Изучение богочановской культуры

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Начало эпохи железа - это сложный исторический период, характеризуемый изменением климатических условий и крупными миграциями населения. В результате на территории Западной Сибири складывается несколько гибридных культур, в основе которых лежат местные позднебронзовые традиции и традиции пришлого населения с крестово-струйчатой орнаментацией керамики. Сложность исторической ситуации стала причиной того, что встал вопрос о правомерности выделения археологических культур для данного времени и степени влияния разнородного населения на их формирование.

Неразбериха, существующая в сибирской археологии уже много лет, возникшая в результате выделения ряда археологических культур, место которых в древней истории Сибири до сих пор не определено, не позволяет продвинуться в создании относительно непротиворечивой концепции развития культуры населения Западной Сибири.

Созданные учеными обобщающие труды по древней истории Сибири зачастую опираются на самый яркий и полный комплекс источников, оставляя при этом в тени те или иные аспекты. Создавая обобщающую работу как единообразный текст все эти «неровности» нивелируются, также значительно искажая историческую действительность. Среднему Прииртышью отводиться, как правило, более чем скромное место. Здесь фактически отсутствует стройная культурно-хронологическая схема. Если мы говорим о слабой проработанности культурно-хронологических проблем вообще в Прииртышье, то в ситуации с эпохой раннего железного века и в особенности переходного периода к раннему средневековью лесной полосы Прииртышья, мы можем констатировать катастрофическое положение

Лесная полоса Среднего Прииртышья традиционно остается менее изученной по сравнению с лесостепной. Долгое время данный регион являлся практически «белым пятном» для археологов. Ситуация изменилась с середины XX века, когда в ходе раскопок и разведочных работ был исследован ряд памятников. Долгое время исследователи не могли найти место полученных материалов в схеме развития местных культур. В 1980-х годах на основе дальнейшего расширения источниковой базы и обобщения, ранее полученных материалов были выделены журавлевский и богочановский типы керамики, а позднее и самостоятельная богочановская культура VI-II в.в. до н.э. Выделение археологической культуры, как правило, сопровождается бурными дискуссиями, первоначальные выводы исследователей подвергаются критике, серьезно корректируются и дополняются. Оживленные споры сопровождали и выделение богочановской культуры раннего железного века южнотаежного Прииртышья. В одно время с введением в научный оборот богочановских древностей, шло активное изучение раннего железного века в Приишимье, Притоболье, Приобье, Барабе (Матвеева Н.П., 1994; Чиндина Л.А., 1984; Корякова Л.Н., 1988; Полосьмак Н.В., 1987). Таким образом, одновременно происходило создание схемы этнокультурного развития раннего железного века Западной Сибири, однако единого мнения у исследователей не было.

Так получилось, что дискуссия по вопросу культурно-хронологической схемы развития южнотаежного Прииртышья закончилась, не дав ответы на самые важные вопросы. Однако понятие «богочановская культура» закрепилось в науке, им стали оперировать исследователи, в свет вышла обобщающая монография (Данченко Е.М., 1996), которая не столько подвела итог изучения раннего железного века южнотаежного Прииртышья, сколько наметила основные проблемные зоны. В связи с этим объективно существует пробел в древней истории Омского Прииртышья, не позволяющий наметить четкую схему развития местных культур.

Наконец, назрела необходимость осмыслить накопленный со второй половины 1990-х годов археологический материал, не введенный до сих пор в научный оборот.

Цель исследования - рассмотрение материалов, в том числе и с использованием нового не опубликованного материала раскопок Красноярского археологического комплекса, городища Новоягодное IV, относящихся к богочановской культуре VI-II в.в. до н.э., для уточнения и дополнения существующей ныне концепции культуры.

В задачи исследования входит:

проследить историю изучения богочановской культуры в контексте археологических исследований в Зауралье и Западной Сибири;

проанализировать археологические источники по раннему железному веку южнотаежного Прииртышья, прежде всего, новые, неопубликованные материалы;

реконструировать материальную культуру древнего населения, включающую в себя систему жизнеобеспечения и экономику;

рассмотреть вопросы хронологии и культурной принадлежности археологических памятников южнотаежного Прииртышья эпохи раннего железа.

Объектом исследования является богочановская культура VI-II в.в. до н.э.

Предметом исследования является концепция богочановской культуры и ее анализ в свете новых материалов.

Территориальные и хронологические рамки исследования. В территориальные рамки входит ареал распространения богочановской культуры, который включает в себя практически все южнотаежное Прииртышье. Южнотаежное Прииртышье, охватывающее пространство между устьями Тары и Тобола, находится на стыке двух ландшафтных зон - тайги и лесостепи, естественной границей между которыми на значительном отрезке является русло Иртыша. Сеть его притоков связывает эту территорию с районами Зауралья, Казахстана, Приобья. На протяжении тысячелетий природная среда создавала здесь условия для существования и взаимодействия первобытных коллективов с различными хозяйственными, этнокультурными и антропологическими особенностями, что повлияло на сложность процессов формирования древних культур.

Южнотаежное Прииртышье в эпоху раннего железа было одним из тех мест, где проходили сложные этногенетические процессы, в ходе которых формировались основные параметры культуры таежного населения, которые с незначительными трансформациями доживают до этнографической современности. Хронологические рамки работы охватывают период с VI по II в.в. до н.э., т.е. время бытования богочановской культуры, а также следующий период переходного времени от раннего железа к раннему средневековью - конец I тыс. до н.э. - начало I тыс. н.э.

