23) японская,

24) вьетнамская,

25) италийская Охватывает все народы Апеннинского полуострова, включая италиков, этрусков и греческих мигрантов.,

26) юго-восточноазиатская,

27) тибетская,

28) русская.

3.2 Генезис цивилизаций

Генезис цивилизаций Тойнби связывает с действием закона «Вызова-и-ответа». В качестве иллюстрации он использует христианский сюжет о противостоянии двух начал, двух сверхличностей - Бога и сатаны. Князь тьмы постоянно бросает Богу вызов, тем самым создавая переход от статики к динамике, провоцируя божественную силу на творческий акт: «Божественное равновесие нарушается из-за сатанинской вечной неуспокоенности» [42, с. 109]. Согласно Тойнби, эта схема является универсальной, действующей не только в сверхъестественном, метаисторическом измерении, но и в мире людей, на социально-историческом уровне.

Суть закона «Вызова-и-ответа» состоит в следующем: для того чтобы субъект мог реализовать свой творческий потенциал, ему необходим внешний раздражитель. Негативные обстоятельства, трудноразрешимые проблемы создают необходимое напряжение жизненных сил общества, стимулируют его рост. «Ответом на вызов общество решает вставшую перед ним задачу, чем переводит себя в более высокое и более совершенное с точки зрения усложнения структуры состояние». И наоборот: «Отсутствие вызовов означает отсутствие стимулов к росту и развитию. Традиционное мнение, согласно которому благоприятные климатические и географические условия, безусловно, способствуют общественному развитию, оказывается неверным. Наоборот, исторические примеры показывают, что слишком хорошие условия, как правило, поощряют возврат к природе, прекращение всякого роста» [42, с. 119-120].

Вызовы порождаются либо природной средой, либо человеческим окружением.

Тойнби выделяет две разновидности природных вызовов: стимул «бесплодной земли» и стимул «новых земель».

В первом случае речь идёт о наличии суровых естественных условий: пустынь и засушливых степей, болот и непроходимых джунглей, гористой местности и морской стихии. Примерами успешной деятельности человека на этом направлении являются египетская, шумерская, индская, китайская, майянская, андская и минойская цивилизации.

Но победа человека нигде не является окончательной и бесповоротной - поддержание отвоёванного у природы пространства в окультуренном состоянии требует огромных усилий, постоянного и упорного труда. И стоит человеку дать слабину, природа тут же наносит ответный удар и берёт реванш за поражение. «В разных местах в разное время непокорная Природа, которую некогда потеснил человеческий героизм, вновь набирая силы, освобождалась, чему способствовало то, что пришедшие на смену первопроходцам поколения не смогли удержать в своих руках наследие отцов» [42, с. 121]. Свидетельствами этого реванша природы являются осколки древних цивилизаций на полуострове Юкатан (Центральная Америка) и на острове Цейлон (Шри-Ланка), развалины некогда цветущих набатейских городов Пальмира и Петра на севере Аравийского полуострова, «народ из камня» на острове Пасха в Полинезии. Во всех этих случаях мы сталкиваемся с социокультурной деградацией местных жителей, оказавшихся неспособными к повторению подвига своих предшественников.

В случае с освоением новых земель переселенцы лишаются прежних преимуществ (стабильности, предсказуемости жизненного уклада), вместе с тем новая ситуация заставляет их предпринимать усилия, провоцирует рост. Так, исход евреев из Египта привёл их в Землю Обетованную, где они и заложили основы своей цивилизации. Буддизм, не прижившись в Индии, нашёл своих последователей в новых землях. Финикийские и греческие колонии часто по степени своего могущества превосходили свою прародину.

По Тойнби, «стимул новых земель» действует с удвоенной силой в случае с заморской миграцией. Чем это объясняется? «У возницы воловьей упряжки больше власти над естественным окружением, чем у капитана корабля. Возница может сохранять постоянный контакт с домом, откуда он отправился в путь; он может остановиться и разбить лагерь там и тогда, где и когда ему это будет удобно…» [42, с. 134] Морское путешествие чревато большими опасностями, нежели сухопутное. Здесь происходит полная мобилизация человеческих сил. Соответственно, повышается степень динамического воздействия на жизнь переселенцев.

По мнению Тойнби, морские переселенцы во всех отношениях более мобильны по сравнению с сухопутными. Это связано с тем, что в условиях повышенной опасности начинает действовать функциональный принцип. Происходит переоценка прежнего социального багажа: всё, что не прошло испытания морским путешествием, отбрасывается. По иному организуется социальное взаимодействие: на смену принципу родства приходит принцип эффективности. В отличие от сухопутного каравана, перегруженного домашней утварью, женщинами и детьми, экипаж корабля - это прошедший жёсткий отбор, спаянный опасностями мужской коллектив. Разрушение старых родственных групп и возникающий в связи с этим дефицит женщин делает морских скитальцев более открытыми для этнического и расового смешения. Отказ от многих старых обычаев высвобождает творческую энергию, которая может быть направлена в самые разные сферы, например, в литературу или в политику.

Согласно Тойнби, миграция рождает такую литературную форму, как эпос. Но высшие достижения эпической поэзии он связывает именно с заморской миграцией. Таковы, по его мнению, «Илиада» и «Одиссея» древних греков, а также саги викингов.

Тойнби считает, что только морская стихия могла породить основанную на договорных отношениях республиканскую форму правления. «Корабельная команда, каждый член которой - выходец из своего района и из своей группы родства, - это объединение с целью завоевания новой заморской родины и последующей защиты своих завоеваний. В городе-государстве, созданном по этому принципу, «клетками» новой политической организации стали не родственники, связанные общим происхождением, а «племена», представляющие собой судовые экипажи; и эти судовые экипажи, выходя на сушу, продолжают поддерживать оправдавшую себя корабельную организацию. Скооперировавшись в пути, что неизбежно, когда люди оказываются «в одной лодке» перед лицом общей опасности, они предпочитают и дальше жить и действовать в соответствии с заведенным на корабле порядком. На суше, как и на море, дружба оказывалась более существенным элементом, чем родство, а приказы избранного и наделенного полномочиями лидера - более авторитетными, чем подсказки обычая и привычки. Фактически из группы судовых экипажей, объединившихся для завоевания новой родины и создавших в результате новый город-государство, который впитал в свою систему местные «племена», родились городской магистрат и идея городского самоуправления» [42, с. 137].

