Трагедия Холокоста

С созданием гетто расистская теория стала реальностью: евреи, которым нацистская концепция не отводила места в человеческом обществе, действительно были от него изолированы.

21 сентября 1939 года был издан приказ шефа РСХА Р. Гейдриха о создании в городах вблизи крупных железнодорожных станций специальных еврейских кварталов («гетто»), куда переселяли евреи из прилегающей сельской местности. Это был подготовительный план уничтожения еврейского народа. Именно тогда впервые упоминается термин «окончательное решение» [1, с.199-203]. Подготовка же к осуществлению этого плана велась в течении 1939-1941 годов, то есть до нападения Германии на СССР. Первое гетто было создано в октябре 1939 года [11, с.17]. Время и сроки создания гетто были различными, их появление необходимо рассматривать как продолжительный процесс.

С первых дней войны на оккупированной территории Беларуси фашисты начали создавать в городах и местечках гетто - изолированные части города, отведенные для проживания евреев. Более полное определение этому понятию дается в энциклопедии Республики Беларусь: «Гетто - территории, отведённые для принудительного поселения людей по расовым, профессиональным, религиозным и др. признакам» [49, с.23]. В меморандуме А. Розенберга «Указания к разрешению еврейского вопроса» подчеркивалось, что «первой основной целью немецких мер, проводимых в этом вопросе, должно быть строжайшее отделение евреев от остального населения. ...Все права на свободу должны быть отняты у евреев, они должны помещаться в гетто» [2, с.59].

Гетто являлись частью оккупационного режима, политики расизма и геноцида. В Белоруссии в конце июля - начале августа 1941г появились первые гетто (в литературе их число определяется по-разному, от 70 до 120) [26, с.23]. В работе Э.Иоффе указано, что на территории 153 населенных пунктов Белоруссии находилось 163 гетто [31, с.116].

Всего на территории Белоруссии, в границах на 22 июня 1941 г., нацисты создали более 250 гетто [6, с.18]. По подсчетам Е. С. Розенблата, только в Западной Белоруссии было организовано 211 гетто [23, с.18].

На территории генерального округа «Белоруссия» (рейхскомиссариат «Остланд») одним из первых было создано гетто в Минске распоряжением полевого коменданта от 19 июля 1941 г. Это было самое крупное по численности (более 80000 узников) гетто, которое просуществовало около 27 месяцев [2, с.175].

Кроме того, есть основания выделять и такое понятие, как «гетто в гетто», по причине нахождения на одной территории местных и депортированных евреев [43, с.4]. В Минске вообще выделяют 3 гетто: «Большое гетто» - существовало с августа 1941по 21-23.10.1943 (39 улиц и переулков в районе Юбилейной площади). «Малое» гетто - находилось в районе завода им.Молотова (теперь завода им.Ленина) с 1941 до конца июня 1944 3. «Зондергетто» (часть гетто по улице Сухой и обувной) - гетто для депортированных евреев из семи стран Западной, Центральной и Восточной Европы. Существовало с ноября 1941 по сентябрь 1943г» [52]. Кроме того, этих евреев называли «гамбурскими», так как большая часть их прибыла из Германии [2, с.157]. Таким образом, в одном гетто оказались представители трех разных групп еврейского населения, каждая со своим родным языком (русским, идишем и немецким), культурой и мировоззрением. Отметим, что большая часть советских евреев Минска, в значительной мере утратила традиционную еврейскую ментальность (за исключением представителей старшего поколения), в то же время беженцы из Западной Белоруссии были более инициативны и предприимчивы, что явилось важным фактором выживания в гетто. Знание языка и контакты с немецким административным персоналом разного уровня давали узникам определенный шанс на спасение.

Созданием гетто занимались военные комендатуры, службы полиции безопасности и СД, айнзатцгруппы. Их деятельность была организована по определенному шаблону: по вступлении в какой-нибудь город или местечко они сразу же устанавливали с помощью местных жителей имена раввинов и наиболее известных членов еврейской общины и требовали от них собрать все еврейское население для регистрации и отправки в "еврейский район". Евреи, не подозревавшие об истинных замыслах нацистов, подчинялись распоряжениям оккупантов. Их загоняли за колючую проволоку, гетто.

