Ничем существенным для Гершензона не отличался Татьянин день и в следующем 1891 г. В письме к брату от 23 января он так и написал: «Этот день я провел почти совершенно так, как в прошлом году». С той лишь разницей, что пока корреспондент допьяна не напился в Эрмитаже, он «довольно долго скучал, и даже не скучал, а как-то тосковал». Скучно ему было и в Яре, куда он приехал после Стрельны во втором часу. А в Стрельне «буквально рвали на части» В.О. Ключевского, которому в конечном счете «сделалось дурно». Домой вернулся в четвертом часу в плохом состоянии, в очках без одного стекла. Правда, стоила вся эта кутерьма Гершензону всего 50 коп., «ибо больше капитала не было». И так из года в год...

Праздник Татьянина дня, конечно же, был в первую очередь, московским, точнее, являлся московской достопримечательностью. Он праздновался не только студентами, но и выпускниками Московского университета. Поэтому его волны достигали всех городов, где последние обосновались. Словом, Татьянин день праздновался по всей России. Профессор В.Б. Ильяшевич (универсант 1892-1896 гг.) вспоминал: «Для нас, иркутян, Московский университет был непревзойденным. День св. Татьяны был в Иркутске днем общеуниверситетского праздника, в котором участвовали все, кто прошел школу Московского университета».

Такая всероссийская известность Татьянина дня породила историографическую иллюзию, будто бы с 80-90-х годов XIX в. этот праздник стал отмечаться студентами всех высших учебных заведений и всей русской интеллигенцией210. Это не подтверждается источниками. Татьянин день был и всегда оставался ежегодным праздником студентов только Московского университета и его выпускников, рассеянных по всей Российской империи.

По сходному «сценарию» каждое 8 февраля протекал ежегодный праздник в Петербургском университете. Как и в Москве, большинство его студентов веселилось в заведениях «низкого разбора» - трактирах, пивных, закусочных лавках; гуляло по центральным улицам, оглашая их традиционными студенческими песнями. Куда меньшая состоятельная часть универсантов-петербуржцев позволяла себе отобедать в тех ресторанах, где оседали для праздничной трапезы бывшие студенты. Здесь можно было наслушаться вдохновенных речей известных писателей, адвокатов, литераторов. «Если верить молве, - вспоминал мемуарист, - то одна веселая компания пировавших студентов послала со своего обеда приветственную телеграмму Салтыкову-Щедрину, подписав ее: «Ежегодно обедающие студенты», на что получили от нашего знаменитого сатирика весьма сочувственный ответ за подписью: «Ежедневно обедающий Щедрин».

По другому «сценарию» протекала студенческая часть ежегодного праздника в Казанском университете в день его основания 5 ноября (1804 г.). Там после богослужения и торжественного заседания в актовом зале по процедуре, ничем не отличимой от вышеописанной в Московском университете, сановные гости во главе с губернатором и профессора приглашались в ректорскую квартиру к праздничному столу, студенты же оставались в актовом зале, чтобы трижды «в тысячу голосов» пропеть Gaudeamusв честь almamatter.Затем после непременного исполнения «Дубинушки», «во избежание конфликта», расходились по домам, чтобы вечером с молодым задором пуститься в праздничную круговерть. Их ожидал многолюдный официальный студенческий бал в самом роскошном и вместительном доме Дворянского собрания. Вечером, вспоминал мемуарист, в его «большом зале, погруженном в яркий электрический свет, полно: все места взяты с бою, полно на хорах и под хорами. Тысячи народу и очень много молодежи - это ее славный праздник». Здесь присутствовали и видные чины гражданской и военной администрации Казанской губернии со своими женами в бальных платьях и, конечно же, «ученые генералы» - профессора, облаченные в парадные мундиры с наградными регалиями. Попасть на бал стремилось и казанское интеллигентное общество, во многом состоявшее из выпускников местного университета. Как вспоминал мемуарист, университетскими значками пестрели лацканы костюмов многих гостей. В этой пестрой толпе сновали студенты-распорядители с красными и голубыми лентами на груди. «Хозяева» бала - универсанты выглядели подобающе его официальному статусу. Как свидетельствовал мемуарист, им предписывалось являться в Дворянское собрание непременно в мундире.