Человеческие вызовы в зависимости от источника делятся на внешние и внутренние.

Внешний вызов может проявляться как в виде «ударов», так и виде «давления». В обоих случаях достойный ответ состоит в трансформации образа жизни, в появлении более эффективных и жизнеспособных форм социальной организации.

Классический пример достойного ответа на внешний удар - небывалый расцвет Греции и, прежде всего, Афин, после вторжения персов.

Примером ответа на внешнее давление является реакция православной русской цивилизации. На протяжении многих столетий вызов русскому миру бросали две силы: кочевники Великой Степи и Запад. Особенно впечатляет ответ на первый вызов. Кочевой евразийский мир был побеждён и включён в состав земледельческой цивилизации. Русским людям удалось даже изменить тип ландшафта, «преобразовав… кочевые пастбища в крестьянские поля, а стойбища -- в оседлые деревни» [42, с. 140]. В ходе этого многовекового противостояния родилось казачество. Эти «пограничники русского православия» являются, согласно Тойнби, главными творцами победы и главной движущей силой в продвижении к Тихому океану. Петровская трансформация позволила России дать достойный ответ и на западном направлении.

Внутренний человеческий вызов реализуется в форме «социального ущемления». Вот как объясняет механизм этого вызова сам Тойнби. «Природа такого действия может быть понята при сравнении социального явления с физическим. Хорошо известно, что, когда живой организм лишается какого-либо органа или свойства, он отвечает на этот вызов специализацией другого органа или свойства, которые, развиваясь, возмещают ущерб. У слепых, например, обостряется осязание. Представляется, что возникновение некоторого нового свойства с целью компенсации ущерба -- явление повсеместное, и нередко физический недостаток является стимулом для мобилизации ума и воли. Аналогичным образом социальная группа, слой, класс, в чем-либо ущемленные собственными действиями, действиями ли других людей либо волею случая утратив нечто жизненно важное, направляют свою энергию на выработку свойства, возмещающего потерю, в чем, как правило, достигают немалых успехов.

Так лоза, подрезанная ножом садовника, отвечает бурным ростом новых побегов» [42, с. 164].

Примером социального ущемления является ущемление бедностью. В этом случае острое ощущение ущербности своего положения является стимулом для постоянного совершенствования.

Другой пример связан иммигрантами. Сталкиваясь на новом месте с непривычным жизненным укладом и предрассудками местных жителей, они вынуждены мобилизовать всю свою энергию для того, чтобы утвердиться среди чуждого окружения.

Крайний случай социального ущемления - расовая и кастовая дискриминация, которая, как правило, является следствием завоевания, реже - иммиграции. Так или иначе, речь идёт о низведении части населения до положения низшей касты. Поражённые в правах этнические и расовые группы имеют тенденцию к превращению в профессиональные сообщества. Для них закрыты престижные социальные ниши, такие, как священство, военное дело, сфера управления и т.д. Их удел - торговля и ремёсла. «…В силу того, что это поле приложения сил не столь уж обширно, ущемленная раса стремится полностью его захватить и выжать из него максимум возможного, чем нередко приводит господствующую расу в негодование и удивление, потому что богатство и власть, добытые этим путем, превосходят то, что можно получить в результате традиционной экономической деятельности» [42, с. 168]. Примером такой метаморфозы являются изменение положения китайских иммигрантов на новой родине. Перебравшись в страны Юго-Восточной Азии и на тихоокеанское побережье США, они поначалу работали носильщиками, прачками и мелкими торговцами. «Однако сейчас китайские миллионеры… могут поспорить по богатству с местными толстосумами» [42, с. 169].

Та же закономерность характерна и для религиозной дискриминации. «Община, ограниченная в праве выбора занятий и профессий, может ответить на эту несправедливость активизацией своей деятельности в той специфической области, на которую её обрекли…» [42, с. 170]

Вопрос о мере вызова представляется Тойнби принципиально важным. Какой силы должен быть вызов, чтобы быть продуктивным? В каких ситуациях закон «Вызова-и-Ответа» перестаёт действовать? «Если суровость вызова будет усиливаться до бесконечности, гарантируется ли тем самым бесконечное увеличение и стимула, то есть, возможно ли бесконечное увеличение энергии, вложенной в ответ на брошенный вызов? А может быть, наступит такой момент, когда все нарастающая сила вызова даст обратный эффект и сила ответа будет падать? И можно ли достичь такой точки, за которой на вызов, сколь бы силен он ни был, не последует никакой реакции?» [42, с. 171].

Тойнби считает, что в данном случае действует принцип «золотой середины»: «Наиболее стимулирующее действие оказывает вызов средней силы» [42, с. 213]. Он должен быть достаточно сильным, чтобы быть услышанным: «Ситуация, где суровость вызова ниже средней величины, влечет ответ, успех которого также весьма невесом» [42, с. 179]. В то же время, он не должен быть чрезмерным, не должен подавлять человека. Крайне суровые вызовы оказываются продуктивными лишь при условии, если эта суровость компенсируется явными плюсами. Так, местность с неблагоприятными природными условиями бросает вызов не только её обитателям, но и их противникам, снижая тем самым степень внешней человеческой угрозы.

История знает примеры «задержанных цивилизаций», обществ, которые остановились в своём развитии из-за чрезмерной суровости вызовов. К их числу относятся полинезийцы, эскимосы и кочевники Центральной Азии, не справившиеся с природными вызовами, а также спартанцы и турки-османы, которые не смогли достойно ответить на вызовы человеческого окружения.

