину, как «лютые рогатины или стрелы». Ерш поэтому отпущен был на волю, Ростовским озером стали, как встарь, владеть Лещ и Головль, у которых Ерш должен был жить как их крестьянин. Взяв правую грамоту на Ерша, Лещ и Головль велели по всем рыбным бродам и омутам бить его нещадно кнутом. В заключении перечисляются все участники процесса, вплоть до палача, бившего кнутом Ерша.

В «Повести» высмеивается боярский суд - насильственный захват чужой земли, что было обычным явлением вначале XVII века. Как указывает В.Г.Белинский в «Повести о Ерше Ершовиче» ярко отражается народный ум, народный взгляд на вещи, народный быт Адрианова-Перетц В.И. У истоков русской сатиры :Русская демократическая сатира XVII.-М.: Просвещение, 1977. - С. 125..

«Сказание о попе Саве и о великой славе», написанное целиком неискусными виршами, точнее - рифмованной прозой, повествует о жизни городского духовенства, промышлявшего подготовкой и обучением тех мирян, которые намеренны были ставиться в попы. Контингент этих кандидатов на священнические места в большинстве случаев и с нравственной и с образовательной точки зрения был очень невысок. Ставились часто в попы люди малограмотные, откупавшиеся за свое невежество перед своими посредниками в этом деле - их учителями - священниками - взятками и всякого рода натуральными приношениями. Немалый доход от ставленников шел и в патриархальную казну, так как патриарх Никон и его предшественник Иосиф установили порядок, что поставление в попы делалось в Москве, хотя бы кандидат жил на расстоянии нескольких верст. Отсюда - двойные поборы, которым подвергался поставляемый.

«Повесть о попе Саве» обличает одного из тех московских священников - профессионалов, которые нажили себе богатство обучением ставленников, но и жестоко поплатились за крайнее злоупотребление своей профессией и вообще за слишком нерадивое отношение к своим церковным обязанностям.

«Праздник кабацких ярыжек», или «Служба кабаку», очень злое и остроумное обличение «царева кабака» пародирующее православное богослужение, так называемую «малую» и «великую» вечерню, и трафарет благочестивого жития. Автор пародии, в отличие от своих предшественников - обличителей пьянства, осуждает этот порок не с отвлеченно-религиозной точки зрения, а практической, рассматривая пьянство как большое житейское зло, подрывающее народное благополучие. При этом осуждение направленно не только на пьяниц, но и на самый «царев кабак», при помощи целовальников спаивающий и разоряющий русский люд - от попов и дьяконов, до холопов и женщин. В пародии ярко выступает народное возмущение против кабаков, насаждаемых правительственной властью. Всякое упоминание о кабаке сопровождается очень нелестными эпитетами по его адресу: кабак - «грех греху учитель», «душам губитель», « несытая утроба», «дому разоритель», «богатству истощитель», «злодеем пристанище» и др. Засилие кабака изображается в достаточно реалистических, точнее натуралистических чертах.

Литературная сатира и бытовое кабаческое злоязычное веселье, нравственный пафос и потеря всего человеческого - вот два магистральных пути, по которым в XVII веке было направлено то, во что трансформировалась древняя смеховая культура. Это вполне можно считать закономерной реакцией смеха на социокультурные явления, на те идеологические и социально-политические изменения (в частности, создание централизованного самодержавного государства, государственной иерархии, порой чуждой народу и соответствующей церковно-религиозной идеологии - Москвы - третьего Рима), которые становятся знаковыми для XVII века. Обнищание масс, их бесправие, произвол и лихоимство власть имущих, бездеятельность государства по отношению к ним - тема произведений, отражающих традиции демократической сатиры XVII века.

Сатира выступает как средство познания национального характера народа, проникновения в систему его ценностей. Она отражает все бессознательное: желания и страхи, жизненные приоритеты, и то, что скрыто от внешних глаз, а именно тайны, мечты простых людей.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В данной работе была предпринята попытка изучения русской смеховой культуры XI-XVII веков с точки зрения менталитета.

В итоге, на основе вышесказанного, мы можем сделать заключение о том, что русская смеховая культура открывает новые возможности для изучения ментальных особенностей русского человека. Обличая зло, освещая обширные пласты человеческой жизни, модели поведения, типы личности, смеховая культура не только описывает современное ей общество, но и дает ему нравственную оценку, важную для понимания сущности культуры в целом.

Необходимо сказать, что проведенные исследования позволяет сделать выводы и решить те задачи, которые были поставлены нами в начале работы.

Исследование особенностей смеховой культуры Древней Руси позволяет выделить особенности национального характера. Смеховая культура утверждает именно общенародные жизненные ценности, наполненные древними смыслами духовного очищения и возрождения, единения, оптимизма, полноты жизни, любви к родной земле. Смех, как многоаспектное явление, основан на различных представлениях о человеке и его сущностных проявлениях, его отношение к миру и другим людям, что можно назвать глубинной мировоззренческой установкой личности. В древнерусской архаике развитие смеховой культуры подразумевает телесное, пластическое видение мира. Для народной культуры смех воплощает плодородие, полноту жизненных сил.

Так же особенностью русской смеховой культуры является русский праздник. Он входит в важнейшую сферу русского менталитета, как воля, предполагающая преступления всех и всяческих границ, показывая его отличия от западно-европейского карнавала и выделяя специфику именно русского менталитета. Интересно было проследить отношение православной традиции к смеху, изменения возникающие с принятием христианства. Русская церковь на протяжении многих веков боролась со смехом, считая его греховным. Возникла особенная двойственность русской культуры, заключающаяся в определенном противоречии архаического и православного восприятия души и тела. Оппозиция «смех-слезы», «смех-грех», «тело-душа», «хаос-гармония» составляют двуединую концепцию человека в средневековом восприятии мира. Православный архетип в русском менталитете сообщил русской культуре характерные черты, такие как- смирение, широта и щедрость всепрощения, соборность, братолюбие, сострадание. Они, в свою очередь, вступали в некоторые противоречия с такими национальными чертами как свободолюбие, безудержность, нетерпение покушения на свою свободу. Отсюда и родилась национальная особенность русского народа «смеяться когда нельзя».