Размещено на http://www.allbest.ru/

Культурный облик российского студенчества в конце ХIХ - начале ХХ в.

Оглавление

Введение

Глава 1. Влияние университетов на культурный облик студентов конца XIX - начала ХХ вв.

1.1 Корпоративная культура студенчества: отношения с преподавателями и студенческие организации

1.2 Воспитание студенчества: взаимоотношения с инспекторами и полицией

Глава 2. Досуговая культура студенчества

2.1 Театр как форма досуга студентов

2.2 Студенческие праздники

Заключение

Список литературы и источников

Введение

Актуальность темы «Культурный облик российского студенчества» заключается в значимости для современного высшего образования сохранения традиций и наследия системы высшего образования дореволюционной России, в бережном отношении к историческому прошлому университетов, в сохранении и осмыслении накопленных ими интеллектуальных, научных и культурных традиций. В связи с этим заметно актуализируется изучение истории дореволюционного студенчества, по праву считавшегося верным «барометром» культурной и общественной жизни российских университетов. В настоящей работе представлен ряд проблем, связанных с жизнью и деятельностью студенческой молодежи на рубеже XIX-XX веков. Изучая культурный облик российского студенчества в конце ХIХ начале ХХ вв. мы получаем возможность изучить внутренний мир студентов данного периода, раскрыть скрытую сторону их жизни, установить правила поведения в студенческой среде того времени. Под влиянием университетской жизни у студентов формировались взгляды на жизнь, появлялись новые стремления и интересы. Формирование культурного облика происходило в процессе учебы и отдыха, под воздействием незаметных, на первый взгляд жизненных обстоятельств.

Процесс развития историографии начался еще в XIX в., встревоженное многочисленными студенческими волнениями общество, энергично начало изучать студенчество, как отдельную социальную единицу. Публицисты обратились, прежде всего, к исследованию повседневной жизни студентов, к особенностям быта, моральному облику и проведению их досуга. Такими были работы С.А. Изгоева и П. Иванова. Эти работы стояли у истоков формирования историографии данной проблематики, хоть и носили скорее публицистический характер, нежели историографический, по этой причине их можно рассматривать и как источники. Наибольшее внимание уделялось студенческому движению.

Первые научные исследования по истории российских университетов появились во второй половине XIX в., стоит отметить публикацию профессора Киевского университета В. Иконникова «Русские университеты в связи с ходом общественного развития». Автор предпринял одну из первых попыток проследить развитие университетской идеи в России. Он рассматривал историю университетов в тесной связи с общественной жизнью страны. Также интерес представляет очерк П.Н. Милюкова «Университеты России». В этом очерке подробно описывалось развитие российских университетов до конца XIX в., содержался богатый фактический и статистический материал.

После революции 1917 г. изучение данной проблематики смещается в сторону актуального на тот период времени студенческого революционного движения, тем самым оставляя на втором плане повседневную жизнь и досуг учащейся молодежи. Длительность данного периода в историографии составила почти семьдесят лет. В связи с этим практически не рассматривалась либерально и консервативно настроенная часть студентов. В советской историографии почти нет отражения повседневной жизни студенчества. Традиции, учебная деятельность и интересы студенчества не получили отражения на данном этапе. И только после 50-х гг. интерес к этой проблематике вновь оживился. Главное внимание советских историков было обращено на изучение отдельных периодов в истории российских университетов. Необходимо отметить труды А. Е. Иванова, Г.И. Щетининой, Р.Г. Эймонтовой. Все они начинали с публикаций статей, а завершали свои исследования солидными монографиями, представляющими существенный вклад в историографию российских университетов. Подводя некоторые итоги изучению отечественного высшего образования до 1917 г., коллектив авторов выпустил в 1995 г. книгу «Высшее образование в России: очерк истории до 1917 г.» Монография содержит много интересного фактического материала, большую ценность представляют приложения.

Монография Ткаченко Н.С. посвящена исследованию вопроса об участии московского студенчества в общественно-политической жизни России второй половины XIX в. Значительное участие в этом движении принимало студенчество Петровской сельскохозяйственной академии и Технического училища. Московскому университету в работе Ткаченко уделено главное внимание. Освещается участие студенчества Московского университета в общественно-политической жизни России 1861-1900 гг. Разночинский этап освободительного движения заканчивается 1895 г. Автор доводит своё исследование до 1900 г., когда мощное движение студентов Московского университета начало перерастать во всеобщую студенческую стачку 1902 г.

Современный взгляд на учащуюся молодежь XIX - ХХ вв. характеризуется стремлением изучить, на основе воспоминаний и архивных документов, не только революционно настроенную часть студентов, но и другие их группы. Политическая активность молодежи теперь не пользуется популярностью, как это было в советское время. Второе дыхание получили психологический анализ студенческой жизни, отношения обучающихся с властными структурами, изучение традиций. Наша работа отражает такие стороны жизни студентов, как круг и характер общения, отношения с преподавателями и товарищами по студенческой скамье, надзирающими органами.

Профессор А.Е. Иванов, крупнейший современный исследователь студенчества начала ХХ в. в своих работах выделяет новые проблемы студенческой активности. Особое внимание он уделяет отношениям студентов и надзирающих органов власти, рассматривает роль правительства и императора в ликвидации студенческих волнений. Его исследования направленны на изучение бюджета студенчества, их быта, правовое положение, социальную роль, манеру проведения досуга. Иванов является создателем фундаментальных исследований в области изучения студенчества, достаточно полно и достоверно описывает все стороны студенческой повседневной жизни конца XIX - начала ХХ вв.

В художественной и мемуарной литературе есть множество сведений подробно описывающих нам все стороны студенческой жизни обычного студента, то же самое касается и воспоминаний. В конце XIX - начале ХХ вв. был очень высок интерес писателей и публицистов именно к обычному «среднему» студенту. Воспоминания и публицистика стали основой нашей работы. Многие сферы студенческой жизни раскрыты именно в воспоминаниях, в них описываются особенности внутреннего мира человека. По воспоминаниям так же можно проследить развитие личности.

