Социально-экономическое состояние Тувы в начале XX века

У западных тувинцев наиболее распространены были два вида кожаной обуви -- твердые сапоги с высоким, до колена, голенищем на толстой многослойной подошве, с загнутым вверх сужающимся носком и мягкие сапоги с таким же голенищем, с круглым тупым носком. Зимой под эту обувь на ногу надевали длинные войлочные чулки. У восточных тувинцев шили обувь из камуса (шкуры с ног оленя, марала, косули) мехом наружу. Стельки делали из коры жимолости, сухой осоки и т.п. Одежду и обувь шили в домашних условиях по стандартному покрою и размерам (для взрослых, подростков и детей), выраженным в народных мерах.

Тон (халат) дополнял пояс из свернутой ткани, к которому мужчины подвешивали нож в ножнах, огниво и за который затыкали кисет и трубку. Женщины к поясу прикрепляли ключи, игольники и подвесные бляшки-украшения (из меди, серебра, железа). В качестве украшений женщины носили кольца, браслеты, серьги (из серебра, бронзы), китайские и местного производства. Сохранялось накосное украшение замужних женщин -- «чавага».

В семейно-брачных отношениях господствовала моногамная семья под главенством мужа, которая представляла собой хозяйственную единицу общества. Большая часть повседневной хозяйственной работы в семье рядовых тувинцев лежала на женщине. Несмотря на ее подчиненное положение, женщина пользовалась авторитетом и принимала участие в решении семейных дел.

При господстве моногамии встречались отдельные случаи многоженства, главным образом у чиновников и богачей. В этих случаях старшей считалась первая жена. Каждая из жен жила в отдельной юрте и вела в ней домашнее хозяйство. Наряду с этим существовали и патриархальные большие семьи, состоящие из представителей трех поколений и ведущие общее хозяйство под руководством старшего мужчины (а в случае смерти -- его жены). Такие семьи жили в нескольких юртах. Как правило, каждый женатый член большой семьи имел отдельную юрту. Это были семейно-родственные аальные общины. Выдача замуж девушки была делом не только ее родителей, но и довольно широкого круга родственников. Это нашло отражение в обряде «шай бузар», когда давалось согласие на брак девушки. Приехавшие родители жениха передавали отцу невесты плитку кирпичного чая, которую он разбивал на кусочки (отсюда и название «шай бузар») и наделял ими каждого из своих родственников, присутствовавших в юрте, символизируя этим их участие в просватании девушки. Расходы по приготовлению имущества невесты для переезда ее в аал жениха несли и необходимые для этого работы выполняли не только родители невесты, но и ее сородичи. Другой обычай -- «селиктенир» -- заключался в том, что, когда наступало время делать для невесты юрту с полной внутренней обстановкой, мать вместе с дочерью шла к родственникам, близким и далеким, в первую очередь одноаальцам, и просила их помочь снарядить дочку для замужества. Никто ей в этом не отказывал. Каждый давал что мог: кто -- овцу, кто -- козу, кто -- ступку, кто -- войлок, кто -- часть юрты и т.д. Но наряду с этим сородичи невесты участвовали и в разделе того, что получали ее родители от родственников жениха. Это правило нашло выражение в обычае «малдаар», который в свадебном цикле следует за тем, как договоренность о браке состоялась. Родители и родственники невесты приезжали к родителям и родственникам жениха и получали за невесту определенное количество скота. По возвращении домой они обязаны были поделиться скотом, полученным за невесту, со своими родственниками и раздавали им примерно две трети полученного скота. В свою очередь родственники, получившие скот, были обязаны участвовать материально в комплектовании имущества невесты (ончулээр), которое она должна была принести в дом жениха. Один из них делал решетку юрты, другие -- палки крыши и дымовой круг, третьи -- войлочные покрышки, четвертые -- сундуки для хранения имущества и т.д.

Главным в свадебном цикле являлся обряд «дугдеп», или «дугдээри», что означает скрепление или окончательное закрепление сговора о браке, после которого жених имел право посещать невесту. Когда родители жениха и его родственники приезжали на дугдеп, родители невесты брали у приехавших любую понравившуюся им лошадь, и этот обычай носил название «аьт чаяр» («отобрать лошадь»). Однако при отъезде домой после дугдепа жених тоже получал от родственников невесты приглянувшуюся ему лошадь, и это право жениха носило название «кудээ аьды» («лошадь зятя»).

У тувинцев была разработана целая система народных мер длины, объема и массы жидких и сыпучих тел и т.д. В основе мер длины лежали измерения, определяемые различными частями тела человека. Длина между вытянутыми горизонтально руками человека составляла меру кулаш; а между вытянутыми большим и средним пальцами -- карыш (четверть). Единицами измерения были локоть (кыры дурту или дугай), ширина одного, сложенных вместе двух, трех и четырех пальцев (шшг) и т.п. Меры эти имели в жизни тувинцев большое практическое значение. Их применяли при раскрое одежды и обуви, при изготовлении деревянных частей решетчатой юрты или ее войлочного покрытия и т.д. Жидкость мерили посудой: деревянными чашками, ведерками, кожаными бутылками-флягами, изготовляемыми в домашних условиях также по стандартными размерам. Самой маленькой мерой жидкости была чашка «дашка» или «кундага» (в песнях) с количеством жидкости на один глоток, затем шла маленькая чашка, потом обычная и, наконец, большая. Сыпучие вещества, например зерно, измерялись по весу и объему кожаным мешком «барба» стандартного размера, вмещавшим 3--4 пуда зерна, и ямами для хранения «уургай», вмещавшими 6--7 барба.

