Альтернативная история России XX века в трудах современных российских фантастов

Но если бы Наполеона не было, то роль его выполнил бы другой. Это доказывается тем, что в егда когда такой человек был нужен, он находился. Цезарь, Август, Кромвель и т. д....Точно так же обстоит дело со всеми другими случайностями и кажущимися случайностями в истории. Чем дальше удаляется от экономической та область, которую мы исследуем чем боль е она приближается к чисто абстрактно-идеологической, тем больше будем мы находить в ее развитии случайностей, ем более зигзагообразной является е кривая. Если Вы начертите среднюю ось кривой, то найдете, что чем длиннее изучаемый период чем шире изучаемая область, тем более приближается эта ось к оси экономического развития, тем более параллельно ей она идет".

Изложенные в данных рассуждениях идеи стали одним из основных истоков очень распространённых в советской исторической представ ений о роли личности в истории. Суть этих представлений в том, что, если бы не было (или не стало) какой-либо исторической личности, то вместо неё обязательно появится очень похожая другая личность, которая станет действовать похоже, и в общем ходе истории ничего е изменится.

Так Е.М. Жуков, подражая примеру Ф. Энгельса с Наполеоном, пишет о Гитлере: "Если бы не было Гитлера, то, возможно, нашёлся бы другой ставленник агрессивного империализма, который попытался бы проводить в жизнь человеконенавистническую программу порабощения народов".

В.В. Иванов, анализируя социально-психологические и политические предпосылки сталинского тоталитаризма, заметает: "... на авансцену вышел Сталин как наиболее подготовленная бюрократическим аппаратом и обстоятельствами личность. Конечно, на этой роли мог оказаться кто-то другой. Но едва ли это привело бы охарактеризованное выше общество к гуманизации".

Насколько правомерны подобные представления в методологическом отношении? Безусловно, к некоторым историческим ситуациям и историческим личностям можно применить такой подход, но универсальным он вряд ли является. Неповторимые судьба и характер каждой личности - такой же результат всего предшествующего исторического развития, как и любое другое значительное историческое событие (а судьба выдающейся личности - это значительное историческое событие).

Если "общественная потребность" привела однажды к формированию и деятельности данной личности, это не означает автоматически, что в случае её "устранения" или "исчезновения", "общественная потребность" породит или найдёт похожую, которая начнёт действовать похоже на того, кого она "заменяет". Более того, сама "общественная потребность" вряд ли останется неизменной без взаимодействия с ней определённого исторического деятеля.

Даже самые незначительные черты характера лидера ( е важно в какой с ере он является лидером) могут значительно повлиять на общесттенное мнение. Не будем забывать что человек не только "исполнитель ролей", но и "соавтор" в жизненной драме, названной Историей. Популярность концепции "за енкемости" исторических персонажей объясняется тем, что она очень хорошо соответствовала лозунгу советской эпохи о том что "у нас незаменимых нет" и подавлению индивидуальности в пользу коллективизма по принципу "единица - это ноль"

Очень распространённым по упоминанию в связи с темой альтернативности в истории является следующее высказывание Ф. Эн ельса в письме Й. Блоху:

"История делается таким образом, что конечный результат всегда получается от столкновений множества отдельных воль, причём каждая из этих воль становится тем, что она есть опять-таки благодаря массе особых жизненных обстоятельств. Таким образом, имеется бесконечное количество перекрещивающихся сил, бесконечная группа параллелограмов сил, и из этого перекрещивания выходит одна равнодействующая -историческое событие.

Этот результат можно рассматривать как продукт одной силы, действующей как целое, бессознательно и безвольно. Ведь то, чего хочет один, встреч ет противодействие со стороны всякого другого, и в конечном результате появляется нечто такое, чего никто не хотел. Таким образом, история, как она шла до сих пор, протек ет подобно природному процессу и подчинена, в сущности, тем же самым законам движения. Но из того обстоятельства, что воли отдельных людей, каждый из которых хочет того, к чему его влечёт физическая конституция и внешн е, в конечном счёте экономические обстоятельства (или его собственн е, личн е, или общесоциальные), что эти воли достигают не того, чего они хотят, но сливаются в нечто среднее, в одну общую равнодействующую, - из этого всё не следует заключать, что эти воли равны нулю. Наоборот, каждая воля участвует в равнодействующей и постольку включена в неё".

А.Я. Гуревич использует данные идеи Ф.Энгельса для объяснения того, в чём обнаруживается историческая закономерность.

М.А. Барг приводит эти идеи, чтобы обосновать следующее выдвинутое им положение: "...полем перекрещивающихся составляющих социальной системы может стать каждая из сфер социальности. Из этого следует, что собственно историческая закономерность в рамках каждой из сфер представляет системность, в отличие от "автономных" закономерностей присущих каждой из них в отдельности. Иными словами, собственно историческая закономерность - это принцип движения конкретно исторических форм социальности, рассматриваемых не обособленно одна от другой, а во взаимосвязи и взаимодействии.

Е.М. Жуков использует рассматриваемые идеи Ф. Энгельса, говоря о динамизме исторического процесса. И.Д. Ковальченко, использует их как аргумент в пользу того, что историческое развитие имеет необходимо- закономерный характер. П.В. Волобуев приводит данные рассуждения Ф. Энгельса при объяснении того, что историческое развитие предстает как процесс реализации противоположных возможностей потому, что основой его "является борьба классов, а результирующая борьбы классов представляет собой равнодействующую различных социальных сил и тенденций".

Практически совпадает по смыслу с указанными идеями Ф. Энгельса следующее высказывание К. Маркса из "Капитала": "Общественные законы осуществляются весьма запутанным и приблизительным образом, лишь как господствующая тенденция, как некоторая никогда твёрдо не устанавливающаяся средняя постоянных колебаний".