В приказе по кавалерийской бригаде СС № 8 от 28 сентября 1941 г. отмечалось, что создание гетто возможно тогда, если нет возможности ликвидировать евреев сразу [2, с.68].

В западных районах Белоруссии (вошедших в рейх-комиссариат «Украина») формально гетто не создавалось, но еврейское население (после регистрации и соответствующего обозначения, а также создания еврейских советов) фактически было лишено свободы передвижения (запрет передвигаться вне рабочих колонн, появляться в определенных кварталах и даже покидать свои дома). Оно интенсивно использовалось на принудительных работах, подвергалось коллективным контрибуциям. Такая ситуация сохранялась (за некоторым исключением) до конца 1941 - начала 1942гг, когда план и темпы «окончательного решения» еще находилась в стадии обсуждения. Некоторые гетто на территории Белоруссии (Минск, Белосток, Брест, Пинск, Глубокое и некоторые другие) можно отнести к типичным для Восточной Европы. Здесь активно действовали юденраты с многочисленным штатом сотрудников, включая еврейскую полицию; в гетто и самих городах были организованы производства, где активно использовался принудительный труд еврейского населения.

Гетто организовывали, прежде всего, в городах, районных центрах, местечках вблизи железных дорог, рек [15, с.125]. Туда также переселяли уцелевших после акций уничтожения евреев из сельской местности (чаще всего - лишь специалистов-ремесленников с их семьями). Тенденция концентрации еврейского населения в средних и крупных городах и переселение проводилось не с целью ликвидации еврейского населения, а в целях использования их профессиональных возможностей. Обычно переселялись отдельные семьи, не превышающие нескольких десятков человек. Однако это распоряжение касалось иногда и еврейских общин численностью не менее нескольких сот человек. Так, в Западной Белоруссии оккупанты предприняли уникальную попытку создать еврейский город («Judenstadt») в Пружанах [6, с.48 ]. Сюда было переселено несколько тысяч евреев из 14 населенных пунктов. В гетто Глубокое были направлены евреи из 42 городов, местечек и деревень [10, с.172]. Оно стало своеобразным еврейским центром.

Необходимым условием при организации гетто была обязательная регистрация всех евреев. Людям меняли паспорта, заменяя их на немецкие «аусвайсы», с обязательной пометкой «юде» [18, с.22]. Параллельно с этим шло заполнение анкет с приложением фотографий и вписыванием детей до 14 лет [18, с.5].

Сроки для переселения, как правило, устанавливались в несколько дней. Для переселения в Минское гетто было отведено 5 дней [2, с.65]. В Борисове на переселение давали нереальный срок - 1 день [53]. Во Дворце давалось две недели [43, с.4]. Иногда переселение растягивалось на более длительный срок.

Все гетто условно можно разделить на два основных типа: «открытое» и «закрытое». Первый из них (без физической изоляции евреев в охраняемый квартал или помещение) носил временный характер-до уничтожения либо до переселения в «закрытое» гетто, депортации, отправки в трудовые лагеря [46].

Узники «открытого» гетто чаще всего оставались в своих домах. Выселять и затем охранять жителей нацисты считали нецелесообразным.

В местах, где охрана была слабее, евреи могли торговать с местным населением, а еврейские ремесленники - ходить на работу в селения с собственными инструментами и зарабатывать своей семье на жизнь. Политика умеренного принуждения в маленьких гетто объяснялась ограниченной численностью сил местной полиции, не позволяющей осуществлять постоянное наблюдение, а также отсутствием колючей проволоки (как пример - гетто в Слониме) [2, с.87].

Крупные гетто были более закрытыми. Наглядным примером этого является подтверждение о Дворецком гетто: «Сначала в гетто был режим «открытого типа»: заключённым разрешалось выходить из гетто, но они были обязаны являться на вечернюю поверку. Все трудоспособные заключённые должны были трудиться. Чаще всего, евреи работали на погрузке, вывозе щебеня с бывшего советского аэродрома возле деревни Васевичи, на работах по укреплению и ремонту полотна железной дороги Барановичи - Лида. Осенью 1942 года гетто перевели на «усиленный» режим. Был увеличен конвой, пополнение конвоиров прибыло из Латвии и Литвы. Жителям гетто запретили выходить из зоны. На работу выводили под усиленным конвоем. Евреям запретили контакты с местным населением» [43].

