Главная
База знаний "Allbest"
История и исторические личности
Государство, общество и церковь в годы великой французской революции
Государство, общество и церковь в годы великой французской революции
Французская церковь накануне революции. Социально-экономическое и политическое положение католической церкви во Франции накануне революции. Взгляды французских просветителей на религию и церковь. Религия и атеизм во Франции в период революции XVIII века.
| Рубрика | История и исторические личности |
| Вид | дипломная работа |
| Язык | русский |
| Дата добавления | 21.02.2014 |
| Размер файла | 222,4 K |
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
С конца марта 1792 г. правительство возглавили жирондисты. Как и можно было предполагать, жирондисты, едва лишь добрались до руководства министерством, очень быстро "остепенились", их революционный пыл стал остывать. Сейчас вместо грозных антиклерикальных речей Инара министр внутренних дел жирондист Ролан в циркуляре судебным органам от 5 апреля заговорил другим тоном. Признав, что церковники нарушают порядок в королевстве, Ролан неожиданно стал доказывать, что король глубоко огорчен этим, и что его истинным намерением является "наказать примерным образом преступных виновников религиозных беспорядков". Жирондистский министр не постеснялся выгородить Людовика XVI лживыми уверениями в том, что король, наложив вето на закон 29 ноября, якобы вовсе не стремился поощрять мятежников, а имел лишь в виду доказать Европе, что он "абсолютно свободен". Что касается существа дела, то министр призывал судей не забывать о Декларации прав, которая провозгласила религиозную свободу. "Не трогайте спокойных и безопасных заблуждений; пусть совесть пользуется полнейшей свободой". Наказанию должны подлежать лишь те священники, которые нарушают законы. При этом необходимо соблюдать "полное равенство всех преступников, вне зависимости от их личности или культа". В препроводительном письме Ролан сетовал на то, что в некоторых местностях священникам не выплачивают жалования, и предложил "прекратить это самовольство". [74, с.54]
Таким образом, жирондисты по существу заняли ту же позицию, которую осенью 1791 г. отстаивали фельяны. Когда в Финистере в соответствии с декретом 29 ноября в брестском замке заключили священников, "подозреваемых в возмущении", министр внутренних дел предписал немедленно их освободить. Любопытный случай произошел в департаменте Дубе. Директория департамента не разрешила верующим коммуны Обонн отправлять культ в частной часовне. Тогда те подали жалобу министру внутренних дел, в то время еще представителю фельянов. Он отменил распоряжение департамента. Однако департаментские власти упорствовали, и новый министр жирондист Ролан 24 марта объявил выговор директории, потребовав неукоснительного соблюдения закона о свободе культов. [110, с.82] А ведь еще в ноябре 1791 г. жирондисты добивались отмены этого закона!
О примиренческих позициях жирондистов свидетельствует их поведение во время войны, когда в народе заговорили об измене неприсягнувших священников. В результате в адрес Законодательного собрания поступали бесчисленные, петиции. "Мы требуем принятия более строгих мер, - писали патриоты Вандеи. - Родина не может больше терпеть на своей груди эти кровожадные чудовища". "Сделайте так, чтобы они (неприсягнувшие священники) не могли нам вредить", - просил муниципалитет Сен-Клу. Граждане города Мюрат настаивали "принять меры, чтобы сберечь нашу кровь". [73, с.245]
Крайне левые депутаты в Собрании требовали решительных мер. Мерлен заявил, что самым разумным было бы "посадить всех священников бунтовщиков на корабли и отправить в Америку". Даже жирондист Верньо согласился с тем, что высылка - мера необходимая, что нация обязана "выбросить из своего чрева тех, кто в нем остается лишь затем, чтобы его раздирать".
Могли ли жирондисты не считаться с волей нации? Им не оставалось ничего другого, как признать, что политика терпимости и умеренности более недопустима. В таком духе высказался 23 апреля 1792 г. Ролан. Он говорил о внутренних волнениях в стране, которые являются "последними судорогами фанатизма и аристократии" и опасны потому, что ими "не замедлят воспользоваться наши внешние враги". Получалось, что Ролан как бы осуждал свою прежнюю позицию и просил Собрание принять законодательные меры, "способные уничтожить в зародыше все внутренние распри, которые нас разлепляют, и положить конец раздорам, которые порождены фанатизмом". [84, с.23]
5 мая депутат Франсэ выступил с новым законопроектом. "Если даже предположить, - сказал он, - что духовенство имеет влияние только на 1 /25 часть населения, включая женщин, детей и слабоумных, все же получится миллион человек, составляющих ядро постоянного источника беспорядков. Следовательно, речь идет о том, чтобы либо разрушить это ядро, либо будет разрушена конституция".
Но и здесь они ограничивались полумерами, практические предложения Франсэ не отличались необходимой твердостью. Он предложил, чтобы по требованию 12 "активных граждан", то есть собственников, неприсягнувшие были интернированы в главном городе департамента. Те же, кто не пожелает подчиниться либо замешан в каких-либо кознях, будут судимы на основании уголовного кодекса.
Марат в своей газете "Друг народа" доказывал, что предлагаемые меры совершенно недостаточны для предотвращения кровопролития внутри страны в тот момент, когда страна подвергается нападению извне. [41, с.42]
В Законодательном собрании со стороны левых сил все громче стали звучать речи, что неприсягнувшие должны быть объявлены вне закона. Даже жирондистские депутаты, вроде Верньо, склонялись, к высылке и торопили Собрание с принятием закона. 9 мая Ролан зачитал петицию 150 добровольцев-патриотов из Тулузы. Прежде чем отправиться на фронт, они обратились с просьбой принять срочные меры против неприсягнувших.
Наконец, 27 мая 1792 г. Законодательное собрание приняло декрет против неприсяжных священников. Декрет был передан Людовику XVI на утверждение вместе с декретом о создании под Парижем лагеря, в котором находилось бы 20 тысяч патриотов для защиты столицы.
Однако этот декрет просуществовал недолго. После восстания 10 августа он потерял силу, так как в нем предусматривалась высылка мятежников по требованию 20 "активных" граждан, а восстание отменило деление граждан на "активных" и "пассивных".
Положение в стране по-прежнему оставалось неустойчивым: не было законодательства, которое подкрепило бы позиции демократии против церкви. На местах действовали самочинно. Так, в дистрикте Туркуэн, неподалеку от Лилля, власти препроводили монахинь до границы и предложили им больше не появляться на территории Франции. [75, с.215] Тогда же по инициативе якобинцев снова был поднят вопрос о неприсягнувших. 23 августа депутат Делакруа заявил: "Займемся финансами, займемся армией, но, прежде всего, давайте изгоним священников".