Бал начинался пением Gaudeamus'aв исполнении студенческого хора при поддержке присутствовавших в бальном зале. Затем наступало время концерта местных или заезжих артистов. А дальше начинались сопровождаемые световыми эффектами бесконечные, до утра, танцы под грохот духового оркестра и всевозможные игры...

С началом всеобщего веселья многие студенты удалялись в так называемую «мертвецкую» - специально выделенное для них помещение со студенческим буфетом, где можно было отведать водки с пивом под неприхотливую закуску. «В этот день, - констатировал мемуарист, - даже непьющий студент должен был выпить, по крайней мере, стакан пива». Разгоряченные пиво-водочными парами ораторы произносили смелые зажигательные речи с призывами к борьбе. Словом, сборище могло превратиться в политическую сходку. В день, о котором писал мемуарист, так оно и случилось. Сходку «вел» студент, дважды побывавший в тюрьме, в том числе в знаменитых «Бутырках».

Здесь же могли «отдохнуть» и слишком «утомленные» праздником, а «штатские» (так именовали выпускников университета) - вспомнить былые студенческие годы. Сюда приглашали (нередко по выбору голосованием) «любимых» профессоров (иных вносили и выносили на руках). Они же в знак признательности за столь щедрые знаки уважения пили «студенческое шампанское» - пиво за своих учеников, произносили хвалу «возвышенной русской молодежи» за ее «веру, надежду и любовь в науке».

В Киевском университете св. Владимира ежегодный академический праздник, по воспоминанию П.П. Блонского традиционно проходил в виде вечера «с ограниченной благотворительной целью». «Ничего яркого в нем не было. К концу вечера часто перепивались, и начиналось пьяное пение».

По образу и подобию университетского годичный акт устраивался и на неправительственных Высших женских (Бестужевских) курсах каждое 20 ноября. Описание одного из таких петербуржских торжеств находим в дневнике за 1898 г. курсистки Е. Дьяковой: «Разряженные жрицы науки сели за стол, среди них два черных клобука архиереев и оригинальный наряд католического епископа. Это блестящее собрание напоминало мне древнюю академию Платона... И так - жрицы науки сидели, а мы профаны, ее (академии. -А.И.)-vis-a-vis». Акт открылся речью профессора русской литературы, академика Н.А. Котляревского о значении философского учения гр. Л.Н. Толстого, прочитанной «с обычным искусством, красиво, но в то же время и просто». Ее главная идея заключалась в тезисе: «Толстой занимает главное место «в истории движения русской мысли конца века». Затем началось зачтение отчета. В нем упоминалось о заслугах почивших В.В. Майкова, Ф.И. Буслаева, И.Д. Делянова. О последнем докладчик осторожно заметил: «...Пока еще не время входить в оценку его деятельности». После отчета и музыкальной паузы, состоялось вручение медалей. Далее последовали танцы. В одной из аудиторий проходила сходка курсисток, на которой дискутировались вопросы «о студенческом единении» и о помощи голодающим.

Ежегодный студенческий праздник не всегда «привязывался» ко дню основания высшего учебного заведения. Например, (мы об этом уже говорили), бал в Петербургском горном институте регулярно, раз в год, проходил не 21 октября, в день «высочайшего» утверждения в 1773 г. указа об открытии в северной столице Горного училища, от которого ведет свою историю С-Петербургский горный институт, а 5 декабря - в день покровительницы горняков св. Варвары. Еще в 90-х годах XIX в.

«Варваринские» балы устраивались в бальном зале Дворянского собрания, лучшем зале Петербурга. Притом не столько из-за престижа и удобства, сколько по банальной полицейско-охранительной причине: в то время существовал запрет на какие-либо публичные собрания в помещениях высших учебных заведений. Когда же запрет был снят, ежегодное празднование Варварина дня было навсегда перенесено в стены Горного института. И не только по соображениям дешевизны и удобства, но и с целью наглядной демонстрации достижений высшего горного образования и составлявших его наук. Студент-горняк 1906-1915 гг. академик Д.В. Наливкин вспоминал: «Ежегодный бал был очень популярен в С-Петербурге.

