Петр Столыпин – последний великий реформатор царской России

Размещено на http://allbest.ru/

Петр Столыпин - последний великий реформатор царской России

Оглавление

Введение

Глава 1. Российская империя в начале ХХ столетия

1.1 Социально-экономическое положение России на рубеже веков

1.2 Политическая система Российской империи

Глава 2. Вехи биографии П. Столыпина (1862-1906 гг.)

2.1 Формирование Столыпина как политического деятеля

2.2 Столыпин в начале первой революции в России

Глава 3. Эволюция во взаимоотношениях П.Столыпина и Романовых в 1906 - 1911 годах

3.1 Политика Николая II в начале царствования и взлет П.Столыпина на вершину власти

3.4 Конец политической биографии П. Столыпина

Глава 4. Российская империя после Столыпина

4.1 Трагедия Российской империи после смерти реформатора

4.2 Последствия деятельности П. Столыпина для России

Глава 5. Историографическое отражение реформ Столыпина в современных учебниках и литературе

Заключение

Введение

История не терпит сослагательного наклонения. Однако, учитывая, что историческая ситуация имеет свойство повторяться в новых условиях, мы должны понять причины неудач предыдущих попыток ускорить развитие России.

У сил прогресса много противников. Извечный российский консерватизм, низкая общая и политическая культура, многонациональная региональная элита, традиционно жесткая вертикаль власти, практически отвергающая местное самоуправление… Даже обширность пространств и богатство природных ресурсов - объект законной гордости россиян - пока больше вредит нашему движению вперед, чем способствует ему. В то же время едва ли не каждый такой сугубо российский компонент, который не позволяет применять чужие политтехнологические находки, в талантливых патриотических руках оказывается ценнейшим достоянием, звеном, позволяющим вытянуть всю цепь наших проблем. Но необходимо обогатить нашу управленческую мысль смыслами. В политизированной суете отцов народа многие идеи не реализуются из-за отсутствия многовековой мудрости в потоке информации /1/.

Эти идеи олицетворялись на протяжении столетий в определенных исторических фигурах, формирование современного взгляда на которые является неотложной задачей исторической науки. В настоящей дипломной работе с помощью опубликованных в последние годы источников и новейших трудов исследователей рассматривается жизнь и деятельность П.А.Столыпина как выдающегося реформатора и высоконравственного гражданина своей страны, образца для государственных деятелей России ХХI века. Результатом данной работы должно стать доказательство на примере деятельности премьер-министра российского правительства в 1906-1911 годах Петра Аркадьевича Столыпина, что главный враг прогресса и всей жизни российского общества - бюрократия, система управления страной, основанная на господстве чиновничьего аппарата, но и с российской бюрократией можно бороться, ее можно побеждать.

Актуальность этих проблем невозможно переоценить. По нашему убеждению, провал попыток реформирования Советского Союза в 1956-1966, 1985-1991 годах и Российской Федерации в 1991-2005 годах связан с сопротивлением так называемого аппарата - колоссальной бюрократической системы, которая раковой опухолью пронизывает весь национальный организм нашего государства. И те, пусть частичные успехи великого реформатора, главным врагом которого оказались не пролетариат России, не буржуазия, дворянство и даже не патриархальное крестьянство, а имперский государственный аппарат, необходимо изучать именно с точки зрения возможностей реформирования российского общества в условиях господства бюрократии.

Большая часть историков до сих пор не рассматривала данный аспект истории России начала ХХ столетия, который в свое время начал изучать А.Я. Аврех /2/. К сожалению, используя одностороннюю методологическую базу советского периода, Арон Яковлевич не смог сделать должных выводов. Юношеская трактовка бюрократии В.И. Ульяновым: «флюгер, полагающий высшую свою задачу в сочетании интересов помещиков и буржуа» /3/ практически сохранена Аврехом. Более того, он убежден, что «особенно наглядным в этом отношении был послереволюционный (1907-1916гг.) период» /4/. Таким образом, автор не видит разницы между группой реформаторов, враждебных институту бюрократии («реакционному учреждению») по определению, и его «флюгерной» частью, а Столыпина считает лишь творцом бонапартистских приемов в Думе и аграрной политике. Впрочем, в годы перестройки А.Я. Аврех успел написать еще одну книгу о столыпинском реформаторстве (опубликованную уже после его кончины), в которой несколько модернизировал свои взгляды. Если ранее он считал, что во времена Столыпина вообще отсутствовали «реформистские возможности», поскольку «страна переживала на деле не конституционный кризис, как думали либералы и меньшевики, а революционный, как считали большевики», то в своей последней книге, в соответствии с веяниями времени, находил «органический порок» столыпинского курса в попытке провести реформы «вне демократии и вопреки ей» /5/.

Сразу же отметим, что для нас бесспорна экономическая эффективность столыпинских реформ. Беспрецедентный в мировой истории скачок колониальной окраины империи - Стерлитамакского уезда - из традиционного (патриархально-феодального) в общество развитого капитализма, создававшего большую часть добавленной стоимости в аграрном секторе благодаря применению техники /6/, - лишь один, хотя и яркий, пример правильности курса российского премьера. В целом, по аналогии с Германией и «азиатскими тиграми» второй половины столетия, можно говорить об экономическом «российском чуде» начала века. Тем удивительнее то, что до сих пор не стихают дискуссии о низкой результативности деятельности реформатора, начатые еще при жизни П.Столыпина, в т.ч. В.И. Ульяновым (Лениным). Данное обстоятельство - непогрешимость ленинских идей - привело к бесспорности в советской историографии мысли о «крахе столыпинской политики» , хотя сам Владимир Ильич в 1907 году был всерьез озабочен тем, что «в истории бывали примеры успеха подобной политики. Было бы пустой и глупой демократической фразеологией, если бы сказали, что в России успех такой политики „невозможен". Возможен!»/7/. Но Столыпин сошел с исторической сцены, и в учебниках осталась чеканная ленинская фраза: «Новая революция, начало которой мы переживаем, является неизбежным результатом банкротства третьеиюньской политики царизма» /8/.