В этот день на обсуждение Законодательного собрания было выдвинуто предложение о высылке из королевства в течение 15 дней всех неприсягнувших и отрекшихся от присяги. Это предложение горячо обсуждалось. Якобинские депутаты считали необходимым выслать всех неприсягнувших и отрекшихся во французскую колонию Гвиану, опасаясь, что те вступят в армию эмигрантов. Жирондисты же объявили поголовную высылку, актом "несправедливым и варварским" и настаивали, чтобы закон наказывал лишь тех, "кто нарушил, общественный порядок". [72, с.34] Таким образом, жирондисты противились изданию специального закона против неприсягнувших.
Но прения продолжались недолго: обстановка в стране была суровой, да и сказывалось давление Коммуны. Законодательное собрание принуждено было признать вопрос срочным, и 26 августа был принят третий по счету декрет о репрессиях против неприсягнувших17.
Таким образом, только спустя два года после закона о присяге был принят декрет, объявивший неприсяжную церковь незаконной, а неприсягнувших священников - врагами государства и общественного порядка. Это было сделано только тогда, когда стало очевидным, что союз с духовенством невозможен.
Поскольку под давлением снизу Законодательное собрание принуждено было стать на путь репрессий, естественно, должны были ослабевать, а в некоторой мере даже обрываться былые связи государства и церкви. Но во многом это было вызвано уже сложившейся ситуацией, актуальной проблемой дня, которую необходимо было решать немедленно. В Законодательном собрании этот вопрос возник в связи с тем, что духовенство церкви Сен-Жермен л'Оксерруа пригласило депутатов официально присутствовать на церемонии праздника "тела господня". Но Собрание отказалось принять приглашение. Оно лишь объявило день праздника свободным от заседаний, так что депутаты по желанию, но только как частные граждане, а не как официальные представители парламента могли участвовать в церемонии. Июньское постановление и было началом своеобразного этапа во взаимоотношениях церкви и государства, которое мало-помалу становилось светским.
Направляя это постановление в парижские секции, прокурор Коммуны Манюэль писал, что недалек тот час, когда каждая религиозная секта не будет выходить за пределы своих храмов.
Однако и в это время Жиронда стремилась защитить католическую церковь. 3 июня на заседании якобинского клуба Делакруа, говоря о средствах, необходимых для обороны государства указал на церковные колокола. "Я предлагаю, - сказал он, - отправить на государственный монетный двор колокола, которые лишь нарушают наш покой, а также статуи все еще угрожающих нам деспотов. Уничтожьте эти символы рабства и поклонения, служащие лишь для поддержания суеверия и невежества, и замените их изображениями людей. чьи образы способны пробудить в народе священный энтузиазм к делу свободы. Пусть наши граждане воспитываются на их бессмертных творениях, вместо того чтобы этим занимались люди, преисполненные предрассудками, без которых вполне можно обойтись". [74, с. 55]
Для жирондистов подобное обоснование не было приемлемым, для фельянов - подавно, и предложение Делакруа никто не поддержал. Но 14 августа, в связи с острой нуждой в вооружении, он повторил свое предложение, однако уже без каких-либо выпадов против церкви, и оно было подтверждено декретом Законодательного собрания. Показательно, что Парижская Коммуна уже 17 августа реализовала декрет. Тогда, желая вырвать у Коммуны инициативу, 10 сентября Собрание постановило изъять из церквей все ценности, за исключением священных сосудов, употребляемых для обрядов. Но мотивировка декрета не содержала и намека на оскорбление культа. Здесь только подчеркивалось, что драгоценности не нужны и даже противоречат простоте, которой должен отличаться культ, а так как отечество находится в опасности, то следует удовлетворить военные нужды всеми доступными способами.
18 августа был принят декрет о закрытии всех монашеских конгрегации. Но и сейчас речь шла вовсе не о том, чтобы умалить значение религии в жизни общества. К этому буржуазию вынуждали обстоятельства военного времени и необходимость оградить революцию от опасности. А монастыри были весьма подозрительны. Еще в феврале 1792 г. докладчик по народному просвещению в Законодательном собрании указывал, что школы, находящиеся в ведении церкви, превратились в очаги антигосударственной пропаганды и пребывают в очень плохом состоянии. Депутаты также подчеркивали, какую опасность для общества таят в себе конгрегации, которые "сеют в умах детей дух фанатизма и аристократизма". Руководствуясь этими соображениями и "принимая во внимание, что свободное государство не должно терпеть в своей среде какие бы то ни было объединения, не исключая и те, которые были заняты народным образованием и принесли большую пользу отечеству", Собрание постановило закрыть все религиозные конгрегации и в соответствии с этим запретить ношение церковного одеяния вне службы для всего духовенства. [68, т.2, с. 197]
В этот же день был принят декрет Законодательного собрания об отделении школы от церкви. Этот акт заметно ослабил связи церкви с государством и освобождал дело народного образования от опеки духовенства.
20 сентября 1792 г. Законодательное собрание приняло декрет о передаче актов гражданского состояния в руки муниципалитетов.
Но эти акты были вызваны конкретными условиями - расколом в церкви и сопротивлением революции со стороны неприсягнувшего духовенства. Дело в том, что по действующим законам государство признавало только "конституционных" священников, то есть тех, кто давал присягу. Но известная часть населения не пожелала пользоваться услугами "самозванцев", и неприсягнувшие священники в значительной части Франции продолжали по-прежнему выполнять свои функции. Таким образом, создалась невероятная путаница в записях гражданский актов, не говоря уже о том, что в ряде мест должности священников были вакантны и населению негде было получить нужные документы и справки. Бывало и так, что новорожденного крестили у неприсягнувшего, а свидетельство о рождении получали у "конституционного" кюре. Уже в 1791 г. нередко местные власти вынуждены были сами регистрировать гражданские акты.
Существовало, однако, еще одно соображение в пользу передачи этих актов государству. До революции католическая церковь была господствующей, только ей принадлежало право гражданский регистрации и к ее услугам вынуждены были обращаться все, в том числе и некатолики. Надо было избавить последних от обращений по гражданским вопросам к католической церкви. Как мы видим, сама обстановка диктовала необходимость регулирования одного из важных элементов гражданской жизни. Законодательное собрание пошло на этот шаг потому, что не было иного выхода, и лишь после того, как оно убедилось в окончательном крахе попыток сделать церковь своей союзницей.