Открытыми являлись также гетто в Новогрудке [15, с.10], Осиповичах [19, с.34].

Создание «закрытых» гетто имело целью переселение всех евреев в определенное место: квартал, улицу или помещение. Его внешней приметой был забор, который устанавливался силами самих евреев и за их счет. Выход и вход в гетто был возможен только через один или несколько пропускных пунктов, которые охранялись с внешней и внутренней сторон.

Заключение в гетто лишь предшествовало поголовному уничтожению еврейского населения. Это было звено в цепи продуманных мероприятий, еще одна ступень, приближающая миллионы людей к уничтожению. Из гетто было удобней вести на казнь, в гетто легче контролировались все слои населения, в гетто производилось отделение способных к сопротивлению от беспомощных детей и стариков.

Каждое гетто ограждалось и охранялось по-своему: либо ограждение колючей проволокой, либо кирпичной стеной или глухим деревянным забором. К примеру, в Бресте воздвигались проволочные заграждения от 1,5м [18, с.23], а в Барановичах их высота достигала 2,5 метров. Заграждения возводилось силами узников и за их счет, как в Новогрудке. где стараниями 100 человек было огорожено 28 домов [15, с.7], или пленными и местными жителями, как в Бресте [18, с.23].

Площадь и границы гетто, не были фиксированными: когда людей вывозили с него, гетто сужали [36, с.395].

Вокруг гетто устанавливались особые десятиметровые зоны, в которых сносились все объекты и запрещались строительство, складирование товаров, посадка деревьев и кустарников. Вход и выход из гетто могли быть осуществлены только через один или несколько пропускных пунктов, которые охранялись с внешней и внутренней стороны полицейскими. Охрану Брестского гетто осуществляла местная украинская и еврейская полиция, «но и те и другие, - как отмечает свидетель, - были одинаково жестоки» [18, с.23]. В основном, многие узники подтверждают, что кроме дубинок, никакого оружия у еврейской полиции не было. «Обходов по домам они не делали. У них были списки, и они знали, кто где живет», - так об этом говорит малолетний узник Брестского гетто [18, с.12,30].

Из свидетельских показаний видно, что существовали гетто, которые не охранялись. «9 марта 1942 года наступили изменения в жизни Смольян, когда евреев согнали в гетто на улицу Шкловскую. Здесь примерно в 30 домах и жило от 700 до 840 евреев. Они были только обнесены колючей проволокой, и в них существовал «мягкий» режим проживания. Такой режим обусловлен и тем, что туда приходили евреи, бежавшие из Минска, Борисова, Орши, Дуброво» [39, с.7].

Оккупационные власти стремились оторвать евреев от внешнего мира, ограничить возможности проживания в привычной для них среде. С этой целью вводились запреты: запрещалось закупать продукты, ходить по тротуарам, громко разговаривать, - словом воспрещалось все, напоминающее о человеческом существовании и достоинстве. Учитель Давид Плискин из м.Глубокого заплатил штраф в 500 рублей только за то, что съел несколько ягод малины с лесного куста [10, с.170]. Полный перечень запретов можно прочитать в директиве Г.Лозе, рейхскомиссара Остланда от 13.08.1941года [10, с.169].

