Революционный трибунал как одно из орудий террора в эпоху Французской революции XVIII века (март 1793 – май 1795).

На этом этапе Трибунал немало сделал для дискредитации жирондистов, причём их же руками. Жирондисты, имея большинство в конвенте, получили декрет о предании суду Ж.-П. Марата. В своём журнале тот нещадно громил Жиронду. Последняя не понимала, что обвинять Ж.-П. Марата в контрреволюции - нонсенс, оправдательный вердикт неизбежен, а это будет громкой победой якобинцев. Так и случилось: речь обвиняемого превратилась в речь обличающего, Ж.-П. Марата оправдали единогласно, его голову венчали дубовым венком, а самого на руках отнесли в Конвент. «Граждане, в ваших руках судьба преступников, оскорбляющих нацию; защищайте невинных и карайте виновных, и отечество спасено». Эти события произошли 24 апреля 1793 года. До прихода якобинцев к власти остаётся чуть больше недели.

И Н.И. Идельсон, и Е.В. Тарле достаточно много внимания уделяют фигуре общественного обвинителя. Именно на начальном этапе деятельности Трибунала, 13 марта 1793 года, этот пост занимает Антуан-Кентэн Фукье-Тенвиль (вернее, выбирают некого Луи-Жозефа Фора, но тот отказывается). Биография А.-К. Фукье-Тенвиля свидетельствует о том, что он умел приспособиться к любой власти. «Незаметными и как бы неслышными шагами этот маленький и обозлённый неудачами человек пробрался в поисках «какого либо места» на место, где в его руках оказалась вся страна. И здесь он был ужасен, ужасен, как холодная машина, которая делала то, что ей предписывается, для которой совесть, страданья людей были ничто; страшный работник, поддерживавший себя водкой и опьянявший запахом крови, которую он лил…».

Уже 5 апреля 1793 года конвент принимает важнейший декрет: «Декрет, отменяющий ту часть декрета 10 марта, в которой говорится о том, что чрезвычайный трибунал может разбирать заговоры и национальные преступления лишь по обвинительному декрету, вынесенному Конвентом, и который даёт право общественному обвинителю арестовывать, преследовать судом и присуждать всех обвиняемых в указанных преступлениях на основании доноса конституционной власти или граждан». Исключение составляли лишь члены Конвента, министры и генералы армии: для преследования их требовалось разрешение Конвента.

Общественный обвинитель стал фактически главой трибунала: он набирал судей, планировал зал заседаний, толковал закон, составлял обвинительные акты, встречался с палачом и заказывал телеги для осуждённых, отчитывался перед Комитетом общественного спасения.

Его называли «обер-поставщиком» жертв гильотины. Окружающие отмечали, что эту обязанность он исполнял с каким-то особенным вкусом и удовольствием. Он знал только один приговор - смерть. Если трибунал не решал дела достаточно быстро, он торопил судей и приказывал готовить заранее и приговоры, и колесницы, и эшафот. Зал заседаний, по его желанию, был устроен так, что туда помещалось сразу 100-150 жертв. Он приказал даже в самом зале воздвигнуть эшафот. Потребовалось вмешательство в дело самого Комитета общественного спасения, чтобы убрать отсюда гильотину. А для того, чтобы умерить рвение Фукье, пришлось издать закон, запрещающий предавать суду одновременно свыше шестидесяти человек. Он придумал принцип «амальгамы»: в ходе одного судебного процесса судили одновременно группу людей, не имевших друг к другу никакого отношения. Процессы Фукье-Тенвиль вёл жёстко, исход их был всегда предрешён. Жил он в квартире при тюрьме Консьержери, отдавая своему делу все силы и взяток не брал. Ниже будет показана роль общественного обвинителя в конкретных процессах периода якобинской диктатуры и его судьба на последнем этапе деятельности Трибунала.

На начальном этапе деятельности Революционного трибунала Конвентом был принят ещё ряд декретов, повлиявших на его деятельность. Декрет 19 марта 1793 года о наказании мятежников определял категории лиц, объявляющихся вне закона в связи с контрреволюционной деятельностью, меры, предпринимаемые к ним, и возможности освобождения от преследования. Декрет 21 марта 1793 года об учреждении революционных комитетов и об иностранцах создавал комитеты в коммунах Франции, которые должны контролировать иностранцев; определял права и обязанности иностранцев на территории Республики, наказания для них в случае нарушений или преступлений, вплоть до смертной казни. Декрет 25 марта 1793 года о полиции жилищ обязывал всех лиц, имеющих отношение к жилым помещениям, вывешивать подробные списки жильцов. Дополнительный декрет о Революционном трибунале, принятый Конвентом 27 марта 1793 года, обозначал статус общественных чиновников, которые могут быть призваны для работы в Революционный трибунал и порядок передачи дел из уголовных судов в Трибунал.

Таким образом, до прихода якобинцев к власти Трибунал работал менее трёх месяцев. Он ещё придерживался рамок закона и реагировал на возмущения народа в случаях нарушения этих рамок. Революционный трибунал ещё не вступил в фазу самой кровавой своей деятельности. Настоящим орудием террора он станет именно на этапе якобинской диктатуры, о чём и пойдёт речь ниже.

2. Деятельность Революционного трибунала в эпоху якобинской диктатуры

2.1 Организация и нормативная база деятельности Революционного трибунала (июнь 1793 - июнь 1794 г.)

Наибольшего размаха деятельность Трибунала достигла на этапе якобинской диктатуры. Нашей задачей является выявление особенностей организации и законодательной базы Трибунала до его реорганизации летом 1794 года, рассмотрение основных процессов этого периода, определение места Трибунала в системе якобинского террора.

С начала 1793 года на границах Франции вновь создалось угрожающее положение. Силы антифранцузской коалиции неуклонно росли, численность и боевая мощь армий республики падали. Предательство Ш. Дюмурье, перешедшего на сторону австрийцев, поражения французских войск в Бельгии и на Рейне сильно скомпрометировали Жиронду. В самой Франции происходили народные волнения, в первую очередь продовольственные бунты, вызванные резким скачком цен на продукты и товары первой необходимости. На западе страны, в Вандее, вспыхнул роялистский мятеж, быстро перекинувшийся в Нормандию и Бретань. Социальная борьба вновь обострилась, угрожая ещё более расколоть нацию в тяжелейшее для Франции время.