Что касается законопроекта о разводе, то он не встретил возражений в Собрании, поскольку это "право гражданина" вытекало из "личной свободы, которая была бы уничтожена существованием нерасторжимых соглашений", и поскольку брак являлся "простым гражданским договором". [77, с.24] Но, конечно, и этот декрет умалил авторитет церкви, так как отменял одно из ее вековых установлений, нарушение которых до сего времени считалось отступничеством.
Политику отделения церкви от государства проводил и Конвент. 27 сентября 1792 г. перед ним отчитывались комиссары, направленные в провинцию для ускорения набора добровольцев в армию. Один из них, Альбитт, заявил: "Меня удивляет, что священникам, как бывшим бенефициантам, продолжают давать шеститысячные пенсии. Не слишком ли это много. Мы требуем сокращения пенсий". [93, с.105] Альбитта поддержали, и Конвент постановил сократить пенсии до 1000 франков. Было бы нелепо ожидать от Конвента благосклонности к католическому духовенству, но и у него не было в мыслях ущемлять религию и оскорблять религиозные чувства населения.
Однако к весне 1793 г. жирондисты утрачивают свои реформаторские способности и открыто встают на сторону контрреволюции. В результате народного восстания 31 мая - 2 июня политическое господство жирондистской крупной торгово-промышленной буржуазии было свергнуто. Власть перешла в руки якобинского клуба. [63, с.134]
В целом, оценивая политику жирондистов, мы видим, она не принимала никаких действий против религии. И теперь христианство и католические догматы были ограждены от нападок. Борьба шла пока только с церковью как учреждением, поставившим себя на службу контрреволюции. Те законодательные акты, которые утвердили жирондисты, в основном были созданы под давлением общественности, но будь их воля, и если бы духовенство пошло навстречу новому правящему классу, на мой взгляд, они оставили бы все на своих местах. Правда, следует отметить, что и в их кругах появлялись люди, которые предлагали решительные меры, но фактически они не оказали влияния на политику. Придя к власти, жирондисты сразу же стали искать поддержки со стороны клерикалов, стремились к союзу с ними. Они понимали, что религия до сих пор имеет огромное значение для масс, даже тех, которые стоят на стороне революции. Союз с духовенством, а значит и с религией, им был необходим для легитимизации нового строя не только новыми властями, но и благословлением всевышних сил. И лишь когда стало окончательно понятно, что союз невозможен, они предприняли некоторые решительные меры в области отделения церкви от государства.
Рассматривая церковные реформы, нельзя обойти стороной первое лицо государства - короля, так как пока еще он был главой государства и все декреты подлежали его санкции. Людовик XVI (1774-1792) в своих убеждениях так же не отличался последовательностью. С одной стороны он чтил традиции и основополагающие принципы французской монархии. После коронации он совершил обряд исцеления 2,5 тысяч золотушных больных, собравшихся в Реймсе в надежде на помощь короля-чудотворца, ежедневно бывал на мессе вместе со всей королевской семьей, регулярно исповедовался и причащался. В жизни он являл собой образец примиренного христианина и добропорядочного отца семейства. [77, с.220] С другой стороны, накануне революции король признавал необходимость проведения реформ и считался с общественным мнением. Его царствование началось со слова "реформы". Благочестивый король желал покончить с распущенностью, царившей при дворе его деда. Король хотел привести в порядок расстроенные финансы и ликвидировать государственный долг. Это противоречивое желание править по-новому, но, соблюдая традиции, отразилось на всем поведении Людовика XVI как государственного деятеля. Он назначал на должности министров-реформаторов (Тюрго, Неккера, Калона), которые предлагали упразднить налоговые привилегии дворянства и духовенства, ввести веротерпимость в стране. При Людовике XVI вообще прекратились преследования на религиозной почве, а в 1787 г. согласно королевскому указу протестанты, наконец, обрели гражданский статус. [97, с.69] Но, к сожалению, реформам противостояла крепкая оппозиция королевского двора и привилегированных сословий, которые добились смещения министров-реформаторов. И как только они уходили, король бездействовал. А когда началась революция в поведении Людовика XVI, как никогда ранее проявилась вера в то, что он помазанник Божий и его власть основана на божественном праве. Связь между монархией и католической церковью стала еще более тесной, так как король не мог допустить, чтобы буржуазия и свободная мысль одолели дворянство и церковь. Это значило бы и для самого французского короля лишение окружавшего его ореола святости, земного и небесного. К тому же представители католической церкви были главной опорой и защитой короля. И, естественно, отношение его к церковным реформам было враждебным. Но в Париже, центре революции, народные массы проявляли революционную активность, и открыто сопротивляться реформам было невозможно. В результате король, под давлением общественности, санкционировал декреты 2 ноября 1789 г. и 13 февраля 1790 г.
Иначе обстояло дело с гражданским устройством клира, поскольку с принятием этого законопроекта могли серьезно ослабеть позиции всей аристократии, реформу следовало сорвать. 28 июля 1790 г. Людовик XVI известил Учредительное собрание, что он поручил послу в Риме кардиналу Берни испросить согласие папы на декреты 12-24 июля. Когда, после месячной затяжки, король вынужден был, не дождавшись ответа папы, 24 августа дать требуемую Учредительным собранием санкцию, то епископат твердо знал, что она не выражает точки зрения монарха, который изображался как "пленник" нации. [109, с.79]
Не из легких было так же положение короля, когда 27 ноября принимался закон против неприсяжных священников: предстояло одобрить декрет, предусматривавший репрессии против верного ему духовенства, одной из главных сил сопротивления. Впрочем, Людовик XVI не решился наложить вето, он вновь попросил двухнедельную отсрочку для завершения переговоров с Пием VI. Только 26 декабря, когда на него стало оказывать давление само Учредительное собрание король подписал декрет о присяге, лицемерно добавив, что он это делает "откровенно и чистосердечно, как подобает его характеру". [52, с.116]
Впервые Людовик XVI показал свое истинное отношение к реформам церкви и выступил против декретов, касающихся неприсягнувших после того, как ему оказали влиятельную поддержку представители буржуазии.
Таким образом, на мой взгляд, религия для короля была таким же политическим орудием, как и для духовенства, фельянов, жирондистов. Естественно, его взгляды не были атеистическими, но он поддерживал католицизм еще и потому, что это была его железная опора и поддержка. Но в то же время я хотела бы сделать смелое предположение, что если бы клерикалы вдруг выступили против короля, он обрушил бы на нее свой беспощадный гнев и дискредитировал в глазах общественности.
