Михаил Васильевич Алексеев: военачальник и политик (август 1914 г. – сентябрь 1918 г.)

И не раз повторялись такие случаи до моего отъезда с Юго-Западного фронта. В период тяжелого отступления в апреле- мае 1915 года войск Юго-Западного фронта из Галиции генерал Иванов немало жаловался на отсутствие живой и уверенной самодеятельности Брусилова в дни наиболее трудного положения».

Говоря о роли Михаила Васильевича Алексеева в военной деятельности Юго-Западного фронта, стоит сказать, что совместно с генералом Ивановым Михаил Алексеевич играл одну из главных ролей в управлении армией, показал себя опытным стратегом, точно предугадывал поведение войск противника, как это было с планом Конрада, который Михаил Васильевич предугадал еще в 1912 году. Несмотря на множество технических и бытовых трудностей, армии Юго-Западного фронта добились некоторых успехов благодаря, в том числе, и генералу М.В. Алексееву.

Военная деятельность в должности Главнокомандующего Северо-Западным фронтом и главнокомандования Западным фронтом.

14 марта 1915 года состоялось долгожданное назначение генерала Михаила Васильевича Алексеева главнокомандующим Северо-Западного фронта. Сам Михаил Васильевич отнесся к этому назначению одновременно с радостью и тревогой. В письме от 14 марта он пишет сыну: «Тяжелoe и трудное наследство принимаю я. Позади ряд неудач, надорванный дух войск, большой некомплект. Дарует ли Господь сил, уменья, разума, воли привести в порядок материальный, пополнить ряды, вдохнуть иной дух и веру в успех над врагом? Вот вопросы, которыми полна моя мысль, чем живет сейчас моя душа. Ты поймешь, конечно, мое состояние ввиду той громадной ответственности, которая теперь ложится исключительно на одного меня».

Конечно, ответственность за успех деятельности ложился далеко не на одного генерала Алексеева, но учитывая особенности его характера и привычку всё делать самому, легко понять такое настроение Михаила Васильевича. Об этом пишет генерал Шварц, побывавший в штабе фронта: «Я был очень поражен странным положением, создавшимся тогда в штабе фронта: начальником штаба фронта был генерал Гулевич, он был тут же в Седлеце и жил в доме, занимаемом генералом Алексеевым, но этажом выше, а все дела в штабе решались помимо него. Получалось впечатление, что начальника штаба нет совсем. Некоторые чины штаба, которые были почему-то недовольны генералом Гулевичем, болтали, что он будто бы слишком "барин" и затягивает дела. Я лично не знал тогда генерала Гулевича настолько близко, чтобы подтвердить или отрицать это, но я хорошо знал генерала Алексеева и его постоянную манеру [делать] все самому... Я понимал, что какими бы качествами ни отличался начальник штаба, у генерала Алексеева он бы всегда играл второстепенную роль». А генерал Ф.Ф. Палицин писал, что «при такой постановке работы у Михаила Васильевича незаметно развивается абсолютизм»

1915 год стал неким рубежом, переломным моментом в жизни Михаила Васильевича. В контексте истории Первой мировой войны это был год Великого отступления Русской армии. Её необходимо было спасать от разгрома, а Россию от катастрофы. На выполнение этой задачи Михаил Васильевич «отдал все свои силы без остатка», как он выразился уже после революции.

Задачей Северо-Западного фронта, согласно директиве от Верховного Главнокомандующего, стало сохранение положения русских армий этого фронта на левом берегу р.Вислы и не допущение развития дальнейшего наступления немцев между Неманом и Вислой, для чего указывалось на необходимость занятия на правом берегу Вислы наиболее выгодного положения для активной обороны Немана, Бобра и Нарева.

Михаил Васильевич горячо взялся за исполнение поставленных задач, хотя и были существенные этому препятствия. Например, серьезный некомплект, который в то время Ставка оценивала в 320 тыс. чел., которые не позволял создать необходимый резерв.

Став в ответственное положение по отношению к армиям С.-З. фронта и ближе ознакомившись с обстановкой на этом фронте, генерал Алексеев, в ряде документов, составивших его переписку со Ставкой, счел необходимым изложить свои взгляды на общее положение дел и ближайшие задачи обоих фронтов. Проанализировав данную переписку, можно сделать вывод о том, насколько различалось представление о положении дел на фронте с точки зрения Ставки и человека, непосредственно участвовавшего в действиях.

Основной задачей армии, по мнению Верховного Главнокомандования, на этот период стала не Германия, а Австрия. Генерал Ю.Н. Данилов частично приводит переписку Михаила Васильевича со Ставкой, в которой последний высказывается против такой постановки дел. Следует отметить, что и сам Данилов был твердо убежден, что главной задачей должна оставаться немецкая армия. В письме от 6-го апреля к генералу Янушкевичу Михаил Васильевич категорически заявляет, что, по его глубокому убеждению, «основною операционною линией на Берлин должна считаться сеть путей от Варшавы. Пути через Австрию по своей длине, сложности, необеспеченности не могут почитаться желательными.». Поражение австрийской армии, говорит в том же письме генерал Алексеев, «являлось задачею промежуточной», и переход в наступление на Ю.-З. фронте «был предпринят, как следствие заминки дел на С.-З. фронте, как контрманевр против сбора значительных сил противника на путях к Перемышлю, с попутным нанесением австрийцам поражения». Принимая к исполнению указание Верховного Главнокомандования о переброске на Ю.-З. фронт III-го Кавказского корпуса, о чем будет сказано в дальнейшем изложении, новый Главнокомандующий на С.-З. фронте добавляет: «Я полагал бы, что дальнейшая переброска войск на Галичский театр, с точки зрения общих интересов, нежелательна». Наконец, всего лишь через две недели по вступлении в должность, генерал Алексеев, касаясь в письме в Ставку от 15-го апреля вопроса об очередных задачах армий вверенного ему фронта, сообщает, что, по его мнению, в настоящее время "было бы непосильно развивать удар в широких размерах на левом берегу р.Вислы, не имея конечной цели произвести вторжение в Германию". Но данные соображения не были приняты во внимание в Ставке, и письмом от 27 апреля генерал Янушкевич сообщил Михаилу Васильевичу, что директива Верховного Главнокомандующего изменениям не подлежит. Таким образом, С.-З. фронту предуказывалось строго оборонительное положение; его войска должны были служить источником для усиления армий генерала Иванова, стремившегося открыть себе пути в Венгрию через Карпаты. А.И. Уткин в своем исследовании приводит высказывание М.В. Алексеева на этот счет: «Любая другая цель, - писал Алексеев, - мираж; гораздо важнее возвратить Курляндию, чем завладеть проливами».