Летосчисление велось по двенадцатилетнему «животному» циклу в следующем порядке: годы мыши, коровы, тигра, зайца, дракона, змеи, лошади, овцы, обезьяны, курицы, собаки, кабана. Годы мыши, зайца, лошади, овцы и кабана считались счастливыми, а годы коровы, дракона, обезьяны, курицы -- несчастливыми. Счет месяцев в большинстве районов велся по сезонам года. Каждый сезон делился на три месяца. Например, зимний сезон состоял из месяца начала зимы, среднего зимнего месяца и последнего месяца зимы. Точно так же делился на месяцы весенний сезон: начальный, средний, последний. Такие же наименования имели три летних и три осенних месяца. Лишь в Тодже каждый месяц имел собственное название, часто отражавшее то или иное хозяйственное значение данного месяца (месяц сбора кандыка и т.д.). Сутки, по народному календарю, делились на полночь, время от полуночи до рассвета, от рассвета до восхода солнца, затем следовали малый и большой полдень, далее вечерний полдень, закат солнца и несколько видов сумерек (светлые, средние, темные). При отсутствии часов и даже понятия о них время летом определяли по тому, какая часть помещения внутри юрты, какие предметы обстановки освещены, и в соответствии с этим выполняли ту или иную работу (доение различных видов скота утром и вечером, приготовление пищи). Большие практические познания кочевники-скотоводы и охотники имели в деле ведения сезонного пастбищного скотоводства, охоты на различных зверей, в ориентировке в горах, тайге и степи, в привычках и повадках домашних животных и зверей.

Фольклор тувинцев был представлен в рассматриваемый период различными жанрами. Тувинцы с детства любили предания, сказки, песни, поговорки, загадки, пословицы. Героические сказания передавались из поколения в поколение в течение многих столетий. Они несут в себе следы различных исторических эпох, пережитых народом в своем развитии.

Народное изобразительное искусство имело преимущественно прикладной характер -- резьба по дереву, камню (агальматолиту), художественное литье из металла (шахматы, бляшки для украшений), тиснение по коже, орнаментация деревянных бытовых вещей (шкафчиков, кроватей).

Большого искусства достигли тувинские камнерезы и ювелиры. Они изготавливали из цветных металлов различные предметы личного и бытового назначения. Русский ученый Ф.Я. Кон, посетивший Туву в начале XX в., писал, что медные и бронзовые шахматы, отлитые на Кемчике, могут конкурировать с изделиями европейских мастеров, несмотря на то что выделка форм поглощает массу совершенно непроизводительного труда. [18, С. 176]

Тувинская народная музыка основана на пентатонике. Тувинцы любят песни, в основном одноголосные. Хорового пения не было. Существовали также мелодии, рассчитанные на самостоятельное исполнение на музыкальных инструментах (ходушпай, узун хоюг и др.). Наибольшее распространение имели смычковые и щипковые инструменты. Среди них игил -- двухструнный смычковый инструмент длиной около метра. Струны изготовлялись из конского волоса, смычок напоминал лук с тетивой из конских волос. Мелодии исполнялись на одной струне, другая служила для сопровождения. Бызаанчы -- четырехструнный смычковый инструмент с несъемным смычком. Дошпулуур -- двухструнный музыкальный инструмент, чадаган -- струнный щипковый инструмент, на котором играли пальцами правой руки. Были известны также железные и деревянные варганы (хомус). Повсеместно был распространен также инструмент, похожий на дудку, -- шоор. Знали также поперечную флейту лимбии, которую в отличие от других инструментов, изготовленных местными мастерами, покупали у китайских купцов.

Уникальным видом древнего народного певческого искусства было так называемое горловое пение, вернее, очень своеобразное горловое гудение в низких и высоких регистрах, нередко сопровождаемое игрой на музыкальных инструментах. Было несколько разновидностей такого пения: в высоком регистре -- сыгыт, в очень низком -- каргыраа, в среднем -- хоомей.

Наиболее распространенными, массовыми и любимыми народными развлечениями у тувинцев являлись, как и в предшествующее столетие, национальная борьба (хуреш), конные скачки, состязания в стрельбе из лука. Все эти виды соревнований устраивались на празднествах, в том числе буддийских. Победители скачек на лошадях награждались призами. Лошадь готовили специально, тренировали мальчиков-жокеев. Борьба хуреш велась парами, участниками ее были только мужчины, выступавшие от того или иного сумона или хошуна; также присуждались призы. Борцы специально тренировались и готовились к поединкам. Перед схваткой они надевали борцовские костюмы, а после победы исполняли небольшую мимико-танцевальную сценку, изображая птицу -- орла. Были и другие игры, развлечения как у взрослых, так и у молодежи.

Из массовых молодежных развлечений можно назвать гуляние (ойтулааш), где проводились состязания в красноречии, пении и различных играх.

Одной из любимых и очень распространенных игр были шахматы. Помимо обычных, классических шахмат у тувинцев бытовали и другие разновидности этой игры: бычьи шахматы (буга-шыдыраа), шахматы-чирги, китайские шахматы (кыдат-шыдыраа) и др. Известны и другие игры детей и взрослых, среди них даалы, напоминающая игру в домино, игра с костями -- лодыжками овец (кажык) и др.

Религия. В жизни трудящихся тувинцев большое место занимали различные религиозные представления. Несмотря на распространение буддизма, наличие монастырей и большого числа лам, среди тувинцев господствовал древний шаманизм, многие культы и обряды которого зафиксированы у древнетюркских племен еще китайскими летописями. Даже некоторые ламы в ряде случаев (особенно при болезни) сами обращались за помощью к шаманам. Тувинский шаманизм представлял собой систему по существу первобытных религиозных верований, основанную на признании злых и добрых духов, окружающих человека, населяющих горы, долины, леса, воды, небесную сферу и подземный мир. Благополучие, здоровье и вообще вся жизнь и судьба каждого человека признавались зависящими от тех или иных духов. Смерть человека рассматривалась как уход в загробный мир, где жизнь продолжалась. Считалось, что умерший некоторое время после смерти оставался вблизи живущих родственников, а затем переходил в мир другой и оттуда мог влиять на судьбу живых. Существовал культ умерших предков-шаманов. Через шамана -- этого специального посредника между людьми и духами -- человек обращался к духам при всех бедах и несчастьях, заболеваниях, а также при испрашивании благополучия себе и скоту, хорошего урожая, удачной охоты, многочисленного потомства. Шаманами или шаманками становились люди по велению духов, по их призыву. Шаманское призвание считалось наследственным.