2.4 Борьба католических фанатиков и революционеров во времена правления Жиронды
Период жирондистского правления был отмечен все возрастающим антиклерикальным движением, которое со временем переросло и в борьбу с католической религией. У многих авторов прослеживается мысль, что это широкомасштабное движение спровоцировало само духовенство и в принципе я с ними согласна.
Дело в том, что в это время до сих пор в стране находилось большое количество фанатичных католиков и духовенство, борясь с революцией, не постеснялось увеличить свои силы и численность при их помощи. Под видом религиозных войн они еще больше разжигали конфликты в стране. Особую ненависть духовенство вызвало, предав нацию, свой народ в войне с европейскими державами. Вместо того чтобы объединиться для борьбы с врагами, оно само провоцировало раскол внутри страны. Духовенство предало нацию ради собственных корыстных интересов.
Таким образом, усмирение контрреволюционных сил, особенно клерикалов, стало теперь вопросом жизни или смерти не только революции, но и всей страны. С самого начала войны многие департаменты в качестве первоочередной меры обороны собирали неприсягнувших в главные города департамента, чтобы наблюдать за ними, а в Вандее им было прямо предложено покинуть Францию. Королевское вето не принималось в расчет, его игнорировали.
Участились случаи нападения патриотов на монастыри. В департаменте Жиронды добровольцы устроили самовольные обыски в домах клерикалов и шестерых арестовали. В Дижоне, когда стало известно о том, что священники-эмигранты сражались в рядах неприятеля, патриоты в ночь с 18 на 19 июня самочинно арестовали всех неприсягнувших. [53, с.218]
Поражение на фронтах, измена аристократов и священников вызвали еще большее возмущение. Революционные массы не делали никакого различия между изменниками-генералами и изменниками-клерикалами. Тех и других они считали виновниками неудач на фронтах. После того как 29 апреля французская армия потерпела поражение и отступила, возмущенные солдаты в Лилле убили подозреваемого в предательстве генерала Диллона. Аббат Саладен, известный своими контрреволюционными взглядами, пытался бежать за границу, но был схвачен и казнен. Такая же участь постигла аббата Шаброля в Лиможе, двух священников в Бордо и в других департаментах. Теперь одной из главных задач было подавление антипатриотической деятельности католической церкви.
Особенно активно в борьбе с клерикализмом проявила себя Парижская Коммуна. Еще накануне войны, опираясь на поддержку секций, особенно секций предместий, она развернула кипучую деятельность для спасения отечества. 11 августа по ордерам, выданным Коммуной, начались массовые аресты неприсягнувших и аристократов, подозреваемых в измене. Как свидетельствовал, очевидец, бывший духовник принцессы де Конти Барруэль, когда арестованных вели по улицам Парижа, "глупое, простонародье аплодировало, словно это была закованная в цепи армия Брауншвейгского". [102, с.73] Секция санкюлотов распространила декрет об эмигрантах и на неприсягнувших священников: их жилища были опечатаны. Коммуна запретила всю контрреволюционную печать, а редактор клерикальной "Газеты Парижа", Дюрозуа был по приговору трибунала гильотинирован. 12 августа священникам запретили носить церковное облачение вне церкви на том основании, что оно раздражает народ, который готов "оскорбить всякого, кто ее носит". Коммуна быстро исполнила декрет Законодательного собрания от 18 августа о закрытии последних "очагов аристократизма" - монашеских конгрегации. И обеспечила немедленную эвакуацию монастырей, дабы использовать их под "мануфактуры для занятий трудолюбивых и полезных людей". [53, с.246] 23 (28) августа 1792 г. постановлением Парижской коммуны в соответствии с принципом равенства учреждался единый обряд похорон для умерших23. Коммуна прекратила выплату жалования всем гражданам, служащим церкви - пономарям, причетникам, звонарям, органистам и так далее. Она вообще стремилась ослабить влияние церкви на гражданскую жизнь. Так, например, нотариусам было предложено во всех деловых бумагах впредь указывать названия не церковных приходов, а секций, в которых проживают договорившиеся стороны.
Когда был принят декрет от 26 августа 1792 г. Парижская Коммуна еще до истечения восьмидневного срока, данного Собранием, в ночь с 29 на 30 августа произвела домашние обыски, арестовав несколько тысяч неприсягнувших. С другой стороны, были департаменты, в которых администрация проявляла благодушие. Так, в Руане скопилось несколько тысяч неприсягнувших из различных мест. Их привлекало сюда благожелательное отношение к ним администрации. Точных данных о количестве священников, подчинившихся декрету об изгнании, нет. Называют цифру в 30 или 40 тыс. человек.
Несомненно, что удаление неприсягнувших священников содействовало укреплению общественного порядка в департаментах. Но значительное количество священников ушло в подполье. Например, в горных районах Жевенны ни один из неприсягнувших не выехал из Франции, скрываясь в горах, в домах у фанатичных прихожан.
В начале сентября в Париже произошло событие, которое жирондисты назвали "сентябрьскими убийствами". Наспех вооруженные патриоты собирались на фронт. Но 2 сентября стало известно о падении Вердена, о мятежах на Западе, поползли слухи о заговоре в Париже, составленном аристократами, имевшем целью выдать столицу неприятелю и истребить всех санкюлотов. Такие угрозы действительно слышались из окон тюрем, где сидели арестованные аристократы и неприсягнувшие, которых никто не судил. В народе давно выражали недовольство медлительностью властей в осуществлении правосудия. Об этом говорил Робеспьер, на это в середине августа жаловался в Собрании и оратор Коммуны, указавший, что если бы победил король, то "1200 эшафотов давно уже были бы установлены в столице и три тысячи граждан поплатились бы головой за то, что осмелились стать свободными". [106, с.185]
И тогда народ Парижа обрушил на врагов свой суровый, беспощадный революционный суд. Жертвой народного террора стали и неприсягнувшие. Надо учесть, что в столице, по преувеличенным данным русского наблюдателя, скрывалось не менее 60 тысяч неприсягнувших священников.
Враждебность народа к неприсягнувшим усилилась 30 августа, когда в Собрании было доложено, что в дистрикте Шатилон духовенство подняло мятеж, в результате которого убито 250 и взято в плен 260 фанатиков. Среди убитых были и священники.
