Советская политическая система в 50-80-х годах

Как считают и современники, и многие историки, по форме смещение Н.С. Хрущева было "дворцовым переворотом", заговором [1]. "По существу… отвечало внутренним потребностям общества. Однако сделано оно было (группой высокопоставленных заговорщиков) втайне от народа, без гласного обсуждения, без глубокого изучения уроков "великого десятилетия" [2].

Однако мнения ученых разделились при оценке содержания этого события. Часть их считает, что был решен главный вопрос о власти; совершен переход ее в руки самого устойчивого блока, включавшего вчерашних умеренных сторонников Хрущева, ставших "либеральными" консерваторов, все более коррумпировавшихся аппаратчиков, прагматических карьеристов, политически активных неосталинистов и формирующихся националистически-консервативных сил [3].

Другие же убеждены, что вместе с Хрущевым ушло в политическое небытие особое поколение руководителей, которые тоже были аппаратчиками, но аппаратчиками не совсем типичными -- от них еще веяло духом революции, они были "бойцами", "солдатами партии" и ощущали себя участниками "похода за светлое будущее всего человечества". Место "бойцов партии" заняли "исполнители" -- люди часто безликие, в значительной мере отученные принимать самостоятельные решения и брать на себя ответственность [4]. Многие исследователи определяют характер происшедших перемен как консервативный поворот в политике и истории страны. По мнению Р. Такера, Д. Боффа приход к руководству новой группы означал консервативный, а в некоторых отношениях и реакционный курс [5].

Другие авторы дают более взвешенные оценки. "С отставкой Н.С. Хрущева завершился процесс либерализации общественно-политической жизни к умеренно-консервативному курсу в политике и идеологии" [6].

Что же произошло в октябре 1964 года: обычный политический переворот на "советский манер" или поворот с далеко идущими последствиями? Официальная пресса обнародовала лишь краткое информационное сообщение о пленуме ЦК КПСС, осудившем волюнтаризм и субъективизм в партийном руководстве. Сначала октябрь 1964 года воспринимался в обществе в виде реакции на определенные личные качества Н.С. Хрущева как руководителя: непредсказуемость, склонность к авантюрным действиям, нестабильность его политики, череду неоправданных реорганизаций. И только в мемуарной литературе 90-х годов были прояснены обстоятельства смещения Н.С. Хрущева. Г. Арбатов, работавший в те годы директором института США и Канады, уточняет: Пленум ЦК КПСС, созванный после того, как вызванного из отпуска Хрущева заставили подать в отставку, был призван лишь утвердить решение и придать ему видимость законности [7]. На пленуме был заслушан доклад Суслова М.А. "О ненормальном положении, сложившемся в Президиуме ЦК в связи с неправильными действиями Хрущева", а также подтверждено решение о разделении поста первого секретаря ЦК и председателя Совета Министров СССР.

Группу, сформировавшуюся в высшем эшелоне партийно-государственной элиты и сместившую Н.С. Хрущева, возглавили секретари ЦК КПСС Л.И. Брежнев и Н.В. Подгорный. Кроме того, в нее вошли М.А. Суслов, А.Н. Косыгин, П.Е. Шелест, А.Н. Шелепин, В.Е. Семичастный, отличавшиеся друг от друга своими представлениями, связями. Л.И. Брежнев сумел одержать победу над реальными соперниками, известными и влиятельными в партии и стране: А.Н. Шелепиным, занимавшим посты заместителя председателя Совета Министров и Председателя Комитета партийно-государственного контроля, прошедшего "школу комсомола" и являвшегося представителем относительно молодого поколения; А.Н. Косыгиным -- представителем старшего поколения, видным руководителем и талантливым организатором. Будучи знатоком аппаратной работы, Л.И. Брежнев использовал опыт, накопленный в политической борьбе и политических интригах, когда он поддерживал Н.С. Хрущева.

Вскоре после смещения Н.С. Хрущева последовали первые властные "реорганизации". Были осуществлены кадровые перестановки в высшем партийном руководстве, направленные на все более полное сосредоточение власти в руках Л.И. Брежнева и его сторонников. А.Н. Косыгин стал Председателем Совета Министров СССР; М.А. Суслов -- член Президиума ЦК КПСС, остался главным идеологом партии. На ноябрьском (1964 г.) пленуме ЦК КПСС были восстановлены единые партийные организации на всех уровнях, вернулись к территориально-производственному принципу их построения [10]; воссоединялись также советские, профсоюзные, комсомольские организации. Попытались продолжить преобразования в экономике, намеченные ещё при Хрущеве, коснувшиеся не только сельского хозяйства, но и промышленности. Аграрная политика, основы которой были заложены сентябрьским (1953 г.) пленумом ЦК КПСС, получила продолжение в решениях мартовского (1965 г.) пленума ЦК КПСС, наметившего крупные инвестиции в аграрный сектор экономики, а также ряд мер по материальному стимулированию производственных коллективов и их тружеников; социальному обустройству села.

На сентябрьском (1965 г.) пленуме ЦК КПСС была предложена хозяйственная реформа, готовившаяся в течение ряда лет группой экономистов. Инициатором её стал А.Н. Косыгин, председатель Совета Министров СССР. Однако отправные идеи и процесс реализации оказались противоречивыми. Основное её содержание сводилось к переменам в управлении народным хозяйством, в частности, упразднению совнархозов и восстановлению центральных министерств, переходу на отраслевой принцип управления промышленностью. Предполагалось изменить систему планирования путём переориентации оценок достижения роста объемов производства с показателей валовой продукции на результаты её реализации, а также осуществить совершенствование экономического стимулирования за счет расширения хозяйственной самостоятельности предприятий, роста их рентабельности, прибыли, установки экономически обоснованных цен, усиления прямых договорных связей между предприятиями по поставкам продукции и т.д. Однако реализация перечисленных мер показала, что проблемы, связанные с природой экономических показателей и с "ведомственностью", остались нерешенными. По-прежнему слабой оставалась практическая связь между предприятиями, принадлежавшими разным министерствам. Расширение самостоятельности предприятий слабо увязывалась с усилением административных и экономических полномочий центральных министерств, с сохранением в неприкосновенности роли политико-административной системы в функционировании экономики. Тем более, скоро стало очевидно, что намеченные в промышленности и сельском хозяйстве меры осуществлялись непоследовательно и лишь короткое время, к 1968 году реформы стали сворачиваться.

