Недостатки в работе ЗАГСов отмечали в статических управлениях на всех уровнях. Начальник Управления народно-хозяйственного учета РСФСР Н. Соловьев и начальник сектора учета населения и здравоохранения УНХУ РСФСР И. Гуревич 14 июня 1934 года в секретном документе на имя заместителя начальника Центрального управления народно-хозяйственного учета Госплана СССР, характеризуя исчисленные данные о населении на 1 января 1934 года, указывали на ряд трудностей, которые ставили под сомнение возможность дальнейшего использования прежних методов определения численности населения. Одна из трудностей - организация работ ЗАГСов. Во - первых, ЗАГСы не охватывали всего населения и, во-вторых, акты гражданского состояния не регистрировались самими жителями. В дополнение Соловьев и Гуревич в письме в ЦУНХУ проанализировали другие источники, позволяющие получать информацию о народонаселении. Один их них - сельхозналоговый учет, с помощью которого можно определить количество едоков и отсутствующих более трех месяцев. Но этим налогом не облагались не занятые в сельском хозяйстве, поэтому они не в полной мере учитывались органами наркомата финансов, вопреки инструкциям. Органы наркомфина также совсем не учитывали рабочих совхозов и население на территории, где сельскохозяйственный налог не взимался (в отношении Ставропольского и Терского округов это полоса отчуждения около железных дорог). Помимо этого, было возможно дублирование при учете облагаемого налогом населения в городе и деревне. Другой источник - документы переселенческих и транспортных организаций, но они либо не содержали полной информации, либо могли быть использованы только как подсобный материал.

В результате всего сказанного работники УНХУ сделали следующий вывод: "Исчисления, проводимые органами УНХУ как в центре, так и на местах, должны быть признаны в значительной мере гадательными, экспертными.". [3] Причиной появления этого письма была необходимость объяснить уменьшение населения в республике в 1933 году по сравнению с 1932 годом на 0,2 %, но, как увидим позже, причины были названы вторичные, во многом производные от основной, не названной - коллективизации, раскулачивания, голода 1932-1933 гг.

В 1937 году, пытаясь объяснить большой разрыв между ожидаемой численностью населения, которая вычислялась на основе текущих отчетов с мест различных организаций, в том числе ЗАГСов, и результатами переписи 1937 года, о недостатках в работе ЗАГСов говорили М.В. Курман, заместитель начальника отдела населения и здравоохранения ЦУНХУ и начальник ЦУНХУ Госплана СССР И.А. Краваль. В докладной записке Курмана "О естественном движении населения в период между двумя переписями - 17/ХП-1926 года и 6/1-1937 года" Кравалю говорится о двух основных пробелах в организации деятельности ЗАГС. Первый - не полный охват населения учетом, но, по мнению М.В. Курмана, это не могло стать причиной серьезных недочетов, поскольку процент охвата населения был большой (до 1933 года сведений нет, но представленный в 1933 году отчет содержал информацию о 78,2 % жителей СССР, ЗАГСы, выславшие данные, сообщали о 94 % населения своей территории, численность населения по территории, представившей данные, составляла 83,2 % населения Союза). В 1934 году по СССР было охвачено ЗАГСами уже 86,8 % населения, ЗАГСы подали сведения о 95,7 % населения охваченной ими территории и количество населения по отчетной территорий составило 90,7 %. В последующие годы ситуация продолжала улучшаться; по оставшейся незначительной неохваченной территории производились доисчисления с использованием материалов со схожих по условиям жизни территорий. Второй просчет в работе ЗАГС, неоднократно отмеченный и другими специалистами, - население иногда не обращалось в ЗАГСы для регистрации рождений и особенно смертей из-за возможности хоронить умерших без справок ЗАГСа, что было распространенным явлением в сельской местности, и вследствие местных обычаев. [4]

Краваль И.А. писал, что "источником ошибок текущего учета населения служила исключительно плохо организованная система ЗАГСовой регистрации рождаемости и смертности". По его словам, неудовлетворительная работа ЗАГСов до 1933 года затрудняет даже соотнесение полученных от них информации с какой-либо группой ЗАГСов и не известно, какой процент населения этими ЗАГСами был охвачен. По мнению И.А. Краваля, только специальное решение ЦК ВКП (б) о работе ЗАГСов и передача их наркомату внутренних дел способствовало налаживанию сети ЗАГСов. Но дефекты в их работе сохраняются, хотя поданные ими за последние два года сведения заслуживают большого доверия. [5] Для исправления ситуации начальник ЦУНХУ рекомендовал обязать НКВД в течение первого полугодия 1937 года закончить укомплектование сети ЗАГСов и обеспечить поступление отчетности внесением дополнений в законодательство о регистрации актов гражданского состояния и увеличить ответственность за уклонение от регистрации или ее просрочку, распространить на сельскую местность, где имеется достаточное количество врачей, существовавший в городах порядок врачебной регистрации причин смерти. [6]

Население Северного Кавказа, как и всей страны, с трудом привыкало к новым формам регистрации в ЗАГСах, так как ранее метрические записи производились в церквях, и традиционно обязательное для христиан крещение и отпевание совпадали с регистрацией акта рождения или смерти в метрической книге. Тем более плохо приживалась новая норма регистрации актов в ЗАГСах, что решения о необходимости регистрации обычно принимали старики, а они были особенно консервативны. В качестве примера можно привести воспоминания Лиманской Татьяны Марковны, которой старшие члены семьи рекомендовали не регистрировать родившегося в 1924 году ребенка, так он был болезненным, а только крестить. Акт рождения был зарегистрирован более чем через месяц, поскольку ребенок выжил.