Якобинцы видели причину экономических трудностей и военных поражений в происках врагов революции - изменников и монархистов. Лидеры якобинцев - М. Робеспьер, Ж.-П. Марат, Ж. Дантон - требовали расправы над ними. Они настаивали на расширении террора. По мнению М. Робеспьера, настало время призвать народ к активным действиям, которые должны будут возглавить якобинцы. Жирондисты выступали в Конвенте против расширения террора и требовали суда над якобинцами. В свою очередь, якобинцы потребовали ареста жирондистов. Они создали повстанческий комитет и совместно с Коммуной Парижа организовали 31 мая 1793 года вооружённую народную демонстрацию против жирондистов. Но попытка свергнуть власть жирондистов не удалась: большинство депутатов Конвента не поддержало это требование. Тогда 2 июня 1793 года десятки тысяч вооружённых граждан и национальных гвардейцев окружили здание Конвента и потребовали ареста жирондистов. Конвент вынужден был подчиниться и принять декрет об исключении из своего состава 29-ти депутатов. Многие из них позднее были казнены. Так 2 июня 1793 года власть в стране перешла в руки якобинцев.

Придя к власти, якобинцы приняли ряд новых декретов. Было объявлено о возвращении крестьянам всех общинных земель, захваченных помещиками, и подушном уравнительном их распределении. В июле 1793 года Конвент принял Декрет об уничтожении всех феодальных повинностей крестьян, при этом все сеньориальные документы подлежали сожжению. Был введён революционный календарь. Сразу же после прихода к власти якобинцы приняли новую Конституцию 1793 года, устанавливавшую республиканский строй и провозглашавшую свободу неотъемлемым правом всех людей. Но при этом якобинцы заявили, что введение новой Конституции откладывается до конца войны. Свою власть якобинцы осуществляли через органы Конвента, имевшие чрезвычайные полномочия: Комитет общественной безопасности и Комитет общественного спасения. Последний ведал всеми внутренними и внешними делами, осуществлял руководство армией. Фактически этим комитетом руководил М. Робеспьер. По единогласному мнению учёных постепенно сложилась система якобинской диктатуры.

Как уже было указано выше, именно в этот период Французской революции террор достиг наивысшего размаха. Без сомнения, во многом усиление террора было обусловлено убийством Ж.-П. Марата 13 июля 1793 года. Этот акт необычайно способствовал усилению террористических настроений в Париже и провинции, так как Шарлотта Корде была неосведомлённой массой принята за агента монархистов. Её процесс, разбиравшийся в Революционном трибунале, явился первым по времени значительным делом, которое прошло в этой инстанции. И хотя, как отмечал Н.И. Идельсон, при наличии такого деяния приговор в отношении Корде не мог быть иным, чем смертная казнь, этот процесс показал, что Трибунал ещё соблюдал некоторые формы законного судопроизводства. В частности, в вопросе о виновности Корде было с точностью описано то конкретное фактическое деяние, которое вменялось ей в вину. Такая правильная постановка вопросов в деятельности Трибунала была чрезвычайно редким явлением.

Во время допросов Корде не согласилась с Фукье, который дал ей понять, что она - убийца. На вопрос о том, что её побудило к убийству, Шарлотта ответила: «Его преступления. Я убила одного человека, чтобы спасти сотни тысяч других, убила негодяя, свирепое дикое животное, чтобы спасти невинных и дать отдых моей родине». Совсем другое мнение по поводу убийства Ж.-П. Марата было у М. Робеспьера: если запросто убивают таких известных людей, как Друг народа, то что ожидать от врагов революции обычным людям? Нужно действовать на опережение, нужно найти потенциальных контрреволюционеров раньше, чем они начнут активно действовать. Идеи М. Робеспьера нашли отражение в ряде документов, которые и определили деятельность Трибунала на этапе якобинской диктатуры.

Ключевой документ - Декрет о подозрительных от 17 сентября 1793 года. Он определяет перечень подозрительных: «1) те, кто своим поведением или связями, речами или сочинениями проявили себя как сторонники тирании, федерализма и враги свободы; 2) те, кто не могут удостоверить… источники своего существования и факт исполнения своих гражданских обязанностей; 3) те, которым отказано в выдаче свидетельства о цивизме (благонадёжности); 4) государственные служащие, отрешённые или смещённые со своих должностей Национальным конвентом, или его комиссарами и не восстановленные на них… 5) те из бывших дворян, включая мужей, жён, отцов, матерей, сыновей или дочерей, братьев, сестёр, и служащих эмигрантов, которые не проявляли постоянно своей привязанности к революции; 6) те, кто эмигрировали в промежуток времени с 1 июля 1789 года до обнародования закона от 8 апреля 1792 года, хотя бы они и вернулись во Францию в срок, предписанный последним законом или ещё до истечения этого срока». Впоследствии с целью разъяснения данного Декрета 10 октября 1793 года было издано постановление Парижской коммуны о том, кого считать «подозрительными». Список подозрительных расширялся: «Те, кто говорят о несчастиях республики и всегда готовы с мнимо-печальным видом распространять плохие известия… те, кто меняют свой язык и поведение соответственно ходу событий… те, кто не принимали активного участия в событиях революции и для своего оправдания хвастаются уплатой налогов и сделанными пожертвованиями… те, кто ничего не сделали в пользу свободы… те, кто не посещают своих секций…» Как мы видим, список чрезвычайно обширный, и можно предположить, что во Франции было немного тех, кого нельзя было бы признать подозрительными, исходя из этого перечня. Вероятно, это является одной из причин таких невероятных масштабов террора.