При создании гетто, немцы часто прибегали к своему любимому провокационному методу: разделению на два гетто. Во второе гетто, как говорили немцы, должны попасть "малополезные", "малоценные" евреи. К ним относились старики и дети [44, с.7]. Люди прекрасно понимали, что они составляют очередную партию обреченных. О переселении людей во второе гетто п.Глубокое известно, что оно продолжалось около двух недель, от 20 мая до первых чисел июня 1942 г. Каждый день в течение 2-х недель сюда возили на подводах стариков и старух [10, с.172]. На самом деле, во второе гетто в Глубоком попало много специалистов (сапожников, столяров, портных) - людей физического труда, которых ждала работа на предприятиях, находящихся в ведении германского вермахта. В Беларуси одним из самых ярких приверженцев временного сохранения евреев для экономических потребностей был гебитскомиссар (районный комиссар) Слуцка - Кароль. Именно он выступал против уничтожения ремесленников, аргументируя это в октябре 1941 г. тем, что ремеслом в Беларуси занимаются только евреи. Для стимуляции этой фактически рабской силы Кароль, как и другие администраторы, сохранявшие ремесленников и вообще так называемых жизненно-важных работников, сохранял и их семьи (редко родителей, но часто жён и детей). Гебитскомиссар Эррен, находясь на территории Слонима, писал: «Как будут проведены вспомогательные работы, евреи будут уничтожены, кроме необходимых ремесленников и квалифицированных рабочих… В моих ремесленных училищах я заставлю еврейских специалистов обучать своему ремеслу сообразительных учеников, чтобы затем можно было в этих профессиях обойтись без евреев и ликвидировать последних» [2, с.87]. Рейхкомиссар Остланда Г.Лозе указывал «следует срочно позаботиться о подготовке квалифицированных рабочих из местной молодежи», что еще раз подчеркивает стремление в короткие сроки решить «еврейский вопрос» [2, с.131]. Потребность в использовании еврейских квалифицированных трудовых ресурсов в зонах немецкой военной и гражданской администрации отчасти влияла на последовательность уничтожения еврейского населения. Одной из первоочередных задач оккупационного режима было скорейшее открытие ремесленных мастерских и предприятий сферы обслуживания. Отсутствие или недостаток квалифицированных рабочих вынуждал власти использовать еврейских специалистов. Еще накануне или после первых расстрелов в немецкой зоне оккупации нацисты отбирали таких специалистов (сапожников, кузнецов, портных) и использовали их труд от недели до нескольких месяцев, а иногда и в течение полутора лет.

2. Судьба еврейского населения в гетто

Условия проживания узников в большинстве гетто были ужасны. Площадь гетто была невелика: например, площадь Брестского гетто составляла 5-6 квадратных километров, а вмещала 20 000 чел [18, с.23], Минского - около двух квадратных километров, занимая примерно 40 улиц и переулков [ 6, с.25 ]. В Мозыре в комнате ютилось по 5 семейств [10, с.180], в Барановичах в доме поселяли по 40 человек [26, с.146]. В связи с высокой плотностью согнанного населения, средняя норма площади на одного узника в доме была поистине тюремной: 1-2 кв. метра на человека. Свидетели Минского гетто уточняют площадь «1,5 квадратных метра на человека, не считая детей» [10, с.136], тогда как в Барановичском гетто приходился только 1 метр на человека [2, с.146]. В гетто г.Смоленска практически не было мебели: ели и спали на полу. В комнатах устанавливались двух- и трехэтажные нары; ночью выносились столы и стулья, люди спали по очереди. «На каждой койке разместилась семья», - эта цитата из воспоминаний Меломеда, узника Минского гетто [2, с.157], по 60 см на нарах каждому отводилось в Новогрудском гетто [15, с.8]. Братья Раяк вспоминают гетто в м.Глубоком так: «Жили в страшной тесноте, - несколько семейств ютились в одной комнате. Вся меблировка комнаты обычно состояла из столика и скамейки. Спать укладывались семьями на полу» [10, с.169].

Везде катастрофически не хватало помещений. Нередко людей размещали в полуразрушенных строениях или под открытым небом. В нечеловеческих условиях оказались евреи Витебска. На правом берегу Двины практически все здания были разрушены в ходе боев за город. Люди сооружали себе некое подобие шалашей, как свидетельствует очевидец: «Здесь было очень мало подвалов, жить приходилось под навесом, в конурах из кирпичей и жести и горелых кроватей» [10, с.185]. Ружанские евреи страдали больше всех. Они жили в такой тесноте, что многим приходилось ночевать под открытым небом, поэтому среди них была самая большая смертность: около 20 человек в день [44].

Из показаний В.Чернякова, жившего в местечке Лиозно Витебской области, более полно вырисовывается картина ужасного быта: «… В доме не было стекол, и в этом доме при 40° мороза жило 40 человек. Покрытые вшами, спали на гнилой, червивой соломе…» [10, с.213-214].