Центральные органы власти, пытаясь улучшить учет населения на законодательном уровне, предприняли некоторые действия.20 марта 1933 года было издано постановление Президиума ВЦИК "Об утверждении инструкции о порядке регистрации актов рождения", отменявшее инструкцию НКВД о порядке регистрации актов рождения и смерти, которая действовала с 24 февраля 1927 года. Согласно новому постановлению, заявления о регистрации рождений должны были приниматься местными органами ЗАГС в устной и письменной форме по месту рождения ребенка или по месту постоянного жительства родителей. Срок подачи заявлений о рождении ограничивался пятнадцатью днями со дня рождения. Срок мог продлеваться при наличии постановлений ЦИК соответствующих АССР, но не более чем на полтора месяца. В случае пропуска регистрации акта рождения в установленный период времени по уважительной причине заявление должно было регистрироваться немедленно, а при пропуске срока по неуважительной причине виновные могли быть наказаны наложением соответствующими исполкомами и советами взыскания до 100 рублей. [7]

1 июня 1933 года это постановление было дополнено и исправлено новым постановлением ВЦИК "Об изменении и дополнении инструкции Президиума ВЦИК о порядке регистрации актов рождения". В этом постановлении говорилось, что ответственность за правильность и своевременность регистрации рождений возлагается персонально на секретарей соответствующих сельсоветов, то есть теперь местные органы власти сами должны были быть заинтересованы в своевременной регистрации актов состояния и всячески содействовать наведению порядка в учетной сфере. Согласно новым правилам, срок подачи заявлений о рождении продлевался до одного месяца со дня рождения ребенка, а при наличии постановлений соответствующих АССР, краев и областей мог быть увеличен до трех месяцев. Штраф за просрочку регистрации снижался до 10-25 рублей, для уклоняющихся от регистрации размер взыскания устанавливался в 100 рублей. [8]

Постановление ВЦИК от 20 июня 1933 года определило структуру и типовые штаты краевых, областных, районных и городских органов ЗАГС. В составе секретариатов президиумов (управлений делами) ЦИК АССР, краевых и областных исполкомов должны были существовать отделы ЗАГС в составе 3-6 штатных единиц (заведующий, секретарь, 2 инструктора, архивариус, делопроизводитель) в целях осуществления общего руководства, надзора и направления работы местных органов ЗАГС. Для обслуживания населения и регистрации актов гражданского состояния на городском и районном уровнях в составе советов этих уровней образовывались отделы ЗАГС также с 3-6 штатными единицами: заведующий, архивариус и делопроизводители-регистраторы в количестве до 4 человек из расчета одного работника на 75-100 тысяч населения.

Для руководства работой регистрации актов гражданского состояния в сельсоветах, оперативной работой по архивированию актовых книг, исправлению актовых записей в составе общих районных исполкомов образовывались отделы ЗАГС в составе 1-2 штатных единиц: инструктор и архивариус-делопроизводитель. Штаты этих органов ЗАГС могли меняться по согласованию с местными РКИ в соответствии с местными условиями. [9]

Таким образом, имеющийся в Государственном архиве Ставропольского края статистический материал Ставропольского и Терского окрстатбюро и хранящийся в Российском государственном архиве экономики фонд ЦУНХУ, в которых содержится информация о численности и составе населения СССР в конце 20-х - начале 30-х годов, не могут быть использованы для вычисления каких-либо точных показателей, но с помощью этих данных можно проследить общую тенденцию развития демографической ситуации. Отметим также, что уровень рождаемости в статистических сводках несколько занижен, но еще более заниженными являются цифры о количестве умерших.

Анализ статистических данных за период конца 20-х - начала 30-х годов позволяет сделать вывод о том, что в этот период в демографической структуре села произошли значительные изменения. Согласно данным Ставропольского окрстатбюро, за 1927 год сельское население Ставропольского округа выросло на 22 830 человек и на 1 января 1928 года составило 689 978 человек [10], то есть, население увеличилось на 3,3 %. В 1928 году, в первый год социалистического переустройства деревни, население выросло на 36 742 человека, прирост составил 5,1 %. [11] Высокий прирост населения в 1928 году наглядно демонстрирует поступательное развитие общества до начала проведения коллективизации, так как в этом году родились дети, зачатые в 1927 году. Начало проведения политики коллективизация стало причиной резкого падения рождаемости. Ужесточающаяся из года в год политика в отношении крестьянства ухудшила демографическую ситуацию в деревне. Одновременно с уменьшением рождаемости шел процесс увеличения смертности. Первым показателем реакции населения на коллективизацию стал 1929 год, когда население выросло на 22 674 человека, то есть прирост составил всего 3,3 %.