П.В. Волобуев приводит это высказывание вместе с предыдущим высказыванием Ф.Энгельса и отаает, что ту же мысль развивал и В.И.Ленин, который писал: "...закономерность не может проявляться иначе как в средней, общественной, массовой закономерности при взаимопогашении индивидуальных уклонений в ту или другую сторону.". Здесь следует заметить, что высказанная А.Я. Гуреви ем мысль о том, что "случайные отклонения" могут не только взаимогаситься, но и взаимоуисиливаться, не получила поддержки в советской методологии истории, хотя данная идея вполне логична и интересна.

И.Д. Ковальченко приводит рассматриваемое поло ение К. Маркса как аргумент в пользу того, что вероятностные законы истории присущи функционированию и развитию массовых случайных явлений.

В.В.Иванов приводит высказывание К.Маркса как обоснование того, что историческую альтернативность нельзя рассматривать как обоснование случайности направления социального развития, её с ед ет рассматривать как тенденции, обусловленные закономерностями.

Часто цитировались в связи с проблемой альтернативности и другие высказывания. В частности следующее:

"История развития общества в одном пункте существенно отличается от истории развития природы. В природе (поскольку мы оставляем в стороне обратное влияние на нее человека) действуют одна на другую лишь слепые, бессознательные силы, во взаимодействии которых и проявляются общие законы. Здесь нигде нет сознательной, желаемой цели: ни в бесчисченных кажущихся случайностях, видимых на поверхности, ни в окончательных результатах, подтверждающих наличие закономерности внутри этих случайностей. Наоборот, в истории общества действуют люди, одаренные сознанием, поступающие обдуманно или под влиянием страсти, стремящиеся к определенным целям. Здесь ничто не делается без сознательного намерения, без желаемой цели. Многие авторы в связи с идей альтернативности приводили также другое известное высказывание К. Маркса из "Восемнадцатого брю ера Луи Бонапарта": "Люди сами делают свою историю, но они ее делают не так, как им вздумается, при обстоятельствах, которые не сами они выбрали, а которые непосредственно имеются на лицо, даны им и перешли от прошлого.

Традиции всех первых поколении тяготеют, как кошмар, над умами живых. И как раз тогда, когда люди как будто только тем и заняты, что переделывают себя и окружающее и создают нечто еще небывалое, как раз в такие эпохи революционных кризисов они боязливо прибегают к заклинаниям, вызывая к себе на помощь духов прошлого, заимствуют у них имена, боевые лозунги, костюмы, чтобы в этом освященном древностью наряде, на этом заимствованном языке разыгрывать новую сцену всемирной истории.

В целом, после распада СССР, краха КПСС и коммунистической идеологии утратила свою прежнюю роль и марксистская методология в исторической науке. В 90-х годах развитие темы альтернативности и исторического развития происходит, также как и разработка большинства других проблем истории, в рамках поиска новых методологических оснований исторического познания. Здесь можно отметить обращение к концепциям зарубежных социологов, использование идей постмодернистской философии, повышение внимания к культуре, привлечение теорий естествознания (преж е всего, теории систем и синергетики). В этот период можно отметить утрату серьезного интереса к теме альтернативности в истории со стороны сообщества профессиональных историков, и в то же время рост интереса к этой теме у философов, культурологов и представителей физико-математических наук.

ГЛАВА 2. СОВРЕМЕННЫЕ ПОДХОДЫ К ИССЛЕДОВАНИЮ АЛЬТЕРНАТИВНОСТИ ИСТОРИИ РОССИИ XX ВЕКА

2.1 Различные подходы к исследованию альтернативности исторического развития России

К значительным работам, где рассматривается тема альтернативности, следует отнести, прежде всего, труды Ю.М. Лотмана - основателя всемирно известной школы семиотики.

Ю.М. Лотман напоминает читателю широко известное остроумное высказывание А. Шлегеля, что историк - это пророк, предсказывающий назад. Переносясь в прошлое умственным взглядом и глядя из прошлого в будущее, он уже знает результаты процесса. Однако эти результаты как бы еще не совершились и преподносятся читателю как предсказания. В связи с этим Ю.М.Лотман пишет, что «пережитый взрыв приобретает черты неизбежного предназначения». Появляется психологическая потребность «переделать прошлое, внести в него исправления, причём пережить этот скоррегированный процесс как истинную реальность». Таким образом, заключает Ю.М.Лотман, речь идёт о трансформации памяти. Эти мотивы автор считает основой для раскрытия мотивов написания мемуаров. Они важны при установлении исторических альтернатив в том отношении, что проследить акт выбора более или е ее достоверно можно только на основе свидетельств самих участников событий.

В заключении книги "Культура и взрыв" Ю.М. Лотман делает вывод, что процессы протекающие на территории бывшего СССР можно описать как переключение с бинарной системы на тернарную.

В 90-е годы у отечественных исследователей появляются возможность и потребность непредвзято воспринять опыт зарубежных коллег, обращавшихся к проблеме альтернативности. В частности их внимание привлекла книга германского антиковеда А. Деманда "Несостоявшаяся история".

В сборнике "Одиссей" за 1997 год вышло эссе М.Ю. Парамоновой о книге известного германского антиковеда А. еманда "Несостоявшаяся история". Книга А.Деманда, пожалуй самая развёрнутое и глубокое исследование по проблеме альтернативности в истории в современной мировой историографии. Поэтому весьма интересным и актуальным было сравнение и еи А. Деманда с идеями Ю. М. Лотмана.

М.Ю. Парамонова рассмотрела книгу А. Деманда в контексте противостояния историографических концепций реализма и постмодернизма.

А. Деманд определяет потенциальную историческую возможность как "иную игру по тем же самым правилам", а историю как совокупность "пути однонаправленной последовательности событий и ландшафта, по которому он проходит."