Хотя еще в советской историографии начинался дрейф в сторону признания определенных заслуг П.А. Столыпина, именно распад СССР, как справедливо заметил Б.М. Виттенберг, превратил фигуру П.А. Столыпина в не имеющего конкурентов персонажа среди действующих лиц российского прошлого /9/. В годы мучительных экономических реформ начала 1990-х гг. он рассматривался как достойный пример для подражания. «Мои представления о Столыпине, -- писал крупный чиновник В. Казарезов (кстати - сибиряк) -- были почерпнуты из школьных и вузовских учебников, из писаний недобросовестных историков. Однако же не зря говорится в народе, что правду не переспоришь. Вот и для меня из напластований лжи, из слежавшегося ила наукообразного вранья стала подниматься богатырская фигура П.А. Столыпина» /10/. Практически та же концепция у автора крупного исследования-двухтомника Б.Г. Федорова, опубликованного в 2002 году /11/, монографии С.Рыбаса «Столыпин», вышедшей в серии «Жизнь замечательных людей» в 2004 году. Все три книги искусственно осовременены и несколько беллетризованы. По мнению философа А. Панарина, Столыпин «созидал Великую Россию, сохраняя величайшее уважение к ее истории и традиции, и потому намеревался избегать крутых ломок и метаморфоз вроде “нового человека”. Он любил “старых русских” и верил в их творческий потенциал» /12/. Писатель В. Пьецух, уподобляя Столыпина Петру Великому, находил особую заслугу обоих в том, что они «премудро соединяли либеральную перспективу с тираническими приемами управления»/13/. Как говорится, спаси нас Бог от таких друзей, а с врагами мы и сами справимся. Уравнивать двух Петров - сберегателя народа и профессионального венценосного душегуба - значит ставить знак равенства между продуманной стратегией реформ и бессмертным лозунгом: «главное - ввязаться в бой!».

Гораздо интереснее позиция современного критика столыпинских реформ С. Кара-Мурзы, оценивающего премьер-министра как «отца русской революции» и одного из творцов советского строя: «Столыпин, модернизируя государство с разрушением присущей ему этики, взрыв приближал» /14/. Тем самым он также демонстрирует непонимание системного характера реформ начала ХХ века. Подобно тому, как голодные годы десятилетием раньше дали рабочие руки для бурного строительства железных дорог, искореняющих голод, разрушение этики «круговой поруки» давало потенциал для эффективного строительства стабильного государства, где более способный обеспечивал себя, платил налоги за менее способных, пьющих и ленивых сородичей и заботился об отчизне плодотворнее, чем община и ее спутник - бюрократия. Сильному было, что терять. Этика же разрушалась как раз во время общинных поджогов помещичьих усадеб, террористических актов и иных эксцессов озверелого от безземелья и голода крестьянства. Контрудар Кара-Мурзе и прочим ревнителям сельской общины нанес М. Леонтьев: «большевики дали самое последовательное и радикальное решение вопроса аграрного перенаселения: колхоз -- самая трудопоглощающая форма хозяйства в современной истории… в конце концов нет лучшего "трудопоглощения", чем массовое использование рабского труда» /15/. В то же время, содержание трудов С.Г. Кара-Мурзы намного шире, вследствие отказа от европоцентристской методологии, чем его неосновательные выводы («Столыпин делал ставку на фермера при сохранении помещичьего землевладения; большевики - на общинного крестьянина с кооперацией» /16/).

Кара-Мурза отказывает Столыпину в признании кооперации - «большевистской идеи», тем самым скатываясь с позиций научности в сферу публицистики. Для авторов же настоящей работы не требует ответа вопрос: неужели ужасное аграрное перенаселение центральных районов России, сохранявшееся до тридцатых годов, невзирая на ликвидацию помещиков, эпидемии и войны, имело какой-то иной вариант развития, кроме разрушения сельской общины и ее замены кооперацией?

Православные авторы также отличаются оригинальностью позиции. Вопрос, который мучил наиболее грамотных черносотенцов 100 лет назад, ныне разрешил известный автор статьи «Формула Реформатора» Дьяков: «искусственное возвеличивание роли Столыпина (в том числе литераторами) автоматически принижает роль царя, и, соответственно, почти прямо дискредитирует монархию как таковую, что уже является прямым ударом по русскому национальному идеалу, от которого нас отворачивают с трогательным единодушием и кадеты, и большевики... Только интеллигенция и чиновничество создало кумир Петра I, как, подозреваю, и Петра Аркадьевича. Народ ценил слуг царя именно в той степени, в какой исправно они исполняли «государево дело». А исполнять «государеву службу» было явлением «само собой разумеющимся». Это мы теперь дивимся самоотверженности предков, мы, без идеала, без высших целей человеческого существования, теряющие последние остатки национального достоинства и здравого смысла» /17/.

Через считанные годы после рубежной статьи «Формула Реформатора» /18/ И. Дьяков, будучи убежденным, что последнее слово в «деле Столыпина» скажут серьезные и честные историки, глубоко сожалеет о своей поспешности и отроческой восторженности, с коими он поведал читателям о «Петре IV» (Столыпине).