Тот же Декрет от 17 сентября даёт инструкцию о том, как поступать с подозрительными. Все подозрительные лица, находившиеся на территории Франции, подлежали немедленному аресту. Вся информация о задержанных и изъятые у них документы направлялись в Комитет общей безопасности при Национальном конвенте. Как повлиял этот декрет на деятельность Трибунала? На его основании было совершено подавляющее большинство арестов, а, значит, и большинство дел Трибунал рассмотрел на основании этого декрета. Тюрьмы заполнились «подозрительными». Громкие политические процессы следовали один за другим. Интересны обстоятельства, связанные с процессом жирондистов. Они защищались, произносили длинные речи, требовали вызова свидетелей, вступали с ними в полемику. Процесс грозил затянуться. Сторонники крайних мер были раздражены. В адрес Трибунала посыпались требования «…не заниматься пустяками, а побыстрее свернуть шею этим злодеям, которых уже осудил народ».

Общественный обвинитель при Революционном трибунале А.-К. Фукье - Тенвиль обратился 29 октября 1793 года с письмом в Конвент, жалуясь на то, что обвиняемые… хотят сделать процесс бесконечным: «Кроме того, можно спросить, к чему свидетели? Тех, кто предстал на этом процессе, обвиняют Конвент и вся Франция; доказательства их вины очевидны… Но Трибунал обязан следовать закону. Конвент должен устранить мешающие ему формальности». Трибунал в лице обвинителя требует развязать себе руки, но, как бы, в рамках закона. Просьба была услышана, более того, зерно попало в благодатную почву. Ведь сам М. Робеспьер думал также. Ещё 25 августа 1793 года он произнёс речь в Обществе друзей свободы и равенства «О медлительности Революционного трибунала»: «Я проследил за адвокатскими формами ведения дел, в которых запутался Революционный трибунал. Ему требуются целые месяцы, чтобы судить какого-нибудь… убийцу французского народа! Противники тирании были бы уничтожены в двадцать четыре час, если бы она могла возродиться хотя бы на это время». Далее М. Робеспьер призывает использовать террор как способ мести за все прежние беды и унижения народа, а Трибунал как средство движения революции вперёд.

Конвент согласился с А.-К. Фукье-Тенвилем и в тот же день по предложению М. Робеспьера декретировал: если процесс длится уже более трёх дней, то председатель обязан поставить присяжным вопрос - не является ли дело уже достаточно ясным для них? Если присяжные дадут положительный ответ, то следует немедленно приступить к вынесению приговора. Отныне ни одно дело в Трибунале не рассматривалось более трёх дней.

Е.В. Тарле отмечал, что именно в этот период происходят изменения и в количественном составе Трибунала. Он разделяется на четыре секции, которые пользуются равными правами и работают одновременно. Число судей доводилось до 16, считая председателя и вице - председателя; число присяжных - до 60; заместителей - до 5; судебных приставов, канцелярских служащих и экспедиторов - до 8. Каждый месяц судьи и присяжные распределялись по жребию между четырьмя секциями; кроме того, они могли заменять друг друга. Председатель Трибунала или делегированный судья допрашивали по каждому делу подсудимого, выслушивали свидетелей, а затем, по жребию, решалось, в какую секцию должно было поступить дело. Предусматривалось, чтобы все секции имели по возможности равное количество дел. Ж. Дантон так видел ритм работы Трибунала: «Необходимо, чтобы Революционный трибунал был разделён на достаточно большое количество секций, чтобы ежедневно по одному аристократу и преступнику платили головами за свои преступления». Кроме этого, он настаивал на постоянном расширении деятельности Трибунала.

На первом этапе деятельности Трибунала Конвент запрещал государственным чиновникам производить ночью домашние обыски и аресты. С приходом якобинцев к власти Конвент отменил этот запрет. Беспокойство членов Конвента вызывал тот факт, что многие дворян эмигрировали, священники были сосланы. Депутат К. Базир отметил новую группу подозрительных: «…лавочники, крупные коммерсанты, биржевики, бывшие прокуроры, судебные приставы, наглые слуги, интенданты и дельцы, крупные рантье, сутяги по духу, профессии и воспитанию». Ещё до принятия Декрета о подозрительных в Париже Декретом 5 сентября 1793 г. была создана революционная армия из шести тысяч пехотинцев и тысячи двухсот артиллеристов; вместе с Трибуналом она должна была функционировать до той поры, «…пока почва республики не будет очищена от предателей и пока не умрёт последний из заговорщиков».

Период с июня 1793 года по июнь 1794 года дал Революционному трибуналу ряд знаменитых жертв; одной из первых была Мария-Антуанетта. После казни Людовика XVI никакой другой процесс не привлёк столько внимания, сколько суд над королевой. Этого суда ждали все. Фукье-Тенвиль даже писал жалобу Конвенту, что он долго не получает никаких документов, касающихся жены Людовика XVI. Когда процесс королевы начался, Фукье постоянно писал письма в Конвент, опасаясь, что королева избежит наказания, или её попытаются освободить, устроив побег. Фукье сам занимался формулировкой причин для казни. Список получился внушительным. Марию-Антуанетту обвиняли в равнодушном отношении к нации, обличали в распутстве, в инцесте, в слишком роскошном образе жизни, в отрицательном отношении к революции, в измене Франции. По мнению А. Собуля, то, что королеву приговорят к смертной казни, было понятно задолго до процесса. Её разлучили с детьми, переведя из Тампля в Консьержери. Все её письма передавались лично Фукье-Тенвилю. Ей не передали любимое рукоделие, собранное дочерью, опасаясь, что она покончит с собой с помощью вязальных спиц и Франция не увидит публичной казни королевы. В тюремной камере королевы постоянно проводились обыски. Допросы, начавшиеся 3 сентября 1793 года, преследовали целью найти в ответах Марии-Антуанетты признание в соучастии в пунктах обвинения, некогда выдвинутых против Людовика XVI. Бывшая королева была гильотинирована 16 октября 1793 года.

Процессы этого периода показали, что нередко создатели органов, подобных Трибуналу, сами становятся его жертвами. Становится ясен смысл слов, приписываемых П. Верньо, одному из казнённых руководителей жирондистов: «Революция подобна богу Сатурну: она пожирает собственных детей». Показательна судьба Ж. Дантона, который в некоторой степени был одним из «родителей» Революционного трибунала. Под давлением М. Робеспьера 31 марта 1794 года Ж. Дантона и его сторонников арестовали и обвинили в присвоении казённых денег. Суд Революционного трибунала закончился вынесением смертного приговора. Казнь состоялась 5 апреля 1794 года. Когда телега с Ж. Дантоном, следуя к месту казни, проезжала мимо дома М. Робеспьера, осуждённый крикнул своим громовым голосом: «Ты последуешь за мной, Робеспьер!».

