Среди смыслообразующих категорий пространства повседневности города можно отметить креативность бытия, которая выражена в переплетении материальной и духовной сторон: инфраструктура, архитектура, коммуникация, информационные ресурсы, интеллектуальная среда. Не только творческие мыслители способны изменять городское пространство, но и опережающее развитие города способно своими «вызовами» привлекать думающих и активных представителей ученой среды. Таким образом, возможности, которые предоставляет город, и субъекты интеллектуального сообщества тесно взаимосвязаны, поскольку креативный специалист обосновывается не где работа его нашла, а где комфортно, нравится жить. Как правило, крупные интеллектуалы находят среду для развития и творческого вдохновения в крупных центрах страны.

Каждый из представителей чикагской школы в той или иной форме отмечал историческую динамику, сформировавшую городскую повседневность, в которой они жили и работали. Какие же черты, маркеры этой окружающей среды влияли на интеллектуалов, «бросались в глаза», удивляли или поражали мыслителей, порождая желание ответить на них научными трудами с целью познать, преобразить, корректировать повседневное пространство? Этому вопросу и посвящен данный параграф.

Необычные, «кричащие» аспекты повседневности Чикаго очень метко обозначают свежим, «незамылиным» взглядом путешественники, которые ясно ощущают контраст своего ареала проживания с новым местом их пребывания. Подобные зарисовки города выступают в качестве любопытной точки обзора городской повседневности Чикаго.

С 1935-1936 гг. два советских писателя, корреспондента газеты «Правда» Евгений Петров и Илья Ильф находились в путешествии по США. Они исколесили пространство страны от Атлантического до Тихоокеанского побережья, оставив память о посещенных уголках в произведении «Одноэтажная Америка». Книга, по отзывам даже самих американских изданий, не политизирована, справедливо отражает действительность, хотя порой и весьма нелицеприятную. Подобные утверждения позволяют отнестись к путевым запискам советских деятелей как отражающему реальность тексту, а не просто художественному произведению.

Следующая картина открывается путешественникам при приближении к городу: «… В дожде и тумане, мы увидели мрачное видение металлургического завода Гери. Металлургия и непогода вдвоем создали такой ансамбль, что мороз подирал по коже. И только на другой день после того, как мы вырвались из Чикаго, мы увидели голубое небо, по которому ветер быстро и бесцеремонно гнал облака». Похожую действительность рисует и автор другого художественного произведения, романа «42-я параллель». Дж. Д. Пассос в эпизоде прибытия одной из героинь (Элинор) в Чикаго: «Они сидели в воем купе, глядя на сталелитейные заводы Индиан- Харбор, на огромные цементные заводы, изрыгающие облака желтоватого дыма, на огнедыщащие домны Гэри, исчезающие в клочьях дыма и зимних сумерках». Интересно, что реалистичность изображенных сюжетов Дж. Д. Пассонса подчеркивали и его почитатели, и критики. Сам автор называл себя «архитектором истории», позиционируя себя в качестве воссоздателя действительности. Он родился и провел свое детство в Чикаго, не понаслышке был знаком с особенностями сердца Среднего Запада.

Путевые очерки оставил и посетивший Чикаго Алеко Константинов, болгарский писатель-сатирик. В книге «До Чикаго и обратно» он представил очень меткие зарисовки чикагской действительности: «Город подобен громадной, вечно действующей, вечно дымящей фабрике. Пласты дыма, словно застыв, висят над гигантскими домами и фабриками... Есть в Чикаго здания внушительнее, чем в Нью-Йорке, нередко в 10-15 этажей».

Грязно-желтое небо от выбросов заводов и фабрик - детищ индустриализации - дополняло картину города едким запахом, исходящим от скотобоен Южного Чикаго. Дж. Д. Пассос, описывая отца Элинор по возвращению его домой после окончания трудового дня на чикагских бойнях, рисует отвратительный образ города через распространяющийся запах крови, запачканные насыщенным кроваво-красным цветом одежды рабочего. В противовес описанию окружающей Элинор среды, автор наделяет героиню мечтами открыть небольшое предприятие по дизайну интерьеров, подразумевая необходимость исправления и украшения чикагской действительности. Этим же занимались и интеллектуалы города в реальности, участвуя в социальном реформировании.

О том, что нечистоты города и повседневность, способны оказать непосредственное влияние на интеллектуальное творчество мыслителей, свидетельствует забавный случай, иллюстрирующий историю изобретения метода письменного сбора информации для изучения разных этносов. Неподалеку от своего дома, выйдя дождливым утром на улицу, У. Томас, проявив необыкновенную ловкость, смог увернуться от тяжелого мусорного мешка, который кто-то выбросил из открытого окна. Мешок от падения раскрылся, и из него вывалилось содержимое, в том числе и большое письмо на польском языке, написанное девушкой-практиканткой, работающей в больнице, своему отцу. Основной темой письма стали неурядицы, выяснение отношений и семейные проблемы. Неожиданная мысль посетила У. Томаса, увлеченного, что символично, изучением жизни и судьбы польских иммигрантских общин в Чикаго: подобные сидетельства могут служить источником для исследований. Так был разработан биографический метод, основанный на изучении личных документов и положенный в основе в одно из основательных научных исследований автора - «Польский крестьянин в Европе и Америке».

И. Ильф и Е. Петров в путевых заметках отмечали еще одну яркую особенность повседневности Чикаго - контрастность жизни: «…Кирпич, трущобы, самая настоящая нищета и самое возмутительное богатство».