Таковы были обстоятельства, при которых начались сентябрьские события. Некоторые парижские секции - Люксембург, Монтрей, Арси, Гран-Дателье - приняли решение наказать предателей, прежде чем отправиться на фронт. В постановлении секции Пуассоньер прямо говорилось: принимая во внимание опасность, нависшую над родиной, а также "дьявольские ухищрения духовенства", предать "смертной казни всех священников и всех подозрительных, содержащихся в тюрьмах Парижа, Орлеана и других городов". [104, с. 205]
2 сентября днем 20 арестованных, среди которых было много духовных лиц, препровождали из мэрии в тюрьму Аббатства. Уже по дороге народ пытался расправиться с арестованными, а во дворе тюрьмы их ожидала толпа, жаждавшая учинить суд над священниками. Большинство арестованных было казнено. В течение двух-трех дней в тюрьмах Парижа было предано казни около тысячи врагов, в том числе почти 300 неприсягнувших священников. Среди казненных были архиепископ Арля, два брата Ларошфуко, епископы Бове и де Сен.
Сентябрьские дни были днями наивысшего революционного подъема, как писал Марат, днями "всеобщего восстания". В эти дни решающую роль играли жители предместий. Среди 173 "сентябристов" были слесари, портные, сапожники, столяры, золотильщики, рабочие-поденщики, ювелиры, токари, оружейники, тележники, булочники, горшечники, докеры, зеленщики, возчики, граверы, чеканщики, чулочники, корзинщики, повара, ломовые извозчики - в общем, весь трудовой Париж. [105, с.187]
С этого времени уже начинает звучать критика не только против духовенства, но и некоторых догматов католической церкви. Мощный антикатолические и антихристианские настроения возбудило в стране предложение Камбона. Любопытный адрес прислало Конвенту народное общество коммуны Сутеррен. "До каких пор, - спрашивали авторы письма, - нам придется кормить жреческую клику, нетерпимость и испорченность которой доказаны историей? Духовенство принижено, но оно еще не раздавлено. Трепещите, как бы оно снова не поднялось и не начало действовать с прежним ожесточением". Далее они спрашивали, "возможно ли вообще терпеть религию, которая по самому существу нетерпима?". Они соглашались с тем, чтобы верующие сами оплачивали своих священников, ибо "вполне справедливо, чтобы каждый оплачивал свои собственные удовольствия". Наконец, выражалась надежда на то, что едва ли в наш просвещенный век найдется много глупцов, желающих пользоваться услугами священников, чья мораль действует разрушающе на общественный дух". Все католические добродетели сводятся лишь к "посту, власянице, слепому повиновению и дисциплине". [68, т.2, с.220]
Из этого документа нетрудно увидеть, как поднималась на новую ступень борьба с контрреволюционным духовенством. Местами под влиянием свободомыслящих интеллигентов она уже переходила в споры о целесообразности содержать церковь и духовенство вообще. Уже высказывались сомнения в разумности католической религии. Но подобные проявления непочтения к церкви были еще редки, против Камбона выступили даже самые революционные силы - деятели якобинцев.
Некоторые якобинские ораторы предупреждали, что этот декрет способен вызвать беспорядки, так как "религиозные убеждения народа" священны и незыблемы, а "на предрассудки не следует нападать без необходимой подготовки, с ними надо бороться средствами просвещения". Очень четко высказался по этому поводу Леруа.
Существовал еще один важный довод. 30 ноября комиссары, вернувшиеся из департамента Эндр и Луары, докладывали о волнениях, вызванных дороговизной. Докладчик Бирото сообщил, что толпа заставила их подписать распоряжение о введении твердых цен на яйца и масло, что среди собравшихся было много священников, которые произносили речи от имени народа. При этом выдвигалось требование передела земли, обоснованное тем, что буржуа достаточно долго пользовались всеми жизненными благами, и что теперь настала очередь бедных рабочих. [69, с.66]
Сообщение Бирото встревожило депутатов. Дело в том, что осенью 1792 г. из-за дороговизны народные волнения происходили довольно часто. Беднота захватывала хлебные склады, народные низы требовали борьбы со спекуляцией путем установления максимума, то есть твердых цен на продукты. Эти и другие факты, означавшие обострение борьбы, напугали представителей буржуазии, которые устами своего вожака Бриссо теперь требовали остановить революцию, иначе она "ниспровергнет все". Донесения комиссаров показали, что священники в корыстных целях даже поддерживали в рабочих и бедноте подобные настроения. Легко себе представить, как встревожена, была буржуазия этим сообщением. И она рассудила, что в такое время не следует допустить ни малейшего ущемления религии и церкви, поскольку они всегда стояли на страже порядка в обществе. И в этом духе произнес большую речь Дантон.
Робеспьер в журнале "Письмо к избирателям" доказывал, что предлагаемый проект вреден и политически опасен в настоящее время, когда республика еще не упрочена. Вождь якобинцев доказывал, что религиозные догмы служат "опорой нравственности и тому высокому учению о равенстве, которое Христос некогда преподал своим согражданам", что недопустимо лишить народ, особенно его бедную часть, священников, которых он не в состоянии будет содержать. А в этом случае произойдет самое худшее - бедняки "почувствуют всю тяжесть нужды, отнимающей у них блага жизни, вплоть до надежды". [47, т.2, с.69]
Конвент не согласился с предложением Камбона и, желая успокоить верующих, 30 ноября обратился к народу с заверениями в том, что никто не намеревается лишить его служителей культа.
Якобинцы были правы: даже в столице, где "свет разума" сиял ярче, нежели в провинции, массы не были еще подготовлены к тому, чтобы отказаться от "суеверия". Как бы то ни было, за истекшие месяцы появились зачатки дехристианизации, а былые прочные связи государства и церкви ослабли. Но вот произошло событие, оказавшее огромное влияние на отношение масс к церкви, началось восстание в Ванде.
В начале 1793 г. положение революционной Франции резко ухудшилось. Казнь Людовика XVI послужила Англии предлогом для вступления в войну. Хозяйственная жизнь была расстроена, спекулянты вздували цены, в рабочих предместьях начался голод. И именно в эти месяцы и католическая церковь усилила свои действия против революции.
Неприсягнувшее духовенство, которое не подчинилось декрету 26 августа 1792 г. о высылке, переодетые пастухами, нищими тайно исповедовали и причащали прихожан.
