Просвещённый абсолютизм в России

4 этап работы. В 31 -61 заседаниях -- 2 октября / 26 ноября 1767 г. -- Собрание в основном обсуждало вопросы законодательного регулирования прав городского населения, купечества. Были прочитаны, по установившейся традиции, считавшиеся действующими законы по вопросам: порядок городского суда и полномочия магистратов, сословные права купечества, порядок записи в купеческое сословие и ремесленные цехи, налогообложение городского населения, порядок торговли в городах.

Дискуссии по этой части законодательства стали более разнообразными - и по кругу выступавших, и по направленности мнений. Подавляющим стремлением депутатов от городов стало желание закрепить свою сословную обособленность, оградить свои привилегии от крестьянства и получить новые привилегии, в частности на владение крепостными, сопоставимые бы с дворянскими Омельченко О.А. «Законная монархия» Екатерины II: просвещенный абсолютизм в России. М., 1993. С. 107..

Дворянскую программу решения проблем правового статуса городского сословия предложил М.М.Щербатов в обширном новом выступлении.⁹ Его. поддержал и другие депутаты от дворянства. Однако вполне отстоять претензию на исключительность правового положения дворянства не удалось. Депутат от казачества даже поставил под сомнение вообще право владения дворянства крепостными, сославшись на положения «Наказа» о «равенстве» и о «вольности». Выступления о правах городского сословия продолжились и после перехода к новой законодательной теме.

5 этап работы. 68 - 77 заседания -- 27 ноября / 14 декабря 1767 г. -- Собрание занималось в основном обсуждением особого правового статуса прибалтийских губерний и, особо, историческими привилегиями прибалтийского дворянства. Вопрос этой в самой общей форме был острым для правительственной правовой политики первых лет правления Екатерины II, и в частности императрица столкнулась с проявлениями дворянского недовольства при посещении своём прибалтийских губерний в 1764 г. Прибалтийские депутаты потребовали обсуждения особых своих прав ещё на третьем условном этапе работы Собрания, но тогда обсуждение было отложено.

Теперь были зачтены основные документы об особых привилегиях прибалтийских городов и дворянства. Дискуссии, однако, пошли не в благожелательном для прибалтийских депутатов направлении. Попытки последних обосновать свои особые привилегии и правовую автономию естественным расположением «живущего под ними народа» и потому не подлежащих законодательной модификации, не увенчались успехом. Позиция большинства дворянских депутатов, высказанная депутатом Н.Толмачёвым, заключалась в отрицании возможности различного правового статуса сословий в разных областях империи. Аналогичная позиция была высказана, со ссылками на предписания «Наказа» о сочинении для всех народов империи одинаковых законов, и по поводу выступления малороссийского депутата Павленко Н.И. Идеи абсолютизма в законодательстве XVIII в. // Абсолютизм в России. М., 1964. С. 407. .

14 декабря 1767 г., согласно с заранее данным Собранию уведомлением, маршал объявил о перерыве в работе Комиссии на два месяца в связи с празднествами и с переездом в Санкт-Петербург. С 18 февраля 1768 г. Комиссия возобновила работу.

6 этап работы. 78 - 155 заседания -- 18 февраля / 10 июля 1768 г. -- были посвящены обсуждению в Собрании одного из центральных вопросов правовой реформы -- законов о юстиции Омельченко О.А. «Законная монархия» Екатерины II: просвещенный абсолютизм в России. М., 1993. С. 109..

Предварительно депутаты были заново ознакомлены с более чем 200 актами 1649 - 1766 гг., касавшимися судоустройства и судопроизводства и особенностей регулирования отдельных сословных прав. В последовавшей затем дискуссии стало очевидным стремление депутатов рекомендовать для разработки законов о юстиции совершенно новые относительно действовавшего законодательства начала. В этом депутаты опирались на требования наказов в отношении недостатков наличной системы правосудия.

Активной критике было подвергнуто судопроизводство по форме суда ( на основе указа 1723 г.), поскольку процедура потеряла свой судебный смысл и превратилась в чисто бюрократический обмен жалобами. Депутаты поставили вопрос о создании словесных судов для всех сословий с упрощённой судебной процедурой. Обсуждение сосредоточилось на необходимости ввести отдельные от административных ведомств судебные учреждения (включая упразднение Юстиц-коллегии), учредить выборные дворянские суды на местах. Некоторые депутаты выступили только за частичное усовершенствование судебных порядков. Но доминировало требование (прежде всего дворянских депутатов) придать правосудию и всей судебной организации новый, социально-значимый смысл в духе охраны гражданских прав, а не только государственной целесообразности. Идейные разногласия вновь проявились при обсуждении депутатами от низших сословий истоков несовершенств судебной организации. Тогда обоснованно было замечено, что отмечаемые несовершенства суть всего лишь продолжение неуравновешенной властности высших, перерастающей в пренебрежение законами и простое самодурство.

С апреля 1768 г. Собрание занялось специальным рассмотрением законодательства о беглых крестьянах и потому снова вышло на обсуждение вопроса об общем положении крестьянства. Совмещение двух проблем дало неожиданный положительный результат: депутаты стали отстаивать принцип сословной организации судов как средство охраны сословных прав и гарантии «блаженства каждого и всех». Тем самым был сформирован политически важный объективный паллиатив решения проблем судебной организации - единственно жизненный в рамках общих начал сословно-правовой политики просвещённого абсолютизма, к тому же идентичный заявленному «Наказом» правительственному курсу История государства и права России. /Учебник. Под ред. Ю.П.Титова. М., 1996. С. 183..

После получения от императрицы новых правовых документов по законодательной реформе - 21-й и 22-й глав «Наказа» и «Начертания о приведении к окончанию Комиссии проекта нового уложения» (март - апрель 1768 г.), Комиссия заново занялась организационными вопросами, и обсуждение законов на время было свёрнуто.

