Хантингтон активно сотрудничает с американским правительством и считается весьма влиятельной фигурой в деле выработки внешнеполитического курса США. В 1977-78 - координатор отдела планирования в Совете национальной безопасности США. Входил в состав различных правительственных комиссий. Хантингтон относится к демократическому спектру американской политической элиты, хотя и не разделяет столь характерного для демократов внешнеполитического оптимизма. Более того, его часто ошибочно принимают за республиканца и даже видят в нём идеолога неоконсерватизма Неоконсерватизм - течение западной (прежде всего, американской) мысли, соединившее положения классического консерватизма с некоторыми ценностями либерализма. Во внешней политике неоконсерваторы делают акцент на идеологической и военной экспансии Запада. .

Хантингтон - автор нескольких нашумевших работ. Среди них «Солдат и государство: теория и практика взаимоотношений гражданских властей и военных» (1957), «Политический порядок в меняющихся обществах» (1968).

Но наибольший резонанс имела его теория «столкновения цивилизаций», изложенная в одноимённой статье (The Clash of Civilization), которая была опубликована в 1993 г. в журнале «Foreign Polisy». В 1996 г. вышла написанная на её основе книга «Столкновение цивилизаций и переосмысление мирового порядка» (The Clash of Civilization and the Remaking of World Order), которой было суждено стать мировым интеллектуальным бестселлером.

Концепция «столкновения цивилизаций» стала ответом концепции «конца истории» Ф. Фукуямы. Крушение социалистической системы и развал Советского Союза породили на Западе эйфорические настроения. Главным выразителем западного оптимизма стал американский философ и футуролог Френсис Фукуяма. Он изложил свои взгляды в статье 1989 г. «Конец истории?», которая была опубликована в журнале «Национальный интерес» (The National Interest). Согласно Фукуяме, в конце XX в. мир вступил в новую эру - эру неоспоримого господства западной цивилизации. Хотя до полной победы в материальном мире ещё далеко, но в мире идей, в области мировоззрений и ценностных ориентаций триумф Запада очевиден. У либерализма, который, по Фукуяме, является квинтэссенцией западной цивилизации, нет реальных конкурентов. Вестернизация остального мира неизбежна. История закончилась, так как стала предсказуемой.

Заявление Хантингтона произвёло эффект «разорвавшейся бомбы». Его смысл сводится к следующему: «Западу рано успокаиваться. Ему вновь бросают вызов, но теперь в роли противника выступают не отдельные страны, пусть даже очень сильные, и не военные блоки, а весь не-западный мир».

Сама идея «столкновения цивилизаций» не нова. В своё время к этой теме обращались Н.Я. Данилевский и А. Тойнби. Из непосредственных предшественников Хантингтона следует назвать современного американского исламоведа Бернарда Льюиса, который в своих работах делает акцент на принципиальной культурной несовместимости Запада и мусульманского мира.

Таким образом, Хантингтон никак не может считаться первооткрывателем этой темы. В чём же тогда значение его изысканий? Во-первых, он актуализировал тему цивилизационного конфликта, перевёл её из разряда ретроспективных, интересных с позиций исключительно исторического любопытства, в разряд перспективных. Войны на основе культурных различий не канули в Лету, напротив, значение этого фактора в дальнейшем будет только расти. Во-вторых, Хантингтон настаивает на том, что культурное противостояние имеет универсальный характер.

Умер Хантингтон 24 декабря 2008 г. на о. Мартас-Винъярд, штат Массачусетс.

4.1 Культура как движущая сила мировой политики

Исходный тезис Хантингтона: после «холодной войны» мировая политика вступает в новую фазу, и главным показателем этой перемены является смена доминанты конфликта. Источниками конфликтов в разное время были противостояние между государями, национальными государствами и идеологиями. С конца XX в. наиболее серьёзные конфликты будут разворачиваться между цивилизациями.

Хантингтон определяет цивилизацию как наиболее высокий уровень культурной идентификации человека. Так, «житель Рима может ощущать себя в различной степени римлянином, итальянцем, католиком, христианином, европейцем и жителем Запада» [46, с. 51]. Осознавая себя представителем определённой (всегда конкретной!) цивилизации, человек относит себя к максимально широкой культурной общности. Хантингтон, подобно Данилевскому и Тойнби, не верит в существование общечеловеческой цивилизации. «Цивилизации - это самые большие «мы», внутри которых каждый чувствует себя в культурном плане как дома и отличает себя от всех остальных…» [Там же]. Среди факторов, формирующих цивилизационную идентичность, Хантингтон называет язык, историю, обычаи и социальные институты. Но важнейшим фактором, по его мнению, является религия.

Хантингтону не интересно прошлое цивилизаций, он не претендует на детальное изучение их генезиса или жизненных циклов - его целиком занимает их перспектива, и потому в свою типологию он включает только ныне существующие сообщества.

1. Синская От лат. Sina - Китай. Отсюда название науки «синология», то есть «китаеведение». (конфуцианская) цивилизация. Включает собственно Китай, китайские общины за его пределами, а также Вьетнам и Корею, культура которых в значительной мере основана на китайском конфуцианском фундаменте.

2. Японская цивилизация. Хантингтон не принимает объединения японской и китайской цивилизаций под единым названием «дальневосточная цивилизация». Уникальность Японии состоит в полном совпадении политической (государственной) и цивилизационной идентичности.

3. Индуистская цивилизация.

4. Исламская цивилизация, которая, в свою очередь, состоит из нескольких субцивилизаций: арабской, тюркской, персидской и малайской.

5. Православная цивилизация (православно-славянская).

6. Западная цивилизация. Включает Европу и страны, колонизированные англосаксами: США, Канаду, Австралию и Новую Зеландию.

7. Латиноамериканская цивилизация. Хантингтон настаивает на коренных различиях между Западом и Латинской Америкой и выделяет последнюю в самостоятельный тип. Первая причина - отсутствие в латиноамериканской культуре протестантского начала, которое является культурной доминантой англосаксонской Америки. Вторая причина - огромное значение имеет индейский культурный фундамент, малозаметный на англосаксонском Севере.