Процессы Марии-Антуанетты, жирондистов, Ж. Дантона - это процессы известных людей, привлекшие внимание не только французов, но и иностранцев. Но не менее интересны и, в то же время, ужасны процессы рядовых граждан. Е.В. Тарле приводит примеры судеб людей (часто без имён, так как они не сохранились), сведения о которых он по крупицам собрал, изучая французские архивы. Некий адвокат оставил воспоминания о том, как при каждом стуке в дверь думал, что это его последний час; как выступал защитником без предварительного свидания с обвиняемым. Несчастная женщина, будучи свидетелем казни мужа, преждевременно родила пятого ребёнка и от всего пережитого лишилась рассудка. 82-летнего глухого старика, который уснул по дороге на казнь, спящим внесли на эшафот и казнили (его обвинили в том, что он переправил сундук с драгоценностями, принадлежавшими одному принцу крови, с севера на юг Франции). Одного парижанина обвинили в намерении заморить французский народ голодом на основании того, что его кухарка накопила кучу хлебных корок в глубине буфета, что было обнаружено во время домашнего обыска. Перечень таких процессов, рассмотренных Трибуналом, бесконечен. Оправдательные вердикты сначала воспринимались участниками Трибунала как недоразумение, а потом (после реорганизации Трибунала) прекратились. По любому обвинению вердикт был один - смертная казнь.

Таким образом, с приходом якобинцев к власти Революционный трибунал превратился в один из основных органов террора. Его роль возросла с принятием Декрета о реорганизации Трибунала.

2.2 Причины и характер реорганизации Трибунала летом 1794 г.

В июне 1794 года Революционный трибунал подвергся очередной реорганизации. Нашей задачей является определение причин и последствий этой реорганизации, рассмотрение судебных процессов на последнем этапе существования якобинской диктатуры.

Весной 1794 года положение якобинской диктатуры могло казаться более прочным, чем когда-либо. Территория Франции была очищена от врага, коалиция Пруссии, Австрии, Голландии находилась накануне распада. Продовольственное положение страны также улучшилось, нужда и голод в городах несколько смягчились. Максимум цен сохранялся в полной мере, для нуждающихся в Париже было установлено пособие. В целях обеспечения экономического подъёма и повышения обороноспособности страны якобинское правительство стало на путь поощрения развития промышленности. Правительственные органы предоставляли промышленникам кредиты и субсидии, оказывали им поддержку. Мелким торговцам был предоставлен относительный простор для проявления инициативы. Но в то же время весной 1794 года вновь обострилась социальная борьба. По мнению В.Г. Ревуненкова, якобинцы не могли предложить народу больше, чем дала их социально-экономическая и политическая программа 1793 года. В этих условиях якобинцы попытались сплотить население вокруг революционного правительства посредством новой религиозной идеи. 7 мая 1794 года М. Робеспьер выступил в Конвенте с докладом о культе «Верховного существа». Отвергая и атеизм, и католицизм, он предлагал новую государственную религию - культ «Верховного существа», культ природы. Эта идея не была изобретением М. Робеспьера, она была достаточно распространена. Без общей идеи или религии нации быть сплочённой очень сложно. Культ «Верховного существа» должен был стать идейной и моральной основой нового республиканского общества. Конвент одобрил доклад М. Робеспьера: «Культом, достойным Верховного существа, является исполнение человеком его гражданских обязанностей». 8 июня 1794 года в Париже состоялось грандиозное празднество в честь «Верховного существа». М. Робеспьер, накануне избранный председателем Конвента, возглавлял правительственную делегацию. Престиж революционного правительства, казалось, был неизмеримо высок, но сам М. Робеспьер и его ближайшее окружение испытывали необычайную тревогу. «Пусть вас не усыпляет картина внешнего благополучия, истинные патриоты, - предостерегал якобинцев М. Робеспьер, - …против вас ведут смертельную борьбу; спасите себя, спасите вместе с собой всех друзей свободы». Что же так беспокоило М. Робеспьера и какой выход из сложившейся ситуации нашли якобинцы?

Якобинцы начинали осознавать, по мнению некоторых исследователей, что они теряют поддержку ряда групп населения. Это было связано с тем, что буржуазия хотела экономической свободы в полной мере, среднее крестьянство, как и буржуазия, желало беспрепятственно и полновластно пользоваться приобретениями, полученными за годы революции. Крестьянская беднота не получила от якобинцев той поддержки, на которую рассчитывала; также она была агрессивно настроена против зажиточных крестьян и даже середняков. Рабочие были недовольны ужесточением политики максимума в отношении заработной платы и снижением тарифных ставок. Победы над интервентами убедили большинство французов в том, что коалиция европейских стран им уже не страшна, а реставрация монархии невозможна. Зачем же нужна такая жестокая диктатура, если Франции извне ничего не угрожает?

Кроме того, М. Робеспьер и его ближайшие соратники Ж. Кутон и Л.-А. Сен-Жюст реально опасались за свою жизнь. После казни Ж. Дантона часть якобинцев, не простившая её М. Робеспьеру, стала отдаляться от него. В Конвенте уже в апреле - мае 1794 года сложилась антиробеспьеристская оппозиция - Ж. Фуше, Ж.-Б. Каррье, Ж.-Л. Тальен, П. Баррас, Л. Фрерон. По мнению Н.И. Кареева, они начали убеждать членов Конвента в том, что М. Робеспьер готовится к установлению единоличной диктатуры. Брожение и раскол царили и в правительственных комитетах. На одном из заседаний Комитета общественного спасения Л. Карно бросил в адрес М. Робеспьера и Л.-А. Сен-Жюста: «Вы - смешные диктаторы». Напряжённые отношения сложились между Комитетом общественного спасения и Комитетом общей безопасности. М. Робеспьер и его соратники стремились завершить правительственную централизацию, подчинив последний первому.

