Граф М.Т. Лорис-Меликов и его попытка правительственных реформ

Отстоять свою позицию они так и не смогли, но и не изменили ей, не предали ее. Со своих постов уходила блестящая плеяда государственных деятелей, политиков, администраторов, самой этой жизнью, казалось, призванных к ее преобразованию. Вместе с ними уходила и надежда на реформы «сверху» - мирным путем.

Образованных и способных, мыслящих по-государственному на череде власти сменяли лишенные каких-либо дарований, озабоченные собственной карьерой, готовые не столько служить, сколько прислуживаться.

Сам царь признавал, что генерал П.С. Ванновский, поставленный во главе военного министерства, не был сколько-нибудь достойной заменой Д.А. Милютину. Но начальник штаба Рущукского отряда был, что называется, «свой» человек - лично преданный именно Александру Александровичу, одинаково с ним думавший о том, какой быть России. Оставались на своих постах «и те, кто заявил о поддержке манифесту 29 апреля, который на протяжении весны являлся своеобразным «тестом» на пригодность к службе при новом императоре. «Сегодня утром был у меня Набоков, - пишет 30 апреля Александр III Победоносцеву, - который вовсе не находит ничего обидного для себя в манифесте и вполне разделяет сущность манифеста». Так же как министра юстиции, не смутил манифест и государственного контролера Д.М. Сольского, хотя и он тоже примыкал к группировке Лорис-Меликова, до поры поддерживая либеральные начинания.

Знаниями, опытом и известной независимостью среди вновь назначенных министров выделялся Н. X. Бунге, сменивший А.А. Абазу, а также А.П. Николаи, ставший в апреле 1881 г. министром просвещения. За стремление исходить не из партийных, а из общегосударственных интересов они воспринимались самодержавными ортодоксами как чужаки, подвергались травле в официальной и официозной печати.

Несколько пестрое по составу, это правительство соответствовало переходному характеру начала царствования Александра III. Соответствовала ему и фигура министра внутренних дел, пришедшего на смену Лорис-Меликову, - графа Н.П. Игнатьева.

Имя это проявилось в переписке царя с Победоносцевым еще в первые дни марта. Советуя поскорее удалить Лориса, Победоносцев рекомендует на его место Н.П. Игнатьева с характерной оговоркой: «Возьмите его на первый раз». По-видимому, и Александру III назначение Н.П. Игнатьева представлялось временным. Граф сделал карьеру на дипломатическом поприще, приобретя популярность содействием удачному для России Сан-Стефанскому мирному договору. Тяготевший к славянофилам, Игнатьев не имея твердых убеждений и принципов - в политике склонялся на сторону силы. Будучи министром государственных имуществ в правление Лорис-Меликова, поддерживал его, но после первомартовской катастрофы начал быстро сближаться с Победоносцевым. Зыбкость нравственных устоев Игнатьева, его склонность к интригам и лжи не смущала ни Константина Петровича, ни царя - им по душе пришлись рассуждения Игнатьева о российской государственности как твердыне с незыблемыми принципами, о нерасторжимом единстве народа и царя, о жидах и поляках как главных виновниках смуты в отечестве. В переписке Александра III с приближенными весной 1881 г. Игнатьев характеризуется как «истинно русский» человек, подлинный патриот, на которого «вполне можно надеяться».

Щедрые объяснения Н.П. Игнатьева в любви к России, национальным достоянием которой, священным и неприкосновенным, он признавал самодержавие, во многом определили выбор нового министра внутренних дел. Александр III, как и его ближайшее окружение, узрели в Игнатьеве некий антипод Лорис-Меликову, и это решило дело. Константин Петрович не сомневался, что под его контролем и руководством дурные черты характера Николая Павловича не смогут сказаться на его деятельности. Стоит отметить, что граф Игнатьев счел контроль и руководство со стороны обер-прокурора Синода вполне правомерными. Опека Константина Петровича над министром внутренних дел не только не тяготила последнего - Игнатьев и сам постоянно обращался к нему за инструкциями и советами, будь то меры по отношению к печати, местному самоуправлению или же, говоря современным языком, кадровые перестановки.

Управляя Игнатьевым, Победоносцев порой приходил в ужас от лжи и изворотливости министра. Но, сознавая, что Игнатьев «весь сплетен из интриги и лжет и болтает невероятно», считал, что, «кроме его, выставить в настоящую минуту некого». Поистине для неограниченной монархии настали времена, когда исполнилось пророчество Исайи: «Десятеро ухватятся за одного негодяя».

Положение самого обер-прокурора Синода еще более упрочилось после выхода манифеста 29 апреля. Начало 1880-х гг. - это кульминация его деятельности как ближайшего советника царя. В эти первые годы царствования его роль была исключительной - никто из окружения Александра III не мог претендовать на подобную, никто так близко не стоял у трона российской империи. Для Александра Александровича он был не только верным соратником, который помог в час роковой борьбы одолеть противников. Константин Петрович оказался нужен как опытный политик, способствующий становлению царской стратегии и тактики на новом этапе. Их единомыслие в понимании «новой политики» самодержавия порой поражало царя. «Это правда странно, как мы сходимся мыслью», - вырывалось порой у императора, получавшего очередной совет Константина Петровича.

И волеизъявление Александра III 29 апреля 1881 г., и увольнение им либеральных министров, казалось бы, ясно давали понять о его намерениях. Однако в обществе еще сохранялись иллюзии относительно его политического курса. Царистские иллюзии и сопровождавшее их ожидание честного, разумного и справедливого монарха были свойственны отнюдь не только крестьянству - ими была заражена и интеллигенция. Мучительно трудно оказалось расставаться с надеждами на изменение существующего порядка «сверху»- волею царя, без потрясений.