Методологической основой является системный подход, который рассматривает общество как сложную, исторически сложившуюся систему. Надо сказать, что под системой в нашем случае подразумевается именно традиционное общество, а не археологическая культура, тем более что определение археологической культуры является само по себе серьезной научной проблемой. Идя вслед за предшественниками, мы ограничиваем наше исследование одной богочановской культурой, именно в том виде, в котором она была выделена. Совпадает ли она с живой культурой прошлого? Возможно, не совсем. Однако в нашей науке давно закрепилась практика выделения археологической культуры чисто формально-типологически, затем в процессе работы с уже формально сгруппированным материалом его «оживление» и интерпретация. Насколько это «оживление» будет корректно остается на совести исследователя. Порой получается, что интерпретация автора «забегает» вперед формализации материала. В этом нет ничего удивительного, по словам Л.С. Клейна «…если в определении археологической культуры царят полный хаос и неразбериха, то неясность и произвол в деле выделения культур естественны…» (Клейн Л.С., 1991, С. 130). Возвращаясь к богочановской культуре, следует признаться, что она не является исключением. Выделенная в свое время по формальным признакам, она является классическим примером того феномена, который в сибирской археологии называют «культурами керамики». Зададим тот же вопрос: совпадала ли она с живой культурой прошлого? Возможно нет, но она безусловно отражала некогда существовавшую часть традиционного общества Западной Сибири с общими чертами в культуре, что отразилось в формах и орнаментации керамики. Связана ли эта общность признаков с политическими, идеологическими, эстетическими, экологическими или иными факторами предстоит еще доказать, но тот факт, что эта общность имела место, не вызывает сомнений.

Особое значение в нашей работе имеют экологический и палеоэтнографический подходы. Экологический подход. В его основе применительно к археологии лежат выявление, изучение и использование в историко-археологических построениях общих, региональных и эпохальных закономерностей адаптации человеческих коллективов к окружающей среде (Косарев М.Ф., 1991. С. 4). Палеоэтнографический подход - умение находить и объективно осмысливать археолого-этнографические параллели при реконструкции тех или иных явлений археологической действительности - одно из важных условий историзма подхода. Тактика палеоэтнографического подхода заключается в выборе наиболее подходящей этнографической модели реконструируемого археологического явления.

В ряде случаев, особенно при палеоэкономических реконструкциях обнаруживается, что палеоэтнографический подход тесно связан с экологическим, что логично и закономерно. Дело в том, что обращение археолога к этнографии наиболее оправдано тогда, когда сопоставляемые археологические и этнографические факты отражают экологическую обусловленность явления, представляют собою закономерный результат рационального приспособления человеческого коллектива к окружающей среде (Косарев М.Ф., 1991.С. 7).

Методы: формально-типологический, сравнительно-исторический, метод аналогий. Формально-типологический метод, широко используемый при описании памятников материальной культуры, как показывает опыт предшественников, вполне применим и весьма результативен для проведения типологического анализа разнообразного археологического материала. Историко-сравнительный метод важен при поиске типологических параллелей и попытке выявления этнокультурных и этногенетических связей. Для палеоэкономических реконструкций мы используем методологические наработки, которые сделаны исследователями в рамках трех направлений: междисциплинарном, системно-экологическом и системно-палеоэкономическом.

Основными источниками исследования являются материалы археологических раскопок древних поселений и могильников, прежде всего Красноярского археологического комплекса в Усть-Ишимском районе Омской области, городищ Новоягодное II, Новоягодное IV, поселения Зимнее III в Знаменском районе Омской области, а также грунтового могильника Усть-Тара 71.^?* Пользуемся случаем поблагодарить Е.М. Данченко и К.Н. Тихомирова за возможность использовать их неопубликованные материалы. Также в данной работе используются опубликованные археологические, этнографические источники, работы теоретического, обобщающего характера, архивные материалы.

Практическая значимость. Результаты работы могут быть использованы при подготовке обобщающих трудов по древней истории Западной Сибири раннего железного века.

Апробация результатов работы. Отдельные положения и выводы были представлены автором на региональных конференциях в городах Красноярске (2006), Новосибирске (2007), Барнауле (2008). По тематике диплома было опубликовано 3 работы в виде тезисов докладов.

Структура работы соответственно поставленным целям и задачам состоит из введения, четырех глав, заключения, списка литературы и источников, приложения.

1. История изучения богочановской культуры в контексте археологических исследований в Зауралье и Западной Сибири

культура хозяйство археологический богочановский

Прежде чем приступить к рассмотрению истории изучения раннего железного века южнотаежного Прииртышья, мы хотим предупредить, что не стали подробно останавливаться на отдельных работах, поскольку многие аспекты истории изучения раннего железного века уже очень хорошо представлены в археологической литературе. В данной главе мы сосредоточили свой взгляд на наиболее интересных и необходимых для понимания основных проблем изучения раннего железного века работах.

Первые раскопки археологических памятников на территории южнотаежного Прииртышья носили грабительский характер и были связаны с деятельностью «бугровщиков», нанесших страшный урон западносибирской археологии. Научное изучение древней истории края началось значительно позднее. При этом, как отмечал В.Н. Чернецов, южная часть территории Приобья по среднему течению Иртыша и его притоков меньше привлекала внимание археологов, чем северная (Чернецов В.Н., 1953б. С. 9). Можно добавить, что по сей день лесная полоса Среднего Прииртышья традиционно остается менее изученной по сравнению с лесостепной.

В дореволюционное время сбором древностей здесь занимались в основном краеведы любители, среди которых следует отметить жителей д. Серебрянка на р. Ишим Усовых. Однако, несмотря на то, что их усилия способствовали пополнению музейных коллекций, отсутствие сведений об обстоятельствах находок снижало научную ценность переданных материалов.

Первое исследование археологических памятников раннего железа на данной территории, сопровождавшееся составлением полевой документации, относятся к 80-м годам XIX века. Такие работы на Потчевашском курганном могильнике близ Тобольска провел А.И. Дмитриев-Мамонтов. К сожалению, дневниковые записи исследователя и полученный материал сохранились лишь частично (Мошинская В.И., 1953а. С. 189).

В 1913 году по заданию Археологической комиссии Н.И. Бортвин произвел раскопки на городище Голая Сопка неподалеку от устья Ишима, на котором, как выяснилось позднее, представлены материалы эпохи раннего железа. На памятнике было вскрыто более 80-ти квадратных сажен. Отчет о результатах исследования поступил в Археологическую комиссию (ОАК за 1913-1915 гг. С. 175-177).