Стоит сказать о тех источниках, которые наполнили данную работу фактической информацией. В конце XIX - начале ХХ вв. было создано несколько студенческих переписей, они в основном носили справочно- обобщающий характер. Первая студенческая перепись была в 1872 г. До 1903 года всего две переписи было проведено в Москве. По своей сути они сводились к тщательному описанию материальной жизни студентов. В ХХ веке были проведены более подробные переписи, изучающие состав и численность студентов, но и их материальное положения также вошло в состав переписи. Большое значение при изучении темы имеют документы и материалы официального происхождения. Обзор деятельности ведомства Министерства народного просвещения за время царствования императора

Александра III вышедший в 1901 году дает полное представление о состоянии высшего образования в рассматриваемый период и содержит статистическую информацию об университетах и других учебных заведениях конца XIX в.

Так же были привлечены архивные материалы. Это фонды московских университетов Центрального Исторического архива города Москвы и данные Государственного архива Российской Федерации из фондов о надзоре за неблагонадежными студентами. В фондах университетов присутствуют делопроизводственные документы, интерес для нас представляют книги и тетради, отражающие поведение молодежи, студенческие доносы, и преподавательские наставления.

Публицисты-современники всегда первыми реагировали на проблемы студенчества, так что можно сказать, что публицистика также является для нашей работы очень значимой. В течение всего изучаемого нами периода интерес к студенчеству был на высок. В конце XIX начале ХХ вв. часто печатались статьи и даже выходили книги, посвященные важным на тот период времени студенческим проблемам. Студенческие истории, здоровье, нищета, университетские беспорядки и меняющиеся нравственные устои, это и есть основные темы, волновавшие современников того времени.

Одним из основных источников являются воспоминания. Мемуарная литература в полной мере раскрывает для нас самые интересные аспекты проблемы. Ценность мемуаров заключается в том, что они написаны в прошествии определенного времени, прошлое оценивается авторами более спокойно, с высоты полученного опыта их оценки обычно более объективны. Но не стоит забывать и о том, что воспоминания часто идеализируют или выводят вперед то, что раньше казалось незначимым, но в процессе оказало огромное влияние на их жизнь. С другой стороны стоит отметить то, что они не дают оценки студенчества в целом, а носят локальный характер, так как чаще всего описывают отдельный университет или небольшие группы студентов. Но все же они очень ценны для нашей работы. Первая причина их значимости заключается в том что они используют язык того времени, и являются носителями дореволюционной субкультуры. Вторая причина это описания, которые редко в полной мере присутствуют в других типах источников, такие как, например увлечения и взгляды студентов, их быт, настроения и интересы, взаимоотношения с преподавателями и многое другое. Подробное описание, которое содержится в мемуарах в комплексе с другими видами источников, позволяющими нам проверить достоверность содержащихся сведений, дают полную картину студенческой жизни конца XIX - начала ХХ вв.

Объект исследования - русское студенчество в конце XIX начале ХХ вв.

Предмет исследования - социокультурные процессы в студенческой среде.

Цель работы - показать воздействие повседневной жизни на культурный облик российского студенчества в конце ХIХ начале ХХ в.

Задачи исследования :

1. Проанализировать роль учебной и научной деятельности, а также личностных качеств ведущих преподавателей в формировании представлений студентов об университете и становлении их мировоззрения.

2. Рассмотреть этические нормы студенчества сложившиеся в процессе взаимодействия с надзирающими за ними органами.

3. Показать влияние театра на эстетические запросы студенчества.

4. Дать анализ влиянию студенческих праздников на формирование обще студенческих интересов.

Глава 1. Влияние университетов на культурный облик студентов конца XIX - начала ХХ вв.

1.1 Корпоративная культура студенчества: отношения с преподавателями и студенческие организации

Выдающиеся лекторы и ученые имели значительное нравственное и духовное влияние на большинство студентов каждого поколения. Они создавали тот особый дух учености, который так ценился общественностью и славил крупные университеты по России. Выдающиеся профессора задавали высокую планку преподавания, воспитывали у студентов любовь к знанию, будили познавательный интерес, оставляли в памяти и душах неизгладимый след на всю жизнь. На протяжении всего изучаемого периода в стенах университета работали в различных областях науки блестящие ученые, которые несли в жизнь студенчества и русского общества новые изыскания, открытия и идеи.

Одинаково ценны были все формы общения преподавателя и студента. Если лекция как методический прием учебного процесса в высшей школе являлась школой научной мысли, то мастер-классом научно- исследовательского труда для студента был семинар или, по академической терминологии, «семинарий». На лекции закладывались основы научного кругозора. Она обращалась ко всем, находившимся в аудитории, и ни к кому в частности. Профессор истории Средних веков Петербургского университета И.М. Гревс считал, что «кафедра часто отгораживает профессора стеной от его слушателей». Этот объективный методический «порок» лекции компенсировался семинаром, рассчитанным на индивидуализацию занятий профессора с тем меньшинством слушателей, у кого проблематика его лекций вызвала особый интерес, возможно, в будущем профессиональный. Именно в семинаре между студентом и профессором складывались отношения ученика и учителя (научного наставника), нередко неформальные. Как методический жанр преподавания в высшей школе семинар имел своих классиков. «Истинной школой исследовательской работы», где студенты «учились тому, как стать ученым» были семинары 80-90-х годов XIX в. профессора историко-филологического факультета Московского университета П.Г. Виноградова. «Ни Ключевский, ни Герье не шли вровень с ним в этом отношении», - утверждал такой авторитет университетского преподавания, как А.А. Кизеветтер.