7 этап работы. В 155 - 174 своих заседаниях -- 10 июля / 6 октября 1768 г. -- Собрание депутатов занималось обсуждением первого из разработанных в Комиссии законопроектов -- о правах дворянства. «Проект правам благородных» был подготовлен частной комиссией о государственных родах, апробирован в Дирекционной комиссии и вынесен на обсуждение депутатов Омельченко О.А. «Законная монархия» Екатерины II: просвещенный абсолютизм в России. М., 1993. С. 111..

Обсуждение проекта показало, что депутаты по-разному восприняли правительственный курс в решении проблем правовой регламентации статуса дворянства. Проект не баллотировался, поскольку явного единства мнений по принципиальным вопросам достигнуто не было. Чтобы не повторять уже пройденного этапа обсуждения вообще законодательства о дворянстве, 6 октября 1768 г. руководство Комиссии предложило, а Собрание «согласилось» отослать проект с замечаниями на обработку в Дирекционную комиссию.

8 этап работы. В 175 - 194 заседаниях -- 9 октября /15 декабря 1768 г. -- Собрание заслушало, по сложившейся традиции, законодательные акты по вопросам собственности. В последовавшем затем обсуждении депутаты высказались за желательность закрепления единым законом точного порядка признания и оформления прав наследуемых имений. Заметную часть заседаний пришлось отдать официальным поздравлениям императрице по случаю выздоровления после оспопрививания. Ввиду обилия и специфичности законов о наследстве, сама постановка вопроса на обсуждение была, следует признать, далеко не продуманной.

Нормальный ход работы Собрания был прерван объявлением войны с Османской империей. В заседании 18 декабря 1768 г. было объявлено получение императорского указа о реорганизации Комиссии в связи с войной. Поскольку большинству депутатов надлежало отбыть к местам службы, заседания Собрания депутатов прекращались, все депутаты, кроме занятых в частных комиссиях, распускались до специального указания власти; в частные законопроектные комиссии следовало доизбрать депутатов взамен выбывающих.

9 этап работы. Заключительные, 195 - 203 заседания Собрания депутатов -- 18 декабря 1768 г. / 12 января 1769 г. -- были посвящены организации обновлённого состава специальных, частных, законопроектных комиссий. 12 января 1769 г. маршал А.И.Бибиков произнёс заключительную речь, в которой призвал депутатов и далее «вкоренять человеколюбие и просвещение». На этом деятельность Собрания депутатов практически завершилась.

В последующие годы работы Комиссии общее Собрание депутатов (кто реально пребывал в столице и участвовал в частных комиссиях) созывалось всего несколько раз по торжественным или официальным случаям, а также для утверждения передачи депутатами своих полномочий. Лишь одно из таких собраний, упоминаемых в протоколах частных комиссий, зафиксировано официальным протоколом Собрания - 204 заседание 8 июля 1770 г. стало днём полного прекращения деятельности Собрания. С января 1769 г. по день закрытия содержательных решений по законодательству Собрание депутатов не принимало Омельченко О.А. «Законная монархия» Екатерины II: просвещенный абсолютизм в России. М., 1993. С. 112..

В связи с прекращением работы Собрания депутатов в 1769 г. в историографии сложилось устойчивое представление о неудаче работ Комиссии. Однако отождествление работы Комиссии в целом с деятельностью Собрания депутатов, как будет показано в дальнейшем, не только не обоснованно, но и логически преждевременно. Такое отождествление сформировалось в историографии второй половины XIX в., особенно в юридической историографии, и было взаимосвязано со стремлением во что бы то ни стало увидеть в Комиссии несостоявшийся русский парламент. Который, по той же презумпции, должен был непременно высказать своё несогласие по политическим вопросам с властью, за что неминуемо должен был быть властью же распущен. Закономерно, что питаясь той же общей мыслью, историография Комиссии преувеличивала остроту дискуссий в Собрании, изобретала разного рода якобы «закулисные махинации власти» и т.п. Детально опровергать все несоответствия таких прочтений бесполезно, поскольку безусловно все они порождены не анализом хода работы Собрания и Комиссии в целом на документальной основе, а своего рода историко-психологической установкой, питаемой политологией совершенно другой эпохи.

Характеристика Комиссии, тем более только Собрания депутатов, как предтечи русского парламентаризма обусловлена только идейно-политическими интересами историографии и политологии XIX - XX вв. Как можно было видеть, организационными и регламентными актами Комиссии нисколько не предполагалось не только законодательное, но даже просто самостоятельное значение Комиссии и собрания депутатов. Дискуссии по ряду вопросов, развернувшиеся в Собрании, приняли подчас острый, даже агрессивный характер в отстаивании сословных привилегий и в желании приобрести новые. Можно предположить, что такая острота (а нередко грубая агрессивность) стала неожиданной для императрицы по форме. Но по содержанию дискуссий ни разу прения не вышли на критику правительственного курса законодательных реформ в целом, ни по одной проблеме обсуждения не посягнули на принципы правового строя. Предположения по совершенствованию законодательства в общем виде дискуссий (не конкретных законопроектов!) в целом укладывались в рамки правительственного курса реформы, заданного «Наказом». Никакого активного закулисного или директивного вмешательства власти в работу Собрания (помимо нескольких частных моментов, о которых ниже) документально не прослеживается. Обсуждение всех вопросов шло в запланированном порядке. И начало русско-турецкой войны 1768 - 1774 гг. вовсе не было надуманным поводом роспуска Собрания: реально ситуация была такой, что многие депутаты занимали ключевые военные посты. И главное, роспуск Собрания депутатов вовсе не прекратил работы Комиссии, а переключил её внимание на другие формы работы Мадариага И. Россия в эпоху Екатерины Великой. М., 2002. С. 255..

Это переключение внимания на другие формы работы было не только вынужденным. Многонедельные обсуждения «на слух» старых законов были реально бесплодными. Обсуждения проблем без принятия конкретных решений - также. К этой мысли стала приходить и Екатерина II, и эта мысль была итогом изначального противоречия замысла и выполнения. Но чтобы уяснить это изначальное противоречие, необходима была практика реальной деятельности Собрания депутатов.

