Особое место в концептуальных построениях пуритан к указанному времени занимала концепция «града на холме», авторство которой условно принадлежит Дж. Уинтропу, выдающемуся юристу своего времени, богослову и проповеднику. Уинтроп происходил родом из довольно состоятельного семейства британских аграриев, и с юношеского возраста активно стал интересоваться проблемами политико-правового устройства и финансово-экономического развития общества. Будучи по убеждениям радикальным пуританином пресвитерианского толка, Уинтроп полагал, что реформы Елизаветинской эпохи в сфере общественно-политического и религиозного обустройства общества были во многом половинчаты, и считал, что необходимо продолжить данный процесс. С 1618 г. начинается самостоятельная практика Дж. Уинтропа как юриста и на этом поприще он инициировал ряд юридических прецедентов, призывая правительство Якова I, а затем и его сына Карла пересмотреть политическую систему общества, устранив из нее наиболее насущные пороки. В числе недостатков, указываемых данных деятелям в некоторых из петициях, отмечались: а) коррупционные схемы; б) несовершенство судебной системы; в) несовершенство налоговой системы, в частности, спонтанное возникновение ничем не мотивированных (кроме личной выгоды королевской власти) податей и сборов. Таким образом, к середине 20-х гг. XVII в. Уинтроп находился в жесткой политической оппозиции к королевской власти, что и предопределило его дальнейшую судьбу. Между тем, подобная деятельность не могла не остаться незамеченной. В условиях роспуска парламента королем в 1629 г. Уинтроп утрачивает должность королевского судьи, что тем самым больно ударяет по его имущественному состоянию (годовой доход от занятия должности составлял порядка 700 фунтов стерлингов - колоссальная сумма для XVII столетия). В поисках способов разрешить сложившуюся ситуацию юрист обращает внимание на все возможные варианты пока не сталкивается с деятельностью компаний, занимавшихся колонизацией британских владений в Северной Америке - Виргинской, Масачуссетской. В данном случае, проявляется характерная черта ментальности пуританского лидера - уверенность в неизбежности успеха даже в условиях жизненных провалов. Тем более что Новый Свет был достаточно желанный объектом реализации своих духовных и престижных потребностей для многих мыслящих и предприимчивых людей данной эпохи. Так, исследователь Т.С. Паниотова, характеризуя идеалистические концепции мыслителей Высокого Средневековья и раннего Нового времени, отмечала, в частности, что «уже одно обстоятельство, что именно американский континент, единственный их всех получил наименование «Нового Света» подразумевал утопическую составляющую. Америка превратилась в клапан, выпустивший пар бесчисленных мечтаний и надежд, подпитываемых «золотыми снами» античности, библейской традицией и не в последнюю очередь иллюзиями более счастливого и гуманного мира».

Для постулирования своей позиции в отношении освоения новых территорий Дж. Уинтроп создает истинно пуританское произведение -

«Доводы в оправдание колонизации Новой Англии». По сути, данный документ стал нечто вроде малоизвестного манифеста пуританского движения, посвященного их финансово-экономической, социокультурной и политико-правовой стратегии в Новом свете. Содержание данной работы сделало бы честь любому экономисту: в рамках «Доводов…» Уинтроп отмечает в качестве базовых экономических проблем страны, которые может разрешить колонизация, ее перенаселенность, отсутствие достаточного ресурсного потенциала и перспектив роста для многих представителей аграрной сферы, обедненность земельного фонда. Разумеется, что как истый представитель пуританизма, автор не мог не указать и исключительно религиозно-философские истоки проблемы: духовная неустойчивость, растлевающее влияние «косного» общества на подрастающего поколение и многие другие негативные аспекты. Вследствие этого, отмечал Уинтроп, складывается насущная необходимость для осуществления такого мероприятия, как миграция в североамериканские колонии. В частности, любой истый пуританин, доказывал юрист, обязан предпринять все усилия для того, чтобы идеалы «Царства Божия» распространились на подобных девственных территориях.

В 1630 г. была знаменована очередная экспедиция Масачуссетской компании, доставившей очередную партию колонистов в новые земли, в их числе был и Уинтроп. Вероятнее всего, уже в этот момент предприимчивый юрист уже ментально не ассоциировал себя с политическим истеблишментом Старого Света, осознавая, какую власть он может получить здесь. В частности, Ю.Л. Слезкин так характеризует первые меры Уинтропа по выстраиванию ячейки гражданского общества на территории вновь основанного поселения Чарльзтаун: «Хартия, пожалованная Массачусетской компании королем, предусматривала такое избрание, а также решение других важнейших дел колонии общим собранием свободных колонистов. Текущими же делами должен был заниматься магистрат: губернатор, его заместитель и избранные общим собранием ассистенты в количестве не менее пяти человек -- всего не менее семи человек. Пользуясь тем, что многие колонисты были незнакомы с хартией или вообще не имели о ней представления, а также тем, что первых ассистентов избрали еще в Англии члены компании, Уинтроп и его помощники, собравшись 23 августа, присвоили себе функции общего собрания колонистов. Свои полномочия они расширили, возложив на магистрат судебные функции. В сентябре был создан институт констеблей -- полицейских и судебных исполнителей, назначаемых магистратом. Значительная власть концентрировалась в руках губернатора, который между собраниями ассистентов руководил колонией единолично». Таким образом, Уинтроп действовал в духе авторитарной теократической традиции, характерной для всех пуританских лидеров эпохи и региона. Следует отметить при этом, что в данной тенденции к единовластному управлению просматривалась не столько жажда власти данного общественно-политического деятеля, сколько осознание последним насущной необходимости. Негостеприимные условия Нового Света, наличие неизвестных растительных культур и животных, нараставшая отчужденность, а затем и агрессия со стороны индейских племен побуждали лидера колонистов формировать жесткую теократическую вертикаль власти.