«Ночной Чикаго, к которому мы подъехали по широчайшей набережной, отделяющей город от озера Мичиган, показался ошеломительно прекрасным. Справа была чернота, насыщенная мерным морским шумом разбивающихся о берег волн. По набережной, почти касаясь друг друга, в несколько рядов с громадной скоростью катились автомобили, заливая асфальт бриллиантовым светом фар. Слева - на несколько миль выкроились небоскребы. Их светящиеся окна были обращены к озеру. Огни верхних этажей небоскребов смешивались со звездами. Бесновались электрические рекламы… Мы вышли на набережную, которая носит название Мичиган-авеню, несколько раз с удовольствием оглядели этот замечательный проспект и выходящие на него парадные фасады небоскребов, свернули в первую, перпендикулярную набережной улицу и внезапно остановились... Улица была узкая, не слишком светлая, удручающе скучная. Ее пересекали совсем уже узенькие, темные, замощенные булыжником, грязные переулки - настоящие трущобы, с почерневшими кирпичными стенами домов, пожарными лестницами и с мусорными ящиками. Мы знали, что в Чикаго есть трущобы, что там не может не быть трущоб. Но что они находятся в самом центре города - это была полнейшая неожиданность. Походило на то, что Мичиган-авеню лишь декорация города и достаточно ее поднять, чтобы увидеть настоящий город. Это первое впечатление в общем оказалось правильным. Мы бродили по городу несколько дней, вес больше и больше поражаясь бессмысленному нагромождению составляющих его частей. Даже с точки зрения капитализма, возводящего в закон одновременное существование на земле богатства и бедности, Чикаго может показаться тяжелым, неуклюжим, неудобным городом. Едва ли где-нибудь на свете рай и ад переплелись так тесно, как в Чикаго. Рядом с мраморной и гранитной облицовкой небоскребов на Мичиган-авеню - омерзительные переулочки, грязные и вонючие. В центре города торчат заводские трубы и проходят поезда, окутывая дома паром и дымом. Некоторые бедные улицы выглядят как после землетрясения, сломанные заборы, покосившиеся крыши дощатых лачуг, криво подвешенные провода, какие-то свалки ржавой металлической дряни, расколоченных унитазов и полуистлевших подметок, замурзанные детишки в лохмотьях. И сейчас же, в нескольких шагах, - превосходная широкая улица, усаженная деревьями и застроенная красивыми особнячками с зеркальными стеклами, красными черепичными крышами, «паккардами» и «кадиллаками» у подъездов. В конце концов, это близкое соседство ада делает жизнь в раю тоже не очень-то приятной».

Подобную зарисовку контрастности жизни в Чикаго Дж. Д. Пассос символически изображает через содержание витрин магазинов города, где выставлены на одной полке прекрасный золотистый фазан и блестящая шерстью рысь, а на другой - тусклая зеленая рыбина и тощая, куцая кошка.

Рассказы о притягательности города, которые были распространены по всему миру, привлекали многих простых людей из провинции, ищущих частья, свершения мечты, легкого заработка. Однако жестокая реальность оставляла приезжих и жителей один на один с индустриальным обличием города.

Однако было бы несправедливым отмечать только негативные, нелицеприятные и отталкивающие стороны города. Помимо грязных заводов, складов, покосившихся деревянных домишек, элеваторов в Чикаго «есть превосходный университет, филармония, как говорят - лучший в мире водопровод, умная… интеллигенция, что здесь была грандиозная всемирная выставка, что Мичиган-авеню - красивейшая улица в мире». Заблудиться в городе практически невозможно, поскольку он спроектирован по подобию сетки - линиями продольными и поперечными.

Еще одним маркером повседневности Чикаго стала многоэтническая пестрота города. У многих жителей англо-пуританского происхождения было негативное отношение к мигрантам, которое они не скрывали, что становилось причиной взаимного недоверия, многочисленных противоречий и конфликтов: «Она [героиня романа Дж. Д. Пассоса - прим. О.Е.] ненавидела… итальянские семейства, от которых несло чесноком и винным перегаром, и ревущую ораву их ребятишек, и немцев, побагровевших от долгого сидения за послеобеденной кружкой пива». Усугубляли проблему и трудности адаптации к новой культурной среде вновь прибывших людей.

Расовые проблемы стали еще одной особенностью Чикаго. Быстро развивающийся город привлекал все большее число бежавших с Юга чернокожих поселенцев. Они работали в тяжелых условиях, жить в Чикаго им было разрешено только с 1900 года и лишь в южной части окраины города. Именно там было построено силами властей доступное жилье для указанной категории населения. Поскольку переезд в иные районы воспрещался, то не представлялось возможным выбраться из пределов гетто.

Периодически возникали крупные конфликты на протяжении всего XX в.: чернокожее население и сочувствующе им белые отстаивали идею равноправия. Одним из трагических примеров подобного противостояния стал расовый бунт 1919 г., спровоцированный убийством чернокожего юноши Юджина Уильяма из-за того, что он случайно, не сориентировавшись на глубине, заплыл в зону купания для белых.

Существовали и другие виды девиаций, «исконно Чикагских» - рэкет, содержание публичных и игорных домов, киднап (похищение детей миллионеров и требование за них выкупа), воровство, перестрелки и прочие негативные социальные явления. Много грандиозного можно было наблюдать в Чикаго, много усердия и упорства в работе чикагского жителя, но еще больше нищеты, девиаций и отклонений.

Повседневность Чикаго, особенно в первой половине XX в., представляла собой непревзойденное смешение новизны и грубости одновременно, активности промышленных объектов, а также социальных проблем, имеющихся в городе в избытке. Среди этнических поселений, гетто, граничащих с блеском Мидвея, Чикагский университет был своего рода островком, оазисом среди океана бизнеса, промышленных воротил, едва ли способных к созданию высокой культуры.

Интеллектуалы оказались, как и тысячи других жителей города, перед лицом новой эры США - индустриальной эпохи. Проявления новой жизни было невозможно не замечать: они были повсюду. Привлеченные этим противоречивым центром бурлящей жизни, включенные в среду города творческие мыслители приняли «вызов» и с большим интересом осуществляли свои исследования, сопровождаемые многочисленными реформаторскими начинаниями. «Кричащая» повседневность Чикаго настаивала не на роли пассивного наблюдателя со стороны интеллектуалов, а, напротив, активного глубокого участия и погружения в проблемы города.