Пытаясь выжить в неимоверно сложных условиях, эти народы создали удивительно эффективные, в определённом смысле совершенные, социальные системы. Спартанская фаланга долгое время была непобедимой, а спартанцы имели репутацию лучших воинов Древней Греции. Турки-османы создали систему военного рабства Имеется в виду янычарское войско, которое состояло из рабов, набранных по «налогу крови» из христианских мальчиков. Военное рабство не было турецким изобретением. Гвардия арабских халифов (гулямы) также набиралась из рабов. Военными рабами были и египетские мамлюки. , которая позволила им построить великую империю и на протяжении нескольких столетий побеждать своих противников. Столкнувшиеся с вызовом Тихого океана жители Полинезии научились преодолевать на своих судёнышках огромные расстояния. Эскимосы приспособились к жизни в условиях Арктики. Кочевники Центральной Азии сумели приспособиться к природным ритмам степи. Но полная концентрация на вопросах выживания неизбежно вела к узкой специализации, одностороннему развитию. Результативность в одной сфере обернулась полной несостоятельностью во всех остальных. «Качества и навыки, выработанные для решения локальных проблем и прекрасно показавшие себя в прошлом, утратили свою действенность перед лицом проблем более широких. Старый запас, призванный облегчить тяготы пути, стал ненужным и обременительным грузом» [42, с. 203].

Этот феномен Тойнби назвал «поворотом к анимализму», то есть возвращением к животному состоянию. «Человеческий разум отличает редкостная многогранность. Неисчерпаемы его возможности анализа, синтеза, отражения, способности хранить информацию, перерабатывать и воплощать посредством воли и рук человека в дела. Насильственно сковывая человеческий разум, низводя функции человека к искусственно выработанной сумме навыков и умений, эскимосы, кочевники, османы и спартанцы предали свою человеческую сущность. Они встали на порочный путь, ведущий от гуманизма к анимализму, - путь, обратный тому, что проделало Человечество, стимулируемое величайшими творческими актами живой истории Вселенной. Подобно жене Лота, они совершили непростительный грех и этим навлекли на себя библейское наказание. Соляными столпами стоят они, заколдованные, задержанные в своём развитии навсегда, остановленные на самой заре своего странствия по жизни, как страшное предупреждение другим цивилизациям» [42, с. 208].

3.3 Критерий роста

Часто в качестве главного показателя роста цивилизации рассматривается возрастание материального могущества, усиление власти над окружающим миром. Тойнби убеждён в обратном: внешняя экспансия (военные захваты или попытки завоевания природы при помощи техники) скорее является показателем социального распада. Попытки увидеть за материальными проектами гигантского размаха рост цивилизации - самообман. Критерий цивилизационного роста следует искать в сфере духа.

Важнейший показатель роста - прогрессирующая этерификация. Понятие «этерификация» производно от слова «эфир». В античной натурфилософии и физике эфиром называли один из первоэлементов материального бытия (наряду с землёй, водой, воздухом и огнём). В европейской науке этим понятием обозначали особую всепроникающую среду, обладающую способностью переносить свет и электромагнитные взаимодействия. И хотя физика XX в. признала теорию эфира несостоятельной, философское использование понятия «эфир» (в качестве иносказания) представляется вполне оправданным. В терминологии Тойнби этерификация - это «сдвиг из более низкой сферы бытия в сферу действия более высокого уровня», «изменение уровня энергии, переход к энергиям всё более… тонким» [42, с. 238], своего рода «развеществление».

На социально-историческом уровне это означает «утончение» социальных практик. В технической сфере прогрессирующая этерификация проявляет себя в переходе от использования мускульной энергии к использованию энергии воды, пара и электричества. В экономике - возрастании роли человеческого фактора, в переходе от производства материалоёмкой продукции к производству наукоёмкой. В религии - в переходе от язычества к единобожию, а также в смещении акцентов в представлениях о Боге от внешнего к внутреннему. В философии - в смещении интереса от макрокосма к микрокосму, от физической реальности к психологической и этической проблематике.

Согласно Тойнби, формула этерификации наиболее удачно выражена в Новом Завете, в Евангелии от Матфея. «Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи и тело - одежды? Взгляните на птиц небесных: они не сеют, не жнут, не собирают в житницу; и Отец ваш небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?.. И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: не трудятся, не прядут. Но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них… Итак, не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или: что пить? или: во что одеться?.. Ищите же прежде всего Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам» (Мат. 6, 25-26, 28-29, 31, 33).

В этом отрывке из Священного Писания ясно и отчётливо обозначено важнейшее следствие этерификации - перенос поля действия закона «Вызова-и-Ответа» из внешнего окружения во внутреннюю социальную систему или, иными словами, самодетериминация, способность к саморегуляции. «В этом другом поле вызовы не приходят извне, а рождаются изнутри» [42, с. 241]. «По мере роста всё меньше и меньше возникает вызовов, идущих из внешней среды, и всё больше и больше появляется вызовов, рождённых внутри действующей системы или личности. Рост означает, что растущая личность или цивилизация стремится создать собственное окружение, породить своего собственного возмутителя спокойствия и создать своё собственное поле действия. Иными словами, критерий роста - это прогрессивное движение в направлении самоопределения…» [42, с. 250]

3.4 «Творческое меньшинство»

Большинство народа даже на пике роста цивилизации пребывает в состоянии стагнации. Носителем творческого порыва, движущей силой цивилизационного процесса всегда является творческое меньшинство. Оно выполняет функцию «дрожжей в общем котле человечества».

Деятельность творческого меньшинства может быть успешной только при условии запуска механизма мимесиса, то есть подражания, когда нетворческое большинство следует за элитой, когда их усилия сливаются воедино.

Тойнби различает мимесис в примитивных обществах и в растущих цивилизациях. В первом случае в качестве высшего авторитета выступают люди, воплотившие в себе обычай - старшее поколение ныне живущих, а также умершие предки. В цивилизациях на стадии роста образцом для подражания является человек, воплощающий обновление.

В процессе мимесиса творческая личность вовлекает других людей в зону своей «культурной радиации», активизирует их внутренние потенции и подталкивает к свободному (обязательно свободному!) выбору в пользу новых ценностей.