Виноградовские семинары «давали для самостоятельной работы в области истории подготовку и выправку, - вспоминал М.М. Богословский. - Они приучали общаться с источниками и пользоваться ими; они научили и приемам критики, и приемам конструкции на основании памятников. Эти навыки приобретались и путем упражнения при постоянной работе в семинарии, но, может быть, главным образом здесь действовал пример учителя. Наблюдая его за той серьезной и вдумчивой работой над историческими памятниками, которую он в нашем присутствии проделывал в семинарии, мы, может быть, бессознательно усваивали или старались усвоить те же методы и приемы». Здесь царствовала абсолютная воля для научных суждений, вспоминал мемуарист, «поэтому мы высказывали свои мнения смело и свободно и столь же смело вступали в спор с профессором».

Из «виноградовских семинаристов» сформировалась школа сплоченных общими научными интересами специалистов, которые и после окончания университета оставались желанными гостями дома своего учителя, где они встречались со старшими коллегами и участвовали в научных собраниях «более высокого типа».

Точно также в компактную группу, образовавшую кружок, который не распался и после окончания университета, сплотились участники семинария (8-10 чел.) профессора-петербуржца И.М. Гревса в десятых годах XX в.

«Темы семинариев Ивана Михайловича отличались той особенностью, что над ними работали по нескольку лет. Так, мы изучали трактат Данте "DeMonarchia", направленный против светской власти пап, привлекая все сочинения Данте, и комментарий к трактату превращался в большие самостоятельные исследования...

Н.Ф. Арсеньев - православный богослов, философ, литературовед, вспоминая о своем студенчестве 1906-1910 гг. в Московском университете, чрезвычайно высоко оценил роль семинарских занятий в своем научном становлении. Некоторые семинары превращались в поле «борьбы против исполина-марксизма», отмечал мемуарист. На них «разгоралась дискуссия о "правде духа, в противоположность упрощенно-позитивистическому, дешево-материалистическому толкованию явлений культурной жизни; и как волнительно и радостно было в ней участвовать!»

Для студентов семинарские занятия были не только научно- исследовательской школой, но и окном в ученый мир профессуры. Но не только. И для профессуры это было окно в мир учащихся. Словом, здесь вызревал «дух научного товарищества» между старшими и младшими.

На семинарах завязывались и неформальные их отношения, до конца XIX в. не поощряемые властью. Об этом свидетельствуют, например, данные полицейских досье на профессоров и преподавателей Петербургского и Московского университетов, предоставленные в 1899 г. МВД новоиспеченному главе ведомства просвещения Н.П. Боголепову по его просьбе.

Очень многим из них инкриминировались внеучебные встречи со своими студентами как либерально-подозрительные с полицейско-охранительной точки зрения. Власти не доверяли своим служащим высокого чинопроизводственного ранга (статский, действительный статский, реже - тайный и действительный тайный советник).

Это негласное ограничение распространялось на высшие учебные заведения всех ведомств. Учившийся в 1880-1885 гг. в Петербургском горном институте академик М.А. Павлов вспоминал: «...Профессора как будто боялись какого-либо общения со студентами (ведь это было в начале 80-х годов - в 1881 году был убит Александр II). Профессора приходили в аудитории, читали лекции и немедленно исчезали. Профессора нигде нельзя было найти - он был для нас недосягаемым». Единственным в то время профессором, «допускавшим с собой личное общение» даже на дому был химик К.Д. Сушин.

Однако с течением времени «дух научного товарищества», поддерживаемый сотворчеством в семинарах, укрепился настолько, что в конце XIX - начале XX в. стал академической обыденностью в виде собраний особенно увлеченных наукой студентов на дому у своих профессоров (человек по 10-12). Профессор по своему выбору приглашал к себе в раз и навсегда установленный день в неделю тех из своих «семинаристов», которые «казались ему особенно развитыми». «Эти собрания у профессоров за чашкой чаю, - вспоминал Н.С. Арсеньев, - происходившие совершенно запросто, в духе почти товарищеской интимности, причем темами разговора служили не только разные научные вопросы, но и вопросы общей культурной жизни, были глубоко воспитательны и приятны».

Отдельная тема - научные общества и кружки, которые являлись автономной по отношению к учебному процессу школой научной самодеятельности студентов. Они представляли собой самоуправлявшиеся институции, обычно создаваемые инициативой профессоров и действовавшие от их лица по ими же предложенной программе; объединяли по добровольному выбору далеко не всех учащихся, а наиболее любознательных и пытливых, открывали путь к личному общению с теми из профессоров, предмет преподавания, лекции и семинары которых представлялись им в научно-познавательном смысле наиболее впечатляющими и увлекающими.

Продвинутые в педагогическом отношении профессора находили научные студенческие общества и кружки органичной формой внеучебного научно-творческого общения со студентами. Однако власть фактически до начала XX в. относилась к такому неформализованному взаимодействию учащих с учащимися подозрительно. На то всегда находились полицейско- охранительные резоны. Кстати, не такие уж и беспочвенные, если иметь в виду опасные для абсолютной власти студенческую корпоративность и склонность учащейся молодежи к «пагубному лжемудрию». И все же научные объединения универсантов, пусть и единичные, возникали на академическом пространстве: в 80-х годах XVIII в. - в Московском университете; с начала XIX и до его 50-х годов - в Дерптском, Киевском, Харьковском университетах и даже в полонизированном Кременецком лицее (при поддержке всесильного А. Чарторыйского). В конечном счете, эти институции были искоренены политическим режимом Николая I как противоречившие важнейшей законодательной норме первого (1804 г.) и второго (1835 г.) «общих» уставов императорских университетов: студенты - суть «отдельные посетители» университета, а не корпоративное их сообщество с определенными правовыми прерогативами.