А. Деманд утверждает, что исторические альтернативы могут быть сконструированы путём рационального рассуждения, основанного на "контроле реальности над воображением". По его мнению, относительности истинности суждений и реконструкций в сфере состоявшейся реальной истории вполне адекватна гипотетичность аргументов и спорность конструируемых моделей несостоявшейся истории..

А. Деманд утверждает, что просчёт альтернативных ситуаций невозможен в сфере "антропологических констант", т. е. в длительных и эпохальных процессах. К этим процессам относятся устойчивые формы социальной жизни и вообще все длительные течения (от нескольких столетий до нескольких тысячелетий) в любой из сфер социальной жизни. Эти течения лишены альтернативности развития - они предстают не столько как результат, сколько как условие истории.

М.С. Тартаковский в одной из первых книг посвященных историософии в постсоветское время писал об отсутствии терминологической и статусной определённости понятия историософия. "Мудрость истории" - не более, чем метафора.

Эта неопределённость, на наш взгляд, обусловлена тем, что историософия занимает ту область, где очень сложно провести границу между теорией истории, философией, социологией и публицистикой. Это область поиска исторических закономерностей и оценки значений и смыслов исторических событий и исторического познания. В этой области проблема альтернативности исторического развития занимает весьма влиятельное место.

Роспуск СССР В.Л. Цымбурский интерпретирует как выход России из больших континентальных игр. Он считает абсурдными планы, "отряхнув империю", вписаться в управляющие структуры мирового цивилизованного сообщества. Свою идею возрождённой альтернативы России без им ерских притязаний В.Л. Цымбурский использует для конструирования благотворного (с точки зрения неоизоляционистов) мифа "острова", где русские смогут в XXI веке обновиться и окрепнуть, чтобы позднее возвращаться в мир континента лишь тогда, когда им это будет необходимо - и в таких формах, в каких это будет удобно для них самих. Перспективность изоляционисткой позиции России автор обосновывает тем, что пока Средняя Азия нас хранит от Юга, восточный крен с опорой на Сибирь мог бы вывести Россию из ареала столкновения ислама с либерализмом, ставя ее вообще вне распри "имущего" и "неимущего" миров.

В 1994 году вышла монография С.А. Экштута "В Поиске исторической альтернативы (Александр I. Его сподвижники. Декабристы.)". Хотя исследование было проведено по специальности «социальная философия», в нём превалирует конкретно-исторический материал. Это была первая в отечественной историографии докторская диссертация, посвященная альтернативности в истории.

Стилистика повествования и исследовательские установки С.А. Экштута, а также посвящение некоторых его статей памяти Н.Я. Эйдельмана, позволяют считать исследования С.А. Экштутом проблемы альтернативности в истории продолжением направления, заданного Н.Я. Эйдельманом.

Использование в качестве методологической основы исследования концепции «диалогической встречи двух культур» М.М. Бахтина позволило автору создать у читателя ощущение сопричастности событиям исторического прошлого. Само понятие «альтернатива» автор определяет следующим образом: «Любая альтернатива, по определению, предполагает необходимость выбора одной из двух (или нескольких) возможностей. Процесс поиска и выбора всегда представляет собой попеременное рассмотрение взаимоисключающих возможностей но лишь в п едельном случае осуществляется выбор одного из двух Альтернативных решений направлений, вариантов».

Главной причиной в возникновении исторических альтернатив С.А. Экштут считает историческую случайность. В конкретно истори еском плане автор рассматривает те случайные проис ествия в истории России, которые значительно повлияли на общественное сознан е изучаемого времени и на поступки главных участников событий, связанных с движением декабристов. Случай невероятен, пишет С.А. Экштут: в него трудно поверить, его нелегко вычислить и сложно представить; он отличается своей необычностью и исключительностью. Современники энциклопедистов усвоили идею вариативности судьбы, подготовив последующее поколения к мысли о необходимости использовать любой счастливый случай, появившийся в революционную эпоху.

С.А. Экштута связывает проблему исторической альтернативности с нравственностью. Он пишет: «Потенциальная возможность перерождения будущей революции в военную диктатуру очень беспокоила членов тай ых обществ и рождала в их среде многочисленные споры. Надо было найти эффективное средство, которое бы позволило избежать этой опасности и свело к нулю вероятность успешной реализации честолюбивых замыслов любого претендента на роль российского Бонапарта.

Раскрывая политический контекст эпохи, автор прослеживает поиск исторической альтернатив/европейской истории начиная с Французской революции, когда наиболее дальновидные монархи Европы пытались противопоставить идеям революции феодальную утопию, то есть безуспешно пробовали бороться с революцией не пушками, а идеями.

С.А.Экштут видит для России «Пушкинской эпохи» начала XIX века три альтернативы: 1. Бунт и его перерождение в военный деспотизм. Роль «российского Наполеона» могли сыграть, по мнению автора, декабрист П.И.Пестель или генерал А.П.Ермолов. 2. Реформы «по манию царя». 3. «Бескровная» революция по примеру Испанской революции 1820-23 гг.

Факторами, препятствовавшими осуществлению первой альтернативы было неустранимое противоречие в тайных организациях между практическими путями свержения самодержавия и кодексом дворянской чести: поступки, которые грозили «замарать», а е украсить страницы истории, безоговорочно отвергались.

Выделяемые альтернативы подробно анализируются главным образом на основе воспоминаний, мемуаров и переписки современников изучающихся событий. Отвечая на вопрос, «почему сорвалось выступление членов тайного общества на сенатской площади», автор не только ищет связи и объяснения в самих событиях, развернувшихся 14 декабря и непосредственно предшествовавших им, но пытается реконструировать логику поступков главных участников событий.

А.В. Коротаев в своей статье «Объективные социологическ е законы и субъективный фактор», вышедшей в 1992 году в научно-публицистическом альманахе «Анналы», третий номер которого целиком посвящен альтернативности истории, критикует историко-социологическую концепцию, согласно которой социальные субъекты не могут существенно влиять на направление закономерного процесса социального развития. В интерпретации А.В. Коротаева более существенны альтернативы ежду различными вариантами прогрессивной исторической динамики. Автор понимает социологический закон не как одномерное направление развития, а как многомерное пространство-поле возможных вариантов развития, измерениями которого служат показатели общественного развития.

