Особенности языческих верований скифов на основании изучения археологических памятников Сибири и Северного Причерноморья

Чтобы понять данное заблуждение, напомним, то что отличие в общественно-финансовом и цивилизованном развитии греков и северочерноморских ведущих племен была относительно не слишком велика, и мировоззрения данных двух сообществ были схожими, в особенности в промежуток формирования греко-синдо-меотской державы, когда кардинально изменялась философия тех и других .

Установлено, то что греки умело и тонко проникали в идеологию и духовный общество других народов, образуя шедевры в гораздо более сформированном искусстве, нежели мастерство северо-черноморских племен. Они сформировали прекрасные рельефы Персеполя, воплощая в их великолепные фигуры персидских воинов и правителей.

Ничего непреодолимого для греков не было и в Северном Причерноморье. И тут они, кроме того, хорошо прониклись идеологией племенного общества, равно как свободно повлияли на персидские взгляды, на жизнь в Персии и позже в Италии.

Красочной иллюстрацией этому, являются множественные творения боспорской торевтики круга чертомлыцкой, кульобской, воронежской ваз, обивок горитов и ножен мечей вида мелитопольских и т. д.32

Если бы, варвары не интересовались этими и аналогичными им изделиями, они б их никак не приобретали для своего пользования. А так, как почти все с этих вещей, даже с исключительно эллинистическими сюжетами, штамповались и реализовываться здешними племенами в большом количестве.

Ради финансовой выгоды, греки стремились обеспечивать племенную знать и различные знатные семейства, путем подражания в зверином стиле, учтя, к тому же, огромное их увлечение металлообработкой, в которой зооморфные фигуры нашли более красочное представление.

Хроника северочерноморского звериного стиля знаменует продолжительный и непростой ход формирования разных фигур, создававшихся эллинистическими и варварскими мастерами. Однако, причислять потерю самобытности из-за результата недопонимания греками этого стиля, означает опровергать его индивидуальность, значит допускать, то, что варвар -- покупатель объектов этого искусства -- пользовался глубоко далекими ему образными произведениями.

Для северо-понтийского звериного стиля, как и для регионального сообщества в целом, характерны не только лишь внешние влияния, но и свои собственные внутренние движения развития. Ранее, в наиболее преждевременных стадиях возникновения в Северном Причерноморье так называемого скифского звериного стиля, в его изделиях можно выделить отличия в трактовке изображений, которые в наиболее поздних предметах мы привыкли присваивать греческое «непонимание» художественной формы и содержания образа.

Греки ведь, устремляясь угодить знати, еще в IV в. до н. э. предлагают ей рисунки в старых классических схемах варварского искусства, к примеру, изображение свернувшегося в кольцо льва33.

В изготовлении северочерноморской торевтики, четко обозначают три ключевые тенденции развития. Первая, обретает отображение в произведениях, заранее появившихся в варварской мире, произведениях меотского и скифского звериного стиля. Вторая представлена эллинистическими изделиями, какие в абсолютной мере удовлетворяли требования регионального населения, никак не ограничивающегося своими объектами звериного стиля.

Третья тенденция обретает собственное представление в греко- варварских изделиях, выделяющих безгранично различные художественные вкусы заказчиков и исполнителей, как итог строение исторических процессов, происходивших в греко-меотоскифском обществе. Следует отметить, что не один тип северо-черноморского искусства не сохранил нам столько памятников, подтверждающих о этом, равно как и торевтика34.

Обогатив собственную цивилизацию новейшими фигурами и сюжетами из жизни окрестных племен, основав в северочерноморской торевтике новейшую отрасль эллинистического художества, явившуюся итогом близких экономических контактов и абсолютного осмысления идеологии последних, греки способствовали тем самым увеличению общественно- экономического формирования этих племен.

Таким образом, по этой причине, историческая значимость эллинистического искусства в идеологии варваров, должна определяться не тем, в какой степени греки виноваты в потере начальной художественной формы выражения, значимых в их религиозных представлениях звериных образов, а тем, к каким результатам привело это творческое сочетание компонентов их культуры. Так или иначе, в следствии симбиоза эллинистического и варварского искусств, был создан целый ряд первоклассных памятников искусства, указывающих на взаимную связь в них, различных по своему происхождению, элементов изображения и в целом творчества.

1.3 Особенности скифо-сибирского звериного стиля в археологических памятниках Крыма

Памятники скифской архаики располагают ключевой ценностью для решения проблемы о происхождении и формировании скифского искусства. В этот временной промежуток (VI- V в. до н.э.) объекты скифского звериного стиля еще хранят собственную индивидуальность, которая позднее утрачивается, из-за обилия привнесений, в следствии интенсивного общения скифов с античным обществом.

По этой причине, сложные комплексы половины VII -- начала V вв. до н. э., выявленные на местности Крыма, предполагают для исследователей, а в частности археологов особенный интерес. Невзирая на их немногочисленность, крымская подборка предметов звериного стиля многообразна по сюжетным композициям, стилю их выполнения и использованному материалу. Она отображает в достаточно полном размере ключевые рубежи формирования искусства звериного стиля на единой скифской территории.

Ко времени возникновения скифов в Северном Причерноморье доминировал образ геометрической орнаментации с многообразной разработкой солярной символики. Наглядная этому иллюстрация -- комплект резной кости с киммерийского захоронения у села Зольного под Симферополем35.

Скифы, также были знакомы с геометрической манерой, в архаичный период она обширно использовалась с целью декора столовой посуды; известны единичные объекты из кости и бронзы, в орнаментации которых имеются геометрические компоненты.

Однако, главную роль в скифском декоративно-прикладном искусстве занимал звериный образ, который скифы принесли с собою в Северное Причерноморье уже в сформированным, с устоявшимися взглядами. Ранние примеры данного стиля, происходят с главного захоронения в Темир-Горе и хорошо знакомы согласно публикациям, в ряде работ. Не останавливаясь, над всеми найденными предметами, подчеркнем только определенные факторы. Датировка, установленная на сегодняшний день период в классической археологии для родосско-милетских ваз класса Памира, -- вторая четверть-- середина VII в. до н. э.,-- дает возможность говорить, то что ансамбль с кургана в Темир-Горе, в который входит эта ваза, постарше находки с Зивие, практически в полстолетия.