В таком же корпоративно бесправном положении студенчество оставалось согласно «либеральному» уставу университетов 1863 г. Так же, как и при Николае I, правительство Александра II находило идею разрешения научных объединений универсантов потворствующей их тяге к корпоративному самоуправлению и образу действий.

Исключение традиционно делалось только для студентов германизированного Дерптского университета, традиционно законопослушное поведение которых внушало начальству неизменное доверие. Помимо многочисленных земляческих объединений - немецких корпораций, им позволялись и ассоциации на научной почве под непременным доглядом профессоров. В конце 80 - начале 90-х годов таковые появились фактически на всех факультетах Дерптского университета. Так, например, на историко-филологическом с 1890 г. действовал Исторический кружок, руководимый профессорами А. Гаусманом и А. Бриекнером. Кружок имел целью «объединение дерптских студентов на почве серьезного научного обучения, преследуя общее образование, в то же время отнюдь не исключая ни одного из разветвлений исторической науки».

Академическое пространство прочих императорских университетов фактически оставалось запретной зоной для студенческих научных организаций. Истории университетов второй половины XIX в. известно только знаменитое «Научно-литературное общество» студентов Петербургского университета, действовавшее под председательством профессора-литературоведа О.Ф. Миллера в 1882-1887 гг. В академический обиход оно так и вошло под названием «Общество профессора Ореста Миллера». Разрешая в виде исключения организацию этого Общества, глава ведомства народного просвещения А.А. Сабуров, склонный к либерализующей модернизации откровенно охранительного курса своего предшественника Д.А. Толстого по отношению к студенчеству, полагал, что научная ассоциация своей деятельностью поспособствует отвлечению интеллигентной молодежи от политики. Тем более что группа инициаторов «Научно-литературного общества» стремилась на его основе сплотить, в противовес революционерам, верноподданную часть петербургских универсантов, потрясенную мученической гибелью 1 марта 1881 г. императора Александра II. Эта группа, вспоминал бывший член Общества профессор И.М. Гревс, состояла из «сынов аристократических семей, титулованных, богатых юношей, которые и начали подбирать себе подходящих сотоварищей». Такой благонадежный состав ходатаев убедил «высшее начальство» дать разрешение на открытие Общества.

Однако с началом в январе 1882 г. деятельности Научно-литературного общества его идейная платформа приобретает очевидную либерально-демократическую окрашенность. Эта идеологическая метаморфоза произошла после вступления в Общество в полном составе так называемого «Ольденбургского кружка» универсантов, лидерами которого являлись будущие столпы российского либерализма братья Сергей и Федор Федоровичи Ольденбурги, Д.И. Шеховской, В.И. Вернадский. Это было товарищеское сообщество идейных единомышленников. Они хотели, чтобы «в студенческой России вырос надпартийный, просвещенный, реально- идеальный, искренний демократический либерализм. Они ставили ему задачей стремиться к добыванию свободы для всех», - отмечал И.М. Гревс. К этой корпоративно-политической программе потянулись сочувствующие, в конечном счете, количественно вытеснившие из Общества «наиболее жестких правых». Последним не удалось подчинить себе председателя О.Ф. Миллера и освободить организацию от «беспокойных». На несчастье Общества в него вступили и «радикалы», первоначально чуждавшиеся его. К 1887 г. в нем состояло более 300 чел., среди которых было немало будущих известных ученых-естествоиспытателей (В.И. Вернадский, А.Н. Краснов, Ф.Ю. Левинсон-Лесинг, В.В. Половцев и др.), гуманитариев (В.В. Бартенев, И.М. Гревс, М.А. Дьяконов, А.А. Кауфман, А.С. Лаппо-Данилевский, В.А. Мякотин, С.Ф. Ольденбург, С.Ф. Платонов и др.), общественно-политических деятелей (Д.И. Шаховский, В.В. Водовозов, А.И. Каминка, М.И. Туган- Барановский и др.), практических работников, культуртрегеров.

Согласно уставу «Научно-литературного общества» оно состояло в ведении «университетского начальства» и под почетным председательством попечителя Петербургского учебного округа. «Непременным» его членом был ректор, который мог по собственному усмотрению председательствовать «в том или другом заседании».

Целью Общества было «...Содействовать научным и литературным занятиям студентов, устраивая научные рефераты и литературные чтения, предпринимая переводы иностранных научных сочинений и издания в виде сборников или отдельных брошюр лучших студенческих диссертаций и научно-литературных статей, приискивая научно-литературные занятия студентам, принимающим участие в деятельности общества, и выписывая научные и литературные журналы и наиболее необходимые для университетских занятии сочинения для пользования своих членов».

Организационно-хозяйственное руководство Обществом возлагалось на Совет из председателя профессора О.Ф. Миллера и его «товарищей». Функции этой ежегодно избираемой коллегии сводились к формированию бюджета организации из пожертвованных средств, определению «отдельных отраслей» ее деятельности, распределению обязанностей между ее функционерами.

«Умственная жизнь» студенческого Научно-литературного общества направлялась комиссией (до 20 чел.), именуемой «Научным отделом». Он планировал деятельность этой студенческой организации, определял научные направления, вырабатывал формы ее деятельности как научной студенческой межфакультетной ассоциации. И.М. Гревс вспоминал: «Научный отдел строился по образцу университета, то есть в нем ветвились и группировались по секциям отрасли знания наподобие факультетов. На каждую «кафедру» общее собрание, по представлению советом кандидатов из старших студентов, либо оставленных при университете, избирало специалистов, приобретших известность как выдающиеся научные работники. Избранные блюли интересы своего предмета и радели о его культивировании в недрах общества. В научном отделе возникали планы расширения дела, подготовлялись доклады и возбуждались темы, подыскивались новые деятели и т.д. Собирался отдел еженедельно, здесь осуществлялся лучше всего объективно рост работы, а субъективно реализовывалось взаимное общение».