Одной из первых немарксистских работ в отечественной историографии, где была создана социологическая концепция объяснения альтернативности исторического развития стали три тома книги А.С. Ахиезера «Россия: критика исторического опыта», вышедшая в 1991 году и в переработанном виде в 1998 году. В соответствии с целями нашего исследования здесь не будут затронуты весьма неоднозначные и спорные общетеоретические, конкретно-исторические и идеологические подходы А. С. Ахиезера к толкованию российского прошлого. Нас будет интересовать только его взгляд на альтернативность исторического развития.

А.С. Ахиезер определяет альтернативность истории как способность субъекта истории в процессе рефлексии формировать новые пути развития, новые возможности выбора, отличные от следования инерции истории. Истоки альтернативности истории коренятся в оппозиции «Партиципация - Отпадение» и «Инверсии - Медиации». По логике безальтернативности история рассматривается как уклонение от некоторого идеала, как отпадение от абсолютной заданности. Например, все этапы развития России после Ленина могут оцениваться как акты отпадения от его учения, понимаемого как абсолют.

Новым подходом в исследовании А. А. Родина стало выведение связи проблемы альтернативности с периодизацией, периодизация охватывает скорее инерцию движения, нежели нарушения и особенности движения, о мнению.. Родина, мы вправе допускать, меньше качеств, характеризующих систему, чем у нереализованного варианта, между периодизацией и систематизацией есть определенный методологи еский зазор, который след ет заполнить процедурой прогнозирования возможных состоянии исторического

2.2 Современная историографическая ситуация по проблеме альтернативности исторического развития

В постсоветский период у отечественных историков уже отпала потребность доказывать, что альтернативность в историческом развитии есть, как это было в советской науке. Это позволило осмыслить с позиций альтернативности всю отечественную истории с древнейших времён до новейшего времени. В обобщённом виде можно выделить следующие исторические альтернативы российской истории, изучаемые в отечественной историографии:

Выбор государственной религии - перенять иудаизм от хазар, ислам от волжских булгар или христианство от Византии или христианство от католической церкви. Бунакова В.А. Альтернативы общественного развития: методические указания по курсу истории. СПб., 1997. С. 8.

Возможность централизации русских земель под руководством Литовского Княжества.

"Вызов" Востока (нашествие) монголов и "вызов" Запада (экспансия рыцарских орденов). Выбор Востока или Запада в качестве объекта взаимодействия.

Жёсткая централизация под руководством Москвы и лишение церкви относительной самостоятельности или сохранение Новгородской феодальной республики. Специальных исследований на тему Новгорода как альтернативы Москве нет, есть только отдельные упоминания. Но идея существовала давно. Так, практически незамеченной в советской историографии в своё время осталась работа Исаченко А. В. Если бы в конце XV века Новгород одержал победу над Москвой (Об одном несостоявшемся варианте истории русского языка). Вестник Российской Академии наук. 1998. Т. 68. А. В. Исаченко - выдающийся филолог славист. Последствием победы Москвы он считает засилие балканских книжников, которое привело к углублению разрыва между устаревшим и чуждым письменным книжным языком и языком населения, с чем связано запаздывание русской культуры. Возможная победа более европеизированных Новгорода и Пскова связывается с иным языковым и культурным развитием Руси, сравнивая возможное развитие Новгорода с развитием Стокгольма.

Опричнина Ивана IV или реформы Избранной Рады. Филюшкин А. И. Поворот во внутренней политике Ивана Грозном: 1560 или 1564 гг.? // НЕСТОР.

Реформы Бориса Годунова или смута.Историко- культурные исследования. Альманах. Выпуск 3: История на перепутье: поворотные точки и альтернативные пути. Воронеж, 1994.

Кобрин В. Б. Смутное время - утраченные возможности // История отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории России IX - нач. XX вв. М., 1991.

Самозванство и реформы Лжедмитрия I или попытки боярства ограничить власть царя и продолжен е смуты.

Выбор между претендентами на российский престол: представители родовитых бояр, в первую очередь князья В. П. Голицын и Ф. И. Мстиславский; полководцы -освободители Москвы Д.Пожарский и Д.Трубецкой; принцы - польский Владислав и шведский Филипп - Карл; "ворёнок Ивашка" - сын Марины Мнишек и Лкедмитрия II; Михаил Романов.

Реформы Петра I или традиционализм и усиление отсталости от Европы. А. В. Оболонский в своей книге "Драма российской истории: система против личности" рассматривает российскую истории через призму борьбы тенденций "системоцентризма" (коллективистского и авторитарного начал) и персоноцентризма (индивидуального и либерального начал). Он, в частности, считает Петра I "псевдомодернизатором". А. В. Оболонский предполагает, что "подлинной целью петровской политики было отнюдь не разрушение старого порядка, а его укрепление, придание ему большей жизнеспособности посредством повышения его функциональной эффективности". [Оболонский А.В. Драма российской истории: система против личности. М., 1994. С. 55.]

Реформы Сперанского или реформы Аракчеева

Победа дворянских тайных обществ и декабристов в начале XIX в. и развитие по умеренному буржуазному пути или усиление самодержавия. Плимак Е. Г., Пантин И. К. Драма российских реформ и революций (сравнительно политический анализ) М., 2000. С. 95-99.

Либерализация государственного строя и реформы графа Лорис- Меликова, или противостояние радикалов революционеров и радикалов монархистов, и контрреформы Александра III. Карпачёв М. Д. Альтернатива графа М. Т. Лорис-Меликова // НЕСТОР. Историко-культурные исследования. Альманах. Выпуск 3: История на перепутье: поворотные точки и альтернативные пути. Воронеж, 1994.

