Петр Столыпин – последний великий реформатор царской России

Кооперативное движение дореволюционной России активно поддерживалось земскими учреждениями, их кооперативными акциями, прежде всего, в форме кредита, в т.ч. товарного (удобрения, машины и т.д.). Все это способствовало огромным достижениям российского кооперативного движения в повышении культуры и доходности хозяйствования, выдвинуло его на передовые мировые позиции. Этому содействовало последовательно научное обеспечение развития сельскохозяйственной кооперации, заложенное в трудах А.Чаянова, Н.Макарова, М. Туган-Барановского, других теоретиков и организаторов кооперации.

Перспективы для дальнейшего развития этих форм сельскохозяйственных кооперативов открывались в связи с принятием 20 марта 1907 г. «Положения о кооперативных товариществах и их союзах» и правительственного постановления о съездах кооперативных организаций, охватывавших 84 млн. человек, т.е. более половины населения России, в основном сельского. Правда, преобладали кредитные кооперативы, но неуклонно росло число сбытовых, снабженческих и других сельскохозяйственных кооперативов, обслуживающих сельское население.

Самым впечатляющим итогом столыпинской реформы является переселение в Сибирь. За семь лет переселилось и прижилось в Сибири около 400 тысяч семей, которые распахали более 30 миллионов десятин пустующей земли. Это были могучие люди, несколькими годами позже разгромившие в Сибири и на Дальнем Востоке войска интервентов и белогвардейцев.

Реформа встретила значительное сопротивление самых разных классов. Дворянство и придворные круги, которому не нужен был реформатор, видело в Столыпине разрушителя «вековых устоев». Бюрократия, по словам историка В.Ключевского, главная опасность, способная погубить Россию, занималась саботажем реформы и рассматривала любые преобразования, как средство эксплуатации национального богатства. Часть крестьян была разочарована в том, что власть не отдала им помещичьи земли, выступала против нарушения привычного образа жизни. Революционеры выдвигали «лозунг крестьянского восстания вместе с пролетариатом, как единственного возможного средства помешать столыпинскому методу «обновления» России…путем безграничных насилий меньшинства над большинством в течение десятилетий и путем массового истребления передового крестьянства» .

Как нам известно, большевикам удалось воплотить в жизнь этот лозунг и использовать в полной мере тот метод, в применении которого они лживо обвиняли реформатора. Но в период 1921-1929 годов, когда Советская власть еще не окрепла, кооперация, основы которой были заложены в эпоху столыпинской реформы, продолжала активно развиваться и развивать аграрный сектор государства. Эти успехи были настолько впечатляющими, что до конца двадцатого века внедрение колхозного строя объявлялось развитием ленинского, а фактически, столыпинского плана кооперации. Но, как подчеркивал М.Туган-Барановский, «крестьянскому хозяйству и помимо кооперации присущи известные преимущества сравнительно с капиталистическим; преимущества эти коренятся в одной определенной области сельского хозяйства - в области производства, где в силу тех условий крестьянское производство оказывается значительно более прочным, чем капиталистическое...Поэтому нужно решительно отвергнуть идею будто кооперация ведет к концентрации крестьянского хозяйства и таким образом подготавливает почву к социализму. Нет, как бы ни была развита сеть кооперативных организаций, все же в основе ее остается индивидуальный производитель-крестьянин… жизнь не показывает примеров (что крестьянин передает поле кооперативу) и ни малейших тенденций к тому мы пока не наблюдаем. Наоборот факты показывают, что по мере развития кооперации крестьянин все крепче сидит на своем поле… крестьянская кооперация вовсе не заключает тенденции к замене крестьянского хозяйства кооперативным социализмом.

Благодаря кооперации создается новый тип крестьянского хозяйства, в которой для индивидуального хозяйства остается только одна область - сельскохозяйственного труда, все же остальные хозяйственные операции - купля-продажа, кредит, переработка - осуществляются коллективной силой сельских производителей.

Кооперация воспитывает нового крестьянина, приучает к самодеятельности и самопомощи, развивает его общественные чувства и приобщает к умственной культуре». Именно этому процессу, надолго замороженному в 1930 году, способствовал, как никто другой, Петр Аркадьевич Столыпин.

Будучи министром внутренних дел и премьер-министром, Столыпин не мог, конечно, ограничивать свою деятельность только проблемами аграрного сектора -- его компетенция включала рабочий, национальный, административный и многие другие вопросы. Но надо признать, что сколько-нибудь значительных успехов в этой области достигнуто не было.

Правительство Столыпина сделало попытку решить, хотя бы отчасти, рабочий вопрос, и предоставило специальной комиссии, состоявшей из представителей правительства и предпринимателей, рассмотреть проект трудового законодательства. Правительственное предложение было весьма умеренным -- ограничение рабочего дня 10,5 часами (на тот момент -- 11,5), отмена обязательных сверхурочных работ, право на создание контролируемых правительством профорганизаций, введение рабочего страхование, создание больничных касс на совместный счет рабочих и хозяина. Однако это категорически не устроило предпринимателей, которые считали, что делать уступки рабочим нельзя, необходимо соблюдать “свободу трудового соглашения”, жаловались на низкую доходность промышленности. Реально же они стремились к сохранению высокой (самой большой в Европе) прибыли, защищали собственные классовые интересы. Несмотря на увещевания правительства и наиболее сознательных представителей предпринимательства, правительство вынуждено было уступить давлению, в Думу законопроект попал в сильно урезанном виде и с большой задержкой.

В Думе этот процесс продолжился -- промышленная буржуазия, составлявшая основу парламентского большинства -- октябристов -- взяла на вооружение тактику затягивания времени и продолжала оказывать давление на правительство. Проект был принят только в 1912 г., пробыв в Думе около двух лет, в усеченном варианте -- без упоминаний о рабочем дне и профсоюзах. Возросла по сравнению с первоначальным вариантом подконтрольность страховых касс хозяину предприятия и полиции, материальное участие промышленника в страховании рабочих уменьшилось (например, лечение рабочих за счет хозяина предприятия было заменено на за счет больничных касс, которые на 60% состояли из взносов рабочих).