По этой причине, суждение ученых о основе развития скифского декоративно-прикладного искусства в промежуток времени Зивие, нам может показаться на первый взгляд безосновательным. Несомненно, данный временной промежуток происходил значительно раньше, это можно с уверенностью констатировать, благодаря данным археологии, таким образом равно как ранее в Темир-Горе мы сталкиваемся с искусством, прошедшим к середине VII в. вплоть до н. э. у которого был продолжительный путь развития. О значительной степени формирования выразительных средств в художестве скифов, говорит в первую очередь археологическая находка- голова грифо-барана из кости, выполненная в круглой скульптуре. Заслуживают интереса и вспомогательные рисунки животных в ней. Множественные параллели, в некоторых случаях практически полные аналогии, которые мы обретаем по данным изображениям в резной кости VI в. до н. э., к примеру, из числа костяных псалиев Посулья, позволяют с достаточной долей вероятности говорить, то что два рисунки представляют лошадь, а один, средний -- лося. Комбинация фигур коня и лося с образом грифо-барана показывает круг солярной символики, хорошо знаменитой в многочисленных объектах ранне-скифского звериного стиля.

Интересно и произведение фигурок лошади и лося -- это существо с одной головой и двумя туловищами. Практически невозможно, то что подобная произведение -- итог обычного заимствования с передне-восточного искусства, или способ, обусловленный конфигурацией объекта, как писал в свое период М. И. Артамонов.

Мы считаем, то что она является отображением конкретных идейных взглядов, в основе которых находится одна из дуалистических идей. Пример такого рода композиции встречен в ансамбле VII в. до н. э. в Уигараке-- в нем представлены два лося с одной головой.

Наиболее позднее искусство подобной тематики, было найдено, среди монументов VI--V вв. до и. э. на территории Алтая и в Сибири. Второе резное украшение с Темир-Горы предполагает один из наилучших экземпляров своеобразной скифской композиции скрутившегося хищника36. Общеизвестно большое количество близких ему драгоценностей в кости, бронзе и золоте. Но, зверь с Темир-Горы перекрывает их четкостью, максимальной лаконичностью и значительной степенью выполнения. Мастер-резальщик, ограниченный конфигурацией предмета, смог применять целиком всю незначительную плоскость, пропорционально разделив в ней животное с наименьшей тратой изобразительных средств. Тут отсутствует ничего лишнего, практически никаких дополнительных сюжетов, отобраны только лишь главные видовые черты.

VI в. до н. э. знаменуется в скифском искусстве, с одной стороны, предстоящим формированием и переосмыслением уже известных образов и композиций и, с иной, -- возникновением ранее не известных сюжетов. К концу данного временного промежутка, все больше чувствуется воздействие эллинистического художества. Скифские монументы Крыма этого времени в особенности увлекательны, так как тут скифы напрямую и динамично имели контакт с населением древних населенных пунктов

Северного Причерноморья.

Отображением греко-скифских связей рассматривают сейчас еще малочисленные находки в архаических слоях боспорских городов. Концом VI в. до н. э. датируется часть литейной формы из Пантикапея37.

Известный археолог И. Д. Марченко, восстановила целую конфигурацию как образ двух кошачьих хищников в «геральдической» позе. Этот мотив, позаимствованный с востока, знаменит в Северном Причерноморье во многих композиционных альтернативах. Наиболее начальный из них -- пластинка Цукур Лимана -- сопряжена с образными бронзами Луристана и Каппадокии.

Пантикапейская литейная форма, предполагает античную разработку этой композиции. Она увлекательна для нас, равно как доказательство древнего изготовления объектов звериного стиля, рассчитанного на вкусы скифского общества эллинистических населенных пунктов. Форма дает возможность, предполагать наличие в населенных пунктах Боспора специальных мастерских по изготовлению предметов.

Возможно, в данных мастерских произведены и медно-бронзовые драгоценности из с. Дольного. Ряд текстов о датировке всего ансамбля говорит об этом. Крупную медно-бронзовую бляху с данного кургана историк и археолог Григорий Боровка датировал VII--VI вв. до н. Другой известный историк М. И. Артамонов причислил захоронение к середине V в. до н. э. но, впоследствии, Т. Н. Троицкая предложила новейшую дату -- 2-ая половина VIв. до н. э. -- границу VI--V вв. до н. э. Заключительная дата является более доказательной. Ее подкрепляют и медно-бронзовый жезл, очень похожий и аналогичный, найденный в кургане 15 у с. Аксютинцы, и медно-бронзовые наконечники стрел, однотипные с колчанным комплектом найденные в этом же кургане38.

На огромной бляхе изображено классическое произведение -- скрутившийся зверь39. Однако, с прежней темы сохранилось только лишь меандрическое кольцом туловище. Главный облик переосмыслен, кошачий хищник заменен звериным.

Волчий хищник возникает в скифском зверином стиле в окончании VI в. до н. э. Как ранее говорилось, он заимствован с ананьинского художества, посредством посредничества савроматских племен40.

Но, если в резных клыках и медно-бронзовых имитациях хранятся конкретные риторические характерные черты ананьинского прообраза -- овальное ухо, композиционно взаимосвязанное с глазом. То, волчье ухо получило растянуто-трапецеидальную форму и никак не сопряжено с глазом, морда -- с горбинкой в носу. Все без исключения тело украшено дополнительными рисунками.

В нем можно наблюдать шесть птичьих головок, голову лося и фигурку копытного зверя. Все произведение обретает филигранность, свойственную для объектов звериного стиля эллинистического создания. Копытное существо трактовалось определенными учеными и археологами, как козел с обращенной обратно головой. На наш взгляд, может показаться, то что данное животное - жеребец, подобный фигурам с археологических стоянок Гладковщины, Синявки и иных ансамблей41.