Тувинский шаман совершал моления духам в специальном ритуальном костюме и с бубном. Костюм этот состоял из короткой распашной куртки, сшитой из грубо выделанной (под замшу) шкуры оленя, марала, косули, иногда окрашенной под охру. К подолу куртки было пришито большое количество разноцветных жгутов из материи или замшевых лент, которые образуют нижнюю часть шаманского плаща. На спине, груди, плечах, рукавах куртки имеется много различных железных и матерчатых подвесок, изображающих духов -- помощников шамана. Этот костюм символизировал у тувинских шаманов птицу. Шаман во время камлания (моления) «летал» в нем по горам и долинам. Частью костюма являлась специальная мягкая шапка, сшитая из материи в виде колпака, верхняя часть которого откидывалась назад. Шапка тоже сплошь была зашита различными лентами, тесемками, пучками перьев, бляшками, бисером и натягивалась на лоб до самых глаз. Орудием культового служения шамана был бубен, состоявший из деревянного обода круглой формы (диаметром 60 - 70 см), одна сторона которого была обтянута сыромятной кожей марала, оленя или самца косули. Бубен имел деревянную рукоятку из березы, на которой вырезалось изображение человека (шамана, по одним объяснениям, и «хозяина» бубна -- по другим), а ниже -- нескольких змей. Кроме рукоятки имелся поперечный железный или деревянный прут (тетива) с железными подвесками. С наружной и внутренней стороны на коже бубна красной охрой или белой краской наносились различные рисунки (шамана с бубном, его духов-помощников и т.д.). Бубен осмыслялся либо как ездовое животное шамана, то самое, шкурой которого он был обтянут, либо как лук, из которого шаман стрелял по злым духам. Изготовление бубна было связано с целой церемонией, в которой участвовали прежде всего сородичи и близкие родственники шамана. Шаманы жили за счет различных натуральных приношений им со стороны верующих, обращавшихся с просьбой провести то или иное камлание, моление или жертвоприношение. Они считались людьми, способными вылечить больного, так как болезнь человека объяснялась тем, что больного мучил тот или иной дух и его душа временно куда-то ушла. Поэтому нужно было изгнать злого духа либо найти и вернуть душу. Лечебно-магическая практика доставляла шаману больше всего доходов. После камлания, как правило, больной поправлялся, особенно в случае легкой простуды и прочих простых заболеваний, когда болезнь проходила по существу благодаря внутренним силам организма.

Шаманские моления у тувинцев отличались большим разнообразием. Многие из них носили общественный характер в рамках аала, сумона, а иногда даже и хошуна. Некоторые моления сохраняли родовой характер, и устраивали их только сородичи, хотя присутствовать на них можно было и посторонним, которые, однако, не принимали участия в самом молении. Следует отметить прежде всего ряд таких молений у тувинцев, упоминания о которых содержатся в китайских летописных источниках. Таковым был «дагыыр» -- моление небу и горам, устраиваемое иногда отдельными сумонами, а иногда и хошунами. Оно совершалось в начале лета на определенной для каждого сумона горе и имело целью испросить у неба благополучия скоту и людям, хорошего урожая (просьба о дожде). Его проводили не только шаманы, но и уважаемые старики. На эти моления съезжалось много народа, и заканчивались они обильным угощением и весельем. Особенно распространены были моления, связанные с посвящением горным духам животного -- ыдыка (лошади и быка).

Эти летние моления проводились совместно, чаще всего группами жителей близлежащих аалов. Например, обитатели аалов, кочующих в верховьях какой-либо реки, устраивали такое моление на определенной горе, а обитатели низовьев этой реки собирались на такой дагыыр в другом месте. На горе, где посвящали ыдыка-лошадь или ыдыка-быка, устраивали жертвенник (саска) в виде шалаша из молодых деревьев и хвороста, перед которым молились не только шаманы, но и ламы, а иногда те и другие одновременно. Эти горы (ыдык-даг) считались священными, на них нельзя было подниматься женщинам. О таких священных горах имеются упоминания в древнетюркских надписях. Посвященное животное мыли водой из источника и молоком, мазали маслом, окропляли вином, окуривали вереском и затем, привязав цветную ленту, отпускали в стадо. Ыдык ходил в стаде того или иного аала до старости, принося, как верили тувинцы, счастье и благополучие скоту этого аала, охраняя от болезней его жителей; затем его заменяли новым. Посвящали ыдыка также огню, обычно это был домашний козел. Посвящение этого ыдыка и моление носили семейный характер. Устраивали дагыыр осенью, при перекочевке на осенне-зимние пастбища, на горных перевалах. Здесь около кучи камней (оваа), собранной у тропы проезжающими, останавливались, добавляли камней, бросали сюда кусочки еды, деньги, привязывали к прутикам цветные ленточки, пучки волос из грив лошадей и т.д. Затем угощали горных духов кроплением молочной водки и благодарили за летнюю кочевку.

Проводили дагыыры-моления также у рек и ручьев, обращаясь к духам воды. Моление реке существовало у тюркоязычных племен и в древнетюркское время. В литературе имеется упоминание о молении, устраивавшемся весной на месте начала магистрального оросительного канала, с просьбой о ниспослании урожая. На этот дагыыр съезжались лишь те жители, которые пользовались водой из данного канала для полива своих полей. Прежде чем назвать некоторые частные моления тувинцев, проводившиеся в рамках того или иного аала, следует отметить также упоминаемые в литературе крупные хошунные моления, устраивавшиеся после стрижки овец ранней осенью в благодарность за получение шерсти и для испрашивания хорошей погоды на период изготовления войлока. Этот вид общественного моления уходит корнями в глубокую древность, когда изготовление войлока было еще коллективным производственным процессом.

К молениям, устраиваемым жителями одного аала, относились дагыыр по поводу посвящения аального арыка (обычно быка), суг бажы дагыыр (т.е. моление истоку ручья, вблизи которого находилась летняя стоянка аала), дагыыр шаманскому дереву, если таковое оказывалось в окрестности. Шаманским деревом обычно называли лиственницу, на которой ветви в одном каком-либо месте росли не нормально, а густо переплетаясь, образуя большой зеленый ком. Если не было в окрестностях шаманского дерева, то устраивали дагыыр деревьям -- либо «тел ыяш», либо «пар ыяш». В первом случае подразумевалась группа деревьев, растущих из одного места, как бы от одного корня, а во втором -- дерево, растущее от корня несколькими стволами. Словом, моления, связанные с культом дерева, были аальными. Наконец, следует отметить еще один вид дагыыра, характерного для тувинских шаманистов, -- это моление возле той или иной древней каменной статуи с целью лечения больного. Больного привозили к подножию каменной бабы, и шаман обращался к ней с просьбой взять на себя болезнь этого человека. Каменное изваяние окуривали вереском, угощали аракой и надевали на него цветные ленточки, которыми предварительно обвязывали больного. Культ каменных изваяний в столь конкретной форме известен пока только в Туве, и это явление, возможно, перекликается с обычаем кыпчаков вешать колчаны на каменные бабы, о котором сообщал средневековый мусульманский автор Низами.