С собой решимостью Дж. Уинтроп и его сторонники проводили в жизнь идеи пуританской социальной инженерии. В частности, губернатор Масасуссетса ввел специальные законодательные ограничения на премирование работников и сервентов свыше указанного в договорах вознаграждения. Как отмечает Л.Ю. Слезкин, «логика Уинтропа соответствовала кальвинистской теории «земного призвания». Призвание работников -- работать. «Излишняя» оплата их труда порождает праздность и пороки, т. е. мешает следовать определенному богом «призванию», а значит служить собственному и общему благу в системе богом же определенных человеческих отношений, способствует грехопадению. Призвание торговцев -- торговать. Торговля ведется для получения при­были. Чем больше прибыль, тем вернее путь призванного торговать, тем больше его вклад в пользу общества, тем усерднее служение». То есть, таким образом пуританская администрация стремилась сдерживать так называемое «демонстративное потребление» среди низов и среднего класса колоний, а также бороться с такими распространенными пороками как пьянство и азартные игры. Вместе с тем, Уинтроп активно способствовал развитию концепции «ковенантной» (т.е. договорной) структуры политико-правовых взаимоотношений в обществе, при которой у людей перед Богом и друг перед другим существовали некоторые «договорные» обязательства, которые обе стороны обязались выполнять. Таким образом, Дж. Уинтроп, равно как и другие «отцы-пилигримы» Нового Света, пошел гораздо дальше европейских протестантов в придании «капиталистического» характера сакрально-мистическим отношениям человека со сферой религиозного.

Весьма интересно восприятие религиозно-политической среды Нового Света, ретранслируемое в труде Дж. Моргана «Королевство Басаруа». Дж. Морган будучи пуританским деятелем радикального типа, то и дело вступал в конфликт с представителями светских властей и наместниками королевской власти в регионе. В частности, одним из наиболее значимых противостояний в его практике оказалось столкновение с губернатором Нью-Йорка, в частности, по причине распоряжения последнего о переводе всей местной церковной собственности во владение Англиканской церкви; соответственно, все финансовые и земельные потоки на основании данного распоряжения также поступали бы в имущество англиканского духовенства метрополии. Сама фигура Моргана довольно интересна с точки зрения иллюстрации типичного протестантского (пуританского) лидера Нового Света конца XVII - первой половины XVIII столетия. Так, к примеру, конфликты как со светскими властями, так и местными церковными организациями были привычным делом в повседневной общественной деятельности Моргана. Став главой церковного прихода в Филадельфии, Морган столкнулся с ужесточением порядка осуществления службы приходскими священниками, со стороны местной церковной бюрократии. Не желая подчиняться не устраивавшим его предписаниям, священник организовал петицию, в рамках которой требовал роспуска «инквизиционного органа». В ответ на это синодальный отдел инициировал процедуру расследования в отношении Моргана, в результате которого последний был обвинен во многих тягчайших как с точки зрения занятия священнической должности, так и с точки зрения морально-этических предписаниях пуритан проступках и пороках - алкоголизме, распутстве, сутяжничестве и т.д. Под давлением фактов и напора со стороны чиновников от англиканской церкви, священник был вынужден отступить. Перманентная нехватка денежных средств и незавидное финансовое состояние постоянно побуждали Моргана искать средств пополнить личный бюджет; как истинный представитель пуританского движения, священник прибегал к разным способам изыскания денег, вплоть до изобретательства в военно-морской сфере. Также, священник пробовал реализовать себя в области теоретических научных изысканий, в частности, в физике, однако претерпел крах и был высмеян американским академическим сообществом.

Свои взгляды на специфику политико-правового пространства Нового Света Морган изложил в вышеназванном произведении. Описывая ситуацию в якобы существовавшем государстве, публицист изложил свою идеальную модель государственности, основанную на постулатах кальвинизма, личной общественной практики, а также трудов других протестантских лидеров. Морган рассматривает ситуацию, сложившуюся в данном «королевстве» как идеалистическую и как образец для переустройства современного им общества. Также, он отмечает, что правовая система данного государства весьма тривиальна, опирается на соблюдение божественных заповедей, а всех преступивших данное предписание ожидает ссылка в местность под названием «горящее озеро» (символическая аллегория преисподней). Важнейшей «производственной» задачей граждан Морган указывает следующее: «Там практиковались ремесла, называвшиеся страдание за веру, обращение грешников, подаяние страждущим, чем больше средств туда вкладывалось, тем больше был доход». Таким образом публицист вкладывает идею духовного подвига и постоянных социальных трансформаций общества североамериканских колоний как главную цель социального заказа в интересах всего их населения. В совокупности, образно-символическое видение проблем развития общества пуританскими лидерами отражало насущные задачи того времени, состоявшие в изменении общества до такого уровня развития, в котором уровень духовного развития всей их паствы максимально бы соответствовал социальной образности утопий, представленных в их произведениях и концепциях.

2. Конструирование патриотического дискурса и традиционной американской демократии в условиях войны за независимость.