1.3 Визуализация образа Чикаго

Город представляет собой не только определенным образом организованное пространство, это одновременно и сложное специфическое сообщество, которое функционирует в городской среде. Эта среда, являясь по своей сути искусственной, социально созданной, поскольку материальные его элементы воспроизведены человеком, несомненно, влияет на образ жизни и поведение его обитателей. Осмысление городского пространства, его специфических особенностей происходит через образы и системы образов. Они могут отражаться в публицистических клише, обобщенных формулах характеризующих городскую специфику вроде прозвищ «город ветров», «рабочая лошадка», «сити больших плеч», «город небоскребов», «среднезападный перекресток» и «второй город», а могут в виде конкретных, отдельных описаний городских локусов. Поскольку понятие образ города мы непосредственно связываем с визуальными знаками городской системы, то следует пояснить, что стоит разделять понятия облик города и его образ.

Под обликом города подразумеваются здания, улицы, пространства транспортного и пешеходного движения, что является физической частью города. В свою очередь, образ города - это обобщение, отношение субъектов к окружающей действительности, осмысление облика города. Таким образом, изучение визуализации образа Чикаго позволяет взглянуть на город глазами его жителей и гостей, поскольку визуализация образа производится уже с учетом переживаемой человеком городской реальности. Подобное определение визуализации образа города как визуального кода представлено в работах Е.В. Байковой и Ю.А. Юренковой.

Визуализация образа Чикаго позволит выделить те специфические особенности внешнего вида города (ландшафт, население, здания, улицы), которые главным образом попадали в «сферу видимости» интеллектуалов Чикаго. Визуализированные образы города не ограничиваются лишь отражением действительности: через переживание восприятия городского пространства образы могут порождать новые смыслы, участвовать в построении будущей реальности города.

Следует отметить еще одно полезное качество визуализации: она создает ясность, очевидность, «читаемость» городского пространства, позволяет сложить части города в упорядоченную картину. К. Линч считает, что «читаемым городом» можно назвать такой город, в котором «районы, ориентиры или пути легко определяются и легко группируются в целостную картину». Это утверждение фрагментарно можно отнести к Чикаго со стороны озера Мичиган. Эта часть города застроена достаточно интенсивно и компактно высотными зданиями, остальные же части города, являющиеся результатом субурбанизации, представляют собой однотипные малоэтажные здания, простирающиеся на десятки километров от центра.

Одним из неотъемлемых символов, образов Чикаго стали знаменитые «тучерезы», которые стали ориентирами градостроительной ткани города. Пучки труб из небоскребов ясно контрастируют с малоэтажными окраинами. Подобное явление наблюдается после великого чикагского пожара 1871 года, когда огненная стихия расчистила площадь для строительства и положила начало масштабной реконструкции - возведение «вертикальной» модели города.

Другой особенностью Чикаго стали визуализированные образы индустриализации, объекты транспортной инфраструктуры - магистрали, железные дороги, каналы. Следствием интенсивной застройки и множественности транспортных узлов стали образы тесноты, толкотни, стремящихся потоков людей и машин, тесные коридоры зданий, которые тянутся плотной застройкой. Однако наряду со «скученностью» городских объектов контрастом выделяется последний выделенный нами постоянно повторяющийся элемент городского визуализации - водный ландшафт Чикаго. Природная составляющая города компенсирует чрезмерную плотность городского пространства, рассекает ее водами реки Чикаго, уравновешивает просторами вод Мичигана.

Изучение визуального образа Чикаго наталкивает на мысль, что в его основе преимущественно лежит архитектурная среда. Можно отметить, что она частично стала формой отражения имеющих место в городе социальных процессов, например, обрастанием города пригородами-анклавами. Однако типичных образов, иллюстрирующих проблемы горожан, конфликтность или напряженность социального пространства выявлено не были.

Реконструкция визуального образа Чикаго позволяет выявить четыре ключевых компонента, обеспечивающих знаково-символическую коннотацию этого образа: архитектура (высотные здания и контрастирующие с ними малоэтажные районы), объекты индустриализации (в первую очередь транспортные узлы и артерии города), природный водный ландшафт и образ интенсивного движения, тесноты и скученности. Эти объекты городского пространства остаются знаковыми и по сей день, несмотря на то, что облик Чикаго эволюционировал во времени, преимущественно в направлении территориального роста.

Современный вид города с огромным числом высотных зданий и небоскребов возник благодаря трагедии 1871 г. Около трети населения в результате пожара были лишены крова. Данная жилищная проблема требовала срочного решения. Старое хаотичное планирование городского пространства было признано неэффективным, непрактичным: город стали реконструировать по совершенно новой концепции. Талантливые архитекторы, которые взялись за реализацию отстройки Чикаго, были одновременно и мыслителями. Так, Л. Салливен выдвинул знаменитую формулу, ставшую девизом функционализма в архитектуре - «форма должна соответствовать функции». Это стало началом многоэтажного строительства.

В основе подобного новаторского подхода к городскому облику Чикаго лежали не только случайные трагические события 1871 г., но и исторические предпосылки, на которые город не мог не реагировать. Бурное развитие предпринимательской деятельности в сфере производства и торговли требовало для своего функционирования множество офисов и контор. Размещение их и для работников, и для посетителей было целесообразно располагать в одном месте. Спрос и заинтересованность в компактно сосредоточенных зданиях вызвали значительное повышение цен на земельные участки в главной части города. Застройщик, желая компенсировать затраты на покупку земли в деловом центре, выдвигал требования к архитекторам - проектировать здания повышенной этажности. Огромное число офисов, можно было к тому же сдавать в аренду, что тоже приносило застройщику немалую прибыль. Таким образом, основные исторические предпосылки, заключавшиеся в развитии экономической системы, стали основой архитектурной мысли с 1880-х гг.: необходимость в силу функциональности и практичности расширять территорию, отводимую под сооружения не вглубь, а ввысь, дополнив ее подъемными лифтами большой пропускной способности. Так было положено начало высотному строительству на берегу озера Мичиган.