Складывалось впечатление, что, опираясь на имевшийся технико-экономический, концептуально-идеологический потенциал, укрепленную своими сторонниками политическую элиту, Л.И. Брежнев стремился к усилению собственной власти, используя первоначально идеи, сформировавшиеся в окружении Н.С. Хрущева. Более того: в течение 1966--67 годов обозначилась тенденция реставрации сталинизма; активизировались сталинисты и в брежневском окружении: СП. Трапезников (зав. отделом науки ЦК КПСС); В.А. Голиков (помощник Брежнева), К.У. Черненко, Н.А. Тихонов и др. Они стремились к полной реабилитации Сталина, отказу от курса XX съезда; к ужесточению советской внешней политики. Их усилиями была приостановлена реабилитация репрессированных, начатая после смерти Сталина.

На состоявшемся в марте -- апреле 1966 года XXIII съезде КПСС решения XX и XXII съездов не были отменены, но сам съезд не сделал ни одного шага вперед. Борьба сталинистов и их противников закончилась своеобразно: что-то удалось отстоять одним, чего-то добиться другим. В целом же в выигрыше оказалась партноменклатура, получившая защиту своих интересов и практически всю полноту власти. Из Устава КПСС были исключены пункты об обязательных квотах обновления партийных органов и ограничении сроков пребывания на выборных партийных постах [8].

Партийно-политическая элита по сложившейся традиции пользовалась многочисленными льготами, не тратя деньги на каждодневные нужды. Пришедшие после отставки Н.С. Хрущева кадры отражали интересы этой новой бюрократии. Партийная номенклатура стремилась к заветной цели: стабильности и порядку. Закончилась "эра Хрущева", начался "золотой век" аппарата, бюрократии. В своих воспоминаниях Г.А. Арбатов раскрывает механизм обеспечения "стабильности", а точнее неподвижности политической системы 70-х гг., символом которой стал Брежнев. "Ответственные посты стали в принципе пожизненными, а бюрократы -- несменяемыми... Изобреталась изощренная техника увода самых бездарных, безнадежных, полностью провалившихся работников от ответственности: секретарей обкома, если были основания ждать неприятностей на очередных выборах в области, рекомендовали после небольшого перерыва (фактически назначали) секретарем в другую область. Из министерства в министерство перебрасывали несостоятельного министра, либо "под него" создавали какое-то новое министерство, а совсем провалившимся находили или создавали синекуру, часто направляя в какую-либо страну послом (на эту работу посылали и впавших в немилость)..." [9].

Ответственные работники, высший эшелон номенклатуры в указанные годы таким путем окончательно выделились в особую касту. В этот период был сделан и следующий логический шаг -- попытались создать систему передачи власти или привилегий "по наследству": через систему привилегированного образования, а затем и назначений и выдвижений по службе. Таким образом, номенклатура превратилась в господствующий и эксплуатирующий класс.

К концу 60-х гг. номенклатурный слой консолидировался, состав его в основном устоялся. Номенклатура стремилась защитить себя как от демократических перемен, так и от руководства сильной личности. Это ей удалось. Путь к демократическим переменам, обозначившийся в 50-е годы, партийно-государственная номенклатура заблокировала.

Лидер новой партийной верхушки Л.И. Брежнев, которого "большинство людей в аппарате ЦК считали слабой, а многие -- временной фигурой" [10], сумел утвердить свои позиции и обеспечить поддержку большинства секретарей обкомов и крупных горкомов, обратив именно к этой категории партийных руководителей лозунг "доверять кадрам". В апреле 1966 года на XXIII съезде он стал Генеральным секретарем ЦК КПСС. Этот сталинский пост был восстановлен с учетом желания Брежнева, хотя и без неограниченной, как прежде, власти. Находясь на посту Генсека, в июне 1977 г. Брежнев занял пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР, который ранее занимал П.В. Подгорный. Он использовал традиционную для номенклатуры систему отбора лично преданных кадров, избавившись от неподатливых членов Политбюро и расставив "своих" в результате хитрых политических игр [11]. Продвижение Л.И. Брежнева к вершине пирамиды власти подтверждает верность этой "технологии". Брежнев входил в группу Н.С. Хрущева, но стал участником его свержения. В течение десятилетия (1964-1975) он окончательно утвердился на верху иерархической лестницы. С 1974 г. он заболел, и в течение восьми лет наша страна жила в ненормальной, едва ли имеющей прецеденты ситуации -- с руководителем, уже не способным удовлетворительно выполнять даже свои элементарные функции. Традиции и реальная политическая обстановка практически исключали возможность "нормальной" замены лидера. Механизмы, созданные еще в период культа личности, не только концентрировали власть в руках руководителя, но и последовательно, целеустремленно "выбивали" его сильных соперников уже на очень дальних подступах. Ни один политический оппонент Брежнева не был расстрелян. Однако он немало преуспел в ликвидации потенциальных угроз для себя с помощью аппаратных маневров. Умело используя "методы" системы, он продвинул на высшие руководящие посты "днепропетровскую" группу своих сотоварищей из города, в котором начал политическую карьеру, окончив в 1935 г. металлургический институт и затем работая заместителем председателя горисполкома, заведующим отделом обкома ВКП(б); в 1939 г. был избран секретарем днепропетровского обкома партии, в 1947 г. -- первым секретарем этого обкома.

Членами Политбюро ЦК КПСС при Брежневе стали: председатель Совета Министров СССР Н.А. Тихонов -- бывший председатель днепропетровского совнархоза, А.П. Кириленко -- бывший первый секретарь днепропетровского обкома КПСС; К.У. Черненко, работавший под руководством Брежнева заведующим отделом агитации и пропаганды и т.д. Брежнев постепенно создал послушный ему секретариат, с помощью которого проводил свою линию и решения через Политбюро, заседания которого нередко продолжались всего 15--20 минут. Со временем он сосредоточил в своих руках важнейшие рычаги партийной государственной власти, принцип "коллективного руководства" канул в лету.