8. Африканская цивилизация. Включает страны, расположенные к югу от Сахары. В этом случае Хантингтон допускает оговорку «возможно», имея в виду, что пока она больше является потенцией цивилизации, нежели чем-то реально существующим.

Из ныне существующих цивилизаций Хантингтон упоминает, но не относит к разряду основных, ещё три: эфиопскую, буддистскую и еврейскую.

4.2 Факторы глобального культурного конфликта

Фактор № 1. Культурная (цивилизационная) идентификация имеет наибольшее значение по сравнению с другими измерениями идентичности.

Определение собственной идентичности - одна из базовых человеческих потребностей, а оно возможно лишь через противопоставление «другому», «чужаку», «врагу». Как это ни парадоксально, человек нуждается в том, кто принципиально отличен от него, от кого исходит угроза.

Деление людей на «мы» и «они» может осуществляться по разным критериям, но наибольший шанс быть отнесёнными к разряду «других», «чужаков» имеют представители другой цивилизации. Здесь мы имеем дело, прежде всего, с разницей менталитетов и мировоззрений. Это означает, что представители разных цивилизаций по-разному представляют себе решение самых важных, фундаментальных проблем, к числу которых относятся отношения между Богом и человеком, место человека в обществе, проблема социальной справедливости и т.п.

К «своим» и «чужим» применяются разные требования. Поэтому естественно, что взаимоотношения между общностями, принадлежащими к одной цивилизации, существенно отличаются от взаимоотношений между общностями, представляющими разные цивилизации. «Правила, принятые у христианских народов для взаимоотношений друг с другом, отличались от тех, которые были созданы для контактов с турками и другими «язычниками». Мусульмане по-разному вели себя с представителями дар ал-ислам и дар ал-гарб Дар ал-ислам (араб.) - «обитель покорности», мусульманские страны и народы. Дар ал-харб (дар ал-гарб) - «обитель войны», немусульманские народы и территории. Понятие «война» имеет здесь двойной смысл. С одной стороны, имеется в виду отсутствие единственно верного закона - шариата, что, с точки зрения мусульманина, тождественно беззаконию и беспорядку. С другой стороны, подчёркивается необходимость священной войны во имя распространения исламских ценностей и обращения немусульман в «истинную веру». … Цивилизационное «мы» и внецивилизационное «они» - вот константы человеческой истории» [46, с. 192].

Согласно Хантингтону, «различия между внутри- и внецивилизационным поведением возникли из-за следующих факторов:

- чувства превосходства (временами -- неполноценности) по отношению к людям, которые воспринимаются как совершенно другие;

- боязни таких людей и отсутствия веры в них;

- сложности в общении с ними из-за проблем с языком и тем, что считается вежливым поведением;

- недостаточной осведомленности о предпосылках, мотивациях, социальных взаимоотношениях и принятых в обществе нормах у других людей» [Там же].

Разногласия в политических и экономических вопросах можно обсуждать за столом переговоров, даже свести к компромиссу. В случае с культурой это невозможно. Черты культурного своеобразия формировались столетиями и в наименьшей степени подвержены изменениям. Их укоренённость в прошлом придаёт культурным конфликтам особый эмоциональный настрой, особое напряжение. Для них характерен предельный максимализм. «…Культурные вопросы ставят нас перед выбором: да или нет, все или ничего» [46, с. 193].

Вывод напрашивается сам собой: принадлежность к одной культуре (цивилизации) облегчает сотрудничество между людьми, а культурные различия ведут к расколу и конфликтам.

Фактор № 2. Глобализация ведёт к возрастанию интенсивности контактов между представителями разных цивилизаций.

Рождение глобальной экономики, а также прогресс в области транспорта и средств связи привёли к более частым и плотным контактам между представителями разных цивилизаций. Это приводит к обострению проблемы идентичности. Вступая во взаимодействие, множество людей во всём мире задаётся вопросами «Кто мы такие?», «Откуда мы?» и «Кто не с нами?».

«Глобальный кризис идентичности» (выражение Хантингтона) неизбежно ведёт росту цивилизационного самосознания. «Люди сплачиваются с теми, у кого те же корни, церковь, язык, ценности и институты и дистанцируются от тех, у кого они другие» [46, с. 186].

Фактор № 3. Растёт значение религиозной идентичности. «La revanche de Dieu», «реванш Бога» - так определил эту глобальную тенденцию Жиль Кепель.

Важнейшей причиной глобального религиозного подъёма Хантингтон считает процессы модернизации, которые поколебали привычные источники идентичности. «Люди переезжают из сельской местности в города, отрываются от своих корней… Они взаимодействуют с огромным количеством незнакомцев и подвергаются новым моделям отношений. Им нужны новые источники идентичности, новые формы стабильного сообщества и новые моральные устои, которые дали бы им чувство смысла и цели…

Во времена стремительных социальных перемен установившиеся идентичности разрушаются, должно быть переоценено «я» и созданы новые идентичности. Для людей, которые сталкиваются с необходимостью ответить на вопросы «Кто я?» и «Где мое место?», религия предоставляет убедительные ответы, а религиозные группы становятся небольшими социальными общностями, пришедшими на замену тех, что были утрачены из-за урбанизации» [46, с. 142].

Люди связывают с религией свои надежды на излечение социальных и психических травм, нанесённых модернизацией. Через обращение к ней рассчитывают остановить моральную деградацию и вернуть утраченные социальные ценности, такие как порядок и взаимопомощь. С религиозными группами связывается решение тех социальных проблем, которым государство не уделяет должного внимания: предоставление медицинских услуг, образование, забота о престарелых и т.п.

Не везде «реванш Бога» связан с религиями, которые традиционно исповедуют в данных странах. Например, религиозное возрождение в Южной Корее связано отнюдь не с конфуцианством и буддизмом, а с христианством. Другой пример - католическая Бразилия, где в последние десятилетия наблюдается бум протестантизма.

Социальной опорой этого религиозного возрождения являются не социальные аутсайдеры, а представители «среднего класса», хорошо образованные горожане, предприниматели и администраторы.

Фактор № 4. В незападных странах нарастают процессы индигенизации, то есть возврата к собственным корням.