Последовательное проведение реформ Висте и Столыпина. Реализация либерально-демократической программы, предложенной кадетами в I Государственной Думе или провоцирование усиления революционного движения. Мироненко С. В. Как Россия в начале XX в. чуть не стала конституционной монархией // История отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории Советского государства. М., 1991.; Шацилло К. Ф. Николай II: реформы или революция // История отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории Советского государства. М., 1991.; Шацилло К. Ф. Исторические альтернативы в Росси на рубеже двух веков // 1905 год - начало революционных потрясений в Росси XX в. М., 1996.; Ковальченко И. Д. Столыпинская аграрная реформа. (Мифы и реальность) // История СССР. 1992. №2.

Либо демократизация под руководством революционного правительства кадетов и меньшевиков, либо победа заговора генерала Л.Г.Корнилова и диктатура военных, либо захват государственной власти большевиками и гражданская война. Шемякин А. Л. 1917 год: меньшевистская альтернатива // Полис. 1993. №1.; А.Л.Шемякин достаточно высоко оценивает шансы меньшевистской альтернатива, проводит аналогию между заговором Корнилова и Путчем 1991 г.

Реформы Хрущёва и Косыгина или неосталинизм Брежнева.

"Перестройка" и "новое мышление", переход к рыночной экономике или усиление экономического кризиса и продолжение "Холодной войны".

Сохранение СССР или создание СНГ.

Этот список, конечно, да еко не исчерпывающий ни в историографическом плане (представ ены аль ернативы, вызывающие наиболее пристальное внимание историков), ни в конкретно-историческом плане (альтернативных ситуаций во много раз больше, но не все они сыграли столь же важную роль, как перечисленные). Некоторые работы посвящены изучению только какой-либо отдельной исторической ситуации. Другие авторы проводят обзорные анализ всей российской истории через призму альтернативности развития.

Количество и содержание авторских публикаций по определённой те е в исторической науке зависит от взаимодействия трёх факторов:

Историографическая ситуация - все предшествующие работы по данной теме;

Общественная ситуация - актуальные проблемы текущей социально- экономической, культурной и политической ситуации, связанные с данной темой. Чтобы выявить динамику интенсивности влияния первого фактора, был построен график, показывающий изменение. количества отечественных авторских публикаций по теме альтернативности в 1960-е - 2000-е годы.

Конкретной целью визуализации роста публикаций было установление периодов всплесков, падений и стабилизации актуальности и популярности темы альтернативности исторического развития. Если бы было показано только количество публикаций для каждого года, то небольшие колебания частоты не несли бы интересующей нас информации. Ведь то? что вышло из печати в одном году, могло писаться в предыдущие годы, а быть прочитанным только в последующие годы. Поэтому на графике показано изменение общей суммы публикаций по теме альтернативности для каждого года. Общая сумма означает сложение количества всех публикаций за предыдущие годы и всех публикаций за текущий год. Разность между значениями двух рядом стоящих годов отражает количество публикаций за год (прирост общей суммы).

Для построения динамического ряда пришлось ограничить выборку из всего историографического комплекса по нашей теме чёткими и однозначными рамками. Учитывались публикации только отечественных авторов, только в отечественных научных, научно-публицистических или

научно-популярных изданиях В случае "круглых столов" учитывалось количество участников. Не учитывались: электронные интернет-публикации; школьные учебники; мемуары исторических деятелей; работы авторов русского происхождения, но зарубежного гражданства; работы отечественных авторов в зарубежных изданиях; публикация статей одного и того же автора, если содержание статей

51.

Такое ограничение выборки понадобилось для полноты охвата, потому что, если учтённый процент определённого комплекса публикаций не будет близок к 100 % данного комплекса, то график не будет отвечать нашим целям, так как может абсолютно неадекватно отразить динамику. Конечно, ещё более адекватным был бы учёт количества печатных страниц по теме, но эта задача из-за её трудоёмкости была сочтена нами нецелесообразной.

C середины 80-х годов наблюдается медленный рост количества авторских публикаций, по сравнению с предыдущими годами, когда в год выходило 1-3 публикаций по теме альтернативности, а то и вовсе ничего. Пиковый всплеск приходится на 1989 год, когда вышло около 40 публикаций. Затем, наблюдается стабилизация, прироста общей суммы - каждый год выходит от 10 до 25 авторских публикаций по теме альтернативности.

Всего, начиная с 1965 года, к 2001 году общая сумма составляет около 260 авторских публикаций. Конечно, эти работы не равнозначны по своему содержанию. В одних случаях понятие "альтернативности" служит всего лишь "сменой вывески" для тех же самых текстов, которые предприимчивые авторы могут оформить под любым названием и связать с любой проблематикой. Приблизительно четвёртую часть составляют работы полностью посвященные теоретическим аспектам проблемы альтернативности. В остальных работах тема альтернативности исторического развития не является основной, либо является целью эмпирического конкретно-исторического исследования, но теоретически никак не разрабатывается.

В настоящее время большая часть сообщества историков признала феномен альтернативности, но разделилась на разные иногда дополняющие

идентично (независимо от изменения названия статьи) и не произведено существенных изменений и дополнений; отдельные главы коллективных монографий, если авторы этих глав не указаны специально (если указаны, то глава считалась отдельной авторской публикацией).

друг друга, иногда противостоящие направления, в рамках которых по- разному понимаются теоретические и методические аспекты изучения феномена альтернативности. Наблюдается также рост интереса к теоретическим аспектам проблемы альтернативности в истории со стороны специалистов в смежных с историей областях (философии, социологии, культурологии и т.д.), и некоторое угасание этого интереса со стороны профессиональных историков. В 90-е годы, по сравнению с советским периодом, увеличилось, количество эмпирических исследований связанных с проблемой альтернативности. В то же время, многие исследователи либо вообще равнодушны к проблеме альтернативности в истории, либо считают её постановку ошибочной и непродуктивной.

