Повседневная жизнь русского провинциального города второй половины XVIII века в мемуарах, письмах и воспоминаниях современников

Влияние природной среды на городскую жизнь. Связь бытовых условий жизни и застройки городов. Социальная структура и нравы горожан. Дворянское общество провинциального города. Особенности быта купечества. Парадоксы административного управления городами.

Рубрика История и исторические личности
Вид дипломная работа
Язык русский
Дата добавления 07.04.2015
Размер файла 2,8 M

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Приятельницы, изрекшия такой ужасный приговор, выдавая себя за строгих блюстительниц чистоты нравов, были сами точно такого же поведения, что в особенности в отношении жены Чепиги было мне совершенно известно». Особенно стыдится Мигрин своего личного участия в расправе над женщиной: «В угождение невинной жене Чепиги, я (как секретарь в войсковой канцелярии) сказал в канцелярии повытчику, чтобы он написал предписание городничему о поступлении с сказанною вдовою, за развратное поведение ея, по вышеупомянутому, и несчастную подвергли этому истязанию и посрамлению, и выгнали из города».

Впрочем, сами черноморские казаки, будучи наследниками традиций Запорожской Сечи, к своим женам относились как к низшим, зависимым существам. Характерный пример отношения казаков той эпохи к браку разыскал в свое время Ф.А. Щербина. 22 апреля 1794 г. архиепископ Феодосийский Иов писал Головатому, что в апреле этого года казаку Самойлу Голованченко отдана была по его просьбе его законная супруга Авдотья Юрьевна, находившаяся три года замужем в Керчи за босфорским купцом Пантелеем Востропловым и прижившая с ним мальчика и девочку. Впоследствии оказалось, что Голованченко продал свою жену второму мужу за 250 руб "и дал тому, второму мужу, Востроплову, уступчую, засвидетельствованную войска Черноморского полковым старшиною Иваном Станкевичем и босфорским городовым магистратом, такую, что он, Востроплов, сию Авдотью сыщет, то она должна быть за ним вечно и на него он, Голованченко, нигде искать не будет".

В общем-то, в Донском казачьем войске в XVI-XVII вв., например, подобная продажа жен не была исключительным явлением. В Черномории конца XVIII века это воспринималось уже как нечто из ряда вон выходящее, однако светские и церковные власти в данном случае вынуждены были смириться и не наказывать Головаченко, чтобы не повредить репутации всего Черноморского войска.

Порой целомудренные нравы российских горожан «давали сбой» при столкновении с редкими в России иностранцами, как бы стоявшими вне контекста местной морали. Так, столь славный ремеслами городок Валдай, стоявший на дороге из Москвы в Петербург, проявлял довольно странное гостеприимство к иностранцам, находившее у многих из них горячий отклик. Встречу с темпераментными местными барышнями предвкушал испанец Ф. Миранда, проезжавший через Валдай в 1787 г. («город Валдай, известный красотой и свободными нравами местных женщин»). Однако в первый день лил дождь, и ни одна из «служительниц Венеры» не приехала в гостиницу к испанцу. В девять часов вечера, по выезде из гостиницы, Миранда увидел «сих прелестниц», но они не показались ему «обольстительными». О навязчивых торговках баранками упоминали иностранцы и позднее - по всей видимости, женщины этой профессии были особенно любвеобильны.

Впрочем, «любовное расположение жителей» Валдая было хорошо известно и русским путешественникам. Так, о «непотребных ямских девках» в своих записках упоминал Державин. Ему вторил в своем «Путешествии» Радищев: «Кто не бывал в Валдаях, кто не знает валдайских баранок и валдайских разрумяненных девок?».

Любопытно, что особенно рьяно насаждавшая столь строгую, приводившую к подобным казусам мораль церковь сама не была идеальной с точки зрения этики - как современной, так и тогдашней. Так, в XVIII в. и позднее существовала обязательная для всех прихожан регулярная (по крайней мере, раз в год) исповедь, и приходские попы аккуратно сообщали «куда следует» имена тех, кто давно не был на исповеди. Могли они и нарушить тайну исповеди, если речь шла о государственном или религиозном преступлении, что вызывало глухое недовольство в городской среде.

Также с духовенством связан и примечательный обычай в тогдашнем Киеве: княгиня Дашкова отметила, что обучавшиеся «на казенный счет» в Киево-Могилянской академии юноши «расходились вечером толпами по городу и пели псалмы и гимны под окнами; жители бросают им деньги, и студенты отдают в них точный отчет своим наставникам». Следовательно, церковь стремилась строго контролировать не только жизнь мирян, но и своих собственных воспитанников.

Случались и значительные «перегибы» в миссионерской деятельности церкви, особенно это характерно как раз-таки для провинции, где пыл священников не могли охладить центральные власти в лице Синода. Православная вера считалась не только единственной «истинной верой», но и важной опорой самодержавия, посему нижегородский епископ Дмитрий Сеченов, к примеру, с полным сознанием собственной правоты проводил массовые крещения, насильно заталкивая в Волгу всех «сомневающихся», а тобольский митрополит Сильвестр Гловацкий вырубил немало лесов под предлогом строительства церквей, насильно окрестив всех их обитателей. Доставалось от ретивых миссионеров и тем народам, которые исповедовали ислам - порой насильно крестили и мусульман.