Шаманские религиозные воззрения, которыми была пропитана жизнь рядового тувинца -- кочевника или охотника, находили свое внешнее выражение в изготовлении в каждой семье различных ээренов (идолов из дерева, материи, железа, войлока и т.д. различных духов -- покровителей семьи), которых хранили в жилище и временами «угощали». Труд и быт охотника в тайге также были связаны с многочисленными шаманскими суевериями, приметами, запретами и т.д.

Буддийская религия имела более разностороннее влияние на аратство. Этому весьма содействовали, во-первых, более тонкая по сравнению с шаманизмом идеология, а во-вторых, наличие церковной организации.

Монастыри были не только центрами, но и распространителями буддийской религии.

Кроме больших хурээ, к которым в дни религиозных празднеств стекалось почти все живущее поблизости население, большую религиозно-агитационную роль играли и кочевые хурээ, отправлявшие почти все виды религиозных служб. В Туве при монастырях были организованы специальные школы (дуганы), в которых обучались мальчики. После прохождения курса обучения они посвящались в хуураки (ученики лам). В хурээ основную часть штата составляли хелины (гэлуны), за годы учебы принявшие 253 обета и зачисленные в ряды членов общины буддистов. Обычно в хелины могли посвящаться лица, достигшие двадцатилетнего возраста. К этому времени хелин должен был избрать себе учителя-ламу, подготовить специальную одежду и инвентарь. После принятия обета хелин получал священную книгу, в которой были изложены основные положения, связанные с поведением хелина. После принятия обета хелины возвращались домой, жили в своих семьях и только один или два раза в год съезжались на специальные собрания в хурээ.

Каждое тувинское хурээ возглавлялось ламой, имевшим звание «камбы», его наместником был соржу или ловун Кроме того, в хурээ было некоторое число лам, выполнявших различные обязанности как во время службы, так и в повседневной жизни хурээ. Это были, например, демичи, кумзат, шомба, дуганчы. Кроме этих лиц при хурээ имелся совет (хамбы). Хамбы состоял из 16 лам, считавшихся наиболее авторитетными. Совет ведал как назначением лам, так и проведением религиозных праздников. Эти обязанности выполняли ламы из Монголии и Тибета. В крупные хурээ, например Чаданское, приглашались ламы-ученые (кээгены) из Тибета, которые являлись толкователями буддийских книг.

На рядовых тувинцев буддийские хурээ производили сильное впечатление. Прежде всего сами здания главных хурээ вьщелялись среди обычных жилищ и построек тувинцев. Если монастырь располагался в юртах, то последние были весьма большими, покрытыми белым войлоком. Деревянные или саманные хурээ вообще были иными по своему архитектурному облику и убранству. Внутреннее убранство хурээ, одежда лам, особенно в праздники, музыкальное сопровождение службы, ритуальные маски, надеваемые во время некоторых праздников, действовали на воображение верующего тувинца.

Вместе с тем нужно отметить, что в Туве ламаизм не уничтожил старых религиозных представлений. Он либо наслаивался на них и частично видоизменял, либо просто сохранял иногда старые культы.

Одновременное существование шаманизма и ламаизма отразилось, как было отмечено выше, в погребальном обряде тувинцев, который был представлен здесь несколькими видами, связанными не только с современными, но и с весьма древними религиозными верованиями. В соответствии с буддийскими религиозными представлениями умершего не погребают в земле, а хоронят открыто, наземно. Такой способ погребения широко применялся у простых аратов. В день смерти родственники умершего приглашали ламу, а если покойный был богатым или состоятельным человеком, то и нескольких лам. К приходу ламы умершего клали на простеганный войлок (ширтек). Если человек умер на кровати, то ее выносили из юрты. У бурхана, стоявшего на столике (ширээ) в переднем углу юрты (против входа), зажигали лампады и ставили пищу. С умершего снимали всю одежду и заворачивали его в белую ткань. Лама читал около покойного священную книгу, сопровождая чтение ударами в маленький колокольчик (конга) и маленький бубен (дамбыра) и шумом трещотки. Затем умершего выносили из юрты, причем не через дверь, а поднимали остов юрты и под ним проносили умершего.

До места погребения тело везли на одной или двух лошадях. Ритуалом предусматривалось быстро довезти умершего и, оставив его в указанном ламой месте, так же быстро возвратиться домой. Сразу после совершения необходимых церемоний лама забирал вещи умершего человека и тот скот, которым одаривали ламу родственники покойного. Затем устраивали небольшое угощение, перед которым участники похорон проходили обряд очищения.

На седьмой и сорок девятый день после похорон устраивали поминки, причем на седьмой день готовили в основном «белую пищу» (из молока). К сорок девятому дню готовились тщательно, угощали более обильной пищей, главным образом мясной. По такому обряду хоронили все взрослое население. Детей до десяти лет хоронили в деревянных ящиках, которые относили в горы и прятали в расщелинах скал и каменных россыпях. Поминки устраивали только для взрослых.

Другой формой погребального обряда, связанного у тувинцев с шаманизмом, был сохранившийся способ захоронения умерших в курганах. Как показывают материалы археологических раскопок, он находит себе аналогию в древнетюркском погребальном обряде на территории Тувы.

В этом погребальном обряде установлено два типа захоронения: впускной (в каменных насыпях более древних курганов) и с сооружением самостоятельных курганных насыпей над погребенным. Общим моментом является то, что погребенные, как правило, сверху перекрыты деревянными жердями, с ними лежат костяки животных (лошади, барана). Умерших для жизни в загробном мире снабжали большим количеством бытового инвентаря. Хоронили умерших в одежде и обуви. Женщин -- в головных уборах (баштацгы), с надетыми украшениями (например, навага). Специальной погребальной одежды у тувинцев не было. Хоронили по такому обряду как богатых, так и бедных людей.