Наконец, обзор деятельности Собрания депутатов показывает и наличие в программе заседаний своей внутренней последовательности и законопроектной логики. Общественной легализацией власти Екатерины II депутаты решили главную публично-правовую проблему организации власти и формы правления (чему были посвящены гл. 1 - 4 «Наказа»). Обсудив законы о юстиции (соответственно гл. 7 - 10 «Наказа»), о крестьянстве (соответственно гл. 11 - 12), о дворянстве и его воспитании (гл. 14 - 15), о «среднем роде людей» (гл. 16 - 17), о вотчинном праве и наследствах (гл. 18), Собрание последовательно исполняло законопроектную программу «Наказа», и с известными оговорками, обсудило всё, что было должно. Для того, чтобы обсуждать конкретные законопроекты, их следовало подготовить. Вот с этим дело обстояло сложнее, но это и был специальный предмет деятельности частных комиссий, на которую практически не обращали внимания в историографии Омельченко О.А. «Законная монархия» Екатерины II: просвещенный абсолютизм в России. М., 1993. С. 114-115..

6. Ожидания российского населения по данным Уложенной комиссии

6.1 Дворянство

С давних пор дворяне пользовались важнейшими преимуществами в России. Обряд выбора депутатов для Большой Комиссии предоставил дворянам весьма видное место в этом собрании. Более одной трети депутатов принадлежало к дворянскому сословию. Хотя в продолжение нескольких столетий до созвания Большой Комиссии дворянство постепенно лишалось своего первоначального значения, хотя в особенности «табель о рангах» при Петре Великом значительно подорвал авторитет дворянства в обществе и в государстве, все-таки существовали еще чисто аристократические элементы.

Дворянские депутаты не переставали заявлять свои требования о расширении дворянских привилегий, указывая довольно часто на заслуги своих предков. Происходили столкновения между дворянами и представителями других сословий. Обнаружился антагонизм между двумя важнейшими группами дворянства: настоящая аристократия, т, е. Рюриковичи по происхождению, богачи по состоянию, потомки столпов государства, не хотели пользоваться одинаковыми правами с дворянами нового происхождения, т. е. с людьми, вступившими в дворянское сословие не иначе, как путем постановления «табели о рангах» Троицкий С.М. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII в. Формирование бюрократии. М., 1977. С. 84..

Особенно в депутатах московского дворянства обнаруживалось сознание о значении и достоинстве аристократии в государстве и обществе. В наказах дворянских депутатов встречается целый ряд требований, клонившихся к выделению дворянства из прочих элементов народа, к обеспечению прав и привилегий знати. В наказе ярославского дворянства, составленном, как кажется, князем М. М. Щербатовым, в восторженных выражениях говорилось о добродетелях дворянства, об услугах, им оказанных отечеству; в этом документе внимание было обращено не столько на местные, сколько на сословные нужды; в нем преобладали чисто корпоративные интересы и было заметно стремление к самоуправству, к независимости от органов правительства, к отличию от прочих сословий Павленко Н.И. Екатерина Великая. М., 1999. С. 120..

Впрочем, депутатские наказы дворянства были результатом прений дворян-избирателей вообще, т. е. дворянства в более тесном и дворянства в более широком смысле. В них поэтому еще не обнаруживался в той мере, как впоследствии, при прениях в заседаниях Большой Комиссии, антагонизм между представителями старых дворянских фамилий и сторонниками прав тех дворян, которые, путем военной и гражданской службы, сделались дворянами. Как скоро начался разбор вопроса о правах дворянства, в сентябре 1767 года, князь М. М. Щербатов, в некотором смысле протестуя против результатов законодательства Петра Великого, требевал -- отмены прав служилого дворянства. В этом же смысле выразился депутат от муромского дворянства, Чаадаев. Все это было обставлено указанием на историю дворянства, на заслуги настоящей аристократии, на благоприятные условия дворянских детей и пр.

Главными противниками дворянства оказались представители военного сословия, а также купцы. Сторонники коренного дворянства требовали строгого разграничения различных групп дворянства; представители нового дворянства отстаивали понятие о дворянстве в более широком смысле, изъявляя свое убеждение в том, что не должно уничтожать результатов законодательства Петра Великого. Прения делались все более и более оживленными. Особенно важным становился вопрос о происхождении дворянства. Малороссийский депутат Мотонис объяснял, что всякое поколение дворян имело свое начало с тем лишь различием, что одно получило его ранее, другое позже; Щербатов говорил о древних римлянах, ссылался на сочинение Варрона, на мнение Пуфендорфа; депутат от романовского дворянства, князь Давыдов, указывал на римлян и египтян, говорил о Писистрате, Лизандре и Поликрате, приводил мнения Платона и Аристотеля и из всех этих исторических данных вывел заключение, что «нужно разделить дворянство по древности рода, т. е. сколько у кого степеней предков по прямой восходящей линии окажется действительными дворянами» Троицкий С.М. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII в. Формирование бюрократии. М., 1977. С. 85-86..

В собрании было много представителей военного сословия. Некоторые из них сильно и метко возражали на предложения отменить законы Петра Великого. Особенно замечательны были речи депутата Изюмской провинции, Зарудного, и депутата Днепровского пикинерного полка. Козельского. Им возражал с необычайным красноречием князь Щербатов, речь которого произвела глубокое впечатление на присутствующих.