Можно заключить, что правительственная рабочая программа потерпела крах из-за неуступчивости и жадности буржуазии, основная масса которой не прислушивалась ни к критике слева, ни к увещеваниям своих наиболее дальновидных и либеральных представителей.

Национальная политика, проводившаяся правительством Столыпина -- русский национализм, она была направлена на сохранение единой неделимой Российской Империи при главенстве русской нации (к русским зачастую относили также украинцев и белорусов, в противовес всем остальным -- инородцам). Основными шагами в этом направлении были: антифинская компания, направленная на ослабление финской самостоятельности, введение земств в 6 западных губерниях, отделение Холмщины от Польши. Последние два действия можно назвать триумфом новой правительственной партии -- националистов, созданной при поддержке Столыпина из собственно националистической и умеренно-правой партий в 1909 г. под руководством Балашова. Сначала были объединены думские фракции, а через месяц принято решение о создании единой партии, сменившей октябристов в роли правительственной. Газеты писали, что г. Балашов сменил г. Гучкова.

Как нами уже упоминалось, в настоящее время усилились попытки принизить масштаб его личности, в том числе такими апологетами царя, как плодовитый доктор истории А. Боханов. Чтобы опровергнуть, достаточно привести один эпизод из воспоминаний Герасимова. В 1909 году, сопровождая премьера, возвращавшегося из царской резиденции, он услышал заявление, несвойственное патрону, который всегда соблюдал пиетет по отношению к самодержцу: «Сегодня я спас Россию…предотвратил непоправимые последствия для династии». Он предотвратил объявление войны Австро-Венгрии в ходе балканского кризиса под давлением генералитета, для которого «войной больше, войной меньше». России грозила гибель от безумной военной верхушки в то время, когда все в стране казалось благополучным, но военная мощь не была и не могла быть восстановлена. Мало пишут о том, что Столыпин выходил за пределы своих полномочий, вмешиваясь во внешнеполитические и оборонные вопросы, для предотвращения межнациональных недоразумений подготовил план общеевропейского парламента - почти за столетие до его реализации! Таким образом, еще до реализации реформы госаппарата он блокировал деятельность придворной камарильи по разжиганию войны, вызывая озлобление многочисленных ее сторонников от дядей императора до думских либералов типа Милюкова-Дарданелльского. Такое не прощают.

3.4 Конец политической биографии П. Столыпина

В 1909 г. в Думу внесен законопроект о выборах в Государственный совет по девяти западным губерниям, предусматривавший введение там земств. Целью его было обеспечение русских членов Госсовета от этих губерний (ранее все девять оказывались поляками). Выборы предусматривались по национальным куриям, причем количество выборщиков от крестьян искусственно ограничивалось 1/3; господство русских было обеспечено. В Думе проект был переработан комиссией, состоявшей в основном из октябристов, внесшей ряд поправок, например из двух критериев -- земельного ценза и сословной принадлежности был оставлен только ценз, который был уменьшен в 2 раза. В результате в губернских собраниях должно было оказаться от 13 до 27 октябристов националистической партией и лично Столыпиным. Под давлением справа и сверху фракция октябристов фактически распалась на правых и левых-- при обсуждении членам фракции было предоставлено право свободного голосования так как к единому мнению не пришли. Вопреки ожиданиям, не поддержали проект и правые крестьяне, “обидевшись” на искусственное ущемление их прав в земствах. Естественно, крайне отрицательно отнеслись к нему левые партии и партии национальных окраин, однако проект был принят Думой в доработанном варианте, для шести губерний, и направлен в Госсовет. В Государственном совете проект был провален, во многом благодаря закулисным интригам. Это стало сильным ударом по положению и репутации Столыпина. Пригрозив отставкой, премьеру удалось уговорить царя распустить Думу и Госсовет на три дня и провести закон по 87-й статье, совершив, практически, еще один государственный переворот. Казалось бы, это подтверждало позиции Столыпина, однако современники назвали его поступок политическим самоубийством -- он выходил из милости царя, и подобные решительные поступки приближали развязку. Впрочем, до отставки дело не дошло -- вскоре Столыпин был убит террористом.

Поскольку Павел Григорьевич Курлов особенно ярко охарактеризовал как бесчисленные интриги, возникавшие в царском окружении и приведшие к гибели его непосредственного начальника Столыпина, так и незапятнанность реформатора интриганством и карьеризмом, считаем необходимым сослаться на его свидетельства о том, что в дни предшествовавшие смерти, Петр Столыпин находился в тесном контакте с должностными лицами, но был изолирован от царя и его ближайшего окружения. Есть такая особенность бюрократии - в коридорах власти всегда сквозит некое отрицательное «мнение», предваряющее падение - как карьерное, так и физическое устранение.

Но можно быть уверенными, что, несмотря на закономерность ликвидации Петра Столыпина как политического деятеля, враждебного политической элите, физическая смерть его не была спровоцирована царем и даже ненавидевшей его «гессенской мухой» - царицей. Не случайно,

Разумеется, лидер такого уровня, к тому же

Шеф МВД, интуитивно чувствовал угрозу. Но и знал, что она неустранима.

Как было показано выше, вплоть до последних дней жизни Петр Столыпин, несмотря на сопротивление элиты в течение нескольких лет постоянно работал над идеями политической реформы, постепенной замены дворянской иерархии в местном управлении на представителей общественности. (Тема, которая в настоящее время чрезвычайно важна как для В.В. Путина, так и для руководства Башкортостана).

Его убийство произошло в Киеве, 1 сентября 1911 г., в театре, в присутствии царя и высокопоставленной публики. Во время антракта убийца -- Д. Г. Богров подошел к Столыпину и несколько раз выстрелил в него в упор из револьвера. По показаниям очевидцев, Столыпин перекрестил царскую ложу и упал, Богров был отбит у толпы полицией и арестован. Скончался Столыпин от ран через четыре дня, несмотря на утешительные прогнозы врача.