Потребность в следующем шаге к преобразованиям, к гражданскому обществу была настолько сильна, что и наиболее просвещенные слои общества готовы были принять желаемое за действительное. Слухи о новом повороте в политике Александра III, о случайности его первых шагов циркулировали и летом 1881 г. Так, начальник Медико-хирургической академии профессор Н.И. Козлов рассказывал М.Е. Салтыкову-Щедрину как нечто вполне достоверное, как царь жалеет, что расстался с Лорисом и Милютиным, и «это якобы только вопрос времени, что Лорис вновь будет у дела». И Щедрин с его проницательностью и скептицизмом не только верит этому, но и спешит поделиться полученными сведениями с другими… Однако императору для его «новой политики» нужны были совсем иные люди, чем Лорис-Меликов и его соратники [1; с. 47].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

1 мая 1881 г. К.П. Победоносцев писал своему постоянному корреспонденту Е.Ф. Тютчевой, имея в виду объявление манифеста 29 апреля, что «произошел coup d'etat» (государственный переворот). Шутка обер-прокурора Синода несла в себе долю серьезного смысла. С уходом Лорис-Меликова и его «команды» произошло нечто большее, чем смена правительства и даже правительственного курса. Прерывалась сама линия развития России, ориентированная на мирные преобразования, на реформы как альтернативу революции и реакции. При всей непоследовательности политики Лорис-Меликова, во многом связанной со старой системой, она предусматривала движение вперед, позволяя надеяться, что удастся избежать революционных потрясений. С его устранением Россия потеряла несколько десятилетий в своем развитии и вплотную приблизилась к революции. Лорис-Меликову надо было всего несколько лет, чтобы реформировать страну. Столыпин уже рассчитывал на два десятилетия, но их не оказалось.

В конце 1880 г., когда в обществе проявились надежды на мирные преобразования, Н.К. Михайловский обращал внимание на европейский опыт, доказывавший, что власть должна обладать «высоким нравственным мужеством» для того, чтобы решиться на реформы. «Без такого исключительного условия» власть или вырождается в деспотизм, или становится тенью, или уступает место республике. Этот «непоколебимый диагноз» по-своему подтвердила история династии Романовых.

Список литературы:

1. Борисов, Н.С., Ключ к истории Отечества: Пособие для абитуриентов/ Н.С.Борисов, А.А.Левандовский, Ю.А .Щетинов. - Москва: Изд-во Московского ун-та, 1993. - 192 с.

2. Итенберг, Б.С., Граф М.Т.Лорис-Меликов и его современники/ Б.С.Итенберг. - Москва: Центрполиграф, 2004. - 687 с.

3. Перегудова, З.И., Политический сыск в России, 1880-1917: Библиотека Гумер - история [Электронный ресурс]. - Режим доступа - http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/pereg/. - Дата доступа - 10.03.2013

4. Федоров, В.А., История России, 1861 - 1917/В.А.Федоров. - Москва: Высшая школа, 2000. - 384 с.

5. Упущенный шанс. М.Т. Лорис-Меликов и российские реформы / Главы из книги М.Палеолога «Роман Императора», Берлин, 1924 г.// Армянский вестник. - 1998. - №1. - с. 30.

6. Хрестоматия по истории СССР, 1861 - 1917: Учеб. пособие для пед. ун-тов по спец. «История» / Сост. В.Ф.Антонов [и др.]; Под общ. ред. В.Г.Тюкавкина. - Москва: Просвещение, 1990. - 416 с.

Приложение 1

Граф М.Т. Лорис-Меликов

Приложение 2

УЧРЕЖДЕНИЕ ДИКТАТУРЫ

УКАЗ ПРАВИТЕЛЬСТВУЮЩЕМУ СЕНАТУ

В твердом решении положить предел беспрерывно повторяющимся в последнее время покушениям дерзких злоумышленников поколебать в России государственный и общественный порядок, Мы признали за благо:

1. Учредить в Санкт-Петербурге Верховную Распорядительную Комиссию по охранению государственного порядка и общественного спокойствия.

2. Верховной Распорядительной Комиссии состоять из Главного начальника оной и назначенных для содействия ему, по непосредственному его усмотрению, членов комиссии.

3. Главным начальником Верховной Распорядительной Комиссии быть временному Харьковскому генерал-губернатору, Нашему генерал-адъютанту, члену Государственного Совета, генералу от кавалерии графу Лорис-Меликову, с оставлением членом Государственного Совета и в звании Нашего генерал-адъютанта.

4. Членов комиссии назначать по велениям Нашим, испрашиваемым Главным начальником комиссии, которому предоставить сверх того право призывать в комиссию всех лиц, присутствие коих будет признано полезным.

5. В видах объединения действий всех властей по охранению государственного порядка и общественного спокойствия, предоставить Главному начальнику Верховной распорядительной комиссии по всем делам, относящимся к такому охранению:

а) Права Главноначальствующего в Санкт-Петербурге и его окрестностях, с непосредственным подчинением ему санкт-петербургского градоначальника.

б) Прямое ведение и направление следственных дел по государственным преступлениям в Санкт-Петербурге и Санкт-Петербургском военном округе.

в) Верховное направление упомянутых в предыдущем пункте дел по всем другим местностям Российской Империи.

6. Все требования Главного начальника Верховной Распорядительной Комиссии по делам об охранении государственного порядка и общественного спокойствия подлежат немедленному исполнению как местными начальствами, генерал-губернаторами, губернаторами и градоначальниками, так и со стороны всех ведомств, не исключая и военного.

7. Все ведомства обязаны оказывать начальнику Верховной Распорядительной Комиссии полное содействие.

8. Главному начальнику Верховной Распорядительной Комиссии предоставить испрашивать у Нас непосредственно, когда признает сие нужным, Наши повеления и указания.

9. Независимо от сего предоставить Главному начальнику Верховной Распорядительной Комиссии делать все Распоряжения и принимать вообще все меры, которые он признает необходимыми для охранения государственного порядка и общественного спокойствия как в Санкт-Петербурге, так и в других местностях Империи, причем от усмотрения его зависит определять меры взыскания за неисполнение или несоблюдение сих Распоряжений и мер, а также порядок наложения сих взысканий.