Ритм творческих актов строится по схеме «Уход-и-Возврат», которая, по мысли Тойнби, воспроизводит модель инициации. Напомним, что инициация - это архаичный обряд посвящения, символизирующий переход из одной возрастной группы в другую, восхождение посвящаемых на более высокую социальную ступень. Он часто сопровождается их временным уходом из общества и последующим возвращением, но уже в новом качестве. Тот же принцип действует и при реализации схемы «Уход-и-Возврат»: творческая личность или целая социальная группа, играющая роль творческого меньшинства, «уходя, выпадая из своего социального окружения, преображённая, возвращается затем в то же самое окружение; возвращается, наделённая новыми способностями и новыми силами». Уход позволяет им «реализовать свои индивидуальные потенции, которые не могли бы найти выражения, подавленные прессом социальных обязательств, неизбежных в обществе…» Это преображение является прелюдией к возвращению, которое «есть сущность всего движения, равно как и его окончательная цель» [42, с. 267]. «Творческая личность или творческое меньшинство встают на путь Ухода-и-Возврата, чтобы преодолеть определённый социальный кризис, чтобы ответить на вызов, брошенный обществу, к которому они принадлежат» [42, с. 274]. Примеры реализации этого принципа являют нам биографии Моисея, царя Давида, апостола Павла, Макиавелли, Будды, Конфуция и многих других творческих личностей.

3.5 Надломы цивилизаций

В истории нет предопределённости, неотвратимости, судьбы. Продолжительность жизни цивилизаций никем заранее не программируется - она зависит от способности людей ответить на вызов, брошенный обстоятельствами. Когда произойдёт надлом, зависит от самих людей. Ни одна живая цивилизация «не может быть априори приговорённой к повторению пути цивилизаций, уже потерпевших крушение. Божественная искра творческой силы заложена внутри нас, и если ниспослана нам благодать возжечь из неё пламя, то «звёзды с путей своих» (Суд. 5, 20) не могут повлиять на стремление человека к своей цели» [42, с. 303].

Итак, причины надлома цивилизации всегда внутренние, связанные с нарушением взаимодействия участников цивилизационного процесса и утратой «Прометеева порыва».

Первая причина - ограниченность мимесиса. Возможность сбоя заложена в самой его природе. Через запуск механизма подражания творческое меньшинство пытается активизировать нетворческую массу, направить её к высшей цели. Но возможности этого механизма ограничены. Мимесис - это своего рода тренировка или дрессировка, то есть он не предполагает собственной инициативы, не мотивируется изнутри, являясь механическим воспроизведением чужого опыта. Но посредством тренировки нельзя полностью преобразить другого человека, передать ему творческий порыв. «Таким образом, действие, рождённое мимесисом, ненадёжно, ибо оно не самоопределено» [42, с. 304].

Вторая причина - вырождение творческого меньшинства. Здесь вступает в действие закон «смены ролей». «Обычно одно и то же меньшинство или индивидуум не в состоянии дать творческие ответы на два или более последовательных вызова… Группа, успешно ответившая на один вызов, уступает место другой для ответа на следующий вызов» [42, с. 306]. Разным стадиям цивилизационного процесса соответствуют разные типы элиты: росту соответствует творческое меньшинство, распаду - «правящее». Они различаются и по способу формирования, и по духовным потенциям, и по способности справляться с вызовами.

«Творческое меньшинство рекрутируется из тех социальных слоёв, которые наиболее адекватно отвечают на исторический вызов» [42, с. 340]. Оно «постоянно изменяется, причём не только по составу, но в своих идейных и духовных устремлениях» [42, с. 306]. Правящее меньшинство «напротив, имеет склонность становиться замкнутой группой», для которой характерны «социальная, душевная и духовная косность». В результате «вызов, перед которым стоит разлагающаяся цивилизация, остаётся в каждом круге Вызова-и-Ответа постоянным. Вызов, оставшийся без ответа, возникает вновь и вновь, а неспособное к действию правящее меньшинство, будучи не в состоянии ни преодолеть, ни обойти его, не желает, тем не менее, оставить поле битвы» [42, с. 341]. Правящее меньшинство не имеет того обаяния, которым обладало меньшинство творческое, и люди не испытывают уже больше желания подражать элите и следовать за ней.

3.6 Душевный распад

На уровне душевной жизни распад цивилизации проявляется в отказе от мимесиса и в поиске «альтернативных форм поведения, чувства и жизни». Как считает Тойнби, на этом пути возможны две альтернативы - «путь Насилия» и «путь Добра», которые, в свою очередь, могут быть реализованы в пассивной или активной форме.

Пассивное насилие Тойнби обозначает понятием «архаизм», активную форму насилия - понятием «футуризм». В обоих случаях неудовлетворительная ситуация объясняется исключительно несовершенством макрокосма, внешнего мира. Никакой работы по совершенствованию микрокосма, то есть самих себя, не планируется. Внутренняя работа подменяется внешней.

В своих попытках «разорвать путы настоящего» футуристы и архаисты обращаются к другим временным периодам.

Архаисты помещают свой идеал в прошлое. Архаизм - это отказ от подражания современникам в пользу подражания предкам. Это попытка возродить некогда бывшие, но давно ушедшие формы социальной жизни, например, старые ритуалы или общественные институты. Он может проявлять себя в противопоставлении «природы» и «цивилизации» и в вытекающей отсюда проповеди «естественного» образа жизни (даосизм и романтизм). Или в нацистском неоязычестве. Или в попытках сионистов возродить древнееврейский язык (иврит).

В основе футуристической утопии лежит преклонение перед переменами. Её крайнее воплощение - стремление к социальной революции. Футуристическая трансформация может начинаться с малого, например, с замены традиционного костюма на иностранный или с реформы досуга. Дальше - больше: происходит разрыв с традиционными социальными институтами, сжигаются неугодные книги, меняется алфавит и т.п. Высшая степень отторжения - попытка радикальной перестройки традиционной религии. «…Стоит только произойти повреждению в какой-либо точке социальной ткани, разрыв начинает расширяться, ткань расползается, даже если основа казалась надёжной и даже если первоначальный разрыв произошёл на самом краешке» [42, с. 429].