Поражаешься, до какой степени в русские души вбита сакрализация царской (или хотя бы генсековской) власти: пусть бы все крестьянство вымерло в начале ХХ века, лишь бы при этом славило самую святую самодержавную власть. На наш взгляд в том и величие Петра Столыпина, что он, будучи на голову выше любого Романова, отлично понимал роль традиции, которую никогда не пытался нарушить: обязательно должны быть парламент, реформы, обновление государственных кадров - но во имя веры, царя и Отечества! При этом нам кажется прискорбным, что все чаще «государево дело», патриотизм олицетворяются в самодержавии. Один из наиболее известных исследователей эпохи А.Н. Боханов, в 2001 г. опубликовавший тенденциозный труд «Император Николай II» /19/, в 2006 г. разразился абсолютно антинаучной апологетической книгой о «святой» Александре Федоровне, сиречь земном воплощении любови и мудрости. Комментировать этот опус невозможно. Причем, такие взгляды встречаются и среди авторов начала века (Пьер Жильяр), и среди наших современников (Роберт Масси).

Таким образом, многомерный подход к личности и деятельности Петра Столыпина сохраняется.

Ряд авторов сравнивают фигуры П.А. Столыпина и его предшественника на посту премьер-министра и крупного реформатора - С.Ю. Витте. Б.В. Ананьич, совместно с Р.Ш. Ганелиным положивший немало труда на изучение виттевского наследия, начиная с издания знаменитых его мемуаров, снабженных обширными комментариями /20/, констатировал: «...сопоставление Витте и Столыпина, как двух крупных государственных деятелей начала ХХ века, позволяет видеть в Витте человека с более широким кругозором и критическим отношением к существовавшей в стране системе государственного управления. Витте несомненно оставил более значительный след в государственных преобразованиях в России ХХ века, нежели Столыпин». Отмечая то очевидное обстоятельство, что в современной российской публицистике Витте явно остается в тени Столыпина, Б.В. Ананьич предлагал своим читателям поразмышлять над возможными причинами этого феномена: «Можно ли объяснить это исключительным значением в истории России аграрного вопроса, трагической гибелью Столыпина или известным влиянием дореволюционной российской печати официозного направления, представлявшей Столыпина проводником политики, отвечавшей национальным интересам, а Витте масоном и виновником революции?»/21/. Другой исследователь деятельности С. Витте, А.В. Шишов, пошел более осторожным путем и оборвал биографию «финансового гения России» на апреле 1906 года. /22/.

Оптимальным вариантом изучения вопроса автору настоящей работы представляются труды вятского историка Анатолия Павловича Бородина. Они представляют собой досье, насыщенные фактическим материалом. При этом на каждую позицию автор представляет несколько отличных точек зрения, в том числе и на сравнительную характеристику двух врагов бюрократии - Витте и Столыпина. Авторские комментарии источников исчерпывающе демонстрируют ангажированность взглядов их авторов, а выводы А.П.Бородина оказываются максимально объективными /20/.

В историографии деятельности П.Столыпина спорной является причина его убийства. Многим исследователям неясно, действительно ли Богрову удалось ввести в заблуждение жандармерию, или же офицеры Киевского жандармского управления составили заговор, исполнителем которого он стал. Официальной стала первая точка зрения -- Богров был казнен, жандармы отделались выговорами и понижениями. С точки зрения настоящей работы, авторы монографий, не будучи специалистами в сфере социальной психологии, политтехнологий и оперативной деятельности, не применили важнейший принцип сыска: «кому выгодно?». Почти очевидно, что реформатор и миротворец пал жертвой заговора придворной камарильи, смертельно ненавидящей П. Столыпина - инициатора широкой административной реформы и активного борца с военной партией в российской элите. Но, невзирая на свидетельства источников, до последнего времени лишь А. Бушков, историк-непрофессионал, приблизился к масштабному ответу на эту историческую загадку.

Вообще профессиональным исследователям проблем России начала ХХ века, и не только А. Авреху, свойственно подгонять сложнейшее переплетение многовековых проблем под те или иные схемы. В 1978 г. вышла в свет монография В.С. Дякина /23/, в которой впервые в советской историографии всесторонне рассматривались столыпинская программа реформ и ход ее реализации вплоть до «краха столыпинской политики», который, по мнению исследователя, стал очевидным еще до гибели премьера, в ходе министерского кризиса в марте 1911 г. В дальнейшем, он опубликовал отповедь на «Красное колесо» А. Солженицына - «Был ли шанс у Столыпина?» /24/. В сходном «объективном» духе, весьма скептическом по отношению к стремительно развивавшейся в 1991 - 1995 годах «столыпиномании», были выдержаны и весьма серьезные, основанные в значительной степени на материалах своих собственных многолетних исследований политической и социальной истории предреволюционной России работы П.Н. Зырянова, в том числе и написанная им фактически первая в отечественной литературе научная биография Столыпина /25/. Однако методологическая слабость (отсутствие системного подхода), неумение пользоваться экономическим материалом снизили ценность этого многолетнего труда.

К сожалению, это еще более свойственно непрофессиональным историкам, являющимся по совместительству политическими деятелями, например, А. Солженицыну и Б. Федорову. У движения «по направлению к Столыпину», предлагаемого Б. Федоровым российскому обществу, при ближайшем рассмотрении оказываются две основных идеи. Первая -- идея сильного государства, не стесняющегося в средствах в проведении реформ, подчиняющего «государственным интересам» все стороны жизни общества, -- уже реализуется со времени прихода к власти В.В. Путина. Вторая -- идея патриотизма: для Б. Федорова «идти по пути Столыпина» означает «соединить идеи патриотизма с идеями реформы». Но при этом патриотизм «от Б. Федорова» оказывается совершенно неотличимым от национализма: ему требуются «национальное самосознание», «единая идеология» /26/. В итоге исходная формула «патриотизм и реформы» на деле превращается в идею бюрократически-националистического государства.

Тем сложнее решение проблемы преодоления бюрократии в ходе реформ, казалось бы закрытой в 1913 году вождем большевиков: «Теперь эта контрреволюционная система исчерпала себя, исчерпала свои социальные силы. Обстоятельства сложились так, что никакая реформа в современной России невозможна...Реформистских возможностей в современной России нет» /27/.