10. Распоряжения Главного начальника Верховной Распорядительной Комиссии и принимаемые им меры должны подлежать безусловному выполнению всеми и каждым и могут быть отменены только им самим или особым Высочайшим повелением.

11. С учреждением, в силу именного указа Нашего, Верховной распорядительной Комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия, учрежденную таковым же указом от 5 апреля 1879 года должность временного Санкт-Петербургского генерал-губернатора упразднить.

Правительствующий Сенат, к исполнению сего, не оставит сделать соответствующее распоряжение.

На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою подписано:

АЛЕКСАНДР.

В Санкт-Петербурге. 12 февраля 1880 года.

[2; с.401]

Приложение 3

ВСЕПОДДАННЕЙШИЙ ДОКЛАД ГРАФА ЛОРИС-МЕЛИКОВА ОТ 11 АПРЕЛЯ 1880 г.

Вверху 1-й страницы доклада Александром II написано:

«Благодарю за откровенное изложение твоих мыслей, которые почти во всем согласны с моими собственными. Вижу с удовольствием, что ты вполне понял тяжелую обузу, которую я на тебя возложил. Да поможет тебе Бог оправдать мое доверие».

Два месяца тому назад, Вашему Императорскому Величеству благоугодно было призвать меня к обязанностям главного начальника Верховной Распорядительной Комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия.

Не без колебания приступал я к многотрудной задаче, выполнение которой возлагалось на меня монаршими волею и доверием.

Вступая в новую сферу деятельности, я не скрывал от себя ни ее трудностей, ни ответственности пред вами и пред Россиею. Я не мог не сознавать, что положение дел достигло того предела, далее которого идти некуда. Неприкосновенность убежища, святость домашнего очага, уважаемая даже дикарями, была нарушена неслыханным в истории событием 5 февраля. Царь русской земли, повелитель 90 млн. подданных, не мог считать себя безопасным в собственном своем жилище...

Самая необычность положения ясно указывала, что обыкновенных мер недостаточно. Еще менее мог я рассчитывать на единичные свои усилия, какими бы благими намерениями они не были одушевлены. Твердо убежденный, что только в тесном союзе с людьми благомыслящими, при их сочувственной помощи, возможно достижение успеха, я в первый же день вступления в новые обязанности обратился к жителям столицы, приглашая их оказать мне поддержку. Действительность показала, что я не ошибся в своих ожиданиях: сотни людей всяких профессий, общественных положений и состояний откликнулись на мой призыв. Масса полученных мною со всех концов России писем, проектов, записок, указывающих меры к исцелению недостатков нашего общественного строя, свидетельствует, что значительная часть русского общества сознает ненормальность условий настоящего времени и тревожно ищет выхода на путь мирного и законного развития и преуспеяния.

Заявления эти служат также доказательством того в высшей степени благотворного впечатления, какое произвело появление Высочайшего Вашего Императорского Величества указа от 12 февраля. Указ этот должен был убедить злоумышленников в твердом решении правительства положить во что бы то ни стало предел их покушениям. Он возбудил надежды благомыслящих элементов общества и отчасти успокоил их, наметив решимость правительства не останавливаться на одних мерах внешнего свойства.

Произведенное указом 12 февраля впечатление не есть случайное и отнюдь не должно быть скоропреходящим. В этом впечатлении выразилась не только исторически выработавшаяся заветная черта русского народа - доверие к мудрым предначертаниям своего государя, но и упование, что тот монарх, который верною рукою поставил Россию в такую, тяжкую для нее, годину на путь процветания, столь же твердо и решительно укажет исполнителям его воли на способы к избавлению той же России от встреченных ею на этом пути искусственных преград. Такие чувства - лучший залог для будущего, и ими нельзя не дорожить. С ними не страшны для государственной власти в России ни лжеучения Запада, ни доморощенные безумцы. Но чувствам этим должно быть дано удовлетворение, насколько это в настоящее время возможно, иначе проникшая в государственный организм язва будет все более и более захватывать здоровые его части, тесно связанные между собою.

Для этого, по мнению моему, прежде всего надлежит уяснить себе разнородные явления, порожденные общим течением государственной жизни, в связи их между собою и с прошедшим государства, и отделить в них случайное от неизбежного. Только такое сознательное отношение к этим явлениям может указать на действительные средства к уврачеванию болезни.

Призванный к исполнению задачи, возложенной указом 12 февраля на верховную распорядительную комиссию и на главного ее начальника, я посвятил истекшие с того времени два месяца на принятие, с одной стороны, неотложных мер к объединению и усилению охранительной деятельности в месте пребывания Вашего Величества, с другой - к подробному, по возможности, изучению разнородных причин, приведших нас к настоящему затруднительному положению, к разъяснению настроения общества, равнодушное отношение которого к происходившим событиям во многом парализовало принимавшиеся до сих пор меры, и, наконец, к изысканию тех способов, кои могли бы служить к достижению желаемой цели - восстановлению потрясенного порядка.

Смею надеяться, что положенные за это время основания к объединению разрозненной доныне деятельности полицейских и жандармских чинов повсеместно в империи принесут свою пользу; что более целесообразное устройство розыскной части в столице и усиление в ней полицейских средств дадут ожидаемые результаты; что более быстрое движение дознаний по государственным преступлениям и более внимательное отношение к ним подлежащих лиц и учреждений, наряду с установлением возможно единообразных оснований административной высылки и с предстоящим, согласно всемилостивейшему Вашего Императорского Величества соизволению, пересмотром лиц поднадзорных, особенно из учащейся молодежи, с целью предоставить право продолжать прерванное образование тем из них, кои сознали уже свои заблуждения и исправились в поведении и нравственности, - все эти меры, вместе взятые, приведут к большому числу открытий и уменьшат количество часто, к сожалению, справедливых жалоб на непростительную медлительность и неразумный произвол. Не стану утруждать внимания вашего, государь, изложением всех подробностей, но беру на себя смелость удостоверить, что и впредь буду неуклонно следовать системе, принятой мною в этом отношении с Высочайшего одобрения Вашего Величества.