В начале 30-х годов уровни рождаемости и смертности постепенно сближались, и пиком стал 1933 год, когда смертность превысила рождаемость. В 1928 году в сельской местности Северо-Кавказского края разность между цифровыми показателями рождаемости и смертности составляла 66,2 %. Это было выше, чем по РСФСР на 7,7 %. В 1929 году краевой показатель снизился до 60 %, республиканский - до 50,7 %. В 1930 году разность по краю составила 53,2 %, по республике 50,3 %. С 1931 года цифры по Северо-Кавказскому краю стали ниже республиканских - 45,6 %, а по РСФСР - 47,6 %, в 1932 году 28,6 % по краю и 44,4 % по РСФСР. В городах края процесс сближения уровней рождаемости и смертности шел еще стремительнее: с 49,5 % в 1928 году до 23,9% в 1931 году. Хлебозаготовки 1932-1933 годов оставили население без семенного фонда и запасов продуктов питания. Результатом стал голод 1932-1933 годов. В 1932 году разница между уровнями смертности и рождаемости по краю в городе составила 7,8%, в селе 28,6% (по РСФСР 18,7% и 44,4% соответственно), в 1933 году в селах края смертность превысила рождаемость на 69,3 %, в городе на 56,3 % (по РСФСР рождаемость была выше на 1,5 %, а городе смертность была выше рождаемости на 31 %) (см. таблицу 1). [13] Смертность в городах в 1932 году, по неполным данным, выросла почти на 10 тысяч человек. Осокина Е.А. отмечала, что среди умерших в городах учтены и крестьяне, уходившие из-за голода из сел в город. [14] Следовательно, в 48 995 умерших по городам Северо-Кавказского края входили и крестьяне.

Наиболее пострадали от голода западные и центральные районы Северного Кавказа. По неполным данным, в Курсавском районе смертность превысила рождаемость на 89 %, на каждую тысячу человек родилось приметно 14 младенцев, и умер 131 человек, в Прикумском районе смертность превысила рождаемость на 88,7 %, на тысячу человек родилось 14 и умерло 126 человек, в Ставропольском районе разрыв между уровнем рождаемости и смертности составлял 86,6% и на тысячу человек было 15 рожденных и 112 умерших. Более чем восьмидесятипроцентная разница между количеством умерших и родившихся также была в Ново-Александровском, Изобильно-Тищенском, Невинномысском, Александровском (бывшего Ставропольского округа) районах. Коэффициент рождаемости в них был от 14 %о до 18,5 %о, то есть на каждые тысячу человек родилось 14-19 младенцев, а коэффициент смертности составлял 76,5 %о - 123,2 %о. Разница между смертностью и рождаемостью в 60-80 % была в Медвеженском (77,3 %), Георгиевском (74,3 %), Минводском (69 %), Александровском бывшего Терского округа (66%) районах. Коэффициент рождаемости в них составлял 18,2 %о-22,1 %о, а смертности 58,7 %о-97,3 %о. Разность в 50-60 % наблюдалась в Ессентукском (51,2%) и Благодарненском (49,9%) районах. В Ессентукском районе на каждые 1 000 человек родилось 20 младенцев и умерло 62 человека, а в Благодарненском родилось 28 детей и умерло 56 человек. В Петровском районе разница между численными показателями уровня смертности и рождаемости была 34,2 %, коэффициенты рождаемости и смертности составляли 29,6 %о и 44,9 %о. Виноделенский район представил сведения немногим более чем о трети населения, в отличие от других вышеперечисленных районов, которые прислали данные, в среднем превышающие 90-процентный охват населения, но и по этим сводкам видно, что в районе сложилась тяжелая ситуация: двадцатипроцентное превышение показателей смертности над рождаемостью, коэффициент рождаемости составлял 37,9 %о, коэффициент естественно прироста - 94 %о. Положительный коэффициент естественного прироста населения сохранялся только в Туркменском районе (данные представлены частью ЗАГСов района и сведения имеются только о 54,5 % населения), в размере 13 %о (коэффициент рождаемости 36,4 %о, смертности 23,4 %о). [15]

Из городов особо серьезное положение складывалось в Георгиевске, Ессентуках, Железноводске, Мин-Водах, Прикумске, где смертность превысила рождаемость на 58-78 %, и в Ставрополье, где этот показатель достиг 82,7 %. Из названных городов самый низкий коэффициент естественного прироста населения, по расчетам автора, установился в городе Ставрополе - 57,7 %о (коэффициент рождаемости 12,1 %о, смертности 69,8 %о), самый высокий - в Железноводске - 9,4 %о (коэффициент рождаемости 7 %о, смертности 16,4 %о). В Кисловодске смертность была выше рождаемости на 47,6 %, естественный прирост составлял "-12,6 %о", рождаемость 13,9 %о, смертность 26,5 %о. [16]

В целом по стране в 1933 году естественный прирост населения также был отрицательным. Количество жителей сельской местности вследствие высокой смертности уменьшилось на 1 222 877 человек, в городах на 360 899 человек. Прирост от уровня рождаемости составил "-46,4 %" [17].

Что касается соотношения умерших по половому признаку, то необходимо отметить, что голод отразился, прежде всего, на численности мужского населения. В 1933 году смертность мужчин в сельской местности была в среднем на 17%, в городах в среднем на 28,8% выше смертности женщин. В сельской местности мужчины умирали в 58,5 % из 100 и в городах в 64,4%. [18]

Среди сельских жителей самый большой процент смертности мужчин был отмечен в Ессентукском районе - это 61,5 %. На высоком уровне мужская смертность также была в Александровском районе бывшего Терского округа (61,2%), Георгиевском (60,7%), Туркменском (60,6%), Невинномысском (60,4%) районах. Из городских поселений смертность мужского населения была особенно высокой в городах Ставрополе (68,9 %), Железноводске (68,3 %), Пятигорске (65,8 %). Самый низкий процент смертности мужчин был в городе Мин-Воды - это 60,4 % [19], что можно объяснить тем, что население Мин-Вод работало по обслуживанию железной дороги и имело незначительный гарантированный паек.