Кроме всего вышесказанного, с петровских времен не утихала и борьба с раскольниками, которые составляли, по оценкам исследователей, до трети населения всего Урала. На гонения староверы в 1750-х гг. ответили волной ритуальных самоубийств. Так, в 1751 г. в Тобольске вследствие притеснений местного епископа покончили с собой 189 человек одновременно, в том числе семья из 33 человек в полном составе.

Если же отвлечься от крайностей, порожденных вечными вопросами религии и морали, и обратиться к парадоксам быта, то здесь мы увидим множество казусов, порожденных низким уровнем образования большей части горожан, компенсировавшейся многочисленными суевериями. Даже в случаях опасных эпидемий городское население зачастую не старалось принять какие_то рациональные меры медицинского характера, что с удивлением отметил И. Лепехин: «В сие лето Устюжский уезд потерпел наказание, причинившее немалый урон уездным жителям. А именно, везде был повал на лошадей. Нимало не старались преодолевать болезнь лекарствами; но только захворавшую скотину отводили в нарочно сделанные засеки, где она издыхала. Болезнь оказывалась опухолью на нижней губе, от которой в скором времени по всему телу распространялась и удавляла скотину». Зато с болезнями порой боролись проведением крестных ходов, что лишь увеличивало возможности распространения инфекций. Конечно, и в провинциальных городах находились образованные люди, протестовавшие против подобного невежества, однако их было слишком мало, чтобы серьезно повлиять на общественное мнение. Так, о состоянии дворянского образования в середине столетия княгиня Е.Р. Дашкова писала: «В ту эпоху, о которой я говорю (то есть во времена Елизаветы), наверное можно сказать, что в России нельзя было найти и двух женщин, … которые бы серьезно занимались чтением». Не лучшего мнения была Дашкова и о мужчинах-дворянах той поры.

Несмотря на столь низкий уровень образования и устроенности быта (по крайней мере, по сравнению с «просвещенными» столицами), у провинциальных горожан была своя гордость и свои амбиции, порой принимавшие причудливый характер. Порой тяга к подражанию столицам просыпалась, например, в провинциальном Ярославле. Так, в 1744 г. при одной из мануфактур была даже построена Петропавловская церковь «по подобию» одноименного собора в Петербурге. При этом амбиции провинциальных заводчиков были зачастую непропорциональны реальной эффективности их предприятий. Наиболее красноречив случай с городом Сольвычегодском, где убыточным оказалось некогда «градообразующее» предприятие: по словам Лепехина, результат действия соляных варниц столь мал, что «вывариваемой соли едва достает на нужды городских жителей».

Не менее курьезные ситуации порой случались в сфере непосредственных экономических взаимоотношений горожан друг с другом. К сожалению, можно констатировать, что в сфере торговли и начинавшегося предпринимательства порой господствовали взаимный обман и бесчестность. Так, о рискованных, выражаясь современным языком, «операциях с недвижимостью» в позднефеодальном городе рассказал хорошо знавший это дело Л. Травин: «Состоящие ж в Опочке домы стали мне не нужны, кои старался я продать, только в таком малолюдном городе не было желающих, то запродал было я больший из оных господину полковнику Александру Максимовичу Вындомскому за пять сот рублев в генваре 1789 года; деньги же обещевал в апреле, а дом спешил от меня получить. Слава Богу, что он ошибся, не озадачил нисколько, а между тем добрые люди предостерегли, что он на отдачу весьма медлен, и я бы с великими волокитами и хлопотами не скоро мог получить, что и я размыслил. К счастию ж в то ж время сторговал у меня другой, меньший, дом майор Ануфрий Васильевич Берников за триста рублев. Сие подало причину и резон господину Вындомскому отказать, чему я был рад и послал о сем к нему письмо, на котором он возвратно написал, что он тем недоволен. Однако ж, не обязав задатком, принужден отстать».

Таким образом, продажа недвижимого имущества в маленьком городке была сопряжена со многими рисками и проходила с трудом и медленно. Интересно, что, как мы уже отмечали выше, что даже в негласном кодексе «купеческой чести», вполне сложившимся к концу века, обман казны и покупателя не считался пороком, а вот в расчетах со своими, с такими же купцами и торговцами даже при крупных суммах все держалось на честном слове, которое никогда не нарушалось.

Наряду со складыванием своеобразной капиталистической этики купечества и торгового люда, в процессе становления во второй половине XVIII века находилась и культура развлечений обеспеченной части предпринимателей. По сути, единственным развлечением купечества Сибири (да и остальной России тоже) были парадные обеды. Обед сибирских купцов был сытным (главное блюдо - пельмени), а также был праздником и важнейшим событием. Исследователь конца XIX в. Н.М. Ядринцев писал: «Угощение и обед … получают значение официальное, политическое и дипломатическое. Угощают деловых и нужных людей, угощают начальство. В обедах выражаются все торжества, овации, демонстрации, причем красноречие предоставляется блюдам, а гости молчат». Если добавить к этому то, что на обеде человек наедается пельменями «до верха горла», то мы получим всю картину сибирского купеческого обеда - молчаливого, но торжественного действа. В целом, хождение в гости и присутствие на парадных обедах в изучаемую нами эпоху стало своеобразной модой в русской провинции. Так, известный нам дмитровский купец Толченов, человек веселый и общительный, за 16 лет побывал на званом обеде 905 раз, то есть он ходил в гости каждую неделю. Но наибольшего развития эта мода достигла, пожалуй, в конце 1780-х гг. в Туле, где одно время все «только и рыскали по знакомым», и средняя продолжительность визита составляла несколько минут. При столь кратком визите у гостей, разумеется, не было возможности отобедать, но примечателен сам факт такого рвения в исполнении обычая.