Партийные руководители, будучи дипломированными, но зачастую практически не владевшими своей специальностью работниками, руководили -- неважно чем. "Система отбирала в основной массе, -- пишет Г. Арбатов, -- людей не очень способных, но послушных и честолюбивых, а потому малоразборчивых в средствах, не очень отягощенных абстрактными соображениями совести и морали..." [12]. В итоге 70-е годы стали триумфом посредственности, воплощением которой явился сам Брежнев. Сформированный по обозначенным правилам партийный и государственный аппарат направлял свои усилия на сохранение в обществе статус-кво и был ориентирован не на решение проблем, а на то, чтобы не нарушать собственного равновесия. Брежнев же старался никогда не затрагивать высших чиновников. И эта его "политика попустительства" рождала в руководителях не только чувство стабильности, но и вседозволенности. В 70-е годы в стране утвердилась всеобъемлющая власть аппарата, который из орудия личной власти при Сталине превратился в субъект политики при Брежневе. Расцвели кумовство и взяточничество.

Л.И. Брежнев возглавлял Коммунистическую партию 18 лет, за это время сложился культ его личности, в создании которого преуспело его ближайшее окружение, запустив механизм славословия уже вскоре после октябрьского (1964 г.) пленума ЦК КПСС. Н. Месяцев, являвшийся председателем Госкомитета по радиовещанию и телевидению, получил "указание о показе Л.И. Брежнева и других высших руководителей в соответствии 3:1, то есть Генсека на телеэкране должно было быть втрое больше, чем всех остальных. Ревниво следили и за крупностью планов [13]. За время своего руководства Брежнев получил восемь орденов Ленина, четыре звезды Героя Советского Союза, одну Героя Социалистического Труда, стал Лауреатом Ленинской премии мира, Ленинской премии по литературе за три брошюры "Малая Земля", "Возрождение" и "Целина", повествовавшие о "подвигах" Брежнева во время войны, на промышленном и сельскохозяйственном фронтах в послевоенные годы. Кроме того, он совершил головокружительную военную карьеру от генерала армии (апрель 1975 г.) до Маршала Советского Союза (7 мая 1976 г.) и т.д.

Геронтократия властвовала, партийная жизнь шла своим чередом, бесперебойно действовали отработанные политические механизмы. Регулярно созывались через 5 лет партийные съезды, "генеральные линии" которых и "основные направления" очередных пятилетних планов единодушно одобрялись [24]. Ярко рисует атмосферу их проведения Л. Овруцкий: "XXVI съезд -- это съезд оваций. Они начинались, едва куранты на Спасской башне пробивали десять. 80-страничный доклад Л.И. Брежнева прерывался аплодисментами 78 раз; продолжительными аплодисментами -- 40; бурными, продолжительными -- 8. Ритуальные поклоны отвешивались по крайней мере в трех направлениях. Прежде всего, фимиам курился перед монументальной фигурой лично Леонида Ильича, отмечались "горячее сердце и выдающийся ум", "неиссякаемый талант" и т.д. Второй иконой, перед которой надлежало "разбивать лбы", был Отчетный доклад Центрального Комитета. Наконец, предметом восхищения служила "предприимчивость" Леонида Ильича, его бесконечная инициативность; якобы по его задумке разрабатывались продовольственная программа, комплексная программа развития транспорта и Нечерноземья, с его именем связывалось создание и успешное развитие электронной промышленности и т.д.

По разным оценкам, культ Брежнева был "комедийным", "культом без личности". Несомненно одно -- он не был культом личности сталинского типа, а скорее -- "культом должности". Культы Сталина и Брежнева возникли в условиях однотипной политической системы, но на разных качественных ее уровнях. Они имели много общего по своей сути, но отличались некоторыми признаками и формами проявления.

В условиях тоталитарной советской системы 30-х--40-х годов сложился культ личности сталинского типа, характерными чертами которого стали: наличие у лидера отрицательной харизмы; максимальная концентрация власти вплоть до установления режима личной власти (диктатуры); полное подчинение партийного аппарата вождю; использование произвольно-тиранических методов управления с применением массовых репрессий; установление всеохватывающего идеологического контроля, целенаправленное формирование в массовом сознании образа непогрешимого и всезнающего вождя и т.п.

Политическая система 60-х--70-х гг. "задала" тип лидера, отвечающего требованиям именно этой эпохи. Для него были характерны такие параметры, как отсутствие харизматических черт; авторитарно-тоталитарный тип правления с постепенным превращением партийного аппарата в субъект политики; существенное ослабление диктаторских методов, сокращение масштабов политических репрессий, все более приобретавших избирательно-адресный характер; изменение их формы (преобладание клеветнических кампаний, судебных преследований, изгнания из страны, незаконных арестов, содержания в психиатрических больницах и т.п.). Характерно, что, несмотря на колоссальные усилия пропаганды по формированию "образа вождя" в лице Брежнева, у основной массы населения отсутствовало какое-либо преклонение перед ним; более того: он постоянно был главным "героем" громадного числа анекдотов, буквально захлестнувших общество в указанные годы.

Таким образом, фигура Брежнева в политическом плане отражала тенденции временной "стабилизации", выступала реальным воплощением, материализацией механизма власти в обществе, которое находилось в состоянии перманентного кризиса на пороге грядущих исторических перемен. По мнению историков, Брежнев выступил как воплощение консенсуса и солидарности партийно-государственной коалиции, с которой он никогда не собирался порывать. В эту коалицию вошли в 70-е годы представители силовых структур, высших военных кругов, военно-промышленного комплекса, госбезопасности, оказавшие существенное влияние на политику. Страна наращивала военный потенциал; во внешней политике, декларировавшей миролюбие и "разрядку", все более утверждался приоритет силовых методов. Доказательством стало подавление вооруженной силой реформаторского движения в Чехословакии в 1968 году, ввод советских войск в Афганистан в 1979 году.