До сих пор многим не вполне понятны причины и мотивы этого преступления. Достоверно известно, что Богров был жандармским осведомителем, поставлял в полицию материалы о своих знакомых из числа анархистов и эсеров, получая за это 100-150 рублей в месяц. В Киев он приехал, якобы располагая информацией о неком заговоре организации эсеров, вошел в доверие к местным жандармским чинам, от которых и получал допуск на правительственные мероприятия -- якобы для агентурной работы -- и получил возможность совершить убийство. Следствие всячески пыталось доказать, что убийца был одиночкой -- Богров был казнен, жандармы отделались выговорами и понижениями. Однако есть поводы сомневаться в ней -- во-первых, слишком быстро прошел процесс и казнь Богрова (менее двух месяцев), как будто заметались следы; во-вторых, в легенде, которой он прикрывался, по его собственному признанию, было достаточно нелепостей, чтобы проницательный человек это заметил; в-третьих, непонятными выглядят действия жандармов, столь доверчивых, что они, не проверив шитой белыми нитками истории Богрова, предоставили ему полную свободу действий.

Кроме высказанных выше существует и третье предположение, “обывательское”: жандармы провоцировали покушение Богрова с целью предотвратить его и получить награды и повышения, но оно выглядит весьма неубедительно. В настоящей работе наиболее близкой к истине кажется версия заговора, в котором силы полиции направлялись военной бюрократией, о котором знал и Григорий Распутин, многие взгляды которого совпадали со столыпинскими. О нем писал Столыпину Николай еще в октябре 1906 года, и тогда, по просьбе государя, П.Столыпин познакомился с «молитвенным старцем».

Как руководитель полиции, премьер-министр был озабочен неожиданным и последовательно упорным возрастанием значения Распутина при императорском дворе. Об этом писал М. Родзянко: «Столыпин неоднократно указывал императору на гибельные последствия, могущие произойти от близости к царской чете несомненного сектанта». Признавая авторитет Столыпина, Г.Распутин держался осторожно, методично набирая силу. Но П.Столыпин не боялся вести борьбу с ним и добивался высылки «старца». При этом он отлично понимал, что бессилен что-то изменить в отношении царицы к Распутину, напротив, это подрывало положение самого премьера. И все же вызывает уважение эта борьба с проходимцем, в дальнейшем полностью дискредитировавшим царский авторитет. Есть сведения, что именно Распутину удалось подорвать политическое влияние Столыпина при дворе летом 1911 года, и, как минимум, не помешать убийцам. Во всяком случае, летом 1911 года он похвалялся: «Скоро Столыпина сгоню. На его место Коковцова поставлю». И до самого убийства вел себя так, будто знал о нем.

Другое дело, что обвинения Курлова как организатора убийства нам представляются крайне неосновательными. Искушенные в провокациях военно-полицейские чины, несомненно, включающие начальника дворцовой охраны Александра Спиридовича и его зятя, вороватого Николая Кулябко, подставили умного, образованного, но недостаточно опытного в оперативной работе заместителя Столыпина по МВД. А искушеннейший, с двадцатилетним опытом сыска, гроза террористов генерал Александр Герасимов, помощник Столыпина, незадолго до этого в результате интриг был отстранен от руководства охранкой и жандармерией. К тому же за несколько дней до гибели Столыпина Павел Курлов заболел странной болезнью. И все же вначале нейтрализовав, а в дальнейшем, подставив генерала Курлова, убийцы не учли, что у генерала будет возможность оправдаться если не перед царем, то перед судом истории: в своих воспоминаниях он изложил несколько фактов, свидетельствующих о существовании заговора против Столыпина. А в прикрытие операции были вовлечены кроме конкретных участников и порядочные люди , такие как В. Коковцев. В то же время, в нарушение существовавших норм к расследованию не был допущен и.о. министра С. Крыжановский. Как во всяком масштабном деле, были и проколы: уверенные во враждебности Распутина по отношению к Столыпину, они вовлекли его в заговор, а «старец», при всех своих недостатках не будучи гнусным политиканом, это афишировал.

Не случайно революционные партии, вынесшие смертный приговор Столыпину, не восхищались убийцей, а показали его провокаторскую сущность. Как многие серьезные политики возлагали вину за начало войны на царское окружение. К их числу относился и Ленин.

А вот то, что Николай допускал эту смерть и отнесся «к убийству Столыпина поразительно равнодушно», как впрочем, и его супруга, это факт.

После смерти П.А. Столыпина Николай II испытывал, по-видимому, сложный комплекс чувств. Вернувшись из Чернигова в Киев рано утром 6 сентября, он «прямо с парохода поехал в больницу». М.П. Бок пишет: «Он преклонил колена ..., долго молился, и присутствующие слыхали, как он много раз повторил слово: «Прости». Потом была отслужена в его присутствии панихида». Он поддержал инициативу земских гласных и националистов Думы начать сбор пожертвований на памятник П.А. Столыпину: «Преклонимся же пред этой редкой, удивительной, геройской кончиной Петра Аркадьевича Столыпина и принесем свою посильную лепту на дело любви и почитания его светлой памяти, на сооружение памятника -- достойнейшему».

Вместе с тем не беспочвенными представляются тогдашние разговоры, что царь не придает смерти премьера значение, т.е. не считает особой потерей. Раздражение оставалось «так сильно, что он однажды не удержался от очень резкого о нем отзыва после его смерти министру иностранных дел Сазонову, хорошо зная, что Столыпин и Сазонов были женаты на родных сестрах». Уже через год, желая ознаменовать исцеление наследника «каким-нибудь добрым делом», он решил прекратить дело по обвинению генералов Курлова, Кулябко, Веригина и Спиридовича. Хотя П.Г. Курлова не считал виновным в смерти премьер-министра, «сердился на него за Столыпина». Впрочем, надо отдать должное: хотя П.Г. Курлов, будучи заместителем Столыпина, не раз получал от него выговоры, в своих воспоминаниях он пишет о реформаторе только хорошее, впрочем, как и об императоре.