После организации гетто еврейские кварталы превратились в зону повышенной эпидемиологической опасности, ситуацию усугубляла большая скученность населения, грязь, нищета. Изнурительный физический труд создавал непосредственную угрозу не просто здоровью, но и жизни обитателей гетто. В первые месяцы (особенно зимой) на оккупированной территории смертность узников была чрезвычайно высокой. В ряде гетто вспыхнули эпидемии. В г. Гродно, по оценкам оккупационных властей, медико-санитарная ситуация неоднократно была на грани критической. В августе 1942 г. в обоих гетто началась эпидемия дизентерии. В начале января 1943 г. в гетто г. Гродно вспыхнула эпидемия брюшного тифа: с 3 по 9 января было зарегистрировано 52 случая заболевания среди еврейского населения, с 10 января по 21 февраля - ещё 32 случая [50]. Сохранившаяся отчётная документация о заболеваемости населения Белостокского округа представляет сведения о вспышках инфекционных заболеваний среди еврейского населения отдельных гетто: в период с 19 по 25 апреля 1942 г. было зарегистрировано 20 случаев заболеваний тифом в гетто м. Крынки; с 30 августа по 31 октября в Белостокском гетто было отмечено 95 случаев брюшного тифа, сильная эпидемическая вспышка была отмечена в Белостокском гетто в период с 20 по 26 декабря - 25 случаев брюшного тифа и 23 случая паратифа. Случаи заболеваний среди евреев брюшным и сыпным тифом, дизентерией, дифтерией, туберкулёзом и др. инфекционными заболеваниями были зафиксированы в мм. Ломжа, Индура, Мосты, Скидель, Семятичи, Цехановичи, Щучин, Ружаны, Зельва, Высоко-Литовск, Суховоля, Заблудов, Каменец и др. В целом, по официальным данным, в период с 19 апреля по 31 декабря 1942 г. среди еврейского населения Белостокского округа был отмечен 441 случай заболевания брюшным тифом, 16 - сыпным тифом, 57 - дифтерией, 154 - дизентерией и 77 - туберкулёзом [51]. Как следует из письма председателя Пинского Юденрата в окружной комиссариат г.Пинска, в гетто за период с июля 1941г по апрель 1942г зафиксирован «один случай сыпного тифа, 12 - брюшного тифа, 23 - дизентерии» [2, с.74]. Узники Минского гетто вспоминают об эпидемии тифа и чесотки [2 , с.159,161]. В Смоленске от голода и тифа «в результате того, что население питалось помоями и различными отбросами» весной 1942 г. умерли не менее 200 человек.

В гетто не работали водопровод, канализация, колодцы, телефоны, было отключено электричество.

Холодной зимой 1941/42 г. одной из главных проблем было топливо. Люди разбирали внутренние заборы и хозяйственные постройки, топили книгами. Жители Минского гетто использовали в качестве топлива разрушенные дома, заборы, выкорчеванные пни [2 , с.150].

Едва ли не главной проблемой физического выживания узников гетто был продовольственный вопрос. Из рациона питания евреев исключаются мясо и жиры. Становятся невозможными индивидуальные покупки в нееврейских магазинах и на рынках; запрещен обмен или покупка продуктов питания у местного населения.

Местные власти, испытывая недостаток продуктовых запасов, именно еврейское население ограничивали даже в отведенных ему нормах снабжения хлебом. Зимой 1941/42 г. во всех зонах оккупации евреи получали половинные нормы (по сравнению с другими местными жителями). Нормы снабжения хлебом заметно колебались: от 100 г в Осиповичах и Полоцке [19 , с.35], [2 , с.123] до 400 граммов хлеба в день для работающих узников Слонимского гетто [2, с.164]. Кроме того, в приказе № 6 по Осиповичскому району отделу снабжения было приказано «… снимите немедленно100 грамм хлеба со всех иждивенцев моложе 14 лет, а также и вообще со всех жителей еврейского происхождения за исключением рабочих, и с 15 января выдавайте железнодорожным рабочим на каждого рабочего дополнительно по 200 грамм на рабочего. Полиции всю без исключения штатную переведите на дополнительный паек 300 грамм хлеба в день и 16 кг картофеля, 3 кг мяса в месяц» [2, с.71]. Несомненно, что все это было связано с необходимостью восстановить потерянные силы нужных работников и быстрого восстановления разрушенных дорог и более бдительного отношения к службе своих подчиненных. В генеральном округе «Белоруссия» в августе 1941 г. еврейское население получало 125 граммов хлеба в день, а также 100 граммов муки и 75 граммов крупы в неделю. Но так было не везде, евреям не выдавали или постоянно урезали те виды продовольствия (мука, крупы, соль, картофель), которые получали остальные жители. Так, например, в гетто Борисова паек в размере 150 граммов хлеба в день получали только работающие, а в Глубокском гетто питание в концлагере состояло из «хлеба - 330 грамм на рабочего, состав которого - опилки, овсяная мука, размолотое стекло, песок и прочие примеси. Лица, не выполняющие какую-либо работу лишались и этого нищенского пайка. Мясо выдавалось порченное, с падали 80 грамм на 7 дней. Крупы - 50 грамм на неделю» [9, с.156]. В Новогрудке паек составлял 300г хлеба и картофель в сутки [ 15, с.5], в апреле 1943г. паек был урезан - выдавалось125г хлеба, «смешанного с соломой и миска пустого супа» [ 15, с.15].