Таким образом, нарастание оппозиционных настроений в стране, в Конвенте, в правительственных комитетах заставило М. Робеспьера и его группу искать выход. И этот выход они нашли в дальнейшем усилении террора, не предполагая, что это средство будет использовано против них.

10 июня 1794 года Ж. Кутон выступил в Конвенте с Докладом о Революционном трибунале. Он назвал Трибунал парализованным, обвинил его в промедлениях, избытке формальностей и снисхождении по отношению к обвиняемым: «Преступления…заговорщиков…угрожают…существованию всего общества или его свободе…жизнь негодяев становится…на один уровень с жизнью всего народа; поэтому здесь всякая медлительность преступна, всякая снисходительность и соблюдение ряда формальностей являются излишними или даже опасными для общества…». Ж. Кутон говорит не о наказании врагов родины, а об их уничтожении.

В этот же день с речью в Национальном конвенте выступил М. Робеспьер. В первой части речи автор говорит о расколе во французском обществе: одни стремятся продолжить борьбу с заговорщиками и врагами свободы и революции, другие требуют амнистию для заговорщиков и врагов народа. Далее М. Робеспьер описывает ситуацию во Франции - новые заговоры и множество иностранных агентов, наводняющих страну. На основании вышесказанного М. Робеспьер предлагает Конвенту ознакомиться с проектом закона, который внёс бы изменения в структуру и работу Трибунала. «Тот, кто пылает любовью к родине, с восторгом примет средства, какими можно добраться до её врагов и поразить их».

Не откладывая даже на следующий день, Конвент издаёт Декрет о реорганизации Революционного трибунала. Декрет определял состав Революционного трибунала: «…одного председателя, трёх товарищей председателя, одного общественного обвинителя, четырёх заместителей общественного обвинителя и двенадцати судей. Число присяжных будет равняться пятидесяти. Революционный трибунал будет подразделён на секции, состоящие из двенадцати членов…». Цель деятельности трибунала определена довольно чётко и кратко: «…чтобы наказывать врагов народа». Статья 5 даёт общую характеристику тех, кто признаётся врагами народа: «…кто посягает силой или хитростью на общественную свободу». Статья 6 расшифровывает вышесказанное: «1) те, кто призывает к восстановлению королевской власти, покушается… распустить Национальный конвент… 2) те, кто…занимая какую-либо военную должность, поддерживает отношение с врагами республики… 3) те, кто старается вызвать голод в республике… 4) те, кто укрывает заговорщиков и аристократов, клевещет на патриотов и совершает лживые вероломные поступки против правительства… 5) те, кто обманывает народ или народных представителей… 6) те, кто пытается вызвать в народе отчаяние… 7) те, кто пытается ввести народ в заблуждение… портит нравы и развращает общественное сознание… 8) те, кто злоупотребляет должностными полномочиями». Кроме того, Декрет называет врагами народа и всех тех, кто в предыдущих законах был обозначен как заговорщик и контрреволюционер. Анализ данных статей Декрета позволяет сделать следующие выводы: в сравнении с Декретом о подозрительных расширяется перечень лиц, подвергающихся преследованию: формулировки стали более расплывчатыми, что позволило расширить поле деятельности Трибунала. Само определение «враг народа» в сравнении с «подозрительным» уже являлось констатацией виновности лица; это способствовало дальнейшему углублению террора.

Все «подозрительные» по Декрету от 17 сентября 1793 года подлежали аресту. То есть предполагалось, что их дальнейшую судьбу всё же решит суд; не исключалось и избежание смертной казни. Декрет о реорганизации Трибунала предусматривал лишь одно наказание - смерть. Таким образом, исключалось такое юридическое понятие, как презумпция невиновности. Доказательством, необходимым для вынесения приговоров врагам народа, являлась любая улика, которую присяжные сочтут достаточным основанием; «…единственным руководством для вынесения приговора должна быть совесть присяжных, проникнутых любовью к родине… формами судопроизводства являются те простые способы, которые подсказываются присяжным их здравым смыслом». Доказательством вины мог быть и донос, который статья 9 Декрета определяла как обязанность каждого гражданина. Статья 13 позволяла не заслушивать на процессе свидетелей, если только они не нужны «для каких-либо важных соображений», например, для обнаружения сообщников. Статья 16 предусматривала наличие адвокатов лишь для «оклеветанных патриотов», заговорщикам защитники не полагались.

Таким образом, появление понятия «враг народа», расширение круга преследуемых, поощрение доносов, отказ от свидетельских показаний, отсутствие состязательности процесса, уничтожение принципа презумпции невиновности доказывают, что в этот период деятельности Трибунала налицо были явные признаки внеправового преследования, то есть террора. Именно этот Декрет и способствовал размаху террора в конце существования якобинской диктатуры.

Н.И. Идельсон писал о той ситуации, которая на последнем этапе якобинской диктатуры сложилась во Франции: «…жертвы плывут из тюрем на гильотину сотнями; в стране воцаряется настоящий каннибализм…Вся страна как будто обречена на эшафот».

За 49 дней, которые прошли от 10 июня до 27 июля 1794 года перед Трибуналом прошли 1703 человека, из них 1366 были казнены, а за это время было всего 43 заседания; в среднем в день по 30, иногда 50 - 60 человек. «Нож гильотины притуплялся, так что последние осуждённые, умирая, издавали долгий крик». Н.И. Идельсон приводит пример писца канцелярии Трибунала Легри: «…в пять часов ночи его арестовали, в семь привели в Консьержери; в 9 вручили обвинительный акт; в десять он сел на страшную скамью; в два был осуждён; в четыре не существовал». Заранее заготавливались обвинительные акты, в которых оставлялось место для имён подсудимых, а приговоры уже были написаны. В тюрьмах Парижа Комитет общественного спасения разыскивал заключённых, которые за плату указывали имена тех, кто якобы организовывал заговоры с целью побегов, или плохо отзывался о М. Робеспьере, Трибунале. Те свидетели, которые позже отказывались от своих слов, были казнены вместе с заговорщиками.