В следующих затем прениях были сделаны разные предложения. Так, например, депутат от города Рузы, Смирнов, предлагал самую коренную реформу: отменить вообще наследственное дворянство и оставить только личное. Депутат от города Мензелинска, Кузнецов, объяснял, что «дворянину быть в команде у офицеров, хотя бы они были не из дворян, нисколько не может быть постыдно»; он же доказывал, что в Уфимской провинции «есть дворяне, которые никаким иностранным наукам не обучаются, а только одной российской грамоте, тогда как драгунские дети кроме русской грамоты обучены и арифметике». Даже один из крестьян, депутат от однодворцев Воронежской провинции, Ефим Фефилов, участвовал и этих дебатах о правах дворянства. Щербатов предлагал назначать на офицерские и даже унтер-офицерские должности исключительно дворян. Фефилов возражал, во-первых, что такого ограничения никогда не было и что такое нововведение было бы «несообразно с самым естественным законом», а во-вторых, что одних дворян не хватит для занятия во всей империи не только всех унтер-офицерских чинов, но даже не хватит его и для занятия всех обер-офицерских чинов. Он же сказал: «Премудрая наша монархиня не с тем оказывает матернее свое попечение о верных сынах отечества, чтобы один род возвысить, а другой унизить, но, по вдохновенной в сердце ее от Всевышнего премудрости, она распространяет на всех своих верноподданных милосердные щедроты и всех желает видеть в таком благополучии, до какого счастие человеческое достигнуть может» и пр. Недаром однодворец Фефилов ссылался на императрицу. Вопрос о дворянстве был решен впоследствии не в духе предложений Щербатова, Чаадаева, Языкова, а в духе Зарудного. Козельского, Мотониса, Кузнецова и Фефилова Троицкий С.М. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII в. Формирование бюрократии. М., 1977. С. 87..

Прения о правах дворянства были прерваны осенью 1767 года; зато в июле 1768 года из дирекционной комиссии был прислан проект о правах благородных, который сделался предметом обсуждения в тринадцати заседаниях Большого Собрания. По характеру прений заседания в настоящем случае мало, чем отличались от заседаний по этому же вопросу, происходивших осенью 1767 года, Достойно внимания то обстоятельство, что императрица в одной записке к Бибикову выразила желание, чтобы одному депутату было поручено защищать проект, составленный в дирекционной комиссии, против всякого рода возражений. Она указала, как на самого способного для решения этой задачи депутата, на Коробьина, который, как мы увидим ниже, возбудил прения по вопросу об освобождении крестьян. Однако почему-то желание Екатерины не исполнилось. Прения происходили без участия в них Коробьина. Они закончились баллотировкой, в которой большинство голосов (242) оказалось в пользу прав служилого дворянства, хотя весьма значительное число депутатов (175) подало голос в ущерб дворянским правам офицеров.

Разумеется, баллотировка вопроса в Большом Собрании не могла ни в каком случае иметь окончательно решающее значение. Комиссия имела и могла иметь лишь совещательный голос. Прения в собрании доставляли правительству ни более ни менее как материал или средство для всестороннего обсуждения вопроса. Правительство хорошо умело ценить значение олигархических и феодальных стремлений дворянства. Ему, без сомнения, было известно, как смотрели на этот вопрос в различных классах общества. Литература уже в то время указывала на такого рода притязания, как на анахронизм. Сатирики, как, например, Кантемир, Новиков и другие, не раз ополчались против кичливости феодальных воззрений шляхетства на другие классы общества. Со времен Петра I водворился перевес чина над породой. Недаром Шлецер в своих письмах из России говорил: «Дворянин здесь не имеет никакого значения». Кокс удивлялся тому, что в России благородный ничего не значит без ранга, без должности; что старшие сыновья важнейших лиц в государстве не имеют никаких прав в силу своего рождения, как пэры Англии и Франции, гранды Испании; что значение аристократической фамилии упадает со смертью ее главы и т. д. Омельченко О.А. «Законная монархия» Екатерины II: просвещенный абсолютизм в России. М., 1993. С. 126..

Наиболее важным (в связи с общественным и политическим весом той группы, которой это касалось) являлся вопрос об определении статуса и прав дворянства и роли Табели о рангах. Во многих дворянских наказах определенно выражалось несогласие с практикой низведения н дворянское достоинство, автоматически следовавшего за продвижением в чинах по Табели о рангах. Некоторые требовали либо введения строгих различий между дворянством по рождению и выслуженным дворянством, либо полного запрета практики возведения в дворянство, за исключением случаев личного пожалования монархом. Пусторжевские дворяне просили ввести какие-нибудь внешние знаки принадлежности к старому дворянству в противоположность простолюдинам, на манер европейских приставок «фон», «де», «дон». Желание дворян добиться определения их статуса в законе во многом объясняется растущим пониманием той пропасти, которая отделяла их от европейских собратьев, и сознанием ненадежности своего социального положения. В целом недовольство практикой автоматического возведения в дворянство было характерно для старых дворянских центров, в то время как земли, где происхождение дворянства было довольно сомнительным, такие как Новороссия и Малороссия, очень хотели сохранить эту практику. Эти противоположные позиции явственно проявились во время дебатов по действующим законам и законопроекту о правах дворянства Омельченко О.А. «Законная монархия» Екатерины II: просвещенный абсолютизм в России. М., 1993. С. 127..

Проект кодекса дворянских прав заслуживает особого внимания, так как о нем дали отзывы Герольдмейстерская контора и Дирекционная комиссия, и, возможно, он был одобрен самой императрицей. «Частная» комиссия, подготовившая проект, не ограничилась изучением наказов, привезенных дворянскими депутатами, но привлекла также законы, относящиеся к дворянам Лифляндии и Малороссии, ознакомилась с правами английской, германской и французской знати, а 13 ноября 1767 г. в комиссии даже читали Великую хартию вольностей, дарованную английским королем Иоанном его подданным. Впрочем, попытка дать определение дворянства поставила в тупик также и «частную» комиссию, и в итоге она просто перефразировала статью 360 екатерининского «Наказа»: «Благородство -- есть нарицание в чести, различающее от прочих тех, кои оным украшены». Статус дворян проистекал от их происхождения или был дарован монархом, и хотя, как говорилось в проекте «частной» комиссии, достоинства и заслуги могут поднять человека до дворянского чина, Дирекционная комиссия внесла поправку о том, что лишь государь может возвести человека в этот чин. Тем самым исключалась возможность производства в дворяне со стороны Сената или командующего действующей армией (имевшего право дать офицеру капитанский чин, приносивший потомственное дворянство). В проекте также провозглашалось, что все дворяне являются лично свободными людьми и могут по своему усмотрению служить или не служить. Высказывались в нем и другие пожелания -- например, свобода от телесных наказаний и подушного налогообложения, которыми дворянство уже пользовалось de facto. Оговаривались и экономические права дворян, причем многие статьи посвящались передаче имущества по завещанию, а также правам дворянок. Но в проекте признавалось, что первенство в обществе определяется служебным чином, а не знатностью. Поэтому титулы, как традиционные (например, княжеские), так и новые (графские и т.п.), не могут обеспечивать приоритет, и служилый дворянин всегда будет иметь первенство перед неслужилым, а значит, служебный чин всегда будет важнее титула. В проекте не учли требования многих дворян числить разные категории дворянства России по разным спискам, но предложили вести в каждом уезде «матрикулы», или дворянские реестры, пойдя навстречу стремлению дворянства поставить заслон попыткам простолюдинов проникнуть в их ряды сквозь многочисленные щели, которые открывала коррупция Медушевский А.Н. Утверждение абсолютизма в России. М., 1994. С. 172..