Вывод к I главе. Социально-экономический строй Урянхайского края 1900-1914 гг. оставался полупатриархально-полуфеодальным. Господство полупатриархально-полуфеодальных отношений характеризовалось тем, что основная часть средств производства принадлежала феодально-ламским элементам Тувы, которые и держали власть в своих руках. Малочисленная группа тувинских карабаев (кулаков) должна была приспосабливаться к господствующим в стране социальным отношениям, и ее самостоятельная роль была мало ощутима в социальной жизни Тувы.

Глава II. Экономическое положение

В начале ХХ века экономика Урянхайского края характеризовалась преобладанием традиционных видов хозяйствования (с главенством среди них кочевого скотоводства и подсобным значением земледелия, охоты и промыслов) и усиливающимся воздействием на них капиталистического уклада хозяйства русских колонистов.

2.1 Русская торговля в Урянхайском крае

Рост производительных сил и товарного производства в Сибири, усиление общественного разделения труда - все это обусловило быстрое развитие сибирской торговли, в сферу которой постепенно втягивалась и Тува. [23, С. 86]

Развитию русско-тувинских торговых связей в той или иной степени способствовали также следующие обстоятельства. Во-первых, образование ряда городов Южной Сибири (Минусинска, Канска, Ачинска и др.); во-вторых, обусловленная маньчжуро-китайскими захватчиками изоляция Тувы от Монголии и Китая, что объективно содействовало восстановлению и укреплению русско-тувинских экономических отношений, начало которых восходило к ХVII веку. В третьих, - Тува, как и район Кяхты, была своего рода плацдармом для проникновения российского торгового капитала в Монголию и Китай.

Данное обстоятельство, конечно, не снимает со счета собственно тувинский довольно емкий рынок, представляющий для сибирских торговцев выгодное поле их действий. Торговля на основе неэквивалентного обмена среди коренного населения Сибири и Тувы содействовала первоначальному накоплению капитала, развитию капитализма, включению тувинцев в товаро-денежные отношения. На примере Тувы видно, как торговцы, пользуясь приобретенными накоплениями, организуют добычу золота, основывают крупные скотоводческие и земледельческие хозяйства капиталистического типа с использованием наемного труда тувинских аратов.

В конце двадцатых годов ХIХ века в Сибири получает развитие частная капиталистическая золотопромышленность (в Томской губернии, в Алтайском округе и т.д.). В 30-х годах открываются прииски в непосредственной близости к Туве - в Минусинском и Ачинском горных округах Енисейской губернии. Царизм поощрял развитие этой новой отрасли сибирского хозяйства, так как доходы, которые получала казна от золотодобычи, почти в 10 раз превышали поступления от пушнины.

Отправной базой, с которой происходило проникновение в Туву российского промышленного и затем торгового капитала, являлся Минусинский уезд.

Зачинателями российской торговли в Туве были минусинские крестьяне и казаки. По соглашению с тувинскими чиновниками в 40-х гг. ХIХ века были установлены пункты, в которых в определенные сроки проходили взаимовыгодные товаро-обменные операции.

Открытие в 1838-1839 гг. минусинским промышленником Колобовым первых двух приисков (Спасского и Никитинского) в верховьях р. Сыстыг-Хем положило начало развитию золотопромышленности непосредственно в Туве. Несмотря на отдаленность Тувы и отсутствие колесных дорог, связывающих ее с Минусинским уездом, а также на неопределенность пограничного вопроса, золотодобыча быстро возрастала. К 1896 г. работало уже 11 приисков с 500 рабочими. Помимо русских рабочих, прибывших сюда из разных мест Сибири, на приисках работали и тувинцы. Тувинская беднота использовалась на мизерно оплачиваемых подсобных работах (заготовка сена, берестовых свеч и дров, откатка, пастьба скота и др). Значительная часть тувинских хозяйств сбывала на приисках продукцию животноводства. Таким образом, в контакте с русскими рабочими находился довольно большой пласт трудящихся тувинцев.

Прииски порождали спрос на продукцию животноводства, что стимулировало его рост, разрушало натуральных характер многих аратских хозяйств и увеличивало их товарность, содействовало сложению тувинского рынка, а стало быть, общности экономической жизни.

Первым организует торговые караваны в Туву купец Н.Ф. Веселков. В 1857 году он открывает свою факторию на р. Иджим.

Кроме золотых приисков, в Туве действовало несколько русских полукустарных промышленных предприятий типа кожевенного завода (в районе Чаа-Холя), соляного завода Сватикова (оз Тустуг-Холь) и др.

Начало регулярных торговых связей положил Пекинский договор России с Китаем 1860 г. о свободной и беспошлинной торговле по всей пограничной линии и заключенные на его основе в 1862 г. «Правила для сухопутной торговли». Российские торговцы получили доступ в Китай, Монголию, и, естественно, в Туву. [40, С. 266]

Представляется важным рассмотрение указанного договора в плане так называемого Урянхайского вопроса. Известно, что согласно Буринскому и Кяхтинскому договорам (1727) Тува, бесспорно, относилась к России, так как в них сказано, что к России отходят бассейны рек, текущих на север, и то население, которое раньше уплачивало ясак в русские остроги (по 5 соболей). Права России на Туву, вытекавшие из указанных договоров, были попраны Цинской династией, захватившей этот край вооруженной силой и превратившей его в свою колонию. Учитывая отсутствие каких-либо юридических обоснований для этой акции и возможный со временем демарш со стороны России, маньчжуро-китайские власти оставили свои караулы южнее Танну-Ола, т.е. на пограничной линии.

Новым и веским поводом, подтверждающим незаконное распространение Китаем владельческих прав на территорию Тувы, и явился договор 1860 г. Согласно договору китайские власти стали требовать от русских и тувинцев специальных разрешительных билетов на право въезда в Монголию. Это приравнивало и русских и тувинцев к иностранным подданным. [6, С.822]

Кроме того, к статье 2 «Правил для сухопутной торговли» был приложен список пограничных пунктов, через которые могли проезжать российские купцы для торговли в Монголии и Китае. С 1861 г. русский порубежный казачий кордон, состоящий из ряда выпускных караулов, был упразднен, и купцам открылся свободный доступ для беспошлинной торговли в Туве.