С течением времени П.А. Столыпин стал восприниматься иначе. Оказавшись в 1916 г. в Киеве, Николай II пишет Александре Федоровне: «Со смешанным чувством я обошел наши старые комнаты. Так ярко вспомнилось прошедшее и смерть несчастного Столыпина». И надо было отречься от престола, чтобы осознать: «Если до Столыпин был жив, этого никогда бы не случилось».

Глава 4. Опыт критического анализа источников и литературы о П.А. Столыпине

4.1 Трагедия Российской империи после смерти реформатора

Экономические и политические реформы, рассчитанные на эволюцию, нигде и никогда не происходили автоматически. Период реформ значительно увеличивает роль субъективного фактора, роль идеологов, организаторов и исполнителей реформ. К субъективному фактору относится и тот временной промежуток, в течение которого осуществляются реформы. История не отпустила требуемых Столыпиным для России двадцати лет покоя. Сама же смерть реформатора показала несомненную узость реформаторского слоя в правящей элите и несформированность базы поддержки реформ в массах. Все это дало вскоре о себе знать. Но поначалу процесс аграрного преобразования продолжался под руководством многолетнего сподвижника П. Столыпина Владимира Коковцева, исключительно грамотного и порядочного чиновника.

Осенью 1912 г. прошли выборы в 4-ю Государственную думу. Главным итогом этих выборов стало «вымывание» октябристского центра, более или менее стабилизировавшего ситуацию в 3-й Думе. Произошло усиление как правых, так и левых фракций. Шовинисты-черносотенцы находились в состоянии разброда и теряли свое влияние в «низах». При этом они так сумели наладить свою пропаганду, что создавалось ощущение, что именно они определяют политическую линию страны. Политика же, равного Столыпину, который смог бы поставить их на место, тогда не нашлось. Столь же неадекватное впечатление создавали о себе и крайне левые.

В Думе одной из самых влиятельных фракций стали «прогрессисты». Ее идеологом был представитель известной семьи промышленников и банкиров, газетный издатель П.П. Рябушинский, а лидером -- фабрикант А. И. Коновалов, отличавшийся особым вниманием к проведению разумной социальной политики, соблюдению интересов рабочих. Для изучения постановки дела образования и отдыха рабочих и их семей на фабриках Коновалова приезжали делегации из Европы. Активизация «прогрессистов» была связана с явным недовольством либеральной буржуазии замедлением экономических реформ, слишком большим влиянием на политику верхов дворянских «зубров», неадекватным сокращающейся материальной базе дворянства. П. Рябушинский публично заявлял: «Русскому купечеству пора занять место первенствующего сословия, пора с гордостью носить звание русского купца, не гоняясь за званием выродившегося русского дворянства». Тем не менее «прогрессисты» не шли на формальное объединение с кадетами, считая их слишком «демократическими», то есть уделяющими внимание больше общеполитическим вопросам, нежели формированию свободной экономики. В конце концов «прогрессисты» сошлись с кадетами в главной идее -- идее «ответственного» министерства.

Ослабевшая в 4-й Думе фракция «Союза 17 октября» колебалась между крайне правыми и незримым кадетско-«прогрессистским» альянсом, все больше склоняясь в пользу второго. Нет сомнения, что одной из важнейших причин формирования такой политической ситуации была и правительственная политика. В. Коковцов, в высшей степени грамотный экономист, не нашел общего языка с Думой, с самого начала «прославившись» афоризмом: «У нас парламента, слава Богу, еще нет!», запавшим в души большинства думцев глухой обидой. Ведь они боролись за превращение Думы в настоящий парламент! Но Коковцов, стремившийся добиться сбалансированности бюджета и навести порядок в расходовании государственных средств, довольно быстро стал неугоден и разоряющимся крупным землевладельцам-дворянам, успешно «доившим» государственную казну. Хотя и по другим причинам, но, подобно Столыпину, Коковцов оказался под перекрестным политическим огнем и в январе 1914 г. вынужден был уйти. Тем самым он избежал ответственности за предвоенный кризис и развязал руки тем, кто на всех парах втягивал неподготовленную страну в войну. К ним относился его многолетний оппонент военный министр Владимир Сухомлинов, «очковтиратель».

Несмотря на слабость правительства, первый год войны прошел в относительно спокойной, дружной работе правительства и Думы. Ситуация стала меняться к лету 1915 г. В августе 1915 г. в Думе сформировался так называемый «прогрессивный», или «бело-сине-красный», блок. В него вошли: часть националистов, центристы, октябристы, кадеты и прогрессисты. Умеренно левые -- трудовики и меньшевики тесно сотрудничали с блоком. Главным лозунгом большинства стало образование «министерства доверия». Основное условие -- правительство должен возглавить человек, пользующийся доверием большинства, не ответственный перед царем. В целом это было разумное требование, не выходившее за рамки действовавших законов. Разумные деятели в правительстве также склонялись к такому решению, хотя поддержки не нашли. Сам Николай II рассматривал возможность создания «министерства доверия», но постоянно колебался. Помимо этого царица, оказывавшая на него воздействие, была привержена абсолютистским принципам, никак не желая понять изменений, происшедших после апреля 1906 г. Все это означало явный откат от столыпинского политического курса. Формируя политическую систему думской монархии, П. Столыпин и его ближайшие сотрудники исходили из необходимости опираться на думское большинство. В дискуссиях и спорах, порой очень острых, Столыпину удавалось сотрудничество с 3-й Думой. Те, кто сменил Столыпина, этой необходимости не понимали и не стремились понять.

В этот период усилилось влияние на царскую чету малограмотного сибирского мужика Григория Распутина, но далеко не простого, во многих отношениях даровитого.