Целью работы является поиск лекарства от общественной болезни, погубившей империю дважды - в начале и в конце века. Очень хорошо описал эту болезнь в 1944 году митрополит Вениамин: «Прежнее, дореволюционное правительство износилось и идеологически: не знали, к чему стремиться; не ставили себе ясных задач и целей; разлагались в бесплодной борьбе внутренних слабых сил. И впереди не видно было просвета, единства и твердости. Идеологические противоречия групп были непримиримы. Нечего было сказать миру. А что говорилось, то было половинчатым, дряблым, бессильным. Одни классы повторяли зады «западников», тянулись к «Европе»; а другие - к «черной сотне». Ни в царях, ни в высших и интеллигентских классах не оказалось вождей мысли, творцов новых идей. А народ был (даже и при Думах) в стороне и внизу»./28/

В самом деле, начали воевать из-за Балкан, крохотного подвала Европы, в то время как вся Сибирь, Центральная Азия лежали неустроенными. В 50-ые - 70-ые годы СССР получил отсрочку от краха не только благодаря юганской нефти, енисейской энергии, целинному зерну - но и потому, что лучшие люди страны могли там реализовать себя, построив на просторе города, совхозы и комбинаты. Так же поступали Витте и Столыпин - им (это ли не гениальность?) удалось «заразить» Россию переселенчеством. Тогда военная партия дважды нанесла удар по национальной идее (еще Ключевский отметил, что в русском характере колонизаторство, стремление освоить новые пространства). В настоящее время есть все - политическая стабильность, финансы, геополитическая потребность. Не хватает стимулятора, символа, Столыпина!

Проблемы, до сих пор до конца не изученные, но без решения которых поставленные цели не будут достигнуты, следующие: почему реформы, связанные с его именем, проводились с такими трудностями, почему Столыпина лишили основного рычага влияния на государственную политику раньше, чем он был смертельно ранен в сентябре 1911 года, какова роль при этом каждой из участвовавших в борьбе общественных сил и властных структур.

Предмет нашего исследования несколько шире его главной цели - место П.А. Столыпина в системе идейных, функциональных и иных связей в абсолютистской России с учетом исторического вектора ее эволюции.

Следовательно, наша первая задача - изучение экономического, социально-политического, этнопсихологического строя России в начале ХХ века. Далее - выявление взаимосвязей масштабной фигуры Столыпина с другими силами: царским двором, поместным дворянством, национальными элементами, религиозными деятелями, думскими фракциями и, конечно же, чиновничьим аппаратом. Внутри каждой из этих сил имелись такие влиятельные союзники Петра Столыпина как императрица-мать Мария Федоровна, член Государственного совета Алексей Нейдгардт, министр Александр Кривошеин, октябрист Александр Гучков. Но его врагов среди российской элиты было больше, как, впрочем, у любой из близких ему по масштабу фигур, таких как Меньшиков, Потемкин или Витте. Для достижения цели исследования надо исследовать важнейший фактор - изучить влияние П. Столыпина на каждую из составляющих политической системы, в первую очередь, на императора Николая Второго.

Следующей задачей является исследование взглядов П. Столыпина на кардинальные проблемы России, в частности, на рабочий, аграрный, национальный вопросы. В последней части работы будет обобщены полученные результаты, определено место премьер-министра в российской элите, доказано его умение побеждать отдельные элементы бюрократической машины путем постепенного расширения своей команды. Надо уяснить главное - у Столыпина, как и у абсолютного большинства политиков, не было сил на стайерскую дистанцию. Следовательно, победа реформ - это вопрос постоянного пополнения команды. У нынешних реформаторов ситуация еще более пагубная, чем столетие назад. Следовательно, необходимо среди старших школьников и студентов, молодежи, «обдумывающей житье», готовить реформаторов-столыпинцев, зажженных мудрыми учебниками, объединенных грамотными организаторами. За сто лет страна съежилась едва ли не вдвое, земля заросла бурьяном, пассионариев куда меньше, чем владельцев брильянтов, но молодежь наелась сникерсов, наигралась, насмотрелась на «последних героев». Достаточно граждан, готовых начать сражение за будущее России и свое в масштабах державы и на отдельно взятом хуторе, который не должен иметь право тронуть никто: колхоз, сельсовет, забугровый борец с «птичьим гриппом» или многочисленные генералы. Настоящая работа путем критики описания столыпинских реформ в современных учебниках сделает попытку заложить основу рассмотрения проблемы в учебных пособиях завтрашнего дня.

Хронологические рамки настоящей дипломной работы следующие: нижней границей является начало активной политической и законотворческой деятельности Петра Аркадьевича Столыпина на посту ковенского губернского предводителя дворянства в 1899 году, когда он вышел на проблемы государственного масштаба. Эта дата в истории России знаменуется наиболее удачным годом перед вступлением в полосу затяжного экономического кризиса, неудачной русско-японской войны, первой революции в России.

Верхняя хронологическая рамка настоящей работы - 1917 год, февраль. Начало новой полосы революций в России означало невозможность реформистского пути развития России и угрозу национальной катастрофы великой державы. Хотя сам реформатор погиб за пять с лишним лет до этого в сентябре 1911 года, заряд преобразований российского села, команда, сформированная в годы его руководства правительством, были настолько эффективными, что в военном тылу, вдали от дворцовой чехарды продолжалась позитивная работа, при соответствующей координации на российском уровне способная обеспечить нужды воюющей страны. В этом, наверное, непреходящая ценность его опыта - еще через пять лет в своем политическом завещании лидер нарождающейся державы заявит: «социализм - это строй цивилизованных кооператоров». /29/. То есть, революция - революцией, а пора возвращаться к прерванным в феврале 1917 года реформам.