Однако, несмотря на складывание своеобразной культуры застолий в купеческой и разночинной среде, этот обычай не всем приходился по нраву, в первую очередь, ввиду своей дороговизны. Это обстоятельство вынудило экономного Л. Травина даже покинуть свой город Опочку: «Хотя я провождал свою спокойную жизнь от посторонних дел, но, живучи в городе Опочке, весьма прискучилось, то от городовой тягости, то от частых гостей, навещающих для угощения, ибо, сочтя, нашел, что в год рублей по сту выходило на то понапрасну. По таким обстоятельствам пришло желание перейтить жить из города Опочки в сельцо мое Павлихино, поелику от города только в четырех верстах». Возможно, впрочем, что городовые «тягости» сыграли все же большую роль в переезде Травина в деревню, чем надоевшие ему визиты гостей.

В устоявшуюся в России культуру обильных застолий не вписывались и дворяне-иностранцы, что порой также приводило к недоразумениям. А.Т. Болотов описывает подобный случай из своего детства, когда его отец в Бовске свел дружбу с местным немцем-помещиком и тот пригласил его и нескольких офицеров полка к себе на обед. Несмотря на «ласковый» прием, к полудню гостям подали только «по маленькой рюмочке водки и вместе с нею на тарелке по маленькому сухарику белого хлеба для закуски», к непомерному удивлению всех гостей, кроме Болотова-старшего, знавшего обычаи курляндцев. К двум часам пополудни «не привыкшие так долго говеть» гренадеры уже делали отчаянные знаки своему полковнику, который, понимая всю неловкость ситуации, отослал их прогуляться по саду. Вскоре они выяснили, что обед не подают вовсе не по причине забывчивости или жадности немца, а всего лишь потому, что «жареного нет и что не возвратился еще с поля егерь, посланный стрелять дичь всякую». Конец долгожданного обеда также не принес облегчения офицерам: «Однако, как они ни сердились и ни бранились, но принуждены были еще с целый час поговеть для двух маленьких куличков, которых и обоих для одного человека было мало; но зато и дали же они ему, возвращаясь назад, изрядное благословение и всю дорогу о том продосадовали и прохохотали». Можно сказать, что столкновение двух застольных культур закончилось в данном эпизоде мирно, но без взаимопонимания.

Исследовав уникальные и нехарактерные эпизоды проявления нравов горожан, мы можем сделать вывод о сложности и неоднозначности развития городской культуры и быта, промежуточном положении города второй половины XVIII столетия между патриархальностью и новыми, буржуазно-капиталистическими реалиями. Кроме того, на русский провинциальный город того времени серьезно влияла сильная центральная власть. Порой влияние столиц на жизнь провинции было столь сильным и приводило к таким неоднозначным результатам, что рассмотрение этого вопроса требует выделения отдельного параграфа в рамках данной работы.

3.2 Парадоксы административного управления городами

Многие исследователи, и в первую очередь западные (Пайпс и др.), полагали, что самодержавие как исторически сложившаяся форма властвования в России XVIII в. подавляло всякое сопротивление себе на местах и не допускало никакого местного самоуправления и местной общественной жизни. Действительно, центральная власть крепко держала в свои руках все нити управления провинциальным городом, однако он был в то время уже достаточно самостоятельной структурой, чтобы тем или иным образом оказать петербургским властям сдержанное сопротивление. Наиболее удивительный случай грубого вмешательства властей в местные дела произошел, пожалуй, в Архангельске. Там в 1767-1768 гг. по настоянию центральных властей пытались в порядке эксперимента ввести уличное освещение. Перед городской общественностью «был возбужден вопрос о необходимости, хотя бы осенью, освещать фонарями улицы в городе». Однако граждане прохладно отнеслись к идее и решили ее «зрело» обсудить.

7 сентября 1767 г. губернский прокурор Нарышкин просил губернскую канцелярию «согласить» освещение улиц, «так как ночи столь темны бывают, что человеку человека видеть не можно, и нередко случаются по ночам не только воровства, но и смертоубийства, а в недавних годах в такое осенне время было и зажигательство» (т.е. поджоги, в корыстных или хулиганских целях).

Губернская канцелярия, по-видимому, опасаясь брать на себя ответственность, «испросила резолюцию» на это резонное предложение у архангельского губернатора. Но тот передал дело обратно и в свою очередь ответил, что «если такие по улицам фонари с огнем при обывательских домах определено будет иметь, то можно ли к недопущению таких злодейств, от которых бы не воспоследовали чрез тот имеющийся в фонарях огонь зажигательства, стоящим у рогаток караульным те фонари и идущих против оных людей видеть; равномерно ж и от подлежащих мест истребовать известие, когда те фонари с огнем при домах будут, то граждане согласны ль будут содержать оные». Таким образом, для городского общества вопрос стал дилеммой: без фонарей «опасность от грабительства», с фонарями - «от зажигательства».