Хантингтон считает, что в данном случае действует универсальный принцип «культура всегда следует за властью»: военно-политическое и экономическое усиление страны неизбежно ведёт к активизации её культурной экспансии. «…Что же делает культуру и идеологию привлекательными? Они становятся привлекательными, когда в них видят корень материального успеха и влияния… Усиление жесткой экономической и военной власти приводит к росту самоуверенности, высокомерия и веры в превосходство своей культуры или могущество по отношению к другим народам, и привлекает к этой власти иные общества. Ослабление экономической и военной власти ведет к неуверенности в собственных силах, кризису идентичности и попыткам найти в других культурах ключи к экономическому, военному и политическому успеху. По мере того как незападные общества наращивают свой экономический, военный и политический капитал, они все больше расхваливают достоинства своих ценностей, институтов и культуры…

Западные ценности и институты привлекали людей из других культур, потому что они рассматриваются как источник западной мощи и благополучия. Одновременно с упадком западного могущества снижается также и способность Запада навязывать западные представления о правах человека, либерализме и демократии другим цивилизациям, а также уменьшается и привлекательность этих ценностей для других цивилизаций.

Она уже уменьшилась. На протяжении нескольких столетий незападные народы завидовали экономическому процветанию, технологическому совершенству, военной мощи и политическому единству западных обществ. Они искали секрет этого успеха в западных ценностях и институтах, и когда они выявили то, что сочли ключом, они попытались применить его в своих обществах. Чтобы стать богатыми и могущественными, им надо было стать как Запад. Однако сейчас эти кемалистские Понятие «кемализм» производно от имени Мустафы Кемаля Ататюрка (1881-1938), вождя турецкой революции 1918-23 гг., первого президента Турецкой республики. Находясь у власти, он проводил масштабные преобразования во всех сферах жизни турецкого общества. Его имя стало символом вестернизации и модернизации. взгляды в Восточной Азии исчезли. Жители Восточной Азии приписывают свое стремительное экономическое развитие не импорту западной культуры, а скорее приверженности своей традиционной культуре. Они добиваются успехов, по их утверждению, потому, что они отличаются от Запада. Аналогичным образом, когда незападные общества чувствовали себя слабыми в отношениях с Западом, они обращались к западным ценностям - праву на самоопределение, либерализму, демократии и независимости, чтобы узаконить свое сопротивление западному господству. Теперь, когда они из слабых превратились в исключительно мощные страны, они не упускают случая напасть на те же ценности, которые до этого использовали для преследования своих интересов. Этот бунт против Запада изначально использовался для утверждения универсализма западных ценностей; теперь он провозглашается ради утверждения незападных ценностей» [46, с. 133-134].

Эти процессы в наибольшей степени затронули элиты незападных стран. Сейчас мы являемся свидетелями того, что западные исследователи называют «индигенизацией второго поколения». На смену прозападным реформаторам пришли лидеры нового типа, открыто декларирующие свою приверженность собственным культурным корням и критикующие Запад. Парадоксально, но факт: приходу к власти национальных и антизападных элит способствуют демократические выборные институты, заимствованные с Запада.

И ещё один момент. Антизападные настроения далеко не всегда связаны с антимодернизмом. Говоря «нет» вестернизации, многие индигенисты говорят «да» модернизации. Отвергая индивидуализм и накопительство, критики Запада не отрицают урбанизацию, индустриализацию, частную собственность, науку и высокие технологии, но всегда подчёркивают: «С учётом нашей специфики и с опорой на собственные силы». Формула нынешнего индигенизма: «Мы будем современными, но мы не станем вами» [46, с. 149].

Фактор № 5. Культура становится силой, определяющей мировую политику и экономику.

Во-первых, культура корректирует государственные границы. Поликультурные государства имеют больше шансов развалиться по сравнению с монокультурными.

Во-вторых, изменяется принцип объединения в межгосударственные альянсы: на смену идеологическим блокам приходят альянсы, сложившиеся на основе общности культуры и цивилизации. По мнению Хантингтона, нынешняя прозападная политическая ориентация Польши, Венгрии, Чехии, Словакии, а также бывших советских прибалтийских республик, имеет под собой культурную основу: эти католические и протестантские страны уже давно являются органической частью западной цивилизации. И наоборот, попытки Турции войти в Евросоюз наталкиваются на противодействие его членов, которые не считают мусульман-турок «своими».

В-третьих, культура оказывает всё большее влияние на экономическую интеграцию. Успех региональных экономических организаций напрямую связан со степенью культурной однородности их членов. На культурно-цивилизационном фундаменте основаны такие региональные сообщества, как Евросоюз, НАФТА (североамериканская зона международной торговли), КАРИКОМ (Сообщество стран Карибского бассейна, включает 13 англоязычных стран региона), МЕРКОСУР (южноамериканский общий рынок), Организация экономического сотрудничества (объединяет Пакистан, Иран, Турцию, Афганистан и бывшие советские мусульманские республики). Растут связи между Китайской народной республикой и заморскими китайскими общинами. Экономисты ведут речь о «международной китайской экономике».

Там же, где между инициаторами подобных организаций нет культурной близости, не может быть и эффективного сотрудничества. Провалом закончились попытки создания единого экономического пространства в Карибском регионе из-за разногласий между испаноязычными и англоязычными странами региона. Попытка создания южноазиатского экономического пространства натолкнулась на противоречия между индуистскими, мусульманскими и буддистскими странами. Ближневосточный общий рынок невозможен из-за непримиримых арабо-израильских противоречий. Примером полицивилизационной организации является возникшая в 1967 г. Ассоциация государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН). Но, по мнению Хантингтона, она совершенно неэффективна и не имеет перспектив.

Экономические перспективы Японии нуждаются в особой оговорке. «Как уникальная страна и цивилизация, Япония встречается с трудностями в установлении экономических связей с Восточной Азией и разрешении экономических различий с Соединенными Штатами и Европой. Какие бы сильные торговые и инвестиционные связи ни удалось установить Японии с другими восточно-азиатскими странами, ее культурные отличия от других стран, особенно от их прокитайских экономических элит, мешает Японии создать региональную экономическую организацию, сравнимую с НАФТА или Евросоюзом, и стать ее лидером. В то же время культурные отличия Японии от Запада обостряют непонимание и антагонизм во взаимоотношениях Страны восходящего солнца с Соединенными Штатами и Европой… Япония как одинокая в культурном отношении страна может иметь экономически одинокое будущее» [46, с. 202].