Н.И. Идельсон приводит примеры дел, когда вместо одних людей на скамье подсудимых оказывались другие. Например, по обвинительному акту должно было рассматриваться дело Сен-Перна, его жены и дочери; но оказалось, что арестовали не отца, а вместо него из тюрьмы привезли 17-летнего сына. Ясно, что мать не могла сойти за его жену, а сестра, на четыре года старше, - за дочь. У юноши было свидетельство о крещении, но никто не стал его смотреть. В тот же день несчастный был казнён, хотя никакого обвинения против него возбуждено не было; он был осуждён за факты, которые вменялись в вину его отцу. Пюи де Верин, 90 лет, оглох и ослеп за три года до суда; его судили 9 термидора вместе с женой. Ввиду глухоты он не ответил ни на один вопрос, в тот же день вместе с женой был казнён.

Среди вереницы дел нельзя не упомянуть о деле поэта Андрэ Шенье. Преданный королю Людовику XVI, он считал якобинцев настоящими врагами Франции. Он был арестован по Декрету о подозрительных. Когда ему предъявили обвинительное заключение, то оказалось, что все факты относятся не к нему, а к его брату Соверу, подозреваемому в соучастии в измене Ш. Дюмурье. Но это не остановило Трибунал. Андрэ Шенье был казнён по фальшивому обвинению. Составить новое обвинение никто не потрудился. Через 25 лет были впервые изданы его стихи и «…мир понял, какое преступление на счету у Революционного трибунала. Он задушил, без всякого мотива, одного из крупнейших поэтов Франции».

За период с 10 июня по 27 июля 1794 года Революционный трибунал вынес 1285 смертных и 278 оправдательных приговоров, тогда как за предшествовавшие 45 дней - 577 смертных и 182 оправдательных. «Головы падали с плеч, как спелые плоды», - писал французский историк А. Матьез.

Мнения о последствиях реорганизации Трибунала летом 1794 года высказывали некоторые специалисты. В 1837 году осуждавший Французскую революцию Томас Карлейль писал, что «…при чтении его у самой Горы захватило дыхание от ужаса…». В 1959 году поклонник Французской революции А.П. Левандовский упоминал «…страшный закон 22 прериаля». Жан Жорес считал, что именно этот закон привёл и самого М. Робеспьера к гибели. Русский анархист П.А. Кропоткин отмечал, что «…издать такой закон означало признать полную неспособность революционного правительства…И результатом закона 22 прериаля было то, что в шесть недель он помог назреть контрреволюции».

Таким образом, на последнем этапе якобинской диктатуры террор вытеснил какую-либо позитивную политику якобинцев. Это в конечном итоге стало одной из главных причин падения их власти.

3. Судьба Революционного трибунала после падения якобинской диктатуры

3.1 Революционный трибунал в июле 1794 - мае 1795 г.: характер существования и причины роспуска

С падением якобинской диктатуры наступает заключительный этап деятельности Трибунала. Нашей задачей является определение особенностей деятельности Трибунала в этот период, выявление причин его реорганизации и роспуска.

После переворота 9 Термидора в истории Франции начался период, получивший название термидорианской реакции. В историографии этот переворот оценивается по-разному. Ранее его однозначно называли контрреволюционным и считали, что именно в это время закончилась восходящая линия революции. В настоящее время данная точка зрения не исчезла, но появились и другие мнения. В частности, Д.Ю. Бовыкин считает, что термидорианский переворот и следующий за ним период должен был принести стране спокойствие, процветание и стабильность, прочное правительство; революция, по его мнению, не окончилась, а перешла в новое качество. Таким образом, при разнообразии оценок все исследователи сходятся в том, что к власти пришла так называемая «новая буржуазия», обогатившаяся во время революции на покупке земель, спекуляции, торговле и т. д.

В результате смены власти произошли серьёзные изменения во всех сферах и структурах жизни. Декрет об обновлении правительственных комитетов от 29 июля 1794 года и Декрет о правительственных комитетах от 27 августа 1794 года значительно урезали полномочия указанных комитетов. Например, компетенция Комитета общественного спасения ограничивалась отныне военным ведомством и дипломатией, компетенция Комитета общей безопасности - политической полицией. Возросла роль Законодательного комитета, в ведение которого перешли внутренняя администрация и суды. Гора, являвшаяся при Робеспьере ведущей политической группировкой в Конвенте, распалась. Подавляющее большинство бывших монтаньяров слилось с общей массой термидорианцев. Лишь небольшая группа, не более 30 человек, которые, приняв участие в свержении Робеспьера и понося его память, всё же продолжали выступать за демократическую республику и пытались сохранить свои связи с народом. Декретом об изменениях в составе Национального конвента от 8 декабря 1794 года в Конвент были возвращены 73 жирондиста, подписавшие в своё время протест против восстания 31 мая - 2 июня, и которых лишь Робеспьер спас от гильотины, а также ещё некоторые правые депутаты, всего 78 человек. Декрет от 21 августа 1794 года, отменяющий закон от 5 сентября 1793 года и разрешающий секциям заседать только один раз в декаду и Декрет о новом управлении Парижем от 31 августа 1794 года внесли коренные изменения в муниципальную организацию столицы. Единый для всего Парижа муниципалитет упразднялся. Париж был разделён на 12 округов, по четыре секции в каждом. В каждом округе создавался свой отдельный муниципалитет и избирался свой мэр. Упразднены были должности мэра Парижа, командующего Национальной гвардией Парижа, начальников легионов и многие другие. Упразднены были и революционные комитеты секций, которые заменялись Наблюдательными комитетами округов, подчинявшимися непосредственно Комитету общей безопасности Конвента, и им назначавшиеся. Секциям разрешалось заседать лишь раз в декаду, а вознаграждение в 40 су для неимущих за посещение секционных заседаний отменялось. Таким образом, если систему власти, сложившуюся на базе Конвента, термидорианцы лишь реформировали, приспособив к своим нуждам, то всё, что ещё оставалось от Коммуны Парижа, было ими полностью ликвидировано. Причиной этого, по мнению некоторых исследователей, было желание термидорианцев обезопасить и укрепить свою власть, не допустить вмешательства народа в новую систему управления. Прекратили свою деятельность клубы, в частности Якобинский и Электоральный. В начале февраля из зала заседаний Конвента были вынесены бюсты Л.-М. Лепелетье и Ж.-П. Марата, а прах Друга народа выбросили из Пантеона. Началась настоящая «охота» на бывших якобинцев. В Париже действовали так называемые «мюскадены» - «золотая молодёжь»; они направляли свою агрессию на всех, кого считали якобинцами или им сочувствующими. В страну возвращались эмигранты, правда, ещё под вымышленными именами и с фальшивыми паспортами. Возобновили свою деятельность церкви. Под давлением имущих слоёв Конвент Декретом о свободной торговле от 24 декабря 1794 года отменил систему максимума и восстановил в пределах республики полную свободу торговли. Наступил невиданный разгул спекуляции: «Цены на все предметы массового потребления поднялись во много раз, что вызвало рост народного недовольства и волну восстаний». Буржуазия же спешила насладиться жизнью, возрождая нравы старой дворянской аристократии, устраивая приёмы, концерты, балы.