Церковники стремись подорвать обороноспособность государства.24 февраля 1793 г. Конвент издал декрет о наборе 300 тыс. человек в армию. Воспользовавшись тяжелым положением крестьян и недовольством, вызванным декретом о мобилизации, церковь стала побуждать молодых людей к дезертирству и толкать население на мятежи. [111, с.319]
О волнениях, возникших по поводу рекрутского набора, сообщали отовсюду. В Мон-Блане при усмирении мятежа погибли десятки фанатиков, требовавших отмены набора. В Страсбурге вооруженные толпы требовали возвращения короля, принцев, восстановления религии и отмены набора. В Вехней Луаре 2000 восставших отказались идти в армию. Вооружившись, они нападали на патриотов, затем укрылись в горах, намереваясь вызвать гражданскую войну. [85, с.175]
Как явствует из донесений комиссаров, положение на местах было в ряде случаев тревожным, так что они принуждены были принять чрезвычайные меры и, прежде всего, арестовать неприсягнувших. В Финистере и Морбигане были арестованы даже пономари, звонари и прочие служители. Арестованных высылали за границу. Комиссар Конвента Фуше писал из департаментов Нижней Луары и Майенны: "Мы арестовали всех аристократов и священников. Если бы всюду была проявлена такая твердость, рекрутский набор не натолкнулся бы на такие трудности". [110, с.101] В большинстве мест удавалось рассеять сборища, однако иначе обстояло дело в так называемой Вандее. Здесь католическая церковь сумела добиться успеха, спровоцировав гражданскую войну под знаменем религии.
Восстание началось в момент, когда вся феодально-монархическая Европа вторглась в пределы Франции.
Я уже рассказала об условиях, благоприятствовавших антипатриотической деятельности церкви в этих районах. "Деятельность" неприсягнувших была здесь опасной - они призывали к мятежу. Одно такое волнение произошло в августе
1792 г. в Шатильоне, где священники внушили крестьянам, что они должны сражаться за бога, за священников и короля. Крестьянам вручали кресты и распятия, якобы делающие их неуязвимыми. Их уверяли, что если они и умрут, то ровно через три дня, как Христос, воскреснут. Подобными методами удалось увлечь две тысячи человек, которые восстали и захватили Шатильон, учинив погром и избиение патриотов. Среди мятежников было много неприсягнувших священников. При нападении на город Брюссюир они были разбиты, потеряв несколько сот убитыми и ранеными. Генеральный прокурор департамента докладывал: "Главные виновники происшедшего - неприсягнувшие священники. Пленные рассказывали, что перед восстанием их оружие было окроплено святой водой. На многих убитых были найдены молитвенники и четки. Глупые мятежники были убеждены, что это их избавит от всякой опасности". [66, с.240]
В католической литературе существует легенда, изображающая вандейское восстание как "внезапный порыв" народа, привязанного к своей вере, как стихийное движение крестьянства, оскорбленного в своих религиозных чувствах. Что касается дворян, то авторы легенды уверяют, будто крестьяне "силой" принудили их возглавить свои армии. Сама же церковь тут ни при чем, она ведь служительница "бога мира". На самом деле это не так и Виктор Гюго был прав, утверждая, что Вандея - это огромный католический мятеж.
Как уже было сказано, поводом к мятежу послужил набор в армию.10 марта 1793 г. по сигналу в 600 деревнях ударили в набат. Восстание началось одновременно в Мен и Луаре, в окрестностях Ванна и Бреста, в Нижней Луаре, в Вандее, и всюду мятежники были вооружены. Сразу же появился клич: "Да здравствуют священники! Религия! Король! Старый режим! Смерть патриотам!". [68, с.218] Самой активной фигурой в руководстве, "душой" совета был аббат Бернье, жестокий фанатик, автор первого "адреса к французам" от имени Людовика XVII, в котором цели восстания определялись так: "Возвратить и навсегда сохранить нашу святую католическую апостольскую и римскую религию, иметь короля, отца и покровителя нации". Это он настаивал и добился заключения в тюрьму всех оставшихся в живых республиканцев, включай их жен и детей. Когда однажды в плен к вандейцам попало 6 тысяч солдат республиканской армии, то на Совете аббат Бернье первым потребовал их истребления, того же, впрочем, требовали и 11 других священников, среди них епископ Анжера.
По своему характеру мятеж был монархическим и феодальным, но знаменем его был католицизм. Знаком армии вандейцев было изображение "сердца иисусова", увенчанного крестом. С первого и до последнего дня мятежники воевали с тем ожесточением, на которое способен лишь фанатизм. Церковь не просто одобряла утонченные пытки, потрясавшие современников, - она сама показывала примеры издевательства над своими жертвами.
Церковь не только подготовила и спровоцировала мятеж, но и поддерживала боевой дух восставших - отпускала грехи за учиняемые зверства, освящала убийства, подло обманывая простодушных, она внушала им презрение к смерти. Например, верующим показывали трех стариков со шрамами на шее и уверяли, что все они были гильотинированы, но воскресли. В одном месте был инсценирован расстрел "божьего человека". В него было произведено 15 выстрелов, но так как стреляли холостыми патронами, то он, естественно, остался жив. Не приходится удивляться, что вандейцы порой безоружными бросались на пушки и, конечно, тысячами погибали под картечью. Зато они не знали никакой пощады к патриотам.
Пока республика не приняла решительных мер, вандейцы установили свою власть на значительной территории. Современники сознавали, что Вандея несет с собой угрозу реставрации. Например, генеральный совет департамента Луара и Шер в обращении к населению писал: "Если бы вандейцам удался их заговор, вы скоро увидели бы нового деспота на троне; политические и гражданские свободы были бы уничтожены навсегда; десятины, барщина, оброки, феодальный режим снова вернулись бы в порабощенную Францию; бывшие благородные потребовали бы себе свои титулы, а священники - свои имущества, проданные нации". [114]
Именно такие надежды и возлагали на Вандею сторонники власти помещиков и короля. И аббат Мори 23 июня направил Пию VI адрес, в котором намечались совместные, действия. Так как события, по мнению Мори, приближаются к концу, то необходимо, чтобы папа немедленно отлучил от церкви присягнувшее духовенство. Он требовал осуждения безбожной философии и запрета свободы печати; отмены декретов о веротерпимости и возвращения протестантов к тому положению, какое существовало при Людовике XIV. Восстановления всех религиозных орденов и возвращения имуществ церкви; восстановления папы в его владениях в Авиньоне и Венессене; отмены декретов о секуляризации записей гражданских актов, разводах, а также о браках священников.
Вандея содействовала новому; патриотическому подъему. Отовсюду на помощь республике спешили граждане добровольцы. Из дистрикта Вандом 500 человек направились на войну с Вандеей. В департаменте Коррез изъявили желание пойти добровольцами 600 человек, в Соне и Луаре 3 тыс. человек. Своих добровольцев предлагали Конвенту парижские секции. Комиссары Конвента на местах вынуждены были в предупредительных целях арестовывать неприсягнувших. Так было в Тулоне, где 72 священника и дворянина были заключены, в тюрьму. [81, с.68] Строже стал осуществляться декрет 26 августа по высылке. Но этих мер было недостаточно.