И все-таки жители Архангельска посчитали фонари бесполезной и «обременительной» затеей далеких от их нужд властей. Решение городской общественности было следующим: «Архангельского посада от старост и граждан объявлено, что де прописанная в магистратском указе, предложенная от его превосходительства господина архангелогородского губернатора опасность, чтоб от ночных на столбах по улицам фонарей бедствие всему городу (деревянному почти полностью! - А.Г.) злодеи зажигатели не учинили, признавается в архангелогородском посаде большею, нежели чаемая теми фонарями для драк предосторожность. <…> Того ради архангелогородское гражданство, в многом недостаточное и по разным обстоятельствам изнуряемое, употреблять свое иждивение на оные фонари не признает делом для общей безопасности необходимым».

Можно предположить, что данное решение было принято не случайно. В нем отражается как объективная опасность пожаров в по_прежнему деревянной застройке городов, так и глубокий консерватизм обитателей, не доверявших даже упоминавшейся вооруженной страже, выставленной на городских улицах. Как бы то ни было, «рационализаторская» идея властей в тот раз не воплотилась.

Еще одной проблемой Архангельска и его обитателей стала попытка властей ввести в 1780-е гг. в употребление «земляные яблоки» - картофель. Хотя «партикулярными людьми» он разводился уже в первой половине века, однако в целом по стране к этому «иноземному нововведению» относились с недоверием вплоть до середины XIX столетия.

В апреле 1765 г., будучи в Петербурге, губернатору Архангелогородской губернии Головцыну удалось раздобыть немного «земляных яблок», которые он и послал домой в сумке за своею печатью: «Надо полагать, что картофеля в сумке было очень немного, так как роздан он был губернское канцеляриею только пяти лицам».

Далее, по указу Сената от 31 мая 1765 г. Головцыну были присланы 525 экземпляров «сочиненного в медицинской коллегии о разводе и употреблении земляных яблоков, потетес называемых, наставления, для раздачи оных дворянству и прочим в губернии и провинциях обывателям».

Однако, как ни хлопотали власти, согласно рапортам сотских, результат был тот, что «или оных яблоков в почве вовсе не было», или «по Божескому изволению ни единого яблока урожаю не оказалось», или что «оных яблоков не токмо произращения и приплоду, но и того, что было посажено в земле, не обыскалось».

Почему результат этого указа был именно таким, остается только догадываться. Вероятнее всего, крестьяне просто проигнорировали указ, либо же тайно вырыли обратно посаженные корнеплоды, так как суеверно боялись «чертова яблока». Возможно, и эта затея властей провалилась, так как несколько опередила свое время, и условия для ее рецепции в провинциальном городе еще не были созданы.

Впрочем, суевериями и предрассудками были заражены не только провинциальные горожане, но и петербургский двор. Об этом свидетельствует ряд правительственных указов данной эпохи, затрагивавших проблемы городской повседневной жизни. Царское правительство несколько раз за столетие вырабатывало точнейшие инструкции о специальных церковных обрядах при эпидемиях. Так, в Костроме 1771 г., во время вспышки чумы, Екатерина II специально подтвердила прежний указ 1730 г., предписывавший в таких случаях трехдневный пост. После поста следовало «иметь крестный ход» по воскресеньям вокруг всего города, «а если где обширный город, то -- на другой и на третий день». Во время этого «хождения, хотя по трудам и можно от вина и от пищи подкрепиться, но надлежит наблюдать, чтобы излишества наипаче к пьянству не оказалося».

Бургомистр г. Дмитрова И.А. Толченов описывал те же средства по борьбе с эпидемиями в своем городе -- по воскресеньям крестные ходы от каждой церкви вокруг ее прихода и три крестных хода вокруг всего города. Сам бургомистр не одобрял эти меры, но ничего не мог поделать с указами из Петербурга, даже если они казались просвещенному городскому главе абсурдными. Правительство же считало крестный ход действенным средством и для борьбы с пламенем, против частых городских пожаров.

Правительственным указам вторили своими административными решениями и власти на местах. Порой эти решения носили весьма странный характер, особенно часто - в случае какого-либо знаменательного события. Например, в честь учреждения тульского наместничества состоялась церемония открытия приказа общественного призрения, которое закончилось несколько неожиданным для нас образом: «Дан был обед для 24 убогих старцев; потом каждому из них пристойное платье, обувь и по рублю награждения. При том, что в год они тратили около 17 копеек. <…> Торжественное открытие тульского наместничества завершилось еще одним театральным спектаклем - был представлен сочиненный для сего случая торжественный пролог». Почему и с какой целью на «убогих старцев» были потрачены такие деньги и какой интерес у них могло вызвать театральное представление, остается только догадываться. Даже если допустить, что под «убогими старцами» здесь следует понимать уважаемых в городе нищенствующих монахов или юродивых, рвение властей все же носит весьма странный характер. Единственной возможной гипотезой в этом случае является предположение, что чиновники местного магистрата хотели таким образом выслужиться перед высшим начальством, но и эта идея не объясняет удивительного характера торжеств в Туле.