У фигурок козлов, начиная с келермесских изображений VI в. вплоть до н. э., рога непременно подняты над линией меандрической шеи и уши изображены непременно самостоятельно. В этом изображении, рубчатая линия, обрамляющая шею и включающая ухо, является скорее гривой лошади, нежели рогом козла.

Вторая бляха из с. Дольное представляет еще одну разработку похожей композиции. В ней представлен скрутившийся кошачий зверь со «свернутым» туловищем. Согласно, взгляду множества ученых и археологов, данный выразительный метод был заимствован с передне-восточного искусства, особое продвижение он приобрел в V -- IV вв. у народов Алтая и Сибири.

Мы полагаем, то что в Северном Причерноморье подобная композиция была знакома населению только с половины V в. до н. э., так как принимались в интерес археологов и искусствоведов, только лишь художественные бронзовые бляшки из Семибратних курганов. Стоит отметить, что бляха из с. Дольного несколько удревняет период возникновения изображений со «свернутым» туловищем.

Особо необходимо выделить нераспространенный прием «вывихнутости» передней лапы, как правило завернутой в одну сторону с головой животного. Возможно, прототип композиции в бляхе из села Дольного восходит к отображению животного с «вывихнутой» задней лапой и завернутой обратно головой. Наиболее запоздалые виды подобных изображений знакомы из числа деревянных украшений Пазырыкских курганов42.

Не совсем традиционно изображена нижняя часть лап кошачьего хищника -- ячеистые углубления, выделяющие когти. Подобные лапы знамениты лишь у кошачьих хищников в медно-бронзовых украшениях татарской культуры. Туловище животного, равно как и в большой бляхе, декорировано дополнительными рисунками -- двумя головками птиц43.

Еще один объект того же периода проистекает с разграбленного захоронения в третьем кургане, в бывшей усадьбе Талаевой. Это резной клык, у которого по внешней стороне, обширного окончания представлена голова волка44.

Классическую переработку данного вида, мы видим в медно-бронзовой бляхе с кургана Кара-Меркит (сейчас с. Каштановка): большой горбатый нос с волнообразной линией рта и развилистые рога, украшенные розеткой и головкой птицы45.

Подобные рисунки лося массово популярны по всей местности Скифии, включая временной промежуток с V в. до н. э. В данном же ансамбле обнаружены золотые накладки и сосуды с рисунком птичьей головы и сидящего оленя. Они кроме того характеризуются присущей эллинистической трактовке декоративностью с включением розеток и волн. Находки с кургана Кара-Меркит отображают характерные черты звериного стиля начала V в. до н. э. Главное течение его формирования в данный промежуток -- интенсивная древняя обработка изначально скифских и привнесенных с запада и востока сюжетов. Увлекательна в данной взаимосвязи костяная голова льва из Мирмекия. Она сделана в эллинистическом стиле.

Такую же классическую переработку сюжетов звериного стиля мы узнаем в комплекте драгоценностей с Золотого Симферопольского кургана. Медно-бронзовая львица, лакированная золотом, выполнена в греко- ионийской образе. Об этом подтверждает и статичное положение формы с висящими лапами, и обернутая в фас вместе с передними лапами голова, тогда как задние лапы представлены в профиль. В добавок к всему, то что заявлено в этом изображении, хочется сосредоточить интерес на декор тела львицы. Включение с ячейками для эмали представляет ряд резко и недостаточно увязывается с единым решением данной проблемы.

Бронзовая головка грифона представляет совершенно новый для скифского звериного стиля сюжет, заимствованный из греческой торевтики. Грифон был одним из популярнейших мифологических образов на Боспоре, его помещали на монетах, он стал своеобразным символом Боспорского государства. Грифон с хохолком из Золотого кургана, с небольшим стоячим ушком и добавочным изображением птичьей головки полностью соответствует изображениям на многих боспорских изделиях46.

В такой же античной переработке представлен и орел. Прежде всего об этом говорит его поза -- голова и лапы изображены в профиль, туловище и хвост -- в фас. Это обычный греческий монетный тип изображения; подобные фигурки орлов известны, например, на монетах Ольвии.

Если сравнить орла из Золотого кургана с изображением этой птицы из Мельгуновского кургана (VI в. до н. э.), то первое отличается от второго многочисленными дробными деталями, отсутствующими в раннескифском зверином стиле. Традиционная условность и лаконичность в изображении животных здесь полностью утрачивается.

Значительное сюжетно-композиционное перерождение звериного стиля, преобладание античной изобразительной манеры наглядно иллюстрируют и находки из кургана у с. Ильичево начала V в. до н. э.47. На золотой пластине от головного убора в центре передана голова лося, щедро декорированная завитушками рогов, головками птиц и розетками. Среди этих дополнительных деталей, плотно заполняющих всю поверхность предмета, лось потерялся, он почти незаметен48.

Еще более показательна пластина от колчана со сценой терзания. Такие сюжетные композиции совершенно не характерны для четкого и лаконичного ранне-скифского звериного стиля, где животные изображались обычно индивидуально, в спокойной позе.

В фигуре оленя слишком много мелких деталей, дробящих цельность изображения -- ухо с рубчатой бахромой, головка птицы под ним, обрамление шеп из рубчиков и горошин, копыта и хвост, орнаментированные головками птиц. Подогнутые ноги оленя потеряли изящество и пропорциональность, присущую ранним изображениям.

Таким образом, в этот период, кроме греческого, были довольно сильны другие влияния: с запада -- струя фракийского искусства, а с востока -- влияние искусства народов Сибири и Алтая; очень значительным становится и вклад северных народов -- обитателей лесной и лесостепной зон. Им звериный стиль обязан образами волка и медведя. Поэтому определение «греко-скифское искусство», охватывающее только два составных его компонента, не совсем точно. В этом параграфе, мы доказали, что скифское искусство развивалось на территории Боспора, с привнесенными греческими очертаниями, поэтому стоит отметить, что стоит разделять термины, в частности «звериный стиль Северного Причерноморья» окажется более удачным, для южных территорий « Великой Скифии».