С 30-х годов XX века начинает свою деятельность по выявлению памятников археологии Прииртышья А.Ф. Палашенков. Собранный материал для археологической карты Омской области по сей день сохраняет большое значение (Палашенков А.Ф., 1979, 1980, 1984, 1987, 1990, 1991).

Итогом этого периода изучения древностей Прииртышья стало накопление определенного объема источников, ставших базой для дальнейших исследований. Вместе с тем редкими были попытки их научной интерпретации, не говоря уже о направленном изучении отдельных эпох.

Значительный вклад в археологическое изучение Прииртышья был внесен работами Западносибирской экспедиции ИИМК АН СССР под руководством В.Н. Чернецова. В.Н. Чернецов - крупный талантливый ученый, археолог и этнограф, сделавший очень много для восстановления древней истории Западной Сибири. Занимаясь культурой обских угров и выяснив важное значение южного компонента в ее формировании, он счел необходимым сосредоточить работы в Прииртышье и Зауралье (Флуткова А.В., 1988, с. 9, 10).

Первая экспедиция, осуществленная в 1945 году наметила цели общерекогносцировочного порядка. Сначала работы велись непосредственно в Омске.

По окончании разведки в Омске работы были перенесены в Тарский район Омской области. Этот район по своим географическим данным представлялся В.Н. Чернецову заслуживающим большого внимания (Флуткова А.В., 1988, с. 11). Весомый вклад в изучении эпохи железа был внесен В.Н. Чернецовым, в связи с исследованием городищ Безымянное 1, 2, 3.

В это же время полевые работы по исследованию памятников эпохи железа ведутся и в сопредельных регионах, идет накопление и публикация материалов (Басандайка, 1947).

Первую систематизацию имеющихся данных провел также В.Н. Чернецов. В обобщающих работах им была намечена схема этнокультурного развития Приобья, начиная с неолита и кончая поздним средневековьем (Чернецов В.Н., 1953б; 1957). Для интересующей нас эпохи раннего железа было выделено несколько культур, в том числе на территории Среднего Прииртышья. Основываясь на находке Мурлинского клада, правобережье Иртыша в пределах Тарского района Омской области В.Н. Чернецов включил в ареал формирования кулайской культуры IV-I в.в. до н.э. Западнее и несколько ниже по Иртышу в середине I тыс. до н.э. сформировалась потчевашская культура. По среднему течению Иртыша, на территории Омской области была выделена среднеиртышская культура раннего железного века, которая, как считал В.Н. Чернецов, занимала промежуточное положение между лесными памятниками и степными типа Коконовки и Саргатки (Чернецов В.Н., 1953в. С. 223, 224).

В.Н. Чернецов первым подчеркнул значение южнотаежного Прииртышья как контактной зоны для лесных и лесостепных групп населения. По его мнению, существующие между ними связи особенно усилились в эпоху бронзы, что привело к сочетанию в материальной культуре, в частности, в керамике, черт, уходящих корнями в таежный неолит и степных андроноидных мотивов. Проникновение андроновской орнаментации в среду таежных племен, где в последствии она послужила основой современной орнаментальной системы хантов и манси, В.Н. Чернецов объяснял глубокими этническими связями (Чернецов В.Н., 1953б. С. 60, 61). По мнению исследователя, в эпоху раннего железа с территории среднего Прииртышья началось проникновение в таежные культуры Приобья древнеугорского элемента, который он связывал с лесостепными племенами савыров, оставивших Саргатские и Коконовские курганы (Чернецов В.Н., 1953в. С. 240).

Разрабатывая этнокультурную схему древнего Приобья, В.Н. Чернецов большое внимание уделял определению семантики бронзовых изображений, гравировок и узоров на керамической посуде, а также их связям с современными, отражающими тотемистические представления обских угров. Не утратила своего значения его работа по типологии западносибирских кельтов (Чернецов В.Н., 1947).

Концепцию В.Н. Чернецова поддерживала В.И. Мошинская, опубликовавшая ряд работ по данной проблематике (Мошинская В.И., 1953а, 1953б, 1953в).

Важную роль в изучении раннего железного века Западной Сибири сыграло выявление комплексов переходного от эпохи бронзы к раннему железу периода. В 1940-1950-х гг. началось активное изучение памятников гамаюнской культуры, попутно исследователи выдвигали свои схемы этнокультурного развития Урала, Зауралья и Западной Сибири начиная от эпохи поздней бронзы заканчивая ранним железным веком. Подробно эти работы рассмотрены в монографии В.А. Борзунова (Борзунов В.А., 1992).

60-е годы XX века отмечены активизацией полевых работ в Западной Сибири, включая и Прииртышье, где они охватывали преимущественно зону лесостепи. Памятники таежной полосы обследовались рекогносцировочно или подвергались раскопкам разведочного характера. В результате интенсивного накопления археологического материала возникла необходимость обобщения полученных данных.

С 1961 года в лесостепной и частично лесной зонах Зауралья и Западной Сибири началась работа Уральской археологической экспедиции под руководством В.Ф. Генинга. Особое внимание было уделено изучению памятников эпохи железа: работами В.Ф. Генинга и В.Е. Стоянова была уточнена и значительно расширена классификация лесостепных памятников эпохи раннего железного века Зауралья, выделены новые носиловский, речкинский и баитовский типы (Викторова В.Д., 1969, с. 5). Систематизации археологических памятников лесного Зауралья эпохи железа была посвящена диссертация В.Д. Викторовой, в которой автор выделяет ряд типов археологических памятников: зеленомысский, воробьевский, баитовский, речкинский, кашинский, вагильский, синдейский (Викторова В.Д., 1969).

Работы уральских исследователей, проведенные в это время сыграли серьезную роль в дальнейшем изучении памятников раннего железного века Западной Сибири, в том числе и Среднего Прииртышья. На основе этих исследований позднее, в ходе осмысления результатов раскопок, а также дальнейшего расширения источниковой базы, были выделены новые археологические культуры, некоторые культуры и типы в свою очередь не были приняты широким кругом исследователей.