В целом, в XVIII в. заметно стремление властей ввести в жизнь города какие_то новые праздники, не связанные по своему содержанию с верованиями -- христианскими или дохристианскими. Прежде всего, это были так называемые царские дни -- первоначально празднование именин царя, царицы, позднее -- и других членов царской семьи, рождение наследника и т. п. Целью правительства в этих случаях было, видимо, повышение авторитета царствующей династии. К царским дням примыкали праздники по случаю великих событий -- побед, заключения мира и т. д..

Однако даже традиционные церковные праздники открывали простор для воплощения смелых идей местных властей, светских и церковных. Известный нам И.А. Толченов в 1778 г. встретил Пасху в Твери. Он записал в дневнике, что праздник начался в час ночи тремя пушечными выстрелами, которым отвечал благовест всех церквей. В соборе служили торжественную заутреню, причем евангелие читали сразу на четырех языках -- греческом, латинском, русском и французском. В этом было, видимо, особое щегольство местных священнослужителей и, возможно, присутствовавших дворян, так как только они в городе могли владеть французским языком.

Порой городские власти принимали важные в масштабах города решения, которые вообще не поддаются рациональному объяснению. К примеру, известный пермский краевед Д.Д. Смышляев в свое время разыскал в городском архиве Перми весьма интересные сведения по начаткам благоустройства города. В «ордере» от 6 апреля 1787 года генерал_губернатор Перми А.А. Волков особо обратил внимание городской Думы на необходимость поддерживать в исправном состоянии «дорогу, идущую к кладбищу для погребения усопших, которая яко необходимейшая по течению жизни человеческой, должна быть сочтена равно якобы лежащая среди города улица». По иронии судьбы, эта дорога к кладбищу, которая была приравнена к городской улице, пересекала ручей под названием Стикс, отделявший погост от городской окраины. Так суеверие удивительным образом смешалось с античными аллюзиями в делах административного управления.

Сюрпризы населению преподносили иногда и выборные городские органы. Видимо, избранные представители от городских сословий очень быстро заражались чиновным бюрократизмом и начинали решать местные проблемы в лучших традициях российской системы управления. Анекдотичный случай произошел с одним тверским купцом, который решил заняться благотворительностью в обмен на послабления в налогах. Осенью 1790 г. купец второй гильдии Михаил Прасолов передал один из принадлежавших ему домов в ведение недавно открытого народного училища с начала нового календарного года. Он соглашался передать дом учреждению, если его освободят от постойной повинности, однако вскоре передумал и просил уволить его вообще от всех «личных городовых тягостей». Дума обсудила этот вопрос и отказала купцу. Через 3 года, в феврале 1794 г., Прасолов вновь попросил вернуть ему здание, так как на этом месте он надумал выстроить для себя каменный дом. На сей раз училище перенести - в другой дом, принадлежавший ему же. Так купец Прасолов поплатился за свою попытку извлечь выгоду из своих отношений с местной государственной властью.

Если же вернуться к казусам, вносимым в городскую жизнь центральными властями, то здесь нельзя не упомянуть такой орган управления населением, как Тайная канцелярия - коллегия, занимавшаяся политическим сыском. Наряду с реальными политическими преступлениями - заговорами, покушениями на высших сановников и т.д. - начиная с елизаветинских времен Тайная канцелярия карала за обсуждение личности государыни. Так, в 1750 г. некто Волков в Ярославле утверждал, что «государыня Елизавета уже не та, что прежде». Его приятель Павел Разаткин, будучи навеселе, добавил, что она стареет и слишком много ест. Обоих друзей за дерзкие разговоры сослали в неспокойный приграничный Оренбург.

Тем не менее, несмотря на откровенно репрессивные функции, все же Тайная канцелярия способствовала некоему социальному выравниванию в русских городах, так как по делам ее компетенции даже простолюдин и крепостной мог донести на влиятельного человека. Правда, если обвинение не подтверждалось, ябедника ждало тяжелое наказание.

Наконец, к парадоксам управления городами можно отнести те эпизоды, когда распоряжения в провинциальном городе отдает сама августейшая особа, остановившаяся там проездом. Вообще, ритуал встречи царей и цариц был достаточно проработан и включал в себя много традиционных элементов, самый известный из которых - поднесение хлеба_соли, которым всегда встречали в России всех почетных гостей. Но бывали и из ряда вон выходящие случаи.