По мнению Тойнби, архаизм и футуризм одинаково бесплодны и обречены на поражение. Они оба пытаются порвать с настоящим, «совершая самые головокружительные трюки, но не изменяя своего духовного строя». Между тем, у человека «не больше шансов вырваться из Настоящего, чем у рыбы, выпрыгнувшей из воды, взмыть в небо» [42, с. 438].

«Путь Добра» призывает совершить «подлинную перемену в духовном климате», перенести поле действия из макрокосма в микрокосм. Пассивное следование по этому пути Тойнби называет «отрешением». Оно движимо импульсом отказа и подразумевает переход к отшельническому образу жизни, самоограничению и жёсткой дисциплине. Наиболее последовательные сторонники этого подхода - стоики, эпикурейцы и буддисты. Конечная цель формулируется в категориях отрицания, она непознаваема и нейтральна: «апатия» (неуязвимость) у стоиков, «атараксия» (невозмутимость) у эпикурейцев, «нирвана» (угасание) у буддистов.

Активное следование добру - «преображение». Его высшая цель, в отличие от цели отрешения, формулируется в положительных понятиях. Это не безжизненность, а, напротив, полнота жизни. По мнению Тойнби, наиболее адекватно она обозначается христианским понятием «Царство Небесное». Идущий по пути отрешения ради достижения спокойствия порывает с миром, изгоняет из себя все социальные эмоции, всё то, что потенциально может сделать его зависимым от мира. Это уход без возврата. Идущий по пути преображения движим любовью и жалостью к людям, он возвращается в мир, пытается спасти его, тем самым совершая движение Ухода-и-Возврата.

3.7 Социальный распад

Творческое меньшинство было той силой, которая заставляла множество людей жить в едином ритме. Это была своего рода скрепа, стягивавшая их воедино. В условиях отсутствия такой скрепы цивилизация дробиться на три социальных образования: правящее меньшинство, внутренний пролетариат и внешний пролетариат. Каждое из них рождает соответствующий социальный институт: универсальное государство, вселенскую церковь и отряды вооружённых варваров.

Универсальное государство рождается в тот момент, когда правящему меньшинству удаётся на некоторое время замедлить социальный распад и мобилизовать своих сторонников на строительство империи. Этот порыв будит фантазию потомков и вызывает их уважение. Однако это всего лишь временное оживление, за которым вновь последует драма распада. «Это не лето общества, а бабье лето его - последний всплеск тепла перед сыростью осени и холодом зимы» [42, с. 485].

Характерная черта имперского сознания - зачарованность «миражом бессмертия». Граждане универсальных государств воспринимают их как «землю обетованную», как «цель исторического процесса». Желая мира и порядка, они ошибочно полагают, что установленный имперский миропорядок будет вечным. Оборотной стороной этого желания является «атрофия воинственного духа граждан», что ослабляет универсальное государство перед лицом внешней угрозы. Универсальные государства характеризуются также высокой степенью культурного разнообразия и смешения.

В условиях деградации правящей элиты подлинным носителем творческого начала становится так называемый «внутренний пролетариат», оформляющийся во «вселенскую церковь» (по Тойнби, «высший вид общества») и предлагающий альтернативный образ жизни и альтернативное мировоззрение.

По мнению Тойнби, деятельность религиозных лидеров и структур имеет больший социальный резонанс, нежели деятельность мирского сообщества. Здесь срабатывает универсальный закон, который гласит: «Для того, чтобы достигнуть какой-то определённой цели, следует стремиться не к самой этой цели, но к чему-то ещё более возвышенному, находящемуся за пределами данной цели» [42, с. 516]. Святые «производили на мир более сильное воздействие, чем император или командующий войсками, ибо их устремлённость к святости через поиски единения с Богом представляла собой социальное действие, более притягательное для людей, чем любое секулярное социальное служение. Современники сознавали, что отшельники движутся к высшей цели во имя Человечества с полной решимостью и бескорыстием; и этот акт самовыражения через самопожертвование поражал воображение современников, касался их сердец, создавая социальную связь более высокого духовного порядка. Связь эта оказалась очень нужной в тот период, когда стали разваливаться как экономическая, так и политическая структуры общества» [42, с. 516].

Социальное значение «вселенской церкви» состоит в том, что в условиях всеобщего хаоса, «когда на смену гибнущему социальному телу приходило в муках другое», она может стать «жизнетворным центром, ядром нового общества», выступая в роли «яйца, личинки и куколки» [42, с. 518].

Но роль «полезного слуги цивилизации» не является для «вселенской церкви» единственной и тем более - главной. Её высшее назначение - создание «высшей религии». Более того, в этом состоит смысл всего цивилизационного процесса. Способность или неспособность к формулировке истин «высшей религии» является, по Тойнби, основным критерием исторической состоятельности той или иной локальной цивилизации.

Первое поколение цивилизаций (шумерская, египетская, андская, майянская) оказалось неспособным к высокому религиозному творчеству. Новый Свет вообще может считаться «бесплодным» в этом смысле. Все высшие религиозные достижения, к числу которых Тойнби относит индуизм, буддизм махаяны, христианство и ислам, связаны с жизнедеятельностью цивилизаций второго поколения. Эти религии предложили людям принципиально новый взгляд на природу божественного, возвестив единобожие Отнесение индуизма и буддизма к числу религий единобожия более чем спорно. Если в индуизме мы ещё можем обнаружить монотеистические мотивы (мы имеем в виду такие его разновидности, как шиваизм и вишнуизм), то в буддизме тема божественного занимает откровенно подчинённое положение по сравнению с темой сверхчеловека-будды. и поместив Бога в сердце. Особенно Тойнби выделяет христианство, которое он предлагает рассматривать как «высшую точку непрерывного восходящего движения в духовном прогрессе» [42, с. 523].

Цивилизации второго поколения задали человечеству высокую духовную планку. По этим меркам следующее - третье -поколение цивилизаций, сделавшее ставку на обмирщение, не уделяющее должного внимания душе, может быть охарактеризовано как регрессивное.