Переходя за сим к другой стороне своей деятельности, считаю всеподданнейшим долгом откровенно высказать некоторые соображения и вытекающие из них выводы.

Время особого усиления социалистических учений в Западной Европе совпало с тем временем, когда общественная жизнь в России находилась в периоде преобразований, ознаменовавших славное царствование Вашего Величества. Учения эти находили здесь, как и везде, единичных последователей, но число таковых не могло быть велико и влияние их не было заметно на первых порах. Внутри государства не существовало удобного для них класса земледельческого и фабричного пролетариата, а созданная реформами жизнь занимала и во многом удовлетворяла умственные силы развитых элементов общества; подраставшее же поколение, так называемая учащаяся молодежь, не могла не помнить прежних порядков и с доверием относилась к будущему. Никогда и, может быть, нигде сила правительственной власти не выражалась блистательнее и торжественнее, как в то время, и никогда составные части русского общества не были одушевлены более сознательною приверженностью к лицу своего монарха. Прочность такого настроения зависела от хода самих преобразований, от правильной их постановки, от урегулирования и непрерывного пополнения их. При продолжительности же этого настроения законный порядок, приноровленный к потребностям времени и историческим условиям России, успел бы настолько укорениться, что предстоявшая неизбежная борьба начал порядка с нарождавшимися лжеучениями не могла бы сопровождаться особенною опасностью для государственного строя.

К сожалению, не таков был общий ход дела. Новые порядки создали во многих отраслях управления новое положение для представителей власти, требовавшее других знаний, других приемов деятельности, иных способностей, чем прежде. Истина эта не была достаточно усвоена, и далеко не все органы власти заняли подлежащее им место.

Ложно понятое ими назначение свое в общем государственном строе повело к ряду нарушений прямых обязанностей и к взаимным столкновениям. Неизбежные ошибки, часто увлеченье, еще чаще неуменье приноровиться к новым порядкам и руководить обстоятельствами и людьми - вызывали отдельные прискорбные факты, из которых стали выводиться общие заключения в невыгоду новых начал, проведенных в жизнь. Разнообразие взглядов, проявившееся в обществе, проникло и в правительственные влиятельные сферы, где также стали образовываться подобие партий, стремившихся провести в дело свои убеждения при каждом удобном случае. Затаенная борьба увлекла мнения в крайности. Одни стремились не только к урегулированию реформ, но к упразднению их неизбежных последствий. Другие стали на их стражу, защищая с одинаковою горячностью основные их начала и неизбежные недостатки. Самые умеренные попытки урегулировать действия реформ и пополнить недостатки законодательства по нетронутым еще отраслям управления встречались с противодействием, явным или скрытым, и оставались без движения. Такая участь постигла предуказанные Высочайшею волею многие вопросы первой важности. Бесчисленный ряд комиссий, бесконечные бесплодные переписки раздражали общественное мнение и не удовлетворяли никого. Все тонуло в канцеляриях, и застой этот отражался на деятельности вновь созданных учреждений.

Крестьянское дело, после кипучей деятельности первых дней, вошло в общую колею, и неподвижность в улучшении слабых его сторон породила такую обособленность несовершенного крестьянского управления, которая могла казаться полезною лишь в первые дни великой реформы.

Новые суды, созданные при недостаточных полицейских порядках, стали в изолированное от общего строя положение, не смягчаемое нисколько влиянием прокуратуры, далеко не усвоившей себе надлежащего значения. Личный состав судебных учреждений неосторожно-критическим, а часто неприязненным отношением к окружающим его порядкам, и в особенности публичное обнаружение на суде прискорбной неправильности действий многих административных лиц, усилили подобное же отношение к этим порядкам в других общественных слоях. Адвокатура заняла место, непонятное для простого ума и затронула многие, молчавшие до того струны.

Духовенство продолжало, за редкими исключительными явлениями, коснеть в невежестве и мало-помалу лишалось и того влияния, какое имело прежде. Оно отовсюду систематически устранялось, приходы закрывались, духовные семинарии оставались прежними бурсами.

Значение дворянства, как сословия, мало поддерживаемое, постепенно стушевывалось.

Земство, привлекшее сначала лучшие силы местного населения, не могло остаться долго на той же высоте, при отсутствии средств к более широкому исполнению местных задач и при недостатке оживляющей правительственной поддержки.

Городское самоуправление редко где встретило на первых же шагах сочувственное отношение администрации к своим нуждам и правам.

Кроме того, общие потребности населения возрастали, а между тем ценность бумажного рубля упала, ценность продуктов увеличилась, появились новые налоги.

Все возбужденные подобными явлениями неудовольствия и более или менее основательные разочарования, при остановке в движении насущных вопросов, указанных уже Вашим Величеством к разрешению, усиливали с каждым годом число недовольных и уменьшали устойчивость почвы под началами государственного порядка. Параллельно с этим увеличивалась рознь в действиях правительственных учреждений, призванных к охранению порядка, а влияние социальных лжеучений росло.

Народившееся за это время молодое поколение не было уже свидетелем дореформенных неустройств; точка отправления его ожиданий была уже не та, что для прежних поколений, и восприимчивость к впечатлениям от окружающей жизни была сильнее. Необходима была рука твердая, но не жестокая, руководимая не исключительно сухой системою, но и известною долею сердечности, чтобы сдержать наружные проявления горячки учащейся молодежи, чтобы направить из нее полезных и надежных деятелей для будущего. К несчастию, в эту эпоху руководство учебными ведомствами не было сопутствуемо описанными чертами, что тем более прискорбно, что руководящая власть была вооружена новою учебною системою и новыми уставами средних учебных заведений, не имевшими за собою поддержки общественного мнения. Чтобы возбудить эту поддержку, необходима была известная мягкость приемов и форм.