Голод сильно отразился на уровне детской смертности, причем в большей степени это касалось сельской местности, чем городов. В селах Курсавского района на тысячу рожденных умерло 510 младенцев, то есть из 934 рожденных умерли 477. В целом по сельской местности в районах, входящих теперь в состав Ставропольского края, смертность детей до одного года доходила до 301 человека на тысячу родившихся. В городах коэффициент младенческой смертности был 271,4 %о. [20] Пик детской смертности в сельской местности Северо-Кавказского края приходился на январь (191 033 человека) и февраль (182 140 человек) 1933 год. Весной смертность оставалась высокой: в марте умерло 176 872 ребенка, в апреле 169 594 ребенка, в мае - 164 280 детей, но наметилась тенденция к ее снижению, и на протяжении летних и осенних месяцев снижение продолжалось. [21]

Среди взрослого населения на Северном Кавказе самый высокий уровень смертности приходился на апрель-май, когда закончились хоть какие-то съестные запасы. Резко увеличилось количество смертельных случаев с марта. Черновая таблица, составленная в ЦУНХУ, содержит следующую информацию о смертности по сельской местности: февраль 4 971 случай, в марте 10 720 случаев, в апреле 17 548, в мае 16 679, в июне И 424, в июле 7 646. С мая, с наступлением тепла и появлением на улицах и огородах растительности, голод начал отступать. [22]

В Государственном архиве Российской Федерации хранятся письма, присланные из районов Северо-Кавказского края, в которых имеются некоторые сведения о голоде. В письме из станицы Вешенской, территориально не входящей в пределы современного Ставропольского края, но по положению сходной с положением в районах, которые теперь относятся к Ставрополью, о причинах и времени начала голода говориться следующее. В тяжелое продовольственное положение район попал после хлебозаготовок. Во многих сельсоветах забирали все продукты питания, включая соленое и сушеное. В тех сельсоветах, где забрали не все продукты, с середины января население перешло на питание исключительно картофелем. Там продукты питания закончились в начале весны, и голод начался с весны. В ряде сельсоветов, особенно внесенных на черные доски, вывезли все продовольствие. До февраля относящееся к этим советам население питались суррогатами. С середины февраля начались массовые опухания от недоедания и смертельные случаи. На хуторе Евлантьевском, состоявшем из тысячи дворов, с 1 февраля по 5 апреля умерло 120 человек, а остальные жители опухли. Из районного центра помощь поступать не могла, так как и там не было продовольственных запасов. Руководящие кадры в районе также были ограничены в продовольственном снабжении. Они полтора месяца получали половину пайка. Руководство низших уровней управления пайки не получало вообще и, как остальное население, было на грани истощения, люди на работу приходили опухшими. Напряжение немного ослабила незначительная помощь, но население продолжало опухать и умирать от голода. Основным продуктом питания стали суслики. Употребление в пищу сусликов помогло большей части населения выйти в поле, на сев. Но питание сусликами прекращалось с началом борьбы с вредителями при помощи химикатов, а, во-вторых, с потеплением употребление в пищу грызунов становилось опасным, так как они являлись переносчиками чумы. Минимальную продпомощь могли получить только работавшие в поле. [23]

Таким образом, в различных сельсоветах время начала массовой смертности варьировалось, но с незначительной разницей - в пределах одного месяца.

При всем при этом часто зерно, заготовленное у крестьян, портилось на ссыпных пунктах. Так, зимой 1931 года бунты кукурузы, подсолнуха и другого зерна стояли на пристанционных пунктах Северо-Кавказской железной дороги под дождем и снегом, из-за того, что урожай не на чем было вывозить. [24] Зимой 1932 года кукуруза также скапливалась на пристанционных пунктах, причем часто бунтирование проводилось на голой земле и без укрытия сверху. Иногда зерно укрывали, но укрытие не обеспечивало от проникновения влаги: в Расшеватке, например, бунты укрывались толем. [25]

Как отмечает ряд исследователей [26], причины смерти в тот период фиксировались только в городах, количество же умерших от голода в городских поселениях было учтено немного, всего 1,8%. Во-первых, это связано с тем, что смерти от голода умышленно не фиксировались, а во-вторых, люди, "не дотягивали" до смерти от голода, так как умирали от инфекционных и паразитарных (тиф, корь, туберкулез и т.д.), желудочно-кишечных (дизентерия, энтерит, колит, диарея и прочие) болезней и болезней органов дыхания (бронхит, крупозная пневмония), которые вызывались ослаблением иммунной системы от недоедания, употребления суррогатов и следствиями голода - проживанием в антисанитарных условиях и бурным миграционным потоком.

Действительно, на 1933 год приходится пик вспышек заболеваемости. Например, по неполным данным, на 1933 год по РСФСР приходилось 11 заболевших брюшным тифом на 10 тыс. населения, в 1928 году было зафиксировано приметно 7 случаев заболевания на 10 тыс. человек, 1926 году 9 случаев. После 1933 г. идет сокращение количества заболеваний брюшным тифом: в 1934 г.9 случаев на 10 тыс. человек, в 1935 г. - 7 случаев. Такая же ситуация складывалась по ряду других заболеваний. В 1933 г. было отмечено 47 заболеваний сыпным тифом на 10 тыс. жителей, в то время как в 1926 г. были зарегистрированы по 4 заболевших на каждые 10 тыс. населения, в 1928 год - в среднем по 2 заболевших. [27]

Повышение показателей заболеваемости по РСФСР было обусловлено в том числе эпидемией на Северном Кавказе, о чем свидетельствуют некоторые сохранившиеся данные. Например, в Ново-Александровском районе эпидемия брюшного тифа была отмечена уже в 1932 г. - 89 заболевших. В 1933 г. количество заболевших снизилось до 62 человек. Но по малярии и гриппу пик заболеваемости пришелся на 1933 г., хотя эпидемия развивалась с 1932. В 1932 г. в районе было зафиксировано 30 811 заболевших малярией и 3 085 гриппом, в 1933 г. - 36 896 малярией и 3 353 тифом. Голод также вызвал вспышку сыпного тифа (14 заболевших в 1932 г. и 282 в 1933 г.), дизентерии (82 заболевших в 1932 г. и 198 в 1933 г.). Нормализация обстановки с продуктами питания и предпринятые государственными органами мероприятия по борьбе с эпидемиями снизили заболеваемость. В 1934 г. уже было зафиксировано 5 случаев заболевания брюшным тифом, 137 - сыпным, 171 - дизентерией, 12 835 - малярией, 2 025 - гриппом [28].