В 1960-1970 гг. велась активная разработка схемы развития культур эпохи поздней бронзы на территории Западной Сибири (Косарев М.Ф., 1964; Матющенко В.И., 1974. С. 151 - 154). Исследования культур эпохи поздней бронзы сыграли в последствии важнейшую роль в изучении культуры раннего железного века, да и в целом культурогенеза южнотаежного Прииртышья (Данченко Е.М., Полеводов А.В., 2007).

В 1970 году на археологическом совещании в Томске группа уральских археологов во главе с В.Ф. Генингом была предложена периодизация памятников эпохи железа Омского Прииртышья. Потчевашскую культуру, которую В.Н. Чернецов и В.И. Мошинская относили к эпохи раннего железа, уральцы датировали эпохой раннего средневековья, выделив в ней два этапа - сперановский и горносталевский (Генинг В.Ф., Корякова Л.Н., Овчинникова Б.Б., Федорова В.Н., 1970. С. 222, 223). К сперановскому этапу были отнесены материалы, на основании которых В.Н. Чернецов выделил среднеиртышскую культуру раннего железного века. Памятники лесостепной полосы, типа Коконовских и Саргатских курганов, были объединены в абатскую культуру, названную по одноименному могильнику на р. Ишим, давшему выразительный материал с четкой хронологической привязкой. Население абатской культуры, по мнению исследователей, предшествовало появление племен с фигурно-штампованной керамикой, в частности, орнаментированной «уточкой» и «змейкой» (Генинг В.Ф., Корякова Л.Н., Овчинникова Б.Б., Федорова В.Н., 1970. С. 213, 218).

В пользу датировки потчевашской культуры второй четвертью I тыс. н.э. - VIII в. н.э. высказалась А.С. Чагаева. Как и свердловские археологи, она пришла к выводу, что при рассмотрении материалов Чувашского мыса В.И. Мошинская ошибочно объединила два различных в хронологическом отношении комплекса - раннего железа и средневековья (Чагаева А.С., 1970. С. 237). В концепции, изложенной на том же совещании В.А. Могильниковым, для начала эпохи железа выделялась ивановско-баитовская культурная общность VII-IV в.в. до н.э., в которую были включены памятники лесостепных и, что для нас особенно важно, таежных районов Прииртышья. Происхождение населения с ивановско-баитовской керамикой В.А. Могильников связывает с местными племенами эпохи бронзы, оставившими памятники типа Красноярского городища на Иртыше и Старомаслянского на Ишиме. По мнению ученого, ивановско-баитовские племена в качестве субстрата вошли в саргатскую культуру, о чем свидетельствует сходство форм и орнаментации посуды (Могильников В.А., 1970. С. 175-177, 181). В.А. Могильников поддержал выделение В.Н. Чернецовым среднеиртьшской культуры, отметив пришлый характер ее населения. Как район, из которого могли продвинуться племена, оставившие памятники типа Сперановского городища, называлось Среднее Приобье, связанное с территорией Прииртышья сетью малых таежных рек (Могильников В.А., 1970. С. 183, 184).

Дальнейшая разработка вопросов изучения памятников эпохи поздней бронзы и переходного периода к раннему железному веку продолжилась в конце 1970-х - начале 1980-х гг. На материалах Среднего Прииртышья была выделена красноозерская культура (Косарев М.Ф., 1981; Косарев М.Ф., Потемкина Т.М., 1985).

Большое значение для изучения раннего железного века имело выявление керамики кулайской культуры. Заслуга эта принадлежит М.Ф. Косареву и Л.А. Чиндиной, которая выделила васюганский и саровский этапы существования культуры и соответствующие им типы посуды (Косарев М.Ф., 1969. С. 51; 1974. С 140, 141; Чиндина Л.А., 1973. С. 161). Сопоставление приобских и прииртышских керамических комплексов позволило В.А. Могильникову высказать предположение о том, что таежное правобережье Иртыша, неосвоенное саргатцами, стало районом куда продвигались кулайские племена (Могильников В.А., 1978. С. 86). Это продвижение фиксируется находками кулайского бронзового литья и керамики обоих типов - васюганского и саровского - на среднеиртышских памятниках. В.А. Могильников считал, что особенно значительными были миграции кулайцев в Прииртышье на саровском этапе и связывал памятники среднеиртышской культуры с одной из групп кулайского населения, продвинувшегося и Среднего Приобья (Могильников В.А., 1978. С. 90). Позднее им было отмечено, что на правобережье Омского Прииртышья, в бассейнах рек Оми и Тары, население саргатской и кулайской культур непосредственно соприкасалось, причем взаимосвязи, имевшие характер брачных и обменных контактов, наиболее четко прослеживаются на памятниках III-II в.в. до н.э. и ослабевают в дальнейшем (Могильников В.А., 1986. С. 27, 28). Открытие погребальных комплексов, в которых саргатская посуда находилась совместно с кулайской, опровергало точку зрения свердловских археологов о разновременности названных типов керамики (Генинг В.Ф., Корякова Л.Н., Овчинникова Б.Б., Федорова В.Н., 1970. С. 118)

Большой интерес специалистов вызвала публикация В.А. Могильниковым материалов Богочановского городища, расположенного в Знаменском районе Омской области, включающих предметы бронзового литья и связанный с ними комплекс керамики. Отмечая своеобразие последнего, В.А. Могильников все же отнес его к васюганскому этапу кулайской культуры, датировав IV-II или даже V-III в.в. до н.э. Учитывая наличие аналогичной посуды на ряде памятников Тарско-Тобольского Прииртышья, включенных ранее в ивановско-баитовскую общность, исследователь высказал предположение, что во второй половине I тыс. до н.э. западная граница кулайской культуры шла по Иртышу вдоль южной кромки тайги (Могильников В.А., 1984. С. 31, 32).