4.3 Особенности межцивилизационного конфликта

Границы между цивилизациями Хантингтон называет «линиями разломов», тем самым подчёркивая, что между ними лежит пропасть непонимания и, потенциально, вражды.

Конфликты по «линиям разломов» обычно выражаются в борьбе за обладание территорией. Тема спорной территории занимает особое место в идентичности участников конфликта, рассматривается в качестве чрезвычайно важного символа, «священной земли». Отсюда представление о незыблемом праве на обладание ею. Соответственно, чужаков либо изгоняют, либо физически уничтожают. (Для обозначения этого процесса используется выражение «этническая чистка»).

Конфликты такого рода являются затяжными, особенно, если «линия разлома» пролегла не по внешней границе, а внутри одного государства. В связи с тем, что они затрагивают наиболее существенные аспекты групповой идентичности, конфликты между цивилизациями очень трудно разрешить при помощи переговоров. Даже если мир достигнут, он является шатким, хрупким, продолжается недолго. Полное исчерпание такого конфликта оказывается возможным только в случае физического уничтожения одной из сторон.

Для межцивилизационных конфликтов характерна демонизация противника: в нём начинают видеть исчадие зла, недочеловека. Тем самым узакониваются его убийство и вандализм в отношении памятников культуры, имеющих для него символическое значение.

В конфликтах по линиям разлома в качестве важнейшего критерия идентичности выступает религиозная принадлежность, оттесняя на задний план этнические, расовые и языковые характеристики. «Некоторые аналитики преуменьшают важность этого фактора… Но в основе подобного суждения лежит мирская близорукость. Тысячелетия человеческой истории доказывают, что религия - не «маленькое отличие», а, возможно, глубочайшее различие, какое только существует между людьми. Повторяемость, масштабы и ожесточенность войн вдоль линий разломов значительно увеличиваются верой в разных богов» [46, с. 411-412].

Роль религиозной идентичности в современных конфликтах прекрасно иллюстрирует пример боснийской войны 1990-х гг. «Исторически общинным различиям в Боснии не придавалось большого значения; сербы, хорваты и мусульмане жили мирно, как соседи; обычны были межгрупповые браки; слабостью отличалась и религиозная самоидентификация. Мусульмане, как поговаривали, суть боснийцы, которые не ходили в мечеть, хорваты - боснийцы, которые не посещали храм, а сербы - боснийцы, которые не ходили в православную церковь. Однако едва распалась более широкая югославская идентичность, как эти случайные религиозные идентичности обрели новую значимость…» [46, с. 437] До войны босняки (самоназвание боснийских мусульман) «были крайне светскими в своих взглядах, полагали себя европейцами и считались самыми убежденными сторонниками мультикультурного боснийского общества и государства. Однако с распадом Югославии ситуация начала меняться» [Там же]. Нечто подобное произошло с боснийскими сербами и хорватами. Сербы вспомнили, что они являются частью православного мира, а хорваты стали делать акцент на своём католицизме.

Конфликты по линиям разломов вовлекается больше участников, нежели в обычные межобщинные конфликты. Конфликтующие стороны стараются расширить войну и добиться поддержки от цивилизационно родственных групп. Для обозначения этого феномена Хантингтон использует выражение, ранее введённое Х.Д.С. Гринуэем - «синдром братских стран». Разрастанию подобных конфликтов способствует прогресс в сфере транспорта и средств коммуникации, который установил и упрочил эти взаимосвязи, позволил оказывать родственным группам, где бы они не находились, моральную и материальную помощь. Чем дольше длится конфликт по линии разлома, тем больше в него вовлекается «родственных» стран и диаспор. «…Конфликты по линии разлома обладают более высоким потенциалом эскалации, чем внутрицивилизационные, и для их погашения обычно требуются совместные межцивилизационные действия» [46, с. 444].

4.4 Структура цивилизаций

Хантингтон предлагает различать страны-участницы, стержневые страны, страны-одиночки, расколотые и разорванные страны.

Страна-участница -- это страна, которая в культурном плане полностью отождествляет себя с одной цивилизацией.

Стержневая страна - наиболее могущественная и наиболее авторитетная в области культуры; она рассматривается другими членами данной цивилизации в качестве культурного и политического ядра. Количество и роль стержневых стран в различных цивилизациях отличаются и могут меняться со временем. Синская, православная и индуистская цивилизации имеют абсолютно доминирующие стержневые страны (соответственно, Китай, Россия, Индия). Нынешний Запад имеет два стержня: США и франко-германский альянс в Европе.

Исламская цивилизация, Латинская Америка и Африка не имеют стержневых стран. В исламском мире ни Турция, ни Египет, ни Пакистан, ни Индонезия, ни Иран не имеют достаточных сил и авторитета, чтобы стать признанным лидером цивилизации. Случай с Ираном осложняется религиозным фактором: иранцы - шииты, в то время как большинство мусульман - сунниты. В Латинской Америке такую роль могла бы взять на себя Бразилия, но она отличается от остальных лингвистически: бразильцы говорят на португальском языке, остальные латиноамериканцы - на испанском. В африканском мире выделение лидера затруднено его разделением на франко- и англоязычные страны Не менее серьёзным препятствием является религиозное разделение африканцев: деление на мусульман и христиан. , хотя наиболее вероятный лидер - ЮАР.

Страна-одиночка не имеет культурной общности с другими обществами. Культурное одиночество африканской Эфиопии связано с лингвистическим и религиозным своеобразием Государственным языком Эфиопии является амхарский, один из древних семитских языков. Религия большинства Эфиопов - разновидность коптского христианства. . Другая страна-одиночка - Гаити - расположена на одном из островов Карибского моря. Эта франкоязычная страна со своеобразным религиозным фундаментом (смесь поверхностно воспринятого католицизма и африканского культа вуду) не воспринимается как «своя» ни латиноамериканцами, ни англоязычным населением Карибского бассейна.