Под «внешним пролетариатом» Тойнби понимает внешнее варварское окружение цивилизации.

Цивилизация, находящаяся на стадии роста, воспринимается соседями-варварами как целостность - как единство политической мощи, экономического процветания и высокой культуры. Надлом всё меняет. При этом экономическое и политическое «излучение» может сохраняться и даже возрасти, соседи-варвары могут продолжать заимствовать у распадающейся цивилизации её социальные институты и технические новшества. Но она перестаёт быть культурным авторитетом, в то время как именно культура, по мнению Тойнби, представляет собой «душу, кровь, лимфу, сущность цивилизации» [42, с. 356].

Растущая цивилизация не имеет чётких границ. Тем самым она как бы зовёт «варваров» к мимесису. Слабеющая цивилизация, напротив, стремится отгородиться от варварских соседей. «Если культурные границы растущей цивилизации воспринимаются как двери, гостеприимно распахнутые для двустороннего движения, то военные границы распадающейся цивилизации можно сравнить с забором, наглухо перекрывающим входы и выходы» [42, с. 541]. Но тем самым она только раззадоривает «варваров», провоцирует их агрессию.

3.8 Контакты между цивилизациями

культура цивилизация исторический данилевский

А) Контакты в пространстве

Размышляя о последствиях контактов между современными друг другу цивилизациями, Тойнби выделяет два варианта заимствования.

Вариант 1 - заимствование отдельного культурного элемента. Действуя в одиночку, в отрыве от прежнего окружения, он утрачивает смысл, нейтрализуется и гаснет.

Вариант 2 - комплексное заимствование чужого опыта, когда на новую почву переносится совокупность идей и институтов, имеющих общее происхождение. В этом случае у них больше шансов прижиться и развить успех. Стоит только одному элементу пробить брешь в защитных барьерах принимающей стороны и закрепиться здесь, как он начинает притягивать к себе другие элементы. В данном случае действует принцип «одно влечёт за собой другое». Показателен пример вестернизации. Пытаясь перестроить экономику по западным образцам, азиатские, африканские или латиноамериканские страны вынуждены перестраивать всю социальную систему. Они «оказываются перед необходимостью поощрять вестернизацию практически во всех сферах общественной и даже личной жизни. Например, приходится вводить западные стандарты здравоохранения, образования и городской организации, без чего невозможно создание рынка надежной рабочей силы. Структуры политического управления и общественной жизни начинают оцениваться по западным меркам...» [42, с. 585] При этом чужеродные инновации вначале могут действовать разрозненно, но в дальнейшем, подчиняясь закону самоорганизации, они объединяются в сложные комбинации и создают новообразования.

Согласно Тойнби, принимающая сторона сильно рискует. «…Элементы культуры, вполне безвредные и даже благотворные на родной почве, могут оказаться опасными и разрушительными в чужом социальном контексте» [42, с. 578]. Попав в новую социальную систему, они способны дестабилизировать её, ввергнуть в хаос. В частности, к таким последствиям привели попытки внедрить в африканских странах западные демократические институты. Тойнби находит аналогию этому процессу в естествознании. «Судьба Хиросимы и Нагасаки продемонстрировала, что изначально безобидные вещества превращаются в смертельно опасные, стоит нарушить естественную связь ядра с электронами. Физическая энергия гигантской мощи, высвобожденная благодаря расщеплению атома, таилась во внутренней структуре целостного атома, пока не было нарушено равновесие сил. Атом социальной жизни также поддерживает равновесие сил, и, пока это равновесие не нарушено, выбросов энергии не наблюдается. Взаимозависимость и обоюдные обязательства между различными частями поддерживают здоровое равновесное состояние любого организма. Как только происходит сбой, и какие-то клетки организма начинают неконтролируемо расти, над организмом нависает смертельная угроза.

Очевидно, разрушительная работа, производимая частицей или клеткой, вырвавшейся из своего естественного ритма, связана с неспособностью всего организма приспособиться к новой динамической силе» [Там же].

Чужое влияние - не что иное, как вызов, брошенный принимающей стороне. Она может проигнорировать его, но тогда неизбежно последует крушение всей традиционной системы. Выживание системы возможно только при условии её гибкости, способности к адекватной реакции. В данном случае это означает приспособление старой структуры к новым элементам. «…Чтобы выжить в новых условиях, необходимо прибегнуть к тщательной реконструкции социальной структуры… Новый элемент самим фактом своего появления обрекает старую структуру на перемены. Если призывы к необходимости перемен долго остаются неуслышанными, а старые культурные формы не претерпевают эволюционных изменений, новый элемент, который мог быть вполне безобидным и даже полезным в другом социальном контексте, неизбежно начинает свою разрушительную работу» [42, с. 578-579].

Психологическое измерение. Обычной реакцией на контакт с чужаками является агрессия и стремление подавить. «Когда две или более цивилизаций вступают между собой в контакт, они чаще всего обладают разными потенциальными силами. Человеческой природе свойственно пользоваться своим превосходством. Поэтому и цивилизация, осознавшая свое превосходство над соседями, не преминет прибегнуть к силе, пока эта сила есть» [42, с. 587].

Тойнби предлагает классифицировать подавление по степени бесчеловечности. По его мнению, наименее гуманна религиозная дискриминация. В религиозных обществах грань между «высшими» и «низшими» не является абсолютной - она может быть стёрта принятием веры победителей Это утверждение Тойнби справедливо только в отношении т.н. «мировых религий», которые интернациональны по сути. К таковым относятся буддизм, христианство и ислам. Иначе обстоит дело в племенных и национальных религиях, для которых принципиальное значение имеет этническое происхождение адепта. .