2.1 Конструирование дискурса франко-американского сближения в Войну за независимость

Нарастание социально-экономических и политико-правовых противоречий со стороны взаимоотношений североамериканских колоний и «старой, доброй Англии» привело к политическому отмежеванию истеблишмента североамериканских территорий. Вследствие этого, у американской стороны появилась насущная необходимость в выстраивании мощного военно-политического блока с какой-либо из значимых государств Старого Света. Примечательно, что события в североамериканских колониях были встречены европейской интеллектуальной элитой и многими общественными деятелями крайне приветственно: «Войну за независимость поддерживали многие передовые люди Европы: маркиз Лафайет, будущий социалист-утопист граф Сен-Симон, Костюшко и многие другие, отправившиеся из Европы в Америку, чтобы принять участие в войне против Англии. Двадцатитрехлетний маркиз Лафайет снарядил на свои средства целый корабль с волонтерами, назвал его «Победа» и, вопреки запрету короля, отплыл в Америку». Тем не менее, наиболее оптимальным в данном ключе представлялся закономерный союз с претерпевавшей состояние социальной напряженности Францией. На необходимости установление партнерских отношений с восставшим колониальным владением британцев указывал и французский МИД, подчеркивая, что Великобритания издавна выступала как естественный геополитический соперник государства:

«Англия естественный враг Франции, алчный враг, корыстолюбивый, неверный и предательский. Неизменный и излюбленный принцип ее политики -- если не уничтожение Франции, то, по крайней мере, ее унижение и разорение». Вследствие этого политическая элита формирующихся США стала последовательно разрабатывать концепцию долгосрочного сотрудничества с французской короной (а позднее и республикой).

Проводником американских интересов во Франции с 1774 г. выступала группа американских дипломатов во главе с одним из «отцов-основателей США» Б. Франклином. Выбор был не случаен - Франклин был фигурой, высоко ценимой интеллектуальным сообществом Старого Света, и в частности, имевшим огромное влияния при французском королевском дворе Вольтером. Последний был крайне заинтересован в общении с дипломатической элитой США и находился под большим впечатлением от личных качеств американского политика и изобретателя. В присущем ему околопафосном стиле философ написал к монарху Франции трактат- обращение, где призывал приложить все дипломатические усилия для выстраиванию союзнической оси с США. Рассматривая режим Георга III как «тиранический», Вольтер именовал военные подразделения генерала Дж. Вашингтона как «бойцы народной свободы» Франклина и в своих идеалистических представлениях воображал всю американскую нацию подобной ее передовому гражданину. Однако дипломатическая служба Версаля была далека от романтизации внешнеполитических перспектив. В восприятии государственных деятелей королевской Франции США пока выступали малозначимой единицей, скорее геополитической «занозой» в реализации внешнеполитической стратегии Великобритании, нежели значимым союзником. Тем не менее стратегами французской дипломатии были сделаны определенные шаги по поддержанию молодого заокеанского республиканского государства. В частности, была разработана сложная и законспирированная схема поставок вооружений и снаряжения из французских королевских арсеналов в США на основе контрабандных перевозок, осуществление которых было поручено заниматься компанией, председательствовал в которой великий французский драматург П. Бомарше. К настоящему времени лишь ограниченному кругу специалистов (Н.А. Краснов) примерно известен объем поставок, осуществленных компанией выдающегося драматурга, стоит лишь отметить, что судя по мемуаристке американских отцов основателей, эти показатели были колоссальны для своего времени. В тоже время. Следует заметить, что качество военной продукции порой оставляло желать лучшего, например, поставленная в американские войска обувь была едва ли не на несколько размеров меньше, чем привычные для американцев размеры; среди образцов огнестрельного оружия, предоставленного американской стороне, встречались фузеи образца англо-французской войны в Канаде 1740 г., а то и вовсе мушкеты времен правления Людовика XIV. При этом, стоит отметить, участвовавший в данной тайной операции драматург обогатился на астрономические по тем временам суммы.

Стремление американской стороны обрести союзников в Старом Свете не прошло незамеченным для правительства Георга III, что повлекло со стороны британской короны ответные меры. В частности, британским королевским спецслужбам и дипломатическому корпусу Великобритании была поставлена задача по срыву переговорных процессов американцев как с французской стороной, так и с любыми другими потенциальными европейскими союзниками. Следует сказать, что выполнение данной задачи облегчал ряд очевидных аспектов:

ь Высокий профессионализм как специальных служб Соединенного Королевства, так и дипломатических сотрудников, имевших колоссальный опыт в формировании выгодного политического дискурса, равно как и в эффективном саботаже переговорных процессов третьих сторон;

ь Фактическое пребывание жителей новообразованного государство британскими подданными и желание части из них («тори», «лоялисты») сохранить статус-кво жителей Британской империи; как следствие, данная категория населения выступала в качестве добровольно вербуемого личного состава;

ь Бюджет специальных служб и дипломатических организацией Соединенного Королевства был колоссален, вследствие этого представлялись широкие возможности для использования коррупционных схем в перевербовке американских служащих - политиков, дипломатов, военных. Так, согласно подсчетам специалистов, основное разведывательно-диверсионное ведомство Британской империи того времени, Секретная служба «не испытывала недостатка в деньгах, ее годовой бюджет составлял 80 000 ф. ст., огромная сумма для того времени, близкая к 2 млн. французских ливров».