В свете новых данных Л.А. Чиндина, которая ранее ставила вопрос о существовании среднеиртышского варианта кулайской культуры, включила правобережный бассейн Среднего Прииртышья в район ее формирования (Чиндина Л.А., 1982. С. 18; 1984. С. 164) и, таким образом, стала на позицию, ранее высказанную В.Н. Чернецовым. Вывод о раннем формировании культур кулайской общности на правобережье лесного Среднего Прииртышья позднее сделал В.А. Могильников. Анализируя находки с жертвенного места Окунево - V на реке Таре, он пришел к заключению об участии в этом процессе населения красноозерской культуры (Могильников В.А., 1987. С. 85).

Новые материалы из таежного Прииртышья позволили А.Я. Труфанову иначе подойти к решению рассматриваемых вопросов и выделить богочановский тип керамики, родственный васюганскому в Среднем Приобье. Несколько ранее, по его мнению, существовала керамика журавлевского типа, занимающая промежуточное положение между сузгунской, испытавшей крестовое влияние, и богочановской, и являющейся посудой переходного времени от бронзового к железному (Труфанов А.Я., 1987. С. 129). Обоснование намеченной схемы составило содержание совместной работы Е.М. Данченко, В.А. Могильникова, А.Я. Труфанова (Данченко Е.М., Могильников В.А., Труфанов А.Я., 1991).

Подготовка статьи по времени совпала с выходом монографии Н.В. Полосьмак, где памятники Тарско-Тобольского Прииртышья типа Богочановского и Ивановского городищ объединялись с северобарабинскими и сургутскими в новочекинскую культуру V-III в.в. до н.э., которая, по ее мнению, сформировалась в Северной Барабе на основе местного населения местного населения эпохи поздней бронзы с гребенчато-ямочной керамикой. Расселяясь на границе тайги и лесостепи, население Северной Барабы испытывало влияние южных соседей - носителей саргатской культуры, у которых, в частности, заимствовало черты погребальной обрядности. Новочекинские памятники рассматривались Н.В. Полосьмак в рамках одной общности с кулайскими васюганского типа (Полосьмак Н.В., 1987. С. 104-107).

Одновременно с этим В.А. Могильников поставил вопрос о выделении особой богочановской культуры, население которой он ранее рассматривал как ивановско-баитовское. Своеобразие ее, по мнению исследователя, проявляется в форме и орнаментации керамики, а также в предметах культового бронзового литья, выполненных в сплошной, а не ажурной манере. Вместе с тем В.А. Могильников отметил наличие у населения богочановской и кулайской культур общих черт в посуде, а также в распространении ряда однотипных орудий, таких как бронзовые кельты и наконечники стрел кулайского типа (Могильников В.А., 1988. С. 28,29).

Несколько позднее Ю.П. Чемякин, проводивший раскопки поселений и городищ Сургутского Приобья, высказался против включения их, а также богочановских памятников Прииртышья, в новочекинскую культуру. Материалы Барсовой Горы, ранее выделяемые в так называемую «IV группу», были объединены исследователем в самостоятельную калинкинскую культуру (Чемякин Ю.П., 1993. С. 159).

Весомый вклад в изучении южнотаежного Прииртышья в эпоху раннего железа внес Е.М. Данченко. Исследователем проведены раскопки целого ряда памятников на территории Омской и Тюменской областей. Результаты исследований были частично опубликованы и обобщены в монографии (Данченко Е.М., 1991; 1993; 1995; 1996).

С выходом монографии планомерное исследование памятников южнотаежного Прииртышья эпохи раннего железа в археологической литературе практически прекратилось и в настоящее время носит эпизодический характер. Последние публикации, посвященные памятникам богочановской культуры, не решают принципиальных проблем их изучения (Данченко Е.М., 1999; 1999 А; 2000; Данченко Е.М., Колесникова И.М., 2000; Могильников В.А., Данченко Е.М., Горьковая О.Е., 1999; Данченко Е.М., Штамп И.А., 2003).

Однако не прекратилось расширение источниковой базы. На протяжении многих лет, с 1991 года и вплоть до настоящего времени отрядом экспедиции ОмГПУ, под руководством Е.М. Данченко проводятся археологические раскопки на Красноярском археологическом комплексе в Усть-Ишимском районе Омской области (Данченко Е.М., 1996а, 1998, 1998а, 2000а, 2002, 2003, 2004, 2005, 2006). Комплекс включает в себя ряд культурных горизонтов начиная от эпохи мезолита до позднего средневековья, самым представительным является комплекс находок, связанный с ранним железным веком (Данченко Е.М., Горьковая О.Е., Грачев М.А., Колесникова И.М, 2001).

Кавырдакской археологической экспедицией под руководством К.Н. Тихомирова, при содействии ОмГУ проводились археологические работы на ряде памятников южнотаежного Прииртышья, также относящихся к эпохе раннего железа: Новоягодное II, Новоягодное IV, Зимнее III, Усть-Тара 71.

Обозревая историю изучения богочановской культуры и вообще южнотаежной зоны Прииртышья, можно заключить, что сейчас археологическое исследование этой территории стоит лишь на стадии накопления материала. Давно уже принято делить историю изучения на определенные периоды, как правило, это донаучный период, период накопления материала и первых интерпретаций, период обобщения и выстраивания концепции культурного развития. В принципе данная периодизация характерна для всей Западной Сибири и уже плотно закрепилась в археологической литературе.

Первый период обычно начинают с деятельности бугровщиков, это период стихийного накопления материала, если научные исследования ведутся, то очень широко, не ставятся конкретные археологические цели (к примеру, деятельность Г.Ф. Миллера). Собственно научный период накопления материала начинается лишь в XX веке, когда многие опальные археологи были вынуждены уехать из столиц в Сибирь. Особой вехой этого периода обычно считают 1940-1950-е гг., когда начинается планомерное изучение археологии Сибири, это, прежде всего, связано с научной деятельностью В.Н. Чернецова. Это же и время первых интерпретаций и обобщений. Начало следующего периода относят к концу 1960-х - началу 1970-х гг. - это период интерпретации накопленного материала, теоретических обобщений и выстраивания концепции этнокультурного развития Западной Сибири.

