Мода как феномен культуры
Сущность и специфика понятия моды. Мода как предмет культурологического исследования и как способ символизации социальных изменений. Ритуальные формы обращения людей друг к другу. Мода в истории культуры. Понятие стиля в архитектуре и в искусстве.
| Рубрика | Культура и искусство |
| Вид | дипломная работа |
| Язык | русский |
| Дата добавления | 05.03.2009 |
| Размер файла | 117,7 K |
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Объектами памяти выступают транслируемые в социальном времени артефакты и навык обращения с ними, которые приобретают порядок в «социокультурных таблицах» (А. Моль), в частности, системах родства (классификация есть различие в том именно смысле, в каком детерминация есть негация). Речь идет об адресной передаче а минимальным адресом является имя, которое наиболее активно задействовано в сообществах с лично-именным «социокодом» (М.К. Петров), который компенсирует конечность индивида - то есть его физическую и ментальную «вместимость», что то же самое - неприродность (для архаических сообществ механизмом коллективной памяти выступает миф, а ситуацией запоминания - ритуал).
Памятники материальной культуры сохраняются, а ментальные аппараты исчезают. Этот сам по себе чисто «патологический» фактор заставляет нас, обращаясь к объективациям (опредмеченным массивам), исследовать второе через первое. Как уже было указано, способность к предметно-орудийной деятельности одна из антропологических констант приводит к тому, что сама вещь выступает в качестве канала трансляции. Имеется в виду следующее: вещи, оперирование которыми вне «программного обеспечения» социальной памяти проблематично, сами являются одним из самых мощных носителей социальной памяти, содержа информацию о своем использовании в «архивированном» виде (следовательно, сообщество должно обладать навыком ее разворачивания). Смена или засорение каналов трансляции социальной памяти говорит о том, что сообщество находится в состоянии дисбаланса. Проявление этих тенденций может быть зафиксировано представителями совершенно разных теоретических дисциплин, например, социолингвистики: одним из симптомов засорения каналов трансляции социальной памяти является изменение терминологии, наполнение старых, по традиции переходящих из поколения в поколение слов и выражений новым смыслом (т. н. «семантические мутации»).
Уничтожение стратегий трансляции социальной памяти приводит к разрушению сообщества как системы, другими словами, социальная память является необходимым условием поддержания общественного бытия индивидов (поскольку существование социума непосредственно связано с функционированием социальной памяти).
Рассмотрению моды как знаковой системы посвящены книги французского семиолога Ролана Барта «Мифологии» (1957) и «Система моды» (1967), в которых сделана попытка рассмотреть моду как момент или аспект знакового организма культуры - мифа (которым медийная индустрия наполнена, если говорить не о содержании, а о способе сообщения), который вовсе не исчезает в современных культурах, но, напротив, наиболее эффективно функционирует. В предисловии Барт, объясняя свой замысел, скажет: «Отправной точкой размышления чаще всего служило ощущение, что я не могу внести той «естественности», в которую пресса, искусство и здравый смысл постоянно облачают реальность - меж тем как реальность эта, хотя и образует нашу жизненную среду, тем не менее, сугубо исторична; одним словом, мне нестерпимо было глядеть, как в изложении наших текущих событий дня сплошь и рядом смешиваются Природа и История, и за этой пышной выставкой само-собой-разумеющегося мне хотелось вскрыть тот идеологический обман, который, по моему мнению, в ней таился».
Механизм привнесения в реальность искусственных значений описывается Роланом Бартом как схему функционирования мифа, которую, перед тем как высказаться непосредственно о моде, надо описать. Барт рассматривает схему функционирования мифа как семиотическую структуру утверждения и внушения, деформирующую смысл, причем характерно, что носителем мифического слова способно служить все - не только письменный или устный дискурс, но и фотография, кино, репортаж, спорт, спектакли, реклама. Мифология обязательно зиждется на историческом основании, ибо миф есть слово, избранное историей, и он не может возникнуть из «природы» вещей, однако смысл мифа как раз и состоит в том, чтобы превращать продукты культуры в природные объекты.
Семиология (изучающая все объекты культуры лингвистическими методами, то есть говорящая о реальности, как о тексте, поскольку «можно утверждать, что текст и реальность суть функциональные феномены, различающиеся не столько онтологически, сколько прагматически в зависимости от точки зрения субъекта»), вслед за структурной лингвистикой Ф. де Соссюра, постулирует соотношение означающего и означаемого элементов, которое, соединяя разнопорядковые объекты, представляет собой не равенство, а эквивалентность.
Но здесь следует помнить: хотя в повседневном языке говорится, что означающее просто выражает собой означаемое, на самом деле в любой семиологической системе не два, а три элемента: означающее, означаемое и знак, т. е. итог ассоциации двух первых членов. Эта трехчленная система обнаруживается и в мифе, который представляет собой особую семиотическую систему, поскольку создается на основе уже ранее существовавшей семиологической цепочки: «это вторичная семиологическая система. То, что в первичной системе было знаком (итог ассоциации понятия и образа), во вторичной оказывается всего лишь означающим».
Этот итоговый член делается первым элементом новой, более крупной системы, надстраивающейся над ним. В качестве смысла он уже предполагает некоторую прочитанность, обладает чувственной реальностью (в отличие от лингвистического означающего, имеющего чисто психический характер) и насыщенностью.
Функционирование мифа-как-знака Барт иллюстрирует следующей схемой:
При превращении смысла в форму из него удаляется все случайное; он опустошается, обедняется, из него испаряется всякая история, остается лишь голая буквальность. Читательское внимание парадоксально переключается, смысл низводится до состояния формы, языковой знак - до функции означающего в мифе. Но самое главное здесь то, что форма не уничтожает смысл, а лишь обедняет, дистанцирует, держит в своей власти. Смысл вот-вот умрет, но его смерть отсрочена: обесцениваясь, смысл сохраняет жизнь, которой и будет отныне питаться форма мифа. Для формы смысл - это как бы подручный запас истории, он богат и покорен, его можно то приближать, то удалять, стремительно чередуя одно и другое; форма постоянно нуждается в том, чтобы вновь пустить корни в смысл и напитаться его природностью; а главное она нуждается в нем как в укрытии. Такая непрестанная игра в прятки между смыслом и формой является определяющей для мифа.