Новые стилистические направления, заложившие начало современному облику Чикаго, касались в основном сферы сооружений, носящей утилитарное назначения (конструкции складов, фабрик). Интенсивное строительство, в том числе и транспортной инфраструктуры города, началось тоже в конце XIX века. Чикаго, выполняя в силу своего удачного географического положения функции общенационального центра- перекрестка, соединял районы Востока страны с западом - Атлантическим побережьем. Железнодорожное строительство 1880-ых гг. лишь подчеркнуло указанный статус города. Стремительно развивавшийся Чикаго демонстрировал значительные успехи. Город получил еще одно прозвище - «торговец свининой для всего мира». Южный Чикаго славился как крупный сталепрокатный центр, продукцию которого потребляла чикагская Пульмановская компания, специализирующая на выпуске спальных вагонов и прославившаяся выступлениями рабочих. Убранизация, сопровождающаяся стремительно увеличившимся потоком жителей страны и приезжих, требовала конструировать городское пространство по принципам функциональности, рациональности, целесообразности, стоимости и прибыли.

Передовые позиции в архитектурном строительстве Чикаго удалось удерживать до конца XIX века. Позже администрацией были приняты законы о зонировании (1893-1902 гг., 1923-1929 гг., 1983 г.), ограничивающие высоту возводимых зданий или корректирующие планировку деловой части города, что способствовало передачи эстафеты по многоэтажному строительству Нью-Йорку. Предпринятые законодательные меры заставляли архитекторов и застройщиков подстраиваться под новые реалии, иначе проектировать сооружения и прилегающее к ним пространство. Они пытались сооружать многоэтажные стоянки как можно ближе к транспортным узлам города, к станциям железных дорог, в том числе и надземной. Подобный многоуровневый подход к использованию пространства Чикаго, например сооружение двухуровневых магистралей, стало одним из важных частей его «градостроительной ткани».

С 1970-х и по 1990-е гг. одним из требований к возводимым небоскребам стало экономическое энергопотребление. Появляется новый тип «тучерезов» - экологическое поколение высотных сооружений. Исторические корни нового выдвигаемого критерия стал мировой нефтяной (энергетический) кризис 1973-1974 гг. Панели на стенах зданий были алюминиевыми, что позволяло отражать солнечный свет. Подобная техническая идея позволяла снизить затраты эксплуататоров зданий, выделяемых ранее на работу кондиционеров. Примером реализации нового конструктивного решения в Чикаго стало строительство небоскреба Сирз тауар.

Сегодня преемственность развития облика Чикаго XX и XXI в. несомненна: современный стиль города до сих пор отмечается высочайшими небоскребами и достаточно невысокими прилегающими районами.

Вероятно, что и творческие мыслители города «читали» эти образы, каждодневно сталкиваясь с ними в процессе своей жизнедеятельности. Общепризнанным считается тот факт, что на нашу жизнедеятельность активно влияет окружающая нас среда. А поскольку «образы стимулируют волю и желание», то они вполне могли бы стать с разной степени явности провокаторами и бросать своеобразный вызов интеллектуалам, проживающим в среде города.

Формирование социальной структуры Чикаго - очень противоречивый процесс, на морфологию которого воздействовали различные факторы - этнические и религиозные, экономические и политические, экологические и другие. Прогрессивное развитие многочисленных отраслей и сфер науки, торговли, промышленности содействовало интенсивности социальной мобильности, а значит, и социокультурной дифференциации жителей. По мере повышения уровня развития города актуализировалась проблема идентичности, которая тесно связана с понятием «образ города». Среди иных градостроительных субъектов образ Чикаго выступал как некий «бренд» в борьбе по привлечению потоков мигрантов и финансовых ресурсов, необходимых для интенсивного развития. Среди горожан этот образ должен был стать средством интеграции населения, способствуя формированию чувства принадлежности к своему городу.

Социокультурное пространство города выстраивается прежде всего в сознании человека. Это позволяет выявить многочисленные проблемы жителей, сопряженные с трансформацией их ценностей и влияющих на локализацию в городском пространстве. Интеллектуалы, функционирующие в Чикаго, являясь его неотъемлемой частью, испытывали влияние города на себе, и вместе с тем конструировали его социальную реальность. Не всегда возвышенная, а иногда и отталкивающая действительность центра Среднего Запада не могла не воздействовать на населяющих его жителей, настолько сильны были ее контрасты, ярка и поражающа ее повседневность. Сознательно или нет, но интеллектуалом приходилось реагировать на «вызовы» городского пространства, развиваться с учетом его тенденций. Какова же была эта реакция, каким образом социокультурные особенности сплачивали творческих мыслителей Чикаго в особое интеллектуальное пространство и можно ли проследить его динамику по аналогии с развитием среды самого Чикаго - этим вопросам уже посвящена вторая глава данной работы.

ГЛАВА 2. ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО ЧИКАГО КАК РЕАКЦИЯ НА «ВЫЗОВЫ» СРЕДЫ

2.1 Динамика развития интеллектуального пространства Чикаго

В Чикаго XX в. сосредоточились совершенно разные деятели научной сферы: можно наблюдать не только представителей интеллектуального сообщества Америки, но и мыслителей из других государств. Одних влекли за собой жажда научных открытий, стремление разобраться в существующем пестром спектре проблем, более широкие перспективы (например, живший в Германии Л. Вирт еврейского происхождения, или румынский психоаналитик А. Франц, уроженец Канады Э. Берджесс, Э. Мэйо - сын австралийских колонистов английского происхождения), другие оказались в США в силу внутриполитических обстоятельств, сложившихся на исторической родине.