Михаил Васильевич Алексеев в 1915 году руководил одной из самых трагичных операций первой мировой войны - Великим отступлением русской армии. Современники и исследователи отмечают, что талант генерала и его стратегический талант не дали превратиться отступлению в катастрофу. Генерал А.И. Деникин вспоминает о тех днях: «Весна 1915 г. останется у меня навсегда в памяти. Великая трагедия русской армии - отступление из Галиции. Ни патронов, ни снарядов. Изо дня в день кровавые бои, изо дня в день тяжкие переходы, бесконечная усталость - физическая и моральная; то робкие надежды, то беспросветная жуть…»

Сам генерал М.В. Алексеев летом 1915 г. находился в удрученном состоянии, что подтверждают письма жене данного периода. Например, письмо, датированное 6 июля 1915 г.: «На душе так тяжко, так трудно, что я хочу поделиться с тобою, не дожидаясь приезда к тебе фельдъегеря, а отправляю это письмо с нарочным, который, кстати, отвезет и подарок, присланный мне штабом Юго-Западного фронта, с которым прожиты хотя иногда и тяжелые минуты, но зато были и минуты высокого подъема, наших начинаний, развиваемых успехов, достигаемых результатов, и никогда не было таких безотрадных положений, в которых сознаю сейчас себя.

Два врага давят меня: внешний - немцы и австрийцы, которые против меня собрали главную массу своих сил, взяли все, что можно, с фронта Ник[олая] Иудов[ича], против которого они, видимо, только шумят и демонстрируют, перебросили, быть может, что-либо еще с Запада или из новых формирований внутри государства . Везде лезут подавляющими массами, снабженными богатой тяжелой артиллерией с безграничным каким-то запасом снарядов. Есть и враг внутренний, который не дает мне таких средств, без которых нельзя вести войну, нельзя выдерживать тех эпических боев, которыми богаты последние дни».

Легко можно увидеть, что Михаил Васильевич и сам прекрасно осознавал тяжелую обстановку, в которой оказалась русская армия. Причинами проигранных сражений Михаил Васильевич называет следующие факторы: недостаток офицерских кадров, отсутствие коренных прочных офицеров, малая обученность массы, несплоченной в битвах, крайне скудное обеспечение снарядами, в то время когда противник обладает достаточными запасами артиллерии. В связи с этим участились случаи массовой сдачи в плен, бегства с поля боя. Проблеме снабжения Михаил Васильевич уделяет огромное внимание в своих письмах жене, и чем дальше, тем более отчаянным становится его он изложения, всё меньше надежды остается у генерала на спасение своей армии, хотя все вокруг были абсолютно уверенны, что Михаил твердо уверен в успехе кампании. Как пример, можно привести запись в дневнике Палицына: «У Михаила Васильевича вера и глубокое убеждение, что он выведет армии из их злосчастного положения, созданного не им, а ходом событий».

22 июня 1915 состоялось совещание в Седлеце в присутствии великого князя Николая Николаевича, на котором Алексеев получил, наконец, полную свободу действий. Ему было предоставлено право отказаться от обороны Вислы и нижнего Нарева и перейти на более сокращенные позиции... При этом разрешено было Ивангород не считать крепостью, но в просьбе Алексеева принять такое же решение относительно Новогеоргиевска, чтобы не запирать там гарнизона, Ставкой было отказано, чем Михаил Васильевич поспешил воспользоваться, понимая, что Ивангород уже не удержать и объявил его не крепостью, а «укрепленной позицией».

В течение лета 1915 русская армия оставила Галицию, Литву, Польшу. Благодаря стратегическому таланту генерала М.В. Алексеева удалось избежать трагедии, не попав в так называемый «польский мешок». 7 августа пал Новогеоргиевск, и русские войска начали отступать организованно, и практически ни одна часть не попала в окружение, так как генерал М.В. Алексеев предугадал план Гинденбурга, который хотел совершить обхват правого фланга русских войск со стороны реки Неман. Стратегический план разгрома Российской армии не удался. 23 августа 1915 г Николай II принял Верховное Главнокомандование.

Таким образом, роль генерала М.В. Алексеева в кампании 1915 года огромна, её трудно переоценить. Он сумел в силу своих возможностей сгладить последствия «великого отступления» в условиях тотальной нехватки подготовленных кадров и вооружения, вывести с незначительным ущербом войска из «польского мешка», сохранив часть армии. И за свои заслуги 18 августа был назначен начальником штаба Ставки верховного главнокомандования, а в 1916 удостоен звания генерал-адъютанта.

Деятельность в Ставке Верховного Главнокомандующего.

Говоря о периоде службы Михаила Васильевича в Ставке, хочется осветить момент его отношений с императором Николаем Александровичем II. Для выяснения этого вопроса были проанализированы как воспоминания современников, приближенных императора, так и дневники самого императора Николая II. Этот, безусловно, интереснейший источник показывает, что помимо ежедневных докладов Михаила Васильевича, о которых император сообщает в своих записях с приметной аккуратностью, император любил и просто побеседовать с Михаилом Васильевичем. Иногда император писал, что «Доклад был недлинный, но разговор с Алексеевым длился долго». Когда же в 1916 году Михаил Васильевич серьезно заболел (в дневниках это датируется 3 ноября 1916 г.), Николай II неоднократно навещал М.В. Алексеева. Начиная с 3-го ноября, записи об этом появляются практически каждый день: 4, 5, 7, 8, 10, 15, 19, 20 ноября. Последняя запись совпадает с отъездом М.В. Алексеева в Севастополь на лечение. На это время его заменял генерал от кавалерии В. И. Гурко вплоть до 17 февраля 1917 г., т.е. более 3х месяцев.