Противоположный способ привел к еще большему раздражению общественного мнения, и масса молодежи, враждебно отнесшаяся к предъявленным к ней требованиям, встретила в семье и в обществе не осуждение, а сочувствие. Молодые люди, перекочевывая из одного учебного заведения в другое и не успевая кончить научной подготовки, не приспособленные к труду и к практической деятельности, стали выбрасываться школою в жизнь и стали искать исхода в деятельности вне закона, пополняя собою ряд последователей социальных учений. Семья и общество, мало знакомые, говоря вообще, с сущностью этих лжеучений и под впечатлением чувств неудовлетворенности общим ходом дел, отнеслись равнодушно к проявлениям крайних теорий. Не находя себе отпора или даже авторитетных порицателей, теории эти, схватываемые без критики и клочками, загнездились в целых кружках и начали проявляться наружу.

Первые подобные проявления были признаны за болезненные наросты, а не за выражение органической болезни, требующей внимательного изучения, и в особенности мер для сокращения ее эпидемических свойств. Сообразно сему и меры были приняты исключительно полицейского характера: обыски, аресты, административная высылка, военный суд. Исключительно карательные приемы, принятые одиночно и не в связи с мерами положительного свойства, не излечили зла, а народили новую массу недовольных, тем более что при разрозненности и торопливости действий правительственных властей допускались смещение анархических и революционных теорий с простым критическим отношением к той или другой стороне существующего порядка или простым нарушением учащейся молодежью дисциплинарных правил. В этом смешении часто упускались крайние анархисты.

Обращаясь к настоящим ожиданиям русского общества, не смею скрыть пред Вашим Императорским Величеством, что ожидания эти самого разнообразного свойства и основываются, более или менее, на личных воззрениях и заветных желаниях каждого. Здесь встречаются ожидания того или другого частного улучшения или отдельного облегчения; пожелания о возбуждении усиленной правительственной деятельности к исправлению выразившихся опытом недостатков в различных сферах управления и к разрешению намеченных уже Вашим Императорским Величеством важных вопросов; убеждения о необходимости скорейшего возвращения от чрезвычайных мер к законному порядку; мнения о своевременности коренных изменений в центральных органах правительственной власти. За сетованиями о тяжести соляного налога или круговой поруки, об упадке нашего курса и т. п. частных предметах идут серьезные указания на распущенность порядка по разным ведомствам, на деморализацию чиновного люда, на чрезмерное отягчение нашего бюджета. За единогласными жалобами на недостатки нашего духовенства следуют еще более единогласные упреки тому направлению, которое получило учебное ведомство, возбудившее против себя и государственных сановников, и духовенство, и дворянство, и учебное сословие, и земство, и города, одним словом, всех, кроме лично заинтересованных в продолжении существующего направления. Наконец, следуют предположения об образовании народного представительства в формах, заимствованных с Запада, или на началах древнерусских, или, наконец, призывом представителей земства в состав Государственного совета.

Останавливаюсь, прежде всего, на последне-указанных предположениях.

По глубокому моему убеждению, никакое преобразование, в смысле этих предположений, не только не было бы ныне полезно, но, по совершенной своей несовременности, вредно. Народ о них не думает и не понял бы их. Образованные слои, из которых в том или другом виде явились бы представители, находятся теперь, как мною очерчено выше, в положении неудовлетворенности. Все жалобы, все сетования, все разнообразные желания принесены были бы с собою представителями и предъявлены правительству вместе с критикой на все его действия в такие минуты, когда оно не в состоянии опровергнуть критику указанием на внутреннее благоустройство и относительный порядок в разных частях управления. Самая мера имела бы вид вынужденной обстоятельствами и так была бы понята и внутри государства, и за границею. Совершенно убежден, что если бы подобная мера входила даже, в той или другой форме, в великодушные предначертания Ваши, Всемилостивейший Государь, то ныне она была бы не своевременна".

Нельзя упускать из виду ту непреложную истину, что опыты в крупных реформах не должны быть допускаемы, так как отнятие раз данных прав влечет за собою крайне опасные последствия. Уверен, что если Россия и переживает теперь тяжелый кризис, то вывести ее из этого кризиса всего доступнее твердой самодержавной воле прирожденного Государя. Но, Государь, по глубокой преданности вам, дерзаю всеподданнейше высказать, что задача эта не может быть исполнена только карательными и полицейскими мерами. Необходимы и такие мероприятия, которые доказали бы народу и образованным слоям русского общества, что сердце самодержавного монарха исполнено и ныне теми же чувствами всеобъемлющей любви и благости, какие переполняли его и 25 лет тому назад. Доказать то, что есть, не трудно, но терять времени уже нельзя. Теперь, как после Крымской войны, оставившей Россию в положении, быть может, еще более натянутом, чем ныне, все взоры, все надежды и упования любящей и мыслящей России устремлены на священную особу Вашего Величества. Необходимы, рядом с мерами непоколебимой строгости к злоумышленникам, и меры, которые отняли бы почву из-под вредных лжеучений и укрепили бы ее для законного порядка. Тогда оживленная вновь Россия сумеет побороть те хаотические призраки, какие выставляют в туманной дали лжепророки нового времени. Без этого одни злодеи будут сменять других, оставляя за собою яд для будущих поколений.

При такой общей точке зрения на насущную потребность минуты необходимо, по моему убеждению, для охранения государственного порядка и общественного спокойствия:

идти твердо и решительно в деле преследования злоумышленников, но не смешивать с ними людей, виновных лишь в проступках, не имеющих прямого соотношения к социально-революционным проявлениям";

всемерно стремиться к установлению полного единства действий всех органов правительственной власти, призванных к борьбе с преступными лжеучениями. Сюда относятся делаемые уже распоряжения, с всемилостивейшего Вашего Императорского Величества одобрения, к объединению, сосредоточению и усилению деятельности разного рода полиций (городской, уездной, жандармской и сыскной) и направительное руководство Министерством юстиции личного состава судебных учреждений, а в особенности прокуратуры, без чего успех мероприятий полицейских будет затруднен;

с постепенным достижением указанных в предыдущих пунктах целей, стремиться к возвращению от чрезвычайных мер к законному течению делу;

побудить правительственные учреждения и лица к более внимательному отношению к выразившимся насущным потребностям населения и к его представителям. Нельзя не оказывать благорасположенного участия к нуждам духовенства, к деятельности земства, к потребностям городов. Следует дать ход таким предположениям первостепенной важности, кои давно же намечены высочайшею волею Императорского Величества и осуществление коих останавливается в канцеляриях и всякого рода комиссиях.