Глава II. Особенности культов и верований скифского населения Северного Причерноморья и Сибири

2.1 Роль воинских культов и обрядов скифов на территории Сибири

Источниками для реконструкции религиозных верований скифов являются очень краткие свидетельства античных авторов, в том числе касаемо мифологии, предметы культа, данные погребального обряда, также остатки культовых сооружений этого народа, произведения искусства. Период V- IV в., наиболее полно освящен античными авторами.

Религия скифов относится к числу индоиранских. По уровню своего развития она принадлежала к числу политеистических. Почиталось множество божеств, из которых одно признавалось главным.

Наиболее ценные сведения о религиозных верованиях скифов сообщает нам Геродот. Время жизни Геродота совпало с выделением скифского Пантеона божеств и создания национально-государственной религии. Возглавляла Пантеон триада Апи-Пацай-Табити.

По словам Геродота, скифское население особо почитало Табити. Огонь - как священная стихия, свойственная всем народам индоевропейской семьи, а в частности индоиранской ветви. Царь, являлся главой и сакральным символом общества, благодаря этому общественная роль культа царского очага как всеобщего религиозного центра была очень велика. Клятва божествами царского очага «считалась наиболее священной, и ее нарушение каралось смертью.

Большинство исследователей видит изображение Гестии в характерных для скифского искусства сценах «божественных приобщений» - сидящая богиня с зеркалом в руке и перед ней стоящий мужчина с ритоном.

Зевс (Папай) считался супругом Геи(Апи) и прародителем скифов. Он олицетворял - небо. Следует отметить, что в мифологии скифов ему присущи космогонические функции верховного творца людей и мира.

Изображение Зевса можно увидеть на навершии урочища Лысая гора, находящегося на Украине в городе Днепр. В 1963 году, фрагмент навершия был найден в полуразрушенном кургане в Днепропетровской области Украинской ССР, в селе Марьянское.

Гею , исследователи единодушно признают олицетворением влажной земли (воды и земли) как одного из основных порождающих начал. Ее брачный союз с Папаем - союз неба и земли как одно из основных порождающих начал. Ее брачный союз с Зевсом- союз земли и неба, представленный почти во всех индоевропейских космогониях. Божества земли можно видеть в изображениях так называемых змееногих богинь, туловище которых заканчивается двумя змеями или вырастит из растительных побегов. Сложным является образ Афродиты Урании. Не исключена возможность местного северопричерноморского происхождения этого божества49, но черты восточного божества в ее культе несомненны. Заимствование черт культа восточного божества, произошло, очевидно, во время пребывания скифов в Передней Азии.

Уже в VII в. До н.э. среди инвентаря скифских курганов на Северном Кавказе появляются изображения женского божества, иконография которого сложилась в Передней Азии под влиянием образов Иштар, Восточной Артемиды и аналогичных им божеств. Это божество было наиболее антропоморфным из всех скифских богинь.

В скифском пантеоне Аргимпаса олицетворяла, по-видимому, функции плодородия, в основном человеческого и животного. Подобные божества имели также военные функции. В IV до н.э., известны изображения этого божества в виде Владычицы зверей с протомами животных на боках ( Толстая могила, Мастюгино, Любимовка). Именно она и предстает в упоминавшихся сценах «приобщения» как владычица умерщих, великое божество смерти и жизни.

Аполлон или так называемый Гойтосир - наименее ясное и понятное божество Пантеона скифов. Некоторые исследователи считают его исходя из имени божеством ветра, грозы, бури.50

Другие реконструируют Гойтосира на основе сопоставления с культами иранского Митры и греческого Аполлона как солнечное, космическое божество. Можно предполагать такие функции божества, как охранитель скота, лучник, победитель чудовищ, волшебник.

Возможно, именно Гойтосир изображен в сцене «волшебной охоты» на золотом ажурной пластине из кургана у села Гюновка Запорожской области.

Геродот не приводит скифского имени Геракла : очевидно, он близок по своим функциям греческому Гераклу. Подобные образы героев или богов- победителей чудовищ, устроителей мира, были очень популярны в мифологии и культах народов того времени.

В скифских курганах довольно часто встречаются как античные изображения Геракла, так и варварские трактовки этого образа- герой, сражавшиеся с чудовищами.51

Кроме семи скифских верховных божеств, почитавшихся всеми скифами, скифы царские поклонялись Посейдону, вероятно, родоначальнику и покровителя рода или племени. Это было скорее всего божество плодоносящей водной стихии и покровитель коней. Некоторые исследователи полагают, что Тагимасадом мог быть бог-всадник, изображенный на культовых ритонах их синдо-меотских погребений в курганах Карагодеуашх и Мерджаны в Прикубанье.52

У скифов, подобно иным индоиранским народам существовали жрецы как обособленная прослойка общества. Социальное положение некоторых жрецов было очень высокое. Таковы, например, могущественные анареи или энареи - жрецы Афродиты - Аргимпасы. Одна из важных общественных функций «предсказателей», как называет Геродот,- изречение пророчеств и отыскание различного рода злоумышленников.

Культ Владычицы существовал в Северном Причерноморье еще много столетий спустя после исчезновения скифов с исторической арены; и из всех ее образов наиболее живучим оказался один-- богиня с двумя конями или оленями по сторонам. Он дошел до наших дней в виде народных вышивок и орнаментов в России, на Украине и Белоруссии.

В общественном культе важную роль играла высшая знать и цари. Цари были хранителями священного золота - важнейшей национальной реликвии, в честь которых устраивались праздненства, знаменовавшие начало нового цикла и обновление мира.

Одна из основных концепций скифской власти как института признается брак, который по определению является священным и считается необходимым условием получения власти царем.

Священный брак-очень сложное понятие в истории скифов. В космогониях - это самый первый царский брак и положивший начало всему сущему на земле. в скифской мифологии- брак смертного и божества, часто родоначальника или первого царя.