Бюрократия стремилась придать охране собственных интересов легитимную форму. В 1977 г. была принята Конституция СССР, в шестой статье которой юридически закреплялась руководящая и направляющая роль КПСС как ядра политической системы. Монополия коммунистической партии на власть приобрела силу закона. "Развернутое строительство коммунизма" по мере приближения к обещанным партийной программой 1961 года временным рамкам обретало все более мифический характер. На свет появилось учение о "развитом социализме", развернутая характеристика которого была включена в преамбулу Конституции 1977 года. Оно было сконструировано с целью оправдания все увеличивавшегося разрыва между "общественными идеалами" и практикой, складывавшейся тупиковой ситуацией в стране.

Пропагандистская машина, возглавляемая "серым кардиналом" М.А. Сусловым, вела нескончаемую идеологическую обработку населения, придавая особое значение мотивации "неизбежности" возрастания руководящей роли партии, а на деле ее культу; характеристике международного положения и показу "коренной противоположности" двух систем -- социалистической и капиталистической. Причем сами лидеры не верили в эти идеалы. Это была конъюнктурно-охранительная политика, изображавшаяся как продолжение непогрешимого ленинского курса.

Брежневский политический режим осуществил "тихую реставрацию" многих элементов сталинизма. Официальная позиция была такова: Сталин "активно отстаивал принципы марксизма-ленинизма", но им были допущены отдельные "просчеты" и "отступления". В реальной жизни развернулась сначала замаскированная, а затем достаточно открытая реабилитация Сталина и сталинизма. Особенно восхвалялась его деятельность в годы Великой Отечественной войны; термин "период культа личности" был изъят из употребления; запрещалось упоминание в средствах массовой информации о сталинских репрессиях, реабилитация жертв которых была сведена к нулю. Сталинистам по существу удалось вернуться к апологии Сталина и сталинизма. В регулярно переиздававшихся в 70-е годы курсах истории КПСС под редакцией Б.Н. Пономарева сохранилось лишь несколько лаконичных абзацев или фраз о XX съезде КПСС (без упоминания доклада Хрущева на его закрытом заседании, да и самого имени Хрущева), о решениях ЦК КПСС о культе личности и примыкавших к этому темам. "Неосталинизм" стал символом времени.

Правящая элита строго контролировала информацию, предназначенную для общества, дозируя и подавая ее в соответствующей идеологической упаковке. Общественные науки играли роль "пропагандистов успеха". Истории "разрешалось" лишь описание великих побед, славных свершений, безупречных героев. Современники свидетельствуют: "Исторические исследования не продвинулись с конца 60-х годов ни на шаг вперед. Была предпринята массированная попытка отбросить историческую науку, историческую мысль назад, сделать вид, будто XX съезда КПСС вообще не было. Именно для этого развернули кампанию проработки многих честных историков" [30]. С должности директора Института истории Академии наук СССР был снят П.В. Волобуев; А. Некрича, известного работами по истории второй мировой войны, вынудили эмигрировать.

В 70-е годы сложилась целая "система запретов", против которой пытались бороться представители творческой интеллигенции, например, известный музыкант М. Ростропович, выступивший с "открытым письмом". В нем он пытался защитить в противовес "МНЕНИЮ", А.М. Солженицына, который был изгнан из Союза писателей, а его "Раковый корпус", уже набранный в "Новом мире", не был издан [16].

Вообще "система запретов" широко использовалась в походе против инакомыслящей интеллигенции. Многие талантливые представители художественной интеллигенции, такие, как писатели А. Солженицын, В. Некрасов, поэт И. Бродский, музыкант М. Ростропович, певица Г. Вишневская и др., вопреки их желаниям, были высланы из страны, которая несла из-за этого большие духовные и нравственные потери.

В 70-х -- начале 80-х годов в обществе все острее ощущались симптомы экономического, политического и социального кризиса. Однако бюрократический аппарат любой ценой пытался заглушить зревшее общественное недовольство во имя сохранения собственного политического долголетия. На этом фоне отмечались нескончаемые юбилеи партийных, государственных и руководящих лиц, которые сопровождались пышными торжествами, помпезными поздравлениями, дождем всевозможных наград и премий. Страна погрязла во лжи, что стало существенным признаком кризиса. Расцвела "брежневщина", ставшая символом кризиса системы. Метко определил черты "брежневщины" писатель Д. Гранин, отразив восприятие этого явления на уровне обыденного сознания: "Истовая работа спецов, подхалимов всех рангов... приносила плоды прежде всего им самим. Угодничество настаивало: великая страна должна иметь великого вождя. И стали изготавливать великого. Дутые заслуги соответствовал и дутым сводкам, цифрам".

В кадровой политике процветали протекционизм, кумовство, выдвижение работников по признаку личной преданности. Протекционизм проник в науку, в систему высшего образования, в сферу обслуживания и т.д. Это явление стало всеохватывающим. Особенно отличались партийные вожди. Сын Л.И. Брежнева был назначен первым заместителем министра внешней торговли СССР, а в 1976 г. на XXV съезде КПСС он был проведен в кандидаты в члены ЦК КПСС. На этом же съезде членом ЦК КПСС был избран и зять Брежнева -- Чурбанов.

Перспективы же выдвижения на высокие партийные и государственные должности для представителей с мест были скорее исключением, чем правилом. 70--80-е гг. были отмечены прочной стабилизацией элиты и прекращением ее пополнения снизу. Система становилась замкнутой и закрытой. Одновременно коррупция глубоко проникла и в местные партийные, советские и хозяйственные органы, приняв особенно большие размеры в Закавказье, Средней Азии, Краснодарском крае, Ростовской области. Появились целые кланы "местных хозяев", что проявилось в "медуновщине", "рашидовщине", "кунаевщине" и т.д. Партийные руководители использовали "телефонное право" с целью давления на правоохранительные органы, благодаря чему "преступники из местной номенклатуры" уклонялись от уголовной ответственности, а представители высших эшелонов власти становились практически недосягаемыми для правосудия. Почти повсеместно сложился своеобразный симбиоз коррумпированной части партийно-государственной номенклатуры с криминальными элементами.