Широкому обсуждению подвергся вопрос о происхождении дворянства. Некоторые депутаты утверждали, что изначально даже дворянин с самой что ни на есть голубой кровью некогда был возведен в этот ранг за заслуги перед монархом. «У нас по рангам, а не по дворянству отдается честь на караулах. Какое название будет драгоценнее -- офицерское ли, или же дворянское без службы?» -- вопрошал депутат от Терского казачества Н. Миронов. Эту проблему строго и взвешенно проанализировал депутат Н. Мотонис, представлявший дворян Миргородского и Полтавского полков Украины. Оригинальность его идей состояла в том, что он видел источники доблести и верной службы государству в самой природе дворянства, способного проявлять эти качества не только на войне, но и в мирное время. Он полагал, что в эпоху непрерывных войн связи между различным сословиями, образующими общество, разрывались и в возникшем хаосе «весьма многие могут сделаться дворянами». Однако мир благоприятнее для государства в целом и в конечном счете -- даже для военных. «Государь, как отец, любит равномерно всех своих подданных» и вознаграждает их по доблести и заслугам. Так всегда делали в России, и Табель о рангах не ввела никаких новых принципов. В глазах государя никто не являлся «подлым», низким, кроме тех, кто нарушал закон и не болел за общее дело. Так что по логике вещей, заключал Мотонис, комиссии следовало бы выяснить, сколько всего имеется в стране дворян и сколько их нужно для государственной службы. Если их оказалось бы недостаточно, то Табель о рангах следовало сохранить, если же в избытке, то Уложенная комиссия должна предложить ограничить возведение в дворянство, дабы, дослужившись до соответствующего чина, люди довольствовались положенными материальными привилегиями и не стремились бы получить дворянство Медушевский А.Н. Утверждение абсолютизма в России. М., 1994. С. 173..

Анализ, предложенный Мотонисом, интересен не только своим практическим уклоном, но и тем, что он как будто согласен с положением вещей, при котором ранг в обществе можно отделить от служебного чина, но в то же время отрицает аристократические претензии в духе князя Щербатова. Последний с негодованием отвергал саму мысль, будто русские дворяне некогда были простолюдинами, и указывал на их происхождение от Рюрика и других славных князей прошлого. Споры в комиссии фактически означают, что структура общества в России подвергалась атаке с двух противоположных полюсов. С одной стороны, приверженцы аристократической формы правления, опираясь на принадлежащее Монтескье определение ограниченной монархии, требовали свободы от службы, признания социального ранга независимо от служебного, участия в местной администрации как естественного следствия их социального статуса, а то и некоторой доли политической власти или хотя бы неких организационных каналов, по которым их голос достигал бы престола. С другой стороны, ораторы, проникнутые идеями энциклопедистов, выражали гораздо более рационалистические эгалитарные взгляды на благородное сословие, внутри которого все должны быть равны. Они почерпнули у Монтескье концепцию нравственности и, хотя было бы анахронизмом считать их выразителями «буржуазных» ценностей, они тем не менее предлагали России перепрыгнуть прямо от служилого государства к меритократии (при которой высшие должности занимали бы самые талантливые и достойные), минуя фазу первенства аристократии, существовавшую в Англии, в Швеции или даже: по Франции. Например, Яков Козельский, депутат от Днепровского пикинерного полка со Слободской Украины, ссылаясь на главу XV «Наказа», отдававшую первенство нравственности и службе как источникам знатности перед происхождением, предупреждал, что если позволить дворянам раздувать их притязания на основе лишь социального статуса, то кончится это тем, что они начнут презирать и гражданскую, и военную государственную службу. Между этими двумя крайностями оставались сторонники status quo, т.е. прикрепления всех к государственной службе и автоматического продвижения согласно Табели о рангах Медушевский А.Н. Утверждение абсолютизма в России. М., 1994. С. 174..

Одно из самых острых противостояний между старой и новой Россией, между Московией и Западом, возникло по поводу понятия «свобода». Дискуссия возникла из-за двух статей законопроекта о правах дворянства. Первая из них (гл. II, статья 1) гласила: «Благородные все суть люди свободные». Во второй (гл. II, статья 2) говорилось, что дворянство свободно выбирать любую отрасль государственной службы или вовсе не служить. Несколько депутатов не согласились с утверждением, что дворянин есть свободный человек. Депутат от казаков Ф. Анциферов заявил, что только государь свободен, ибо он неподотчетен в своих действиях никому на земле, в то время как дворянство ответственно не только перед правителем, но и перед законом в делах службы и долга. «А когда состоит кто под законом, тот и свободным назваться не может», -- добавил он. Депутат от белгородского дворянства Иван Выродов тоже считал, что лишь государь свободен, а дворянин только в сфере собственного хозяйства может пользоваться полной свободой. В остальном его свобода ограничена, так как он обязан служить отечеству. Если бы дворянам предоставили решать самим, служить или нет, страна осталась бы беззащитной, потому что «свободой отечества не оборонишь». Г. Коробьин, депутат козловского дворянства, отвечал на это, перефразируя екатерининский «Наказ» (и, разумеется, Монтескье), что свободный человек волен делать все, не запрещенное законами. Он может предпочесть не идти на службу, но это не значит, что он не пойдет защищать отечество, когда оно позовет, -- есть же разница между службой по принуждению и защитой отечества по зову сердца. Спорщики в конце концов остались каждый при своем мнении, потому что, как сказал Коробьин, «они разное понятие о свободе имеют». Все представители недворянских сословий придерживались того взгляда, что всякое правовое определение дворянской свободы являлось само по себе ограничением власти монарха, -- им не хотелось, чтобы дворянство превратилось в класс, не только первенствующий перед ними, но и независимый от государства. «Должно при сем вспоминать, что мы собраны к сочинению проекта Нового Уложения, -- к обязательству народа, а не государя», -- сказал депутат Яицкого войска казак Василий Тамбовцев Мадариага И. Россия в эпоху Екатерины Великой. М., 2002. С. 264..