Что касается времени года, на которое пришлось больше всего случаев заболеваемости, то это поздняя весна и лето. Ослабленный за зиму и весну организм становился легко восприимчив к болезням; с наступлением тепла инфекция активизировалась и начиналась эпидемия. Еще в марте по РСФСР было 2 945 заболевших дизентерией, то в апреле - 4 177, в мае - 7 390, а в июне уже 13 385 и связано это было с употреблением в пишу травы и другой пригодной для еды растительности [29].

Борьба с эпидемиями была особенно затруднена из-за отсутствия или недостаточного количества в районах бань и прачечных. В вышеупомянутом Ново-Александровском районе их не было вообще [30]. Для локализации и уничтожения эпидемий применялись, прежде всего, профилактические меры: истребление сусликов и мышей. Весной была организована усиленная работа по уничтожению грызунов в южных эпидемиологических районах Северо-Кавказского края: Благодарненском, Александровском, Петровском, Туркменском, Виноделенском, Дивенской комендатуре, в части Прикумского, Цимлянского и Зиновниковского районов. В радиусе 5 км вокруг эпизоотических селений грызунов истребляли хлорпикрином, а в других местах химическими и бактериальными заправками, с привлечением к работе колхозников, единоличников и военных [31].

От педикулеза население избавляли путем организации работы бань, снабжения мылом дезинфекционных пунктов и бань. Кроме того, в городах была налажена работа по ликвидации беспризорности, а в местах заключения проводилась санитарная обработка заключенных [32].

Профилактика заболеваемости в 1933 г. была часто единственной мерой борьбы с эпидемиями, так как не хватало медиков, медикаментов, и качество медицинского обслуживания было на низком уровне. На территории 9 районов бывшего Ставропольского округа, по предварительным данным Крайздрава, на 1 января 1932 г. было 26 больниц на 844 койки, причем 8 больниц находилось в Ставропольском районе, и рассчитаны они были на 380 коек. По 2 больницы было в Благодарненском, Изобильно-Тищенском, Курсавском, Медвеженском, Петровском районах, одна - в Туркменском. Остальные лечебные учреждения на территории округа - это фельдшерские пункты (65), пункты первой помощи (26), амбулатории (54), в которых оказывалась самая общая медицинская помощь, консультации охраны материнства и младенчества (9). В Георгиевском, Ессентукском, Минераловодском, Невинномысском, Ново-Александровском и Прикумском районах бывшего Терского округа было 19 больниц (в том числе 1 в Минераловодском, 2 в Невинномысском, 3 в Ново-Александровском районах) на 504 места, 55 фельдшерских пунктов, 7 пунктов первой помощи, 52 амбулатории, 8 консультационных пунктов ОММ. [33]

О качестве работы лечебных учреждений можно судить по материалам комиссии А.В. Шотмана Президиума ВЦИК, обследовавшей состояние Северо-Кавказского края. Собранные комиссией сведения в отношении состояния здравоохранения в крае свидетельствуют о том, что в 1932 году увеличение количества больничных коек шло не за счет строительства новых больниц, а за счет добавления кроватей в уже имевшихся больницах.

Более того, расширение лечебных учреждений не предполагало улучшения качества медицинского обслуживания. В сельской местности в 1930 году было 0,69 койко-мест на 1 000 жителей, в 1931 г. стало 0,86 коек. Этот показатель был выше, чем по РСФСР (0,77 коек по селу и 5,5 в городах). Но в больницах не хватало белья и больные часто лежали на больничных кроватях в своем белье. Значительные трудности были с перевязочными материалами, медицинскими инструментами, спиртом и т.д. Питание больных было очень плохое. Ухудшало положение то, что больницы находились преимущественно в приспособленных зданиях, а не в специальных [34].

Голод также отразился на уровне рождаемости. По городам и селам Северо-Кавказского края рождаемость в течение 1933 года падала. Если принять количество рожденных в сельской местности в январе за 100% (по неполным данным в январе было 4 237 новорожденных), то в феврале родилось 86,8 % детей от числа рожденных в первый месяц года, в марте 84,8 %, в апреле 65,4 %, в июне 43,8 %, в сентябре 47,1 %, в октябре 33,3 %, в декабре 23 % [35].Е. Андреев, Л. Дарский, Т. Харькова отмечали, что население, и особенно сельское, в тот период времени не могло ограничивать рождаемость, поэтому уменьшение количества рожденных в 1933 г. и частично в 1934 г. объяснялось смертью беременных, большим недоучетом рано умерших новорожденных [36]. К названным причинам также следует добавить понижение способности женского организма к вынашиванию ребенка из-за скудности или отсутствия питания, массовую заболеваемость мужчин и женщин детородного возраста.