Главный и основной смысл священного брака во многих древних цивилизациях было ниспослание божеством через царицу или священного земного царя всевозможных благ обществу, которое собственно они представляли, - от многочисленного потомства и обильного плодородия, до военного могущества и процветания торговли. В государственном устройстве Передней Азии, брак имел культовое значение для плодородия повсеместно.

Он входил в качестве одного из элементов в коронационные ритуалы и календарные празднества. Существование каких-то элементов священного брака в скифском ритуале и царской идеологии особых сомнений не вызывает. Об этом есть достаточно выразительные свидетельства: рассказ Геродота о происхождении скифов, где Геракл вступает в брак со змеедевой, владеющей страной, рассказ Флакка о рождении Колаксая от брака Юпитера и нимфы с двумя змеями, а также «приобщения божеству» в изобразительном искусстве, хотя последние имели, в основном, потустороннее загробное значение.

К культовым предметам можно отнести жертвенные бронзовые ножи, встречающиеся обычно попарно, скипетры, навершия. Магическо-сакральное значение нередко имели сосуды, некоторые виды зеркал, конская узда , и детали повозок, каменные блюда, очажные щипцы.

Религиозные представления населения лесостепи отличались от верований скифов-степняков. На лесостепных городищах открыты культовые сооружения различных типов: глиняные жертвенники, украшенные геометрическими орнаментами (бегущая волна, меандр), концентрическими линиями, обнаруженные на Жаботинском поселении Покровской Е.Ф.

На Матронинском и Пастырском раскопанным Яковенко Е.В., в 1966году городищах открыты жертвенники в виде цилиндрического возвышения иногда с чашевидным углублением в центре, окруженным концентрическими кругами.

Своеобразный жертвенник в виде тарелкообразной площадки овальной формы открыт на городище Караван. На всех жертвенниках -- следы долгого горения огня, сажа, зола, сгоревшие растительные остатки. Некоторые из жертвенников помещались в домах -- очевидно, небольших святилищах (Жаботин, Трахтемиров). В помещениях встречаются остатки жертвоприношения животных, культовой посуды, фрагменты цветной штукатурки.

Крупным религиозным центром левобережной лесостепи было, очевидно, Бельское городище. Здесь Б.А. Шрамко в 1983году открыл культовый комплекс VI-V вв. до н.э., куда входили три цилиндрических жертвенника и три большие ямы. Найдено очень много глиняных вотивных изделий: сосуды, светильники, лепешки, модели зерен, зооморфные и антропоморфные статуэтки, в том числе фаллическая статуэтка мужского божества и фигурки танцующих женщин в развевающихся платьях.

Среди зооморфных можно различить фигурки быка, лошади, коровы, овцы, свиньи, собаки, реже -- лося, рыси, медведя, птицы, грифона. Интересный культовый комплекс открыт также на Бельском городище в 1981 г. Модели лепешек и зерен, зооморфные статуэтки восходят, очевидно, к белогрудовской культуре, а антропоморфные -- к чернолесской .

Среди остатков жертвенных животных на лесостепных поселениях и городищах больше всего костей свиньи, затем собаки, мелкого рогатого скота, лошади, крупного рогатого скота. Вотивные культовые предметы, аналогичные тем, что найдены на поселениях, изредка встречаются и в курганах.

Важное место в воссоздании идеологии скифов занимает эпизод с «упавшими с неба» золотыми дарами (генеалогические скифские легенды в изложении Геродота) -- плуг, ярмо, секира и чаша. Видимо, в этом предании отражены общеиранские представления о «фарнс» -- некой безличной силе, небесной благодати (имеющей огненную природу, а иногда и вполне конкретное материальное воплощение), нисходящей на царя и несущей благополучие всему обществу.

Падение с неба самовозгорающихся золотых предметов в скифской легенде и овладение ими младшим братом напоминает отраженную в «Авесте» борьбу царей за «фарн». Та же идея «фарна» отражена в сообщении Аммиана Марцеллина о том, что маги хранили на непотухающих никогда очагах упавший с неба огонь, малая частица которого, как приносящая благополучие, была преподнесена азиатским царям.

Вариацией на тему судьбы первого царя является и ритуал скифского праздника связанный со священным золотом. Ритуал, судя по всему, был окружен тайной. Геродот скупо сообщает о нем: «Упомянутые священные золотые предметы скифские цари тщательно охраняли и с благоговением почитали их, принося ежегодно богатые жертвы. Если кто-нибудь на празднике заснет под открытым небом с этим священным золотом, то, по мнению скифов, не проживет и года. Поэтому скифы дают ему земли столько, сколько он может за день объехать на коне».

Суть этого ритуала заключалась в имитации судьбы первого царя, получившего дар богов и поплатившегося за это жизнью. В мифах и фольклоре подобные ситуации объясняются оскорблением божества, нарушением табу и т. д. Фактически же это - жертвоприношение божеству, связанное по происхождению с древними культами плодородия и торговли.

Погребальный культ, по определению С.Л. Токарева, -- это совокупность религиозно мистических обрядов и представлений, связанных с погребением умерших и самим умершим. Этот культ относился у скифов к числу родовых. С VI в. до н.э., когда формируются курганные могильники, преобладал семейный характер захоронений -- в одной могиле или, чаще, под одной насыпью.

В пределах больших могильников выделяются мелкие курганные группы, соответствующие семейным или семейно-родовым группам. Судя по данным погребального обряда и сведениям Геродота, загробная жизнь представлялась продолжением земной.

Специальные божества загробного мира неизвестны. Геродот оставил чрезвычайно интересное описание погребально-поминальной обрядности на примере похорон скифских царей.

Скифов, как простых, так и «царей», после смерти 40 дней возили по всей округе и друзья покойного устраивали угощение для всего погребального кортежа и для него самого. Тела царей бальзамировали и возили на повозке по территориям всех подвластных племен, население которых с выраженными знаками глубокой скорби (обстриженные в кружок волосы, расцарапанные лица, надрезы на руках и т. д.) присоединялось к траурной процессии с погребальными дарами.