6.2 Купеческое сословие

Во время прений о правах благородных главными действующими лицами были дворяне и офицеры. Когда же Большая Комиссия в конце сентября 1767 года перешла к разбору вопроса о правах купеческого сословия, выступили на сцену, в качестве главных ораторов, купцы и крестьяне.

Еще до этого существовал некоторый антагонизм между дворянством и купечеством. В депутатских наказах дворян встречаются неблагоприятные отзывы о купечестве, которое упрекали в чрезмерном корыстолюбии, в старании отстранить дворян и крестьян от всякого участия в торговых делах и пр. В депутатском наказе ярославского дворянства было сказано следующее: «Поныне еще российское купечество, хотя пользуясь и великими привилегиями и имея внутри своего отечества самонужные вещи для чужестранных народов, еще нигде ни консулей, ни контор не учредило, и всю прибыль, какую бы могло от вывоза из заморской продажи иметь, торгующим народам оставляет». Дворянство решительно требовало права участия в коммерческих и промышленных предприятиях и даже хотело приобрести кое-какие привилегии в этом отношении.

Все эти вопросы сделались предметом весьма оживленных прений в Большой Комиссии. Высшее дворянство, желая предоставления этому сословию особенных прав и преимуществ; должно было и при этом случае ратовать против узаконений Петра Великого: купечество постоянно ссылалось на законы Петра, старавшегося поддерживать развитие торговли и промышленности, даровавшего разные монополии и привилегии и защищавшего купцов от нападений и притеснений других сословий.

Замечательным оратором в пользу прав купечества оказался депутат от города Рыбинска, Алексей Попов. Восхваляя Петра, он говорил о необходимости поддержания всех прав купечества, протестовал против участия дворян в фабричной промышленности, против участия крестьян в делах торговли и пр. В собрании было много купцов. Не менее 69 депутатов объявили, что они вполне согласны с заявлением Попова Козлова Н.В. Русский абсолютизм и купечество в XVIII в. М., 2000. С. 129..

Необычайно риторически и эффектно Щербатов возражал Попову, указывая на весьма благоприятные условия, которыми пользовалось дворянство при устройстве разных фабрик и заводов, хвалил гуманное обращение дворян с крестьянами, работавшими на фабриках, принадлежавших дворянам, и протестовал против возможности лишить дворянство права заниматься фабричной промышленностью. Особенно резко Щербатов порицал жестокость в обращении купцов с принадлежавшими им крестьянами, предлагая запрещение купцам покупать крестьян и пр. Указав на стремления Петра привести внешнюю торговлю России в цветущее состояние, он сказал: «Отвечали ли русские купцы таким попечениям? Учредили ли они конторы в других государствах? Имеют ли они корреспондентов для узнания, какие куда потребны товары и в каком количестве? Посылали ли они своих детей учиться торговле? Нет! Они ничего этого не сделали», и пр. Затем Щербатов говорил еще подробно о выгодах географического положения России для между народной торговли, о неумении купцов воспользоваться столь благоприятными условиями и, наконец, предлагал ограничение прав купцов и расширение прав дворян в области торговли и промышленности.

И при этом случае Щербатов оказался весьма замечательным оратором. Упреки, сделанные им русским купцам, не были лишены основания. Ему были хорошо известны многие частности истории и статистики торговли. Он лучше русских купцов был знаком с коммерческими делами немцев, англичан, голландцев.

Купцы защищались, возражали Щербатову, однако никто из городских депутатов не располагал такими средствами красноречия и таким запасом данных для аргументации, как депутат ярославского дворянства. Когда Щербатов в одном из следующих заседаний говорил подробно о значении фабричной промышленности для народного хозяйства вообще, депутат от города Тихвина, Солодовников, заметил, что «в мнениях, поданных господином депутатом, князем Михаилом Щербатовым, он очень редко основывается на прежних узаконениях, и эти мнения он подкрепляет весьма разумными рассуждениями, которыми он отменно одарен от Бога». Купцы, пользуясь известными правами, стоя на твердой почве положительного законодательства, имевшего исходной точкой реформу Петра, как видно, обвиняли князя Щербатова в некотором доктринерстве. В свою очередь, однако, и Солодовников довольно ловко указывал для опровержения предложений Щербатова на разные исторические факты, приводил разные параграфы из Большого Наказа Екатерины и пр Козлова Н.В. Русский абсолютизм и купечество в XVIII в. М., 2000. С. 130..

Впрочем, прения не привели ни к какому результату. Их польза заключалась в том, что вообще обсуждались, и к тому же в столь многочисленном собрании, вопросы, относившиеся к торговле и промышленности, к цехам, пошлинам, ярмаркам и пр. В прениях по всем этим вопросам участвовали и представители разных коллегий, служащие, опытные в делах, специально знакомые с технической стороной дела. Их замечания и сообщения оказывались особенно полезными для собрания Козлова Н.В. Русский абсолютизм и купечество в XVIII в. М., 2000. С. 130-131..