Рабочим лагеря на ул.Широкой г.Минска выдавали по 300 г хлеба и 1 раз мутную водичку-суп, а работа на фабрике «Октябрь» считалась самой выгодной. Там, кроме 200г хлеб давали кружку горячей воды, а на обед жидкий суп [10, с.148]. Территория гетто имела пекарню: «Длинный желтый барак с гигантской печью, - как вспоминал Левин о пекарне в Бресте, - куда носили почти со всего гетто свои чугунки евреи» [18, с.25]. Голодной смертью в Витебском гетто уже в сентябре 1941г ежедневно умирало по 30-40 человек [2, с.121].

В гетто, как и в мирное время, между евреями отмечалось социальное неравенство: у тех, кто был побогаче, и жизнь была легче, так как обменивая вещи и ценности на продукты можно было выжить и не умереть с голода. Об этом говорят свидетели, указывая, что «у кого были деньги, те спаслись» [приложение 3].

Как истолковать то, что в такое тяжелое для всего народа время, евреи позволили себе разобщение? Несомненно, жизнь в гетто породила многие проблемы. Темные стороны жизни отражены в дневниках, свидетельствах тех, кому удалось спастись, и они действительно, вызывают протест и возмущение. И все-таки, поведение евреев в гетто знакомо нам не только с темной стороны. Известен случай, когда евреи Пружанского гетто собрали все свои оставшиеся ценности: броши, кольца, подсвечники и канделябры из синагоги, чтобы помочь евреям окружающих сел выплатить контрибуцию. Так были спасены евреи местечек Широков, Малич и Линово [10, с.84].

Самым тяжелым испытанием в гетто было испытание голодом. «Чтоб не умереть с голоду, жители гетто организовали пункты питания, в двух домах пекли хлеб. Но продовольственные пайки получали только те, кто работал. Остальное население гетто обменивало свои накопления, ценности на продукты питания. Оккупационные власти запретили местному населению передавать в зону продукты. За нарушение запрета - расстрел. И всё же продукты в гетто попадали. Находились отчаянные люди, которые их передавали» [приложение 2].

Лишь контрабандная доставка продуктов спасала многих от голодной смерти, несмотря на постоянное пресечение властями попыток получения продовольствия от местных жителей. В Смоленске местная полиция прогоняла крестьян, привозивших продукты. Многие узники до сих пор вспоминают эти жизненные моменты, когда отдал бы все на свете за краюшку ароматного хлеба [10, с.148]. С.Л.Заянц, прошедшая все тяготы Минского гетто, вспоминает вкусные мамины лепешки из картофельных очисток и муки, которую иногда получалось выменять [10, с.153]. Узники Минского гетто рассказывали, что благодаря рабочим колоннам, с которыми можно было выйти из гетто, получалось раздобыть себе что-нибудь на пропитание [10, с.158].

Воспоминания о Минском гетто дают нам сведения о том, что «так как денег не было, основной «валютой» в торговле между гетто и «той стороной» служил отрез - своеобразный обменный купон, в первичном своем назначении - материал на мужской костюм или женское платье», так как отрезы в советские времена имелись у многих и их собирание было самым надежным вкладыванием и сохранением денег [52].