Крупнейшей страной-одиночкой является Япония. Мы не найдём стран, разделявших бы её культуру. Японские мигранты нигде не составляют значительной доли населения и не имеют большого политического и экономического веса.

Расколотой можно считать страну, в которой большие группы населения принадлежат к разным цивилизациям. Целостность таких стран находится под вопросом. Спор межу христианами и мусульманами расколол Эфиопию и Эритрею (1993). Такому же испытанию подвергаются Судан и Танзания. В Индии по разные стороны баррикад находятся мусульмане и индусы, на Шри-Ланке - индусы-тамилы и буддисты-сингальцы, в Китае - тюркоязычные мусульмане и ханьцы, на Филиппинах - христиане и мусульмане. По мнению Хантингтона, СССР и Югославия распались по цивилизационным линиям. Но и их осколки несут на себе печать культурного противостояния. Растёт напряжение между православными и мусульманскими этническими сообществами в России. Украина фактически расколота на православный пророссийский восток и на униатский запад, ориентированный на ЕС и США. Не разрешена конфликтная ситуация между армянами и азербайджанцами в Нагорном Карабахе. Накалена обстановка в Латвии и Эстонии, где противостоят друг другу настроенные откровенно антироссийски прибалтийские народы и многочисленные русские диаспоры. Косово, в котором большинство составляют албанцы-мусульмане, de facto отделилось от православной Сербии.

Выражение «разорванная страна» говорит само за себя. Обладая определённой культурной идентичностью, она в какой-то момент, обычно с подачи собственной элиты, начинает мерить себя мерками другой цивилизации, начинает метаться в поисках новой идентичности, как бы «разрывается» между своей и чужой культурой, ставшей вдруг привлекательной. Разорванными странами были Россия во времена Петра I и Турция после реформ Ататюрка. В конце XX в. в таком же положении оказалась Мексика: мексиканская элита, почти два столетия настаивавшая на своей латиноамериканской идентичности, в 1980-е гг. провозгласила курс на сближение с Западом. На этом фоне историческим курьёзом выглядит пример Австралии, правящие круги которой заявляют о своём желании дистанцироваться от Запада и связать будущее своей страны с близким географически и экономически (но не культурно!) Азиатско-Тихоокеанским регионом.

4.5 Стороны конфликта

Согласно Хантингтону, глобальный конфликт подчинён формуле «Запад «минус» все остальные». Не-западный мир разнообразен, но китайцев, индусов, латоноамериканцев и мусульман роднит нелюбовь к Западу, раздражение, вызываемое его глобальной экспансией и навязчивой вестернизацией.

Дополнительным фактором является волна мигрантов, захлёстывающая Запад со второй половины XX в. Новые иммигранты представляют в основном не-западные общества. В Германию едут турки, во Францию - арабы, в США - латиноамериканцы. Страхи западного человека питаются спецификой демографического поведения приезжих. Естественный прирост населения в США очень низок, в Европе практически равняется нулю, а у мигрантов уровень рождаемости высок. Европейцы и белые американцы констатируют, что «на них обрушилось нашествие не армий и танков, а мигрантов, которые говорят на других языках, молятся другим богам, принадлежат к другим культурам, и возникает страх, что они отберут у европейцев работу, оккупируют их земли, съедят все деньги социального обеспечения и будут угрожать их образу жизни» [46, с. 310-311].

Особенность европейской миграционной ситуации состоит в исламофобии коренного населения, ведь большая часть иммигрантов - мусульмане. Ситуация усугубляется тем, что мусульманские общины принципиально не интегрируются в европейскую культуру. Ответной реакцией является рост националистических настроений среди коренных европейцев. Партии, отстаивающие «традиционные европейские ценности» и призывающие ограничить иммиграцию, ещё недавно бывшие маргинальными, становятся всё более популярными.

В США страхи связаны, прежде всего, с латиноамериканской иммиграцией. Многие здесь считают, что в ближайшее время на смену англо-саксонским и протестантским Соединённым Штатам придёт новая, испаноязычная и католическая, Америка. В книге «Кто мы?» Хантингтон приводит любопытный эпизод. «На матче чемпионата мира по футболу между Мексикой и США в феврале 1998 г. болельщики числом 91255 человек «купались в море красно-бело-зелёных Красный, белый и зелёный - цвета мексиканского государственного флага. флагов», неодобрительно гудели, когда заиграли гимн США, забрасывали американских футболистов «всяким мусором, стаканами из-под воды и пива», кидали фрукты и пивные кружки в немногочисленных болельщиков, пытавшихся поднять американский флаг. Игра, между прочим, проходила не в Мехико, а в Лос-Анджелесе. «Что ж, если я не могу поднять в своей стране её флаг - значит со страной что-то случилось», - прокомментировал ситуацию один болельщик, уклоняясь от брошенного в него лимона. «Играть в Лос-Анджелесе вовсе не означает для американцев играть дома», - подтвердила «Лос-Анджелес Таймс» [45, с. 24].

Итак, не-западный мир не питает к Западу большой любви, но это не значит, что все не-западные народы в равной мере готовы к прямому столкновению с ним. По мнению Хантингтона, наибольшую угрозу представляют две цивилизации: китайско-конфуцианская и исламская. Их традиции в высшей степени отличаются от западной. Экспансионизм китайцев и мусульман подпитывается их уверенностью в своём полном культурном превосходстве.

Особое внимание Хантингтон уделяет исламской угрозе. Опираясь на статистические данные, он делает вывод об особой предрасположенности мусульман к насилию.

- Мусульмане были участниками подавляющего большинства вооружённых конфликтов конца XX в. В большинстве случаев их противниками были соседние цивилизации. «На какой бы участок периметра ислама ни взглянуть, мусульмане никак не могут мирно ужиться со своими соседями» [46, с. 416]. В связи с этим Хантингтон называет границы исламского мира «кровавыми». Кроме того, постоянно случаются конфликты между самими мусульманами.

- Конфликты с участием мусульман характеризуются многочисленными жертвами.