6.3 Крестьяне

Петр Великий создал новое дворянство; он же способствовал развитию среднего сословия; зато он не только не успел улучшить быт крестьян, но при нем, напротив, положение низшего класса народа становилось все более и более плачевным.

После воцарения Екатерины II можно было, казалось, ожидать реформ в пользу крестьян. Императрица, однако, как мы видели выше, предлагая кое-какие либеральные меры, встретила сопротивление со стороны привилегированных сословий. Те части Большого Наказа, которые заключали в себе некоторые предложения, клонившиеся к улучшению быта крестьян, не могли быть напечатаны. Уже в то время, когда Екатерина была лишь великой княгиней, она в своих набросках и записках обсуждала вопрос об освобождении крестьян. Так, например, она писала: «Противно христианской вере и справедливости делать невольниками людей (они все рождаются свободными). Один Собор освободил всех крестьян (прежних крепостных) в Германии, Франции, Испании и пр. Осуществлением такой меры, конечно, нельзя будет заслужить любовь землевладельцев, исполненных упрямства и предрассудков. Но вот удобный способ: постановить, что отныне при продаже имения, с той минуты, когда новый владелец приобретает его, все крепостные этого имения объявляются свободными. Таким образом, в сто лет все или, по крайней мере, большая часть имений переменят господ, и вот народ освобожден» Мадариага И. Россия в эпоху Екатерины Великой. М., 2002. С. 266..

Как видно, Екатерина в то время не сознавала затруднений, с которыми приходилось бороться при проведении столь важной реформы. Сделавшись императрицей, она имела случай присмотреться к сложности этого вопроса, и ей пришлось предоставить решение его следующим за нею государям. Однако она сама сильно и решительно порицала крепостное право. Сохранились разные заметки, выражавшие неудовольствие императрицы по поводу взглядов сторонников крепостного права; здесь сказано: «Если крепостного нельзя признать персоною, следовательно, он не человек; но его скотом извольте признавать, что к немалой славе и человеколюбию от всего света нам приписано будет».

Незадолго до открытия заседаний Большой Комиссии Вольное Экономическое Общество по желанию Екатерины назначило премию за лучшее сочинение о крестьянском вопросе. Когда к определенному сроку было доставлено значительное число трудов и подлежал обсуждению вопрос о напечатании лучшего из этих сочинений, большинство членов общества высказалось против печатания подобного труда, между тем как Екатерина разделяла мнение меньшинства, стоявшего за печатание этого сочинения. После волнений в крестьянском сословии в начале царствования Екатерины, после заявлений сторонников крепостного права, сделанных по поводу некоторых смелых тезисов в Большом Наказе, нельзя было считать вероятным, чтобы крестьянский вопрос очутился на очереди занятий Большой Комиссии. Когда, во время путешествия императрицы по Волге весной 1767 года ей было подано крестьянами несколько сот челобитных с жалобами на тяжкие поборы помещиков, все эти просьбы были возвращены с подтверждением, чтоб впредь таковых не подавали.

Разумеется, депутатов от крепостных крестьян в Большой Комиссии не было. Однако все-таки крестьянский вопрос сделался предметом прений в собрании Зорин А. Кормя двуглавого орла. М., 2004. С. 75..

Уже при чтении депутатских наказов от свободных крестьян некоторые ораторы слегка касались вопроса о положении крепостных крестьян. Вопрос о заводах также подал повод к намекам на плачевное состояние заводских крестьян. Князь Щербатов, обвиняя купцов в жестоком обращении с фабричными рабочими, сказал следующее: «Обратим взоры наши на человечество и устыдимся об одном помышлении дойти до такой суровости, чтобы равный нам по природе сравнен был со скотами и по-одиночке был продаваем. Древние времена, не просвещенные чистым нравоучением, приводят нас в ужас, когда вспомним, что людей, как скотину, по торгам продавали. Если невольнику приключался какой-либо вред, то не болезнь его и страдание, но убыток господский принимался во внимание, и за него законы принуждали к платежу. Мы люди, и подвластные нам крестьяне суть подобные нам. Разность случаев возвела нас на степень властителей над ними; однако мы не должны забывать, что и они суть равное нам создание. Но с этим неоспоримым правилом будет ли сходствовать такой поступок, когда господин, единственно для своего прибытка, возьмет от родителей, от родственников или от дома кого-либо мужского и женского пола и, подобно скотине, продаст его другому? Какое сердце не тронется, глядя на истекающие слезы несчастного проданного, оставляющего и место своего жилища, и тех, кем рожден и кем воспитан и с кем привык всегда жить, и еще находящегося в неизвестности о будущем своем состоянии? Кто не сжалится на вопль, на слезы и на сожаления остающихся? От одного этого изображения вся кровь во мне волнуется, и я, конечно, не сомневаюсь, что почтенная Комиссия узаконит запрещение продавать людей no-одиночке без земли».¹ В этом же духе говорил депутат малороссийский Тошкович Мадариага И. Россия в эпоху Екатерины Великой. М., 2002. С. 268..

По тону и характер этих заявлений можно бы думать, что в то время одиночная продажа крестьян происходила, во-первых, в виде какого-то исключения, и что, во-вторых, крестьяне, купленные поодиночке, без земли, главным образом употреблялись на фабриках. Между тем из тогдашних газет видно, как публика относилась к этому вопросу. Мнение князя Щербатова оставалось гласом вопиющего в пустыне. В «С.-Петербургских ведомостях» за 1796 год наряду с объявлениями и о сбежавших собаках, о потерянных вещах, за возвращение которых обещаются награды, мы читаем объявления и о сбежавших дворовых людях и крестьянах, за возвращение которых обещается также довольное вознаграждение. Вслед за объявлениями о продаже коров, жеребцов, малосольной осетрины, лиссабонских апельсинов -- объявления о продаже крепостных семьями и порознь, и чаще всего -- о продаже молодых девок, собою видных. Крепостных не только продавали, но проигрывали в карты, платили ими долги, давали ими взятки, платили ими врачам за лечение и пр.