Однако такое деление с нашей точки зрения не совсем соответствует действительности. Получилось так, что работы В.Н. Чернецова (несомненно, важные) сводились к поверхностному обследованию археологических памятников, некоторые из которых исследовались более тщательно, некоторые лишь рекогносцировочно. Однако результатом этих работ стало создание схемы этнокультурного развития Западной Сибири (предварительной). По мере накопления источниковой базы, а в реальности лишь появления таковой в результате планомерных полевых работ только сформировавшихся местных научных центров. В конце 1960-х - начале 1970-х гг. происходило не столько обобщение материала, сколько вписывание его в уже созданную схему В.Н. Чернецова. Материал в этих целях дробился типологически, что и позволяло втиснуться ему в рамки уже привычной схемы. Получалась обратная ситуация: обобщение и интерпретация практически опередили накопление источниковой базы, которое продолжается и по сей день. Археологический материал по мере поступления дробится, и встраивается в существующую схему, на основе типологического анализа все той же керамики. Однако в результате этих бесконечных дроблений и прибавлений всякого рода археологических культур, общностей и локальных вариантов, общая этнокультурная схема приобрела довольно аморфный вид, где связи между отдельными звеньями носят зачастую сумбурный и противоречивый характер, что вызывает в свою очередь непримиримые споры представителей отдельных научных центров.

2. Археологические источники по раннему железному веку Южнотаежного Прииртышья

В данной главе мы не будем подробно останавливаться на характеристике всей источниковой базы, поскольку большинство материалов уже довольно не плохо освещены в археологической литературе, и легли в основу обобщающей монографии Е.М. Данченко. При этом мы уделим внимание новым и неопубликованным материалам с богочановских памятников.

Как мы уже отмечали, археологические памятники богочановской культуры представлены в основном поселениями.

2.1 Поселения и жилища богочановской культуры

Трудно переоценить значение поселений в изучении истории и культуры древних обществ. Для многих археологических культур основным, а порой и единственным типом памятников являются поселения. Поселенческие материалы характеризуют изучаемую культуру с недосягаемой для других памятников полнотой, многоплановостью и представительностью, они как никакие другие, дают возможность увидеть ее в динамике. Ведь функционируя в течение более или менее длительного времени, большинство стационарных поселений непрерывно накапливают информацию о, может быть, незаметной на первый взгляд, но вполне закономерной и неизбежной эволюции материальной культуры общества, которую при достаточно полном исследовании таких памятников можно проследить (Матвеев А.В., 1989. С. 4).

Формообразование поселений происходило, прежде всего, соответственно особенностям конкретной природной среды, тип и форма поселения определялись характером водоема, рельефом, климатическими условиями (Викторова В.Д., 1984. С. 10). Однако организация жилой среды является не только одной из форм экологической адаптации, но и частично наследуется от предыдущих поколений, частично дополняется инновациями, обусловленными как творческой деятельностью людей, так и культурными контактами. При этом развитие любой культуры сопровождается выработкой собственной системы расселения и домостроительства (Матвеева Н.П., 2000. С. 37,38).

Поселения журавлевского этапа богочановской культуры.

В настоящее время на Иртыше и Ишиме известно 16 поселений с керамикой журавлевского типа. Они занимают территорию от низовьев р. Оми на юге до устья р. Ишим на севере. Все памятники в разной степени исследовались раскопками и, за исключением городища Ямсыса VII и Новоягодное IV, являются многослойными. Общая мощность культурных отложений, как правило, невелика и равняется 0,4 - 0,8 м; при этом судить о толщине собственно журавлевского слоя трудно. На Ямсысе VII она составляла 0,2 м под валом и 0,6 - 0,7 м на основной площади городища. Большинство поселений расположено на коренных террасах Иртыша, возвышающихся над старицами или долинами малых рек (Новоникольское III, Богочановское, Кип III, Кип IV), а также по берегам иртышских притоков - Оми (Сперанское), Тары (Окунево IV), Шиша (Новоягодное II), Ямсысы (Ямсыса VII), Ишима (Михайловское, Борки, Боровлянка II). Высота площадок обычно достигает 9-11 м. Довольно низко над уровнем поймы расположено городище Ямсыса VII и поселение Боровлянка II, а самыми высокими являются городища Новоягодное II - 30 м, Верхнее Аксеново II, имеющее отметку 56 м (Данченко Е.М., 1996. С. 15).

Из 16 учтенных поселений 11 укреплены. При этом установить связь журавлевской посуды с оборонительными сооружениями трудно, а порой и просто невозможно из-за многослойности памятников, на большинстве которых не проводилось специальных исследований (Данченко Е.М., 1996. С. 15, 16).

Наличие такой связи прослежено на городищах Ямсыса VII, Борки, Красноярском.

Борковское городище по классификации В.Е. Стоянова относится к I типу, который объединяет мысовые поселки, ограниченные с напольной стороны валами и рвами, пролегающими поперек мыса (Стоянов В.Е., 1970. С. 239).

Возведению укреплений предшествовало отложение культурного слоя, поэтому можно сказать, что поселение некоторое время оставалось неукрепленным. Принадлежность оборонительных сооружений журавлевскому населению подтверждается стратиграфическими данными. Особенность Борковского городища - наличие так называемого «выселка», расположенного на противоположной стороне оврага на мысу и состоящего из жилищных западин, опоясанных с напольной стороны валом (Данченко Е.М., 1996. С. 17, 18).

Городище Ямсыса VII по той же классификации В.Е. Стоянова относится ко II типу, объединяющему городища, расположенные как на сплошных участках террас, так и на мысах и ограниченные замкнутыми (прямоугольными, овальными, округлыми) линиями валов и рвов (Стоянов В.Е., 1970. С. 239). Памятник расположен на пятиметровом берегу р. Ямсыса - правого притока Иртыша. Несмотря на то, что городище находится на мысу, оно имеет не поперечную, а круговую систему обороны в виде вала и рва, ограничивающих площадку треугольной в плане формы площадью около 300 кв. м (Данченко Е.М., 1996. С. 19; Труфанов А.Я., 1983).