18 и 19 марта 1793 г. Конвент принял декрет, объявлявший вандейцев вне закона и каравший их смертной казнью. Учитывая роль церкви в событиях в Вандее, Конвент в эти дни вернулся к вопросу о неприсягнувшем духовенстве. 18 марта 1793 г. он постановил, что всякий неприсягнувщий священник, подлежавший высылке и, найденный на территории Франции будет предан военному суду и смертной казни в течение 24 часов.23 марта эти меры были распространены и на недолжностных лиц - монахов каноников, капелланов и прочих бенефициантов, которые обязаны были покинуть Францию в течение недели. А 23 апреля был принят декрет о высылке неприсягнувших священников в Гвиану.
Таким образом, антиклерикальное движение набирало силу, но главной причиной выступлений была борьба с церковью и духовенством как с предателями родины, а не проповедниками "вымыслов". Как показали события, в стране, до сих пор, находилось огромное количество фанатичных католиков, которые все с новой силой готовы были бороться за свою религию. Да и революционные массы оставались верными своим религиозным убеждениям. Лишь в единичных случаях из провинций стали поступать адреса с критикой религиозной догматики, но это, на мой взгляд, были выходцы не из народа, а правительственные круги департаментов и таких было немного.
2.5 Якобинцы у власти (2 июня 1793 - 27 июля 1794 гг.). дехристианизация
31 мая - 2 июня к власти пришли якобинцы. Высший этап революции ознаменовался решительной реформой религии - дехристианизацией. Однако не следует представлять себе наступление на христианство как следствие сознательной враждебности к католицизму. Дехристианизация была следствием логического хода событий и выросла в процессе революции из борьбы с контрреволюционным духовенством. Проявилась же она в момент, когда Франция отбивалась от врагов, когда республика вела войну за существование, когда был сорван декрет о гражданском устройстве клира.
Что же послужило причиной дехристианизации? Многие историки утверждают, что толчок был дан Вандеей, где католицизм выступил в своем кровавом обличье. Более трех лет церковь ожесточенно сопротивлялась революции. Были испробованы все средства усмирения бунтовщического духовенства, сделавшего фанатизм орудием своей борьбы. Недаром временная исполнительная комиссия Лиона имела основания для вывода: "Когда исчезнет фанатизм, тогда не будет больше и контрреволюционеров". Однако результаты были неутешительны. После Вандеи даже многих рядовых участников событий не мог взволновать вопрос о том, какова же истинная роль церкви, если последняя приносит Франции столько несчастий? Что представляет собой христианство, если им прикрывают национальное предательство. [56, с.176]
Огромную роль сыграло конституционное духовенство. Когда при Жиронде борьба с клерикалами переросла в борьбу с католицизмом, а в революции движущей силой стали санкюлоты и плебеи, конституционная церковь постепенно перешла в оппозицию. Не надо забывать, что основная масса духовенства была из дворянских семей, и они были далеки от народа. И сперва робко, а потом в открытую, конституционное духовенство отказались подчиняться властям.
22 января 1793 г. правительство отмечало, что многие епископы, предложили кюре по-прежнему вести регистрацию рождений, браков и смертей и запретили венчать тех, кто не прибег к церковному оглашению брака. Комиссар Дартигоейт сообщал из Тулузы, что у одного арестованного кюре было найдено обращение к неприсягнувшим священникам, которые приглашались соединиться с присягнувшими, "чье дело является теперь нашим общим делом". [94, с.572-573] Санкюлоты смотрели на все конституционное духовенство как на врага, а народ прямо находил, что это духовенство не лучше прежнего, что присягнувшие священники так же опасны для отечества, как и неприсягнувшие, сообщники короля и эмигрантов. Католическая религия была дискредитирована в умах воинствующих патриотов. К лету 1793 г. почти все служители католической церкви были скомпрометированы как враги республики. Уже политические деятели не делали различия между двумя церквами, когда речь заходила о контрреволюции. Газета "Революционны Париж" писала: "Большинство присягнувших попов причинило революции больше зла, нежели неприсягнувшие", так как последние, по крайней мере, и в начале не скрывали своей враждебности. [64, с.161]
Естественно, что слова "христианство", "католицизм" все чаще произносились рядом со словами "предательство" и "измена". Католицизм стал символом контрреволюции, феодальной реакции.
Огромную роль в "дехристианизации общественного сознания", оказали демократические газеты, пропаганда. С самого начала революции демократическая пресса громко приветствовала реформы церкви. Камилл Демулен 13 февраля 1790 г. был в восторге от того, что была распущена "вся монашеская армия: бородатые и бритые, завитые и подстриженные, белые и черные, круглые и остроконечные капюшоны, большие и маленькие рукава, ладанки и часовенки, туфли и сандалии, все полчища святого Франсуа, святого Августина, святого Клера, святого Бернара, святого Бруно. [30, - 1789, N.13] Газета "Революционный Париж" приветствовала закрытие монастырей, ибо "монахи составляли государство в государстве, они не имели, да и не могли иметь родины. Следовательно, они могли в любую минуту превратиться в орудие беспорядков". [30, - 1790, N.32] Демократические журналисты сознавали, что определенные слои населения могут под влиянием папских булл стать орудием фанатизма, поэтому сознательно стремились развенчать Пия VI, снять с него ореол святости. Священников сравнивали с "египетской саранчой", их деятельности приписывались все человеческие несчастья.
Но следует заметить, что и сами демократические круги в начале революции, нападая на клерикалов, не затрагивали при этом основы католической религии. Здесь я хотела бы полностью согласиться с мнением Домнича, что постепенно, незаметно для самих ее участников эта борьба от борьбы с неприсягнувшим духовенством переросла в борьбу против католической церкви и католической религии вообще. [64, с.166] Многие историки видят в этой эволюции воздействие одной только атеистической философии XVIII в., в действительности же антихристианские взгляды, почерпнутые демократической интеллигенцией в литературе, могли проявиться лишь в определенных условиях, а именно, когда церковь стала мешать освободительному движению. События показали, что католицизм сделался программой феодальной реставрации. Как же можно было бороться с врагом, не задевая в то же время его идейную опору? Поэтому все чаще в памфлетах Эбера, в статьях Лустало уже в 1791 г. встречались выпады против духовенства, которое прибегает к обману, а то и к мошенничеству для удержания народа в невежестве и духовном угнетении. Эбер насмехался над предложением папы созвать церковный собор: "Соберите откупщиков налогов и вы увидите, что они потребуют восстановить пошлины на товары при въезде в столицу, соберите тюремщиков и вы увидите, реформируют ли они казематы". [110, с.155] Нередко уже тогда темой их выступлений была не враждебная деятельность духовенства, а сама церковь как религиозное учреждение. Отсюда легче было перейти к нападкам на католицизм и христианство, который совершился под влиянием условий военного времени. В эту трудную минуту вся жизнь народа определялась одним страстным желанием, одной несокрушимой мыслью - стремлением победить и довести до конца революцию. И все, что стояло на пути, подлежало устранению. Поскольку католицизм стал поперек дороги, естественно, казалось, что его следовало убрать.