Источники, исследуемые в настоящей работе, группируются следующим образом: нормативные акты (законы, императорские Указы, подзаконные и частные акты), политические документы (речи и статьи видных деятелей России начала века, программные заявления партий и думских фракций), статистические исследования, материалы периодической печати, мемуары и литературные памятники. Многие из последних являются фактически научными исследованиями по тем или иным проблемам рассматриваемой эпохи.

Изучаемая эпоха была насыщена документами, и, несмотря на военные и революционные потрясения, в целом они сохранились. В последние годы опубликовано много зарубежных источников и материалов из архивов, в частности, статистических, и мы, несомненно, получили возможность сделать правильные выводы. В постсоветские годы более доступными стали публикации документов, в частности, решения Думы, царские Указы, материалы Государственной Думы и Государственного совета Российской империи.

Благодаря электронным средствам связи имеется возможность познакомиться с материалами, недоступными местным библиотекам, в частности, с главными публичными выступлениями Петра Столыпина и его оппонентов. Еще несколько лет назад мы могли прочитать лишь их отражение в материалах большевистской печати.

Изданы мемуары, статьи и письма многих видных деятелей той эпохи. Наиболее яркие, хотя не всегда объективные оценки Николая Романова и П. Столыпина опубликованы в трудах В.И.Ленина, воспоминаниях П. Милюкова, С. Витте, В. Коковцева, и других современников, сына и дочери реформатора (А.П. Столыпин, М.П. Бок). Содержательными являются «заметки русского консерватора» С. Крыжановского. Особенно своеобразны мемуары В.Гурко, Б. Лопухина, по своим взглядам далеким от Петра Столыпина.

Все мемуарные и полемические источники субъективны, поэтому автор использовал их, в отличие от статистических материалов, с предельной осторожностью.

Многие из них весьма критично отзываются о личности и деятельности Петра Аркадьевича Столыпина, впрочем, как и о Витте, Коковцеве и иных масштабных фигурах. Но, по аналогии с сегодняшним днем: что большинство представителей элиты ныне написали бы о министре финансов, который десять (!) лет не позволял им «пилить» бюджетные средства? Что он прирастил народное богатство, сохранил к моменту испытаний в полном порядке государственные финансы? Очевидно, потомкам остались бы воспоминания о враге рода человеческого, почти каннибале. А о Владимире Коковцеве, бессменном министре финансов в столыпинском кабинете, написали лишь, что он - болтун, интриган, не слишком умен.

Что же говорить о его патроне, который ежедневно наступал на множество частных интересов лиц, которые любили Отчизну лишь при условии немедленных субсидий с ее стороны? Нам известно по реальным фактам, как даже лидер кадетов П. Милюков, оставивший о Столыпине и его команде многочисленные сверхкритические отзывы, став наиболее грамотным министром во Временном правительстве, за месяц разбазарил весь политический капитал своей партии и оказался совершенно беспомощным против немногочисленных левых экстремистов. Много ли умного он может сказать о деятеле, который сумел не просто сломать революционную ситуацию, а найти оптимально прогрессивный выход из нее? После революции 1905 г. наступила известная реакция; соответственно, место Милюкова за революционную деятельность к 1907 году было в застенке. А он оставался в верхушке политической элиты, за что в своих трудах «отблагодарил» реформатора, кстати, ценившего способности и авторитет Милюкова.

Более содержательны материалы соратников П.Столыпина, хотя бы и вынужденных. Особенно важны свидетельства его непосредственного помощника Сергея Крыжановского. Может быть, ущемленный тем, что, выходец из низов, сторонник реформ, из-за противодействия царя он так и не стал не только премьером, но и простым министром, он резко отозвался о многих, в том числе и о покойном патроне. Но - талантливый, живой, прирожденный политик, главный вдохновитель Столыпина (по словам недоброжелателей премьера), работяга, архитектор важнейших политических преобразований - его слова дорогого стоят. Пытаясь развенчать (и даже очернить шефа), много лет использовавшего его энтузиазм, он завершает в 1913 году воспоминания страстным патриотическим вздохом: «останься покойный у власти…». Уже после революции Крыжановский подробно поведал о судьбе совместных закрытых проектов децентрализации империи, решения административного и кадрового вопросов, свидетельствовавшей о самоубийственной политике императора.

Также неоднозначны статьи и материалы о постстолыпинском периоде. Например, знаменитое высказывание в Думе министра внутренних дел Александра Макарова о Ленском расстреле «Так было и так будет», с точки зрения всех серьезных его современников лишь свидетельствуют об убогости ума сановника, ставленника Коковцева, совершенно невозможного на этом посту годом раньше, хотя «дело…знал очень хорошо, гораздо лучше Столыпина», как отмечал Владимир Джунковский, заместитель министра внутренних дел, достаточно объективный современник П.Столыпина.

Итак, как отмечают многие мемуаристы, торжество придворной камарильи в Петербурге и бюрократической иерархии в остальной части державы, привели к извращению многих принципов, а в первую очередь - к замене отношений между учреждениями и социальными группами отношениями между отдельными людьми, близкими или далекими друг другу по духу и крови. Но этот диапазон мнений дает возможность в настоящей работе сделать самостоятельные выводы, не подчиненные конъюнктуре.

И здесь особенно важны источники, не имеющие никакого отношения к «столыпинским галстукам» и прочей мифологии. Это данные статистики, которая в России начала ХХ века имела высочайший уровень, нам не подвластный. В 1917 году, в условиях полной разрухи и разгула страстей в столицах, в губерниях проводится полная сельскохозяйственная перепись - и ее результаты свидетельствуют о том, что даже без мужиков, призванных на фронт, аграрная реформа торжествует во многих районах. К таковым относится ряд уездов Уфимской губернии. Материалы переписи сохранились, неоднократно опубликованы и являются, наряду с другими статистическими сборниками, источником для написания настоящей работы. Косвенным свидетельством их неопровержимости является доверие к статистике всех современников от вождя большевиков до консервативных деятелей Государственного совета.