Мнение «многих буржуазных историков» о том, что Распутин был «всемогущим фаворитом», «некоронованным действительным правителем России», определявшим якобы все поступки и политику последних Романовых, мнение, «известную дань» которому отдали и некоторые советские историки (М. Н. Покровский, В. П. Семенников, А. Л. Сидоров, Я. Темкин), не более как легенда. На самом деле, «вследствие своей феноменальной необразованности» Распутин «никакой политики не делал и не мог делать». «Обычно Распутин лишь искусно вторил отзывам царя и царицы о намечаемых ими кандидатах». «Английский историк Н. Фрэнкленд прав,-- пишет Е. Д. Черменский,-- заявляя, что советы Распутина были „отражением того, что уже было в голове царицы... Он не формировал ее мнений"». Однако переписка достаточно убедительно опровергает тезис Е. Д. Черменского. Другое дело, что Григорий Распутин был осторожен. Лишь узнав, что Вырубова убедила царицу, «старец» высказывался открыто. «Таким образом, Распутин,-- делал вывод автор,-- действует только наверняка, хорошо понимая, что если его указание хотя бы однажды будет отвергнуто, он утратит значение оракула, советы коего обязательны». «Без ее (Вырубовой.-- Л. Л.) непосредственного участия и деятельной помощи Распутин, невзирая на все свое влияние, достичь ничего не мог». Непосредственные сношения с царицей «были чрезвычайно редки» -- «старец» тонко понимал, что частое общение только ослабит или уничтожит его авторитет. Представляется весьма сомнительным, указывал автор в другом месте, чтобы Распутин, «невзирая на все свое влияние», мог бы «заставить царицу отказаться от осуществления какого-либо намерения, которое она горячо желала бы исполнить».

Основной вывод Гурко относительно воздействия «старца» на императрицу сводился к следующему: «Влияние Распутина на царицу в вопросах государственных построено было главным образом на том, что и он и его клика умела внушить Александре Федоровне сознание, что она одна способна отстоять самодержавную власть русского царя, которую сама, по всей вероятности, этого не сознавая, она стремилась фактически присвоить себе». Он и Вырубова стремились так подсказать ей своих кандидатов в министры, как будто это ее собственные кандидатуры.

Одна из «распутинок» баронесса Икскуль-Гиллебанд также указывала, что Распутин «очень оберегал свое влияние, боясь его утратить, и уклонялся от просьб, в которых он лично не был заинтересован по той или другой причине. Он предпочитал, не утруждая высочайших и эксплуатируя свою репутацию всемогущего, обращаться непосредственно к «министрам», хорошо зная, что ни один из них не захочет сделаться его врагом. В качестве примера она приводит рассказ журналиста Г. П. Сазонова, большого друга и поклонника Распутина, о его попытках при помощи «старца» вернуть к власти Витте, которого сам Распутин очень уважал и ценил, но которого ненавидел царь. Сазонов не раз заводил с Распутиным разговор в пользу опального сановника. Последний «утверждал, что часто говорил о нем с государем и „мамашей", но не мог превзойти их недоброжелательство к С. Ю. Витте. Но особенно и не настаивал, в чем, впрочем, он сознавался в интимном кружке. Как всегда, он боялся настаивать на том, что было неприятно государю и государыне».

На тот же пример с Витте ссылается и Гурко.

Эту же тему очень охотно развивал и флигель-адъютант царя Мордвинов. Да, признает он, Распутин влиял на царицу, а та -- на царя, но «только тогда эти настояния могли иметь видимый успех, когда они совпадали с давно продуманными, без всякого распутинского влияния, с личными мнениями государя... Государь, повторяю это слово настойчиво, не любил, чтобы им руководили другие, в особенности, когда он знал, что об этих воображаемых влияниях говорят». «Он соглашался только с теми мнениями (царицы.-- Л. Д.),-- писал Мордвинов в другом месте,-- которые не противоречили его собственным». В том же духе писали и другие апологеты царской четы.

Обращает на себя внимание, что один и тот же довод приводится в прямо противоположных целях. Первые два автора, Гурко и Икскуль-Гиллебанд, проводят мысль о всесилии Распутина, которое он обеспечивал гибкой тактикой, преимущественно косвенно, исходя из учета особенностей характера и мировоззрения своих августейших подопечных. Мордвинов же пытается доказать обратный тезис -- поскольку Распутин действовал не прямо и предлагал только те кандидатуры и меры, которые устраивали царскую чету, никакого серьезного влияния на ее решения и действия он не оказывал.

Спустя полвека Е. Д. Черменский полностью присоединился к точке зрения Мордвинова. Факты показывают, что утверждение о Распутине как об орудии Штюрмера и других несостоятельны. Судьба всех перечисленных Е. Д. Черменским лиц полностью зависела от отношения к ним «старца». Хвостов и Белецкий, как мы увидим, немедленно потеряли свои посты, как только обнаружилось, что они перестали быть лояльными к Распутину. Штюрмер и Протопопов не просто подчинялись Распутину, а пресмыкались перед ним. В этой связи следует напомнить известные слова В. И. Ленина о «царской шайке с чудовищным Распутиным во главе ее». Ленинская оценка не публицистический прием, она подтверждается многими документами. Главное, личные и деловые качества министров, в условиях военного кризиса, да еще существовавших в условиях неопределенности, были явно недостаточны для серьезного руководства страной.

В целом, к механизму управления страной все это не имеет никакого отношения. Россия с 1916 года научилась жить без вертикали власти (хотя внешне ее атрибуты соблюдались). В этих условиях национальная катастрофа оставалась вопросом времени.

4.2 Последствия деятельности П. Столыпина для России

Итак, Столыпин погиб, находясь на вершине власти, в разгар проведения реформ, пользуясь известностью и авторитетом, но он находился в сложном положении -- он сплотил против себя придворную камарилью, потерял расположение царя, и вызывал своей активностью неудовольствие императрицы Александры. Она считала, что своей деятельностью Столыпин “заслоняет” царя, и к тому же о нем двусмысленно отзывался Распутин: Хотя Бог на нем почиет, но чего-то в нем недостает).

Николай II не терпел тех людей из правительства, которые оказывали явное влияние на своих современников. Первым пострадал от этого Витте, позже - Столыпин. Во время мировой войны Николай II снял с поста главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, который оказывал слишком большое влияние на солдат и офицеров.