Журавлевские селища по топографической приуроченности не отличаются от городищ. Часть из них (Утьма, Зимнее I) находятся на останцах, другие (Кип III, Окунево) занимают мысовидные участки коренных террас. Высота площадок от уровня поймы достигает 9-11 м. (Данченко Е.М., 1996. С. 20).

В целом журавлевские поселения очень схожи с аналогичными памятниками сопредельных регионов. Так, большое сходство мы находим с поселениями васюганского этапа кулайской культуры, здесь городища и селища также занимают мысовые участки, всегда на господствующей над окружающим пространством местности. По особенностям искусственных укреплений их можно разделить на круговую, трехстороннюю и одностороннюю системы обвода. В свою очередь по форме они были прямоугольные, дугообразные или подковообразные, овальные. Валы и рвы городищ были 1,5-3,0 м ширины, высота вала - 0,6-0,9 м, глубина рва - 0,6-0,8 м. За укреплениями обычно находилось 2-15 западин (Чиндина Л.А., 1984. С. 16).

Общие черты прослеживаются и с баитовскими, новочекинскими, калинкинскими поселениями (характер укреплений и приуроченность к высоким береговым террасам) (Матвеева Н.П., 1989; Полосьмак Н.В., 1987; Чемякин Ю.П. 1993). Во многом это сходство обусловлено одинаковыми природными условиями, которые порождали схожие черты в материальной культуре.

Топография поселков, возможно, связана с хозяйственной деятельностью южнотаежного населения Западной Сибири. Данный регион находится на стыке двух ландшафтных зон - таежной и лесостепной. Наличие наряду с лесными массивами и водоемами, богатыми рыбой, открытых поименных участков, удобных для выпаса скота и занятий земледелием, создавало все необходимые условия для формирования у древнего населения многоотраслевого хозяйства, как наиболее полно отвечавшего экологическим особенностям данной территории. Топография поселков свидетельствует о том, что они, как правило, располагались в местах, прилегающих к устьям небольших рек или вблизи стариц и поныне богатых рыбой. Часто памятники устраивались на террасах, возвышающихся над широкими пойменными участками, которые могли использоваться как пастбища.

Возможно, общие черты связаны и с одинаковыми этнокультурными процессами происходившими в Западной Сибири в переходный период от бронзового века к железному. Речь идет о миграции северных групп населения - носителей крестово-струйчатой керамики - на юг. Продвижение северных племен в X-IX вв. до н.э. в Среднее Прииртышье, ассимиляция ими части местного сузгунского и ирменского населения постепенно привели к сложению красноозерской культуры (Косарев М.Ф., 981, с. 189 - 193; Абрамова М.Б., Стефанов В.И. 1981; Труфанов А.Я. 1985), а затем - смешанных групп с керамикой журавлевского типа (Труфанов А.Я. 1987). Трудно сказать, сохранило или нет местное население лесостепи, среди предков которых были строители городища Черноозерье I, навыки сооружения фортификаций. Скорее всего, нет. Они иногда селились на высоких, естественно защищенных мысах, но валы и рвы здесь появились только в эпоху железа (городище Розановское, Большой лог) (Генинг В.Ф. и др., 1970. С. 36-44). Носителями идеи укрепленного поселения, очевидно, являлись пришельцы с крестовой керамикой, стремившиеся закрепиться на новых территориях в окружении чуждого населения.

Поселения богочановского этапа богочановской культуры.

Число поселений, на которых известна керамика богочановского типа к настоящему времени перевалило за 30. Занимаемая ими территория в основном совпадает с ареалом журавлевских памятников, но распространяется дальше на север, где крайним пунктом нахождения богочановской посуды является городище Уки II.

По топографическим особенностям богочановские поселения не отличаются от журавлевских. Подобная ситуация прослеживается и применительно к саровским поселениям, которые сменяют васюганские (Чиндина Л.А., 1984. С. 44). Чаще всего поселки располагались на мысах, реже - сплошных участках террас или останцах. Высота площадок колеблется от 6 м на городище Иванов Мыс IV до 62 м на селище Яр, в большинстве случаев равняется 9-11 м (Данченко Е.М., 1996. С. 39).

В большинстве своем это многослойные поселения, содержащие находки различных эпох. Однослойными являются поселение Затон, а также мысовая часть Михайловского городища. 18 поселков имеют укрепления, но также как и в случае с журавлевскими памятниками не всегда получается выявить связь фортификационных сооружений со временем бытования богочановцев.

Богочановские укрепленные поселения так же, как и журавлевские представлены I и II типами по классификации В.Е. Стоянова.

К I типу относится Богочановское городище, на котором прослежена связь укреплений и богочановской керамики. Оно занимает треугольный мысовидный выступ террасы левого берега Иртыша высотой около 10 м. Городище имеет две площадки треугольные в плане формы, общей площадью до 4500 кв. м., разделенных двумя валами и рвом между ними. Следов деревянных конструкций не обнаружено. В.А. Могильников, исследовавший памятник, пришел к выводу, что оборонительные сооружения на городище оставлены богочановским населением. К I типу можно также отнести городища Безымянное II, Ивановское, Новоягодное I, Конашовка III, Иванов Мыс IV, Новоникольское I, Красноярское.

Ко II типу принадлежит городище Михайловское, имеющее замкнутый пояс укреплений. Городище расположено на двадцатиметровом мысу, возвышающемся над старицей р. Ишим. С запада и юга оно хорошо защищено обрывом террасы, а с севера и востока ограничено валом и рвом. Еще одна линия укреплений типа вал-ров-вал разделяет городище на две площадки трапециевидной формы. Основываясь на характере распределения богочановской керамики на памятнике, Е.М. Данченко связывает возведение укреплений со временем обитания на нем богочановского населения (Данченко Е.М., 1996. С. 40, 41).

В целом богочановские поселения мало, чем отличаются от журавлевских, следует отметить, что они превосходят последние по количеству, мощности и насыщенности культурного слоя и занимают более обширную территорию.