В настоящей дипломной работе использован ряд трудов В.И. Ленина. В разгар столыпинской реформы будущий вождь пролетариата и крестьянства перестает публиковать фактические данные «о развитии капитализма в России». И вдруг разражается серией статей о провале переселенческого дела, о «потемкинских деревнях» во время поездки Столыпина в Сибирь. К сожалению, Ленин так и не узнал, что пресловутые деревни - придворная клевета на великого предшественника Столыпина по возрождению регионов, а его собственная деятельность 1919-22 годов по выкачиванию продуктов из восточных районов была бы невозможна без успехов переселенческого дела. И больше всего Ильич верит западным статистическим источникам, которые пытается перевести на российскую почву. Это очень напоминает советский миф о «вымирающих башкирах», которые эксплуатировались при самодержавии как в «какой-нибудь Африке». Особенность стиля вождя - когда он неправ или бездоказателен, применяет сильные выражения. Например: «Муниципальный социализм - мечта о социальном мире для буржуазной интеллигенции... мещанская, реакционная утопия частичного осуществления социализма особенно безнадежна. К чему социальная революция, если через местные самоуправления можно понемногу расширять коллективную собственность?…получается социализм самый мещанский, рассчитывающий на притупление классовой борьбы по острым вопросам». А как еще можно осуществлять социализм, спросим мы, как не по частям, через развитие кооперации?

В целом к аграрной программе В.И. Ленина до 1921 г. нельзя относиться серьезно, т.к. все его взгляды на том этапе - только тактика поджигателя: «главное - ввязаться в бой, а там видно будет». Осенью 1907 г. он пишет о разделе помещичьей земли крестьянами, а осенью 1917, в послесловии к этой же работе - о недопуске крестьян к разделу такой земли. В 1908 г. его оценка деятельности Столыпина : «Столыпин и помещики вступили смело на революционный путь, ломая самым беспощадным образом старые порядки». Оценка голословная, без понимания роли кооперации, переселенческой политики, роста культурного земледелия (у фермеров, к примеру Тульской области, урожайность была вдвое выше, чем у общинников). Однозначный смысл любого ленинского запугивания - «лозунг крестьянского восстания вместе с пролетариатом, как единственного возможного средства помешать столыпинскому методу «обновления» России… путем безграничных насилий меньшинства над большинством в течение десятилетий и путем массового истребления передового крестьянства». Надо полагать, неистинность этих лозунгов и привела к полному отрыву большевиков от крестьянства.

Важными источниками настоящей работы также явились статьи выдающихся публицистов того времени: Льва Толстого, Глеба Успенского, экономистов и социологов Александра Чаянова, Михаила Туган-Барановского, Питирима Сорокина.

Поэтому, в отличие от практиковавшейся в советский период, методология настоящей работы включает следующие компоненты: принцип историзма и методы, основанные на цивилизационной (культурно-исторической) теории - статистический, сравнительно-исторический, метод моделирования, связанные с системным подходом к анализируемым фактам.

Именно системный подход, векторами которого являются исторический, функциональный и структурный анализ каждого элемента, позволяет обнаружить недостающие факты и тенденции, координационные и субординационные связи между людьми и историческими явлениями. Система -- не однообразный по составу и окраске монолит, а структура, состоящая из сложно взаимодействующих многих составляющих, для которых было характерно не только органическое единство, но и определенные противоречия, которые в экстремальных условиях, как это и случилось в 1905-1917 годах, принимали весьма острые формы и тем самым стали одним из важных механизмов разрушения и гибели царизма и всего российского государства. Выявляя взаимосвязи Столыпина и его единомышленников с другими элементами политической элиты и гражданского общества России начала ХХ века, мы при скромных возможностях дипломной работы можем обогатить «столыпиноведение» более оптимистическими выводами, чем в классических трудах историков.

В результате должен быть создан убедительный исторический портрет политика, в союзе с единомышленниками способного преодолеть все препятствия в борьбе за великую Россию. Этот вывод крайне необходим россиянам, уставшим от двадцатилетних бездарных реформ. Из настоящей дипломной работы читатель должен понять главное: реформатор не раздавит ударом сверху гидру бюрократии, если мы снизу каждодневной борьбой за самоуправление не выполним роль наковальни.

Тем более, что последние перемены в жизни республики и всей Российской Федерации позволяют надеяться на возрождение идеалов Петра Столыпина на новой, интернациональной базе.

Глава 1. Российская империя в начале ХХ столетия

1.1 Социально-экономическое положение России на рубеже веков

К началу ХХ столетия Российская империя была самым большим в территориальном отношении государством мира. Хозяйственное развитие различных регионов страны оставалось неравномерным, особо выделялись развивающиеся промышленные регионы: Московский, Петербургский, Рижский, Лодзинский, Южно-Российский, Уральский. Начиналось интенсивное освоение Сибири и Дальнего Востока. Однако огромные пространства были крайне слабо связаны друг с другом транспортными артериями.

В большинстве освоенных регионов Российской империи преобладало сельскохозяйственное производство. В центральных районах европейской части страны наблюдалась тенденция к аграрному перенаселению, что вело к малоземелью. В то же время плотность населения за Уралом не превышала 1 чел./км ².

В 1897 году в России была проведена первая перепись населения. Оно (за исключением Финляндии) составляло свыше 125 млн. человек. Из них: 14 млн. - городское население, остальное - сельское. Крестьяне составляли около 80 % населения. Население быстро увеличивалось во всех регионах, но особенно стремительно - в Уфимской губернии (по этому показателю уступала лишь белорусским губерниям), а в Башкирии - в Стерлитамакском уезде.