В 1934 г. в связи с прекращением массовой коллективизации, ослаблением нажима на крестьянство, началом развития колхозниками личного подсобного хозяйства и прекращением голода демографическая ситуация в стране начала нормализовываться. Разность между количеством родившихся и умерших снова стала положительной. По селам Северного Кавказа она выросла до 17,7 % от уровня рождаемости, по сельской местности РСФСР до 29 %, в городах по краю до 21,2 %, по РСФСР до 7,5 %. В 1935 г. в городах Северо-Кавказского края демографические показатели уже превзошли уровень 1928 г. Разность там составила 52,6 %. В городах РСФСР средняя разность была на уровне 40,2%. По сельской местности в крае разность составила 53,1 %, в республике - 45,6 % [37].

Точно установить количество людских потерь и охарактеризовать качественные изменения демографической структуры населения на Ставрополье в конце 20-х начале 30-х годов не представляется возможным, но переписи 1937 и 1939 годов, а также ряд других статистических сводок этого периода дают нам возможность оценить масштаб потерь в целом, позволяют увидеть, насколько внутренняя политика государства рубежа 20-х - 30-х годов оказала влияние на население страны и компенсировали ли переселения убыль коренного населения.

Как уже отмечалось в историографической части введения, статистики и ученые считают, что результаты переписи 1937 года, несмотря на ошибки, допущенные во время организации и проведения переписи, имеют высокую степень точности. [38] О том же писал в 1937 году начальник ЦУНХУ Госплана СССР Краваль И.А. Он в отчете И.В. Сталину и председателю СНК СССР В.М. Молотову писал, что перепись проведена в полном соответствии с указаниями ЦК ВКП (б) и СНК СССР. С 1 по 5 января проходило предварительное заполнение счетчиками переписных листов, сама перепись была проведена 6 января. С 7 по 11 января контролерами-инструкторами вместе со счетчиками, а в сельской местности и с представителями от сельских советов, был произведен контрольный обход всего населения и уточнены сведения переписных листов. В особом порядке работниками соответствующих ведомств были переписаны военнослужащие Красной Армии, части и учреждения НКВД, команды и пассажиры судов, находящихся в плавании. Специально образованными органами ЦУНХУ бригадами счетчиков были переписаны пассажиры поездов и ожидающие на станциях. В числе недостатков, ставших причинами возможного недоучета населения, Кравалем И.А. были названы организация переписи только наличного населения без учета постоянного, в результате чего счетчики в день переписи вычеркивали из списка людей, выехавших за пределы места своего постоянного жительства на несколько дней, неудачно выбранный для проведения переписи день (6 января выпало на выходной день и каникулярное время в школах, канун Рождества, что повлияло на повышение мобильности населения). Кроме того, по словам И.А. Краваля, перепись, произведенная в начале года, отразилась на годовых отчетах в колхозах, так как большая часть счетных работников была привлечена к участию в переписи. Но даже эти недостатки в организации переписи, по мнению начальника ЦУНХУ, могли вызвать недоучет всего лишь доли процента от численности населения страны. [39]

Курман В.М., заместитель начальника отдела учета населения и здравоохранения ЦУНХУ, к недостаткам в организации переписи относил однодневность ее проведения и также оценивал полученные с ее помощью результаты как имеющие высокую степень точности: недоучет 0,5-0,6 %. [40]

Несмотря на качество организации и проведения переписи, собранные ею данные не устраивали руководство страны. Согласно переписи, на 6 января 1937 года на территории Советского Союза проживало 162 миллиона человек, в то время как численность населения в 165,7 млн. человек была заявлена ЦУНХУ на 1 января 1933 года. И.А. Краваль и М.В. Курман объясняли завышенные цифры, опубликованные ЦУНХУ, неудовлетворительным текущим учетом населения. Кроме уже упоминавшейся плохой функциональности ЗАГСов, в числе факторов, искажавших результаты текущего учета, статистиками назывались неупорядоченность прописки и выписки в городах, отсутствие учета механического движения населения в сельской местности, неточность данных о численности народонаселения, взятых за исходную точку отсчета (по мнению специалистов, имел место переучет населения переписью 1926 года приметно на 1 %, что стало причиной изначально завышенных данных о количестве населения в 1926 году; в данный момент ученые отрицают возможность переучета населения при переписи 1926 года и говорят о недоучете [41]), неучитывание ухода части населения Казахстана, Туркмении, Узбекистана и Таджикистана за пределы СССР. [42]

Но далеко не все было объяснимо этими доводами. Полученные с мест данные о численности населения, особенно с Украины, Северного Кавказа и ряда других краев и областей свидетельствовали о каких-то нарушениях внутренних процессов, препятствовавших нормальному развитию общества. В частности, в Северо-Кавказском крае за 10 лет, прошедших после переписи 1926 года, население не только не выросло, но сократилось. Если в 1926 году на территории края (в границах 1937 года, включая Карачаевскую и Черкесскую автономные области) проживали 1 704 942 человека, то согласно предварительным итогам переписи 1937 года численность населения насчитывала 1 635 277 человек, то есть 95,9 % от количества населения 1926 года. В большой степени политические и экономические катаклизмы отразились на численности мужской части населения. Количество жителей-мужчин в крае за десятилетие сократилось на 6,1 %. Это вполне закономерно, так как расстреливали и заключали в концентрационные и исправительно-трудовые лагеря, прежде всего, мужчин. Среди переселенцев и умерших от голода также преобладали представители мужского населения. Численность женщин уменьшилась на 2,3 %. [43]