- Расходы мусульманских государств на армию (в относительных величинах - соотношение соответствующих затрат и ВВП) выше, чем у не-мусульманских.

- Население мусульманских стран в большей степени милитаризовано: на тысячу человек населения здесь приходится больше военнослужащих, чем в немусульманских странах.

- Мусульманские государства более склонны идти на обострение международных противоречий и использовать для их разрешения вооружённые силы.

Хантингтон называет несколько причин исламской воинственности. Во-первых, отсутствие в исламском мире стержневой страны, которая обладала бы достаточным авторитетом для того, чтобы сдерживать внутриисламский хаос и выступать арбитром в межцивилизационных спорах. Во-вторых, высокая рождаемость. Переизбыток молодых мужчин, часто не имеющих работы, становится дополнительным фактором нестабильности. В-третьих, для мусульман характерно особенно обострённое чувство цивилизационной идентичности. Мусульмане, как никто другой, склонны привлекать к участию в конфликтах диаспоры и «братские страны».

Контрольные вопросы

1. Какие факторы глобального культурного конфликта выделяет С. Хантингтон?

2. Что такое «реванш Бога»?

3. Что такое «индигенизация»?

4. Что такое «линии разломов»?

5. Охарактеризуйте «синдром братских стран».

6. Определите понятия «страна-участница», «стержневая страна», «страна-одиночка», «расколотая страна», «разорванная страна»?

7. Объясните формулу «Запад «минус» все остальные».

ГЛАВА 5. ЭТНОЛОГИЯ Л.Н. ГУМИЛЁВА

Лев Николаевич Гумилёв родился 14 октября (1 октября по старому стилю) 1912 г. в Петербурге. Его родители - «звёздная» пара Серебряного века, поэты Николай Степанович Гумилёв и Анна Андреевна Ахматова. Супружеская жизнь родителей не сложилась: после заключения брака они продолжали вести богемную жизнь, свободную от взаимных обязательств. Рождение Лёвы ничего не изменило. Воспитанием мальчика занималась бабушка, Анна Ивановна Гумилёва. И до, и после развода (1918) родители редко навещали сына.

Школьные годы Льва Гумилёва прошли в старинном городке Бежецк Тверской губернии. От этого периода жизни у него остались не самые лучшие впечатления. Позднее Гумилёв назовёт атмосферу, сложившуюся тогда в провинциальном Бежецке «омерзительной», по причине отсутствия в нём достойного круга общения, «интеллигентных людей, культурных и думающих». Школа, по признанию самого учёного, практически ничего ему не дала. Да и не могла дать, добавим мы от себя. 1920-е гг. могут быть с полным основанием охарактеризованы как время провала в области школьного социально-гуманитарного образования. Курсы по отечественной и всеобщей истории были изъяты из школьных программ (!), им на смену пришли курсы по истории революционных движений. И это не считая общего падения педагогической культуры в первые послереволюционные десятилетия. Так что юноше, избравшему для себя поприще учёного-историка, приходилось пополнять багаж знаний из иных, внешкольных источников.

«Единственное, что освоил в Бежецке полезного - это библиотека», скажет впоследствии Гумилёв. Мальчик зачитывался приключенческими и историческими романами, дореволюционными учебниками по истории. Позднее им на смену придут серьёзные исторические трактаты. Бабушка привила ему любовь к классике - Гомеру, Шекспиру, русской классической литературе. Не избежал он и увлечения поэзией. Его поэтическим кумиром на всю жизнь остался отец. В своих стихах Николай Гумилёв создал мир, который не мог не заворожить мечтательного мальчика - мир фантастических грёз и таинственных стран, мир сильных и смелых людей. Да и сам поэт был сильным и смелым человеком: в 1914 г. он ушёл добровольцем на фронт и героически сражался в кавалерии, а ещё до войны он совершил три путешествия по Африке. Любимым занятием юного Лёвы было чтение книг, лёжа на одном из охотничьих трофеев Николая Гумилёва - леопардовой шкуре. Да и сам он будет писать стихи, которые знакомые и друзья будут сравнивать с отцовскими. Романтизации образа отца немало поспособствует его трагическая гибель В 1921 г. Н.С. Гумилёв был обвинён в участии в контрреволюционном заговоре и расстрелян.. Без поэтического воздействия родителей (да и без поэтической наследственности) вряд ли Лев Николаевич Гумилёв стал бы тем, кем он стал - учёным, чьи работы читаются как хороший роман, на одном дыхании.

В 1934 г. начинается полная испытаний взрослая жизнь. Юноша перебирается в Ленинград с намерением поступить на исторический факультет университета. Его мечта сбывается, но уже через год, в августе 1935 г., он был арестован. Основание - «монархические симпатии». Правда, уже в ноябре он был освобождён после письма Анны Ахматовой Сталину. В марте 1938 г. последовал новый арест, на этот раз по обвинению в руководстве «контрреволюционной террористической молодёжной организацией». Гумилёв находился в заключении пять лет, и за это время он побывал в знаменитых «Крестах», участвовал в строительстве Норильского металлургического комбината, работал в меднорудной шахте. По окончании заключения он в течение года жил на вольном поселении, участвовал в геологической экспедиции в Западной Сибири.

Осенью 1944 г. Лев Гумилёв добровольцем отправляется на фронт. Победный май он встречает в Берлине. По возвращении в Ленинград тридцатитрёхлетний фронтовик отправляется в родной университет. Ему разрешают экстерном сдать экзамены за 4-й и 5-й курсы. Через три года после получения диплома, в декабре 1948 г. Гумилёв защитил кандидатскую диссертацию. Но учёного ждут новые испытания. В ноябре 1949 г. его снова арестовывают, и вплоть до мая 1956 г. он отбывает срок в лагерях на территории Казахстана и Западной Сибири.

Потом будут защита докторской диссертации (1961), преподавательская работа, археологические экспедиции, то есть стандартные вехи жизни советского учёного. Уже не будет потрясений, сравнимых с войной или лагерем. Но жизнь Льва Гумилёва и в этот период не была безоблачной. Боец по натуре, человек, мыслящий нестандартно, он постоянно сталкивался с непониманием коллег и чиновников от науки, вынужден был с боем пробивать дорогу своим идеям.