Посещался всеми горными инженерами с женами, жившими в столице, и их знакомыми. Специально приезжали многие горные инженеры с Донбасса, Урала и даже из Сибири. Все помещения Горного института, начиная с конференц-зала, были открыты и заполнены народом. В конференц-зале гремел военный оркестр, шли танцы. Много гуляющих было в великолепных парадных залах музея. Двери всех аудиторий и кабинетов были распахнуты. Каждый мог войти в них и вспомнить давно прошедшие студенческие годы».

Подготовкой и проведением празднества занималась ежегодно избираемая студентами «бальная комиссия», на которую возлагались различные обязанности: от заказа пригласительных билетов и их распространения до организации буфетной торговли. Открывался бал благотворительным концертом лучших столичных артистов драмы и оперы. Билеты на него гостям продавались по высокой цене в пользу бедствующих студентов. По окончании концерта начиналось главное веселье - танцы, продолжавшиеся до утра. Участник последнего в истории Петербургского горного института «варваринского» бала 5 декабря 1912 г., в то время студент В.П. Нехорошее вспоминал: «К балу готовились и оформляли его обстановку с большой выдумкой... Главное оформление было приурочено к чертежке первого курса, где были смонтированы различные павильоны в виде гротов, ущелий и т.п. (в одном из углов был даже водопад каскадом льющейся воды). В павильонах изящные дамы (из горного и артистического мира) торговали, с весьма большой наценкой, так как цель бала была благотворительная, чаем из "настоящего электрического самовара", что тогда было новинкой, шампанским и другими “горячительными" напитками и всевозможными закусками и фруктами. Этот своеобразный буфет-ресторан был для "избранной публики", студентов, пользующихся буфетом, не было видно ("не по карману")». С буфетом организаторы бала связывали большие финансовые надежды. Вся чистая прибыль от него, вспоминал студент 1892-1897 гг. Горного института А.К. Рябинин, «шла исключительно в пользу библиотеки и иных чисто революционных предприятий - «Общества помощи политическим ссыльным и заключенным или Политического Красного Креста..., а позднее в пользу стачечников или кассы «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», впоследствии и «Социалистов- революционеров». После первой русской революции «варваринские» балы, свидетельствовал В.П. Нехорошев, «заметно пополняли» студенческую кассу взаимопомощи. Но и нелегальным студенческим организациям видимо, тоже кое-что перепадало.

Одной из «приманок» ежегодных балов петербургских горняков были аттракционы. Гвоздем программы бальных развлечений был «спуск» гостей в учебную шахту. Для этого лестничный пролет, ведущий в нее, драпировался под шахтную «клеть», по двум сторонам которой быстро, с помощью электрического моторчика, перемещалось серое полотно, создавая иллюзию стремительного погружения в шахту одновременно шести человек. В результате они якобы попадали в подземные выработки, искусно устроенные всего одним лестничным пролетом ниже. После такого «путешествия», вспоминал мемуарист, гости из светских дам «долго еще рассказывали знакомым, какого страху они натерпелись, когда стремительно опускались в шахту на глубину 100 сажен».

«Варваринские» балы прекратились в 1913 г. после полицейского обыска в Петербургском горном институте по наводке студента-провокатора. В руках полиции оказался гектограф с текстом листовки революционного содержания. А в 1914 г. разразилась Первая мировая война и стало не до балов.

Для студентов «годичный праздник» родного высшего учебного заведения был днем абсолютной свободы от каждодневного академического распорядка, дисциплинарных обязательств перед администрацией, от опостылевшего своей неустроенностью быта. По мнению В.А. Маклакова, для студентов это был день «свободы собраний и слова», когда им позволительны были пьяный разгул, молодое своеволие и даже публичное свободомыслие, выражаемое в необузданном веселье, двусмысленных шутках, едкой сатире, обличении всего и вся. «Бедная молодежь! Раз в год ей разрешается собираться в неограниченном числе, приглашать профессоров, литераторов, слушать речи. Раз в год!»- писала в своем дневнике в 1896 г. слушательница Бестужевских высших женских курсов Елизавета Дьяконова.