Особо следует остановиться на возрастной структуре населения. При просмотре общесоюзного данных о возрастном составе сельского населения в 1937 году обращает на себя внимание незначительная численность детей трехлетнего возраста, по сравнению с количеством детей других возрастов. Это дети, рожденные в 1933 году, во время голода. Также по данным переписи видно уменьшение численности детей, начиная с пятилетнего возраста, то есть рожденных с 1931 года, что говорит о сильном падении рождаемости и увеличении смертности населения в тот период. Если принять количество шестилетних детей за 100 %, то пятилетних детей по отношению к ним было 90,1%, четырехлетних 76,1%, трехлетних 66,6%. С 1934 г. рождаемость увеличилась, а, главное, уменьшилась младенческая смертность и количество детей двух лет по отношению к шестилетним в 1937 г. составит 71,8 %. [44]

Колебания численности населения были и в других возрастах, например, среди шестнадцатилетних, семнадцатилетних, девятнадцатилетних и т.д., и это обусловлено событиями первого - начала второго десятилетия XX в. [45], о чем уже говорилось при рассмотрении переписи 1926 года.

Более полные данные переписи 1939 г. свидетельствуют об увеличении среднего возраста населения. На Ставрополье уменьшилась доля детей до 7 лет. В 1926 году в Ставропольском и Терском округах вместе взятых они составляли 21,5%, населения, в 1939 году в Орджоникидзевском (Ставропольском) крае без Карачаевской и Черкесской автономных областей их доля составила 12,4%. Процент детей и подростков к 1939 г. снизился до 30,5%) с 38,4% в 1926 году. Небольшой процент детей до 9 лет свидетельствовал о том, что события конца 20-х - 30-х годов оказались гораздо более тяжелыми для населения Ставрополья, чем Первая мировая и Гражданская войны и голод в начале 20-х годов.

В целом по РСФСР показатели по возрастной структуре населения были лучше. Дети до 7 лет там составляли в 1939 г.18,8 %.

За 12 лет по Ставрополью (без автономных областей) увеличился процент жителей средних возрастов. В 1926 г. людей 30-39 лет было 11,8 %, а в 1939 г. их стало 20 %. Доля 40-49-летних выросла с 8,2 % до 13 %. Процент населения старшего возраста, с 50 лет, несколько снизился: с 10,8% до 9,9%. Но и в 1926 г. и в 1939 г. доля жителей старшего возраста была незначительной. [46] В.Б. Жиромская отмечает, что ситуация, когда процент населения старшего возраста низкий, является характерной для традиционного общества. [47]

Высылка и ссылка, заключение в концентрационные лагеря и расстрелы, голод сильно отразились на половозрастной структуре. В возрастных группах, которые были подвержены репрессиям в первую очередь, то есть, начиная с 40-летних (в 1926 г. им было 28 лет, в 1930 г. - 32 года), согласно статистическим данным по РСФСР, в сельской местности в 1939 году наблюдался меньший процент мужчин, чем женщин в сравнении с 1926 годом. Если среди 40-44-летних в 1926 г.1 164 женщины приходилось на 1 000 мужчин, то в 1939 г.1 259 женщин на 1 000 мужчин. В других старших возрастных группах эти показатели колебались, сохраняя тенденцию к превышению данных 1926 г. в отношении численности женщин, достигнув цифры 1 786 женщин на 1 000 мужчин против показателя 1 308 женщин на 1 000 мужчин в 1926 г. среди 55-59-летних. [48] По Северо-Кавказскому краю в целом (в границах 1937 г. и без Карачаевской и Черкесской автономных областей) по сравнению с 1926 г. к 1937 году численность женского населения (по предварительным итогам переписи 1937 г.) была выше мужского на 1,11% и составляла 53,51%. Серьезное положение сложилось в сельской местности. За десятилетие процентное соотношение женщин увеличилось на 1,56%. Если в 1926 г. соотношение было: 47,76% мужчин на 52,24% женщин, то в 1937 г. стало 46,2 % и 53,8 %. В городах прослеживалась обратная тенденция. Там ситуация улучшилась за счет бегства туда населения из сельской местности. В городских поселениях за 10 лет процентное соотношение между количеством мужчин и женщин изменилось от 46,7 % и 53,3 % до 47,3 % и 52,7 %. [49]

Большая смертность мужского населения, в свою очередь, стала причиной распада семей или сложности их создания. Почти во всех возрастных группах, кроме 40-44-летних, процент женщин, состоявших в браке, за 12 лет снизился. Если принять число женщин-жительниц сельской местности, находящихся в браке на 1 000 женщин данного возраста (по РСФСР), то окажется, что среди молодых возрастов 16-29 лет к 1939 году количество состоявших в браке уменьшилось, в среднем, на 12,6%, среди женщин 30-49 лет на 1,2%, среди женщин 50 лет и более на 9,7%. [50] Одновременно в городе и селе наметилась тенденция к уменьшению количества ранних браков. [51] Отчасти на изменение традиции раннего вступления в брак повлияло повышение брачного возраста для женщин в законодательном порядке в 1926 г., отчасти повышение образовательного уровня. Например, у мужчин сельской местности, по данным по РСФСР, резко снизилось количество браков, заключенных до двадцатипятилетнего возраста (снижение на 36,6 %), на 2,2 % уменьшилось количество состоявших в браке в возрасте 25-39 лет и повысилась доля женатых мужчин, начиная с 40 лет, на 2,9 %. [52]