В противоположность форме, понятие отнюдь не абстрактно - оно наполнено конкретной ситуацией. Через понятие в миф проникает какая-то иная новая история. Правда, в понятие влагается не столько сама реальность, сколько известное представление о ней; превращаясь из смысла в форму, образ во многом теряет содержавшиеся в нем знания, дабы наполниться теми, что содержатся в понятии. Другое дело, что в мифическом понятии заключается лишь смутное знание, образуемое из неопределенно-рыхлых ассоциаций. В форме и понятии богатство и бедность обратно пропорциональны: качественно бедной форме, несущей в себе лишь разреженный смысл, соответствует богатство понятия, распахнутого вширь Истории, а количественному изобилию форм соответствует немногочисленность понятий. Мифические понятия не обладают никакой устойчивостью: они могут создаваться, искажаться, распадаться, полностью исчезать. Именно потому, что они историчны, история может очень легко их и уничтожить.
Необходимо отметить, что в мифе первые два элемента предстают нам как вполне явные: ни один из них не «погребен»: сколь ни парадоксально это может показаться, но миф ничего не скрывает: его функция - не скрадывать, а деформировать. Отношение понятия к смыслу - это главным образом отношение деформации (или отчуждения). Это возможно лишь в силу того, что форма мифа уже сама по себе образуется некоторым языковым смыслом. В простой системе, такой как язык, означаемое не может ничего деформировать, ибо пустое и произвольное означающее не оказывает ему никакого сопротивления.
Итак, миф - система двойная; он как бы вездесущ - где кончается смысл, там сразу же начинается миф. Можно сказать, что значение мифа - это словно стенд-вертушка, на котором означающее постоянно оборачивается то смыслом, то формой, то языком-объектом, то метаязыком; такое чередование как бы и подхватывается понятием, которое использует его как особое амбивалентное означающее. Оно в точности воспроизводит физику алиби, но в обычном случае у алиби есть предел: рано или поздно вращение вертушки прекращается, столкнувшись с реальностью. Миф же имеет ценностную природу, он не подчиняется критерию истины, поэтому ничто не мешает ему бесконечно действовать по принципу алиби. Смысл всякий раз присутствует для того, чтобы через него предстала форма, форма всякий раз присутствует для того, чтобы через нее отстранился смысл.
Миф есть слово, в котором интенция гораздо важнее буквального смысла; и в то же время интенция здесь как бы застывает, очищается, возводится к вечности, делается отсутствующей благодаря буквальному смыслу. Такая основополагающая двойственность мифического слова имеет два последствия для его значения: оно предстает одновременно как внушение и констатация.
Мотивированность мифа обусловлена самой его двойственностью - миф играет на аналогии между смыслом и формой, нет такого мифа, где бы форма не была бы мотивирована. С этической точки зрения, в мифе всего неприятнее именно эта мотивированность его формы. Миф отталкивает своей псевдоприродностью, его значащие формы оказываются излишествами - так в некоторых вещах утилитарная функция прикрывается оформлением «под природу». Неприятно в мифе именно стремление добавить к значению еще и санкцию природности, как те искусства, что не желают выбирать между «физисом» и «антифизисом», пользуясь первым как идеалом, а вторым - как средством накопления.
Миф имеет импрессивный характер: его дело - произвести непосредственное впечатление, неважно, что впоследствии он будет демонтирован, предполагается, что его действие сильнее тех рациональных объяснений, которые могут его впоследствии опровергнуть.
Как воспринимается миф? Если я вглядываюсь в означающее как в нечто пустое, то форма мифа заполняется понятием без всякой двусмысленности, и передо мною оказывается простая система, значение которой вновь обрело буквальность. Такой способ зрения характерен, в частности, для производителя мифов, например для газетчика, который исходит из понятия и подыскивает для него форму. Если я вглядываюсь в означающее как в нечто полное, четко ограничивая в нем смысл от формы, а стало быть и вижу деформацию первого под действием второй, то тем самым я расчленяю значение мифа и воспринимаю его как обман. Такой тип зрения характерен для мифолога, который дешифрует миф, понимает его как деформацию. Если же я вглядываюсь в означающее мифа как в некоторую целостную неразличимость смысла и формы, то воспринимаемое мною значение оказывается двусмысленно: во мне срабатывает заложенный в мифе механизм, его специфическая динамика, и я становлюсь читателем мифа. Читатель переживает миф как историю одновременно правдивую и нереальную.
Чтобы определить связь мифического комплекса с общим ходом истории, чтобы определить каким образом он отвечает интересам определенного общества, одним словом, чтобы от семиологии перейти к идеологии, необходимо, разумеется, встать на третью точку зрения; главную функцию мифа должен раскрыть сам его читатель. Каким образом воспринимает он мифы сегодня? Если он воспринимает их вполне простодушно, то какой смысл его ими потчевать? А если он читает их сознательно, подобно мифологу, то чего стоят представляемые в них алиби? Короче говоря, получается, что интенция мифа либо слишком туманна, чтобы оказать влияние, либо слишком ясна, чтобы в нее поверили. И в том и в другом случае - где же двойственность? Однако такая альтернатива - ложная. Миф ничего не скрывает и ничего не демонстрирует - он деформирует; его тактика не правда и не ложь, а отклонение. Сталкиваясь с вышеописанной альтернативой, он находит для себя третий выход. Принятие одной из первых точек зрения грозит его исчезновением, и он избегает этого путем компромисса, он сам и является таким компромиссом; его задача - «протащить» некую понятийную интенцию, язык же лишь подводит его, либо уничтожая понятие в попытке его скрыть, либо демаскируя его в попытке высказать. Чтобы ускользнуть от такой дилеммы, миф и разрабатывает вторичную семиологическую систему; не желая ни раскрыть, ни ликвидировать понятие, он его натурализует. В этом главный принцип мифа превращение истории в природу.
Отсюда понятно, почему в глазах потребителей мифа его интенция, адресная обращенность понятия могут оставаться явными и при этом казаться бескорыстными: тот интерес, ради которого высказывается мифическое слово, выражается в нем вполне открыто, но тут же застывает в природности; он прочитывается не как побуждение, а как причина. Образ как бы естественно влечет за собой понятие, означающее, как бы обосновывает собой означаемое. Вот почему миф переживается как слово невинное - дело не в том, что его интенции скрыты (будь они скрыты, они потеряли бы свою эффективность), а в том, что они натурализованы. Действительно, читатель может усваивать миф в простоте души, потому что усматривает в нем не семиологическую, а индуктивную систему; там, где имеет место лишь эквивалентность, ему видится казуальная обусловленность; в его глазах означающее и означаемое связаны природным соотношением. То есть всякая семиологическая система есть система ценностей, потребитель же мифов принимает их значение за систему фактов; миф прочитывается как фактическая система, будучи в действительности всего лишь системой семиологической. В каком-то смысле мифология есть способ быть в согласии с миром - не с тем, каков он есть, а с тем, каким он хочет себя сделать.
Глава 2. История моды
§1. Мода в истории культуры
На протяжении веков разные страны и города играли ведущую роль в моде на одежду: Италия, Испания, Франция, Англия.… Сегодня (и уже давно) - это Париж!