Ф. Знанецкй может демонстрировать собой пример сразу обоих стечений обстоятельств. Впервые его привлек Чикаго еще в 1914 г., когда его пригласили читать курс лекций, посвященный социальной структуре и польской истории. Известно, что эта этническая группа была представлена в городе в достаточно большом числе. Возвратился Ф. Знанецкий на родину в 1920 г. Не порывая связь с американским ученым сообществом, он преподавал в Познаньском университете. Трагические события начавшейся Второй мировой войны вынудили исследователя возвратился в США в 1939 г. Больше мыслитель на историческую родину не вернется. События грядущей бойни заставили покинуть пределы Австрии и П. Блау, ставшего автором знаменитой социологической теории обмена, поскольку он был еврейского происхождения, к тому же негативно высказывался против осуществлявшихся репрессий. Уволен из Лейпцигского университета в связи с приходом к власти национал-социалистов И. Вах, который тоже нашел пристанище в стенах Чикагского университета. Ему припомнили еврейское происхождение, несмотря на то, что члены его семьи были христианами уже в четвертом поколении.

Дж. Китагава, японский религовед, желал продолжить свое образование в университетах США. Начавшаяся Вторая мировая не позволила ученому вернуться на родину, поскольку он был интернирован. Оставшись в Чикаго и развивая свои научные идеи, Дж. Китагава стал частью чикагской интеллектуальной традиции.

Похожее стечение обстоятельств привело в стены Чикагского университета и М. Илиаде. Установившийся режим диктатуры в Румынии был нелоялен к фашистским организациям, в частности «Железной Гвардии», которую серией статей поддержал уже имевший национальную славу М. Илиаде. Заключенный в концентрационный лагерь, он отказывался подписывать документы, которые подтверждали бы его «отречение» от фашистского сообщества: «Требовать от меня… заявления, с которым я бы дистанцировался от движения, казалось мне не только неприемлемым, но и бессмысленным. Для меня было невообразимо дистанцироваться от моего поколения во время этих ужасов, в то время как невиновных третировали и преследовали». Условия заключения, подозрение в заболевании туберкулезом не исключали возможную смерть писателя, которая не была на руку румынскому правительству. Благодаря связям в ученых кругах М. Илиаде был отправлен в качестве атташе по культуре (фактически выслан) за границу.

Однако какие обстоятельства не привели бы мыслителей XX в. в Чикаго, ученые оказались заинтересованы бурно развивающимся и перспективным городом, внесли свой вклад в формирование интеллектуального пространства Чикаго. Развитие американского центра превратило его в своеобразную «лабораторию», позволяющую судить исследователям на его примере о социальных процессах всего индустриального, а затем и информационного общества XX века и предлагать стратегии решения проблем и ответы на вызовы времени.

На историческом этапе, обозначенном нами «протопериодом», происходило зарождение и становление интеллектуальной среды Чикаго. Под воздействием ряда политических, экономических и социокультурных факторов город превращается в «питательный бульон» для работы мысли гигантов-интеллектуалов, провоцируя их ответить на стимулы противоречивой среды.

Второй, «поисковый» этап развития интеллектуального пространства требовал глубокого изучения и анализа произошедших экономических, политических, социальных трансформаций. Для решения этой задачи следовало разработать особые техники, измерительные процедуры, методы эмпирической социологии. Было необходимо осмысление перехода страны на индустриальный этап, использования новых технологий, иных показателей производительности труда, внедренного поточного конвейерного производства. Социологии отводилась особая роль: актуальным предметом общественной науки для периода 1900 - конца 40-х гг. XX в. являлась не социальная реальность в широком ее понимании, а конкретные проблемы, отдельные факты. Появляются новые методы - опросники (как устные, так и письменные), наблюдения, эксперименты и пр. Понятно, что без теоретической базы сложно поставить даже гипотезу и очертить круг исследования, но преимущественно социология была эмпирической.

Именно в таком виде она зародилась в Чикаго. Город, сплетенный из противоречий, требовал вмешательства профессионалов в сферы бизнеса, политики, экономики, образования, СМИ, производства. Истину общественного знания можно было получить на основании научных процедур, которые сопоставили бы абстрактное теоретизирование и реальное опытное социологическое исследование. Сама жизнь в городе подсказывала, что следует изучать: повышение уровня материального благосостояния и его связь с одновременно углубившейся социальной дифференциацией, проблемы коррупции, последствия бурных темпов экономического развития (США не знала равных себе в этом вопросе), стечение огромного объема капиталов, научно-технический прогресс, наплыв иммигрантов, урбанизация, ломка старых традиций и мышления, процесс маргинализации, обрастание делового центра города «цветными» районами, с разными этническими, религиозными, статусными особенностями, девиантное и делинквентное поведение, последствия Первой мировой войны, Великой депрессии и прочие «вызовы». Свидетельством особого интереса к проблемам Чикаго его исследователей стало огромное число работ, посвященных этому «густому пару», скопленному над «плавильным тиглем» города. В этом «паре» ученые пытались разглядеть причины, специфику, понять суть явлений, мотивы, а также предложить конкретные меры для решения задач. Подобное участие представителей науки в жизни общества можно охарактеризовать как не политизированная гражданско-научная активность.

В рассматриваемый период происходит конституциирование областей социологии, появляются отдельные отрасли и течения. Это, опять же, свидетельство стремления приблизить науку к потребностям общества, найти ответ на актуальные «вызовы» эпохи. Широко известно наставление Р. Парка, адресованное своим студентам, ставшее хрестоматийным: «Вам говорили идти и порыться в библиотеке, накапливая тем самым кучу заметок и вбирая слой глубоко въевшейся книжной пыли. Вам говорили выбирать проблемы там, где вы сможете найти заплесневелые штабеля рутинных записей, базирующихся на тривиальных формах, подготовленных усталыми бюрократами и заполненных смущенными претендентами на помощь, придирчивыми благодетелями или равнодушными клерками. Это называется «запачкать ваши руки в реальном исследовании». Те, кто вам это советует, люди мудрые и почтенные; резоны, которые они приводят, очень ценны. Но нужна еще одна вещь: непосредственное наблюдение. Пойдите и посидите в холлах роскошных гостиниц и на порогах ночлежек; посидите на диванах Золотого берега и на кроватях в трущобах; посидите в Концертном зале и на представлении бурлеска в «Стар энд Гартер». Короче говоря, джентльмены, идите и запачкайте ваши штаны реальным исследованием».