Согласно Тойнби, менее гуманна культурная дискриминация, характерная для секулярных Секулярный (от лат. saecularis) - мирской, светский. обществ, прежде всего, для Запада в Новое время. Здесь принято противопоставлять «культурному» (или «цивилизованному») человеку «дикаря», «туземца». «Дикарь» - это человек, не знающий западной культуры. В условиях секулярного общества значение религии как критерия идентификации человека падает, поэтому культурный барьер здесь не может быть преодолён принятием религии «белого господина». Принявший христианство «дикарь» всё равно останется в глазах европейца «дикарём», человеком второго сорта. Тем не менее, и эта граница не является непреодолимой. «В западных колониальных империях способность «дикаря» подняться до уровня «цивилизации» определялась его способностью к обучению. Те, кто овладевал грамотой и усваивал манеры поведения, могли занять определенное место в ряду «цивилизованных» [42, с. 589].

Наиболее бесчеловечна расовая дискриминация. В этом случае в качестве критерия принимается «наиболее поверхностный, тривиальный и малозначительный признак человеческой природы» [Там же]. Установленная расизмом граница непроходима.

На практике различные виды подавления могут переплетаться, поддерживать и подпитывать друг друга.

Рассматривая реакции на вторжение чужеродного культурного элемента, Тойнби различает две крайности: «зилотизм» и «иродианство» Зилоты (зелоты), в переводе с греческого «ревнители»; еврейское религиозное и политическое движение (I в. до н.э. - I в.н.э.), выступавшее против римского владычества в Палестине, а также против эллинизации и романизации евреев. «Иродианами» Тойнби называет сторонников курса иудейского царя Ирода Великого (73-4 гг. до н.э.), сотрудничавшего с римлянами. . Этим понятиям, связанным с древнееврейской историей, он даёт расширительное толкование и распространяет их на всю историю цивилизаций.

Зилоты - противники любых заимствований и проповедники изоляционизма. Они обожествляют традицию. В своей ненависти ко всему иностранному они готовы идти до конца, вплоть до вооружённой борьбы с чужаками.

Иродиане готовы к заимствованиям извне, готовы брать у противника всё, что может оказаться полезным для системы и позволит ей выжить. В сравнении с зилотством это более трезвый и расчётливый курс. Поступками иродиан движет не столько любовь к чужой культуре, сколько надежда на то, что когда-нибудь они смогут сражаться со своими «учителями» их собственным оружием Примечательно, что Тойнби не рассматривает в качестве реакции на контакт с чужой цивилизацией искреннюю увлечённость ею, считая негативное отношение более естественным. .

Обе реакции обречены на поражение, «поскольку они ошибочно отождествляют поверхностные признаки вторжения с глубоко лежащей сущностью межкультурной коллизии. Зилот подобно архаисту, пытается заморозить ситуацию, а иродианин примеряет к себе культурную программу пришельца. Однако эти замаскированные маневры не могут даже затормозить победоносного продвижения противника» [42, с. 596]. Гораздо более жизнеспособен промежуточный вариант, примером которого является так называемая «революция Мэйдзи» в Японии «Революция Мэйдзи» - события в Японии 1867-68 гг., в ходе которых была свергнута власть сёгунов (военных правителей) из дома Токугава и восстановлена власть императоров. К власти пришло правительство во главе с императором Мацухито, вставшее на путь модернизации и вестернизации при сохранении традиционной структуры. «Мэйдзи» - девиз и официальное название периода правления Мацухито (1867-1912), в переводе с японского «просвещённое правление»., которая, по мнению Тойнби, является победой иродинства и триумфом зилотизма одновременно.

Перспективы вестернизации. Согласно Тойнби, в XX в. произошло изменение типа вестернизации. В колониальную эпоху западная цивилизация воспринималась незападными народами как сложное целое, как единство культуры, политики и технологии. В современном мире она перестала быть целостностью. Приходящие порознь элементы чужой цивилизации гораздо легче пропустить через «фильтры» своей культуры и приспособить к собственным нуждам. Например, рождённый на Западе марксизм в новых культурных контекстах получил интерпретации, весьма далёкие от оригинала. Налицо нарастание критического отношения к опыту западной цивилизации. Да, по-прежнему продолжается череда заимствований, но наметилось «различие в расстановке акцентов» между Западом и незападным миром, которое проистекает из «различия в сфере духа». Усвоение западного опыта становится всё более избирательным.

Существуют объективные причины, по которым западный путь развития не может быть универсальным. Запад - беспокойный элемент, носитель динамического начала. Он неоднократно потрясал мир, выводил его из оцепенения. Запад - это вызов всему остальному миру. Но этот динамизм имеет и свою оборотную сторону. Платой за него являются взрывоопасность, нестабильность, религиозная, политическая и классовая разобщённость. «Запад способен гальванизировать Гальванизация - электротерапия. и разъединять, но ему не дано стабилизировать и объединять» [42, с. 597].

Другая черта западного образа жизни - стремление к постоянному экономическому росту и территориальной экспансии. Но в условиях ограниченности природных ресурсов тяга неограниченному внешнему росту рано или поздно приведёт к краху. Заимствование незападными народами этой установки лишь приблизит катастрофическую развязку.

Оптимальный вариант - соединение западного динамизма и традиционной стабильности «в сбалансированных пропорциях, что может породить новый образ жизни…

Если бы жизнь человечества, взбудораженная западным динамизмом, была вновь стабилизирована и если бы западный динамизм смог удержаться на той ступени, когда он созидателен, а не пожирает самое себя, тогда можно было бы за пределами Запада поискать инициаторов следующего витка движения» [42, с. 597-598].

Свои надежды на цивилизационный синтез Тойнби связывает с Китаем. «Представляется, что китайцы ищут средний путь, который бы соединил добродетели традиционного доиндустриального образа жизни, отвергнув его пороки, с позитивным опытом современного индустриального образа жизни в западных и вестернизированных странах». Китай «может преподнести миру дар, в котором нуждается и Китай, и все человечество» [42, с. 598-599].

Б) «Ренессансы»: контакты цивилизаций во времени

Тойнби даёт понятию «ренессанс» широкое толкование: «…Совершенно ошибочно считать событие или факт уникальным, когда на деле это не более чем пример постоянно повторяющегося исторического феномена». Поэтому «следует говорить не «ренессанс», а «ренессансы» [42, с. 600].