Все эти лица внушали ему подозрение -- ведь он, будучи их царем, не обладал даром привлекать к себе людей, не отличался никакими особыми способностями. А. Макаров утверждал, что «Государь последнее время питал к Столыпину чувство близкое к ненависти за его твердый характер, а главное то, что Столыпин как бы затмевал его». «Почти то же, -- продолжает Н.Ч. Зайончковский, -- я слышал от Ломана вскоре после смерти Петра Аркадьевича. Не мог ему простить царь его пребывание в Зимнем дворце, жизни на даче в Елагинском дворце, хотя и с его на это согласия и даже по его предложению». Позднее, как об этом сообщил А.В. Зеньковский, «по поводу отношений Государя к П.А. Столыпину», Николаю II «было очень неприятно вспоминать как Он, под влиянием придворных кругов, начиная с апреля 1911 г. и вплоть до смерти П.А. Столыпина, как бы несколько потерял к нему то исключительное доверие, которое Он питал к нему на протяжении пяти лет пребывания Столыпина у власти».

Среди обстоятельств, вызвавших охлаждение Николая II к П.Столыпину, а затем и раздражение его премьером, одним из равных было их различное отношение к «новому строю». В.А. Маклакову это представлялось так: когда началась атака Государственной Думы на его власть, «когда он увидел, как пренебрежительно Дума относится к данной им «конституции», куда она с легким сердцем ведет государство», Николай II «испытал чувство раскаяния. Тогда совершился перелом в его отношении к конституции. Не в его характере была смелость решений. «Конституцию» он не отменил. Но его доверие с тех пор пошло к тем, кто ее не признавал. По этому признаку стало определяться его отношение к людям. Те, кто стремился безболезненно ввести новый порядок, попадали под его подозрение». В.И. Гурко это выразил резче: если Николай II «мечтал лишь об одном -- свести дарованные им народу права по возможности к нулю, то иначе смотрел на дело Столыпин». Свое кредо, как справедливо заметил В.С. Дякин, П.А. Столыпин сформулировал, возражая на записку группы правых членов Государственного совета в начале 1907 г.: «Реформы во время революции необходимы, так как революцию породили в большей степени недостатки внутреннего уклада. Если заняться исключительно борьбою с революцией, то в лучшем случае устраним последствие, а не причину: залечим язву, но пораженная кровь породит новые изъязвления. К тому же этот путь Реформ торжественно возвещен, создана Государственная Дума, идти назад нельзя. Это было бы и роковою ошибкою -- там, где правительство побеждало революцию (Пруссия, Австрия), оно успевало не исключительно физическою силою, а тем, что, опираясь на силу, само становилось во главе реформ. Обращать все творчество правительства на полицейские мероприятия -- признание бессилия правящей власти».

Известно, что из рук премьер-министра император получил ряд проектов широкой административной реформы, которая решила бы две системных проблемы любого государственного организма - управляемость отдельных регионов, непохожих друг на друга, и привлечение в госаппарат наиболее перспективных кадров. Эти уже перезревшие фундаментальные идеи были сразу же заморожены верховной властью; Столыпин ослабел как морально, так и физически. Ослабли и его позиции перед ультраконсерваторами из объединенного дворянства. Империя в совершенно не приспособленном к новой эпохе состоянии встретила мировую войну и жестоко поплатилась за недоверие к своим авторитетнейшим специалистам. В настоящее время с учетом, что место провинциального дворянства заняли бывшие аппаратчики, актуальность административной реформы также велика.

Столыпин, поставив на должное место роль министра внутренних дел, раздутую до него такими ничтожествами, как Плеве, сумел стать дирижером такого оркестра, как Совет министров. В результате даже неподконтрольные ему министерства, такие как МИД и военные министерства, стали работать эффективнее. Идея «первого министра» витала в России давно, имея под «разъединенность правительственных действий и распоряжений, но она так же давно отвергалась Романовыми на том основании, что избрание председателя Совета министров ведет к умалению власти императора. По мнению царя «Столыпин узурпировал власть монарха, проводя в министры своих избранников» (В. Гурко). Какое-то время после его смерти монарх считался с его соратниками, однако никто более не смог поддержать существующую власть до самого ее краха.

Можно быть уверенными, что в критические дни мировой войны, получив конечный итог своих «работ», которые в свое время вынудили царя записать в дневнике: «Кругом измена, глупость и обман», самодержец и Верховный главнокомандующий дорого бы дал, чтобы вернуть Петра Столыпина. Позднее, уже после своего отречения, Николай II сожалел, что под влиянием придворных кругов недооценил того влияния, какое могли бы оказать реформы Столыпина на будущее.

Это суждение плохо увязывается с его поведением или с мнением, высказываемым его матерью. Тем более с провокационной ролью, сыгранной его верной супругой, немкой Александрой Федоровной по отношению к административной системе, много лет выстраиваемой покойным премьер-министром (министерская чехарда, когда за несколько лет поменялось девять министров внутренних дел…). Ей было нестерпимо обидно, как писал В.В. Шульгин, что «он как бы заслонял от народа царя - ее супруга…она была права. В Столыпине были качества, необходимые самодержцу, которых не было у Николая II».

Немаловажно отметить, что многие крупные деятели того времени также были враждебно настроены по отношению к Петру Столыпину. Если Распутина можно понять, как и цитировавшегося выше П. Милюкова, надо объяснить позицию придворных интриганов, которые подсовывали царю статьи и фотографии П. Столыпина в многочисленных газетах. Подсмотрев, что император начинает тяготиться своим слишком популярным и восхваляемым Председателем Совета министров, они начинают, как это делал князь В. Мещерский, «самый яростный поход против» П. Столыпина, настолько концентрированный, что императрица-мать только им и объясняет утрату сыном доверия к реформатору.

К этой партии придворных и отживших кругов примыкали многочисленные личные враги Столыпина, прямота и горячность которого не способствовали примирению с ними. С. Витте, к которому Столыпин относился с недоверием, болезненно полюбивший власть, свою моральную нечистоплотность проявил и в очернительстве Столыпина, называл последнего дураком и наглецом, желал смерти.