«Итальянский» период и истории моды приходится на эпоху Ренессанса и бурного расцвета городов-государств. Венеция и Флоренция были перевалочными пунктами в прибыльной торговле со странами Востока. Начиная с XIII в. в самой Италии изготовлялись роскошные шелковые ткани, в Милане процветало производство бархата. Именно эти условия сделали Италию центром моды.
Подобное наблюдалось и в Бургундии, которая почти весь XV в. задавала тон в европейской моде. Бургундские города Гент и Брюгге с их суконными мануфактурами, перерабатывавшими английскую шерсть, достигли к тому времени наивысшего расцвета.
Эпоха бургундского превосходства в моде сменилась подчеркнуто «мужской» модой Испании. Господствующим стал черный цвет, так понравившейся империи, «в которой никогда не заходило солнце».
В XVII в., с ослаблением могущества Испании, черный стиль ушел в прошлое. Его сменил жизнерадостный стиль одежды парижан. Легендарный любовник и авантюрист Казанова писал: «Париж является, пожалуй, единственным городом в мире, внешний вид которого полностью меняется через 5-6 лет».
Начиная с XVIII в. серьезным и достойным конкурентом (то есть соперником) Парижа в области моды стал Лондон. Это соперничество дополняло и обогащало два главных направления в моде - практичное и спортивное в Лондоне и склонное к фантазии и сексуальной раскрепощенности в Париже. С тех пор «английский костюм» и одежда для дождливой погоды остаются британскими «владениями» в моде. А после Второй мировой войны из Америки пришла в Европу одежда для работы и отдыха из джинсовой ткани («Ли», «Леви Страус», «Рэнглер» и др.).
Основателем моды высшего класса считается Чарльз Фредерик Ворт. Двадцатилетним юношей, не зная ни слова по-французски, он приехал в Париж С сотней франков в кармане. Спустя 15 лет, в 1860-ом г., благоприятное стечение обстоятельств, трудолюбие и талант сделали его некоронованным королем парижской моды. Именно Ворт придумал кринолин и турнюр, а во время одного из своих показов мод впервые использовал манекен. Сначала модели Ворта демонстрировала его жена, обладавшая не только привлекательной внешностью, но и безупречной фигурой. Дело Ворта с успехом продолжили его сыновья.
Первой женщиной-модельером, добившейся признания, стала знаменитая мадам Пакэн. Ее творения отличались безусловным вкусом, нестандартностью и новизной. Мадам Пакэн истинно женским чутьем умела выбрать и необычный способ показа своих моделей: однажды с десятком вызывающе красивых манекенщиц она появилась на больших скачках в Лонгчамп, где собирался весь великосветский «бомонд».
На рубеже XIX и XX вв. гремело имя Поля Пуаре, одного из самых влиятельных создателей моды вообще и молодежного стиля в частности. Сочные, экзотические, подобные взрыву краски его моделей навеяны изобразительным искусством той поры. Пуаре господствовал в моде до Первой мировой войны. Затем стали известны другие имена: мадам Вионне, мадам Скьяпарелли и, конечно Коко Шанель. Прозорливо считая, что «мода, не нашедшая признания широчайших масс, уже не мода», Шанель стала работать не для узкого круга богачей, а для швейной промышленности, и добилась огромного успеха.
Один из наиболее удачливых кутюрье после Второй мировой войны Кристиан Диор напомнил всем об основной задаче моды - «наряжать женщин и делать их более красивыми». Грандиозный успех Диора свидетельствует не только о его тонком вкусе, но и об умении угадывать запросы времени.
Модельер является как бы посредником между модой и людьми. Только после того, как мода будет признана и принята определенными кругами, она может стать модой. Постепенно увеличивается число тех, кто получает от нее удовольствие. Когда же возникает угроза превращения модной одежды в однообразное форменное обмундирование, мода перестает быть модой. Цель моды - всеобъемлющее господство - таит в себе и ее закат.
Известно много примеров, когда именно мода подняла некоторые будничные (рабочие, повседневные) виды одежды до разряда модных вещей. Так, джинсы, первоначально являвшиеся дешевой рабочей одеждой, в определенный период стали модным предметом молодежного костюма. Молодые люди, появляющиеся в любых ситуациях именно в джинсах, демонстрируют тем самым скорее свою принадлежность к поколению, нежели эстетические взгляды и личный вкус.
Мода в целом всегда стремится к молодому и свежему впечатлению: она хочет омолаживать. Эмансипация (освобождение от зависимости) женщин в ХХ в. вдохновила модельеров на коренные изменения в одежде. Работающие женщины отбросили излишние и неудобные в повседневной жизни романтические «штучки». Женская мода все более и более приобретает характерные особенности мужской одежды (деловой костюм, брюки). Уменьшение длины женских юбок, намного выше колен, отказ от бюстгальтера и короткая мужская стрижка положили начало новому отношению к модной одежде, в частности к женской.
Все египтяне тщательно брили волосы, и для защиты от жарких солнечных лучей покрывали голову париком из растительных волокон или овечьей шерсти. Парики были с косичками либо завиты мелкими локонами. Простолюдины и рабы пользовались шапочкой из грубого холоста, полотно облегавшей голову. Чем длиннее были локоны парика, тем знатнее был владелец, поэтому самыми пышными париками обладали фараоны и члены их семей. Форма и размеры париков также указывали на социальное положение их владельцев. Кстати, право носить обувь - простые сандалии из пальмовых листьев, папируса, а затем и кожи - принадлежало только фараону, реже его приближенным. Знаками царского достоинства фараона были золотая подвязная борода, корона (сначала «атев», затем - «пшент») и посох.
При совершении жертвоприношения и ритуалов спину жреца покрывала шкура леопарда. Часть шкуры с головой располагали спереди. Голову и лапы украшали золотыми пластинами с эмалью.
Женский костюм отличался предельной простотой: «шитая по мерке» прямая, длиной до лодыжек рубашка калазирис на одной или двух бретелях, оставляющая грудь открытой. Иногда шили цельнокроеную рубашку с глубоким вырезом на груди. Форма калазириса была одинаковой и у царицы, и у рабыни. Сословные различия в одежде выражались лишь в качестве ткани и наличии декора. Дома египтянки одежды не носили, но украшали себя ожерельями и браслетами. Бедра были убраны тончайшими цепочками.
Во времена Среднего Царства (2400-1710 гг. до н.э.) появление новых тканей, а также тканей и предметов роскоши из Передней Азии привели к созданию более сложного костюма. Все чаще мужчины носят плиссированные и гладкие длинные схенти. Женские покрывала становятся тоньше, грудь обнажается все больше; просвечивающее сквозь тончайшую ткань смуглое женское тело выглядит особенно привлекательно.