В творчестве Л.Н. Гумилёва можно выделить два направления. Первое - востоковедческое. Лев Гумилёв известен как специалист по кочевым народам Центральной Азии. Он «заболел» Востоком ещё в детстве. Согласно семейной легенде, мать историка, Анна Андреевна Ахматова происходила из рода Чингизидов. Сам Лев Николаевич относился к этой легенде вполне серьёзно. Своё лучшее стихотворное произведение - «Смерть князя Джамуги» Джамуга - друг, соратник, названный брат Чингисхана, впоследствии - его противник. - он посвятил своему предку, мифическому или реальному. Лев Гумилёв владел фарси, бенгали, пушту, арабским, узбекским, туркменским и азербайджанским языками. Обе его диссертации (кандидатская и докторская) написаны на восточном материале. Научную известность Гумилёву принесла «степная трилогия»: «Хунну», «Древние тюрки» и «Поиски вымышленного царства». Он был исследователем Хазарии, руководил археологическими экспедициями в низовьях Волги и на севере Каспия, материалы которых легли в основу книги «Открытие Хазарии».

Как мыслитель, Гумилёв тяготел к евразийской парадигме. Его работы написаны с величайшей симпатией к степным народам. Чего стоят эпиграфы некоторых его книг: «Братскому монгольскому народу посвящается», «…Нашим братьям - тюркским народам Советского Союза». Одной из задач своей научной деятельности Гумилёв считал развенчание «чёрной легенды» о кочевниках как о кровожадных варварах, неспособных к созидательной деятельности.

Сам Гумилёв считал себя продолжателем дела евразийцев. Символично его знакомство с П.Н. Савицким Савицкий Пётр Николаевич (1895 - 1968) - экономист, географ, философ; эмигрант; один из основателей евразийства. , одним из вождей евразийского движения. В 1956-68 гг. они находились в переписке, а в 1966 г. на археологическом конгрессе в Праге состоялась их встреча. В известном смысле можно говорить о преемственности, передаче «эстафетной палочки».

Ориентальные предпочтения Гумилёва определили одну из характерных черт его творчества - яростное неприятие европоцентризма.

Для нас наибольший интерес представляет другое направление научной деятельности Л.Н. Гумилёва - разработка теории этногенеза, самобытной вариации локально-исторического подхода. По признанию самого Гумилёва, идеи, которые легли в основу данной теории, были сформулированы им во время тюремного заключения. Если востоковедческие работы Гумилёва были изданы без особых проблем, то публикация этнологических исследований натолкнулась на серьёзное сопротивление. Всё ограничивалось статьями в малотиражных научных сборниках. Любые попытки публичного обсуждения пресекались: слишком уж далёкими от марксистского понимания исторического процесса казались (и были на самом деле) выводы Гумилёва. В 1974 г. он попытался защитить вторую докторскую диссертацию, на сей раз - на соискание докторской степени географических наук. Тема диссертации - «Этногенез и биосфера Земли». Защита прошла успешно, но Высшая аттестационная комиссия блокировала присвоение искомой степени. Лишь в 1989 г. удалось выпустить массовым тиражом книгу по материалам этой «многострадальной» диссертации.

Последние годы жизни Льва Гумилёва стали своеобразной компенсацией за предыдущие мытарства. Без преувеличения можно сказать, что он купался в лучах славы. Особенно популярны гумилёвские идеи оказались в тюркоязычных районах СССР - в Казахстане и Татарстане.

Скончался Лев Николаевич Гумилёв в Санкт-Петербурге 15 июня 1992 г.

5.1 Определение этноса

Согласно Гумилёву, этносы являются важнейшими субъектами истории, а сам исторический процесс оказывается тождественным этногенезу - процессу возникновения и исчезновения этнических групп.

По Гумилёву, этнос - это явление, находящееся на границе географического, биологического и социокультурного.

По его мнению, этнос не может быть адекватно истолкован в социологических терминах Говоря о социологии, Гумилёв обычно имеет в виду её прогрессистские вариации: позитивизм, эволюционизм и, прежде всего, марксизм. . Если социальная история, починяясь закону прогресса, представляет собой непрерывное, неуклонное восхождение человечества, переход от несовершенных социально-экономических форм к более совершенным, то этническая история представляет собой дискретный (прерывистый) процесс, с множеством рывков и зигзагов. Исходя из идеи социального прогресса невозможно объяснить, откуда берутся народы, как бы остановившиеся в своём развитии, и почему исчезают народы, некогда создавшие великие культуры.

Лингвистические и филологические критерии при идентификации этноса также нельзя считать исчерпывающими. Гумилёв пишет даже о «бессилии филологии в истории». В книге «Конец и вновь начало» он описывает свой спор с одним из сторонников языкового определения этноса. «Прекрасно, - сказал я ему, - а вот моя собственная родная мама в детстве до 6 лет говорила по-французски, а по-русски научилась говорить уже потом, когда пошла в школу и стала играть с девочками на царскосельских улицах. Правда, после этого она стала русским поэтом, а не французским. Так была ли она француженкой до 6 лет?»

«Это индивидуальный случай», - быстро нашёлся учёный-академик.

«Ладно, - говорю я ему, - ирландцы в течение 200 лет, забыв свой язык говорили по-английски, но потом восстали, отделились от Англии и крови не пожалели на это отделение, ни своей ни чужой. Если по-вашему судить, то эти 200 лет они были настоящими англичанами?» [13, с. 21]

Одним из примеров языкового самообмана является апелляция к этнонимам (этническим наименованиям). Так, «римлянами» себя называли разные этносы. Изначально это было имя маленького племени, жившего на берегу Тибра. На закате античности «римлянами» называли всех тех, кто имел римское гражданство, а среди них были кельты, германцы, евреи и т.д. «Ромеями», то есть «римлянами, называли себя говорившие по-гречески византийцы. «Священная Римская империя» - так называлось средневековое государство со смешанным германо-славяно-итальянским населением. Румыны также считают себя наследниками римлян. Похожая ситуация с такими этнонимами, как «тюрки» и «татары». Следовательно, название или самоназвание этноса не может считаться надёжным ориентиром в этнологическом исследовании.