В известной степени годичный праздник являлся днем выпускания бунтарского пара, копившегося в душе молодого интеллигента. В.А. Маклаков писал, например, о Татьянином дне московского студенчества, что он «по традиции был днем бесцензурным, и за то, что там говорилось, ни с кого не взыскивалось». Это был единственный в году день в повседневной жизни интеллигентной молодежи, заповедный для постороннего властного вмешательства. И студенчество бдительно оберегало эту кратковременную прерогативу. Попытка администрации Петербургского университета и столичных властей 8 февраля 1899 г. в полицейско-охранительных целях вмешаться в естественный ход ежегодного студенческого праздника привело к первой в истории России всероссийской студенческой забастовке, а фактически к организованному студенческому движению в масштабе всей имперской высшей школы.

Особый тип праздничной культуры сформировали прибалтийско- немецкие корпорации Юрьевского (до 1893 г. - Дерптского) университета («Курония», «Тевтония», «Необалти- ка», «Эстония», «Рижское братство» и др. Каждая устраивала два-три бала в год с приглашением местного бомонда (дамы - в бальных туалетах, кавалеры - во фраках). Особенно пышны были юбилейные торжества. В программе празднования 75-летия «Рижского братства» (1898 г.) значились: бал, вручение подарка корпорации, торжественный акт, завтрак, банкет, любительский спектакль, прощальный вечер. В кругу гостей были даже иногородние «филистеры»-члены корпорации из кончивших университет (с семьями). Словом, денег не жалели. Такие действа проходили на корпорационных штаб-квартирах, специально декорируемых цветами, обставляемых дорогой прокатной мебелью и освещаемых того же происхождения роскошными люстрами.

То, как проводили студенты время в ходе праздников, дает нам представление об особенностях взаимоотношений студентов, их общих интересах. Если в официальных торжествах, на балах и концертах студенчество вело себя соответственно этикету, то в дружеских сборищах молодые люди расслаблялись, делали то, что им хочется, нравится. Несмотря на шалости и даже хулиганские выходки, уровень общей культуры студентов нельзя назвать низким. В студенческой среде ценились товарищество и дружба, ни одно собрание не обходилось без интеллектуальных бесед, споров, редко кто из студентов пил, чтобы напиться. Стиль и сценарий проведения праздников менялся на протяжении изучаемого периода. В 1890- е гг. на праздниках появились ораторы, часть студентов, даже в праздники стала проводить сходки. Публицисты были обеспокоены смесью высоких речей и политических песен с разгулом и пьянством студентов. Политика настолько тесновплелась в жизнь студенчества, что, даже отдыхая, студент «протестовал». В 1860-е гг. кутежи студентов носили более спокойный, семейный характер. Праздники, товарищеские сборища и другое совместное проведение свободного времени, наравне с эстетическими запросами формировали и вкусы студенчества, и его взгляды. Они оставили след в памяти многих выпускников. Открытые, дружеские беседы в свободной, непринужденной обстановке, веселые шалости, - все это и есть неповторимые студенческие годы.

Заключение

Студенты играли большую роль в жизни страны. Несмотря на предубеждения более осмотрительных публицистов, профессоров, общественных и политических деятелей о том, что студенты это все таки дети и многие их порывы незрелы, студенты, под влиянием общественного мнения постепенно начали примерять на себя роль более значимой социальной единицы. Рассмотренные выше этические нормы сложились не вдруг, а в итоге более чем векового процесса формирования студенческого сообщества как корпорации будущих специалистов высшей профессиональной квалификации. Полисословная ее природа имела единый социально-генетический код с интеллигенцией, с которой учащаяся молодежь соотносилась как часть с целым по своим профессиональным, жизненным и общественно-культурным перспективам. В конце XIX - начале ХХ вв. студенты стали более избирательнее относится к преподавателям, посещаемым лекциям и кружкам.

За призмой полицейско-охранительных усмотрений власть обычно не видела созидательных результатов деятельности студенческих научных кружков и обществ, помогавших имперской высшей школе воспитывать новую генерацию дипломированных специалистов, осознававших неотложную необходимость общекультурной, социально-экономической, наконец, политической модернизации своей Родины.