Ренессанс - это попытка реанимации «мертвой или устаревшей фазы живой культуры представителями какой-либо цивилизации» [Там же]. Это «одна из форм контактов. Но этот контакт осуществляется не в пространственном измерении, а во временном. Контакт имеет место между живой цивилизацией и призраком мертвой цивилизации или же ушедшей в прошлое фазой живой цивилизации» [Там же].

Ренессансы могут касаться самых разных измерений цивилизации: политической сферы, права, философии, языка, литературы, изобразительного искусства.

В истории Запада было много попыток осуществить политический ренессанс, причём в большинстве случаев источником вдохновения была античность. По мнению Тойнби, весь путь западной демократии, от создания системы самоуправления в европейских средневековых городах до буржуазных революций, был продиктован стремлением воплотить в жизнь античные демократические образцы. Родом из античности и «абсолютистский призрак», а также его более поздние вариации - европейские тоталитарные и авторитарные режимы XX в.

Согласно Тойнби, политическая история православного мира также во многом определялась погоней за античным призраком - римским имперским идеалом.

Классические примеры правовых ренессансов - попытки возродить римское право в Византии и реанимация шариата в Османской империи.

Примеры философского ренессанса - неоконфуцианство в Китае и возрождение аристотелизма на Западе под видом схоластики.

Ренессансы языка, литературы и изобразительного искусства обладают, согласно Тойнби, некоторой спецификой. В отличие от политических или правовых ренессансов, они не имеют жёсткой привязки к насущным проблемам конкретного общества, меньше связаны с социальным заказом. Сущность языкового и литературного ренессанса заключается в восстановлении памятников «мертвой» литературы, их изучении и толковании, а также в создании произведений с опорой на дошедший из прошлого канон. Лидерами в этой области, по мнению Тойнби, являются Китай и Византия. Западная история также знает примеры такого рода. Таковы движение за чистоту латыни в Нортумбрии во главе с Бедой Достопочтенным (VIII в.) и Каролингское возрождение, инициированное Алкуином Йоркским и Карлом Великим.

Западная цивилизация на протяжении столетий демонстрировала поразительную приверженность античным призракам в области изобразительного искусства. В архитектуре, скульптуре и живописи «ренессанс утвердился до такой степени, что, когда эпоха его закончилась, западные художники оказались в растерянности и долго еще не знали, как поступить с вновь обретенной свободой» [42, с. 611]. Тойнби весьма критически оценивает этот феномен: по его мнению, «чужое влияние, извлеченное из умершего эллинистического прошлого» парализовало «местный гений» (романский стиль и готику) во всех трёх сферах изобразительного искусства, особенно в скульптуре.

Религиозные ренессансы обычно ограничиваются возрождением «отдельных черт религии предков». Таковы неоднократные попытки реанимации иудейского наследия внутри христианства, например, иконоборчество и субботничество Установление празднования субботы вместо воскресенья..

Но религиозные ренессансы могут иметь и более масштабный характер. Примером является протестантская Реформация XVI в., которую Тойнби сравнивает с «яростным пламенем», раздуваемым «страстью к… самоочищению». Япония, потерпевшая поражение во Второй мировой войне и пережившая в связи с этим деморализацию, ответила оживлением религиозной жизни. Образовавшийся духовный вакуум заполнили так называемые «новые религии» и возникшие на их основе многочисленные секты. В качестве идейного фундамента они использовали элементы традиционных японских религий - синтоизма и буддизма. Современный мир реагирует на загрязнение окружающей среды разнообразными неоязыческими движениями, декларирующими священность природы.

Ренессанс («общение с призраками», по Тойнби) - рискованный путь. Обращение к прошлому оказывается полезным, если оно помогает найти себя и нащупать свой собственный путь, если оно стимулирует развитие. Но прошлое может сделать людей своими рабами, парализовать творческие силы, стоит им потерять чувство реальности и начать отождествлять себя с призрачным идеалом. Это чревато утратой собственного Я.

Контрольные вопросы

1.Что А. Тойнби понимает под «цивилизацией»?

2. В чём смысл механизма «Вызова-и-ответа»?

3. В чём смысл стимулов «бесплодной земли», «новых земель», «ударов», «давления» и «социального ущемления»?

4. Какова мера вызова?

5. Что такое «задержанные цивилизации»?

6. Каков, согласно Тойнби, критерий роста и развития цивилизаций?

7. Какова роль «творческого меньшинства» в развитии цивилизации?

8. В чём разница между «творческим» и «правящим» меньшинством?

9. Что такое мимесис и какова его роль в развитии цивилизаций?

10. В чём проявляется душевный кризис цивилизации?

11. Каковы симптомы социального распада?

12. В чём суть «зилотизма» и «иродианства»?

13. Как А. Тойнби трактует понятие «ренессанс»?

Глава 4. Культурная конфликтология С. Хантингтона

Сэмюэль Филипс Хантингтон родился 18 апреля 1927 г. в Нью-Йорке. В 1940-е гг. он изучает политические науки в Йельском и Чикагском университетах. В 1951 г. получает степень доктора философии. С 1950 г. его жизнь теснейшим образом связана с Гарвардским университетом, считающимся кузницей американской политической элиты (сначала - преподаватель, в 1967-69 и 1970-71 гг. - зав. кафедрой политологии, с 1986 г. - руководитель Института стратегических исследований им. Джона Олина при Гарвардском университете, с 1996 г. - глава Гарвардской Академии международных и региональных исследований).

Хантингтон зарекомендовал себя и как энергичный организатор науки. В разное время он находился у руля различных научных центров (1959-62 - зам. директора Института изучения войны и мира в Колумбийском университете, 1973 - зам. директора Центра международных отношений, 1978-89 - директор Центра международных отношений). В 1970 г. он основал один из самых авторитетных в мире политологических журналов - «Foreign Polisy» («Внешняя политика»). Показателем его высокого авторитета в среде обществоведов является пребывание на должности вице-президента (1984-85 гг.) и президента (1986-1987 гг.) Американской Ассоциации политических наук.