Генерал Д.Н. Дубенский, находясь в Ставке, так характеризует отношения императора и начальника штаба: «Генерал-адъютант Алексеев был так близок к царю, и его величество так верил Михаилу Васильевичу, они так сроднились в совместной напряженной работе за полтора года, что, казалось, при этих условиях какие могут быть осложнения в царской Ставке. Генерал Алексеев был: деятелен, по целым часам сидел у себя в кабинете, всем распоряжался самостоятельно, встречая всегда полную поддержку со стороны верховного главнокомандующего».

Брат государя Великий князь Александр Михайлович, при всей своей нелюбви к генералу М.В. Алексееву всё же отмечал, что «сочетание Государя и генерала Алексеева было бы безупречным, если бы Никки не спускал взгляда с петербургских интриганов, а Алексеев торжественно поклялся бы не вмешиваться в политику».

Уже 5-го сентября Государь переезжает в Могилёв и живет в скромном вагоне стоящего в тупике поезда. И по дневникам императора, и по воспоминаниям современников известно, что Николай не был хорошим стратегом или прирожденным военным. При всех личных достоинствах Государя, он был человек мирный. Причины, заставившие его принять главнокомандование, могут стать отдельной темой для исследования. В любом случае, в эти тяжелые для страны годы вся нагрузка и ответственность легла на плечи генералов Ставки, в первую очередь Михаила Васильевича Алексеева. А.И. Уткин в своём исследовании называет генерала «подлинным талантом этих грустных дней». Ритм жизни государя был неспешным, размеренным и это задавало ритм жизни всей Ставки. Можно предположить, что Государь мог себе позволить только благодаря тому, что его окружали талантливые стратеги, способные взвалить большую часть работы на себя. Аппарат ставки при Алексееве был сравнительно небольшим: семь генералов, тридцать высших офицеров, тридцать три офицера более низкого звена - общая численность восемьдесят шесть человек. Работа шла неукоснительно до девяти часов вечера. Алексеев работал не менее шести часов только над телеграммами с фронтов, запечатлевая огромное число деталей. Несколько сотен телеграмм отравлялось ежедневно из ставки. Развлечением было поздневечернее кино. Временно замещавший его Гурко отмечает «необычайную скромность, доступность и простоту одаренного умного командира».

Англичанин Нокс описывает Алексеева как человека «простых, непритязательных манер». У него не было харизматической ауры Николая Николаевича. Лишь демонстрируя свой стратегический талант, мог Алексеев подлинно впечатлить и русского генерала, и иностранного гостя. Императрица также любила Алексеева - но лишь до того момента, когда он категорически отверг всякую возможность визита в ставку старца Григория. Алексеева не любили прежние фавориты великого князя Николая Николаевича и представители кавалеристов-аристократов.

Таким образом, мы видим, что и в Ставке Михаил Васильевич Алексеев играл не менее важную роль, чем непосредственно на поле сражения. На его плечи, как и всегда, легла огромная ответственность и нагрузка. Отношения с императором у Михаила Васильевича сложились тёплые, чего нельзя сказать об императорском окружении.

Подводя итог военной деятельности генерала Михаила Васильевича Алексеева во время первой мировой войны, можно сделать следующие выводы:

1. Вполне очевидно, что Михаил Алексеевич играл одну из определяющих ролей в истории Первой мировой войны. Проявил себя талантливым стратегом, и, несмотря на плохое материальное обеспечение, как мог, пытался сохранить армию. Его единственной страстью были сражения и военное дело.

2. На посту Главнокомандующего Северо-Западным фронтом проявил доблесть и смекалку, сумев организовать грамотное отступление русской армии.

3. Как военный руководитель Михаил Васильевич обладал такими качествами как педантичность, привычка продумывать решения до мелочей, выполнять всю работу самому, некоторая медлительность в принятии решений. Так же Михаил Васильевич был склонен к критике других командующих, хоть и отношения с большинством сослуживцев сложились у Михаила Васильевича хорошие.

2.2 Политическая и военная деятельность генерала М.В. Алексеева в революционном 1917 г.

В революционном 1917 году события развивались стремительно. В середине февраля 1917г. Михаил Алексеевич вернулся в Могилёв, после отречения Николая II Временным правительством назначен Верховным Главнокомандующим, а уже 15 декабря опубликовал обращение к офицерам «спасти Россию» от красного террора.

В контексте изучения деятельности генерала М.В. Алексеева следует рассмотреть вопрос об участии Михаила Васильевича в отречении Николая II от престола, ведь именно Михаил Васильевич, по мнению некоторых исследователей, был инициатором заговора против царя, целью которого было отречение последнего. Для этого следует рассмотреть коротко события февраля-марта 1917 г.

Как уже было сказано выше, 22 февраля Николай II уезжает из Петрограда в Ставку Верховного Главнокомандующего. Перед отъездом он получил заверения министра внутренних дел Протопопова А. Д. о том, что атмосфера в столице спокойная; Рабочая группа Центрального ВПК арестована, массовая демонстрация в день открытия новой сессии Госдумы предотвращена. Протопопов был абсолютно уверен, что ему удалось подавить революцию в зародыше. Но уже 23 февраля в Петербурге начались стачки, инициатором которых были рабочие Путиловского завода.

24 февраля Николаю II приходит телеграмма из Царского Села, от императрицы: «Вчера были беспорядки на Васильевском острове и на Невском, потому что бедняки брали приступом булочные. Они вдребезги разбили Филиппова и против них вызывали казаков. Все это я узнала неофициально. АЛИКС».

А уже 26 февраля приходит телеграмма от Родзянко «Положение серьёзное. В столице анархия. Правительство парализовано. Транспорт продовольствия и топливо пришли в полное расстройство. Растет общее недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы этот час ответственности не пал на Венценосца», на которую, впрочем, Николай не отреагировал.

27 февраля начинается военный мятеж, Петербург «загорелся» революцией. В тот же день Николай выезжает из Ставки в Царское село, таким образом, Михаил Васильевич принял на себя обязанности Верховного Главнокомандующего в отсутствии Государя.