К числу их относятся, между многими другими, возвышение нравственного уровня духовенства, реформа податная, дарование прав раскольникам, пересмотр паспортной системы, облегчение крестьянских переселений в малоземельных губерниях, преобразование губернских административных учреждение", установление отношений нанимателей к рабочим, наконец, надлежащее руководство периодическою печатью, имеющею у нас своеобразное влияние, неподходящее под условия Западной Европы, где пресса является лишь выразительницею общественного мнения, тогда как у нас она влияет на самое его формирование. Полезно и, по мнению моему, необходимо в видах успокоения правильными занятиями возбужденных умов, жаждущих деятельности, привлекать дворянство, земства и города к участию в таких вопросах, которые близко касаются местных нужд. Участие это желательно не предоставлять выборам самих общественных учреждений, но власть всегда может намечать из среды их наиболее сведущих и благонадежных лиц, труды и знания которых не могут не принести пользы при разработке экономических, хозяйственных и финансовых вопросов, по заранее преподанной программе и в ее пределах;

5) восстановить утраченное учебным ведомством доверие всех сословий и всех слоев общества, конечно, не касаясь коренных основ учебной системы. Не колеблясь, докладываю вам, государь, что необходимые для этого изменения в личном составе управления учебным ведомством будут встречены с величайшим сочувствием всею Россиею. Без этих изменений успех принимаемых мер будет парализоваться новыми наслоениями вредных элементов, тревожных для настоящего и грозных для будущего.

Направление ведомств зависит, преимущественно, от лиц, стоящих во главе их. Задача их - быть точными исполнителями благих предначертаний Вашего Величества на счастье России и ее народов. Велика их ответственность перед потомством, и глубоко должно быть сознание их в том, что они слуги своего дела и что одна из существеннейших их целей есть привлечение сердец к источнику власти в России. В тяжкие минуты государственной жизни, подобные переживаемым ныне, они более чем когда-либо должны стоять на высоте своего призвания по складу способностей и по любви к управляемым.

Предназначая настоящую записку исключительно для личного сведения Вашего Императорского Величества и для усвоения руководящих начал, которых я должен держаться в дальнейшей моей деятельности, я дерзнул повергнуть в ней к стопам вашим с полным чистосердечием и откровенностью воззрения мои на настоящее положение дел и на те меры, которые, по мнению моему, Высочайшим указом 12 февраля возложены на Верховную Распорядительную Комиссию и на меня, как главного ее начальника. Дозвольте же, Государь, мне, давнишнему слуге вашему еще до воцарения вашего на прародительский престол, с такою же откровенностью выразить мысли мои до конца. Верховная Распорядительная Комиссия призвана волею Вашего Величества для охранения государственного порядка и общественного спокойствия. Для выполнения столь обширной и сложной задачи она не может и не должна ограничиваться только изысканием и приведением в исполнение мер чисто полицейского характера. Восстановление потрясенного порядка и прочное ограждение спокойствия требуют мероприятий государственных, часть которых перечислена выше.

Разработка этих мероприятий будет составлять предмет заботливости подлежащих министерств и других высших установлений. Но возбуждение вопросов, соприкасающихся к очерченной мною программе охранения государственного порядка и общественного спокойствия, и обсуждения своевременности предположенных с этою целью мер должны входить в круг деятельности Верховной Распорядительной Комиссии". Затем сношение по сим предметам с подлежащими ведомствами и, в потребных случаях, испрошение указаний Вашего Императорского Величества принадлежали бы к кругу обязанностей главного начальника означенной комиссии".

Исполнив долг верноподданного и изложив взгляд мой на порученное мне дело, буду ожидать указаний Вашего Императорского величества.

Генерал-адъютант граф Лорис-Меликов.

11 апреля

[2; с. 432].

Приложение 4

ВСЕПОДДАННЕЙШИЙ ДОКЛАД МИНИСТРА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ ГРАФА М.Т.ЛОРИС-МЕЛИКОВА ОТ 28 ЯНВАРЯ 1881

Возлагая на меня столь трудные обязанности в тяжкую для России минуту, ваше величество соизволили преподать мне указания на необходимость для успешного выполнения порученной мне задачи принятия мер, направленных не только к строгому преследованию вредных проявлений социального учения и к твердому упрочению правительственной власти, временно поколебленной прискорбными событиями минувших лет, по главным образом и к возможному удовлетворению законных потребностей и нужд населения. Действуя с того времени в предуказанном мне вашим величеством направлении и являясь лишь неуклонным исполнителем намерений ваших, государь, могу засвидетельствовать ныне пред вашим величеством, что первые шаги по этому предначертанному высочайшею волею пути принесли уже заметную пользу: постепенное возвращение государственной жизни к правильному ее течению удовлетворяет в значительной степени внутренним стремлениям благомыслящей части общества и укрепляет временно поколебленное доверие населения к силе и прочности правительственной власти в России...