При секциях («факультетах») Научного отдела работали кружки: исторический (методология), социологии и первобытной культуры, математический, натуралистов, а также группа, занимавшаяся «университетским вопросом» в России и на Западе. Действовали при Научном отделе и «временные комиссии» для исследования «более сложных вопросов» с привлечением «компетентных экспертов» из членов Общества. В летние вакационные месяцы члены Общества, разъезжавшиеся по российским городам и весям, «увлеченно», «для пользы широкого отечествоведения» по специальным программам занимались «в родных углах» собиранием данных и наблюдениями по геологии, климатологии, флоре и фауне, по местному земледелию, кустарным промыслам, народным песням, религиозным верованиям, памятникам старины, естественному народному праву и образованию, «земской жизни».

За пятилетие деятельности Общества при нем сформировалась обширная библиотека, непрерывно пополняемая усилиями жертвователей, авторов, издателей, ученых обществ, а также дублетами книг, поступавших в университетскую библиотеку. К1887 г. ее книжно-журнальный фонд насчитывал 5 тыс. экземпляров. Среди тех, кто возглавлял библиотеку, были С.Ф. Ольденбург, будущий академик-востоковед, А.А. Кауфман, в будущем - известный профессор статистики, Н.К. Милюков, будущий деятельный тверской земец, П.П. Извольский, будущий «товарищ» министра народного просвещения.

Судьба студенческого Научно-литературного общества решилась в одночасье, как только 1 марта 1887 г. был раскрыт заговор террористов против жизни императора Александра III. Следствие установило, что его главные фигуранты А.И. Ульянов, П.И. Андреюшкин, В.Д. Генералов, П.Я. Шевырев были студентами Петербургского университета и членами Общества, к которому сразу же и навсегда приклеился ярлык «рассадника крамолы». 12 июня 1887 г. министр народного просвещения И.Д. Делянов распорядился немедленно его закрыть. Несмотря на то, что перечисленные выше заговорщики не связывали с Обществом своих террористических намерений. Они просто были членами этой студенческой научной ассоциации. «Так сознательное студенчество, стремившееся утвердить в университете научный центр серьезного совместного образовательного труда и организованной в таком деле взаимопомощи, лишилось только что для того отстроенного и согретого целительного и творческого очага», - досадуя, писал И.М. Гревс в 1916 г. И далее: «Революция и полиция разрушили общество, первая может быть помимо воли, вторая - с сознанием и довольством. Хорошо спевшаяся большая группа оказалась разбитой, заплетавшаяся духовная традиция порванной».

«После этого Общества, - констатировал историк студенческих научных ассоциаций С.П. Мельгунов, - ни о каких других студенческих научных легальных организациях уже не было слышно до самого последнего времени».

Катастрофическая неудача эксперимента с Научно-литературным обществом скомпрометировала, но не погубила навсегда идею легализации ради спокойствия высшей школы студенческо-корпоративных институций, пасомых администрацией посредством профессоров. В 1889/1900 учебном году, потрясенном первой всероссийской студенческой забастовкой, Министерство народного просвещения, возглавляемое отнюдь не либеральным профессором Н.П. Боголеповым, публикует весьма примечательный циркуляр от 21 июня 1899 г., в котором попечителям учебных округов указывалось на «полезность» учреждения в высших учебных заведениях под «ответственным руководством профессоров» научных и литературных студенческих кружков. Последние должны были способствовать устранению разобщенности студентов с профессорами и преподавателями и, в конечном счете, отвлекать их от «действий скопом», нарушавших ход учебного процесса.

Инициатива Н.П. Боголепова получила развитие в ходе деятельности его ближайших преемников: генерала П.С. Ванновского и профессора классической философии Г.Э. Зенгера. Первый добился одобрения коллегами-министрами разработанных под его руководством «Временных правил о студенческих организациях» от 22 декабря 1901 г., в составе которых значились и научные кружки учащихся. Второй, вняв голосу профессуры, циркуляром «О правилах для студентов университетов» 27 апреля 1902 г. отменил предписанную его предшественником строго определенную номенклатуру типов этих добровольных объединений, но по- прежнему при сохранении всестороннего контроля над их деятельностью учебной администрации. Совокупностью этих законодательно-нормативных актов был определен новый курс ведомства народного просвещения в отношении студенчества, официально сформулированный как «политика сердечного попечения о студентах». В ее идеологии «отманивания» студентов от политики научным кружкам и обществам предназначалась едва ли не предпочтительная роль в предреволюционный период. «Целью обществ, - пояснял С.П. Мельгунов, - было вовсе не развитие студенческой самодеятельности, а лишь направление общественной мысли по наиболее безопасному руслу - в то время, конечно, академическому».

В 1899-1904 годах культивируемые администрацией студенческие научные кружки и общества возникли в Петербургском - 8, Харьковском - 7, Московском - 5, Киевском - 4, Казанском - 4, Новороссийском (Одесса) - 2, Юрьевском - 1. Отсутствовали научные студенческие образования только в Варшавском и Томском университетах. Процесс научной самоорганизации затронул и студентов народнохозяйственных институтов.

Первые после 13-летней паузы студенческие научные организации, появившиеся в 1900 г. в Казанском и Харьковском университетах, выросли не из общественной активности студентов, а из инициативы учебной администрации. Универсантам была очевидна их полицейско-охранительная подоплека, а потому они встретили их «серьезной оппозицией». Как, например, Кружок изучения экономических наук на юридическом факультете Харьковского университета, утвержденный к действию 6 марта 1900 г. Его куратор профессор В.Ф. Левитский не без труда укомплектовал состав кружковцев из 29 первокурсников - слушателей своих штатных лекций. Старшие студенты уклонились от участия в работе кружка.