Жилища эпохи раннего железного века южнотаежного Прииртышья.

Другим важнейшим компонентом жилой среды (кроме поселения как такового) является жилище. Жилища полифункциональны. Их первое назначение - защита от природных и социальных явлений. С этим связаны: ориентировка жилища, форма выхода и его местоположение относительно водоема и господствующих ветров, наличие дренажных канавок и т.д. Другое назначение - обеспечение жизнедеятельности коллектива, она предполагает определенный численный состав обитателей жилища, коррелированный с основными видами хозяйственной деятельности и формой семьи. Организация бытовой деятельности может быть зафиксирована в виде площадки для приготовления и потребления пищи, пищевых отходов, места для сна и отдыха в виде остатков деревянных или земляных нар, определенного размера участков в жилищах с малым включением находок и слабо окрашенным культурным слоем (Викторова В.Д., 1984. С. 11,12). Формообразование жилищ происходило с учетом природного строительного материала, свойств орудий и строительных технологий. Форма жилищ, мощность стен и покрытий, характер крепления стен зависели от строительного материала и плотности грунта.

К сожалению, обстоятельные исследования жилищ богочановской культуры не проводились. Мы не располагаем достаточным количеством исследованных жилищ, чтобы делать серьезные выводы об особенностях домостроительства у богочановцев, поэтому ограничимся общими морфологическими признаками жилищ, известным по существующим публикациям.

Жилища журавлевского этапа богочановской культуры.

Журавлевские жилища исследованы И.А. Сыркиной на городище Борки, описание этих объектов даны в монографии Е.М. Данченко (Данченко Е.М., 1996).

Жилища однокамерные с прямоугольным или подквадратным в плане котлованом, ориентированным по сторонам света и углубленным в материк на 0,1 - 0,2 м. Стенки котлована отвесные или слегка покатые, а пол имел небольшое понижение к центру. По периметру сооружений, как с внутренней, так и с внешней стороны, прослежены столбовые ямки. В жилище 1, помимо этого, они были сосредоточены в центральной части у очага и по диагоналям помещения, группируясь по две или по три. Диаметр ямок равнялся от 0,04 до 0,3 м при глубине 0,04 - 0,2 м от уровня материка. Жилище 2 имело в восточной стене прямоугольную нишу размером 4 x 1,3 - 1,5 м. Вход, оформленный в форме прямоугольного выступа, мог располагаться в различных частях сооружения: в северо-восточном или северо-западном углу (жилища 1 и 4), или в западной стене (жилище 2). В последнем случае он представлял собой прямоугольное углубление 1,5 х 1,95 м, ориентированное длинной осью по линии восток - запад, которое, начинаясь от уровня пола, понижалась на 0,15 м и тянулась, выходя за пределы постройки, на 0,8 м.

Количество очагов и их устройство могло быть различным. В жилище 1 единственный очаг находился в центре, на овальном останце материкового грунта размером 1,4 х 3 м, который возвышался над полом на 0,08 - 0,1 м. В жилище 2 выявлено 6 очагов на материке, один из которых располагался в центральной части, четыре других - вокруг него, и один - северо-западном углу, у стены сооружения. Очажные пятна имели мощность 0,08 - 0,1 м размеры от 0.3 х 0,25 м до 1,5 х 0,5 м. В жилище 4 один очаг располагался в прямоугольной яме размером 0,8 х 1 м и имел мощность 0,15 м. Два других, диаметром 0,35 и 0,8 м и мощностью 0,07 и 0,09 м, находились на материке. Четвертый очаг - подпрямоугольной в плане формы, размером 1,3 х 0,7 и мощностью 0, 07 и 0,08 м - имел в западной части ямку диаметром 0,45 м и глубиной 0,2 м, со сферическим дном, заполненную углем и золой, которая, по мнению И.А. Сыркиной, могла служить для установки сосуда. Рядом с ней зафиксирован 2 ямки диаметром 0,1 м и глубиной 0,08 - 0,1 м, возможно, оставшиеся от жердей для подвешивания сосудов с пищей.

На дне жилища 1 расчищены две ямы: одна размером 1,1 х 1,7 м и глубиной 0,1 м находилась пред входом, другая размером 1,5 х 0,8 м и глубиной 0,67 м располагалась в 2,4 м южнее. В заполнении обеих ям встречены развалы сосудов. Два аналогичных углубления выявлены в северо-западном и юго-западном углах жилища 2. Кроме того, хозяйственные ямы примыкали к жилищам 1 и 4 с внешней стороны. Таким образом, жилища 1, 2 и 4 представляли собой постройки площадью соответственно 56,2, 40 и 18,7 кв. м, которые, судя по незначительной углубленности в материк, являлись наземными, со столбовой конструкцией кровли. Особенности расположения столбовых ямок в жилище 1 позволили И.А. Сыркиной предполагать наличие четырехскатной крыши.

О принадлежности исследованных сооружений журавлевскому населению свидетельствует найденная на полу керамика и бронзовые наконечники стрел.

Жилища богочановского этапа богочановской культуры.

Богочановские жилища не были объектом пристального изучения, в монографии Е.М. Данченко им посвящен небольшой раздел (Данченко Е.М., 1996. С. 41-44).

В настоящее время исследованы остатки четырех богочановских жилищ - на поселениях Затон и Утьма, а также на Богочановском и Михайловском городищах. Постройки имели котлован, углубленный в материк на 0,12 - 0,35 м, с отвесными или слегка наклонными стенками. Дно котлована было ровным (поселение Утьма) или имело наклон к одной из стен (Богочановское городище). В северной части жилища на поселении Затон на полу была зафиксирована впадина трапециевидной в плане формы размером 2,7 - 1, 6 x 2,4 м и глубиной 0,15 - 0,2 м. Пол сооружения, исследованного на Михайловском городище, имел небольшое понижение к центральной части; при этом у одной из стен отмечен выступ, наподобие ступеньки, а у другой - возвышение, на котором находился очаг.