...Смею всеподданнейше доложить вашему императорскому величеству, что в видах прочнейшего установления порядка таким настроением необходимо воспользоваться. Великие реформы царствования вашего величества вследствие событий, обусловленных совместными с ними, но не ими вызванными проявлениями ложных социальных учений, представляются до сих пор отчасти не законченными, а отчасти не вполне согласованными между собою. Кроме того, многие первостепенной государственной важности вопросы, давно уже предуказанные державною волею, остаются без движения в канцеляриях разных ведомств. Для окончания реформ и для разрешения стоящих на очереди вопросов в центральных управлениях имеется уже много материалов, добытых опытом прошедших лет и приуготовительными работами. Сенаторские ревизии, имеющие главною своею целью исследование настоящего положения провинции и местных потребностей, должны внести богатый вклад в эти материалы и уяснить местными данными то направление, какое для успеха дела необходимо будет дать предстоящим преобразовательным работам центральных учреждений, но и эти данные при окончательной разработке их, несомненно, окажутся недостаточными без практических указаний людей, близко знакомых с местными условиями и потребностями.

...Ввиду изложенного нельзя, по моему убеждению, не остановиться на мысли, что призвание общества к участию в разработке необходимых для настоящего времени мероприятий есть именно то средство, какое и полезно, и необходимо для дальнейшей борьбы с крамолою. Существенно важным и подлежащим зрелому обсуждению представляется при этом лишь способ осуществления этой мысли.

Обращаясь к изысканию этого способа, обязываюсь прежде всего вновь выразить пред вашим императорским величеством, что, по глубокому моему убеждению, для РОССИИ немыслима никакая организация народного представительства в формах, заимствованных с Запада формы эти не только чужды русскому народу, но могли бы даже поколебать все основные его политические воззрения и внести в них полную смуту, последствия коей трудно и предвидеть. Равным образом мне представляется далеко не своевременным и высказываемое некоторыми приверженцами старинных форм российского государства предложение о пользе образования у нас земской думы или земского собора.

Наше время настолько удалилось от периода указываемой старинной формы представительства, по изменившимся понятиям, и взаимным отношениям составных частей русского государства и современному географическому его очертанию, что простое воссоздание древнего представительства являлось бы трудно осуществимым и во всяком случае, опасным опытом возвращения к прошедшему.

При таком воззрении на высказываемые в среде некоторой части общества мнения о необходимости прибегнуть к представительным формам для поддержания порядка в России, и признавая, что мнения эти составляют лишь выражение созревшей потребности служить общественному делу, мне представляется наиболее практическим способом дать законный исход этой потребности в порядке, испытанном уже по мудрым указаниям вашего величества при разработке крестьянской реформы. Порядок этот следует, конечно, применить к потребностям и задачам настоящей минуты.

Исходя из этого основного начала и принимая во внимание, что на местах имеются ныне уже постоянные учреждения, способные представить сведения и заключения по вопросам, подлежащим обсуждению высшего правительства, мне казалось бы, что следует остановиться на учреждении в С. - Петербурге временных подготовительных комиссий, наподобие организованных в 1858 г. редакционных комиссий с тем, чтобы работы этих комиссий были подвергаемы рассмотрению с участием представителей от земства и некоторых значительнейших городов.

Состав таких подготовительных комиссий мог бы быть определяем каждый раз высочайшим указанием из представителей центральных правительственных ведомств и приглашенных, высочайшего соизволения, сведущих и благонадежных служащих и неслужащих лиц, известных своими специальными трудами в науке или опытностью по той иди другой отрасли государственного управления или народной жизни.

Председательство в комиссиях должно бы принадлежать особо назначенным по высочайшему доверию, лицам из числа высших государственных деятелей. В состав комиссий войдут и ревизующие сенаторы по окончании ими ревизий.

Число комиссий должно бы быть ограничено на первое время двумя по главным отраслям, к которым могут быть отнесены предметы их занятий: административно-хозяйственные и финансовые. Каждая комиссия могла бы подразделяться на отделы или подкомиссии.

Круг занятий административно-хозяйственной комиссии могли бы составить нижеследующие предметы ведомства министерства внутренних дел, одновременно или в последовательном порядке:

а) преобразование местного губернского управления, в видах точного определения объема прав и обязанностей оного, и приведение административных учреждений в надлежащее соответствие с учреждениями судебными и общественными, и потребностями управления;

б) дополнение, но указаниям опыта, положений 19 февраля 1861 г. и последующих по крестьянскому делу указаний, соответственно выяснившимся потребностям крестьянского населения:

в) изыскание способов: 1) к скорейшему прекращению существующих доныне обязательных отношений бывших крепостных крестьян к своим помещикам и 2) к облегчению выкупных крестьянских платежей в тех местностях, где опыт указал на крайнюю их обременительность;

г) пересмотр положений земского и городового, в видах пополнения и исправления их по указаниям прошедшего времени;

д) организация продовольственных запасов и вообще системы народного продовольствия и

е) меры по охранению скотоводства.

Предметы занятий финансовой комиссии (вопросы: податной, паспортный и др.) подлежали бы определению вашим императорским величеством по всеподданнейшему докладу министра финансов, основанному на предварительном соглашении с министром внутренних дел, тем более что многие из предметов ведомства обоих названных министерств находятся в тесной между собою связи.

На обязанности комиссий лежало бы составление законопроектов в тех пределах, кои будут им указаны высочайшею волею. За сим составленные подготовительными комиссиями законопроекты подлежали бы, но указанию верховной власти, предварительному внесению в общую комиссию, имеющую образоваться под председательством особо назначенного высочайшею волею лица из председателей и членов подготовительных комиссий, с призывом выборных от губерний, в коих введено положение о земских учреждениях, а также от некоторых значительнейших городов, по два от каждой губернии и города; причем в видах привлечения действительно полезных и сведущих лиц, губернским земским собраниям и городским думам должно быть предоставлено право избирать таковых не только из среды гласных, но и из других лиц, принадлежащих к населению губернии или города.

Из губерний, где земские учреждения еще не открыты, могли бы быть призваны лица по указанию местной власти.

Для занятий общей комиссии могло бы быть назначено крайним сроком не более двух месяцев.