1 марта генерал Алексеев телеграфирует царю, что «революция, а последняя неминуема, раз начнутся беспорядки в тылу, знаменует собой позорное окончание войны со всеми тяжкими для России последствиями. Армия слишком тесно связана с жизнью тыла, и с уверенностью можно сказать, что волнения в тылу вызовут таковые же в армии. Требовать от армии, чтобы она спокойно сражалась, когда в тылу идет революция, невозможно. Нынешний молодой состав армии и офицерский состав, в среде которого громадный процент призванных из запаса и произведенных в офицеры из высших учебных заведений, не даёт никаких оснований считать, что армия не будет реагировать на то, что будет происходить в России».

2 марта генерал М.В. Алексеев разослал телеграммы командующим фронтами о желательности отречения Николая от престола, и в тот же день Рузский зачитал её текст царю. В поддержку этого решения высказались: Великий князь Николай Николаевич, А.Е. Эверт, А.А. Брусилов, В.В. Сахаров, А.И. Непенин, позже Н.В. Рузский, Ю.Н. Данилов, С.С. Савич. Именно этих людей впоследствии обвинили в заговоре против императора. Скорее всего, такое мнение сложилось из-за поразительного сходства мнений, которое проявили генералы 2-го марта, а так же того факта, что некоторые из участников событий позже стали сотрудничать с Временным правительством, в т.ч. и генерал М.В. Алексеев.

Ответ на вопрос «Каковы были альтернативы отречению Николая II?» также заслуживает отдельного изучения, но то, что отречение было логичным, хоть и запоздалым решением, является вполне очевидным.

В изучении непосредственного участия Михаила Васильевича в событиях начала марта 1917г были рассмотрены воспоминания очевидцев подписания манифеста, приближенных императора, а также его брата. Мнения и тех, и других крайне субъективны, но логично предположить, что объективное мнение в данном вопросе едва ли может быть. Поэтому в данном параграфе будут представлены те и другие оценки событий.

Великий князь Александр Михайлович считал отречение Николая и его последствия результатом заговора генералов. А Михаила Васильевича Великий князь упрекает в том, что тот поверил обещаниям Временного правительства сделать его Главнокомандующим, и поэтому связал себя узами заговора с врагами существующего строя. «Генерал Алексеев просит нас присягнуть Временному Правительству. Он, по-видимому, в восторге: новые владыки, в воздаяние его заслуг пред революцией, обещают назначить это Верховным Главнокомандующим!»

Последний дворцовый комендант Владимир Николаевич Войеков и вовсе, не стесняясь в выражениях, называет окружение Николая, в том числе и Михаила Васильевича Иудами, предавшими Христа, «которые так и не раскаялись». «Таким образом дядя государя Великий князь Николая Николаевич, генерал-адъютанты Алексеев, Рузский, Эверт, Брусилов, генерал Сахаров, адмиралы Непенин и Колчак - оказались теми людьми, которые, изменив военной чести и долгу присяги, поставили царя в необходимость отречься от престола: решив примкнуть к активным работникам государственной Думы, трудившимся над ниспровержением существовавшего в нашем Отечестве строя, они своим предательством лишили царя одного из главных устоев российского трона».

Таким образом, в воспоминаниях В.Н. Войекова Михаил Васильевич представляется нам хитрым предателем, спровоцировавшим революцию и заговор генералов. Тот факт, что позже эти люди встали во главе белого движения и борьбы за освобождение России, В.Н. Войеков упускает из вида. Сам царь усиленно развеивал это мнение. Государь строго разделял «предательство России» и «предательство царя» и отрицал со стороны Алексеева последнее.

Такое отношение близких Государю людей вполне объяснимо, и эти слова стоит пропустить через фильтр объективности, так как Александр Михайлович состоял в кровном родстве с императором, и помимо семейных чувств, для него отречение могло обернуться гораздо более тяжкими последствиями, нежели для генералов, как в итоге и оказалось. А В.Н. Войекова именно Михаил Васильевич порекомендовал государю отправить Войекова подальше от Петербурга и Ставки во избежание неприятностей, так как против Войекова восстал гарнизон. Владимир Николаевич же считал своим долгом находиться с государем до последнего.

Для Владимира Николаевича, как и для большинства приближенных, отречение Государя было, безусловно, наихудшим исходом событий. Но Михаил Васильевич понимал, что без решительных действий может произойти страшное кровопролитие, и именно он уговаривал императора еще до отречения дать стране ответственное министерство, надеясь таким образом успокоить хотя бы на время бушующие массы. Об этом вспоминает полковник Генштаба В.М. Пронин. «В течение второй половины дня Ген. Алексеев, несмотря на повышенную температуру и озноб, несколько раз был с докладом у Государя и упрашивал его, во имя блага Родины и скорейшего успокоения народных волнений, последовать советам кн. Голицына и Родзянко и дать ответственное министерство.

Он также убеждал Государя не покидать Ставки, указывая Его Величеству на всю опасность такого шага в настоящее тревожное время.

На все эти просьбы Государь в начале не давал определенного ответа, а затем, после переговоров по прямому проводу с Царским Селом, послал телеграмму кн. Голицыну, в которой приказывал всему Кабинету Министров оставаться на своем посту и принять все меры к подавлению беспорядков.

Вечером ген. Алексеев вновь был у Государя и просил Его даровать стране ответственное министерство.

«На коленях умолял Его Величество», - сказал он грустно качая головой, возвратившись из дворца: «не согласен»….»

Итак, судя по воспоминаниям очевидца, Михаил Васильевич пытался предотвратить отречение, и наверняка это не было его целью. Уже после того, как Государь, несмотря на уговоры, всё же покинул Ставку и армию, генерал М.В. Алексеев разослал телеграммы на имя Главнокомандующих всех фронтов. Генерал Ю.Н. Данилов в своих воспоминаниях приводит её содержание: «В этой телеграмме излагалась общая обстановка, как она была обрисована М.В. Родзянкой, в разговоре с Генералом Рузским, и приводилось мнение Председателя Гос.Думы о том, что спокойствие в стране, а следовательно и возможность продолжения войны, могут быть достигнуты только при условии отречения императора Николая II от престола в пользу его сына, при регентстве Великого Князя Михаила Александровича.

- Обстановка по-видимому не допускает иного решения, добавлял от себя Генерал Алексеев.- Необходимо спасти действующую армию от развала, продолжить до конца борьбу с внешним врагом, спасти независимость России и судьбу Династии. - Это нужно поставить на первом плане, хотя ценою дорогих уступок.