Подводя итог вышеизложенному, представляется возможным определить "брежневщину" как кризисное состояние власти, возникшее и развившееся в условиях разложения государственно-казарменного социализма в 70-е годы, проявившееся в разрастании партийно-государственных бюрократических структур, связанных клановыми, родственными и деловыми отношениями, подчинении функционирования тоталитарно-авторитарной системы их корпоративным интересам; распространении нравственной и социальной коррозии и утверждении "двойного политического сознания" в обществе.

В начале 80-х гг. объективная потребность в переходе к качественно новому этапу развития ощущалась все явственнее. Толчок к этому в соответствии с российской исторической традицией должен был дать новый лидер. Еще при жизни одряхлевшего Л.И. Брежнева начался новый виток борьбы за власть, проходивший невидимо для большинства граждан, незнакомых с хитросплетениями политических интриг. На фоне ухудшения состояния здоровья Брежнева встал вопрос: кто будет его преемником? Еще большую остроту он приобрел после смерти в январе 1982 года М.А. Суслова, бывшего главным идеологом и по существу вторым человеком в партии. На освободившееся место претендовали Ю.В. Андропов и К.У. Черненко. Но этот вопрос был решен только спустя три месяца. В мае 1982 года на пленуме ЦК КПСС с одобрения Л.И. Брежнева вторым секретарем ЦК был избран Ю.В. Андропов, бывший с 1967 г. шефом КГБ. Это означало, что, заняв вторую позицию в партийной иерархии, Андропов стал тем человеком, который получил возможность в будущем стать первым лицом в партии.

12 ноября состоялся пленум ЦК КПСС, который должен был официально избрать нового Генерального секретаря. Андропов и его сторонники действовали быстро и решительно, чтобы избежать непредвиденных осложнений. А они могли быть, поскольку региональная партийная номенклатура была озабочена смещением коррумпированного первого секретаря краснодарского крайкома партии С.Ф. Медунова, которое было осуществлено с ведома Ю.В. Андропова. Из 470 членов и кандидатов в члены ЦК 170 составляли секретари ЦК компартий союзных республик, секретари обкомов. В случае их объединения кандидатура Андропова могла бы не пройти. Но члены и кандидаты в члены ЦК приехали в Москву только 11 ноября, и, как считают многие авторы, им явно не хватило времени, чтобы объединить усилия и противостоять Андропову. Пленум ЦК КПСС начал работу утром 12 ноября. К.У. Черненко было поручено предложить кандидатуру Андропова Ю.В. Во время работы пленума в течение трех часов центр Москвы был оцеплен войсками и милицией. Вопрос о власти решился быстро и без осложнений.

В ноябре 1982 года Ю.В. Андропов на сессии Верховного Совета СССР был назначен Председателем Президиума Верховного Совета СССР, стал главой государства.

С его приходом к власти многие связывали большие надежды: о тогдашнем "фаворите", "человеке из КГБ" Андропове отзывались весьма лестно. Некоторые даже считали, что отсутствие у Андропова опыта в планировании сельского хозяйства и промышленности может оказаться благом для экономики, доведенной до бедственного положения.

Реализация общественных ожиданий во многом зависела от теоретических представлений и политической позиции, а также методов работы нового лидера. Вместе с тем сложность и трагичность ситуации заключалась в том, что на ход событий существенное влияние оказало состояние здоровья Андропова, страдавшего более 15 лет тяжелым заболеванием почек. Е.В. Чазов, длительное время лечивший Ю.В. Андропова, писал о том, что Юрий Владимирович отчетливо понимал значение фактора здоровья. "...Вы должны сделать невозможное -- поддержать мою работоспособность", -- улыбаясь продолжил: "Сколько раз Вы от меня слышали эту фразу касательно предыдущего Генерального секретаря, теперь и новый такой же. Незавидная у Вас участь".

Идейно-теоретические взгляды Ю.В. Андропова не выходили за рамки марксистско-ленинской парадигмы мышления. В его теоретической работе "Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР" традиционно обосновывалась историческая необходимость социализма и все его составляющие. Полемизируя с идейными противниками, под которыми традиционно понимались антикоммунисты -- советологи, указывавшие на многие противоречия реального социализма, Ю.В. Андропов, казалось, был убежден в правильности избранного пути: "...Думать, что возможен какой-то другой ход развития, значит сворачивать с надежной, хотя иной раз и жесткой почвы реальности, порывать с азами марксистской диалектики..." [18].

Вместе с тем Ю.В. Андропов был информирован об истинном положении дел в стране, знал о проблемах, трудностях и пытался искать пути их преодоления. С приходом к власти он, казалось бы, получил широкие возможности для этого. Новый Генеральный секретарь выделил во внутриполитическом курсе несколько приоритетных направлений.

Как всегда, началось с кадровых перестановок в высшем эшелоне власти; была сменена "команда": секретарем ЦК КПСС стал Н.И. Рыжков; выдвинулся на более видное место в Политбюро М.С. Горбачев; А.А. Громыко был назначен первым заместителем Председателя Совета Министров СССР; в эту группу входил и старый друг Ю.В. Андропова -- министр обороны СССР маршал Д.Ф. Устинов; из Сибири был приглашен Е.К. Лигачев, которому в Секретариате ЦК КПСС была поручена работа с кадрами. Перемены в верхах коснулись и "брежневских кадров": в конце 1982 года старый друг Л.И. Брежнева А.П. Кириленко был выведен из состава Политбюро; из состава Президиума Верховного Совета был выведен председатель ВЦСПС Шибаев. Андропов действовал традиционно в соответствии со сложившимися принципами партийной "этики": "завоевывал" партийный аппарат.

Своеобразно для коммунистического лидера Юрий Владимирович объяснял "промахи" и "ошибки" в процессе такого "обновления" кадров: "У нас очень много субъективизма, оценки даются по произносимым лозунгам и даже по политической демагогии. Если бы у нас на всех уровнях от колхоза до Совета Министров были умные, профессионально сильные, преданные конкретному делу руководители, мы бы уже давно шли в ногу по всем показателям со всеми передовыми странами мира". Предпринял Андропов и попытку изменить стиль аппаратной работы, перенести центр тяжести на деловитость, компетентность, отойти от утвердившегося номенклатурного принципа подбора кадров исключительно по личной преданности. Эти новые веяния испугали партийно-государственную номенклатуру на местах.