Рассмотренные и одобренные или исправленные общею комиссией законопроекты подлежали бы внесению в государственный совет с заключением по оным министра, к ведомству коего относится предмет нового законопроекта, причем для облегчения государственного совета в предстоящих ему работах, быть может, вашему величеству благоугодно будет повелеть призвать и в состав его с правом голоса несколько, от 10 до 15, представителей от общественных учреждений, обнаруживших особенные познания, опытность и выдающиеся способности.

Работа не только подготовительных, но и общей комиссий должна бы иметь значение исключительно совещательное и ни в чем не изменяющее существующего ныне порядка возбуждения законодательных вопросов и рассмотрения их в Государственном совете...

Самый состав общей комиссии будет каждый раз предуказываем высочайшею волею, причем комиссия будет получать право заниматься лишь предметами, предоставленными ее рассмотрению...

...Между тем такое учреждение может дать правильный исход заметному стремлению общественных сил к служению престолу и отечеству, неминуемо внесет в народную жизнь оживляющее начало и предоставит правительству возможность пользоваться опытностью местных деятелей, ближе стоящих к народной жизни, нежели чиновники центральных управлений.

Соображения эти в связи с возбужденными в благомыслящей части общества радостными ожиданиями дальнейшего развития, великодушно предначертанных вашим императорским величеством преобразований, не могут не заслуживать самого серьезного внимания. Позволяю себе повергнуть пред вами, государь глубокое мое убеждение, что неудовлетворение приведенных выше ожиданиями в настоящее время будет неминуемо иметь последствием, если не полное охлаждение, то, по меньшей мере, равнодушие к общественному делу, представляющее как указ прискорбный опыт недавно истекших лет, самую удобную почву для успеха анархической пропаганды».

Генерал-адъютант граф Лорис-Меликов.

[6; с. 192].

Приложение 5

Изложение рассказа М.Т. Лорис-Меликова о Совете министров

8 марта 1881 г.

Победоносцев, обер-прокурор святейшего Синода, говорил первым. Он льстиво и неискренно преклонялся перед волею покойного государя, но находил, что с приведением ее в исполнение надо обождать. По его мнению, указ, во многом вносящий совершенно новые для народа понятия об отношениях подданных к власти, управляемых к управителям , не только не успокоит умы, но породит новые волнения. «Нам и без того волнений довольно, - надо сперва их успокоить». Народ ждет от государя твердой, властной руки, способной укрепить расшатанное внутреннее управление, а не умалить эту власть предоставлением обществу, давать свой отзыв по вопросам , в которых прежде его мнение вовсе не спрашивалось.

Теперь только духовенство и наставляет еще народ на путь истины; народный наш учитель заражен нигилизмом столько же, сколько и прикасающиеся к крестьянину земские люди; только священник учит народ быть верным богу, царю и отечеству. Если священник увидит, что кроме царя есть какое-то собрание, он перестанет говорить народу о царе, и народ совсем забудет царя. «Вот два соображения, по которым я полагаю рановременным ту капитальную форму, которая предлагается».

Маков, министр почт и телеграфов, просит у его величества позволить ему не обсуждать предложенной реформы: «Еще не прошло и недели, как я присягал быть верным государю самодержавному! в прочитанном же проекте принцип самодержавия попирается ногими». Он не хочет сказать этим ничего дурного о составителе проекта! но считал бы себя нарушившим присягу, если б стал теперь обсуждать вопрос об ограничении самодержавия...

Речь Л. С. Макова была прервана гр. Лорис-Меликовым, который, протестовал в самых резких выражениях против «недостойного» обвинения. Проект одобрен покойным государем и внесен на обсуждение самим императором; оба эти лица самодержцами были, самодержцами и остались. В проекте нет и мысли об ограничении самодержавия. «Я воспитан, государь, иначе, чем люди, выросшие в канцеляриях: если б я только заметил в ком-нибудь желание ограничить самодержавие, я его убил бы; если б я не мог убить его, я убил бы себя. Все те вопросы, которые предположено отнести к ведению редакционной комиссии, обсуждаются и ныне обществом - в земских, городских и дворянских собраниях; но решаются они в канцеляриях. Пусть же будут они вынесены на свет божий и решаются не наемными людьми, служащими за жалование, а людьми, выбранными землею».

Маков, в свое оправдание, указывает на «разнузданную» печать, которая, так же как и он, поняла проект созыва редакционной комиссии и давно уже требует конституции, стремясь, вместе с нигилистами, разрушить государство.

Абаза, министр финансов, произнес блестящую речь в защиту предложения. Рядом исторических фактов, взятых из последних двух столетий, он доказал, что покойный государь продолжал то, что начал Петр Великий и дополняли Екатерина II и Александр I. Перечислив реформы покойного государя, он доказал, что созыв редакдационной комиссии (вернее - подготовительной) есть самая слабая реформа, что все предыдущие были сильнее: они носили революционный характер, как, например, освобождение крестьян; эта же реформа только заканчивает дело, начатое положениями о земских учреждениях и городовым. «Я слышал здесь страшное обвинение: говорили, будто проект, подлежащий рассмотрению, посягает на самодержавие. Это обвинение взволновало меня, но не удивило,- у нас многие еще, даже хорошо знакомые с земскими учреждениями, судебными уставами и другими реформами, не понимают смысла их. Канцеляризм заедает нас: мы выросли в нем, им воспитались и с ним так сжились, что всякое живое, свежее слово, сказанное выборными людьми земли русской, нам противно. Мы даже боимся его, и довольно основательно - оно раскроет наши грехи и не даст нам возможности грешить в будущем. Я слышал здесь заявление будто теперь не время заниматься подобными реформами. Когда же Время? Не рано, а поздно обсуждаем мы этот вопрос: если б покойный государь обнародовал указ хотя бы 19 февраля, он прожил бы Последнюю неделю среди ликования народа, всеми благословляемый, а может быть, не случилось бы и страшного несчастия 1-го марта. Начать царствование подписанием лежащего здесь указа - значит сразу укрепить самодержавие на многие века и привлечь на славу самодержца благословение миллионов, говорящих на сотнях языков, и любовь всей империи...