Важной особенностью российского торгового капитала в Туве является его срастание с капиталом промышленным. Объяснение этому в следующем. Российские купцы, в результате неэквивалентной торговли с местным населением получали громадные накопления, которые представлялось целесообразным направлять не на расширение торговых операций, а на создание собственных промышленных, скотоводческих (откормочных) и земледельческих хозяйств. На это же наталкивала сама отдаленность Тувы, позволяющая перегонять приобретенный у аратов скот на рынки Сибири лишь в определенное время года. К тому же в Туве имелся избыток дешевой рабочей силы. Посредством взяток тувинским чиновникам, кредитования их товарами и деньгами, российские купцы заполучали лучшие участки под пашню и выпасы. Золотые прииски, принадлежавшие многим торговцам, были одновременно и местом выгодного (принудительного) сбыта многих товаров.

Грумм-Гржимайло при описании русской торговли в Туве в начале ХХ века, указывает на наличие в ней торгового кризиса, обнаружившегося в 1900-х годах. Этот кризис он склонен объяснять вторжением в Туву китайского капитала. В течение 1889-1905 гг. торговый оборот рос медленно.

Наиболее активное участие в торговых связях с Россией в начале ХХ века принимали Хемчикские хошуны, где основным занятием аратов было скотоводство. Их доля в общем товарообороте составляла более 80%. [16, С. 190]. Именно эти западные хошуны, где была сосредоточена основная масса населения, играли ведущую роль в сложении тувинского рынка, экономической общности и консолидации тувинских родоплеменных и территориальных групп.

Продукция скотоводства составляла основу вывозимых из Тувы товаров, втрое превышающих объем ввозимой товарной массы. [16, С. 189]. Среди завозимых товаров преобладали мануфактурные и металлические изделия. Ввозилась также пушнина низких сортов, приобретаемая аратами для уплаты албана, табак, кожевенные и продовольственные товары. Н.Ф. Катанов, учитывая большой спрос аратов на дешевые сорта ввозимой из России мануфактуры, писал, что русские торговцы одевали тувинскую бедноту, а китайские купцы - тувинскую знать. [15, С. 271]. К этому образному выражению следует присовокупить и то обстоятельство, что российские торговцы не только «одевали», но и «раздевали», разоряли, как и китайские купцы, аратские массы.

Но после того, как из Тувы были изгнаны китайские торговцы в 1912 г. рост русской торговли стал нарастать.

Объективно прогрессивным являлся постепенный переход от натуральной формы обмена к денежным формам расчета. Р.М. Кабо считал, что в 1914-1915 гг. торговые операции, осуществленные в Туве при посредстве денег, составили около 5% товарооборота. [16, С. 102]. Развитие торговли и товарно-денежных отношений, несмотря на колониально-феодальный режим, содействовало выделению из аратства карабаев, использующих в целях обогащения наемный труд, спекуляцию и ростовщичество, конечно, в более мелких масштабах, чем торговцы-предприниматели. Типичным представителем такого рода буржуазной верхушки был богач Ачикай. [40, С. 282]

Важно отметить, что одним из важнейших последствий развития экономических русско-тувинских связей было усиление в Туве элементов капиталистического уклада. Проникновение российской экономики в сферу экономической жизни тувинцев было столь глубоким и прочным, что дальнейшее развитие тувинской экономики уже не могло осуществляться независимо и самостоятельно. Тува вошла в сферу общественного разделения труда в Сибири. Феодальная общественно-экономическая формация тувинского общества вступила в сложное, диалектическое взаимодействие с нарождающимся капиталистическим укладом, что не могло не оказать определенного влияния на общественный строй Тувы.

Производство тувинским феодалом и кара-баем в начале ХХ века скота и шерсти, добыча ими пушнины и рыбы для продажи означало уже частичное разложение старой системы и зарождение элементов капиталистического уклада, формирование переходной ступени к новой общественно-экономической формации. [40, С. 283]

2.2 Китайский торговый капитал

Собственно китайский капитал стал проникать в Туву еще в ХIХ веке. [27, С. 37]. Однако сравнительно слабое проникновение китайского торгового капитала в Туву до начала 1900-х годов объясняется не только запретом этой торговли со стороны китайского правительства, но и слабостью торгового капитала в Китае и в особенности неразвитостью промышленности Китая, изделия которой сбывали китайские купцы. Появление в Туве непосредственно самих китайских торговцев объясняется вторжением в Китай иностранного капитала, вытеснявшего собственно китайский капитал на окраины империи.

Китайское правительство под влиянием своих торговцев, стесненных иностранным капиталом, стало разрешать им торговлю даже в Туве, которая ранее была для них запретной зоной. Первые китайские торговцы появились в Туве наездами с 1895 года, но с 1901 г. они обосновались в ней постоянно. Так как русская торговля к этому времени прочно укрепилась в Урянхайском крае, первые китайские купцы должны были прибегнуть к хитрости, чтобы обмануть бдительность русских торговцев и русскую администрацию.

В 1903 году официально разрешили свободный проезд китайских торговцев в Туву. И данное разрешение открыло широкий доступ китайскому капиталу. Китайские торговые фактории появились сначала в Чаа-Холе, а затем на Хемчике и в других районах. [28, С. 76]

Обосновавшись в Туве, китайские купцы очень быстро стали вытеснять оттуда русскую торговлю. В чем причина подобного явления? Грумм-Гржимайло главной причиной считает дешевизну китайского товара, который не облагался пошлиной и пользовался другими льготами при провозе в Туву, в то время как русский торговец получил такие льготы только после официального присоединения Тувы к России. Очень любопытно мнение по этому поводу начальника Усинского пограничного округа Чакирова, хорошо знавшего торговое дело в Туве, приемы и методы торговли русских и китайцев. Он видит основную причину вытеснения русского торгового капитала в том, что китайские купцы лучше приспосабливались к потребностям тувинского покупателя, его запросам и умели лучше организовать торговлю и связать тувинского покупателя торговым кредитом. Р.М. Кабо видит преимущество китайской торговли в крупной монополизировавшей огромный район Западной Монголии торговой компании, и также и в том, что китайские товары, в частности мануфактура, были дешевле русских и быстрее находили сбыт в широких кругах тувинского населения. «Задавленный феодальной эксплуатацией, обобранный эксплуатацией торгового и ростовщического капитала, непосредственный производитель, - пишет Кабо, - в смысле покупательной способности предствалял собой величину не растущую, а сокращающуюся. Этим объясняется, почему китайские купцы, доставляя населению невзрачный, но относительно «дешевый» и прочный товар, с большой быстротой завладели и оптовой и розничной торговлей в крае». [16, С. 115]

Боголепов и Соболев, специально занимавшиеся изучением торгового рынка в Монголии и Туве, пришли к выводу, что главное преимущество китайской торговли в этих странах заключалось в дешевизне мануфактурных товаров, которые ими продавались на этом рынке. [2, С. 258]

Все указанные выше авторы отмечают отдельные преимущества китайской торговли, фактически вытекавшие из особых условий ее деятельности в Монголии и Туве.