Расцвет древнеегипетского костюма приходится на эпоху Нового Царства (1580-1090 гг. до н.э.). Появление тонких прозрачных тканей изменяет мужской костюм, позволяя носить одновременно несколько одежд. Новая одежда, окружавшая тело прозрачной дымкой, украшает человека, изменяет его облик, скрывает и скрашивает недостатки, тогда как простой схенти оставлял тело обнаженным и служил лишь некоторой защитой. Широкое распространение получает новая одежда - сусх, состоящий из калазириса и синдона - прямоугольного куска ткани, обернутого поверх калазириса вокруг бедер и завязанного спереди. Все чаще в мужской одежде встречаются пестрые цветные ткани с геометрическим орнаментом. При изготовлении одежды начинают пользоваться манекеном.
Традиционным украшением был ускх - воротник-ожерелье из золотых пластин, драгоценных камней, жемчуга. Сначала его носили лишь богатые египтяне. Только во времена Нового Царства стали изготавливать дешевые имитации для простолюдинов. Золотые браслеты с эмалью украшали запястья и руки выше локтей, а также щиколотки знатных египтянок. Бедняки носили украшения из стеклянной пасты и глазурованной глины.
Классической страной раннего средневековья, где господствовал романский стиль в культуре, принято считать Францию. Средневековая одежда, в частности романского стиля, формируется под влиянием более суровых, чем в Риме или Византии, природно-климатических условий. Романский стиль проще, строже и мрачнее, чем одежда предыдущих эпох.
Романская мода впитала в себя традиции костюма различных эпох - от античности до Византии. Из античной одежды через Византию в нее пришел плащ, защищавший тело. От византийцев в моду романского периода перешла система социальных различий в виде каймы, вышивок и т.д. Вместе с тем кайма являлась уже не только украшением и знаком отличия (как это было в Византии), но и «разделительной» деталью: например, рукава отделялись от платья нашитой каймой. Романская мода приняла и некогда «варварские» штаны.
В XIII в. в Центральной Европе грубая, похожая на монашеское облачение одежда постепенно сменяется сшитым платьем, крой которого приспосабливается к фигуре. Новые виды тканей - тонкое сукно - изготовлялись в Италии и Фландрии. Из них шили платья, мягко облегавшие фигуру. Они просто кроились и даже легко изменяли цвет на свету.
Родиной новой моды стали Италия и Франция. И это не случайно, ибо именно здесь был центр средневековой рыцарской культуры, идеалы которой отразились на женской и мужской моде.
Мужчины носили две одежды - одну поверх другой: верхняя, длинная и широкая котта, была без рукавов, с прорезями для рук, часто отороченными мехом; из них выходили длинные узкие рукава нижней одежды камиза. Впервые в костюмах появляются вшивные рукава. Первоначально рукава пришивали временно, на день, а вечером отпарывали, так как одежда была очень узкой и снять её иначе было невозможно. Иногда рукава привязывали шнурками, и только позднее, когда обрели застежку, стали вшивать постоянно. Вырез у шеи часто был украшен орнаментом, а по рукаву шел до локтя ряд мелких затяжек.
Модным стал пурпуан - короткая курка с узкими рукавами. Щеголи носили пурпуан с длинными, свисающими до пола декоративными рукавами. Завершал мужской костюм в готическом стиле плащ на шнуре, удерживавшем его на плечах. Для верховой езды или охоты использовали плащ с капюшоном. Охотничий наряд рыцаря дополняла высокая фетровая шляпа разных фасонов, подбитая мехом и украшенная павлиньими перьями, и элегантные перчатки с отворотами.
Для готической женской моды характерно плотно прилегающее платье, обрисовывающее фигуру. Подчеркивающая бедра юбка приобрела шлейф. Поверх прилегающего платья знатные дамы надевали еще верхнюю одежду с узкими, длинными рукавами до земли или без них, с большим декольте. Пользовались женщины и плащами, похожими на мужские.
Женщины накрывали голову тонкими покрывалами. Обычно это был барбет - широкий венец с полотняной повязкой, охватывающей голову и подбородок, либо горж - сшитая из ткани труба, расширенная по концам, с разрезом сзади. Но самым изысканным женским головным убором во всех странах Европы считались тонкие прозрачные вуали, производством которых славился Реймс (Франция).
Нижнее женское белье появилось лишь в конце эпохи Возрождения и быстро стало самым роскошным предметом женского туалета. Особо модным считалось белье из белоснежной льняной ткани. Из нее шили и тончайшие флорентийские чулки.
Обувь была мягкой, многие модницы, желая казаться выше, носили туфли на высокой подошве цокколи («коровьи копытца»), иногда такой толстой, что не могли передвигаться без поддержки (толщина подошвы доходила до 30 сантиметров). Зато цокколи значительно увеличивали рост, и без того крупные итальянки казались еще более крупными и величественными.
В моду вошли четыре полумаски, которые надевали, выходя на улицу. Появление масок отчасти обусловлено желанием остаться неуязвимой. Носить маски дозволялось лишь дворянству.
В мужской моде Ренессанса преобладали два направления: молодые люди и франты щеголяли в весьма броском костюме-кафтане из узорчатой парчи либо бархата с надставленными рукавами и богатой меховой отделкой на груди и плечах, в пестрых обтяжных штанах и небольших шапочках; пожилые люди и интеллигенция предпочитали плащ, ниспадающий с плеч до самой земли, с вшитыми рукавами и широким воротником, чулки-трико. Во время верховой езды надевали кожаные штаны до колен и высокие сапоги из светлой кожи.
В начале XVII в. сумрачная и чопорная испанская мода отступила. В своем развитии она дошла до абсурда: одежда превратилась в совершенно не связанный с человеческим телом и его пропорциями. В европейских странах перестали подражать испанскому вкусу и моде.
Зрелый, умудренный житейским опытом, галантно-молодцеватый мужчина, смелый создатель своей судьбы -- именно для него создается костюм первой половины XVII в.
Военные упорно отвергали несовместимую с их тяжелым, смертельно опасным ремеслом тесную, сковывающую движения одежду. И в 30-х годах XVII в. в европейских салонах находят признание элементы немецко-шведской военной формы, которая появилась во времена Тридцатилетней войны (1618-1648).
Короткие испанские дутые штаны в виде «шаров-подушек» удлинились ниже колен. Узкий пояс с подвешенной шпагой сменила широкая развевающаяся парчовая лента -- перевязь, богато украшенная, ее носили через правое плечо. Какой-то период она даже была частью форменной военной одежды того времени; на ней почти вертикально к полу висела шпага и целый ряд деревянных пороховниц, а с XVIII в. -- подсумок для готовых патронов.