Пик популярности темы, приходившийся на конец 80-х прошёл, тема альтернативности в какой-то степени стала тривиальной. Так, в конце 90-х годов некоторые авторы могут уже почти пренебрежительно отмечать "...несостоятельность очень популярного лет десять назад "альтернативного" подхода к истории, который выражает социальные, политические, моральные и т. п. взгляды использующих его авторов, но бесплоден в качестве инструмента познания... когда существеннейшие исторические явления оцениваются в свете каких либо "альтернатив"... сопоставляются, сравниваются не сами явления истории, а сугубо "оценочные" (отрицательные или положительные), пристрастные представления о них "альтернативно" мыслящего автора".

Приведённое мнение очень спорно и неправомерно. Многие работы отечественных историков, доказывают научную продуктивность идеи альтернативности исторического развития. Не убывающее количество работ, связанных с проблематикой альтернативности, показывает, что она прочно вошла в дискурс и практику исторической науки.

2.3 Методологические аспекты исследования исторических альтернатив

В своё время в советской методологии упрочилась традиция определять случайность как «пересечение разных каузальных цепей», «столкновение независимых закономерностей», «вмешательство событий из иной системы».

Исходя из опре елений случайности как столкновения независимых причинных цепей, принадлежащих независимым системам и управляемых разными закономерностями, историческими случайностями называют стихийные природные явления, из енивш е ход истории: бури, ведущие к крушению военного флота; извержения вулканов и землетрясения, разрушающие города и даже целые цивилизации; неурожаи и засухи, ускоряющие экономическ е и социальные кризисы; морозы, способствующие победе менее сильной армии и т.д.

Случайностями называют также физические и физиологические процессы, независящие от воли человека: траектории полёта пуль и снарядов, спасающих или отнимающих жизнь исторических деятелей; распространение болезнетворных микробов, ставшее причиной болезни или с ерти исторических личностей; внешность или глубинные подсознательные импульсы поведения исторических личностей и т. д.

Все эти явления не обусловлены ходом истории, и потому случайны по отношению к нему. Однако, что тогда мешает считать, что отсутствие всех этих природных, физических и физиологических явлений в какой-либо момент истории также было случайностью? Кажется очевидно абсурдным строить, например, модель несостоявшейся, но возможной истории «что было бы, если бы Тунгусский метеорит упал на Москву или Петербург». Хотя не исключено, что вследствие влияния на метеорит в его долгом полёте в космосе каких-то гравитационных сил, он вполне мог упасть в другое место. Настолько же абсурдны (хотя эта абсурдность очевидна е сразу) допущения, касающиеся возможности альтернативного хода истории, «если бы человек не заболел и не умер», «если бы ствол пистолета чуть сдвинулся», «если бы испортилась погода» и т. д.

Корректным представляется следующее определение исторической случайности: случайным будет такое влияние одного события на другое, которое, во-первых, являлось результатом акта свободной воли какого-либо субъекта, но не являлось её целью, во-вторых, не являлось устойчивой, повторяющейся связью. При данном определении в объём понятия историческая случайность не будут входить физические и физиологический явления.

Для разъяснения того, что означает «являться результатом деятельности свободной воли какого-либо субъекта, но не быть его целью», рассмотрим пример из обыденной жизни. Если два человека неожиданно и непредвиденно друг для друга столкнулись в одно время в одном месте, то эта встреча будет случайностью, если она не являлась целью и следствием деятельности и желания другого человека. В противном случае неожиданная встреча уже не была случайностью. Рассмотрим далее возможное развитие данной гипотетической ситуации. Допустим упомянутая выше встреча привела к значительным последствиям в жизни многих людей. Эти значительные последствия будут случайными, только если они не являлись целью тех же самых третьих лиц организовавших «неожиданную встречу».

В качестве примера исторических событий, которые соответствуют предложенному определению исторической случайности, проанализируем один эпизод из истории России XIX века, описанный Н. Я. Эйдельманом. Странствуя летом 1796 г. по южным губерниям Иван Матвеевич Муравьёв, отец будущего декабриста С.Муравьёва-Апостола, вспоминает, что близ Полтавы в имении Хомутец обитает его двоюродный брат Михаил Данилович Апостол. Иван Матвеевич решает навестить брата. Н. Я. Эйдельман пишет по этому поводу следующее: «Не окажись Михаилы Даниловича Апостола дома, находись он в подпитии или не в духе (как часто бывало), и проехал бы кузен Муравьёв мимо, не стал бы в будущем владельцем Хомутца, и его сына Сергея вероятно не послали бы на Украину, потому что офицеров Темёновцев рассылали в 1820-м по тем губерниям, где находилась их родня. А не попав на юг, не стал бы Сергей Муравьёв во главе Южного тайного общества, и...».

Автор не пошёл далее за пределы состоявшейся истории. Причиной же оставления Михаилом Даниловичем имения в наследство кузену, было то, что кузен подсказал ему, что того не будут судить за двоежёнство, так как прогнанная им первая жена ушла в монастырь. Ополчившейся против него родне Апостол ничего не хотел оставлять в наследство. Связь судьбы будущего декабриста и деятельности Южного общества с описанной встречей кузенов есть историческая случайность. Во-первых, потому что будущие исторические последствия этой встречи не были целью кузенов, во- вторых, потому что связь между наследством оставленным историческим деятелям, или интимной жизнью родственников исторических деятелей и их ролью в истории не является устойчивой и повторяющейся связью.