Эмпирическая социология чикагской школы демонстрирует в силу исторических обстоятельств, под влиянием внешних факторов личную и социальную полезность науки. Ее позитивные результаты внедряются в жизнь: социологи 1900-1930-х гг. одновременно с университетской деятельностью активно сотрудничали с общественными организациями, состояли в них и являлись инициаторами их создания. Ярким примером, демонстрирующим это взаимодействие, является опыт Э. Берджесса. С целью получения необходимых для исследования Чикаго данных он активно использовал и информационные, и финансовые каналы - Отделение здравоохранения, Коммерческую ассоциацию, Совет по соцобеспечению, различного рода городские клубы, агентства, занимающееся юношеской преступностью, Городскую лигу, Комитет по изучению местного сообщества, Фонд Л. С. Рокфеллера и другие организации. У. Томас на протяжении десятилетия руководил Фондом расовой психологии, созданным Элен Кальвер, наследницей создателя Холл Хауса, получая финансовые средства на поддержку и развитие исследований. Так был создан труд в соавторстве с Ф. Знанецким «Польский крестьянин в Европе и Америке».

«Поисковый период» позволил переместить центр развития социологических исследований из Западной Европы в Соединенные штаты. Новый этап развития науки ознаменовал господство «Чикагской школы», эмпирического подхода, в то время как в Европе преобладали преимущественно теоретические исследования (Э. Дюркгейм во Франции, Франкфуртская школа в Германии, Б. Малиновский в Великобритании). Прогрессивное направление, порожденное бурным историческим развитием, притягивает к себе американских и иностранных специалистов. Именно «поисковый этап» сосредоточит наибольшее число интеллектуалов, функционирующих в Чикаго.

В связи со снижением остроты проблем, когда Вторая мировая война сплотила ингредиенты «томатного супа» американской нации, были преодолены экономические трудности военных лет (стоит отметить, что США понесли меньшие потери, нежели европейские страны), следовало осмыслить пережитое, необходимо было систематизировать опыт. Несмотря на то, что США оставались на лидирующих позициях в 40 - середине 70-х гг. XX в. по темпам экономического развития, другие страны также вступили в период бурного послевоенного восстановления. В их собственных городах столь же ярко, как и Чикаго, выпячивались проблемы городского развития общества и его устройства. Эмпирические исследования (не без влияния американской социологической мысли) получают распространение в Западной Европе (А. Турен во Франции, Д. Локвуд в Великобритании). Достижения чикагских интеллектуалов не являются их монопольной ценностью: они эффективно способствовали тому, чтобы их достижения были внедрены в большее число университетов, практическую жизнь. Таким образом, на новом этапе чикагские интеллектуалы (как нарицательное явление), внеся в науку новые веяния, медленно «расстворяются» среди мировых мыслителей. Об этом свидетельствует резкое сокращение числа чикагских ученых по сравнению с «поисковым» периодом.

Эмпирическая социология, внесла большой вклад в развитие проблематики, методов исследования, однако ее достижения необходимо было систематизировать, введя в рамки теории. Появилось стремление науки не только разобраться с имеющимися настоящими проблемами, но и предсказать их наступление. Многие чикагские исследователи и в 40-60-е гг. XX в. продолжали развивать эмпирическое направление, не потерявшее еще свои позиции, осваивая все новые «уголки», неохваченные предыдущими мыслителями. Рождаются новые парадигмы, например, теория обмена П. Блау. Однако «мелкотемье» уже не отвечало наметившимся трендам научного развития нового периода. Господствующее место в социологии вместо Чикагского университета занимают университеты Колумбийский и Гарвардский (Т. Парсонс, П. Сорокин, Р. Мертон и другие). Взамен «ползучего эмпиризма» они предлагают социологические теории.

Отмечая, что именно среда Чикаго, манившая мыслителей в качестве «лупы», «лаборатории» новых общественных явлений, событий, процессов, породила особое интеллектуальное пространство города, хотелось бы подчеркнуть тот факт, что если первые жизнеутверждающие шаги эмпирической социологии делали ученые, получившие дополнительное образование в университетах Европы, в частности, в Геттингене, Берлине, Гейдельберге, Лейпциге, поскольку считали, что высшие образовательные учреждения Германии обеспечивают более качественный уровень знания, чем американские, то благодаря заслугам «Чикагской школы» интеллектуалы станут отдавать предпочтение собственным вузам. Преимущественно мыслители первого периода уезжали за границу, стремясь расширить свои познания (они и составили 38%, отмеченных в диаграмме как «получившие образование в университетах и США, и Европы».

Резкий спад численности интеллектуалов (почти в два раза) во втором чикагском периоде развития можно объяснить еще и конкурирующими обстоятельствами. Стоит учитывать сложившееся недовольство лидирующим положением Чикаго. Его представители господствовали и в «Американском социологическом журнале», и в «Американском социологическом обществе. В противовес последнему было основано Восточное социологическое общество, новый журнал «Американское социологическое обозрение». Таким образом, «мятеж» внутри научного сообщества США против «Чикагской школы», сыграл не последнюю роль в падении ее лидирующих позиций. Можно в качестве факторов, способствующих снижению роли школы, отметить и молодежные движения, студенческие выступления «бунтующих 60-х гг.». Протестные явления способствовали рождению свободы методологического плюрализма.

«Актуальный» период чикагского интеллектуального пространства характеризуется еще большим спадом (Приложение № 18). Середина 70-х гг. XX в. обозначает начало перехода к новому этапу развития социологической науки. Дисциплина теряет свой ключевой стержень, становится открытой, пластичной, лишается своих методологических позиций, и, в силу сложившихся обстоятельств, обречена на размытие научных границ. Социология признается лишь как один из возможных углов зрения, интеллектуальный дискурс в том или ином проблемном русле. Локальный и региональный подход к исследованиям угасает и теряет актуальность в рамках информационного общества, ориентированного на глобальность и всеохватность.