За это же время значительно выросла доля городского населения и сократилась доля сельского. В 1937 г. по Северо-Кавказскому краю, без учета населения Карачаевской автономной области и Черкесской автономной области, горожане составили 157,74% по отношению к численности городского населения в 1926 году (по РСФСР эта цифра 208,7% без переписанных в особом порядке, по СССР 196,8 % без переписанных в особом порядке и 197,4 %, включая РККА и погранохрану НКВД). Сельское население в 1937 г. по отношению к 1926 г. составило 79,45 % (по РСФСР 90,8 % без переписанных в особом порядке, все сельское население по СССР 91,2 %). [53]

Некоторые города края за 10 лет, к 1937 году, по численности населения выросли в 1,5-2 раза. На 47,9 % выросла численность жителей г. Пятигорска, на 94,1 % выросла численность жителей г. Кисловодска. Население г. Ставрополя (с 1930 по 1943 г. назывался Ворошиловском) увеличилось на 11,2% (численность жителей городов приведена без учета контингентов РККА и погранохраны НКВД [54], поэтому цифры свидетельствуют о естественном приросте и росте за счет самовольно прибывающего населения).

На протяжении десяти лет, с 1926 по 1937 г., шло увеличение количества военных и численности охраны НКВД для усиления внешних границ и расширения возможностей применения силы против собственного населения и наведения порядка.

Всего на территории края, по предварительным итогам, при переписи по линии РККА было зарегистрировано 6 779 человек вольнонаемного и гражданского населения, без Карачаевской и Черкесской автономных областей 4 958 человек, в том числе 2 347 мужчин и 2 611 женщин. [55] Переписанные в особом порядке постоянный и переменный состав частей и школ милиции, военизированной пожарной охраны, находившийся на казарменном положении штатный и вольнонаемный состав аппаратов лагерей, управлений и отделов, мест заключения, тюрем, колоний, трудпоселков, строительств - контингент "Б" и осужденные и подследственные заключенные, воспитанники трудколоний, трудовых коммун, приемников-распределителей отдела трудовых колоний несовершеннолетних НКВД СССР - контингент "В" [56] по Северо-Кавказскому краю без автономных областей составляли 52 328 человек, из них совершеннолетних 29 717 человек. По сельской местности в числе контингентов "Б" и "В" было переписано 42 611 человек, среди них 22 531 совершеннолетний. Мужское население в сельской местности края среди этих контингентов составляло 46,8 %. [57]

По данным переписи 1937 года в Северо-Кавказском крае, включая автономные области, карта национального состава населения выглядела следующим образом: русских в крае проживало 1 361 188 человек или 83,2 % от численности всего населения, карачаево-балкарцев 69 310 человек или 4,2 %. Третьей по численности национальностью были немцы - 41 712 человек или 2,6 % от числа жителей края, четвертой - украинцы - 41 025 человек или 2,5 %.

Большое сокращение количества украинцев в крае по сравнению с двадцатыми годами объясняется изменением последними этнической принадлежности. Многие из них стали причислять себя к русским. Многочисленными в крае также были армяне, составляли 1,5% населения (23 908 человек), черкесы, составляли 1 % населения (16 188 человек). Представители других национальностей по численности не превышали 1 % населения края: абазины 0,8 %, осетины 0,7 %, ногайцы 0,5 %, кабардинцы 0,3 % и т.д. [58]

Казачество по переписи 1937 года не учитывалось. В конце 20-х - начале 30-х годов все усилия властей были направлены на то, чтобы сделать из казака простого советского человека. Постоянно звучали призывы о внедрении в руководящие структуры казаков, о необходимости обеспечить высокий процент поступления в учебные заведения казацкого населения [59], так как, во-первых, предполагали, что управление станицами облегчится, если в управленческом аппарате будут присутствовать представители казачества, а, во-вторых, образование, тесно переплетенное с идеологической обработкой, должно было изменить мировоззрение, особенно если это касалось молодого человека. Одновременно шло искоренение традиций казачества. В 1937 году вопрос о принадлежности к казачеству в вопросный лист включен не был.

В итоге можно сделать вывод, что, несмотря на имевшие место значительные недостатки в учете населения в 20-е - начале 30-х годов XX века, общая тенденция развития демографической структуры ставропольского села восстановима. Из статистических данных видно, что политика государства по коллективизации деревни и раскулачиванию сильно повлияла на уровни рождаемости и смертности. Насильственная коллективизация вызвала постепенное падение рождаемости и рост смертности. Наибольший уровень смертности пришелся на 1933 год, когда смертность более чем наполовину превысила рождаемость. При этом население умирало не столько от голода, сколько от сопутствующих ему инфекционных, паразитарных, желудочно-кишечных болезней и болезней органов дыхания, которые возникали из-за ослабления иммунной системы от недоедания и употребления в пищу суррогатов. Борьба с эпидемиями затруднялась нехваткой медикаментов, бань и проводилась главным образом профилактическими мерами: уничтожение грызунов, избавление населения от педикулеза, ликвидация беспризорности. Только уменьшение с 1934 года, по сравнению с концом 20-х - началом 30-х годов, нажима на крестьянство и развитие последними своих хозяйств способствовало стабилизации обстановки в деревне.

Перепись 1937 года показала, что с 1926 по 1937 год население Северо-Кавказского края, включая автономные области (территория взята в границах начала 1937 года), не только не выросло, но сократилось почти на 4 %. Значительные диспропорции наблюдались в половой и возрастной структурах сельского населения края: почти на б % сократилась численность мужского населения, снизился процент детей с пятилетнего возраста, то есть рожденных с 1931 года, уменьшилась доля мужчин в возрасте от 40 лет (именно эта возрастная группа более других пострадала от репрессий), что повлияло на снижение процента женщин, состоявших в браке.

4. Изменение культурного облика ставропольского села на рубеже 20х-30-х годов XX века