На смену туфлям пришли высокие военные сапоги из тонкой кожи светлых тонов (преимущественно желтого цвета), часто выше колен, с широкими голенищами и раструбом, изящными шпорами (их не снимали даже на балу) и каблуками.
Появление каблуков в мужской обуви объясняется тем, что тяжелые рыцарские доспехи по мере развития огнестрельного оружия заменялись легкими, не закрывавшими ногу до кончиков пальцев. Нога же в стремени нуждалась в прочном упоре. Сыграло свою роль и распространение езды верхом. Каблуки делали цветными; красные имели право носить только дворяне и лишь на балах. Кстати, в сапогах, как уже упоминалось, можно было явиться даже на бал. Стали обильно румяниться, употреблять духи, носить длинные до плеч /нередко крашеные) завитые волосы, закрученные кверху усы с бородой «а ля муш» (буквально -- «муха») в виде холеного ^аленького кустика волос на подбородке, жемчужные серьги и мягкую плоскую фетровую шляпу с большими по-разному отогнутыми полями, украшенную развевающимися красными, голубыми, белыми страусовыми перьями. Появилась мода на седину; ввели пудру для волос, но пудрили только виски.
Шляпа была не только головным убором Она служила также своеобразным инструментом, с помощью которого мужчина, особенно придворный, выражал тончайшие оттенки своего отношения к тем или иным особам. Каким образом человек снимал шляпу, как держал ее в руке, каким жестом сопровождал поклон, насколько низко она опускалась -- все принималось во внимание окружающими. Умение «владеть шляпой» говорило о степени воспитанности светского мужчины.
В XVII в. (и до начала XIX в.) еще не было строгого различия в назначении костюмов. В одном и том же светлом (голубом, красном, сером, желтом либо белом) парадном костюме дворянин мог танцевать балу, идти на улицу и на войну. Таким был наиболее распространенный узкий костюм времен Тридцатилетней войны. Военные добавили к нему кое-что и от себя. Прежде всего, это элегантная, желтовато-коричневая куртка из буйволовой кожи, или кожаный колет или буфль у офицеров, украшенный всевозможными галунами и позументами, часто заменяющий панцирь. Не создавая новой модной формы одежды, колет придавал мужчине воинствено-вызывающий характер.
Если в предыдущем XVI в. военачальники все еще носили полный панцирь и шлем с забралом, то рядовой солдат (например, копейщик или пикинер) уже тогда имел лишь металлический скорлупообразный нагрудный панцирь, кольцеобразный воротник, шлем и набедренник, то есть латы прикрывали не все тело, а наиболее уязвимые места -- голову, грудь, частично руки и ноги. Вместо прекрасных полированных доспехов появляются вороненые (отсюда черные всадники, или рейтары); черным становится и грушевидный шлем (морион).
Первые образцы военной униформы появились во время Тридцатилетней войны, когда выдающийся полководец, шведский король Густав П Адольф ввел для своих подков одежду определенного цвета. По-настоящему же она «вошла в моду лишь в конце ХVII в. благодаря королю Франции Людовику XIV. Он первым создал армию на постоянной основе и потребовал, чтобы его полки маршировали на парадах в одежде -- сюртуках (от французского surtout -- сверх всего) -- одного цвета, одного покроя, с одинаковым числом пуговиц и т.д. Всю экипировку (снаряжение) солдат изготовляли и поставляли государственные поставщики. Но это уже другая история...
Женская мода эпохи Тридцатилетней войны утрачивает жесткость и чопорность, которую придавали ей многочисленные подбивки и подкладки. Женщина приобретает более естественный и доступный вид. Пестрота расцветок уступает место смешанно-пастельным тонам -- бледно-голубому, бледно-желтому, бледно-зеленому и изысканно-благородному цвету слоновой кости.
Женское платье избавилось от широких юбок на обручах, линии юбок стали более мягкими и плавными, ткань свободно спадала от талии до пола. Верхнее платье от пояса до мысков туфель всегда было распахнуто, его лиф застегивался пуговицами либо драгоценными подвесками. Другим броским украшением платья являлся большой белоснежный отложной воротник, отделанный кружевами ручной работы, потеснивший стоячий «воротник Марии Медичи» -- воротник на каркасе, иногда поднимавшийся выше головы. Форма этих суперворотников была разной -- округлая во Франции и двойная в Англии.
В моду вошли кокетливые кофточки, короткие декольтированные лифы со шнуровкой. Шею и очень глубоко открытую грудь «закрывали» полупрозрачной вставкой (шемизеткой) из батиста.
Неотъемлемой деталью гардероба аристократок становятся появившиеся еще в предыдущем веке женские нижние штаны (калесо или калъсоны) из красного шелка с вышивкой и платье для верховой езды -- амазонка. В седле женщины сидели боком, имея ног опору -- планшет.
Женские туфли приобретают небольшой Каблук, а иногда и толстую (до 30 сантиметров) подошву. Правда, обувь на такой подошве носили женщины невысокого Роста. Сначала туфли украшали вышивкой, но с увеличением каблука ее заменили розетки из лент, крепившиеся на подъеме.
Прическа была двух типов. Волосы либо расчесывали на прямой пробор, укороченные пряди у щек завивали при помощи пара, заплетенную сзади косу укладывали короной; либо носили челку, боковые пряди взбивали, а на затылке прикалывали шиньон или косу. Активно употреблялись такие косметические средства как румяна, белила и особенно духи. Ими душили не только волосы и платья, но даже... кушанья!
Очень модными стали меховые муфты, а особенно маски из черного бархата или атласа. Позднее маски стали признаком куртизанок, приличные же дамы могли их носить только во время праздников или театральных представлений.
Женский костюм дополнялся массой различных, в том числе драгоценных, украшений: поясами и поясными кошельками, поясными зеркальцами в оправе и жемчужными нитями бус, впервые появившимися поясными (на цепочке) часами в виде луковицы (нюренбергское яйцо) и подвешенными на цепочке к поясу шкурками, игравшими роль «блохоловок». (Считалось, что все имевшиеся в пышных платьях блохи должны собираться именно здесь.) Иногда «блохоловка» имела вид изящной драгоценной коробочки с небольшим отверстием. В коробочку капали мед, и блохи, привлеченные запахом меда, забирались в нее, а выпрыгнуть обратно не могли. Перчатки украшали не только вышивкой, но и драгоценными камнями. Роскошно вышитые носовые платки обшивали очень дорогими тончайшими кружевами. Спереди украшений выделялись жемчужные ожерелья (жемчуг вообще был очень популярен: нитями из жемчуга даже обвивали руки вместо браслетов) и алмазы. Но гранить их еще не умели. Бриллианты (граненые алмазы) появились только в конце XVII в.