Один из таких эпизодов произошел с императором Павлом I при его приезде в маленький волжский городок Козмодемьянск. Мещанин Федор Григорьевич Маслеников, очевидец события, так описывал происходящее: «Император Павел, проезжая в Казань, заехал сюда, повернув в сторону с Емолгашской станции. То было в мае, числа не помню. Часа два спустя после полден» прибыл Павел с великими князьями и генералом Нелидовым. «Для квартиры государю был отведен деревянный (каменных в городе не было - А.Г.) дом купца Колесникова, на площади, против церкви Успения (наиболее почетное место в городе)». «Толпы народа, в числе которого русские, чуваши и черемисы, разодевшиеся в самые нарядные платья, окружили дом. Хозяин с семейством, по прибытии императора, встретил его у дома и получил в подарок часы. Градской голова, купец Ермолаев, встретил его в комнатах и поднес на блюде хлеб и соль, которые были приняты милостиво (возможно, и здесь были подарки). <…> Спустя несколько времени, государь показался у окна». В это время возвращалось с поля стадо; государь приказал народу раздвинуться и дать ему дорогу». Таким образом, даже элементарнейшие нюансы организации собственной «встречи с народом» император Павел вынужден был решать сам при удивительном бездействии местных распорядителей. Возможно, впрочем, что они были парализованы тем же благоговейным чувством, которое охватило и простой городской люд при виде монаршей особы, считавшийся сакральной в ту эпоху.

Следовательно, рассмотрение парадоксальных ситуаций, вызванных взаимодействием провинциального города с властями, доказывает нам устойчивость данной социальной структуры: даже в случае подчинения властным указаниям из Санкт-Петербурга русские города сохраняли свое своеобразие, а порой саботировали решения властей или даже противостояли им, хотя, конечно, русская провинция объективно нуждалась во многих культурных и экономических преобразованиях. Однако без желания горожан ни местным, ни церковным, ни центральным императорским властям не удавалось навязать провинциальному городу сколь-нибудь значительные реформы, противоречившие процессу постепенных, органических изменений в жизни русской провинции.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итоги нашего исследования, можно с уверенностью сказать, что вторая половина XVIII в., несомненно, стала временем роста и развития городов. В этот период русский провинциальный город стал полноценным историческим феноменом, особым миром, в котором, несмотря на различные природно-климатические и административные факторы в разных областях страны, появляются свои собственные закономерности, зарождается определенная культура и быт новой урбанизированной эпохи. Более того, как верно подметил В.В. Абашев, феномен русской провинции связан с прям-таки онтологическим свойством «вязкости» пространства, замедленности времени, статичности и рутинности городской жизни, дополненной в изучаемую нами эпоху аграрным характером экономики и однообразием повседневной жизни горожан. Однако именно такие свойства русской провинции придают городу удивительную для той переходной эпохи стабильность, и его значимые черты рельефно проступают в субъективных по определению исторических источниках личного характера.

Одной из важнейших черт русского провинциального города позднефеодальной эпохи стала его органическая связь с природной средой, укорененность в ней, достаточно сильная зависимость облика города от природно-климатических условий. Впрочем, зачастую городу приходилось отгораживаться и даже защищаться от вредных для его существования проявлений природной стихии. Даже если этого не происходило, провинциальный город не всегда удачно использовал окружавшие его природные ресурсы - порой он их игнорировал, либо, того хуже, использовал себе во вред.

С другой стороны, в противостоянии и взаимодействии с природой образуется особая городская среда, складывающаяся из сложного взаимодействия городской застройки, бытовых условий жизни и нравов горожан. Нам представляется, что русский город в указанную эпоху как будто «выбирал» оптимальные принципы организации и функционирования своей внутренней среды, в которой эклектически переплетались старое и новое, деревянная и начинавшаяся каменная застройка, «регулярные» планы и хаотичное расположение домов, уют и неустроенность быта горожан.

В отношении нравов городских обитателей стоит констатировать тот факт, что они серьезно детерминированы происхождением и сословной принадлежностью. Так, если провинциальные дворяне как представители самого образованного, передового и привилегированного сословия «просвещенного века» с петровских времен обязаны были следовать западной моде, могли позволить себе кооперирование и защиту своих групповых интересов, ношение европейского костюма и особые виды развлечений, то городское купечество и городские низы в отношении костюма и развлечений строго следовали заветам старины, а осознание собственных корпоративных интересов только начиналось даже у купечества как весьма влиятельного сословия. По сути, единственное, что отличало повседневную жизнь купечества от жизни мещанства или крестьянства, это их род занятий, объективно принадлежавший другой, капиталистической эпохе, хотя это обстоятельство и не проявилось пока в других жизненных аспектах. Что же касается простого люда в городах, то эта социальная группа была оплотом консерватизма и патриархальности в своих нравах, обычаях, костюме и развлечениях, но именно простой народ придавал русскому провинциальному городу тот исконный колорит, которого была, во многом, лишена столица Российской Империи Санкт_Петербург.

Однако достаточно устойчивая и размеренная повседневность провинциального города второй половины XVIII в. порой давала сбои, порождая абсурдные и курьезные эпизоды, причиной которых были либо нетривиально трактуемые, либо нарушаемые горожанами социальные нормы того времени, либо же насильственное вмешательство центральной администрации во внутреннюю жизнь города. Как бы то ни было, странные и парадоксальные ситуации, периодически возникавшие в русской провинции, говорят о сложности и переходности той эпохи в истории городской повседневности, которая начнет постепенно меняться в новом XIX веке.