Таким образом, сложилась вполне благоприятная обстановка как для создания мощной шпионской сети в среде американского политического истеблишмента, равно как и прямого подкупа с целью перенаправить дипломатические усилия представителей США в нужное для Лондона русло. Так, весьма показательна ситуация с вербовкой одного из сотрудников специальной дипломатической группы американцев в Париже, Э. Банкрофта. Непосредственным вербовщиком Банкфорта выступал родственник губернатора североамериканской колонии Нью-Гемпшир и владелец латифундий в данном регионе П. Уэнтуорт. В Лондоне по поручении Секретной службы он изображал состоятельного мецената, не скупящегося в тратах и благодаря этому обстоятельству вращавшемуся в широких кругах британского общества. Секретной службой для своего спецагента была поставлена задача по хищению материалов переписки Б. Франклина и главы американской миссии в Париже С. Дина с высокопоставленными французскими чиновниками и политиками для компрометации последних и недопущения франко-американского соглашения. Неизвестно, когда и при каких обстоятельствах Банкфорт был завербован, однако, основываясь на материал переписки, установлено, что уже с лета 1776 г. Э. Банкфорт заключил «договор о шпионской деятельности» с Секретной службой Британской империи. Размер вознаграждения, поставляемого Банкфорту, составлял от единовременных выплат в размере 100-500 фунтов стерлингов, до годичного оклада в составе 1 тыс. фунтов. Работа Банкфорта было организованна по двум направлениям. Одно, «разведывательное», заключалось в выявлении и передаче британской стороне актуальной информации о переговорах, состоянии договоренностей французских сановников с американцами и проч. Другое, «дезинформационное», представляло собой распространение компрометирующих или заведомо ложных сведений для дипломатической группы и Конгресса. Как отмечает Н.А. Краснов, «Информация, якобы секретная, доставляемая Банкрофтом из Англии, на самом деле представляла собой набор светских сплетен или, надо думать, была подсказана секретной службой, особенно, если речь шла о военных действиях». Еще одним ценным сотрудником британской агентуры являлся священник-лоялист Нью-Йоркской кафедры Дж. Вардилл. Испытывая огромное почтение к британской короне и будучи убежденным монархистом, Вардилл организовал похищение значительной части материалов секретной корреспонденции британской миссии. Тем не менее, стоит резюмировать, что несмотря на значимые достижения британской разведки в получении актуальных разведданных, ни военно-морские силы Великобритании, ни дипломатические службы страны не смогли должным образом «монетизировать» данный успех.

Огромное значение в условиях Войны за независимость играло констиутирование статуса церковных институтов. В частности, немалый интерес представляет позиция англиканской церкви в происходившем политическом процессе. Следует сказать, что «костяк» политической элиты США в XVII-XVIII столетии был круто замешан на массах религиозно-политических диссидентов, находившихся в достаточно жесткой оппозиции как к британской короне, так и ее конфессиональной провозвестнице в лице англиканской церкви. Поэтому статус колониальной англиканской церкви, как можно предположить, почти два столетия в колониях Северной Америке держался исключительно на политико-правовых власти и полномочиях королевских чиновников, и защите со стороны британских контингентов. Следует заметить, что уже в условиях после завершения Американской революции позиции англиканской церкви не просто пошатнулись, а были фактически вытеснены с интеллектуально-политического и сакрально- мистического пространства молодого государства. П.Г. Космач, детально анализируя последствия данных событий, в частности указывает следующую тенденцию: «Религиозный фактор действительно имел место в конфликте между колониями и метрополией, так как официальный Лондон рассматривал англиканскую церковь как опору и орудие своей политики. В результате Американской революции англиканская церковь понесла колоссальные организационные, материальные и репутационные издержки. Ее преемнице - протестантской епископальной церкви - потребовалось время для адаптации к условиям свободной межденоминационной конкуренции». Таким образом, как можно обнаружить, с социокультурных позиций данный конфессиональный институт изначально был чуждый образованием для социального организма американского государства. Иначе и быть не могло - согласно принятой в англиканской церкви традиции каждый священнослужитель при получении сана и назначении на кафедру понуждался к приведению клятвы верности королевской власти и обязался всячески содействовать ее идеологическому укреплению в умах паствы. Следовательно, в условиях противостояния колонистов и метрополии в 1760- 1780-х гг. конфессиональная элита англиканской церкви в Новом свете активно призывала не выходить за рамки дозволенного и действовала в духе евангелического политико-абсентеистского принципа «Рабы, подчиняйтесь господам вашим» - т.е. всячески призывала не допускать эскалации населения окраины с центром. Все это, само собой разумеется, негативным образом настраивало экзальтированные массы американского общества на недоверие проповедническому дискурсу священников-англикан и восприятии их как заведомых противников и предателей нации. Последнее, кстати, было не так было далеко от истины, если учесть род деятельности главы кафедры англиканской церкви в Нью-Йорке Дж. Вардилла, священника, уличенного в создании целой шпионской сети на территории США. В целом, согласно оценкам специалистов, конфессиональная картина конфликта, сложившаяся на тот момент в Новом Свете, была достаточно уникальна. А.В. Ефимов характеризовал ее следующим образом: «королевский торийский лагерь был в то же время лагерем, где господствовала возглавленная королем англиканская церковь. Но в лагере вигов, хотя и избрали командирами рот лучших проповедников, не было единой церкви. Декларация независимости апеллировала к богу, но только как к творцу людей. Написавший ее Т. Джефферсон был деистом и оставлял богу лишь право сотворить человека. Во всем остальном, по его убеждению, человек действовал без вмешательства провидения. Закончилась революция провозглашением принципа отделения церкви от государства, хотя этот принцип и не был проведен последовательно в жизнь. Таким образом, в период войны за независимость в Америке религиозные традиции боролись с новыми, светскими устоями общественной жизни, причем побеждали последние». Тем не менее нельзя однозначно сказать, что благодаря данной тенденции в США полностью возобладал «мирской» настрой всех слоев общества. Напротив, сплав патриотизма, сохранявшегося пуританизма и концепции мессианства породил тот феномен, который практически основная масса исследователей-американистов обозначает как идея «американской исключительности». Вместе с тем, нельзя не заявить, что в отношении к присвоению новых религиозных течений, а также образовании на основе протестантских ответвлений специфических харизматических культов американское общество оказалось закрытым - напротив, события противостояния с британской короной, активизация «доктрины Монро» и реализация ее принципов в XIX столетии поспособствовали тому факту, что практически каждое сакрально-мистическое учение, если оно отвечало теории о «богоизбранности» американской нации, тут же абсорбировалось определенными категориями социума США, каким бы абсурдным это учение не являлось на самом деле. В конечном счете, такой подход породил довольно разнообразную конфессиональную структуру общества современного американского государства.