Таким образом, похороны царя превращались в событие обще- скифского значения. Коням придавалось большое значение при перенесении умершего в загробный мир. Эти представления существовали у всех индо- иранцев, их пережитки сохранились до наших дней. Вместо коня могли также положить уздечку. Умершие цари присоединялись к сонму богов, их могилы становились объектом почитания.

Как известно, культ собаки имел большое распространение в среде индоевропейских народов. Будучи священным животным у всех ирано- язычных народов, собака особенно почиталась охотниками и воинами. Некоторые исследователи связывают культ собаки с религиозными представлениями, занесенными в Причерноморье эгейскими мореплавателями.

Анализ всех источников по изучаемому погребальному культу, погребального инвентаря, показывает, что культ собаки существовал у скифов Северного Причерноморья изначально ,как и у всех ирано-язычных народов. Это выразилось в обряде помещения собаки в могилу, а также в изображениях этого животного на различных предметах инвентаря.

До конца VI в. до н.э., культ встречается на поселениях, а с V в до н.э, встречается в погребальных памятниках. До IV в. До н.э., захоронения собак встречаются в аристократических захоронениях, и в первой половине III в., остаются атрибутом захоронения аристократического сословия, но их число заметно увеличивается.

Для этого времени погребения с сопровождающимися захоронениями собак отмечены только для Нижне-дунайской группы скифских могильников. Наиболее массовый обряд захоронения собак становится во второй половине III-II в. До н.э., когда этот культ превращается из аристократического в обиходный для всего скифского общества, собственно свойственным и для рядового населения.

Выделяются три основных направления культа собаки в Северном Причерноморье. На городищах и поселениях он был, вероятно, связан с культом женского начала и плодородия. Помещение собак в захоронения женских погребений, в свою очередь, могло быть связано с тем, что образ собаки осознавался скифами как элемент культа Великого женского божества. В то же время, захоронения собак в мужских погребениях было бы уместно интерпретировать как отголосок культа «spaka»53. Но, не исключено что во всех случаях, целью была символическая охрана усопшего в царстве мертвых.

Таким образом, в данном параграфе мы исследовали и выявили все ключевые особенности религиозных верований скифов, рассмотрели ключевых божеств скифского населения. Также, выявили и описали основные культы и их направления в развитии религиозных особенностей и их значений для государства скифов, на различных географических территориях, которые населял данный народ.

2.2 Шаманизм и жречество в верованиях древних скифов

В социальном существовании Скифии, культу Арея принадлежит максимальна важная роль. Это необходимо, из-за воссоздания религиозного сооружения и обряда. В любой зоне, согласно округам, воздвигнуты подобные святилища Аресу: горы хвороста нагромождены, один в противоположную в пространстве, протяженностью и шириной приблизительно в три формации, в вышину же немного меньше. Сверху организована четырехугольная платформа: три стороны ее отвесны, а с четвертой имеется вход. От плохой погоды здание непрерывно оседает, и по этой причине требуется каждый год заваливать сюда полутораста возов хвороста. В каждом этой возвышенности водружен древнейший металлический клинок. Это и является культ Ареса. Этому-то клинку каждый год приносят в жертву жеребцов и крупнорогатых животных, и даже больше, нежели другим всевышним Божествам.

Из каждой сотни пленников обрекают в жертву одного человека. Черепа пленников вначале окропляют вином, и жертвы перекалываются над тарой. Далее несут кровь в верх кучи хвороста и окропляют ею клинок. А внизу, у святилища происходит такого рода ритуал: у зарезанных жертв отрубают правые плечи с руками и кидают их в воздух; потом уже после заклания иных животных, заканчивают ритуал и удаляются.

Таким образом, это обыкновенный племенной культ. Проводился он каждый год согласно округам -- номам. Согласно суждению многих экспертов, номы, вероятно, отвечали местностям племен, и, подобным способом, племенной центр был главным средоточием религиозной жизни. Сооружавшиеся с хвороста громадные алтари Арея весьма похожи на религиозные постройки нынешних народов Сибири, предназначавшиеся для почитания духов -- охранителей и для шаманских камланий. Четырехугольная форма свойственна для старейших религиозных построек многих индоевропейских народов, в том числе индоиранских.

Страбон информирует, к примеру, что персы строили огромные алтари из бревен, которые сжигали в период жертвоприношений. Археологи не без причины приравнивают древесные шатро-образные постройки, зачастую кремированные, и под насыпями скифских курганов с алтарями Арея.

Что затрагивает возникновение культа скифского Арея, то в настоящее время максимальное количество приверженцев имеет точка зрения А.Л. Алексеева. В соответствии с ей, Ареи относился сначала к божествам средней, т. е. воздушной сферы и был разновидностью древнейшего индоарийского божества северного ветра и смерти Вайю, память о коем остались в осетинской мифологии великан Вайгог и славянской Вий. У племен индоевропейских народов божества-воины зачастую существовали и подателями изобилия -- так как битва и военная добыча считались родниками благосостояния. У монголов, к примеру, бог войны был и заступником скота -- главного богатства кочевников. Возможно, скифы принесли это преклонение в северо-причерноморские степи с собственной ориентальной прародины. У скифов, аналогично другим воинственным народам античности, присутствовали помимо указанного культа Арея разнообразные военные обычаи и ритуалы. Это, в первую очередь всего, скальпирование погибших недругов. Скальпы присоединяли к уздечке лошади; шкурой, снятой с левой руки покойника, приукрашивали колчаны и т. д.

Скиф кроме того употреблял кровь первого мертвого им противника; головы погибших в поединке он приносил повелителю, для того чтобы получить собственную часть добычи. Один раз во время этой церемонии «номарх» заполнял вином огромный резервуар, с коего попивали только бойцы, убившие противников. Кто не сумел этого совершить, сидел в отдельности, что значилось самым большим бесславьем. А те, кто уничтожил большое количество мужей, попивали одновременно с 2-ух кубков. Следует, кроме того отметить пользование оружия в магических целях.

Доказательством этому считаются вколотые в них наконечники копий, дротиков, клинки. Оружие погибших, в особенности «героев», причисляли особенную мощь.