Повторяемость событий и связей между ними изучается в теории вероятности. В теории вероятности случайным называют любое событие, которое нельзя однозначно предсказать, которое при одинаковых условиях может либо произойти, либо не произойти. В обыденном смысле под случайностью часто подразумевают маловероятные события, подобное мнение существует и у некоторых отечественных исследователей. Так К.В. Хвостова приходит к выводу, что «детальный количественный анализ локальных тенденций, привел бы к более основательной постановке проблемы альтернатив исторического развития. Анализ, в том числе и количественный, роли факторов, вызвавших смену тенденций, приблизил бы к ответу на вопрос о вероятности дальнейшего функционирования, которой обладала прерванная социально-экономическая или политическая тенденция, и тем самым о случайном или закономерном характере факторов, вызвавших прекращение ее развития». При обращении к такому определениям случайности встаёт проблема измерения вероятности в истории. Эта особая проблема, далее она будет рассмотрена подробно.

Что касается соотношения случайности и закономерности в формировании тенденций исторического развития, то случайности могут как «гасить» друг друга, то есть иметь нейтральное отношение к закономерности, так и усиливать друг друга, то есть составлять содержание закономерности. И то и другое может проявляться в разных исторических ситуациях или на разных этапах развития одной ситуации.

Какой бы теоретико-концептуальной и дискурсивно-риторической модели объяснения и описания исторического прошлого ни придерживался историк, ему редко удастся избежать в своих рассуждениях вероятностных общих утверждений, включающих характеристики типа «обычно», «в большинстве случаев», «наиболее возможно», «потенциально склонны», «стало невозможно» и т.д. Возможность и вероятность (мера возможности) являются важной характеристикой любого события. Для исторических событий данные характеристики важны, во-первых, в аспекте объяснения причинно-следственных связей и понимания логики этого объяснения, во- вторых, в аспекте постижения исторического опыта и использования его в современной социальной практике.

Существует традиционное понимание возможности, ведущее начало от Аристотеля. «...Поскольку нечто может существовать в возможности, постольку оно допустимо и в действительности» Возможность, таким образом, есть предпосылка действительного существования объекта.

Представляется важным найти такое определен е возможности, которое было бы достаточно функциональным при использовании его в эмпирическом конкретно-историческом исследовании. Таким установкам соответствует следующее определен е: возможность - это такое состояние (или такая ситуация), когда имеется одна часть детерминирующих факторов, но отсутствует другая их часть. Имеющуюся часть детерминирующих факторов можно определить как условия, благоприятствующие реализации возможности, а отсутствующую часть опосредованно установить через реально существующие условия, которые не благоприятствуют или препятствуют реализации возможности. Факторы реализации исторической возможности, согласно И. Д. Ковальченко, Б.Г. Могильницкому и другим отечественным авторам, разделяются на субъективные

Возможность и действительность соотносятся как становящаяся и ставшая реальность. Причём возможности можно разделить на формальные, реальные, абстрактные, конкретные, обратимые и необратимые. Данную дифференциацию необходимо учитывать при установлении наличия/отсутствия и появления/исчезновения исторической возможности

В отличие от формальной, реальная возможность - это возможность, которая не только не может быть помыслена без нарушений законов формальной логики, но и сохраняет факторы актуализации при её сопоставлении с другими возможностями. В этом контексте конструируется понятие вероятности как меры возможности: максимальная вероятность означает акт превращения возможности в действительность.

Реальные возможности разделяются на абстрактные и конкретные. Абстрактная возможность - такая, условия реализации которой выступают в качестве возможных. Конкретная возможность - превращение которой в действительность может быть осуществлено на наличном уровне развития предмета при имеющихся реально условиях.

Пример из отечественной истории: формальная возможность свержения самодержавия в России появляется тесте с возникновением самодержавия. Реальной данная возможность становится вместе с появлением общественных движений и деятелей, ставящих цели установления в России республиканского строя или конституционной монархии, то есть + в начале XIX века. Из абстрактной в конкретную рассматриваемая возможность превращается во время революции 1905 года (по другим версиям, во время восстания декабристов).

И реальные и формальные возможности разделяются также на обратимые и необратимые возможности. Обратимая возможность - это возможность, превращение которой в действительность симметрично трансформирует статус прежней действительности в возможный. Необратимая возможность - это возможность, превращение которой в действительность придаёт прежней действительности статус невозможной. В теории систем понятие обратимости означает, что система не может вернуться (за характерное для неё время) в исходное (первоначальное) состояние.

Обратимость и необратимость - две диалектически неразрывно связанные характеристики для каждой конкретной исторической возможности. Обратимость победы одних социальных сил и тенденций одновременно может означает необратимость сохранения преимуществ и превосходства противостоящих социальных сил и тенденций. К примеру, обратимость «контрреформ» Александра III, вытекала из необратимости ускорения развития капитализма в России и необратимости усиления влияния либералов.

При установлении обратимости или необратимости исторической возможности важно учитывать, прежде всего, два аспекта:

Во-первых, следует определиться, рассматриваем ли мы историческое событие с точки зрения его конкретно-исторической уникальности, или с точки зрения его типологических свойств как социального (экономического, культурного и т.д.) явления.

Обратимость также может быть формальной, абстрактной и конкретной. Так, свержение монархической власти как историческое явление - обратимое событие, чему можно найти подтверждения в прошлом многих стран, но свержение монархической власти в России как конкретно- историческое уникальное явление, по-видимому, необратимое событие. Возможность циклического кризиса перепроизводства в капиталистической экономической системе обратимая возможность не только в принципе - как экономическое явление, но и во всех известных в прошлом конкретных кризисах. Необратимый перманентный разрыв цепи деньги-товар-деньги невозможен даже формально. Существование харизмы политического лидера как социально-психологическое явление - обратимое событие в течение жизни лидера, но влияние харизмы Фиделя Кастро на кубинцев - уже необратимо, во всяком случае, пока Ф. Кастро жив.