Весьма интересно участие женщин-американок в событиях Войны за независимость. Как уже указывалось выше, существовала определенная степень дискриминации статуса женщины в обществе пуританского типа; с другой стороны, суровость и неприветливость условий Нового света способствовала укреплению характера представительниц «прекрасного пола». Поэтому ситуация противостояния с британской короной, которую женщины, как владетельницы хозяйств, прекрасно ощутили на себе, вызвало особое, специфическое отношение к войне, и достаточно интересный для истории западного общества феномен - обилие патриотически настроенных женщин, активно участвовавших в борьбе против британской армии и лоялистов. В 1777 г. американки Сивил Лудингтон осуществила подвиг, характерный забегу воина-марафонца; девушка в бешеном галопе проскакала порядка нескольких десятков миль, чтобы предупредить находящиеся, казалось бы, в глубоком тылу американские войска о приближавшейся опасности в виде корпуса британских военных. Совершив свой подвиг и проскакав по довольно-таки небезопасной местности, миссис Лудингтон благополучно вернулась в родную местность с извещением о завершении своей миссии. С.А. Короткова, характеризуя препозицию женского гендера в контексте военных действий в колониях, справедливо отмечает: «Женщина и война… Но такое вот «соединение» войны и женщины переворачивает все смыслы, заставляет изменить привычное восприятие реальности. Зло в этом случае вдруг приобретает такой вселенский размах, что, кажется, будто в мире вовсе не было и нет добра, и что именно жестокость является правдой жизни. Такое вот «соединение» войны и женщины приводит нас к мысли, что мы знаем о Войне за независимость мало. Российской историографии по этой проблеме практически нет. А между тем, женщины сыграли немаловажную роль в завоевании колониями независимости. И список их имен отнюдь не мал»27. Описанные случаи были далеко не единичны, американки занимались шпионской деятельность, саботажем, уничтожали продовольствие и иные ресурсы, необходимые для ведения военных действий.

2.2 Становление демократической культуры и политико-правовых механизмов в контексте концептуального наследия «отцов- основателей»

События провозглашения независимости спровоцировали бурную проектную деятельность со стороны американского интеллектуального сообщества. Это было типичным проявлением американской демократической политико-правовой культуры, выражавшейся в стремлении оказать влияние на процесс развития государственной системы посредством ее юридический трансформации. Впрочем, такая тенденция характерна в целом для англо-саксонской модели государства - следует привести в пример аналогичную ситуацию событий английской революции XVII столетия, когда политически активная часть общества буквально разразилась шквалом петиций, воззваний, различного рода материалов, направленных на изменение основ британского политического строя и выраженную в виде петиций, воззваний, иных форм политически ангажированных произведений. Т. Джефферсон, характеризуя сложившуюся ситуацию в интеллектуальном пространстве политического истеблишмента и гражданского общества США, критически указывал: «Сейчас это, по сути, самое увлекательное занятие, которому желает посвятить себя каждый гражданин. В нем смысл всей нашей нынешней борьбы. Если у нас утвердится плохое правительство, это будет означать, что американцы вполне могли удовлетворяться дурным правлением, навязываемым из-за океана, не подвергая себя ненужному риску и не принося жертв на полях сражений». По сути, данная традиция уходила конями еще и в творчество «отцов-пилигримов» и протестантских лидеров первой половины XVIII столетия, занимавшихся разработкой религиозно- политических моделей переустройства еще зависимых от британской короны территорий. Характерной чертой комплекса данных проектов было то, что каждый слой в конструировании содержания документов выражал наиболее насущные чаяния, связанные с достижением государством независимости, и по сути эти «проекты» частично носили характер своеобразных «наказов» и «челобитных» для высокопоставленных разработчиков Конституции США. Идейной «подпиткой» для подготовки данных материалов выступала совокупность разнообразных политических течений, актуальных мировосприятию интеллектуала конца XVIII в.: постулаты гуманистической идеологии, теоретические построения европейских авторов Просвещения, в частности, популярная концепция Дж. Локка, Т. Гоббса и Ж.Ж. Руссо о механизмам разделения ветвей государственной власти. Ведущие интеллектуалы североамериканских территорий с готовностью восприняли их идейные конструкции.

Североамериканский континент знал и свое Просвещение, которое было представлено выдающимися умами эпохи в данном регионе - Т. Пейн, Т. Джефферсон, Б. Франклин. Каждый из них был уникальной интеллектуальной величиной в политико-правовом пространстве США и заслуживает отдельного внимания.

Выходец из социальных низов, Б. Франклин, достигал жизненного успеха на основе личной мотивации, воли и самодисциплины и вскоре уже преуспел, открыв типографии в г. Филадельфии, а позднее развернув сеть филиалов по всему северо-востоку страны. Уже в зрелом возрасте, достигнув состоятельности, Франклин перепрофилировал свои устремления, обратив внимание на с финансово-экономической на политико-правовую и научно- исследовательскую деятельность.