Во второй половине XVII в. в европейской моде господствовали вкусы французского двора Короля-Солнца Людовика (Луи) XIV. Это был период расцвета абсолютной монархии во Франции, ставшей культурным центром Европы.
Изменились идеалы красоты. Мужчина-рыцарь, воин окончательно превратился в светского придворного. Обязательное обучение дворянина танцам и музыке придает его облику пластичность. На смену грубой физической силе приходят иные, высоко ценимые качества: ум, сметливость, изящество. Мужественность XVII в. -- это и величественность осанки, и галантное обращение с дамами.
Идеал женской красоты сочетал парадность и кокетство. Женщина должна быть высокой, с хорошо развитыми плечами, грудью, бедрами, очень тонкой талией (с помощью корсета ее затягивали до 40 сантиметров) и пышными волосами. Роль костюма в выражении идеала красоты становится огромной, как никогда ранее.
В целом все еще сильны традиции испанской моды, но приспособленной к французским вкусам. Строгую геометрию испанского платья сменили ясные тона и краски, слозкность покроя. То была мода барокко, отличавшегося от стиля Возрождения декоративностью, сложными формами и живописностью.
Костюм эпохи барокко всецело подчинен этикету двора и отличается пышностью и громадным количеством украшений. Роскошные костюмы этого времени прекрасно гармонировали с яркими, красочными произведениями стиля барокко в искусстве. Новый эстетический идеал выражался в монументальности и величии, богатстве и красочности одежд. С этого времени французский вкус, и мода завоевали всю Европу и владеют ею в течение нескольких веков.
Стоимость нарядов стала фантастической, -- например, один из костюмов Людовика XIV имел около 2 тыс. алмазов и бриллиантов. Подражая королю, придворные старались не отстать от моды на роскошные одеяния и если не превзойти самого Короля-Солнце, то, по крайней мере, не ударить в грязь лицом друг перед другом. Недаром пословица того времени гласила: «Дворянство носит свои доходы на плечах 9. В мужском гардеробе насчитывалось не менее 30 костюмов по числу дней в месяце -- и менять их полагалось ежедневно! В середине правления Луи XIV появился специальный указ об обязательной смене одежд по сезонам. Весной и осенью следовало носить одежды из легкого сукна, зимой -- из бархата и атласа, летом -- из шелка, кружев или газовых тканей.
К концу XVII в. в основном складываются три важных компонента, из которых и сегодня состоит мужская одежда, -- сюртук, жилет и штаны.
Женская мода второй половины XVII в. менялась чаще, чем мужская, ведь ее законодательницами были многочисленные фаворитки Людовика XIV. Правда, дамскому гардеробу присуща одна общая черта -- стремление подчеркнуть (или искусно скрыть) ту часть женского тела, которая у очередной фаворитки была более (менее) привлекательной. Это естественное желание честолюбивой любовницы, пытающейся всеми доступными способами продлить свою власть при королевском дворе.
Женский костюм второй половины XVII в. шили из тяжелых дорогих материалов насыщенных и темных тонов: багряного, вишневого и темно-синего. Гладкие ниспадающие юбки середины столетия разрезают и поднимают на боках. Стала видна не только нижняя юбка, но и подшивка верхней юбки. Жеманницы изобретают кокетливые названия для дамских юбок: верхняя называлась «скромница», вторая -- «шалунья», ну а третья, нижняя, -- «секретница». Изменился и лиф платья. Он снова стянут китовым усом и так зашнурован, что заставляет женщину принимать едва заметный соблазнительный и изящный наклон вперед.
Возвращается мода на декольте. Почти всегда оно кокетливо прикрывалось черными, белыми, разноцветными, серебряными и золотистыми кружевами ручной тончайшей Работы. Форма и глубина выреза менялись. Все зависело от прихоти очередной фаворитки. Сначала декольте имело форму овала, затем стало приоткрывать плечи и, наконец, к концу XVII в. приобрело вид неглубокого и неширокого квадрата -- нововведение последней фаворитки Людовика XIV, умной и деспотичной маркизы Ментенон.
Костюм украшали кружевами и разнообразными лентами: обойными, серебряными, переливающимися, двойными, полосатыми, атласными и др. Мода барокко требовала как можно больше лент и бантов. Бантами обычно отделывали платье от выреза до талии, образуя так называемую «лестницу». Причем банты сверху вниз уменьшались. Украшения и богатая отделка костюма располагались в основном спереди (как и в мужском костюме), поскольку придворный этикет требовал в при отсутствии короля стоять к нему только лицом.
Домашняя одежда в это время для женщин стала совершенно необходимой, так как хотя бы временно избавляла их от тяжелых выходных платьев. Стало модно принимать посетителей во время утреннего туалета в полупрозрачном пеньюаре, цветных тонких шелковых чулках и… курить!
Косметику применяли сверх меры, причем особенной популярностью пользовались черные мушки, которые дамы наклеивали на лицо, шею, грудь и другие интимные места. Мушки из черной шелковой ткани обычно представляли собой разнообразные геометрические фигуры или изображали сценки, порой весьма двусмысленные. Каждая мушка имела свое символическое значение. Так, мушка над губой обозначала кокетство, на лбу -- величественность, в углу глаза -- страстность.
Иногда случайность становилась модной закономерностью: как-то в 1676 г. принцесса Елизавета Шарлота Лалатинская, супруга герцога Филиппа Орлеанского, страдая от холода в королевском дворце, накинула на плечи полосу соболей. Неожиданное и эффектное сочетание меха и нежной женской кожи тоже понравилось придворным дамам, что мода в» прямые полоски меха, украшавшие плечи, они получили название палантин (фр. palatine) -- быстро распространилась во Франции, а затем и в Европе. В это время также появляются специальные дамские костюмы для верховой езды: длинная юбка, короткий кафтан и небольшая кокетливая треуголка.
В число модных аксессуаров как женских, так и мужских, входили -- пояса, украшенные драгоценными камнями, золотой и серебряной бахромой; широкие перевязи, с начала века, опустившиеся с бедра до уровня колена; щегольская трость с набалдашником; часы в виде луковиц; веера; флаконы с духами; нюхательные соли; длинные курительные трубки; косметические коробочки; пуговицы к костюмам (шелковые, серебряные, оловянные и медные); бахрома (шелковая и серебряная); шелковые зонтики с бахромой от дождя и солнца; маски и полумаски; перчатки (суконные с подкладкой, кожаные и шерстяные), обязательно пропитанные дорогими духами и украшенные лентами и кружевами; подвязки; шейные платки и пряжки к ботинкам (обычно серебряные).