Скотоводческие ритуалы и суеверия существовали непосредственно, были объединены с культом дикой природы. Большая часть из них существовало приурочено к сезонным праздничным дням, в основополагающем к весенним и осенним.

Существенное внимание предполагает повествование Геродота о скифском новогоднем торжестве, устроенном будто бы Колаксаем, первоначальным скифским повелителем, в честь святого золота, что опустилось с небосклона и было адресовано собственно ему. Главные элементы торжества: ночное бдение у святого золота церемониального заместителя царя, его убиение, посредством определенного времени, объезд повелителем-наездником земельного надела.

В ритуале торжества существовала, возможно, и пахота -- имитация священного союза и божества почвы.

Данные обоих компонентов торжества восстановлены в базе мифологических сюжетов и обычаев других индоевропейских народов. В целом, в данном торжестве и сопряженных с ним религиозных преданиях объединились, вероятно, компоненты среднеевропейской сельскохозяйственной мифологии (мотив священного плуга) и индоиранской концепции царской власти.

Это случилось, возможно, в следствии близких контактов скифов- кочевников и районных земледельческо-скотоводческих племен, на территории которых, вероятно, проводился данный праздник. Ритуалы, происходившие в период новогоднего торжества, повторяли сакральные действия при сотворении мира.

И в таком случае, период этот обуславливал новое создание общества, обновление всего естественного актуального цикла. Ключевую роль в новогодних ритуалах занимал бой героя-первопредка с чудовищем. Успех героя означал празднование света, добра над силами зла, с этого момента начинался другой ежегодный цикл.

Почитание праотцов непосредственно сопряжено с похоронным культом и культом плодородия. Умершие становились духами -- заступниками территории, правящими естественными стихиями, к которым устремлялись за поддержкой в ежедневной жизни и к содействию верховных творцов прибегали лишь в редких эпизодах жизнедеятельности.

Разрушение могил праотцов было предлогом к войне, равно как следует из решения Идан-фирса Дарию. При этом, это никак не столько личные предки, сколько погибшие представители сильного пола племени вообще -- прежние заступники и силачи. Именно почитание героев обладало, вероятно, в скифском мире значительно наибольшей социальной ролью, нежели почитание праотцов, более особенный для земледельческих народов.

В огромном количестве почитаемых героев также могли являться и иноземцы, и полу-мифические исторические личности. Парными, либо близнецами, божествами-героями считают изображения так именуемых побратимов -- двух скифов, выпивающих с одного ритона.

Данные герои, вероятно, сопоставляются со священными близнецами -- индийскими Ашвинами и эллинистическими Диоскурами. Могилы героев существовали предметами особенного поклонения. Им устанавливали неподвижные статуи. Очевидно, согласно атрибутике изваяний, их уважали равно как заступников и подателей плодородия.

Почитание вождей было внешне схоже с культом героев, однако уже считалось идеологическим объяснением новой власти вождя-государя. В скифском мире было сформировано почитание вождей. Это четко прослеживается в их мифологии, доказывающей духовное возникновение царской власти, а кроме того значимости государя в церковном культе, похоронном ритуале, в изобразительном искусстве.

У древних иранцев существовало особый класс жрецов. Вероятно, так было и у скифов. Дискуссии проводятся только о том, существовала единица эта, которая являлась обособленной сословно-изолированной категорией вроде «атраванов» -- жрецов пламени, или скифские «прорицатели» существовали подобно вещунам и ворожеям языческих племен Севера и Востока Европы.

Согласно Геродоту, из числа скифов было немало «провидцев», которые ворожили с помощью значительного количества ивовых прутьев, раскладывая и складывая их в земле.

Данный метод гадания археологически засвидетельствован у близких к скифам племен Сибири и Средней Азии (находки прутьев в погребениях). Наиболее знакомы были энареи-андрогины, т. е. «не представители сильного пола», или «евнухи». Они одевали женскую одежду, промышляли женскими работами, и в том числе говорили «по-женски».

Метод гадания у их кроме того был женский: они переплетали и расплетали полоски липовой коры, кроенные в три доли. Судя по всему, они считались жрецами культа Аргимпасы-Афродиты.

По сути, захоронений жрецов археологически никак не прослеживается, что, безусловно, никак не является подтверждением их отсутствия у скифов. Из этнографии установлено, к примеру, то что шаманов зачастую погребали в обыкновенной одежде, а предметы культа погребали в каком месте - или развешивали в отдельности. У шаманов мог сохраниться и другой метод захоронения, к примеру наземный.

Не исключается, то что жреческим представлялось одно с погребений в Александропольском кургане, где в крепиде была организована особая неподвижная ограда, изнутри которой были разнообразные объекты религиозного направления, в том числе обширно знаменитые «навершия» с рисунком женского крылатого божества. Колдовские вещи попадаются в некоторых случаях в погребениях представительниц слабого пола, вероятно, знахарок либо целитель.

Функции скифских «провидцев» существовали, вероятно, подобны функциям служителей культа такого уровня у иных народов. Это, в первую очередь, лечение заболеваний, а кроме того «управление» атмосферными действами и военное колдовство.

Скифские «предсказатели», вероятно, сопровождали войска в путешествии, аналогично персидским магам и монгольским шаманам. В их ведении были и судебно-усмирительные функции, т. е. нахождение различного семейства злоумышленников. Высшим авторитетом в судебных процессах, в том числе затрагивающих религии, был правитель.

Пред личностью государя совершались судебные разбирательства, он осуждал «провидцев» в случаях конфликтов, между ними в том числе и наказывал их. В эпоху Геродота, существовали конфликты среди повелителем и провидцами. Их зачастую наказывали за «ошибочные предсказания». Возможно, в основах лежал инцидент новой волны кочевников -- царских скифов и прежней всесильной знати, в том числе жреческой.

Сами повелители кроме того осуществляли конкретные жреческие функции, к примеру, приводили жертвы в честь священных золотых артефактов, будто бы дарованных небесным божеством основному повелителю. Скифам, равно как и иранцам вообще, было свойственно превосходство представителей сильного пола в религиозной области. Античные авторы, в том числе Геродот, упоминают только представителей сильного пола-жрецов.