«Молодежь везде видела «улавливание» и побороть это предубеждение было нелегко», - констатировал автор статьи о харьковских научных кружках В.И. Анисимов. Начав работу, экономический кружок после пяти заседаний 30 октября 1900 г. приостановил ее на два года - до октября 1902-го, а, возобновив, не проявил должной активности и в дальнейшем (в 1903 г. прошло всего 5 заседаний). Столь же вялым был и Философско-богословский кружок, открытый зимой 1901 г.

Более предпочтительно в ряду раннехарьковских университетских кружков выглядели кружки «Для занятий по истории русской и западной литератур» и «Для занятий государственными науками». Но и их деятельность «оставляет желать многого в смысле своей продуктивности и оживления», - резюмировал А.И. Анисимов. Он считал, что пороки кружков, действовавших накануне первой русской революции на факультетах университета в Харькове, присущи их институционным аналогам в других высших учебных заведениях как болезнь роста. А.И. Анисимов имел в виду «научную неподготовленность» студентов, выражаемую «в бессодержательности и отсутствии живого интереса в рефератах», а также их «непривычку к общественной жизни». Не удовлетворяло кружковцев и отсутствие должного мастерства в руководстве научно-кружковой работой профессоров-кураторов. «К концу минувшего 1902/1903 академического года, - утверждал А.И. Анисимов, - недовольные голоса стали слышаться все чаще и громче, и у некоторых вырвалась знаменательная фраза, напрашивавшаяся сама собой: ...Наши кружки мало чем отличаются от практических занятий; разве только тем, что последние являются для нас обязанностью, тогда как участие в первых представляло право"».

Однако разрешенные администрацией студенческие научные объединения продолжали свою деятельность, а их сеть даже расширялась, притом в самое неблагоприятное для ученых занятий время предреволюционного политического кризиса, явственно отзывавшегося нескончаемыми студенческими беспорядками в высшей школе. Например, в Петербургском университете в декабре 1904 г. возникли кружки «Исторический» и «Дальнего Востока», а в октябре 1905 г., когда высшие учебные заведения стали трибуной многотысячных всенародных митингов - еще и «Государственного и административного права». В декабре 1904 г. юридический кружок открывается в Одесском (Новороссийском) университете. В том же году в ведомство народного просвещения поступил на утверждение проект устава «Кружка изучения природы студентов Казанского университета».

В свете вышесказанного приходишь к выводу, что «сердечное попечение о студентах» было не такой уж обанкротившейся политической затеей, как это принято считать в литературе. По авторитетному мнению С.П. Мельгунова, научные ассоциации для определенной части студенчества стали «отвлечением их "общественных инстинктов", которые влекли молодежь на сходки, и тем самым невольно ставили ее в положение пассивно поддерживавших "выставляемые политические требования"». А таких было немало. Показателен в этом отношении пример официально открытого в октябре 1901 г. в Московском университете Историко-филологического общества.

В нем состояла одна тысяча членов или 23 % от 4 344 чел. списочного состава учащихся. Такая уникальная популярность этого «студенческого учреждения» определялась, во-первых, высоким авторитетом его куратора - профессора античной философии С.Н. Трубецкого, во-вторых, широчайшей программой деятельности - «научное саморазвитие студенчества в сфере историко-филологических и соприкасающихся с ними наук». Членам Общества предлагалась работа в секциях: филологической, исторической, классической, литературной, общественных наук, криминалистов, цивилистов, а также в подсекциях южных и западных славян.

На недолговечной истории Общества (распалось в 1905 г. после кончины С.Н. Трубецкого) рельефно отпечаталась судьба аналогичных студенческих научных образований 1899-1904 гг. Как и все прочие, оно испытывало враждебное давление той части студенчества, которая считала его полицейской западней. Ив этом смысле Историко-филологическое общество и подобные ему сердечно-попечительские институциональные «произведения» учебной администрации в известной степени активизировали процесс политической дифференциации студенчества. Прав был С.П. Мельгунов в своей констатации: «...Создание научно-литературных обществ разделило студентов, как никогда, на два враждебных лагеря: политиков и академистов, причем первые относились крайне враждебно к возникновению обществ. Они видели в этой академической структуре студенчества отвлечение молодежи от политической борьбы...».

Процесс идейного расслоения перекинулся и на сами студенческие научные ассоциации. Превращению таковых в «антиполитические организации» воспротивилось «радикальное ядро», образовавшееся среди членов-академистов.

Первая русская революция, фактически полностью парализовав высшую школу, в конечном счетеостановила деятельность студенческих научных кружков и обществ. Выходить из функционального анабиоза они стали с 1907 г. вместе с постепенной реанимацией занятий в высших учебных заведениях. Теперь их правовые нормы регулировались разработанными Советом министров Правилами «О студенческих организациях и обустройстве собраний в стенах высших учебных заведений» от 11 июня 1907 г. Последствия их введения в академическое действие имели не только негативные, как это принято считать, но и позитивные результаты. Так, Правила упростили механизм утверждения проектов вновь образуемых студенческих организаций, в том числе и научных, возложив эту функцию вместе со всей полнотой ответственности на профессорские советы университетов и учебные комитеты «специальных» институтов. Результат этой правовой коррекции не замедлил выразиться в существенном возрастании численности студенческих научных организаций. Так, в Московском университете в 1910 г. их число в сравнении с 1904-м утроилось - с 6 до 19.

Помимо оживления некоторых из существовавших до революции, московские универсанты создали 16 новых: гуманитарных, естественно- научных и как знамение новейшего капиталистического прагматизма - научно-прикладных обществ и кружков. Пять из них возникли в 1907-1908 гг., девять - в 1909 г., то есть по мере упорядочения учебного процесса в высшей школе. Типологически эти три категории студенческих научных организаций имели общеуниверситетский характер с той лишь разницей, что их набор в каждом университете был индивидуализирован, хотя и не кардинально, в соответствии с научными интересами студентов и местными условиями их академической жизни. Научно-дисциплинарный состав кружков и обществ, свидетельствует о склонности универсантов к общественным наукам. Российская повседневная жизнь ставила перед интеллигентной молодежью множество «проклятых вопросов», и не только академического, но и общественно-политического свойства.