Впрочем, возбужденный Щербатовым вопрос об одиночной продаже крестьян не сделался предметом систематических прений в собрании. Зато довольно подробно рассуждали о необходимости принятия мер против бегства крестьян; с разных сторон послышалось требование усиления строгости в этом отношении. В некоторых наказах проглядывало опасение, что Екатерина занимается проектом освобождения крестьян. Так, например, в одном из дворянских наказов замечено: «Ныне не только есть примечанию достойное, что люди и крестьяне некоторым видом помещикам своим, яко издревле поставленным над ними господам, послушание по нескольку уменьшают; а как есть древнее узаконение наистрожайшее хранить повиновение от Бога избранному и над ними поставленному монарху, яко же и ныне владеющей нами Всемилостивейшей Государыне и высокому Ее наследнику от всех нас и потомков наших с должным усердием и раболепным повиновением исполняемо будет; а при том всеподданнейше просим, дабы, в сохранение древнего узаконения, и дворянские люди и крестьяне в подлежащем повиновении, яко своим господам, были и о том в ныне сочиняемом проекте Нового Уложения подтвердить с таким объявлением, что узаконенная издревле власть над их людьми и крестьянами не отъемлется безотменно, как доныне была, так м впредь будет» Брикнер А.Г. История Екатерины Второй. М., 2002. С. 367..

Несмотря на все это, в частных кружках депутатов Большой Комиссии осенью 1767 года зашла речь о возможности улучшения быта крестьян путем законодательной реформы Барон Зальца, депутат Прибалтийского края, просил депутата от города Дерпта Гадебуша составить записку об этом предмете. В ней особенно обсуждался вопрос о возможности для крепостных крестьян приобретения движимого имущества. Именно этот же вопрос несколько месяцев спустя был возбужден в прениях Большой Комиссии.

Когда начали говорить о причинах бегства крестьян, с разных сторон, в особенности же со стороны некоторых городских и крестьянских депутатов, послышались упреки: порицали жестокость и произвол помещиков, своими притеснениями и тиранством заставляющих весьма часто крестьян искать спасения в бегстве. Представители привилегированного сословия возражали, доказывая, что всему виной пороки крестьян, их склонность к разбою, грабежу и бродяжничеству. Трудно было определить меру виновности крестьян и помещиков. Однако дебаты принимали все большие и большие размеры. В них был затронут и вопрос о барщине и необходимости точного определения ее меры. Наконец, депутат от козловского дворянства Коробьин, поручик артиллерии, представил записку о мерах к пресечению злоупотреблений помещиков. Обвиняя их в жестоком обращении с крестьянами, приводя к тому же целый ряд параграфов «Наказа» императрицы, Коробьин говорил следующее: «Есть помещики, кои, промотав свои пожитки и набрав много долга, отдают своих людей, отлучив их от земледелия, зарабатывают одни хотя следуемые ежегодно к уплате проценты; есть и такие, которые, видя, что получаемых с крестьян себе доходов на удовольствие прихотей своих не станет, удалив от семейства, употребляют единственно для своей корысти; но что еще всего больше, то являются между ними и такие, кои, увидев своего крестьянина, трудами рук своих стяжавшего малый себе достаток, лишают вдруг всех плодов его старания. Сожаления, подлинно, достойно взирать на земледельца, потом лица своего от земли мало-помалу собирающего имение, почитаемое им за бесценное сокровище, в надежде во время болезни своей или старости питать себя и семью свою, также платить оброк своему господину, но вдруг неожидаемым помещичьим приказом, или под предлогом усмотренной за ним будто какой вины, или без сего, лишающегося всех своих с толиким трудом собранных пожитков и погружающегося паки паче прежней в горестную бедность, что подлинно с человеколюбием сходства никакого не имеет. Но ежели все сие беспристрастно рассмотрим, увидим точно, что сие угрожает разорением целому государству: ибо тогда только процветает или в силе находится общество, когда составляющие оное члены все довольны: от сего их спокойствие, от сего и дух, к защищению своего отечества распаляющийся, происходит. Но, как известно, что земледельцы суть душа обществу, следовательно, когда в изнурении пребывает душа общества, тогда и самое общество слабеет» и пр. «Причиною бегства крестьян», сказано далее в записке Коробьина, «по большей части, суть помещики, отягощающие столь много их своим правлением. И для того всячески стараться должно предупредить помянутые случаи, как несносные земледельцам, вредные всем членам общества и государству пагубные». Таким образом, видя корень зла в произволе, насилии и корыстолюбии помещиков, Коробьик предлагал «предписать законами, коликую власть имеют помещики над имениями своего крестьянина. Данная нами торжественная присяга, собственная польза дворян, благоденствие крестьян и умножение хлебопашества сего от нас требуют. А паче всего велит сие учинить Ее Императорское Величество, Всемилостивейшая наша Государыня Екатерина Вторая, которая, в главе о размножении народа и земледелия данного нам Большого Наказа, наичувствительнейшим образом нам о сем внушает», и пр Брикнер А.Г. История Екатерины Второй. М., 2002. С. 368-370..

Как видно, Коробьин, заступаясь за крестьян, требуя коренной реформы, указывая на массу народа, как на «душу государства», действовал заодно с императрицей. Нельзя удивляться тому, что заявление смелого народного трибуна возбудило сильное негодование в среде депутатов-представителей привилегированных сословий. С разных сторон на Коробьина посыпались упреки, насмешки, пререкания. Консерваторы утверждали, что закон, защищающий имущество крестьян, сеял бы раздор между крестьянами и помещиками; упрекали Коробьина в том, что он плохо знаком с положением дел; говорили о его молодости и неопытности. Опять возобновились нападки на злокачественность крестьян, опять восхвалялись великодушие и гуманность помещиков. Находили, что Коробьин, рассуждая таким образом о столь важном деле, едва ли мог действовать сообразно с данной ему от избирателей инструкцией; замечали, что ссылки. Коробьина на «Наказ» императрицы заключают в себе ошибочное толкование мыслей императрицы и пр.