Во-вторых, каждое событие имеет как обратимые, так и необратимые следствия, и поэтому не всегда можно говорить об обратимости или необратимости всех процессов составляющих то или иное историческое событие. Так, уже упоминавшийся экономический кризис перепроизводства хоть и обратимое событие, но влияние кризиса на судьбы поколений имеет необратимый характер. Возврат Наполеона к власти после первой ссылки был обратимой возможностью, однако, он продемонстрировал, что вера в Наполеона, влияние его авторитета, его харизма были необратимы для многих французов. Свержение самодержавия в России - необратимое событие, но запрет вследствие свержения самодержавия официального почитания царя в Советском Союзе - обратимое событие.

Одна из распространённых ошибок при изучении исторической альтернативы -неоговариваемое расширение альтернативной ситуации; когда

несколько разных альтернативных ситуаций объедены в одну. Это может проявляться в том числе в отождествлении обратимости с безальтернативностью. Например, Ю. Каграманов из обратимости возможной победы Гитлера в СССР выводит безальтернативность исхода Великой отечественной войны, а из обратимости возможной "задержки" холодной войны безальтернативна перестройки в СССР. Между тем возможности исхода Великой отечественной войны в случае, если бы Гитлер захватил территорию до Урала, и в том случае, как всё совершилось в действительности Перестройка, начатая в 80-х годах, и перестройка, начатая в 90-х годах - это также были бы непохожие друг на друга процессы. Поэтому историческая обратимость порождает новую альтернативность новых событий, а не сохраняет изначальную безальтернативность прежних событий.

Дихотомической противоположностью категории «возможность» является не только «невозможность», но и «неизбежность». Невозможность и неизбежность - это «д е стороны одной медали». Неизбежность одного события одновременно означает невозможность событий, которые могут п едотвратить неизбежное событие. В свою очередь, невозможность какого- либо события означает неизбежность того, что произойдут события, которые воспрепятствуют осуществлению невозможного событию. Поэтому, доказывая неизбежность какого-либо события, след ет найти связанные с ним невозможные события, и наоборот.

ГЛАВА 3. АЛЬТЕРНАТИВНАЯ ИСТОРИЯ РОССИИ XX ВЕКА В ТРУДАХ СОВРЕМЕННЫХ РОССИЙСКИХ ФАНТАСТОВ

3.1 История России XX века в контексте теорий модернизации

В рамках рассматриваемого периода отечественная историография испытала влияние модернизационного подхода. Речь идёт о еории модернизации, которая стала осваиваться западными социологами, начиная с середины XX в. В своём классическом варианте она представляла собой попытку обобщения с либерально-реформистских позиций опыта Запада и имела целью разработку программы ускоренного перехода освободившихся от колониализма стран третьего мира от традиционного общества к современному, под которым подразумевалась идеализированная модель Америки.

За прошедшее время теория модернизации претерпела существенные изменения, что позволяет говорить о ней во множественном числе. На сегодняшний день дифференциация подходов среди сторонников модернизационной перспективы достаточно велика, и в её рамках даже выделяют самостоятельные теоретические направления - школу девелопрентализма, школу политического развития, школу «национального строительства».

В отечественном обществознании, сравнительно недавно начавшем освоение модернизационной парадигмы, существуют различные оп еделения понятия «модернизация». Подробный анализ теоретико-методологических проблем модернизации дан в ряде работ И.В. Побережникова , в том числе в его монографии «Переход от традиционного к индустриальному обществу: теоретико-методологические проблемы модернизации». В трёх её главах последовательно рассматриваются модели социальных изменений, время модернизации и пространство модернизации. Автор характеризует модернизацию как «процесс, посредством которого традиционные, аграрные общества трансформируются в современные, индустриальные.

Данный переход приводит к появлению и развитию передовых технологий, а также соответствующих им политических, культурных, социальных механизмов, позволяющих указанные технологии поддерживать, использовать, и управлять ими. Модернизационный переход едко про екает спокойно и равномерно, он оказывает воздействие на все социальные институты, всех членов общества. Термин модернизация, таким образом, должен описывать множество одновременных изменений на различных уровнях. Модернизация сопровождается расширяющейся - дифференциацией экономической, организационной, политической и культурной сфер. Модернизация тесно связана с процессом индустриализации; тем не менее, их нельзя отождествлять».

В свою очередь, Н.Н. Крадин пишет, что «модернизация - это процесс социально-экономического, культурного и политического преобразования традиционного общества в индустриальное, формирования либерально- демократических институтов, правового государства и гражданского общества».

По В.В. Журавлёву, это «активный, действенный поиск наиболее подходящей для данного социума модели органического развития на пути от его традиционного к современному состоянию, а также концентрация сил и средств государства и общества на воплощен е этой модели в жизнь».

Теоретическое ядро современной версии модернизации, выделенное И.В. Побережниковым, включает: отказ от односторонней трактовки модернизации как движения в сторону западных институтов и ценностей; признание конструктивной, положительной роли социокультурной традиции в ходе модернизационного перехода; большее, ем прежде, внимание внешним, международным факторам, глобальному контексту; отход от эволюционистского телеологизма; инкорпорация в теоретическую модель фактора исторической случайности; отказ от трактовки модернизации как единого процесса системной трансформации; осознание некорректности интерпретации модернизации как непрерывного процесса.

На основе обобщения современных исследований по проблемам модернизации И.В. Побережников сформулировал пространственно ориентированную модель модернизационного анализа. Её суть составляют: признание вариативного, неоднозначного характера взаимодействия традиции и модернизации; признание диффузии (распространения инноваций, в том числе их импорт в данное общество извне) в качестве значимого фактора модернизации; акцентирование внимания на роли социальных акторов (коллективов и индивидов); ограничение комплексности как измерения процесса модернизации исторически конкретными рамками; признание значимости природно- географических условий; признание возможности вариативного (конверненция и дивергенция; восходящая и нисходящая) поведения территориальных единиц (регионов и субрегионов) в процессе модернизации; признание регионализации (пространственной специализации региона на определённых видах социальной деятельности) в качестве существенного аспекта модернизации.