В заключение стоит сказать, что повседневность русского провинциального города по-прежнему является значимой научной проблемой, нуждающейся в дальнейшем исследовании как в отдельных аспектах, так и в их совокупности, как на материалах отдельных местностей, так и на имеющих общероссийскую значимость. Особенно большая потребность существует, однако, в отношении концептуального осознания роли и значения русского провинциального города XVIII в. и иных эпох как целостного феномена русской истории и культуры, ведь Россия, как верно отмечали еще классики русской литературы XIX столетия, не ограничивается Москвой и Санкт-Петербургом. Россия - это как раз-таки все остальное, необъятный и загадочный мир провинции.

Список использованных источников и литературы

Источники:

1. Авдеева Е.А. Воспоминания об Иркутске // Отечественные записки. 1848. Т. 59. № 8.

2. Батурин П.С. Жизнь и похождения господина статского советника Батурина. Повесть справедливая, писанная им самим // Голос минувшего. 1918. № 1-3, 4-6.

3. Болотов А.Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова. Т. 1-4. СПб., 1871-1873.

4. Водворение картофеля в Архангельской губ. в 1789-1860 гг. Сообщ. А. Подвысоцкий // Русская Старина. 1879. Т. 26.

5. Дашкова Е.Р. Записки. Лондон, 1859.

6. Державин Г.Р. Записки // Сочинения. Т. 6. СПб., 1876.

7. Дневные записки путешествия академика Ивана Лепехина по разным провинциям Российского государства // Северные ворота России. Сообщения путешественников XVI - XVIII веков об Архангельске и Архангельской губернии. М., 2008.

8. Жалованная грамота городам // Российское законодательство X - XX вв.: в 9 т. Т. 5. Законодательство периода расцвета абсолютизма. М., 1987.

9. Записка, найденная в бумагах покойного купца С-ва // Купеческие дневники и мемуары конца XVIII - первой половины XIX вв. М., 2007.

10. Мигрин И. Похождения или история жизни Ивана Мигрина, черноморского казака. 1770-1850 гг. // Русская старина. 1878. Т. 23. № 9.

11. Неплюев И.И. Записки Ивана Ивановича Неплюева. СПб., 1893.

12. «О посадском Петре Волкове, обвиненном в толках, что царица испорчена» // РГАДА. Ф.7. Д. 1323. Л. 4-7.

13. Паллас П.С. Путешествие по разным провинциям Российского государства. Часть первая. СПб., 1773.

14. Письма леди Рондо // Русский быт по воспоминаниям современников. XVIII век. От Петра до Екатерины II (1697 - 1761). М., 2010.

15. Позье Е.П. Записки // Русская старина. 1870. Т. 1.

16. Попытка к освещению города Архангельска в 1780 г. Сообщ. А. Подвысоцкий // Русская старина. 1879. Т. 26.

17. Пребывание императрицы Екатерины II в Туле (Записал Н.Н. Андреев) // Москвитянин. 1842. Ч. 1. № 2.

18. Пыляев М.И. Старое житье. Замечательные чудаки и оригиналы. СПб., 2004.

19. Пребывание императора Павла в Козмодемьянске в 1798 г. Рассказ очевидца // Русская старина. 1870. Т. 1.

20. Сегюр Л.-Ф. Записки графа Сегюра о пребывании его в России в царствование Екатерины II (1785-1789). СПб, 1866.

21. Толченов И.А. Журнал, или записка жизни и приключений Ивана Алексеевича Толченова. М., 1974.

22. Травин Л. Записки. Псков, 1998.

23. Тюльпин М. Летопись о событиях в г. Твери тверского купца Михаила Тюльпина. Тверь, 1902.

24. Челищев П.И. Путешествие по Северу России в 1791 году. СПб., 1886.

25. Щербатов, М.М. О повреждении нравов в России // [Электронный ресурс] http://modernlib.ru/books/scherbatov_m/o_povrezhdenii_nravov_v_rossii/ (01.12.13) Литература:

1. Абашев В.В. Пермь как текст: Пермский текст в русской культуре и литературе XX века. Пермь, 2000.

2. Беспаленок Е.Д. Купечество в условиях западнорусского города в XVII - XVIII веках // Столичные и периферийные города Руси и России в средние века и раннее новое время (XI-XVIII вв.): материалы Второй научной конференции (Москва, 7-8 декабря 1999 г.). М., 2001.

3. Бойко В.П. Томское купечество в конце XVIII - XIX вв. Из истории формирования сибирской буржуазии. Томск, 1996.

4. Вдовина Л.Н. Повседневность городской жизни русской провинции // Русская провинция. Культура XVIII-XIX вв. М., 1991.

5. Глаголева О.Е. Русская провинциальная старина: Очерки культуры и быта Тульской губ. XVIII - первой пол. XIX вв. Тула, 1993.

6. Иванов А.Г. Русское купечество провинциальных городов Среднего Поволжья в середине XVIII века // Столичные и периферийные города Руси и России в средние века и раннее новое время (XI-XVIII вв.). М., 2001.

7. Кирсанова Р.М. Русский костюм и быт XVIII - XIX веков. М., 2002.

8. Коваленко Г., Смирнов В. Легенды и загадки земли Новгородской. М., 2007.

9. Козлова Н.В. Гильдейское купечество в России и некоторые черты его самосознания в XVIII веке // Торговля и предпринимательство в феодальной России. М., 1994.