Среди широкой общественности нашло отклик стремление нового руководителя приостановить рост коррупции и преступности. Борьба с коррупцией по тем временам велась жестко. Например, в Узбекистан была направлена группа следователей КГБ, которая занялась "делами" Рашидова (Первого секретаря ЦК КП Узбекистана) и его "приближенных", многие из которых были привлечены к уголовной ответственности. Министр внутренних дел Щелоков был освобожден от занимаемой должности за взяточничество, а его заместитель Чурбанов -- зять Брежнева -- был снят с занимаемой должности и осужден за взятки в особо крупных размерах, и т.д.

Определенные усилия направлялись и на укрепление государственной, хозяйственной и трудовой дисциплины в обществе. Если основным лозунгом брежневских правителей было: "стабильность и никаких резких движений", то у бывшего шефа КГБ позиция была иной. Советские граждане с нескрываемым энтузиазмом следили за процессами над генералами и зам министрами, "взятыми" в рабочее время в саунах и на базах отдыха. Многим казалось, что подобное разоблачение начальников позволит пойти вперед семимильными шагами. Однако наивность и "верхов" и "низов" скоро стала очевидной. А кампания по наведению порядка дошла до того, что людей останавливали на улицах, в магазинах, в аэропортах, даже прерывали киносеансы, чтобы проверить, почему они находились в этих местах в рабочее время.

Пытался Андропов сосредоточить внимание своей команды и на поиске "новых" подходов в сфере экономики, будучи уверенным, что существовавший строй мог быть обновленно эффективным. В ЦК КПСС был создан экономический отдел, который должен был разработать программу выхода страны из кризиса и наметить соответствующие меры. Но они не дали и не могли дать желаемого эффекта не только потому, что "время Андропова" было очень коротким, но и потому, что были направлены на улучшение того, что требовало коренной реорганизации.

Принятые меры, казавшиеся многим "революционными", привели к определенному росту популярности Ю.В. Андропова в массах. Кое-кто увидел в них начало желаемого процесса очищения. Но он не был длительным и эффективным. Ю.В. Андропов руководил страной всего 15 месяцев. В литературе, посвященной этому периоду, присутствует мысль о том, что если бы Андропов прожил дольше, то прогрессивные процессы, которые наблюдались при нем, привели бы к модернизационным изменениям; допускалась даже возможность "бархатного" варианта, планового перехода системы в новое качество [19]. Одни авторы считали его "либеральным реформатором"; другие высказывали противоположное мнение, отказывая в столь высоком ранге на том основании, что такой "подход реформирования" вполне устраивал партийно-государственную номенклатуру, давая шанс на сохранение ее позиции [20]. Подобные мнения, в известном смысле противоречившие друг другу, отражают противоречивость самой ситуации начала 80-х годов. Ю.В. Андропов, в течение многих лет занимавший весьма ответственные посты в авторитарно-бюрократической системе, а затем и увенчавший пирамиду ее иерархического построения, нес прошлое в свое настоящее. Этот политический лидер был вписан в эту эпоху, стремясь найти эффективные решения назревавших задач, но в рамках сложившейся системы. В этом трагизм и одновременно известный утопизм всех благих начинаний руководителей-"реформаторов": сохранялась иллюзия относительно возможности изменения партийного курса на более прогрессивный, хотя бы в заданных границах, а также на реальность частичной демократизации государственной системы. Андронов уловил назревшую необходимость модернизации традиционного общества, не случайно при его непосредственном участии в партийно-государственный аппарат "проникли" люди, осознавшие необходимость хотя бы некоторого обновления политических приоритетов. По сути своих теоретических представлений и политических действий он был консерватором, но самым прогрессивным в "старой генерации" руководителей второй половины 60-х - начала 80-х гг. В феврале 1984 года новым Генеральным секретарем ЦК КПСС стал К.У. Черненко, при котором все "вернулось" "на круги своя". Представитель "брежневской группы", он законсервировал на целый год до марта 1985 года "застой в стране".

Таким образом, консервативный поворот середины 60-х годов подвел советский "государственный социализм" к заключительной фазе кризиса в первой половине 80-х гг. Советская правящая элита превратилась в самостоятельную политическую силу, безраздельно властвовавшую, стоявшую над обществом, стремившуюся сохранить монополию на реальную власть. Не изменив характера социально-политической системы, партийно-номенклатурная элита доказала неспособность к саморазвитию и обновлению. Такой социальный организм был обречен.

3. Диссидентский вызов

Одной из характерных черт политической жизни страны в указанные годы можно считать усилившееся противостояние между правящим режимом и общественными силами, противившимися консервативному повороту. Данный процесс проходил вне официальных политических и общественных учреждений и порождал различной направленности неформальные движения. Наиболее значительным, аккумулировавшем в себя весь советский неформалитет вплоть до середины 80-х годов, стало диссидентское движение.

Диссидентское движение не подвергалось сколько-нибудь объективному анализу в период своего возникновения и саморазвития. В официальной прессе тех лет диссиденты -- "отщепенцы", "клеветники", "тунеядцы", "предатели" и т. д. В обществе они были практически в изоляции. Обыденное сознание советских людей в целом принимало официальную версию событий, в лучшем случае проявляло к ним полное равнодушие.

Лишь с конца 80-х годов, с развитием гласности, демократизации, ликвидации идеологической монополии и т.д., проблема диссидентства стала одной из самых актуальных в практическом и научном плане. Публицистическая печать приоткрыла завесу над именами и событиями правозащитной деятельности, тем самым поставив вопрос о восстановлении справедливости в отношении незаконно репрессированных [21]. Массовый характер приобрело издание мемуаров, дневников, писем самих правозащитников [22].

Однако публицистически-мемуарная литература делала акцент на описании советского ГУЛАГа, советского судопроизводства, осуждении репрессий и т. д., все еще абстрагируясь от более сложного вопроса: чем же в действительности было это движение, каковы его истоки, цели, какую роль оно сыграло в подготовке общества к переменам?