- Если Вы разделяете этот взгляд, обращался далее Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего ко всем Главнокомандующим фронтами, то благоволите ли Вы телеграфировать весьма спешно свою верноподданную просьбу Его Величеству, известив меня? »

Версию о том, что отречение - результат заговора, может укрепить и запись самого Николая в своем дневнике от 2 марта: «Утром пришёл Рузский и прочёл свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, т. к. с ним борется соц[иал]-дем[ократическая] партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 2Ѕ ч. пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с кот[орыми] я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость и обман!»

Из этих слов складывается впечатление об императоре, как безвольном человеке, делающем всё, что скажет ему его окружение. Так и в последующие дни после отречения Государь был абсолютно невозмутим. Но выше уже были приведены воспоминания генерала В.Н. Пронина, в которых непреклонность императора была показана во всех красках, а значит и записи Николая, в которых он надевает маску невозмутимости, не стоит оценивать столь буквально.

Нашлись и такие, кто действия генерала М.В. Алексеева характеризовали как «преступную бездеятельность», например, генерал Д.Н. Дубенский, который в целом хорошо относился к Михаилу Васильевичу, но в этом вопросе считал его преступником.

«Генерал Алексеев пользовался в это время самой широкой популярностью в кругах Государственной Думы, с которой находился в полной связи. Он был надеждой России в наших предстоящих военных операциях на фронте. Ему глубоко верил государь. Высшее командование относилось к нему с большим вниманием. На таком высоком посту редко можно было увидать человека, как генерал Алексеев, к которому люди самых разнообразных партии и направлений относились бы с таким доверием. Уже одно то, что его называли по преимуществу Михаил Васильевич, когда о нем упоминали, говорит о всеобщем доброжелательном отношении к нему. При таком положении генерал Алексеев мог и должен был принять ряд необходимых мер, чтобы предотвратить революцию, начавшуюся в разгар войны, - да еще в серьезнейший момент, перед весенним наступлением нашим. У него была вся власть. Государь поддержал бы его распоряжения. Он бы действовал именем его величества. Фронт находился в его руках, а Государственная Дума и ее прогрессивный блок, - не решились бы ослушаться директив Ставки. К величайшему удивлению, генерал Алексеев не только не рискнул начать борьбу с начавшимся движением, но с первых же часов революции выявилась его преступная бездеятельность и беспомощность. Как это случилось, - понять трудно».

Полковник А.А. Мордвинов и вовсе утверждает, что в трудные времена окружение императора в Ставке не доверяло Михаилу Васильевичу, тайно желая, чтобы его болезненное состояние затянулось, и его постоянно замещал более решительный Гурко.

В изучении вопроса о роли Михаила Васильевича в отречении Николая интересны воспоминания генерала Рузского, который в разговоре с журналистом В. Самойловым берет практически всю ответственность на себя. Это можно объяснить контекстом разговора, в котором генерал пытался показать, как много он сделал для революции. Но позже изменил своё мнение, говоря, что «судьба государя и России была решена генералом Алексеевым». И более того, обвиняет последнего в измене Государю и стране. «Генерал Алексеев избрал первое решение - без борьбы сдать все самочинным правителям, будто бы для спасения армии и России. Сам изменяя присяге, он думал, что армия не изменит долгу защиты родины». Довольно интересное мнение, учитывая тот факт, что генерал Рузский так же высказался за отречение Николая.

Стоит отметить, что отношения Михаила Васильевича и генерала Рузского были довольно натянуты, они редко сходились во мнениях, что позволяет усомниться в наличии заговора генералов.

Вечером 3-го марта император возвратился в Ставку. Михаил Васильевич по-прежнему приходил к бывшему императору с докладами, хотя тот уже не являлся Верховным Главнокомандующим. Видимо, генерал Алексеев пытался смягчить психологическое состояние Николая, а, возможно, и облегчить чувство своей вины в происходящем. 9-го марта Государь отправился в Царское Село, где должен был находиться под стражей. К слову, именно Михаилу Васильевичу пришлось сообщить Николаю II о взятии его под стражу. Трудно представить неловкость и нелепость ситуации.

Место Верховного Главнокомандующего занял Великий Князь Николай Николаевич, но уже 11 марта сложил с себя полномочия, поскольку ему недвусмысленно дали понять, что занятие высоких должностей кого-то из дома Романовых нежелательно. Армия опять осталась без вождя. А 2го апреля эту должность занял генерал Михаил Васильевич Алексеев. Стоит сказать, что Михаил Васильевич сначала относился к Временному правительству вполне лояльно, но мнения насчет его назначения разделились. Родзянко предлагал кандидатуру Брусилова (который занял этот пост после М.В. Алексеева), но в целом Временное правительство сошлось на кандидатуре генерала М.В. Алексеева, а начальником штаба решили назначить генерала А.И. Деникина, вполне открыто ссылаясь на некоторую мягкость характера Михаила Васильевича. На такой поступок, конечно, Михаил Васильевич обиделся, но после откровенного разговора с Антоном Ивановичем смягчился. «Вынужденный с первых же шагов вступить в оппозицию Петрограду, служа исключительно делу, оберегая Верховного - часто без его ведома - от многих трений и столкновений своим личным участием в них, я со временем установил с генералом Алексеевым отношения, полные внутренней теплоты и доверия, которые не порывались до самой его смерти»,- вспоминает Антон Иванович. Он же характеризует деятельность Ставки при руководстве М.В. Алексеева как борьбу против развала армии, без вмешательства в большую политику, хотя трения между Временным правительством и Ставкой всё же возникали, ведь Михаил Васильевич неоднократно протестовал против некоторых нововведений, по его мнению, разрушающих армию. В мае 1917г. и он, и Антон Иванович покинули Ставку. Но уже в августе Михаил Васильевич вернулся туда, после долгих уговоров Керенского, в качестве начальника штаба «ради спасения жизни корниловцев, решился принять на свою седую голову бесчестие - стать начальником штаба у «главковерха» Керенского».