10. Козлова Н.В. Некоторые аспекты культурно-исторической характеристики русского купечества в XVIII в // Вестник Московского университета, 1989. Сер. 8. История. № 4.

11. Куприянов А.И. Русский горожанин конца XVIII - первой половины XIX в. (по материалам дневников) // Человек в мире чувств. Очерки по истории частной жизни в Европе и некоторых странах Азии до начала нового времени. М, 2000.

12. Лиштенан Ф.Д. Елизавета Петровна. Императрица, не похожая на других. М., 2012.

13. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII -- начало XIX века). СПб., 1993.

14. Лотман Ю.М. Бытовое поведение и типологии культуры в России XVIII в // Культурное наследие Древней Руси. Истоки, становление, традиции. М., 1976.

15. Люхтерхандт Г., Рыженков С., Кузьмин А. Политика и культура в российской провинции. М., 2001.

16. Максимов С. Сибирь и каторга. СПб, 1871.

17. Милов Л.В. О так называемых аграрных городах России XVIII в // Вопросы истории. 1968. № 6.

18. Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 1993.

19. Рабинович М.Г. Очерки этнографии русского феодального города. М., 1978.

20. Тарловская В.Р. Провинциальный город и просвещенный абсолютизм // Русская провинция. Культура XVII-XX веков. М., 1993.

21. Титов А.А. Ярославль. М., 1883.

22. Чечулин Н.Г. Русское провинциальное общество во второй половине XVIII века. Исторический очерк. СПб., 1889.

23. Щепкина Е.Н. Старинные помещики на службе и дома. Из семейной хроники (1758 - 1762). СПб., 1890.

24. Щербина Ф.А. История Кубанского Казачьего Войска. В 2-х тт. Екатеринодар, 1910-1913.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Русские мемуаристы и авторы воспоминаний второй половины XVIII века.

Болотов А.Т. Травин Л.А.

Авдеева Е.А. Батурин П.С.

Виды русских провинциальных городов

Архангельск на рубеже XVIII-XIX вв.

Новгород в 1780-е гг.

Тверь в 1770-1780 г.

Тульский Кремль в XVIII в.

Размещено на Allbest.ru


Подобные документы

  • История развития образования в городе. Купеческое сословие в системе начального и среднего образования Томска. Светский бал в жизни томского купечества. Место народной культуры в жизни купцов. Система среднего образования Томска. Первые гимназисты города.

    курсовая работа [68,1 K], добавлен 12.04.2015

  • Жизнь и судьба города в середине XIX – начале XX века. Влияние купечества на развитие образования в Каинске. История возникновения и развития меценатства (купечества) нашего края и его влияние на жизнь людей. Династия Ерофеевых, Шкроевых, купцов Волковых.

    реферат [613,3 K], добавлен 17.11.2014

  • Описание блокады Ленинграда в дневниковых записях блокадников и мемуарах очевидцах. Повседневная жизнь блокадного Ленинграда глазами женщин. Воспоминание о первой блокадной зиме Д.С. Лихачева. Основные мифы и реальность о жизни блокадного Ленинграда.

    дипломная работа [2,2 M], добавлен 14.09.2015

  • Изучение облика городов Сибири, располагавшихся в дореволюционных административных границах Тобольской и Томской губерний. Анализ места жительства разных городских сословий Западной Сибири. Исследование особенностей свободного времяпровождения горожан.

    курсовая работа [62,0 K], добавлен 21.09.2017

  • Деятельность купечества в системе городского самоуправления. Роль купеческого капитала в системе здравоохранения и градостроительства. Меценатская деятельность столичного купечества. Сферы благотворительной деятельности провинциального купечества.

    курсовая работа [81,5 K], добавлен 10.03.2011

  • Время возникновения и причины образования Мурома. Происхождение названия города. Жизнь и быт горожан. Следы "бунташного века" в истории города. "Один день" перед первым боем глазами Ильи Муромца. Достопримечательности, новое и старое в городском облике.

    презентация [20,4 M], добавлен 23.01.2017

  • Установление блокады Ленинграда и функционирование городских служб в условиях блокады. Повседневная жизнь блокадного города. Особенности детского восприятия условий блокады. Стратегии выживания, поиск пропитания. Деформация нравственных ценностей.

    дипломная работа [106,4 K], добавлен 03.06.2017

  • История появление городов в Древней Руси, их внутреннее устройство, управление, а также влияния местоположения городов на род занятий населения. Роль древних городов в политической, духовной и культурной жизни Руси. Жизнь древних славян, их культура.

    контрольная работа [658,6 K], добавлен 12.06.2012

  • Характеристика личности императрицы Екатерины II, при помощи фрагментов из мемуаров и дневников иностранцев, отечественных деятелей второй половины XVIII века. Научное изучение результатов екатерининского царствования. История дворцового переворота.

    курсовая работа [80,7 K], добавлен 08.09.2016

  • Социальные и экономические условия развития Казахстана второй половины ХIХ века. Влияние и последствия присоединения Казахстана к России на развитие просветительства. Жизнь и творчество Абая Кунанбаева, Чокана Чингисовича Валиханова, Ибрая Алтынсарина.

    дипломная работа [69,2 K], добавлен 24.11.2010

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.