Начало научному осмыслению диссидентства положили сами участники этого движения, опубликовавшие в 70--80-е гг. на Западе ряд аналитических обобщающих работ [23]. В них были основные этапы становления и развития диссидентского и правозащитного движения, его содержание. В отечественной научной литературе данная тема получила развитие с начала 90-х годов [24].

Однако и на сегодняшний день нет единого мнения относительно истоков и характера диссидентского движения. В мемуарах, интервью и аналитических работах его бывшие участники, как правило, подчеркивают аполитичный и неоппозиционный характер своей деятельности. Диссидентство, по их мнению, скорее было нравственной позицией и независимым поведением -- свободой явочным порядком части интеллигенции, чем общественно-политическим движением. Вслед за ними и некоторые историки отрицают общественно-политический характер диссидентства на том основании, что оно не имело формальной структуры, выработанных и пропагандируемых политических программ, целей и, наконец, сколько-нибудь значительной социальной базы.

Однако представляются несостоятельными попытки определения характера общественного движения только наличием или отсутствием внешних признаков его политической организации. И вряд ли характер движения можно в полной мере оценивать лишь на основе его самоопределения. Субъективное восприятие мотивов и смысла своей деятельности часто неадекватно действительным объективным ее функциям. На это противоречие обратила внимание Л. Алексеева, подчеркнув, что "... отказ от коллективистского подхода означал отрицание основ официальной идеологии, требование соблюдения законности в советских условиях было требованием к советскому государству перестать быть тоталитарным. [25]. Именно так и квалифицировали советские официальные органы действия правозащитников, упекая их в тюрьмы и ссылки за посягательства на систему.

Термин "диссидент" (в оценках инакомыслящих в СССР) впервые был употреблен на Западе в 70-е годы. Вскоре им стали широко пользоваться советские органы, официальная печать, возможно по той причине, что "диссидент" точнее отвечал статьям 58, 64, 70 УК РСФСР (антисоветская пропаганда, клевета на строй, предательство и пр.), чем "правозащитник". Сами участники движения отрицательно относились к данному термину. Сначала они называли свое движение "демократическим", затем "либеральным" и, наконец, "правозащитным".

Диссидентство неадекватно всякому инакомыслию, это отступничество людей, являвшихся плоть от плоти представителями советской системы, ее идеологии и нравственности. Первые признаки зарождения критического, нонконформистского мышления появились уже в послевоенные годы. Климат "оттепели" ускорил развитие данной тенденции. Самым мощным катализатором зарождения диссидентского мышления стал XX съезд КПСС, доклад Н.С. Хрущева о культе личности Сталина. Значительную часть интеллигенции потрясло не столько оглашение фактов зловещих преступлений сталинского режима (о них уже знали из личного общения с реабилитированными, знакомства с их гулаговскими рукописями и т. д.), сколько то, что руководство КПСС впервые поставило вопрос о возможности критики сталинского режима, выявлении и осуждении его негативных сторон. Интеллигенция с головой ринулась в обсуждение самых злободневных вопросов: о культе личности, принципе коллективности и демократизма в политическом руководстве, свободе творчества и т. д.

Однако вместе с вдохновением интеллигенция вскоре стала испытывать все возраставшее разочарование. Ее умонастроения развивались далеко не в унисон с настроением партийной элиты. Интеллигенция же пыталась разобраться в органических истоках сталинизма, в механизме политических репрессий, в деформациях социализма. Начался невиданный всплеск самопознания, переосмысления исторического опыта, поиск новых форм и содержания творческого самовыражения. Столкновение этих устремлений с охранительной позицией партийно-государственной власти и породило первые ростки диссидентского инакомыслия.

Оно развивалось подспудно, лишь изредка прорываясь на поверхность издаваемых литературных произведений и периодической печати. Рупором распространения либеральных идей стал литературно-общественный журнал "Новый мир" (ред. А. Твардовский), высшим достижением которого шестидесятники считают публикацию в 1962 году повести А. Солженицына "Один день Ивана Денисовича".

Однако "оттепель" не становилась весной. Одновременно с разоблачением сталинизма по решению хрущевского руководства было задушено демократическое движение в Венгрии (1956 г.), что произвело особенно тяжелое впечатление на молодежь, поверившую в возможность перемен. Начались бесконечные разносы писателей, ученых, журналов за нарушение дозволенных рамок разоблачения культа и попытки переосмысления уроков истории. В мае 1957 года на встрече с творческой интеллигенцией Н.С. Хрущев обрушился на "слишком либеральных" писателей, в том числе В. Дудинцева, Э. Казакевича, В. Тендрякова, М. Шагинян и других. Речь Хрущева рассеивала последние иллюзии тех, кто думал, что он поддержит "либеральное направление в литературе".

Таким образом, "оттепель" принципиально не изменила взаимоотношения интеллигенции и власти. Поэтому инакомыслие нашло способ неподконтрольного распространения идей в немногочисленных "подпольных" кружках, "кухнях", где происходило обсуждение общественно-политических проблем, чтение рукописей, составление писем-петиций, и в уникальной форме -- самиздате. Самиздат, по меткому определению А. Алексеевой, - это когда "сам переписываю, сам распространяю и сам за это отвечаю".

Начался самиздат со стихов и песен запрещенных, забытых, репрессированных авторов: А. Ахматовой, О. Мандельштама, М. Волошина, Н. Гумилева, М. Цветаевой и др. По не которым сведениям, на рубеже 50--60-х годов в рукописях распространились произведения более 300 авторов. По мере усложнения ситуации в стране, самиздат "серьезнел", "взрослел", политизировался и расширялся. Наряду со стихами и песнями стала распространяться серьезная проза, публицистика, переводы зарубежных авторов. Особое значение приобретал так называемый "взрослый" самиздат -- публикация мемуаров старых большевиков, репрессированных в годы сталинского режима, военачальников и других "зрелых людей". По свидетельству Н.С. Хрущева, редакции только официальных журналов получили более десяти тысяч рукописей на лагерные темы.