Основным источником информации о моде был журнал «Галантный Меркурий» помогавший французским модам покорять Европу. В этом журнале печатались обзоры, к ним прилагались картинки с описанием моделей и указанием, когда и что следует носить, иногда критиковались те или иные нововведения. Кроме этого популярного журнала, новости моды распространялись при помощи двух манекенов из воска -- «Большой Пандоры» и «Малой Пандоры».
Парижские новинки отправлялись в европейские столицы и пользовались такой сногсшибательной популярностью, их везде так ждали, что «Пандоры» даже имели право беспрепятственного передвижения в военное время. Подражание моде доходило до того, что, например, пунктуальные немецкие дамы не только тратили огромные деньги на французские наряды, но и посылали во Францию своих портных для изучения последних новинок моды.
Тяжелое женское платье сменяется легким и мягким костюмом. Расходы на него исчисляются ценой материала, стоимость нее сложного шитья была ничтожна. Материалы менялись чаще, чем фасоны платья. Именно материалы диктовали перемены в одежде. Например, в платье из легких и светлых шелковых тканей отразилось влияние искусства Дальнего Востока. Такие ткани были чрезмерно дорогие, ведь сырье для них привозили из дальних стран, к тому же эти ткани были пронизаны золотыми и серебряными нитями из драгоценных металлов. И хотя производство шелка в Европе XVII-XVIII вв. было весьма распространено, только избранные могли позволить себе такую роскошь.
Для дамского костюма характерны чрезвычайно женственный силуэт, светлые и яркие краски; женщина напоминала изящную фарфоровую статуэтку. Одежда подчеркивала и слегка утрировала линии женской фигуры -- узкие плечи, тонкую талию, мягкую округлую линию бедер.
Женское платье только слегка зашнуровывалось в талии. Декольте в форме глубокого каре сильно обнажало грудь. От бюста до талии располагались «лестницей» банты, сверху вниз уменьшаясь в размере. Излюбленной одеждой парижанок стало свободное распашное платье, так называемый контуш (кунтуш) с небольшим шлейфом. Позднее оно превратилось в короткий жакетик, который носили лишь дома. Шею иногда повязывали легкой шелковой косынкой.
Среди многочисленных украшений новизной выделялись искусственные фарфоровые букетики; небольшие веера, иногда расписанные такими знаменитыми художниками, как Ватто и Буше, и бархотки на шее, оттеняющие белизну кожи.
Движения, походку вырабатывали с учителями «хороших манер», даже сидя за столом, ноги вставляли в специальные колодки, приучая их к «третьей позиции». «Хороший тон» являлся последней преградой, при помощи которой аристократия пыталась отмежеваться от набиравшей силу буржуазии. Недаром XVIII в. называли «галантным веком», веком пудры, кружев, менуэта, веком... женственного мужчины.
Аристократические костюмы сверкали золотом и драгоценными камнями. Официальная одежда, служебная, салонная и даже домашняя были одинаково великолепны, Даже вместо пуговиц носили драгоценности. А граф Д'Артуа, будущий король Карл X, в качестве пуговиц использовал маленькие часики в драгоценной оправе. Парадные платья, даже самые дорогие, надевали лишь по одному разу.
Это время, когда придворные острословы изощряются во фривольности: модные ткани нежно-зеленого и нежно-желтого цветов получают почти неприличные игривые названия -- «испачканный навозом», «кака дофина» (дофин -- наследник престола) и т.д.
Грациозность и легкость отличают силуэт женского костюма того времени: узкие плечи, чрезвычайно тонкая талия, высоко приподнятая грудь, округлая линия бедер и т.д. Опять в моде платья на железных обручах, юбки стали шире и приобрели куполообразную форму. Во второй половине столетия юбка сильно расширяется в стороны, ее круглая форма превращается в овальную (растянутую в боках и сплюснутую спереди и сзади). Бока юбки так вытянуты, что кавалер не мог идти с дамой рядом, а шел несколько впереди, ведя ее за руку. Иногда вокруг талии просто укрепляли небольшие каркасики -- фижмы, вытянутые в боках и сплющенные спереди и сзади. Талия стянута корсетом, сильно приподнимающим грудь, слегка приоткрытую неглубоким широким вырезом в форме каре. Вырез вокруг шеи и на груди драпируется кокетливой косыночкой (часто с бахромой). Позже ее поднимают до подбородка, искусно создавая видимость высокой груди, модной в то время.
§ 2. Мода и современность
Модой в самом широком смысле слова называют существующие в определенный период и общепризнанное на данном этапе отношение к внешним формам культуры: к стилю жизни, обычаям сервировки и поведения за столом, автомашинам, одежде. Однако при употреблении слова мода, под которым всегда подразумевается постоянное и с позиций разума недостаточно объяснимое стремление к изменению всех форм проявления культуры, обычно имеют в виду одежду. Историческое развитие одежды человека неразрывно связано с модой и между ними, поэтому обычно ставится знак равенства.
В изменении и изменчивости моды каждый раз снова и снова возникает обещание окончательного идеала «красоты», которого нет. Человек, а точнее сказать потребитель, каждый раз с готовностью верит этому обещанию, и каждый раз вынужден покориться велениям новой моды. Человеческое тело является основополагающим предметом модной стилизации. Каждая эпоха создает свои собственные масштабы эстетического идеала человеческого тела. Наиболее отчетливо эти различия обнаруживаются в изменениях идеала женской красоты, от пышных форм рубенсовского идеала до предпочитаемых в наше время стройных, узких, высоких линий.
Таким образом, одежда подчеркивает или скрывает определенные части тела для приближения силуэта к общепринятому идеалу. Она подправляет и стилизует. Характерным примером этого является средневековый силуэт женской фигуры с несколько выступающим животом, или силуэт в стиле рококо с чрезмерно тонкой талией. Лишь в XX столетии, когда человечество вспомнило о естественных линиях тела, был положен конец деформации туловища корсетом.
Многие считают, что мода начала XX века - это Париж. Париж, город фривольной жизнерадостности, стал господствующим центром мировой моды. Его эксцентричные идеи, в конечном счете, подхватывались по всему миру, смягчаясь и перерабатываясь в частностях. Сейчас лучшие парижские дома моделей расположены вокруг Ронд-Пуант на Елисейских Полях.
В первой половине двадцатого века происходит радикальное изменение женского силуэта. Поль Пуаре, а вслед за ним К. Шанель создают новую функциональную одежду, в союзе с которой создаются демократичные ювелирные украшения.