Керенский уговаривал Михаила Васильевича не только принять должность Верховного Главнокомандующего, но произвести арест Корнилова. Керенский вспоминает о том дне: «Наш приход вызвал у генерала бурную вспышку эмоций. Немного успокоившись, он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Выждав самую малость, я ровным голосом произнес: "А как быть с Россией? Мы должны спасти страну". Поколебавшись, он едва слышно сказал: "Я в Вашем распоряжении. Я принимаю должность начальника штаба под Вашим командованием».

И уже на следующий день Михаил Васильевич приступил к выполнению указаний Главверха. Направлявшиеся в Ставку подразделения специального назначения были отозваны, а осадное положение, объявленное заговорщиками в Могилеве, было отменено. А так же был издан приказ, написанный совместно Керенским и Алексеевым об аресте Л.Г. Корнилова. В день ареста генерала Л.Г. Корнилова разыгралась сцена, которая довольно ярко характеризует состояние армии на тот период истории и отношение к этому Михаила Васильевича. Генерал А.Р. Трушнович описывает её в своих воспоминаниях: «Корнилов перешел в качестве арестованного в гостиницу “Метрополь”. Караул там несли поочередно текинцы и чехи моей роты, охраняя генерала от возможного нападения.

После отставки и ареста нашего вождя нас становилось все меньше. В каждом батальоне было по одной совершенно распропагандированной роте. Хуже всех была третья рота первого батальона, офицеры которой были малокультурными и колеблющимися. В конце концов, солдаты их сместили и выбрали ротный комитет. Каждую ночь мы ждали какого-нибудь сюрприза вроде попытки к разоружению. Неженцев в отчаянии обратился за помощью к генералу Алексееву и затем прибежал к нам из Ставки.

- Постройте третью роту, начальник Штаба хочет с ней говорить.

Затем вполголоса сказал мне несколько слов. Мы привели в боевую готовность две верных роты, чтобы в случае необходимости обезвредить третью.

К одиннадцати часам во двор, один, без сопровождающих, вышел генерал Алексеев. Его ожидала группа офицеров. Мы, подавленные всем происходившим, проводили его в классную комнату, где находилась третья рота. Как сейчас вижу седого генерала: среднего роста, с белыми усами, с печальным и строгим лицом. Преклонные годы не изменили выправки воина и решительной походки. Мы стояли рядом с ним, раскрыв и передвинув вперед кобуры наганов. Сменный офицер скомандовал: “Смирно!” Солдаты на команду не обратили внимания. Генерал Алексеев быстро обвел роту опытным взглядом и крикнул:- Здравствуй, третья рота!

Молчание. Ни один солдат не шевельнулся. Генерал, еще до 22 мая бывший Верховным главнокомандующим Русской армией, весь передернулся и крикнул:- Здравствуйте, русские солдаты!

Прошли мучительные секунды. И вдруг рота, как огретая плетью, дрогнула и, выпятив грудь, выкрикнула:- Здравия желаем, господин генерал!

Не дав им опомниться, генерал Алексеев сделал единственное, что в те дни мог сделать, - произнес речь.- Вы ли те русские солдаты, которых я вел победоносным походом на Карпаты? Не вы ли носите форму славной Русской армии? Что с вами сделалось? Какая враждебная сила сумела превратить вас, дисциплинированных русских солдат, в стадо бунтовщиков? Вы носите имя храбрейшего и честнейшего русского генерала, который не стремится ни к чему иному, как к спасению родины от позора и рабства.

Окончив речь, генерал Алексеев обратился к офицерам:- Господа офицеры третьей роты, становитесь на свои места.

Он повернулся к выходу и обвел нас невидящим взглядом. Но затем напряжение Алексеева спало, он кивнул нам седой головой, рука поднялась к козырьку. Мы проводили его до ворот».

Через неделю после этого случая генерал Михаил Васильевич Алексеев ушел в отставку с поста начальника штаба Ставки, чтобы приступить к последнему своему делу на Земле - созданию Добровольческой Армии.

Следует подвести итоги деятельности генерала М.В. Алексеева в революционном 1917 году.

1. Роль Михаила Васильевича в Февральской Революции велика, но весьма неоднозначна. Можно расценивать поступки Михаила Васильевича как предательство Родины и царя, но вполне разумно охарактеризовать их как смелые и необходимые в данной ситуации.

2. Участие Михаила Васильевича в отречении Николая II нельзя с полной уверенность назвать заговором, так как отречение императора скорее всего не являлось целью ни М.В. Алексеева, ни Николая Николаевича, ни других генералов, а было скорее печальной необходимостью, решением, которого требовал пылающий революцией Петроград.

3. На посту Главверха Михаил Васильевич старался не вмешиваться во внутреннюю политику, его целью было спасти разлагающуюся, прежде всего, морально, армию.

4. Имеет смысл предположить, что на пост начальника штаба Михаил Васильевич вступил для того, чтобы избавить Л.Г. Корнилова от тяжелой участи. Такой вывод можно сделать исходя из того, что на данной должности Михаил Васильевич пробыл всего две недели. К тому же, принимая предложение Керенского, Михаил Васильевич уже знал, что ему предстоит организовать арест Лавра Георгиевича.

5. Именно пребывание на должности сначала Верховного Главнокомандующего, затем начальника штаба Ставки, послужило причиной разочарования Михаила Васильевича в новом правительстве и толчком для начала формирования Добровольческой армии.

2.3 М.В. Алексеев - один из основателей Белого движения

алексеев генерал война

Днем создания Добровольческой армии принято считать 2 ноября 1917 года - день прибытия в Новочеркасск генерала М.В. Алексеева. Именно тут генерал приступил к своему «последнему делу на земле». 2 декабря он опубликовал обращение к офицерам, а котором призывал «спасти Родину». Было создана так называемая Алексеевская организация, которая позже будет переименована в Добровольческую армию.