Изменение социальной базы власти не могло не сказаться на деятельности Революционного трибунала. Последние жертвы якобинского террора (46 человек) погибли в день прихода термидорианцев к власти - 27 июля 1794 года. Деятели Революционного трибунала должны были согласовать свою работу с новой властью. 28 июля 1794 года делегация от Трибунала направилась в Конвент; среди них был и сам Фукье-Тенвиль, который указал Конвенту на юридическую сложность создавшегося положения: для казни лиц, нарушивших закон, было необходимо свидетельство трёх муниципальных офицеров; но они, вместе со всей Коммуной, тоже оказались вне закона. Конвент тотчас же разъяснил, что в данном случае можно обойтись и без этих свидетельств. Таким образом, термидорианцы сохранили Трибунал для ликвидации тех, кто имел власть при якобинцах. Начались три дня жестоких казней: 103 человека, начиная с окровавленного, не способного произнести ни слова, М. Робеспьера, предстали перед судом. Фукье-Тенвиль требует для них казни, и суд провозглашает смертные приговоры. Фукье требует смерти и для вчерашнего председателя Трибунала Р.-Ф. Дюма. Общественный обвинитель имел шанс и дальше продолжать свою деятельность, так как его кандидатуру на заседании Конвента предложили для реорганизованного Трибунала. Но под давлением оппозиционных сил Конвент принял решение об аресте Фукье-Тенвиля, который, узнав об этом, добровольно отдал себя в распоряжение властей. Он так и не признал себя виновным в том, что отправил на гильотину невиновных - он считал, что всегда действовал в рамках закона.

Таким образом, одним из первых шагов термидорианцев было устранение неугодных новому режиму лиц с помощью старого орудия террора - Трибунала. Но постепенно новая власть приходит к пониманию того, что Революционный трибунал в том виде, в котором он существовал при якобинцах, не мог отвечать потребностям нового режима.

По оценке Н.И. Идельсона, после свержения якобинской диктатуры история Революционного трибунала перестала быть историей того революционного суда, который был создан в марте 1793 года; при сохранении прежнего названия он становится воплощением других задач, других приёмов, олицетворением другой справедливости. К причинам реорганизации Трибунала можно отнести следующие: террор периода якобинской диктатуры достиг такого размаха, что настроил против них значительную часть населения Франции; одним из орудий террора, как было указано выше, являлся Трибунал. Термидорианцы, с одной стороны, не хотели повторить судьбу якобинцев, а с другой - пока не могли обойтись без такого органа, так как им требовалось время для создания новых структур. Кроме того, чтобы упрочить своё положение, новой власти необходимо было устранить тех, кто мог их дискредитировать. Это можно было сделать посредством Революционного трибунала.

Изменение в деятельности Трибунала произошли после принятия Конвентом ряда декретов. Декрет 1 августа 1794 года отменил якобинский Декрет о реорганизации Революционного трибунала от 10 июня 1794 года и ввёл в силу законы, упразднённые им. 11 августа 1794 года Конвент принял Декрет о Революционном трибунале, восстанавливающий Трибунал в том виде, в котором он существовал до 10 июня 1794 года. Был восстановлен предварительный допрос, восстановлены защита и свидетельские показания, «…председателю было вменено в обязанность ставить всегда особый вопрос о намерении подсудимого». В силу этого, признание подсудимого виновным хотя бы и в преступном деянии, но без установления того, что данное деяние было совершено именно с контрреволюционными намерениями, обязывало суд оправдывать подсудимого. Это давало присяжным возможность самого широкого освобождения обвиняемых. Декрет от 24 августа 1794 года об организации революционных комитетов обязывал революционные комитеты «…в течение двадцати четырёх часов после ареста направлять в Комитет общей безопасности мотивы постановления об аресте…» и запрещал содержать арестованного в заключении более двадцати четырёх часов без допроса. Таким образом, судопроизводство постепенно начинает возвращаться к правовым формам преследования с предоставлением определённых гарантий обвиняемым.

Преобразования коснулись и состава Трибунала: из него исключались «ставленники М. Робеспьера» - все, кто состояли в Трибунале при якобинцах; присяжные выбирались по всей Франции по представлению депутатов и обновлялись каждые три месяца. Возросло количество оправдательных приговоров: за последние четыре месяца существования Трибунала из 942 подсудимых 837 были оправданы, к смертной казни были осуждены 46 человек, остальные - к различным тюремным срокам. Если проанализировать состав тех, кто обвинялся в этот период, то, по мнению Б. Бачко, это были наиболее активные проводники террора при якобинцах. Самый показательный процесс - дело Нантского революционного Комитета и Проконсула Вандеи, знаменитого Ж.-Б. Каррье. Это было первое дело, в котором открыто обвинялись «все крайности и перегибы в проведении политики террора». Сам Ж.-Б. Каррье, оправдываясь, считал виновным не себя в казнях прошлых лет, а сам террор как систему. В рамках этого дела к суду были привлечены 30 человек, но присяжные только у трёх подсудимых обнаружили преступные намерения. У 27 человек не усмотрели контрреволюционных намерений в том, что они потопили в реке Луаре несколько сот человек: «подозрительных», контрреволюционеров, сочувствующих вандейцам, родственников эмигрантов, богачей и скупщиков, ответственных за голод. Этот приговор присяжных вызвал огромное волнение в обществе: каким образом люди, изобличённые в ужасных преступлениях, могли быть освобождены. Возмущение, вызванное делом Ж.-Б. Каррье, повлекло за собой вмешательство Конвента: 27 оправданных были преданы суду обычных судов, и деятельность Революционного трибунала была приостановлена.