К середине 60-х гг. все большее распространение приобретал политизированный самиздат: перепечатка с независимыми комментариями важнейших решений ЦК КПСС и правительства, международных документов и т.д. В 1964 году Рой Медведев, историк и участник диссидентского движения, начал издавать ежемесячно материалы с обзорами основных политических событий в СССР; позже они были опубликованы на Западе под названием "Политический дневник".

Тогда же родилась и система "самиздат -- тамиздат" и "тамиздат -- самиздат", когда рукопись переправлялась на Запад и публиковалась в зарубежном издательстве ("тамиздате") и, наоборот, изданная за рубежом книга распространялась затем в СССР через самиздат. Данная система в последующем играла важную роль в распространении и пропаганде диссидентских идей и правосознания.

Почти сразу же начались преследования самиздатчиков и писателей, осмелившихся передать рукописи за рубеж. В 1960 году был арестован составитель самиздатского журнала "Синтаксис" А. Гинзбург, в 1961 году -- ленинградский писатель М. Нарица, передавший на запад книгу "Неспетая песня"; в 1962 году -- писатель-переводчик В.Тарсис и другие. Становилось ясно, что власть не намерена идеологическую и духовную сферу отдавать на откуп либеральной интеллигенции. Началом конца "оттепели" стали решения июньского (1963г.) пленума ЦК КПСС, провозгласившего, что "проповедь мирного сосуществования идеологий -- есть измена мар-ксизму-ленинизму, предательство дела рабочих и крестьян".

Однако идеологические заморозки не только не убили веру и желание отстаивать идею демократизации, но и подвигли наиболее отважных на открытые выступления. Значительную известность получило выступление Петра Григоренко (начальника кафедры Академии Генштаба) на районной партконференции в сентябре 1961 года, где он заявил о существующей опасности возрождения культа личности теперь уже Н.С. Хрущева и потребовал выработки действенных гарантий от возврата к сталинизму. С этого дня началась его драматическая диссидентская судьба: неоднократные аресты, принудительное психолечение, эмиграция, лишение гражданства. Судьбу П. Григоренко можно рассматривать в известном смысле как классический образец "отступничества.

Источники позволяют однозначно утверждать, что инакомыслие середины 50--60-х годов не выходило за рамки социалистического идеала, марксистского метода познания и оценки действительности. "Никто не подвергал сомнению, -- свидетельствует А.Д. Сахаров, -- истинность и ценность марксизма-ленинизма, значительность личности Ленина" [26]. Скорее наоборот, диссиденты пропагандировали идеи подлинного социализма (гуманного, демократического) и с этой целью требовали углубления десталинизации общества.

Таким образом, порожденное пафосом и противоречиями "оттепели", диссидентство середины 50--60-х годов было скорее новым направлением общественного сознания, чем общественным движением, смысловыми приоритетами которого стали: переосмысление исторического опыта и, главное -- десталинизация как путь к обновлению общества и духовной свободе.

Поворот к "ползучей реакции" в политике с сер. 60-х гг., связанный с усилившимся наступлением на небольшие островки свободы, рожденные "оттепелью", положил начало формированию общественно-политического движения правозащитников. Правозащитники единодушно связывают рождение своего движения с арестом осенью 1965 года двух московских писателей: Андрея Синявского и Юлия Даниэля, опубликовавших за рубежом сборники своих рассказов под псевдонимами Абрама Терца и Николая Аржака. В феврале 1966 года они были осуждены к 12 годам лишения свободы каждый.

Почему именно этот процесс стал началом рождения правозащитного движения? Тому было несколько причин. Во-первых, арест в конкретной ситуации конца 1965 года был воспринят как пролог к зловещим переменам. Гражданская позиция, сложившаяся у многих под влиянием "оттепели", отторгала возможность возврата к 30--40-м годам.

Во-вторых, арест писателей по информации западных спецслужб не остался тайной. За рубежом впервые развернулась кампания в поддержку арестованных; там зачитывались обращения, в том числе к советской общественности с призывами не допустить неконституционной расправы.

И, в-третьих, к этому времени диссиденты логикой своего развития подошли к идее защиты прав человека. Опыт убеждал, что ни подполье, ни призывы к углублению десталинизации результата не давали. Отвергая революционную парадигму, оставаясь верными идее либерализации социалистического строя, диссиденты должны были найти легальное, конституционное направление своей деятельности, которое могло бы стать основой демократической трансформации режима и перекрыть путь ресталинизации. Движение за права человека, закрепленные советской же Конституцией, казалось, открывало такую перспективу.

Первая демонстрация под правозащитными лозунгами состоялась 5 декабря 1965 года, то есть в день Советской Конституции. За несколько дней до этого в МГУ и других гуманитарных институтах были разбросаны листовки с "Гражданским обращением". Автором обращения и инициатором демонстрации был Александр Есенин-Вольпин, сын великого поэта, математик и поэт, автор запрещенного "Сводного философского трактата". В "Обращении" содержались призывы проявить бдительность, чтобы не допустить расправы над писателями, а также рекомендации проводить митинги с требованием гласности суда.

По свидетельству В.Буковского, на демонстрации было около 200 человек. Демонстранты успели лишь развернуть транспаранты, как были схвачены. На плакатах было написано: "Требуем гласности суда над Синявским и Даниэлем!" и "Уважайте Советскую Конституцию!" Последний лозунг особенно смущал советских чиновников.

Демонстрацию запечатлели иностранные корреспонденты и оповестили весь мир. Тем самым удалось сорвать закрытость суда. В дни процесса (10--14 февраля) у здания суда постоянно находилась толпа в несколько сот человек, сменяя друг друга. Это так называемое "4-х-дневное стояние" на сильном морозе само по себе было актом протеста. Но главное, диссиденты, пожалуй, впервые устанавливали контакты друг с другом и преодолевали отчуждение "корров" (западных корреспондентов). Особенностью данного процесса было то, что впервые подсудимые не каялись, не просили о снисхождении, а открыто настаивали па смоем праве на свободу творчества, на инакомыслие [27]. В своем заключительном слове Синявский утверждал, что пропаганда, агитация и художественная литература -- не одно и то же и что у него есть конституционное право на свободу творчества. хрущевский оттепель советский диссидентский