Генерал А.П. Богаевский вспоминает о Михаиле Васильевиче в тот период: «Затем я снова увидел его уже в Новочеркасске. Вскоре после своего приезда я зашел в его штаб на площади Никольской церкви. В жарко натопленной комнате сидел он за письменным столом, похудевший, осунувшийся, но все такой же деятельный и живой. Сердечно и тепло встретил он меня, вспомнил недавнее прошлое и сейчас же перешел к настоящему - формированию Добровольческой армии, святому делу, которому он посвятил остаток своей жизни. Я с грустью слушал бедного старика. Еще так недавно он спокойно передвигал целые армии, миллионы людей, одним росчерком пера отправлял их на победу или смерть, через его руки проходили колоссальные цифры всевозможных снабжении, в его руках была судьба России... И вот здесь я опять увидел его с той же крошечной записной книжкой в руках, как и в Могилеве, и тем же бисерным почерком подсчитывал беленький старичок какие-то цифры. Но как они были жалки! Вместо миллионов солдат - всего несколько сот добровольцев и грошовые суммы, пожертвованные московскими толстосумами на спасение России...»

Михаил Васильевич считал, что «оздоровление России» должно начаться с Юго-Востока. «Как от масляной капли начнет распространяться пятно желаемого содержания и качества». Этому были объективные причины. На Юго-Востоке находилось сосредоточение российского казачества, которое не сделало еще окончательного выбора и занимало временный нейтралитет. Генерал надеялся, если не склонить их на «белую» сторону, то хотя бы спровоцировать на защиту своих исконных земель от «красного террора». Хотя позже ход событий показал, что Михаил Васильевич сильно переоценивал потенциал Юго-Востока. Атаман Каледин предлагал Михаилу Васильевичу выбрать место для формирования своего движения вне Донской области, потому что, по его мнению, в борьбе с большевиками более эффективным было бы объявление временной независимости Дона, чтобы поднять чувство «местного патриотизма» казаков, которые в свою очередь не слишком доверяли старым вождям.

Но, тем не менее, после общего собрания было решено разрешить Добровольческой армии оставаться на Дону в неприкосновенном статусе.

Генерал М.В. Алексеев горячо взялся за дело. Одна из главных проблем, стоящих перед Белым движением - финансирование и личный состав. В Петроград в одно благотворительное общество была послана условная телеграмма об отправке в Новочеркасск офицеров. На Барачной улице Новочеркасска помещение одного из лазаретов было оборудовано под офицерское общежитие, которое и стало колыбелью Добровольческой армии. Вскоре поступило и первое пожертвование - 400 руб. Но трудность не менее серьезная была социально-психологического характера - в Добровольческую организацию поступали офицеры, юнкера, кадеты и совсем не поступало солдат. Таким образом, с самого начала Добровольческая армия стала носить характер «офицерского корпуса», ополчения патриотически настроенной интеллигентной молодежи, которая была социально оторвана от народных масс.

Уже в начале декабря в Новочеркасск приехал Л.Г. Корнилов, который и стал командующим Белого движения, А Михаил Васильевич в силу своего возраста и состояния здоровья, занимался хозяйственными и финансовыми вопросами.

Стоит сказать несколько слов об отношениях Лавра Георгиевича Корнилова и Михаила Васильевича Алексеева. Как было описано выше, именно Михаил Васильевич руководил арестом генерала Л.Г. Корнилова, и хотя Михаил Васильевич утверждал, что делал это для спасения жизни Корнилова, отношения их остались, мягко говоря, напряженными. Но Антон Иванович Деникин отмечает, что даже в такой ситуации Михаил Васильевич не терял лица, не возмущался и не жаловался. «Ему тяжко в его годы и с его болезнью, но никогда еще никто не слышал из уст его малодушного вздоха. Тщательно избегая всего, что могло бы показаться Корнилову вмешательством в управление армией, он бывал, однако, всюду - и в лазарете, и в обозе, и в бою; всем интересовался, все принимая близко к сердцу и помогал добровольцам чем мог - советом, словом ободрения, тощею казной». Необходимо отметить, что разногласия двух генералов имели более глубокие корни. Еще в 1915 году Алексеев намеревался отдать Корнилова под суд за невыполнение приказа об отходе его 48-й дивизии с Карпат, в результате чего она была окружена и частично пленена вместе с Корниловым. Позднее, когда Корнилов геройски бежал из плена, Алексеев не согласился назначить его на Северо-Западный фронт со значительным повышением. А в "корниловские дни" уже Корнилов затаил обиду на Алексеева за согласие стать начальником штаба при Керенском. В конце концов, соглашения все же достигли, создали триумвират: Корнилову вручалась военная власть, Алексееву - гражданское управление, финансы, внешнеполитические вопросы, за атаманом А. Калединым осталось управление областью войска Донского. 24 декабря генерал Корнилов официально вступил в командование Добровольческой армии. А 27-го он выпустил свое воззвание, в котором изложил и цели, преследуемые его Армией. В этом воззвании говорилось:

«Создание организованной вооруженной силы, которая могла бы быть противопоставлена надвигающейся анархии и немецко-большевицкому нашествию... Первая непосредственная цель - отстоять рука об руку с доблестным казачеством Юг и Юго-Восток России... Новая армия должна создать условия, при которых хозяин Земли Русской - ее народ - выявит через посредство Учредительного собрания державную волю свою. Перед волей этой должны преклониться все партии, классы и отдельные группы населения... Ей одной будет служить создаваемая Армия и все участвующие в ее образовании будут беспрекословно подчиняться законной власти, поставленной этим Учредительным собранием».

Закончилось это воззвание призывом: «Встать в ряды Российской Рати... всем, кому дорога многострадальная Родина, чья душа истомилась в ней сыновней болью...»

Финансовый вопрос Добровольческой армии постоянно стоял на грани катастрофы. Михаил Васильевич пытался добыть финансирование: просил, умолял, пытался взывать к патриотизму. Финансовые документы показывают, что большая часть дотаций шла из частных капиталов. Но они были настолько скудны, что хватало только на самое необходимое, и то не всегда. М.В.Алексеев выбивался из сил, взывал к глухим, будил спящих, писал, требовал, отдавая всю свою энергию и силы своему «последнему делу на земле».