Как ярого американского патриота, Франклина настораживала и почти что оскорбляла деятельность высших органов власти метрополии по дискриминации и социально-экономическом уничижении североамериканского региона; несмотря на то, что политик происходил из «промышленно-мануфактурного» Севера, проблемы аграрных регионов страны были ему необычайно близки. В торговле аграрной продукцией и политике меркантилизма Франклин видел основу стабильного развития американской государственности. Как считает ряд специалистов, в течении длительного времени публицист не рассматривал метрополию как чуждое образование. Например, А.В. Ефимов указывает, что «в течение длительного времени Франклин, как и другие лидеры американской буржуазии, был против разрыва с Англией. Тогда он полагал, что нельзя «отколоть кусок от вазы», нельзя отделить колонии от Британской монархии. Франклин представлял петиции колоний в парламент и опубликовал несколько памфлетов, например «Как из великой империи сделать маленькое государство». Из заглавия и содержания этого памфлета, написанного в 1773 г., видно, что у Франклина к этому времени уже появилась мысль о возможности отделения колоний, а эту идею в то время вряд ли кто разделял». Однако данный тезис не совсем точен, поскольку еще в 1740-х гг. Франклин высказывал похожие идеи о частичном сепаратизме североамериканских колоний, выраженном в виде гомрула - своеобразного самоуправления местной администрации. Высшим представительным органом на территории самоуправляющейся автономии, по мнению Франклина, должны были бы выступать местные провинциальные конгрессы, или ассамблеи, совет которых принимал бы уже совокупное решение для всего региона. При этом, законодательной основой, по мнению публициста, должны были выступать специально принимаемые большинством хартии - нечто вроде местных «мини-конституций», каждая с учетом социально-экономических особенностей, и производственной, правовой и этнорелигиозной специфики провинции.

Парадоксально, но последовательным сторонником идей эгалитаризма и демократических начал в американском Просвещении выступал человек, по происхождению долженствовавший примкнуть к реакционным слоям американского общества - Т. Джефферсон. Будучи выходцем из семейства очень состоятельных аграриев-плантаторов Юга, Джефферсон активно выступал не только за трансформацию политических взаимоотношений с метрополией, но и пересмотра многих социальных стереотипов. В частности, по мнению политика, необходимо было пересмотреть систему производственных механизмов и перераспределения произведенной продукции на южных плантациях. В частности, публицист считал, что существовавшая с 1619 г. практика применения подневольного труда темнокожих рабов не только аморально с аболиционистских позиций, но еще и экономически невыгодна, о чем он пытался заявить на страницах периодических изданий Виргинии. Огромную роль в становлении политико- правовых взглядов Т. Джефферсона играл климатогеографическая и социокультурная специфика родного штата - Виргинии. Так, В.В. Согрин, характеризуя аспекты становления личности политика, отмечал, что «крупные плантации встречались тут и там на Атлантическом побережье. Но по мере удаления на Запад, вглубь материка, они попадались все реже. А в западной глубинке их не было вообще. Здесь, в том числе и в западных районах Виргинии, развивался другой уклад: сюда устремлялись попытать счастья менее удачливые и зажиточные плантаторы, малоземельные фермеры и безземельные арендаторы, попросту белые бедняки. В западных поселениях властвовали более демократические законы и нравы, здесь одевались скромнее и питались дешевле, чем в приатлантических районах». Возможно, во многом это было идеализацией, поскольку дальнейший карьерный путь Т. Джефферсона демонстрирует достаточно жесткого и умелого политика, не склонного романтизировать политико-правовой процесс. В равной степени западная, а также поздняя советская историография аналогичным образом идеализируют отношение Джефферсона к аболиционизму, полагая его мнение о смягчении рабства и замене его вольнонаемным трудом проявлением высшей степени альтруизма к афроамериканскому сегменту населения США. Между тем, политику принадлежит фраза следующего содержания: «ни один негр никогда ни поймет ни слова в Евклиде, и ни одного учителя (или учебника), который будет ему объяснять евклидову геометрию, он никогда не поймет», что в целом, достаточно характеризует данную сторону вопроса в отношении позиции президента США к своим неевропиоидным согражданам.

Американское Просвещение невозможно представить без коренного британца, мигрировавшего из метрополии - Т. Пейна. Будучи серьезно преследуемый в «старой, доброй Англии» за разработку своих концепций, отличающихся конституционализмом и неприятием монархической формы правления в ее абсолютистском виде, Пейн прибыл на американский континент с целью организации политико-правового противостояния интересам метрополии в регионе. В отличие от большинства местных политиков, и в том числе Б. Франклина, Пейн решительно отверг гомурулу, заявив, что данный подход никоим образом не содействует демократической модернизации североамериканской государственности, и только способствует дальнейшему укреплению британского влияния в регионе. Пейн решительно отвергал идеи монархического устройства государства, заявляя, что даже при попытках внедрить принципы представительства, монархия в скором времени все равно неизбежно выродиться в тиранию, с самой жесткой эксплуатацией интересов широких слоев населения. Характеризуя британскую монархию, Пейн заявлял, что правление Георга III окончательно сделало пародией британский парламент, что даже выборная Палата общин не может обуздать самодурства монарха в реализации его «тиранических идей». Столь же уничижительно политик отзывался о пакете конституционных и правозащитных актов парламента, заявляя, что по факту вся эта правовая база уже на протяжении десятилетий является фикцией: декларируемые в ней права и свободы британских граждан не реализуются на самом деле, а имущественный ценз при выборах в парламент попирает саму идею полноценного народного представительства. Поэтому единственно приемлемой формой правления Пейн полагал исключительно республиканскую форму правления. Не стесняясь в выражения в своих сочинениях и памфлетах, политик уничижительно отзывается о самой идее династического наследования власти, заявляя, что даже на уровне генетико-биологических качеств прослеживается деградация правящих семей. Одним из центральных трудов Т. Пейна, опубликованных во время Американской революции, является «Здравый смысл». Броское и пафосное название работы апеллировало к ментальным доминантам еще пуританского прагматизма североамериканских колонистов, призывая последних пересмотреть свое отношении к правительству метрополии и инициировать самостоятельное управление без идей протектората.