В особенности, это затрагивало наиболее официальные формы культа. За представительницами слабого пола сохранились, главным образом, домашние культы, а кроме того ритуалы, сопряженные с погребениями и определенные секретные ритуалы. К ним относились разнообразные хтонические культы, сопряженные с почитанием демонов плодородия.

Главным типом церемониальной деятельности были жертвоприношения. Они велись без роли особых жрецов. Ритуал жертвоприношения был весьма несложен. Жертвенное животное душили петлей, взывая при этом к божеству. Потом мясо готовили в котлах, при этом доля говядины и внутренностей кидали пред собою в землю.

Приносили в жертву быков и иных животных, за исключением свиней, однако чаще всего коней. Исключительная роль конной жертвы, а также бескровный ритуал жертвоприношений роднят скифскую обрядность с древнеиндийской. Более значимыми являлись человеческие жертвоприношения, к примеру, в культе Арея; идол божества орошали кровью.

Выше мы уже выясняли, то что рисунки лица, заимствовали скифы с древневосточных и ионических обычаев, к середине VI в. до н.э. совершенно исчезают с искусства Скифии. Облик лица тут возникает снова, не ранее конца V в. до н.э., а обширное продвижение получает в IV в, до н.э.

Таким способом, в течении больше полутора столетий скифское искусство совершенно не понимает антропоморфных тем в торевтике, мелкой пластике и других аналогичных областях вещественной культуры.

Однако, хроника каменных изваяний этой закономерности безусловно не подчиняется. Согласно суждению Д.С. Раевского, в каменных изваяниях Скифии изображен первопредок и персонаж скифской мифологии -- Таргитай, коего Геродот полагает целиком идентичным эллинистическому Гераклу.

Таргитай -- первый человек, родоначальник абсолютно всех скифов. Это обстоятельство хорошо согласуется с присутствием в изваяниях символики фаллоса. Тут необходимо прибегнуть к осторожному нюансу рассмотрения скифских изваяний, поскольку установление того, каких божеств они представляли, должно быть в близкой взаимосвязи с поисками решения на вопрос, для какой миссии были данные представления.

Как подмечалось, общепризнанным считается суждение, то что статуи предназначались в Скифии надгробными памятниками лиц довольно значительного общественного ранга. В этой взаимосвязи вспомним, то что с точки зрения архаичной культуры гибель члена социума есть несоблюдение режима (мирового, общественного и т. п.), несоблюдение устойчивой текстуры, требующее скорейшего устранения.

Чем больше общественный разряд скончавшегося, тем значимее это несоблюдение; максимума же оно достигает в случае кончины государя (в рамках касте -- предводителя), представляющегося индивидуальным олицетворением в целом социального организма.

Гибель государя, -- замечает Д.С. Раевский, -- есть скоротечное торжество хаоса над космосом, разрушение режима. Определенные проявления этого могут являться крайне разнообразны. С одной стороны, науке знакомы образцы непосредственный манифестации в аналогичных вариантах общественного беспорядка; так, в отдельных африканских сообществах уже после кончины государя крушили рынок -- воплощение упорядоченного существования социума, нарочито ненаказанными сохранялись разнообразные преступления.

Таким образом, у североамериканских индейцев гибель предводителя равнялась тому, что «сломался всемирный столб», то что «опустилось движение территории» и т. п.

В случае, если гибель лица, воплощающего вселенский масштаб, осмысляется равно как снижение всемирного столба, в таком случае восстановить этот порядок необходимо в первую очередь в целом, посредством его воздвижения.

Однако, так как непосредственно одним из настоящих олицетворений мирового столпа, является как раз воплощение миропорядка . В этом случае возведение подобного изваяния в могиле человека, гибель коего не соблюла определенное мироустройство, считается одним из самых естественных операций, ведущих к уничтожению нанесенного этой гибелью урона.

Такое объяснение, дает возможность согласовать в одно целое представления о семантике, синтактике и прагматике изваяний. Более того, именно оно объясняет упоминавшиеся выше случаи повторного применения изваяний: предложенное объяснение подразумевает одномоментальное, кратковременное их использование, после же исполнения исключительно прагматической задачи изваяния, могли исчезать либо становиться (объектом повторному применению, впрочем, также объединенному с их семантикой. Изложенное объяснение значимости и направления изваяний, дает возможность разъяснить и сущность их стилистического развития.

Если, как было заявлено, данные монументы сооружались согласно, по случаю кончины царя и существовали призваны ликвидировать доставленное ею несоблюдение мировой и общественной устойчивости, в таком случае само изображение, в особенности если учитывать свойственный ему антропоморфизм, свободно могло толковаться как заместитель умершего, а в окончательном счете -- равно как его отображение.

Подобное понимание тем натуральнее, то что Таргитай есть, согласно скифской мифологии, предок скифских повелителей, а в некоторых случаях называется попросту первоначальным повелителем. Таким образом, любой правитель в соответствии с общепризнанными мерками мифологического мышления есть земное выражение данного божества, а отображение Таргитая есть в то же период отображение определенного государя и наоборот.

Однако, интервал в нарастании антропоморфических направленностей в скифском искусстве и религии продолжался совершенно немного. И тут, значительную значимость, сыграло воздействие эллинистической культуры, переживавшей в V-IV вв. до н.э. невероятный подъем, равно как в континентальной Греции, так и в ее колониях.

Приспособление эллинистического искусства, с его искушенностью в олицетворении воздействия, сюжетного основы для формулировки скифской картины общества, предопределило возврат в репертуар искусства Скифии антропоморфических фигур.

Если в начале его истории предпринимались только стремления, приноровить далекие по происхождению фигуры и иконографические схемы, с целью олицетворения героев и сюжетов скифской мифологии, то теперь же эллинистические мастера стали способны разрешить сознательно другую проблему -- формирования уникальных композиций и иконографии, первоначально вызванных осуществить данные сюжеты.