Возобновилась она лишь через два месяца, после ещё одного, на сей раз последнего, переустройства Революционного трибунала по Декрету от 28 декабря 1794 года. Эта последняя реорганизация Трибунала свидетельствует о стремлении создать специальный суд для политических преступников, но со всеми формами, гарантирующими охрану подсудимого и свободу его защиты. Длинный и очень подробный документ регламентировал судопроизводство нового Трибунала.

В компетенцию Трибунала входило рассмотрение «…всех покушений на безопасность государства,… на свободу, равенство, единство и неделимость Республики,… всех заговоров с целью восстановления королевской власти или…любой власти, посягающей на суверенитет народа». Таким образом, данный Декрет называл более конкретные формулировки обвинения, а не расплывчатые, как, например, в Декрете от 10 июня 1794 года. Правовые нарушения, в которых обвинялись «…члены исполнительных комиссий и их заместители, судьи и общественные обвинители уголовных трибуналов» также были подведомственны Трибуналу. Отдел 4 Декрета был посвящён порядку предания обвиняемых суду Революционного трибунала: «Никто не может быть предан суду…иначе, как декретом Национального конвента; …постановлением Комитета общей безопасности; …исходящим от Трибунала, либо от общественного обвинителя предписанием об аресте…» Но активность общественного обвинителя была ограничена: например, предусматривалось его обращение в совещательную палату до того, как обвинитель отправит под суд соучастников преступлений. До того, как конституционные органы отошлют общественному обвинителю документы, касающиеся обвиняемых, они должны передать их Комитету общей безопасности. Отдельно рассматривался и вопрос о приговоре: без достаточного количества улик обвиняемый объявлялся оправданным и немедленно освобождался и «никакое лицо, подобным образом оправданное, нельзя будет снова арестовать или обвинить в том же деянии» . Отказались от мысли ставить постоянно вопрос о наличии контрреволюционных намерений подсудимого, заменив его постановкой вопроса о том, не учинено ли судимое деяние «…невольно или же без дурного умысла». И хотя приговоры суда не подлежали никакому обжалованию, но данный закон, в сравнении с прежними, был, по мнению Н.И. Идельсона, в высшей мере гуманным и юридически приемлемым. Его появление приветствовалось, как воцарение истинного правосудия.

Таким образом, Трибунал, в сравнении с периодом якобинской диктатуры, вновь обретает черты законного органа правосудия в отношении прав обвиняемых. Привлечение к суду теперь осуществлялось на основании официальных документов в отношении каждого обвиняемого; доносы, личное мнение обвинителя, малая доказательная база исключались. Предполагалось тщательное исследование доказательств вины, не могло быть и речи о том, что процесс должен быть завершён в строго определённые сроки. Личность подсудимого не давала Трибуналу права осудить его только за то, кем он являлся. Всё это проявилось в деле членов бывшего Революционного трибунала, в частности, Фукье-Тенвиля.

Слушание этого дела началось 27 марта 1795 года и продолжалось в течение 45 заседаний. Было допрошено более 400 свидетелей. Защищая себя, Фукье-Тенвиль часто высказывался в таком тоне, как будто он был всё ещё обвинителем, а не подсудимым. При этом его никто не прерывал и не останавливал. Его речь продолжалась шесть часов. По мнению М. Алданова, термидорианцы могли казнить Фукье-Тенвиля и без такого длительного процесса только за его имя; но они этого не сделали, показав на таком громком деле торжество истинного правосудия. Смертный приговор был подтверждён огромным обвинительным актом, а не был вынесен априори. 6 мая 1795 года Фукье и его ближайшее окружение были осуждены, а 7 мая - казнены.

Процессом Фукье-Тенвиля история Революционного трибунала заканчивается. 31 мая 1795 года, по Декрету об упразднении Чрезвычайного уголовного трибунала, учреждённого законом от 10 марта 1793 года, он прекратил своё существование. Теперь правонарушения, которые подлежали ранее его ведению, «…рассматривались в уголовном трибунале того департамента, где они были совершены». В самих же департаментах создавались специальные суды присяжных. Кроме того, в дополнение к указанному Декрету Конвентом было издано два декрета - 28 июня и 16 августа - о кассации всех без исключения приговоров, вынесенных Революционным трибуналом по всем делам с 10 марта 1793 года до 28 декабря 1794 года, которые явились актом справедливости по отношению к памяти погибших и, вместе с тем, возвратили их наследникам право на конфискованное имущество. Этот жест Конвента стал заключительным фактом летописи Революционного трибунала.

В историографии нет чётких формулировок относительно причин роспуска Революционного трибунала. Исследователи рассматривают следующие факторы, повлиявшие на прекращение его деятельности. По мнению А. Собуля, эпоха террора прекратилась, не было теперь нужды и в одном из главных его орудий. Схожую точку зрения мы видим у П. Генифе: с прекращением якобинской диктатуры завершилась наиболее жестокая фаза революции, затем постепенно отмирают и органы, посредством которых осуществлялся «неистовый террор». А.З. Манфред объяснял, почему термидорианцы не устранили Трибунал сразу после прихода к власти: он был необходим им для законной расправы над якобинцами и их сторонниками. Выполнив поставленную задачу, Трибунал утратил своё назначение и был ликвидирован. В.Г. Ревуненков полагал, что термидорианский переворот положил начало упадку революции: новая буржуазия в принципе отказалась от понятия «революция» и уничтожила всё революционное, в том числе и Трибунал. Д.Ю. Бовыкин, анализируя разные точки зрения на период Термидора, высказал мнение, что новая власть особо не нуждалась в Трибунале, но через его реорганизацию хотела показать стране, что подобный орган может быть не таким ужасным, каким его сделали якобинцы: доказав это через ряд процессов, термидорианцы его устранили.