А вот Петр Столыпин был убежден, что «Родина требует себе служения настолько жертвенно-чистого, что малейшая мысль о личной выгоде омрачает душу и парализует всю работу». Этим и поныне актуальным замечанием мы можем подвести черту под сравнительной характеристикой главных деятелей последнего царствования.

4.3 Отражение реформ Столыпина в современных учебниках и литературе

Базовым учебником по истории России начала ХХ века надо считать труд под редакцией д.и.н. В.П. Дмитренко для студентов-историков, соответствующие главы которого подготовлены А.Н. Бохановым и Н.П. Зыряновым (1996 год). Александр Боханов также известен парадной монографией «Император Николай II» (1997 год). На первый взгляд, эти труды написаны веско, с государственно-патриотических позиций, с привлечением массы источников. Но вскоре мы убеждаемся, что изложение в этих трудах - не совсем история. На книжных страницах показаны деятели, классы и яркие, убедительные факты. Но в описании событий начала века нет процесса, который проводит элита команд или кланов, преодолевая сопротивление других группировок. Внутри социальных групп - своеобразное переплетение психологических, экономических, мировоззренческих аспектов. И «гигантские усилия по преодолению отставания огромной державы исключительно велики», как справедливо подчеркнуто в предисловии именно потому, что не сложилась система подбора команд. Начиная с первого позора - крымского кризиса - типичная ситуация: как только плодотворная социально-политическая группа начинает крепнуть, ее при поддержке самодержавной власти начинают давить соперники.

В результате - мудрейшая бохановская сентенция (с.109 учебного пособия): Россия к началу второго десятилетия ХХ в., … как казалось, уверенно смотрела в будущее… Но …все время существовала внутренняя социальная напряженность…Практически все элементы населения… были не удовлетворены ни тем, как шли дела, ни тем, что делала власть. Убежденных монархистов - людей, беззаветно готовых служить «царю и отечеству», оставалось все меньше».

И через год после этих строк А. Боханов издает шестисотлистовый труд - панегирик последнему российскому императору. Но не везло ему - то Япония без объявления войны напала, то «случилось» Кровавое воскресенье, «хорошие времена все никак не наступают - это во многом результат того, что к управлению приходят не те люди». «Приходят» - ни больше, ни меньше. Министерская чехарда - «нестабильность… все же существовала»

Правда, временами «кругом царил мир, порядок, процветание. Россия уверенно шла вперед, беспорядков никаких не случалось». Лишь Гучков с пеной у рта твердил о бездарности российской военщины, да Коковцев то же подтверждал с цифрами в руках. Но их можно прижать… Гучкова и Коковцева. А наступательную войну начать все равно, вопреки завету любимого отца, вопреки собственному печальному опыту.

Тираж опуса «Император Николай II» минимальный, но идея А. Боханова, ранее озвученная в учебнике, очевидна: хороший царь - плохой народ. Есть понятие «ловить ворон», но последний император, видимо в соответствии с рангом, стрелял ворон, год за годом, в дни, когда гибли армии, когда сплотившееся земство, буржуазия, патриотическая молодежь ждали имперского призыва: заменить зажравшуюся бюрократию, чрезвычайными мерами навести порядок в тылу, прижать левых провокаторов!

От самодержца (вспомним необученных таким делам Екатерину Великую, даже Елизавету) требовалось с самого начала немногое: поставить лично ему обязанную управленческую группу и надежнейший над ней контроль.

Учебник десятками страниц описывает одно, а на страницах посмертных заветов С. Витте, В. Коковцева, С. Крыжановского, многих других мы читаем совершенно обратное: каждый день шла борьба за влияние на царя. И самых верных царь неизбежно предавал.

Мы, россияне, - азиаты. Верность - наша первая доблесть. И если нам изменяет вождь, стоит ли удивляться, что в какой-то страшный день около него не остается ни одного, надежного. Боханов правильно изложил эту истину, цитируя пророчество вещего Григория Распутина: «меня не будет - царей не будет», только не понял его первобытный смысл. Так примитивно коллектив авторов учебника не мыслит, у них национальное чванство: «Россия всегда играла сольную партию в концерте мировых держав». Во-первых, ни одна страна, как и человек, без друзей полноценно жить не способна. А главное, в самой России соло не в почете. Николай II это знал по формуле: «самодержавие - православие - народность», но как решалась (точнее - не решалась) важнейшая задача сохранения социальной опоры монархии, среди массы фактов в учебнике «История России. ХХ век» под редакцией В.П. Дмитренко не показано.

Один из наиболее популярных в вузах переводной с французского учебник Николая Верта «История советского государства» переиздается с 1992 года. Зарубежная точка зрения всегда оригинальна, тем более задуманная как деполитизированная история взаимоотношений общества и политической системы. С первой страницы отмечена суть последней в начале ХХ века: «централизованный и строго иерархизированный бюрократический аппарат». «Чиновничество стало той непреодолимой стеной, которая разделила монарха и его народ». Но дальше, как свойственно большинству учебников, начинается авторитарно-безапелляционные выводы: «На рубеже веков у царской власти была лишь одна насущная политическая задача - во что бы то ни стало сохранить самодержавие». Рубеж веков - это осознание азиатской и аграрной проблем, борьба между «дворянским» и «крестьянским» направлениями в правительственной политике. Без накопления определенной мудрости у перспективных политиков, империя не смогла бы справиться с революционной анархией 1905 года. Да, Витте и его сторонники проиграли в первые годы нового века - как на Дальнем Востоке, так и в центре страны.

Но к решению новых задач уже были готовы новые кадры, творчески воспринявшие разработки предшественников. Их деятельность Н.Верт персонифицирует в личности Столыпина. Важен вывод, основанный на доказательствах, что российская экономика продолжала идти собственным путем (не прусским и не американским). Но другой вывод менее доказателен: несмотря на благоприятные экономические, идеологические и политические обстоятельства, Столыпин совершил все же ряд ошибок, поставивших его реформы под угрозу провала.