США перестали быть лидером, «локомотивом» индустриального развития: схожие позиции занимают и многие другие страны Европы и Востока. Таких городов, как Чикаго, теперь насчитывается достаточное количество и в США, и в мире. Рассосредоточенные проблемы «распыляют» в какой-то степени и интеллектуалов. Наступившая новая эра информационного общества характеризовалась своими проблемами, иными «вызовами», к которым подход «Чикагской школы» был не столь уместен. Интеллектуальное пространство города постепенно «затухает». В «актуальном периоде» оно представлено лишь тремя представителями - Г. Беккер, М. Фридман, Дж. Китагава. Можно отметить, что в новых исторических обстоятельствах и реалиях становления информационного общества и перехода к постиндустриальному развитию «чикагская модель» интеллектуального пространства оказалась менее востребованой.

Интеллектуальное творчество - это реакция на действительность, а изменение реального положения дел влияет на направление, интенсивность мыслительной деятельности. Пики и падения мыслительной активности интеллектуального творчества были соотнесены с особенностями социального развития самого Чикаго, что позволило выделить динамику: по мере решения мыслителями проблем степень их остроты снижалась, а интеллектуальное пространство города «затихало».

2.2 Коммуникативное пространство чикагских интеллектуалов

На современном этапе развития подход к изучению научных школ не сводится к анализу лишь концептуальных построений и институций.

Предметной областью исследований становится сама «сеть общения», переплетение научных коммуникаций.

Существующая в XX в. интеграция интеллектуалов в Чикаго сделала их своеобразным носителем социального капитала, который успешно направлялся ими на модернизацию общества, решения назревших в нем проблем, раскрытие его потенциала. Отсутствие безразличия к проблемам города, подогретое личным исследовательским интересом, объединило социальные проекты мыслителей.

Употребляя термин «Чикагская школа», подразумевают не институциированное в пространстве университета сообщество, объединяющее единомышленников. В это понятие вкладывают иной смыл: общий, свойственный для творческих мыслителей XX в., по разным причинам привлеченным в Чикаго, алгоритм рассуждений, набор ценностей и способов исследования, «стиль мышления». Условность наименования характеризует ситуацию отсутствия каких-либо организационных структур. Например, даже в одной из составляющей «Чикагской школы» - социологической - можно отметить созданное Р. Парком «Общество социальных исследований» (1920 г.), но и оно носило скорее неформальный характер, поскольку функционировало на протяжении пятнадцати лет (до момента отъезда лидера школы в Нэшвилл) как центр социологического творчества и подобие неформального семинара. Однако даже без жесткого институциирования Р. Парку и Э. Берджессу удалось объединить интеллектуальные силы не только в стенах Чикагского университета, но и за его пределами. Чикагский «стиль мышления» охватывал широкие круги студентов, выпускников, преподавателей, которые осуществляли научную деятельность в других городах и штатах страны.

Ключевой фигурой чикагской школы социологии стал Р. Парк. Слава его зависела не от ярко прочтенных лекций, а участливого отношения к научной судьбе своих учеников. Рассеянный профессор с хриплым голосом и довольно резкой манерой высказывания мог довести своих подопечных до слез, однако это не убавляло любви обучающихся к нему. Он вел длительные беседы, стремясь узнать сферу интересов и личные предпочтения студентов, помогал им в осуществлении планирования исследования. Сам Р. Парк был «неплодовит» в количественном плане научных изысканий, поскольку все свободное время он проводил со студентами, обсуждая различные проблемы. Основные его труды представляют собой предисловия к публикациям его учеников. Р. Парк целиком посвятил себя работе со способными людьми. Часто профессор любил подчеркивать, что борцов в мире и так достаточно: необходимы беспристрастные ученые, которые смогут помочь осуществить реформирование общества и улучшить социальные условия.

Нет лучшего свидетельства воздействия Р. Парка на окружающую его среду, чем число великих учеников, вошедших в историю, как и их учитель: Г. Блумер, Л. Вирт, Э. Хиллер, Э. Хьюз, Р. Редфилд, К. Шоу и другие. Р. Парк привнес в стены университета интерес к городу, но и сам испытал влияние коллег. Совместно с У. Томасом удалось «очистить» социологический факультет Чикагского университета от теоретической оболочки основного направления исследований, которое было сильно при первых «корифеях» факультета вроде А. Смолла, выходцев из религиозных кругов. Изменился и стиль Р. Парка под влиянием университетского окружения. Он отказался от журналистской практики и становился все большим теоретиком. Способствовало этой переориентации и запросы многочисленных аспирантов, обсуждение проблем, которые требовали абстракции.

В 1933 г. Р. Парк покидает кафедру социологического факультета Чикагского университета и занимается чтением лекций в совершенно разных вузах, не связывая себя ни с одним. Он продолжает распространение идей «Чикагской школы» и активное открытое сотрудничество с иными высшими образовательными учреждениями.

После ухода Р. Парка из Чикагского университета Л. Вирт стал признанным лидером факультета социологии, вокруг него всегда была когорта учеников, впоследствии ставших знаменитыми авторами различных концепций (например, а их число вошел Э. Гофман). Вклад Л. Вирта в организацию эффективного взаимодействия с коллегами и студентами - потенциальными носителями складывающихся традиций «Чикагской школы» - создание особого коммуникативного пространства достаточно велик.

Его деятельность не ограничивалась лишь преподаванием. Помимо факультетской работы Л. Вирт занимался также и выполнением административных обязанностей, играющих большое значение для координации исследований мыслителей Чикаго. Понимая значимость своей работы, он относился к ней трепетно, не жалея сил и времени. Например, Л. Вирт играл важную роль в организации функционирования Совета по социально-научным исследованиям. Кроме того, в разные периоды своей деятельности он был среди членов многочисленных межфакультетских комиссий по исследованию жилищной застройки, по коммуникациям, культурным гибридам, промышленным отношениям и планированию. Принимал он участие и в проекте по документированию чикагских локальных сообществ. В 30-е гг. была подготовлена публикация («Книга фактов локального сообщества») с детальным описанием всех районов Чикаго, с комплексом приложенных карт, вводных кратких исторических справок, а также большого числа статистических данных. Книга стала образцовой для выпускавшихся каждые десять лет справочников Чикаго. Под руководством Л. Вирта была организована I Национальная конференция по межгрупповым отношениям, которая проходила в Чикаго. В последующие годы на основе проведенной конференции удалось создать Национальную ассоциацию специалистов по межгрупповым отношениям.