Реформы 1860-1870-х годов открыли перед Россией новые перспективы, создав возможность для широкого развития рыночных отношений. Страна вступила на путь капиталистического развития. Сельскохозяйственное развитие России в пореформенный период было не столь успешным. Рост урожайности хлебов в России был невелик. Увеличение валовых сборов зерна достигалось в основном за счет распашки новых земель. Основным поставщиком экспортного хлеба оставалось помещичье хозяйство. В руках помещиков находились огромные земельные площади. На каждые 100 десятин крестьянских земель в Центрально-черноземном районе приходилось 56 десятин помещичьей земли, а в Центрально-промышленном -- 30. В общей массе помещичьего землевладения велик был удельный вес латифундий (владений размером свыше 500 десятин). Крупнейшие латифундисты (Строгановы, Шереметевы, Шуваловы и др.) владели сотнями тысяч десятин в разных губерниях.

После отмены крепостного права помещикам пришлось перестраивать свое хозяйство на рыночных началах. Они имели возможность организовать систему хозяйства, переходную от барщинной к капиталистической. Сделанные во время реформы “отрезки” вынуждали крестьян арендовать землю у помещика. Передовые помещики пытались строить свое хозяйство по-новому. Они заводили собственный рабочий скот и инвентарь, покупали сельскохозяйственные машины, нанимали рабочих. Но эти формы хозяйствования развивались с трудом.

В пореформенное 20-летие обозначились два пути эволюции аграрного строя России :

прусский -- сохранение крупного помещичьего владения. Центрально-земледельческий район вступил на медленный, затяжной путь перестройки хозяйства с сохранением крупного помещичьего землевладения.

американский -- фермерский.

В степных и лесостепных районах Заволжья, Приуралья, Северного Кавказа, в Прибалтике и Западной Украине свободные крестьяне создавали свои фермерские хозяйства, занимались предпринимательством. Надо четко отличать фермеров - тружеников от кулаков - мироедов, получавших доходы от ренты и кабальной эксплуатации сородичей.

Расслоение крестьянства стало принимать необратимый характер. Но между середняками и беднотой не было четкой грани. Эти две социальные группы, тесно взаимосвязанные, составляли основную массу крестьянского населения. Нередко по мере того, как вырастали сыновья, семья начинала производить достаточно хлеба, становилась середняцкой. И, наоборот, какое-то несчастье выталкивало благополучное хозяйство на самый низ социальной лестницы.

Хозяйственная и общественная жизнь российского крестьянина протекала в рамках общины, которая существовала на Руси испокон веков. По реформе 1861 года она получила статус сельского общества. Крестьянская община одновременно являлась и экономическим объединением, и низшей административной единицей. Община распределяла землю среди своих членов, устанавливала правила, как использовать пастбища и леса. В то же время закон возлагал на общину обязанности по распределению налогов и поддержанию порядка на ее территории.

Община строилась на сочетании коллективного землепользования и отдельного ведения хозяйства каждым двором. Землей в общине крестьяне владели чересполосно. Каждый двор получал полосы и хороших, и плохих земель, и ближних, и дальних, и на пригорке, и в низине. Имея полосы в разных местах, крестьянин ежегодно получал средний урожай: в засушливый год выручали полосы в низких местах, в дождливый - на взгорках.

Труд пахаря очень тяжел. В крестьянских семьях издавна существовал такой порядок: женщины смотрели за домом и детьми, а мужчины работали в поле. Поэтому и земля распределялась чаще всего по числу мужчин. При этом надел на каждую душу становился меньше. Происходил общий или коренной передел. Он повторялся в среднем раз в 12 лет. Но некоторые общины не производили переделов -- ни общих, ни частных. В таких общинах распределение земли со временем становилось все более неравномерным.

В губерниях Черноземного центра в первое время после реформы переделы были редким явлением. Как ни высоки были здесь выкупные платежи, надел плодородной земли все же кормил крестьянскую семью, и крестьяне им очень дорожили. Но долговременное отсутствие переделов приводило к тому, что крестьяне смотрели на свой надел, как на свою собственность. Кое-где землю начали завещать по наследству и даже продавать. Земля постепенно сосредоточивалась в руках зажиточных дворов, а в крестьянском сознании начинало укореняться понятие о частной собственности на землю. Ведь земельные переделы производились не от хорошей жизни. Только когда подступала крайняя нужда, крестьянин начинал перетряхивать землю, добиваясь идеальной справедливости и всеобщего равенства.

По-иному в те годы обстояли дела в нечерноземных губерниях. Здесь крестьянский надел был обложен сверх его доходности. Только с помощью посторонних заработков крестьянин справлялся с выкупными платежами. Земля распределялась по работникам-мужчинам (“рабочим душам”). Крестьянин, может быть, и совсем отказался бы от надела, но по закону он не мог навсегда оставить деревню, к которой был приписан. Тем не менее, крестьянин старался “спихнуть” с себя надел при всяком удобном случае. Переделы земли в нечерноземных губерниях были частым явлением. Занятый на работе в городе, крестьянин не всегда успевал обработать свой надел. Все больше становилось заброшенных земель, за которые, тем не менее, взыскивались выкупные платежи и прочие налоги.

В пореформенной русской деревне происходил быстрый прирост населения. За 40 лет крестьянское население в Европейской России увеличилось с 48,9 до 80 млн. человек.

Прирост населения имел неодинаковые последствия. В Нечерноземной полосе крестьяне были обложены непомерно тяжелыми выкупными платежами. Когда прибавилось рабочих рук, справляться с платежами стало легче. Теперь крестьянин шел в город со своими повзрослевшими сыновьями и зарабатывал намного больше. Некоторые из крестьянских сыновей в городе и оставались. Города росли, а в деревне не возникало крайнего земельного утеснения. В Нечерноземной полосе положение крестьянства медленно, с трудом, но все же улучшалось.