Дулов пишет, что главное преимущество заключалось в том, что китайский торговый капитал действовал у себя дома, в колониях китайской империи, что он пользовался огромными политическими преимуществами, ставившими его в независимое и выгодное по сравнению с русским капиталом положение. Китайский торговый капитал в Туве опирался на всемерную поддержку китайских феодалов и чиновников. [9, С. 509]

Китайские торговцы широко кредитовали тувинцев как по отдельности, так и целыми кожуунами. Они, не стесняясь никакими договорами, стали спаивать тувинцев, к чему русские купцы, связанные русско-китайскими договорами, запрещавшими русским ввозить в пограничные области спиртные напитки, прибегали очень редко. Таким образом, как представители метрополии, владевшей Тувой, органически связанные в своих интересах с феодалами и всей колониальной администрацией, китайские торговцы имели большое преимущество перед русскими купцами, которые во всех своих отношениях с тувинцами должны были считать себя все же гостями в Туве. В этом особом политическом положении китайского торгового капитала надо видеть решающее условие преимущества его в Туве.

Другим преимуществом китайского торгового капитала в Урянхайском крае было то, что он выступал не только в роли продавца изделий собственного китайского производства, но и в качестве агента иностранного капитала, продавца изделий более развитых, передовых капиталистических стран. Здесь, на далекой периферии тогдашнего мира, столкнулись не только два купца - русский и китайский, с одной стороны, и русский фабрикант, - с другой. В этом столкновении победил англо-американский капитализм, потому что его товары, перепродавцами которых были китайские торговцы, оказались лучше по качеству и дешевле.

Больше всего победа китайского торгового капитала сказалась в области продажи тканей. До китайцев ткани продавали и русские. Но с появлением китайцев ткани, изготовлявшиеся русскими фабрикантами, стали немедленно вытесняться тканями, продаваемыми китайскими торговцами. Сбываемая в Туве китайскими торговцами далемба представляла собой своеобразный вид американской и японской дрели, которая разрезалась на куски по 5 м каждый и окрашивалась в китайских мастерских в синий или красный цвет.

Боголепов и Соболев пишут: «В настоящее время в Монголии продается преимущественно американская и английская далемба, которая привозится в китайские порты в суровом виде и затем окрашивается ручным способом в излюбленные монголами цвета в небольших китайских мастерских Калгана и других городов… Монголы считают иностранную далембу более прочной, чем русскую. На расспросы экспедиции монголы единодушно заявляли, что иностранная ткань прочнее русской: халат из первой носится 2 года и более, а халат из второй - не более одного лета». [2, С. 254]

Следовательно, в результате большой прочности и дешевизны китайская, а по существу американская и английская ткань вытесняла русскую и помогала китайскому торговцу, выступавшему в качестве агента американского и английского капитала, теснить русскую торговлю.

Третьей очень важной причиной успеха китайской торговли было то, что китайский торговец находился ближе к таким массовым товарам тувинского потребления, как чай и табак, в то время как русские должны были покупать их в Китае, чтобы продать в Туве.

Следовательно, преимущества китайского торгового капитала в Урянхайском крае вытекали из его положения в социальной и политической системе китайской империи, колонией которой была Тува, они заключались в его связях с англо-американской промышленностью, в наличии в его руках товаров, составлявших предмет первой необходимости тувинца.

В Туве действовало пять китайских торговых фирм: Боянбо, Таши тайфу, Бэтень баду, Янчан, Тамацзу. Центром китайской торговли стал район Хемчика, где была сосредоточена наибольшая часть тувинского населения. Здесь на реке Чадане, китайцы имели пять лавок, в Дженагаше у них было четыре лавки. В Шагонаре и Чаа-Холе было по четыре лавки. Крупным пунктом китайской торговли служила ставка амбын-нойона. Всего по Туве насчитывалось несколько десятков китайских торговых лавок и факторий.

Один из документов так характеризует метод торговли китайского купца: «Своим на вид человеческим гостеприимством китаец, преподнося первому попавшемуся к нему урянху большую чашку крепкого вина бесплатно, остальную часть вина отпускает в кредит, наделяет нужным и ненужным товаром, и, насчитывая 36% годовых, отпускает его из своей юрты и затем в срок является к нему, … отбирает по личной оценке … живность и уводит ее». [34, С. 6]. Спаивание тувинцев было одним из важных средств закабаления их китайским торговцем, оно делало тувинца неоплатным должником китайца.

Вывод ко II главе. Деятельность иноземного торгового капитала в Туве, как и в других странах Азии, играла двойственную роль. Осуществляя присвоение прибавочного труда непосредственных производителей на основе старого, феодального способа производства, он использовал и консервировал докапиталистические отношения. Торговцы опирались на колониально-феодальный режим в Туве и субъективно были заинтересованы в его сохранении.

Здесь шел многогранный процесс разложения феодального строя, отделения непосредственных производителей от средств производства (это являлось важным звеном первоначального накопления), развития наемного труда, выделения карабайства.

Русско-тувинские торговые связи нарушили порожденную колониальным режимом замкнутость тувинской экономики, потенциально формировали условия для расширения тувинского производства Спрос сибирского и общероссийского рынков в определенной мере воздействовал на тувинское производство, стимулировал развитие скотоводства, охотничьего и рыболовного промысла., содействовали образованию единого тувинского рынка и усилению экономических контактов с сибирскими городами. В этом - их объективно прогрессивная роль.