Мэтр социологии считал, что нельзя сводить науку лишь к кабинетным занятиям. В его понимании роль социолога предполагала активное вмешательство в реальную повседневную жизнь, участие в ее реконструкции, корректировании с учетом выявленных научных достижений и принципов. Л. Вирт принимал участие в общественной деятельности на разных уровнях: проводил консультации с представителями муниципальных властей Чикаго, политическими структурами штата, сотрудничал с многочисленными гражданскими организациями. Предметом обсуждения был весьма многочисленный круг вопросов: девиантное и делинкветное поведение, планирование города, возможное размещение образовательных организаций, расовые и миграционные проблемы, планы по реконструкции трущоб. По сути, Л. Вирт был востребованным консультантом-социологом и даже в некоторой степени социальным работником.

Будучи публичной фигурой чикагский социолог часто выступал в СМИ. Его выступления, многочисленные интервью отмечены злободневной тематикой, востребованной американской общественностью. Как и Р. Парк, он активно распространял свои идеи, читая в качестве приглашенного профессора в Мичиганском, Айовском, Стэнфордском и других университетах страны.

Попытаемся взглянуть вовнутрь «научной лаборатории» чикагских интеллектуалов. Ярким эпизодом, свидетельствующим о форме и типе коммуникации внутри сообщества, стали воспоминания о процессе создания «Зеленой Библии». Авторами этого учебного пособия по эмпирической социологии в зеленой обложке стали коллеги Р. Парк и Э. Берджесс.

Впоследствии коллега Р. Парка отзывался о процессе создания книги как об одном из ярких периодов своей жизни в творческом отношении. Обсуждение содержания учебника проходило в громких конструктивных дискуссиях по различным аспектам социологии - теоретическим и практическим. Увлеченные участники забывали даже про обед. Особый исследовательский интерес у Э. Берджесса вызвала работа над частями книги, посвященных техникам и методикам сбора информационных данных и их анализу с помощью статистических методов. Позднее социальное картографирование станет излюбленной «фишкой» американского социолога.

Вовсе необязательно для причисления к «Чикагской школе» личное знакомство и тесные контакты с основателями направления. «Стиль мышления» «витал» в воздухе и объединял многих исследований. Э. Мэйо - организатор знаменитых Хоторнских экспериментов - не имел никакого отношения к Чикагскому университету, однако его, как и иных представителей творческой мысли, привлекали возможности, которые давала среда города. Он проводил серию опытов в пригороде Чикаго на заводах

«Western Electric», пытаясь найти недостатки господствующего на предприятиях старомодного тейлорского патернализма, стремясь предложить эффективные методы управления. Прагматизм, экспериментальные методы были объединяющим звеном чикагских интеллектуалов, особенно первой половины XX в. Э. Мэйо продемонстрировал большие практические возможности социологической науки влиять на многие управленческие решения. Профессия социолога стала престижной, общественно значимой.

Основателями чикагской экономической школы принято считать Ф. Найта и Дж. Вайнера. Однако в силу несхожести темпераментов близких отношений между ними, похожих на тандем Р. Парка и Э. Берджесса, не сложилось. Дж. Вайнер имел более дружеские отношения с Г. Шульцем, погибшем в автокатастрофе. Между Ф. Найтом и Г. Шульцем нередко возникали конфликты, а возникающие научные разногласия с Вайнером часто доносились и до студентов, когда они по очереди позволяли по отношению друг к другу всевозможные колкости, читая лекции. Этот пример подтверждает мысль, что «теплые» отношения не обязательны для отнесения того или иного представителя к «Чикагской школе», важнее методологические основания а общим для Ф. Найта и Дж. Вайнера была их неприятие теории Кейнса, идей государственного вмешательства, политики полной занятости.

Аспиранты, как известно, имеют склонность примыкать к тому или иному преподавателю, чаще - к научному руководителю. Так и вокруг лидеров формирующейся чикагской экономической школы «группировалась» своя группа последователей. В окружение Ф. Найта входили М. Фридмен, Дж. Стиглер, сыгравшие ключевю роль в развитии «Чикагской школы».

В годы Второй мировой войны на факультет пришел работать Т.У. Шульц - крупный специалист по экономике сельского хозяйства и в скором времени возглавил факультет, так что в течение следующих двух десятилетий влияние его было очень большим. По сути, школа 50-60-х гг. XX в. являлась продолжением идей Найта. Кроме того, последователи сознательно стремились к развитию и укреплению традиций. «Найтовцы», как их называли, поддерживали тесные дружеские отношения более полувека.

К середине 80-х годов, обозначилась угроза жизнеспособности чикагского союза исследователей. Она исходила от растущего признания идей чикагской школы: то, что ранее считалось «коньком» экономистов (ключевая роль денег и конкуренции), стало частью мейнстрима экономической мысли. Однако в свое время методологические основы и тесные контакты позволили объединиться интеллектуалам под эгидой «Чикагской школы».

Специфической манерой коммуникативного воздействия на окружающую интеллектуальную среду обладал Дж. Мид. Он изначально преподавал в Мичиганском университете, где и познакомился с Дж. Дьюи, с которым они стали хорошими приятелями, соратниками. Вслед за уходом Дж. Дьюи в недавно созданный Чикагский университет его друг и коллега последовал за ним. Обоих привлек тот факт, что новое учебное заведение представляло собой модель немецкого исследовательского университета, где сочеталась активная научная деятельность с преподаванием. К тому же концепция в основе Чикагского университета предполагала ориентацию на практические и прагматические задачи, что определялось внушительными темпами экономического развития, индустриального роста Соединенных штатов.