Следует при этом отметить, что в отличие от распространенной европейской традиции, американские политические интеллектуалы были не только теоретиками, но и практическими воплотителями разрабатываемых ими концептуальных построений. Все они являлись активными участниками событий Американской революции, многие из них, по сути, «на переднем рубеже обороны», как, к примеру, Б. Франклин, активно осуществлявший руководство американской дипломатией. И события борьбы за независимость максимально обострили их персональные таланты и личные качества, специфически сформированные социокультурной средой Нового Света. В.В. Согрин, характеризуя особенности политического процесса в период Войны США за независимость, указывает, что «именно в революционную эпоху ими были выдвинуты наиболее оригинальные, всесторонне обоснованные концепции и программы. Таков закон развития общественной мысли: повышенный спрос на обновленческие теории и идеалы революционных и переходных эпох вдохновляет их духовных лидеров на неординарные, радикальные способы решения общественных проблем, которые не могут родиться в спокойные времена». Именно условиях «мобилизационного» характера, как показывает политическая история США, способствовала наивысшей степени активизации политического процесса в стране.

Помимо собственных идей и воззрений, лидера Американской революции апеллировали к духовному наследию и политико-правовому творчеству представителей европейского Просвещения. Разумеется, что наибольшее внимание было уделено концепции естественного права человека, активно разрабатываемой в свое время Ш. Монтескье и Ж.Ж. Руссо. Отказ от идей разделения людей в рамках социальной дифференциации и в некотором роде возврат к «золотому веку» человечества в какой-то степени стал демократическим идеалом США в указанный период. В тоже время, воспитанные в духе пуританской экономической этики, лидеры Американской революции рассматривали индивидуальные доходы и частную собственность как некую «священную корову», тот раздел личного у гражданина, к которому не могут быть применены никакие формы посягательства. К примеру, Б. Франклин, характеризуя свое видение данной проблемы, в частной переписке указывал следующее: «Вся собственность, за исключением временной хижины дикаря, его лука, шкуры и других мелких приобретений, абсолютно необходимых для его существования, представляется мне продуктом общественного соглашения. Следовательно, общество имеет право на контроль за отступниками и всеми другими, заключившими соглашение о собственности, и даже право на ограничение ее количества и способов использования». Тем не менее, разрабатывая Декларацию независимости, Т. Джефферсон не включил постулаты об имущественной безопасности в ее положения, очевидно, рассматривая это как само собой разумеющееся в американском обществе.

При этом было бы несправедливо утверждать, что распространяемые идеи равенства граждан, республиканского управления и демократических свобод являлись механическим копированием и искусственным привнесением из построений европейских мыслителей теоретиков на американскую политическую «почву». Вопросы справедливого распределения национальных богатств впервые зазвучали практически с первых дней демонстраций в поддержку национальной независимости. Тем самым, шло подкрепление чаяний населения в отношении идей создания равных возможностей. Этот момент следует подчеркнуть особенно, поскольку речь шла не вовсе о каких-либо социалистических воззрениях в стиле концепций Р. Оуна. Сами лидеры американской революции, понимая всю остроту социальной напряженности в обществе, тем не менее не стремились к ликвидации института частной собственности, напротив, выступали за ее обособленность. Критике лишь подвергалась высокая степень поляризации доходов в американском обществе, которая могла возникнуть только в ситуации неправильной, «искалеченной» экономической системы, в которой качественным образом не работали механизмы распределения прибавочного продукта. Именно со времен американской революции постепенно начинается утверждаться социально-политический постулат о необходимости формирования среднего класса как стабильного слоя защиты и неприкосновенности американского общества от посягательств «тирании» отдельных политиков. В тоже время, во главу угла идеологи Американского просвещения ставили идею «царства» интеллектуалов и профессионалов - мастеров своего дела, в рамках которого каждый, реализуя свою общественно-полезную функцию, позволил бы обществу США достичь максимальной степени развития. Это были утопические проекты, однако они имели под собой вполне реальные основания. Достаточная удаленность от европейского театра политических событий, отсутствие на тот момент в Западном полушарии серьезных геополитических противников вселял в «отцов-основателей» политический оптимизм и уверенность в реализации своих идеалистических построений. Политическим идеалом государственного устройства все трое основных идеологов Американской революции выдели структуру государства, которую В.В. Согрин поименовал как «аграрно-демократическую» - формирование на территории страны класса свободных земледельцев, которые, осозновая свой политический выбор, выступали бы основой государственных лидеров как в реализации стоящих перед обществом задач развития, так и отстаивании традиционных демократических свобод и ценностей.

2.3 Механизмы идентификации политического процесса Войны за независимость в освещении британских СМИ

Особое значение при изучении процессов трансформации интеллектуально-политического пространства североамериканского государства в конце XVIII столетия представляет «взгляд со стороны», а именно восприятие одним из основных геополитических противников - метрополией. Наиболее полную картину данного процесса могут представить материалы британских СМИ. В частности, к указанному периоду коммунитивно-информационная среда периодической печати Великобритании оказалась развитой в достаточной степени, чтобы относительно полноценно характеризовать основные события политической жизни, касавшихся интересов страны и общества.

Следует частично охарактеризовать ситуацию с британскими СМИ в XVII - XVIII столетии. Так, например, несмотря на существование первых печатных изданий, еще с начала XVII века, только специальный указ от 1689 г., а также прекращение действия парламентского акта о политической цензуре сделало материалы СМИ более интересными с точки зрения содержания и апелляции к политически актуальным сведениям. Но даже в этих условиях жесткие тиски политического надзора со стороны британской королевской власти, а также парламентских комитетов давали о себе знать, манипулятивно направляя общественное мнение в нужное для себя русло. Так, в частности, дореволюционный отечественный исследователь В.О. Дерюжинский, характеризуя процесс трансформации СМИ и свободы слова в Великобритании, отмечал: «привычка писать против правительства сама по себе имеет вредное влияние. Ибо у того, кто привык писать против правительства, входит в привычку нарушение закона, а привычка нарушать, хотя и бессмысленный закон, способна развивать в людях полнейшее беззаконие. Как бы ни был нелеп таможенный тариф, контрабандист есть все-таки мошенник». Стюарты, понимая всю опасность, общественной полемики, тщательно пытались отслеживать состояние политической реакции на страницах периодических изданий.