В Черноземной же зоне назревали катастрофические процессы. Отход на заработки здесь был гораздо слабее (ближайшие города были скорее торговые, чем промышленные). Урожайность на крестьянских полях увеличивалась гораздо медленнее, чем происходил прирост населения. Средняя величина душевого надела уменьшилась за 40 лет по Европейской России едва ли не вдвое. В некоторых губерниях (например, в Тульской, Курской) крестьянские наделы недопустимо измельчали. Приходилось арендовать землю у помещиков. В черноземных губерниях России росла крестьянская нищета. Под ее давлением рушились понятия о частной собственности на землю, которые стали прививаться в предыдущий период. С начала 80-х годов крестьяне Черноземного центра вспомнили о земельных переделах. Сопротивление владельцев “лишних” земельных душ было быстро сломлено. Переделы совершались подобно цепной реакции, перекидываясь из волости в волость, из уезда в уезд, из губернии в губернию. Все более значительная часть помещичьей земли отдавалась в аренду крестьянам. Безостановочно росли арендные цены. К началу ХХ века они достигли таких высот, что забеспокоились некоторые губернаторы. Они докладывали царю о “несоразмерно высоких арендных ценах”. Подчас крестьяне работали «ради процесса», урожай не покрывал издержек. Положение крестьянства резко ухудшилось. Если богатые крестьяне (всего около 5 % сельского населения) еще кое-как держались на плаву, то середняки начинали тонуть в массе бедняков.

В 1891 году обширную территорию России охватил неурожай. Вслед за ним в деревню пришел голод. После неурожая крестьяне Нечерноземья стали перестраивать свое хозяйство. Расширились посевы льна. В Новгородской, Псковской, Тверской, Ярославской и Московской губерниях начинали отказываться от устаревшей трехпольной системы земледелия и с помощью земских агрономов переходить к многопольным севооборотам с высевом кормовых трав (клевера, вики, люцерны).

В Черноземной полосе складывалась тяжелая обстановка. В деревне накапливались недовольство, безысходность, отчаяние. Но при этом в стране сохранялось внешнее спокойствие. И придворные круги невозможно было убедить, какой силы социальный взрыв там назревает.

90-е годы ХIХ века стали периодом интенсивного экономического роста России. Динамические процессы в народном хозяйстве обозначились еще раньше. Россия с конца ХIХ века занимала лидирующее положение на мировом рынке сельскохозяйственной продукции. Около трети ее производилось в крупных аграрных хозяйствах. В крестьянско-общинном землепользовании преобладали рутинные агротехнические приемы и архаичные сельскохозяйственные орудия. Продуктивность подобного производства была чрезвычайно низка, хотя крестьянские хозяйства и поставляли большую часть товарного зерна. В 1895 году в России насчитывалось 26,6 млн. лошадей и 31,6 млн. крупного рогатого скота.

Непременным условием перестройки народного хозяйства на рыночных отношениях было создание соответствующей инфраструктуры -- комплекса вспомогательных отраслей хозяйства (шоссейных и железных дорог, каналов, портов, средств связи). В России особенно остро стоял вопрос о сухопутных путях сообщения.

К 1894 году общая протяженность железных дорог России составила 27,9 тыс. верст. В 1891 году началось строительство Транссибирской железной дороги, к тому времени пересекшей Уфимскую губернию. Правительство поощряло развитие отечественного машиностроения, и в целом по стране машинное производство победило к концу ХIХ века. Это было связано с промышленным подъемом 90-х годов.

Рабочий класс, скапливавшийся в крупных городах, в огромной своей массе состоял из пришедших на заработки крестьян. На время сева, покоса, жатвы они возвращались в свои деревни. В это время останавливались многие фабрики. Со временем некоторые рабочие оседали в городе и порывали связь с деревней. Но этот процесс шел гораздо медленнее, чем росли ряды промышленной армии труда.

По темпам среднегодового прироста промышленной продукции Россия в конце прошлого века обгоняла все европейские страны и шла вровень в США. В конце 90-х годов средний прирост промышленной продукции в ведущих отраслях промышленности составлял 12 % и более в год.

Особенно ускорено развивались новые отрасли производства: тяжелое машиностроение, химические производства, электроиндустрия, железнодорожный транспорт. В 1895 году Россия произвела 338 млн. пудов нефти и стала крупнейшим мировым производителем этого важнейшего вида топлива. В 90-е годы удельный вес промышленного сектора в валовом национальном продукте постоянно возрастал, и Россия постепенно превращалась из страны аграрной в индустриально-аграрную. Наряду со старыми промышленными зонами к концу ХIХ века возникли новые, выросшие на волне капиталистической индустриализации: Донбасс, Бакинский район, Кузбасс. Владельцы наиболее устойчивых крупных предприятий стали формировать монополистические объединения.

Но при всех очевидных успехах хозяйственного развития Россия все еще оставалась по преимуществу аграрной страной, где подавляющая часть населения была занята в сельском хозяйстве, а главными статьями экспорта являлись предметы земледелия и животноводства.

Продолжала существовать община, которая помогала отстающим крестьянам (они часто “паразитировали” на зажиточных) и не позволяла расширять свои владения зажиточным крестьянам, что тормозило развитие сельского хозяйства. Крестьянин не мог купить сельскохозяйственные машины, что, в свою очередь, тормозило развитие тяжелой промышленности.

Бедственное положение крестьян и однобокое развитие экономики привели к реформам, которые проводил С.Ю.Витте. Успех проводимой Витте экономической политики обеспечивался тем, что инициатива частного предпринимательства удачно сочеталась с активным и эффективным участием государственных властных структур. Он решал проблемы малоземелья и выкупа земли. Проводил переселенческую политику -- предлагал бесплатно земли за Уралом. Но переселились мало крестьян, так как им никто не помогал. Витте писал, что ему приходилось действовать со связанными руками и ногами.