Однако не все якобинцы в своих воззрениях зашли столь далеко. Иных взглядов придерживались признанные якобинские авторитеты Робеспьер и Дантон. В 1791 г. под влиянием событий они энергично поддерживали предложения о репрессиях против клерикальной контрреволюции, но в выступлениях Робеспьера и Дантона не было ничего, что ущемляло бы церковь и религию. Ни один из них за эти годы не высказали непочтения к церкви.
Кто же были инициаторами и проводниками дехристианизации?
Фельяны и жирондисты, выражавшие интересы крупной буржуазии, ценили религию за то, что она освящает социальное неравенство и эксплуатацию, и редки были случаи, когда политики во время революции не подчеркивали свое глубокое почитание "истинной веры". Они желали только одного: подчинить себе церковь; сделать ее своей сторонницей. Даже после того как большая часть духовенства отказалось признать "новый порядок", отношение буржуазии к религии нисколько не изменилось. Именно в ходе революции, когда угрожающе выросла народная инициатива, новый правящий класс должен был искать опоры в католицизме.
Принято считать, что первыми дехристианизаторами были атеистически настроенные комиссары Конвента. Для этого есть известные основания. Но разве осмелились бы они напасть на католицизм, если бы не было подготовленной почвы в виде распространенного среди демократии взгляда о необходимости отвергнуть католическую религию, непримиримо враждебную делу свободы? Дехристианизацию нельзя считать делом только двух десятков вольнодумных комиссаров и деятелей Парижской Коммуны.
В это время самой передовой партией в революции сделалась якобинская. Им передавался революционный пыл плебейства, его боевая решимость. А в демократических слоях населения антиклерикализм был распространен. И многие представители демократической буржуазной интеллигенции, которые с детских лет увлекались материалистической литературой, теперь сделались наиболее последовательными борцами с католической контрреволюцией.
Дехристианизация зародилась в провинции, где больше всего неистовствовала клерикальная контрреволюция. 1 октября 1793 г. Андре Дюмон писал из Аббевилля, что он объявил перед народом: что священники "не что иное, как паяцы и арлекины, одетые в черное и разыгрывающие перед народом кукольную cкомедию", и выразил надежду, что в скором времени "все исповедальни будут пылать на кострах". В Ньевре Шометт, устроил праздник по поводу установления бюста Брута, древнеримского республиканца. Празднество происходило 22 сентября в кафедральном соборе. [53, с.368]
Из провинций движение перекинулось в другие департаменты. Но всюду инициатива исходила от комиссаров, а они в своем административном рвении опирались на революционно-демократические круги, которым по душе было это "наступление на католицизм". Комиссары Леньелр и Лекиньо писали из Рошфора: "Мы разрушили здесь ядовитое дерево религиозных предрассудков, которое в течение многих веков покрывало людей своей смертоносной тенью", население поклялось иметь только одну религию, "религию истины", католики и протестанты объединились в этой религии и вместо священника и пастора решили иметь одного общего "проповедника морали". А в церквах все прежние "нелепые картины, символы и изречения" решено заменить текстами Декларации прав и республиканской конституции 1793 г. [64, с.168]
Подобные документы
Социальное и экономическое положение Франции до Великой революции. Жизнь крестьян. Сословия Франции. Начало правления Людовика XVI и ветер больших перемен. Характеристика заключительного этапа Великой французской революции, её исторического значения.
презентация [1,4 M], добавлен 28.11.2013Современное осмысление революционного террора во Франции XVIII века. Историография террора периода Великой французской революции, внутренняя политическая обстановка в стране. Специфика и закономерности ряда событий Великой Французской революции.
курсовая работа [52,9 K], добавлен 27.05.2015Социально-экономическое развитие Франции. Причины и периодизация Великой французской революции. Созыв Генеральных Штатов и начало революции. Принятие "Декларации прав человека и гражданина". Франция в период якобинской диктатуры. Термидорианский Конвент.
доклад [84,1 K], добавлен 03.06.2009Экономическое положение Австрийской империи и народное движение накануне революции. Борьба различных слоев общества против феодально-абсолютистских порядков, за демократизацию общественного строя. Политика правительства империи накануне революции.
доклад [31,3 K], добавлен 23.04.2017Современная российская историография. Якобинский период Великой французской революции. Теория "неподвижной" истории. Раскол в историографии французской революции. Связь Просвещения и революции. Связь историографии с социально-политическими явлениями.
реферат [35,8 K], добавлен 14.02.2011История представительных органов Франции. Анализ статей Конституции государства 1791 года. Изучение событий французской революции XVIII века. Формирование законодательной, исполнительной и судебной ветвей власти за периоды 1789-1792 гг. и 1792-1794 гг.
дипломная работа [133,2 K], добавлен 22.07.2013Формирование социально-политических взглядов крупнейшего деятеля французской революции Ж.П. Марата. Идея вооруженного восстания. Классификация государственных преступлений на ложные и подлинные. Роль Ж.П. Марата в великой французской буржуазной революции.
курсовая работа [37,6 K], добавлен 27.10.2009Возникновение буржуазного государства. Расстановка социальных сил накануне революции. Пуританизм – идеология революции. Предпосылки революции. Развитие конституционной монархии в XVIII в. Парламент. Кабинет министров. Избирательные реформы.
реферат [36,8 K], добавлен 05.04.2004Общая характеристика революционных празднеств. Их ритуальное сопровождение, культы. Республиканский календарь Французской революции. Траурно-торжественные мероприятия, их идеологическое, политическое и мобилизационное действие для широких слоев населения.
курсовая работа [37,4 K], добавлен 11.03.2011Географическое положение и политика Нидерландов накануне революции. Основные вехи борьбы с иконоборцами. Причины и последствия испано-нидерландской войны. Утрехтская уния, Нидерланды как республика. Победа революции и признание независимости государства.
презентация [504,0 K], добавлен 13.11.2012