Иное дело народнохозяйственные институты. Здесь преобладали студенческие кружки и общества научно-прикладной направленности, как, например, в Московском техническом училище, или в Московском сельскохозяйственном институте, или в Петербургском горном институте. Свое общественное предназначение кружковцы видели в деятельности, способствовавшей социально-экономическому процветанию России.

И еще один примечательный факт. Научные студенческие организации достаточно быстро и прочно укоренились на академической почве неправительственных высших учебных заведений. Так, на Московских высших женских курсах (бывш.Герье) в 1909-1911 гг. работали педагогические кружки: «Естественный» с секциями химии, ботаники, зоологии, истории и философии естествознания, геологии, «Исторический»,

«Словесный» для восполнения знаний курсисток по педагогике и частным методикам преподавания, поскольку курсовой программой их изучение не предусматривалось. В 1913 г. эти кружки на правах предметных секций объединились в Педагогическое общество, имевшее цель «содействовать теоретической и практической подготовке членов общества к предстоящей педагогической деятельности». В 1913 г. возник Кружок по изучению западных окраин России для приумножения знаний о природе, экономическом и социальном положении этих имперских территорий. В 1912 г. был основан Кружок по истории театра, в том числе современного. После первой русской революции открылись кружки и на Бестужевских курсах в Петербурге, включая «Астрономический».

Научные студенческие сообщества обосновывались не только в столичных высших учебных заведениях, но и иногородних, включая Восточный институт в далеком Владивостоке. В 1907 г. там открылся Кружок студентов-ориенталистов, поставивший своей целью «приобретение всестороннего знания о странах Дальнего Востока». Члены кружка разрабатывали вопросы географии, истории, литературы, науки и искусства, торговли и промышленности, общественной жизни Китая и его «внешних провинций», а также Японии, Кореи, следили за литературой и периодикой о Востоке «в их главных течениях».

В жизнедеятельности студенческих научных организаций постреволюционной поры обращает на себя внимание тенденция к изменению их организационно-процедурного облика. Он стал более солидным, «повзрослевшим». В известной мере освободился от учебно-семинарского имиджа дореволюционной эпохи, типологически уподобился научным ассоциациям профессиональных ученых. Большую роль в их деятельности играли органы управления - общие и секционные бюро, правления, комитеты, ревизионные комиссии, общие собрания и проч. В круг функций научных студенческих институций непременно входили издательская и научно-просветительская деятельность (публичные лекции, экскурсии и проч.). Специальные статьи их уставов посвящались самофинансированию (членские взносы, поступления от продажи научных изданий, публичных лекций, филантропических акций), самокорректированию уставных положений деятельности, процедуре самоликвидации.

Кардинально поменялась процедура пополнения членского состава студенческих научных образований - не только по заявлению о вступлении, но и по рекомендации двух-трех кружковцев (иногда - членов правления), да еще с последующим голосованием «за» и «против» на общем собрании, как, например, в случае с Обществом памяти кн. С.Н. Трубецкого. Члены студенческих научных образований могли подразделяться по иерархическому признаку на «действительных», «почетных», «членов-сотрудников», как, например, в Студенческом физиологическом кружке при Московском университете.

Правила о студенческих организациях 11 июня 1907 г. оставляли учредителям студенческих научных организаций известное правовое пространство для определения состава их членов. В результате одна категория научно- студенческих кружков и обществ состояла только из учащихся, как, например, Общество студентов Московского университета для изучения экономического быта Кавказа, другая включала в свой состав, наряду со студентами («своего» или всех без различия факультетов), еще и преподавателей, «профессорских стипендиатов», лиц административно-хозяйственного персонала учебного заведения, как, например, Кружок любителей садоводства Московского сельскохозяйственного института. Особое место в этом отношении занимал Кружок философии права Л.И. Петражицкого, в члены которого вместе со студентами принимались только лица, оставленные при Университете для подготовки к профессорскому званию.

В целом же преобладали научные организации с однородным студенческим составом членов. По состоянию на 1910 год в Московском университете таковых было 13 из 19-ти кружков и обществ, в Московском сельскохозяйственном институте-6 из 9-ти. В известной степени это свидетельствует о взаимном отчуждении учащихся и учащих. Иногда оно приобретало экстремальный характер. Как в случае с проектом 1916 г. «Научно-общественного кружка студентов Московского университета», куратором которого намеревался быть профессор политэкономии И.Х. Озеров. Его предложение сделать кружок открытым для членов профессорско-преподавательского корпуса вызвало однозначную реакцию студентов, которые заявили, что не желают никакого объединения «с профессурой в настоящем ее составе».

Для того чтобы составить конкретно-исторический образ института корпоративно-студенческих научных сообществ, обратимся к опыту некоторых из них, притом не только наиболее типичных, но и уникальных.

В ряду разно дисциплинарныхприуниверситетских кружков к категории типичных относились посвящавшие свои занятия многоразличным отраслям и дисциплинам правоведения, российского и европейского. Среди таковых своей нетривиальностью обращает на себя внимание Кружок философии права при Петербургском университете. Студенты отождествляли его с именем профессора Л.И. Петражицкого - ученого-правоведа европейской известности, которому кружок был необходим в качестве экспериментальной лаборатории, для коллегиального и «деятельного обмена мыслей, самостоятельной разработки поставленных проблем...» Все 25 докладов членов кружка, прочитанных на его заседаниях первого десятилетия - 1900-1910 гг., были посвящены исследованию различных граней психологической теории профессора Л.И. Петражицкого. Это свидетельствует о том, что Кружок философии права являлся полноценным научно- исследовательским коллективом единомышленников. Научных союзников профессор Петражицкий искал среди молодежи, поэтому в отличие от многих других студенческих объединений, в которых участвовали на правах полноправных членов, как студенты, так и преподаватели, в Кружок философии права «действительными членами» принимались только студенты Петербургского университета и лица, оставленные при нем «для подготовки к профессорскому званию». Фактически кружок изначально стал центром подготовки ученых- правоведов новой формации. Из 121 студента за десятилетие - с 1900 по 1910 гг. - прошедшего школу Кружка философии права профессора Л.И. Петражицкого, 18 чел. (15 %) стали «профессорскими стипендиатами» Петербургского университета.