Заключение

В результате изучения социально-экономического положения Урянхайского края в 1900-1914 гг., мы пришли к следующим выводам:

1. В данный период социально-экономический строй Тувы подвергся значительным изменениям;

2. В результате колонизации Китая преобладали патриархально-феодальные отношения, поэтому разложение родового строя и развитие феодализма шло очень медленно;

3. Положительную роль в развитии производительных сил Тувы играла русская колонизация;

4. Русская колонизация несла с собой эксплуатацию тувинских производительных сил и тувинского народа (торговля, золотопромышленность), но в известном смысле способствовала развитию производительных сил тувинского общества (развитие земледелия, промышленности, перенесение производственного опыта, навыков труда и т.д.);

5. Рост производства в связи с русской колонизацией способствовал и прогрессу социально-экономических отношений, проникновению в них капиталистических начал.

Но все-таки элементы капиталистических отношений не были определяющим фактором в социальных отношениях Тувы, но все же оказывали на них свое определенное воздействие. [сердобов, С. 283] Тувинское карабайство использовало преимущественно экономические формы эксплуатации. Колониально-феодальный режим, натуральная форма албана и ундурюга, отдаленность от наиболее крупных рынков сбыта, отсутствие хорошо проходимых дорог, связывающих Туву с экономическими и культурными центрами Сибири, кочевой образ жизни населения - все эти факторы обусловливали медленные темпы развития нового капиталистического уклада. Вместе с тем зарождение в Туве местного рынка, как части рынка общесибирского, порождало рост товарности аратских хозяйств; постепенно рынок втягивал тувинцев в товарно-денежные отношения, диктовал им свой спрос и развивал свои регулирующие производство функции. [16, С. 46]

Складывающий местный тувинский рынок означал также усиление экономических связей между кожуунами Тувы, между ее экономическими районами (скотоводческими, скотоводческо-земледельческими и скотоводческо-промысловыми).

В целом социально-экономический строй Урянхайского края 1900-1914 гг. оставался полупатриархально-полуфеодальным, но подвергался, хотя и слабо, воздействию со стороны капиталистических элементов. Господство полупатриархально-полуфеодальных отношений характеризовалось тем, что основная часть средств производства принадлежала феодально-ламским элементам Тувы, которые и держали власть в своих руках. Малочисленная группа тувинских карабаев (кулаков) должна была приспосабливаться к господствующим в стране социальным отношениям, и ее самостоятельная роль была мало ощутима в социальной жизни Тувы.

Библиография

1. Аранчын, Ю.Л. Исторический путь тувинского народа к социализму / Ю.Л. Аранчын. - Новосибирск, 1982. - С. 30.

2. Боголепов, М.Н. Очерки русско-монгольской торговли / М.Н. Боголепов, М.П. Соболев. - Томск, 1911. - С. 258.

3. Бумбажай, А. «Урянхайский вопрос» в пользу России / А. Бумбажай // Тувинская правда. - 1999. - №90. - С. 2.

4. Вайнштейн, С.И. Род и кочевая община у восточных тувинцев (ХIХ - н. ХХ в.) // Советская этнография. - 1959. - №6. - С. 80-86.

5. Гребнева, В.А. География Тувинской АССР / В.А. Гребнева, К.О. Шактаржик. - Кызыл, 1989. - С. 16, 28.

6. Грумм-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия и Урянхайский край / Г.Е. Грумм-Гржимайло. - Л., 1926. - С. 157.

7. Дацыщен, В.Г. Саянский узел: Усинско-Урянхайский край и российско-тувинские отношения в 1914-1921 гг. / В.Г. Дацыщен, Г.А. Ондар. - Монголия-Кызыл, 2003. - 278 с.

8. Доржу, З.Ю. К общим вопросам кочевой общины тувинцев на рубеже 19-20 вв. / З.Ю. Доржу, А.Ч. Ашак-оол // Природные условия, история и культура западной Монголии и сопредельных регионов. - Томск, 2001. - С. 119-120.

9. Дулов, В.И. Социально-экономическая история Тувы (ХIХ - начало ХХ в.) / В.И. Дулов. - М., 1956. - 608 с.

10. Ермолаев, А.П. Урянхайский край: (материалы для характеристики Урянхайского края в торговом отношении) / А.П. Ермолаев. - Минусинск, 1919. - 26 с.

11. За три века: тувинско-русские, монгольско-китайские отношения (1916-1919): архивные документы. - Кызыл, 1995. - 82 с.

12. Иезуитов, В.М. От Тувы феодальной к Туве социалистической / В.М. Иезуитов. - Кызыл: Тув. кн. изд-во, 1956. - 207 с.

13. Иконников, И.П. От Тувы феодальной - к Туве социалистической (цифровые факты) / И.П. Иконников // Ученые записки. Вып.12. - Кызыл, 1967.

14. История далекая и близкая: [о Тыва 1912-1914 гг.] // Содействие. - 1994. - 18-25 авг. - С. 4.

15. История Тувы: В 3 т. Т. 2. / под общ. ред. В.А. Ламина. - Новосибирск: Наука, 2007. - 430 с.

16. Кабо, Р.М Очерки истории и экономики Тувы. Ч.1. Дореволюционная Тува. / Р. Кабо. - Л.: Гослитиздат, 1934. - 202 с.

17. Каррутерс, Д. Неведомая Монголия. Т.1. - Пг., 1914. - С. 176.

18. Кон, Ф.Я. Экспедиция в Сойотию / Ф.Я. Кон. - С. 109-110

19. Книга памяти РТ. Т.2. / пост. И.М. Моллеров. - Кызыл: Тув. кн. изд-во, 2005. - 80 с.

20. Кюнер, Н.В. Восточные урянхайцы по китайским источникам / Н.В. Кюннер // Ученые записки. Вып. 6. - Кызыл, 1958.

21. Лайдып, А.К. Переселенческое движение русских крестьян как канал формирования связей России и Тувы в конце 19 - начале 20 вв. / А.К. Лайдып // Биоразнообразие и сохранение генофонда флоры, фауны и народонаселения Центрально-Азиятского региона: материалы 1-ой международной конференции (23-28 сент. 2002 г., г. Кызыл, Россия) / отв. ред. Н.Г. Дубровский. - Кызыл: ТувИКОПР СО РАН, 2003. - С. 213-214.