Как показано в первых главах настоящей работы, в реальных условиях политической борьбы за выживание, без опоры на аппарат, который олигархи не позволили дебюрократизировать, команда Столыпина выбирала то зло, которое меньше: не проводила продуманной политики в отношении рабочих, которые проиграли революционные столкновения и были зажаты раскрестьяненной массой, опиралась на великорусскую идею (как позднее сталинисты), и не церемонилась с Думой, когда надо было получить реальный результат. Вывод автора учебника: «Самодержавие поставило себя в изоляцию, отныне его поддерживали только представители крайне правых националистических кругов. Столыпин же…обвинен крайне правыми противниками». По мысли автора, Столыпин вообще никем не поддерживался?

С. Крыжановский, вспоминая невиданные в истории России похороны премьер-министра, отмечает, что он вовремя ушел со сцены. Однако считать такого мощного бойца, имевшего преданную команду и энергичных единомышленников в различных социальных группах, политическим банкротом бездоказательно. Ему было по силам использовать свой талант и на обновление Думы и Госсовета, на реформу рабочего вопроса, на предотвращение позорной войны. Это великая заслуга Столыпина, что пассионарный лидер, которого «не хотела» придворная камарилья, вполне мог лично помочь спасению своей страны. Как показал в дальнейшем сам Н. Верт, опальный Александр Гучков многое смог сделать для перевода страны на военные рельсы.

Смелый вождь, возглавив процесс, названный автором учебника «мирной революцией», олицетворил бы слияние общества с бессильной монархической властью, не допустил политического паралича. К сожалению, формат учебника не допустил сослагательного наклонения. А убийцы Столыпина были беспощадны именно потому, что знали его потенциал, уже не зависящий от благосклонности монарха.

В целом, учебник Н.Верта также базируется на европейских ценностях, а мы живем в России. Он интернационалист, но русские (следом за ними - и иные россияне) - патриоты. Поэтому при всей убедительности содержания идея учебника не вполне подходит российским студентам.

Учебник для общеобразовательных учебных заведений В.П. Островского и А.И. Уткина, описывая период столыпинских реформ «вперед на легком тормозе» (с.88) подчеркивает либерально - консервативную столыпинскую линию. Против нее объединились многие силы, показывают авторы: экстремисты с обеих сторон, умеренные, вечные оппозиционеры, руководимые не экономическими, а демократическими идеями. На нее обрушился «Союз русского народа»: хуторская реформа - это огромная фабрика пролетариата. Так оно и было, конечно, но в условиях аграрного перенаселения земля должна была оставаться только для эффективных хозяев.

Авторы показывают негативизм думских депутатов - то есть демагогические приемы. Столыпин осознавал, что главное - не демократия, а развитие местного самоуправления, против которого объединились и правые, и кадеты. Учебник объясняет, что реформы шли в условиях круговой обороны. В то время (в мае 1907 года) Петр Столыпин точно предсказал, что сделают левые с землей: «земля, которая … отчуждалась бы у одних и передавалась бы другим социально-демократическим присутственным местом… эта земля получила бы скоро те же свойства, как вода и воздух… стимул к труду, та пружина, которая заставляет людей трудиться, была бы сломлена» (что и случилось через 20 лет). Поначалу Столыпин не был против общины, все силы своего духа направлял на расселение крестьянства. Данный учебник воспитывает глубинный патриотизм, но не демонстрирует главного врага реформ - коррумпированное чиновничество.

Учебник А.Левандовского и Ю. Щетинова «Россия в ХХ веке» для общеобразовательных учреждений также игнорирует проблемы бюрократизации России вплоть до советской системы. Авторы во «Введении» замахнулись на уяснение причинно-следственных связей между историческими событиями - но исказили и события, и связи. А главное, не показан, к примеру, как личность и лидер пассионарной социальной группы П. Столыпин - как и С.Витте, как Николай Романов. Однако реформатор - яркий пример роли в истории личности, создающей такие связи. Это - то, что надо молодежи: образцы лидеров, со своими недостатками - продолжениями достоинств. А в учебнике не люди, а партии, которые в России - всегда олицетворены, классы- которые не сформировались к началу ХХ века, например, крестьянство несомненно являлось сословием. Общего между малоземельным отходником из Подмосковья и крепким фермером-башкиром почти нет, а оба по классовой принадлежности - «трудовое крестьянство». «Широкими кругами российской общественности, не поддержавшими проекты Витте» (Витте также не персонифицирован), авторы готовы окончательно добить школьников, которые должны надолго задуматься, представляя эти большие круги вокруг листков с проектами.

«Российский рабочий класс… оставался самым угнетенным» -(средний рабочий на дневной заработок мог купить 4 кг говядины , нетрудно примерить на нынешних провинциальных пролетариев) ;

«в деревне Столыпину на какое-то время удалось навести относительный порядок» - но никто не может навести порядка - это делает сам народ через мотор - свой личный интерес (реализуют земство, община, кооператив, но не бюрократия, не аппарат).

«Главной организующей силой (черной сотни) стали дворяне-помещики»… «искренне преданное царской власти поместное дворянство» - эти выводы противоречат анализу дворянства в начале самого учебника (с.17).

Столыпин «замыслил, оставив в неприкосновенности помещичье землевладение», «еще при жизни главы правительства становилось все яснее, что его политика … не могла предотвратить революционного взрыва», «в подобной войне у России, разъедаемой острейшими внутренними противоречиями, практически не было шансов на победу» - не анализируется общий рост производства в России в 1914-1917 гг., рост влияния придворной камарильи на власть (вполне субъективный и преодолимый фактор). Вывод: глупый Столыпин, что же он в Сизифа-то играл?

В целом, автор предпочитает хлесткие оценки даже там, где (с.14) вроде бы размышляет: уровень экономического развития в начале ХХ века, Россия - лидер или отстающая. Базы размышлений нет. А авторы других трудов ведь сосчитали точно, что к 1950 обогнали бы США при таких темпах развития. Такой учебник - не уровень разговора даже с десятиклассниками.