Еще одной проблемой стало то, что М.В. Алексеев и Л.Г. Корнилов не могли открыто обратиться к русскому офицерству с приказом придти на Дон и присоединиться к Белому движению. Конечно, юридически такой приказ не имел уже силы, но моральный долг русского офицерства заставил бы многих последовать за старыми лидерами. Вместо этого офицерство довольствовалось слухами о каком-то формировании на Дону, и конечно, поток людей был скудный, отчасти потому, что путь на Дон был опасен и тяжел. А.И. Деникин вспоминает: «Они стекались - офицеры, юнкера, кадеты и очень немного старых солдат - сначала одиночно, потом целыми группами. Уходили из советских тюрем, из развалившихся войсковых частей, от большевистской «свободы» и самостийной нетерпимости. Одним удавалось прорываться легко и благополучно через большевистские заградительные кордоны, другие попадали в тюрьмы, заложниками в красноармейские части, иногда... в могилу. Шли все они просто на Дон, не имея никакого представления о том, что их ожидает, - ощупью, во тьме через сплошное большевистское море - туда, где ярким маяком служили вековые традиции казачьей вольницы и имена вождей, которых народная молва упорно связывала с Доном. Приходили измученные, оборванные, голодные, но не павшие духом. Прибыл небольшой кадр Георгиевского полка из Киева, а в конце декабря и Славянский ударный полк, восстановивший здесь свое прежнее имя «Корниловский».

Развитие организации затрудняло и нараставшее недовольство казаков. Только древний лозунг «С Дону выдачи нет!» до поры до времени позволял добровольцам ютиться в казачьих владениях, но Каледин неоднократно просил перенести формирование Добровольческой армии куда-то за пределы Дона во избежание всплесков недовольства. И первый такой молчаливый протест можно было наблюдать уже 20 ноября. Атаман Каледин, желая разоружить стоявшие в Новочеркасске два большевистских запасных полка, кроме юнкеров и конвойной сотни, не нашел послушных себе донских частей и вынужден был обратиться за помощью в Алексеевскую организацию. Первый раз город увидел мерно и в порядке идущий офицерский отряд.

Так генерал-лейтенант С.В. Денисов в своём альбоме отмечает, что Добровольческая армия оказала неоценимую боевую помощь своим пребыванием на Дону, а так же что на протяжении этого периода Белой борьбы интересы добровольцев и донского правительства полностью совпадали, а генерал Каледин относился честно к этой организации, понимая её истинный смысл и значение для России. И генерал М.В. Алексеев искренне ценил преданность Каледина. Хотя трудно представить иное отношение, учитывая, что от того, на чью сторону встанут казаки, зависела судьба новорожденной Добровольческой армии. Примечательно, что С.В. Денисов в своём труде, перечисляя вождей Белого движения, на первое место ставит именно М.В. Алексеева и называет его «Верховным руководителем», а Л.Г. Корнилова - Командующим Армией.

В эти дни генерал Алексеев писал своим родным: «Горсточка наших людей, неподдержанная совершенно казаками, брошенная всеми, лишенная артиллерийских снарядов, истомленная длительными боями, непогодою, морозами, по-видимому, исчерпала до конца свои силы и возможность борьбы. Если сегодня, завтра не заговорит казачья совесть, если хозяева Дона не станут на защиту своего достояния, то мы будем разбавлены численностью хотя бы и ничтожного нравственно врага».

Уже к концу декабря наметился сдвиг в казачьей психологии масс на Дону. Это был безусловный результат пропаганды большевиков. Казаки начали убеждаться, что сломить большевистскую власть им не удастся, и разумнее было бы подчиниться новой власти и создать на Дону паритетное правительство. В результате обострились отношения местных и «гостей». Генерал Каледин, тяжело переживая эти события, заканчивает свою жизнь пулей в сердце.

Добровольческой армии настала пора уходить с Дона. Пора нести огонь белой борьбы в другие края. Начался Степной поход.

Деятельность Добровольческой армии в целом не является целью данного исследования, поэтому перейдем к наиболее масштабному походу Добровольческой армии при жизни генерала М.В. Алексеева - «Ледяному» походу.

Сохранились строки, написанные к близким рукой вождя, генерала Алексеева, которые как будто служили ответом на мучивший многих тревожный вопрос:

«... Мы уходим в степи. Можем вернуться только, если будет милость Божья. Но нужно зажечь светоч, чтобы была хоть одна светлая точка среди охватившей Россию тьмы»...

Антон Иванович достаточно ярко и точно оценил драматичность этой кампании и психологический настрой армии: «Мы уходили. За нами следом шло безумие. Оно вторгалось в оставленные города бесшабашным разгулом, ненавистью, грабежами и убийствами. Там остались наши раненые, которых вытаскивали из лазаретов на улицу и убивали. Там брошены наши семьи, обреченные на существование, полное вечного страха перед большевистской расправой, если какой-нибудь непредвиденный случай раскроет их имя...

Мы начинали поход в условиях необычайных: кучка людей, затерянных в широкой донской степи, посреди бушующего моря, затопившего родную землю; среди них два верховных главнокомандующих русской армией, главнокомандующий фронтом, начальники высоких штабов, корпусные командиры, старые полковники... С винтовкой, с вещевым мешком через плечо, заключавшим скудные пожитки, шли они в длинной колонне, утопая в глубоком снегу... Уходили от темной ночи и духовного рабства в безвестные скитания...»

В таких условиях приходилось не терять надежды, боевого духа и веры, в том числе и генералу М.В. Алексееву. Не смотря на подорванное здоровье, Михаил Васильевич всё так же пытался обеспечить армию самым необходимым, берег каждую копейку, но так же и успевал принимать участие в обсуждениях стратегических вопросов. Передвигался Михаил Васильевич на тележке и вёз с собой знаменитый «алексеевский чемодан», в котором хранилась небольшая, тощая казна Добровольческой армии: около 6 млн. руб. кредитными билетами и казначейскими обязательствами. Деньги Михаил Васильевич распределял лично. Антон Иванович Деникин вспоминает, что не раз генерал М.В. Алексеев говорил ему: «Плохо, Антон Иванович, не знаю, дотянем ли до конца похода...»

Африкан Петрович Богаевский в своих мемуарах отмечает, что на плечи Михаила Васильевича легли не только финансовые заботы: «высший руководитель нашей крошечной армии, министр иностранных дел, главный казначей наших жалких средств, он пользовался общим глубоким уважением, и мы, старшие, с грустью видели, что в штабе Корнилова к нему относятся не так, как он того заслуживал... Но, как всегда скромный, он ни на что не жаловался и везде уступал Корнилову первое место».