Эстетические запросы студенчества были очень разными, в большом городе легко было найти ответы на все запросы. Театр помогал студентам в формировании идеалов и убеждений, помогал познавать себя и выбрать свой путь. Литература формировала мировоззрение учащихся. Студенты критично относились к театральным постановкам, анализировали их, отдавали предпочтение тем или иным актерам и актрисам. Последние могли стать и предметом платонической любви. Театр формировал эстетические вкусы, повышал уровень культуры студентов.

То, как проводили студенты время в ходе праздников, дает нам представление об особенностях взаимоотношений студентов, их общих интересах. Если в официальных торжествах, на балах и концертах студенчество вело себя соответственно этикету, то в дружеских сборищах молодые люди расслаблялись, делали то, что им хочется, нравится. Несмотря на шалости и даже хулиганские выходки, уровень общей культуры студентов нельзя назвать низким. В студенческой среде ценились товарищество и дружба, ни одно собрание не обходилось без интеллектуальных бесед, споров, редко кто из студентов пил, чтобы напиться. Стиль и сценарий проведения праздников менялся на протяжении изучаемого периода. В 1890- е гг. на праздниках появились ораторы, часть студентов, даже в праздники стала проводить сходки. Публицисты были обеспокоены смесью высоких речей и политических песен с разгулом и пьянством студентов. Политика настолько тесно вплелась в жизнь студенчества, что, даже отдыхая, студент «протестовал». В 1860-е гг. кутежи студентов носили более спокойный, семейный характер. Праздники, товарищеские сборища и другое совместное проведение свободного времени, наравне с эстетическими запросами формировали и вкусы студенчества, и его взгляды. Они оставили след в памяти многих выпускников. Открытые, дружеские беседы в свободной, непринужденной обстановке, веселые шалости, - все это и есть неповторимые студенческие годы.

Литература

1. Анисимов А.И. Харьковские студенческие кружки // Русские богатства СПб., 1903. № 12.

2. Вишленкова Е.А. и дp. Два века университетской культуры в Казани. Казань, 2005.

3. Гиляровский В.А. Студенты // Москва и москвичи. Друзья и встречи. Т. III. М, 1961.

4. Иванов А.Е. Мир Российского студенчества М. 2010.

5. Иванов А.Е. Студенческая корпорация России конца XIX - начала XX века: опыт культурной и политической самоорганизации. М., 2004.

6. Иванов А.Е. Университетская политика царского правительства накануне революции 1905-1907 гг. //Отечественная история. М., 1995, № 6

7. Иванов П. Студенчество в Москве. Быт. Нравы. Типы. (Очерки). М., 1903.

8. Краснов П.В. Департаменты полиции и студенческое движение в России» в конце XIX - начале XX века. Дисс. канд. ист. наук. М., 2008

9. Куприн А.И. Яма. М., 2002.

10 .Орлов В.И. Студенческое движение Московского университета в XIX столетии. М„ 1934.

11 .Памяти почивших наставников. Издание Императорской Московской Духовной Академии ко дню ее столетнего юбилея (1814-1914), - Сергиев Посад, 1914.

12 .Правительственный вестник. СПб., 1899. 22 июля 1899 г. № 158 13.Смокотина Л.И. Социально-экономическое положение томских студентов. Автореф. дисс. канд. истр. наук. Томск, 1994.

14.Черепнин Н.Н. Воспоминания музыканта. Л., 1976. 15.Щапов Н.М. Я верю в Россию... М., 1998.

16.Источники:

17.Собрание узаконений и распоряжений правительства. 10 июля 1907 г. 18.Алексеев В.М. Студент на рубеже столетий. Из моих студенческих воспоминаний 1898-1902) // Наука о Востоке. М., 1982

19 .Арсеньев Н.С. Дары и встречи жизненного пути. Франкфурт-на-Майне. 1974

20 .Боголепов Н.П. Записки. М., 1912. 21.Вересаев В. Воспоминания. М., 1982 г.

22 .Вестник жизни слушателей и слушательниц С.-Петербургских сельскохозяйственных курсов. СПб., 1914. № 12

23 .Вестник студенческой кооперации. М., 1911. № 4-5. 24.Вестник студенческой кооперации. М., 1914. № 11-12. 25.ГАРФ. ДП.ОО. Ф. 102. Д. 59-57-Б/1914.