Помещая этнос в биологический контекст, Гумилёв соотносит его с такой общностью, как раса. По его мнению, расовый критерий при определении этноса неприемлем по двум причинам. Во-первых, расовое деление опирается на чисто внешние (телесные) показатели. Во-вторых, монорасовых этносов не существует.

Биологическим аналогом этноса является популяция - совокупность особей одного вида, которая длительное время занимает определённое пространство и воспроизводит себя в течение большого числа поколений. Этнос и популяция относятся к территориальным общностям. В то же время, полного тождества между ними нет. Если межэтнические столкновения - обычное явление, то борьбы между популяциями быть не может: оказавшись в одном пространстве, они неизбежно сливаются в одно целое. Если популяция предполагает беспорядочное скрещивание, то жизненный уклад этноса всегда предполагает наличие брачных ограничений. В отличие от популяции, этнос представляет собой сложную систему, включающую не только особи, но и продукты их жизнедеятельности: культуру, технику, антропогенный (то есть изменённый человеком) ландшафт.

По Гумилёву, главным идентификатором этнических сообществ является поведенческий стереотип. Представители различных этносов по-разному поведут себя в одной и той же ситуации. При этом внутри этноса, для самих его членов это своеобразие будет незаметным. Осознание приходит только при условии межэтнического взаимодействия, на контрасте. «Например, в трамвай входят 4 человека - одинаково одетых, одинаково хорошо говорящих по-русски и т.д. Допустим, один из них русский, а другие - кавказец, татарин и латыш из Прибалтики. Есть между ними разница или нет?.. Любое событие вызовет у этих людей разную реакцию. Влезает, например, в тот же трамвай буйный пьяный и начинает хулиганить. Что произойдёт? Ну, русский, конечно, посочувствует, скажет: «Ты, керюха, выйди, пока не забрали». Кавказец не стерпит и даст в зубы. Татарин отойдёт в сторону и не станет связываться. Западный человек немедленно вызовет милиционера. Это четыре совершенно разных стереотипа поведения!» [13, с. 22]

Именно стереотипы поведения образуют внутреннюю структуру этноса, задают его «скелет». Сохранение этноса возможно только при условии постоянного воспроизводства из поколения в поколение неких устойчивых поведенческих комплексов, которые на языке социально-гуманитарного знания называются «традицией», а на языке естествознания «сигнальной наследственностью».

Гумилёв определяет этнос как «коллектив особей, противопоставляющих себя всем прочим коллективам» [14, с. 41]. Что же делает одних людей «своими», а других - «чужими»? Отвечая на этот вопрос, Гумилёв вводит понятие «этническое поле». В данном случае он опирается на теорию «биологического поля», сформулированную ранее Б.С. Кузиным. Согласно этой теории, «надындивидуальное координированное поведение живых организмов, а также развитие систем, составленных этими организмами (стай, колоний, видов) регулируется биологическими полями. Причём единство любых групп манифестируется не только через форму, но и через их поведение» [28, с. 514]. А так как этнические системы являются частным случаем органических систем, следовательно, они подчиняются тем же закономерностям, что и любая органическая система.

Центральное понятие гумилёвской теории «этнического поля» - комплиментарность, то есть бессознательная симпатия или антипатия. В первом случае речь идёт о положительной комплиментарности, во втором - об отрицательной. Качество комплиментарности определяется системой колебаний данного этнического поля. «Разница между этносами - в частоте колебаний поля, т.е. в особом характере ритмов разных этнических групп. И когда мы чувствуем своего, это значит, что ритмы попадают в унисон или строятся в гармонию; когда в унисон ритмы не попадают, мы чувствуем, что это чужой, не свой человек» [13, с. 71].

В рамках теории «этнического поля» получает объяснение и такой феномен, как ностальгия. Согласно Гумилёву, ностальгические переживания (чувства тоски, тревоги, подавленности) вызываются «воздействием на человека среды с чуждым ритмом этнического поля, а также отрывом от своей среды, где имел место резонанс с полями окружающих» [28, с. 514].

5.2 Этническая иерархия

Любая этническая система представляет собой иерархически устроенную многоуровневую целостность. Гумилёв выделяет пять этнических «ступеней»: 1) консорция; 2) конвикция; 3) субэтнос; 4) этнос (в узком смысле); 5) суперэтнос.

Консорции и конвикции представляют те элементарные частицы, на основе которых вырастают этнические образования более высокого уровня сложности. Консорции - это группы людей, объединённых одной исторической судьбой. К этой категории относятся религиозные секты, преступные группировки, цехи, гильдии, торговые компании, политические и творческие группировки. Эти объединения обычно легко распадаются. Те из них, которые прошли испытание временем, образуют конвикции, объединённые образом жизни и семейными связями.

Конвикции могут разрастись до уровня субэтносов, которые выступают в различной форме - в виде этнографических групп (например, поморы), сословий (казаки), конфессиональных общин (старообрядцы). Соединяясь, они дают более высокий уровень этнической системы - этнос. Многообразие субэтносов в рамках этноса является гарантом его устойчивости: вступая во взаимодействие, они образуют систему динамического равновесия. Будучи частями этнического целого, субэтносы делят функции, до конца не сливаясь друг с другом.

На вершине этнической иерархии находятся суперэтносы, аналог «культурно-исторических типов» Н.Я. Данилевского, «великих культур» О. Шпенглера и «локальных цивилизаций» А. Тойнби. Суперэтнос является «крупнейшей единицей после человечества в целом». Это «группа этносов, возникшая одновременно в одном регионе и проявляющая себя в истории как мозаичная целостность…» [17, с. 101] Гумилёв насчитывает в истории более двадцати суперэтносов, но полного их перечня не даёт. Среди прочих он называет античный (греко-римский) суперэтнос, Запад, Византию, Россию, мир ислама, евреев («блуждающий суперэтнос», по выражению Гумилёва), Индию, Китай, Великую Степь (кочевников Центральной Азии), кельтский мир (до его растворения в западном суперэтносе в XIV в.), балтийскую славяно-литовскую общность (на политическом уровне эта общность тождественна Великому княжеству Литовскому).