Идеалом стала женственность. Модными стали маленькие жакеты, длинные юбки, подчеркивающие изящество и грациозность женщины. Небольшие шляпки и маленькие сумочки лишь усиливали этот эффект. Большинство домов моды работало, как и раньше, в одном стиле, каждый сезон, внося изменения в модный силуэт. В 20-е годы, знаменитая Габриель Шанель внедрила в женский гардероб исконно мужские предметы одежды - пиджак, брюки, строгие рубашки с галстуками, в корне изменив тем самым стиль женской одежды. Костюм, кокетливая шляпка, закрывающая пол-лица, высокий каблук - образ элегантной, уверенной и себе сексуальной дамы без возраста. Она предложила свое знаменитое "маленькое черное платье" из муслина с длинной нитью искусственного жемчуга, в прошлом - униформу парижских продавщиц, без которого теперь гардероб любой модницы считается неполным. Оно выглядело без каких-либо излишеств: без воротничка, пуговиц, шнурков, складок, оборок и бахромы. С полукруглым вырезом и длинными узкими рукавами. Позволить себе такой наряд могла любая женщина - даже с весьма скромными доходами.
В 1920 году Мадлен Вьонне ввела в моду платье с косым подолом. К концу 20-х годов линия талии снижается и устанавливается где-то в районе бедер, длинные юбки перестают быть такими популярными, а в моду входит длина миди. Настоящими хитами в те годы стали объемные пальто-кимоно с шалевыми воротниками. Еще задолго до первой мировой войны стал заметно повышаться культурный, образовательный уровень жизни общества. Женщины активнее и смелее включались в трудовую, общественную деятельность. И новый стиль одежды как нельзя лучше отвечал изменившемуся укладу жизни, в которой женщины все чаще заменяли мужчин на самой ответственной и сложной работе. Теперь модным эталоном стала худощавая, спортивная женская фигура с широкими плечами, небольшой грудью, узкими бедрами и длинными ногами - фигура, похожая на мужскую. Женские платья, блузы и жакеты стали прямыми. Одежда укоротилась настолько, что лишь немного прикрывала колени. Талия не подчеркивалась вовсе.
Если в начале 1920-х гг. предлагали множество форм -- и платья с завышенной талией, и платья с акцентом на линии бедер, и платья с расширенной юбкой, и пальто-накидки овального силуэта, то в 1922 г. мода стала более определенной. Победило прямое платье-рубашка, подпоясанное на бедрах. Это платье было результатом компромисса между стремлением к элегантным рафинированным удлиненным формам и желанием обрести комфорт. Прямой силуэт часто создавали с помощью плиссированных юбок, которые обеспечивали свободу движения.
В официальной моде продолжал торжествовать ансамбль -- все элементы костюма должны быть тщательно продуманы и подобраны друг к другу. Правила «хорошего вкуса» требовали решения всего ансамбля в едином цвете с добавлением максимум одного цвета в качестве отделки: к платью необходимо было заказать в тон шляпу и перчатки, сумку, туфли и зонтик.
В 30-е годы мода вернулась к приталенным формам, которые гораздо больше соответствовали естественным пропорциям женской фигуры и в какой-то степени возвращали привычный женский образ. В это время Марлен Дитрих ввела в женскую моду смокинги. Эталоном красоты стала романтическая женщина с кукольным лицом, маленьким, пухлым, ярким ртом, с мелкой завивкой. И по-прежнему в моде высокая, худощавая фигура с довольно широкими плечами, тонкой талией и узкими бедрами. Именно такой стала идеальная фигура манекенщицы, такой она остается и теперь. Тридцатые годы стали эпохой голливудских кинозвезд, которые диктовали правила во всем - от стандартов фигуры до модных силуэтов. Они кутались в пелерины, палантины, боа и пышные горжетки из песца, лисы и норки, которые идеально сочетались с платьями из натурального шелка, парчи и атласа.
Подобные документы
Сущность феномена моды в жизни человека, основные психологические механизмы его формирования. Характеристика и социально-психологические функции моды. Особенности читательской моды. Читательская мода как феномен культуры. Детская читательская мода.
реферат [17,9 K], добавлен 25.08.2012Теоретические основы рассмотрения моды как знаковой системы. Развитие моды и ее цикличность. Мода, как социальный институт с определенной коммуникативной системой. Современная мода и мейнстрим. Современная мода: между индивидуальностью и мейнстримом.
дипломная работа [3,2 M], добавлен 29.10.2015Мода как явление культуры, ее несовместимость со статичным, закрытым обществом и обычаями. Традиции и инновации в моде, ее тенденции в современном социокультурном пространстве. Творчество великих модельеров ХХ века. Ведущие стилевые направления моды.
дипломная работа [135,4 K], добавлен 29.06.2009Туалеты дам начала ХХ в. Тенденции моды 20-30-х гг. Модная героиня военных сороковых. Классическая женственность пятидесятых. Одежда 60-х – революция в моде. Иконы стиля шестидесятых. Типичные предметы моды "хиппи". Ведущие дизайнеры. Актуальные прически.
презентация [3,0 M], добавлен 18.05.2016Модный стиль 20-х годов XX века. Рождение нового стиля послевоенного времени. Длинные юбки как символ моды эпохи кризиса. Ограничения по использованию материалов для пошива одежды. Особенности стиля 50-60-х годов. Сочетание музыки и моды в 70-е годы.
презентация [9,7 M], добавлен 26.03.2015Отражение моды в истории, ее социальные функции и воздействие на жизнь общества. Описание механизма моды, ее психологическое влияние на человека. Влияние возраста на модные предпочтения. Особенности развития внутренней Fashion индустрии в России.
дипломная работа [781,7 K], добавлен 27.06.2017Особенности культуры в первые годы советской власти. Духовная и художественная культура периода тоталитаризма. Великая Отечественная война в истории отечественной культуры. Архитектура и мода в советский период "оттепели", "застоя" и "перестройки".
курсовая работа [53,0 K], добавлен 14.06.2009Возникновение стиля рококо и происхождение его названия. Особенности стиля в одежде, искусстве, дизайне мебели и помещений, живописи и в парикмахерском деле. Мужская мода в первой половине XVIII века. "Соединение" природы и человека с помощью тканей.
презентация [877,4 K], добавлен 22.12.2010Разделение моды и эко-моды с точки зрения эко-покупателей и дизайнеров. Концептуальная схема эко-моды, мотивы её производства дизайнерами. Мотивы, влияющие на покупку экологичных аксессуаров, обуви и одежды. Практика потребления эко-одежды и аксессуаров.
реферат [73,4 K], добавлен 24.07.2016Стиль и особенности готической моды, ее атрибуты, отражающие эпоху рыцарства, крестовых походов и замков. Костюм высокой готики, его изящество, соразмерность и гармоничность. Поздняя готика: реформа костюма, принципиальные изменение конструкции одежды.
реферат [24,5 K], добавлен 14.11.2010