За первое десятилетие деятельности Кружка философии права состоялось в общей сложности 64 заседания. В разные годы их частота была различной. Самыми интенсивными по этому показателю оказались 1908 г. - 16 и 1909 г. - 11 заседаний. Так кружковцы наверстывали упущенное в 1905-м, когда заседаний не было вовсе, и 1906-м, отмеченном всего двумя заседаниями. Но и эти годы не оставили у кружковцев мрачного впечатления. Возобновившись в октябре 1906 г., деятельность Кружка в 1907 г. протекала весьма интенсивно: семь его заседаний прошли при переполненной аудитории. Один из членов бюро Кружка писал о тех революционных годах: «В то время, когда каждый день приносил ряд новых животрепещущих вопросов, трудно было удержать характер заседаний от митинговой окраски. Однако кружок философии права, по духу своему всегда откликавшийся на все светлые и прогрессивные идеалы, считал все же необходимым при каких угодно политических положениях сохранять объективную научность разбираемых вопросов, и потому его заседания обладали в то время строго научным характером».

Пример использования проблематики правоведения в интересах идейного воспитания студентов являл собой кружок «Государственного и международного права» при Петербургском политехническом институте. Он возник в 1907 г. по инициативе студентов-политехников и содействии видных деятелей российского либерализма, членов кадетской партии В.М. Гессена и Б.Э. Нольдэ. Был сосредоточен, главным образом, на вопросах конституционного права в связи с институционально-политической конструкцией государственного строя Российской империи. Постоянными его участниками были 30- 40 студентов. Среди докладов, оказавшихся в центре их размышлений и политической интерпретации, были, например, следующие: «Права монарха в области законодательства», «Что такое парламентская сессия», «О сменяемости членов Государственного совета», «Указ и закон». В области международного права обсуждение вращалось вокруг проблематики по истории «российского федерализма» в связи с юридической подоплекой взаимоотношений между Россией и некогда самостоятельными субъектами имперских окраин: Польшей, Малороссией, Хивой, Бухарой.

В пределах научного объективизма держался действовавший при Петербургском политехникуме кружок «По теории права», руководимый профессором Н.А. Гредескулом, членом ЦК Кадетской партии. Он зиждился на принципе выявления и реализации индивидуальных интересов кружковцев в области теории правоведения. Неизменное внимание кружковцев привлекало «не столько содержание тем, сколько чисто методологические и философские элементы» юриспруденции.

Остро стоявший в России, стране аграрно-индустриальной, вопрос агротехнической помощи крестьянству находился и в сфере научно-общественных интересов студенчества. Одним из свидетельств тому можно считать агрономические кружки, действовавшие на естественных факультетах университетов, например, Московского, сельскохозяйственном отделении Киевского политехникума, в Московском сельскохозяйственном институте. В последнем они составляли целую систему. Ее эпицентром был созданный в 1907 г. самый крупный по количеству членов Кружок общественной агрономии для «изучения агрономического обществоведения и методов общественно- агрономической работы». В его деятельности на правах членов участвовали не только учащиеся, но и учащие, например, профессор агрономии А.Г. Дояренко и преподаватель политэкономии А.В. Чаянов. По родственности целевых установок к нему примыкали чисто студенческие агрономические региональные кружки для «всестороннего изучения и обследования» в сельскохозяйственном, естественно- научном и общественно-экономическом отношениях Владимирской, Смоленской, Украинских губерний, Прибалтийского края, Западных окраин. В 1911 г, студенты-сибиряки Московского сельскохозяйственного института основали Кружок изучения Сибири с библиотекой в 260 томов. В том же году были обсуждены доклады: «Нужды Сибири», «Полевая культура в Забайкалье», «Научные основания полевой культуры Забайкалья», «О задачах агропомощинаселению», «Об объектах агрономического воздействия», «О Якутском крае».

В 1917 г. группа студентов института писала своему профессору сельскохозяйственной статистики А.Ф. Фортунатову о том, что «видя нетерпимую нужду в агрономических знаниях нашего крестьянства», намерены создать Общество агрономической помощи крестьянскому населению Севера. Правда, судьба этого проекта нам не известна.

Успешность научной деятельности вышеназванных кружков органически увязывалась с воспитательно-идеологической их функцией. Читаем, например, в годовом отчете Кружка общественной агрономии за 1913/1914 учебный год: «Нам нужно определенное общественно-агрономическое мировоззрение, известное общественно-агрономическое воспитание... Кружок не должен дать какое-нибудь определенное готовое миросозерцание, а лишь должен помочь выработать, развернуть известные общественно-агрономические перспективы».

Первостепенной формой деятельности этого кружка были цикловые доклады по темам: 1) «Общие вопросы», 2) «Технико-агрономические вопросы», 3) «Вопросы земской практики», 4) «Методика внешкольного распространения сельскохозяйственных знаний». Они должны были послужить «толчком» к появлению в студенте агрономически-общественного мышления. В лекционном цикле «Общих проблем» общественной агрономии в 1913/1914 году были прочтены, например, следующие доклады: «Возрождение деревни», «О кооперации», «О современном положении аграрного вопроса», «Об объектах агрономического воздействия».