26 .ГАРФ. Ф. 63 1910. Д. 26. Т. 2-3. Уставы обществ, кружков и землячеств при Императорском Московском университете.

27 .Гегидзе Б. В университете. Наброски студенческой жизни. СПб.,1905 28.Гершензон М. Письма к брату // Избранное. T. 4. М.- Иерусалим. 2000 29.Голос политехника. СПБ., 1909. Сб.2.

30.Голос политехника. СПб., 1910. Сб. 5 31.Голос политехника. СПб., 1911.

32 .Гревс И.М. Из университетских лет. Студенческое научно- литературноеобщество в Петербурге. 1880-е годы // Былое. СПб., 1918.

№ 12.

33 .Грюнвальд К. Воспоминания белоподкладочника // Памяти студенчества...

34 .Дневник Елизаветы Дьяконовой. На высших женских курсах (1895- 1899). Изд. 3. СПб., 1905.

35 .Ильяшевич В.Б. Из воспоминаний московского студента // Памяти русского студенчества конца XIX - начала XX веков. Сборник воспоминаний. Париж, 1934.

36 .Кондаков Н.П. Воспоминания и думы. М., 2002.

37 .Кружок общественной агрономии при Московском сельскохозяйственном институте. Отчет о деятельности за 1913/1914 учебный год. М.,1915

38 .Курбский Владимир. Очерки студенческой жизни (Из дневника бывшегостудента). М., 1912.

39 .Лель А. Записки студента. СПб, 1908

40 .Лель А. Записки студента. 1900-1903 гг. СПб., 1908. 41.Маклаков Вас. Воспоминания. М., 2006

42 .Матвеев Ал. Мертвецкая (Из студенческих воспоминаний) // Памяти русского студенчества. Париж, 1934.

43 .Мельгунов С. Студенческие организации 80-90 гг. в Московском университете (по архивным данным). М., 1908.

44 .Мельгунов С.П. Воспоминания и дневники. М., 2003. 45.Молодая жизнь. М., 1912. № 2.

46 .Наливкин Д.В. Из далекого прошлого. Воспоминания студента и профессора Горного института. Л., 1981

47 .Нехорошев В.П. Воспоминания старого студента // Очерки истории логических знаний. М., 1974.

48 .Никольцева Г.Д., Шилов Л А. Из истории музыкальной жизни Петербургскою университета // Очерки по истории Ленинградского университета. I. IV. 1982.

49 .Общество в Петербурге. 1880-е годы // Былое. СПб., 1918. № 12. 50.Осоргин М. Московский университет. Юридический факультет. 1899-1902 // Памяти русского студенчества. Париж, 1934.

51 .Павлов М.А. Воспоминания металлурга. М., 1984.

52 .Павлов М.А. Воспоминания металлурга. М., 1943. 53.РГИА. Ф. 733. Оп. 152. Л. 150, 322, 293, 302

54 .РГИА.Ф.733.Оп.151. Д.17

55 .Рубинштейн Л.И. Воспоминания первого студента императорского Томского университета. Томск, 1913.

56 .Русское общество 40-50-х гг. XIX в. Часть II. Воспоминания Б.Н. Чичерина. - М., 1991.

57 .Семашко Н.А. Указ.соч. // Собинов. Жизнь и творчество. М., 1937 58.Сибирский студент. Томск, 1914. № 1-6.

59.Собрание узаконений и распоряжений правительства. 10 июля 1907 г.,Ст.

60.СПб., 1903. № 12.

61 .Сухоруков В.В. Собинов. Мои студенческие воспоминания о нем. М., 1914.

62 .Трофимов П. Еще о наших нравах // Вестник студенческой кооперации. М., 1916. № 3

63 .ЦИАМ, Ф. 203, оп. 3, д.№ 52

64.ЦИАМ, Ф. 229, оп. 2, д.№ 913. 991. оп. 5, д.№ 731

65.ЦИАМ, Ф. 418, оп. 495, д.№ 20.

66.ЦИАМ. Ф. 372. оп. 4. д.№ 69. Л. 375.

67.ЦИАМ. Ф. 459. оп. 2. д.№ 4931. и об., 9

68.ЦИАМ. Ф. 642. оп.1. д.№ 434.

Размещено на Allbest.ru