Ситуация изменилась со вступлением новой династии на престол в начале XVIII столетия - то стал «золотой век» британской прессы. Издатели газет из любителей типографского дела становились реальной силой политического процесса, многие политические или социально- экономические вопросы стали помешаться на страницы печатных изданий («дело Уилкса») и обсуждение в прессе означало для заинтересованных лиц самые серьезные последствия.

Газеты британской периодической печати не могли обойти вниманием события последней трети XVIII столетия, и, в частности, исходные причины начала противостояния Британии со своими колониями. Военные достижения английской короны в отгремевшей Семилетней Войне стали едва ли не «Пирровой победой» и хотя принесли, казалось бы, приток огромных земельных приобретений монархии, - но земель, которые требовалось осваивать и ассимилировать, как и любые другие колониальные владения. Вследствие этого, требовались мощные финансовые потоки которые могли бы утолить потребности истерзанного военными событиями бюджета страны. К указанному времени периодическая печать не просто набрала силу, но и постепенно стала набирать в британском социуме, все более приобретавшем черты гражданского общества. Роль поистине «четвертой власти». М.П. Айзенштат, в частности, указывает, следующий социальный тренд: «Быстрый рост численности населения метрополии, которое к 1800 году составляло 9 миллиона человек, а также значительный уровень урбанизации, привели к необходимости организации досуга многочисленного населения динамично развивающихся городов, способствовали увеличению числа различных кофеен, а так же клубов и собраний по интересам. Помимо отдыха, все эти заведения представляли собой так же и место обмена мнениями и получения информации. Немаловажной причиной развития периодической печати в стране стало также увеличение процента грамотного населения, которое уже не удовлетворяли традиционные источники получения новостей» 35 . Дефицит государственной казны составил около 300 млн. фунтов в середине 60-х гг. XVIII столетия - колоссальнейшая по тем временам сумма. Правительство британской короны решило восполнить «бреши» в имперской казне за счет введения новой расширенной системы налогов и сборов в своих североамериканских владениях.

Попытка введения Гербового сбора вызвало самое ожесточенное сопротивление политической оппозиции в парламенте. Сторонники законопроекта заявляли об излишне «привилегированном» положении североамериканских владений, призывая более активно вовлечь в структуру расходов на военную оборону империи. В свою очередь, явные противники принимаемого законопроекта, заявляли о необходимости сохранять подобный статус-кво у данной колонии, считая недопустимым подобное вмешательство во внутреннюю жизнь данных заморских территорий, и полагая что это больно ударит как по уровню развития хозяйств американских свободных фермеров и плантаторов, так и по репутации короны в регионе. Один их основных депутатов Палаты общин - противников закона в парламентских прениях, попавших в открытую печать, яростно заявлял: «Они пользовались Вашей заботой! Нет, Ваши притеснения вынудили их бежать в Америку! Они бежали от Вашей тирании в безлюдный негостеприимный край, где подвергли себя всем возможным тяготам… все это они встретили с удовольствием, так как это было ничто по сравнению с тем, что им пришлось вытерпеть в своей стране от руки тех, кто должны были стать их друзьями. Они пользуются привилегиями! Они долгое время жили, видя только наше пренебрежение… вся Ваша забота выразилась в отправке в колонии управляющих, посланных туда с целью наживы, многие из которых с радостью перебрались в другую страну, чтобы избежать наказания в своей собственной. Вы говорите о защите колонистов нашим оружием! Они благородно взялись за оружие для Вашей защиты, для обороны страны, чьи

границы были залиты кровью… и поверьте мне тот же самый дух свободы все еще с ними… Бог свидетель, я слишком эмоционален, но я утверждаю, что знаю об Америке больше, чем большинство из Вас. Эти люди так же лояльны, как и остальные подданные королевства, но они ревностно охраняют свои свободы» 36 . Несмотря на подобное острое сопротивление, законопроект был одобрен и принят, а позднее соответствующим образом доведен до сведения жителей колонии. Разумеется, что подобный выпад вызвал самую острую полемику в интеллектуально-политической пространстве североамериканских колоний. Но, как ни парадоксально, в пространстве британских медиа на тот момент проблема практически не была освещена. Передовица ведущих газет размещали незначительные события соседних стран Старого Света - коронации, балы, курьезные происшествия, информацию о проведениях концертов и фестивалей, словом, материал «желтой» направленности. Информация же о таком, казалось бы, крайне важном событии для политического процесса империи оказалась затерта в вышеуказанной информационной шумихе. Вероятнее всего, правительство не желало особого раздувания конфликта, стремясь минимизировать внимание к таким «постыдно грабительским» мерам, осуществляемым правительством короны. Вместе с тем, с другой стороны, данный акт был совершенно обыденным с точки зрения рядового британца - тривиальная деятельность парламента, посвященная проблемам совершенствования фискально-финансового законодательства, никоим образом не могла завлечь внимание воспринимающей аудитории, повысить тиражи, и как следствие, доходы издателей. Поэтому внимание к проблеме было максимально затушевано. Гораздо более активно в среде периодической печати метрополии подверглась обсуждению рефлективная реакция американской стороны на законодательные новшества. Так, в августе 1765 г. в ряде лондонских ведущих газет («Каледониан Меркьюри») была размещены данные о намерениях политического истеблишмента североамериканских владений империи провести ряд консультативных встреч, на которых предполагалось обсудить юридические решения короны по вопросам налогообложения; помимо этого, указывалась поддержка всем, кто разделяет идею денонсации закона о Гербовом сборе.