Даже за пределами гетто шла борьба между местными ребятами и еврейскими за выживание и кусок хлеба, когда, вытесняя своих конкурентов, местные жители (чаще дети) публично выкрикивали при фашистах «Совет, юде!» или «жиденок», надеясь на быструю реакцию полицейских [ 18, с.26-27].

Особыми объектами ненависти нацистов и их пособников стали предметы культа, здания синагог и еврейских религиозных учебных заведений. Почти повсеместно разрушались синагоги и молитвенные дома (в некоторых случаях их использовали для хозяйственных нужд), оккупанты открыто издевались над верующими. Этот процесс сопровождался сожжением священных книг и разграблением имущества, а также показательными издевательствами над служителями культа и верующими. В местечке Любавичи Смоленской области (оккупанты называли его «святой город Иеговы, раввинов и ритуальных убийств») они подвергли жестоким пыткам десятки стариков. Их публично избивали, заставляли танцевать на свитках Торы, выдергивали волосы из бороды, а затем расстреливали [ 2, с.164]. В Белостоке подожгли синагогу, в которой находилось 300 мужчин [10, с.199]. Оккупанты повсеместно запрещали кошерный забой скота; заставляли религиозных людей брить бороды и пейсы.

Роль религиозных лидеров в жизни гетто и еврейской общины в целом была достаточно высока. Некоторые из них были убиты уже в первых погромах летом-осенью 1941 г. В отдельных случаях раввины становились во главе или избирались членами юденратов. К раввинам обращались за советом - составлять ли списки людей, которые требовали немцы. Мнения их были разные, но большинство склонялось к тому, что во имя сохранения жизни большинства следует выполнить приказ нацистов. Однако в большинстве случаев они оставались неформальными лидерами, к мнению которых прислушивались не только верующие. Но мало кто из религиозных лидеров пережил оккупацию.

Несмотря на неимоверно тяжелые условия, религиозная жизнь в гетто все же продолжалась. Роман Левин вспоминал, как ходил по субботам к религиозным евреям, чтобы растопить им печь, иначе они весь день сидели в холоде, соблюдая религиозную субботу [ 18, с.25]. «Боже сохрани, - писал Роман о глубоко верующих, - появиться с кусочком сала на кухне! Они нас гнали немедленно! Все кушали в своих комнатах, на кухне никто никогда не питался» [18, с.30]. Помимо этого в субботу в районе базарчика Брестского гетто, поддерживая религиозные традиции, евреи собирались на молитвенные собрания: « …с пейсами, с бородами, в черных шапочках» [18, с.29]. С приходом темноты в бункерах зажигались свечи и люди все вместе читали молитву, после чего ложились спать на голые полы [44, с.7]. В Борисовском гетто вселял веру в победу над сатаной (фашистом) и занимался укреплением духа узников бывший меломед Лейб Чернин [53]. А старики Глубокского гетто, даже идя на смерть, кидали вызов врагу и с гордостью в сердце и твердыми нотками в голосе пели предсмертную молитву "Эль молей рахамим" [10, с.174].

Узники использовались на различных вспомогательных и ремонтных работах (в первую очередь, вермахтом). Автор книги «Памятники геноцида евреев Беларуси», опираясь на документ НАРБ, составленный комиссией на основании свидетельских показаний и очевидца белоруса тов.Д, дает нам полное представление о тех ужасных временах в Глубокском гетто на Могилевщие: «Было согнано 5800 человек. Шло изнурение непосильными условиями работы по 14-16 часов в сутки, доставка бревен на плечах до 3-х км, подноска камня и кирпича вручную до 30-50 кг на рабочего, выпиливание кусков льда босыми, раздетыми и доставка его на берег без всяких средств перевозки, размол зерна вручную на паровой мельнице, двигатель которой не работал, откачка воды при помощи приводов, куда должны были запрягаться лошади, поднос песка и гравия для починок дорог, создание специальных упряжек для перевоза на 1-1,5 км 5-10 бревен жилых домов, использование евреев для выноса неразорвавшихся авиабомб за город, очистка уборных и сбор мусора руками без всяких инструментов и приборов, после чего это фотографировалось, очистка дымоходных труб, выбивание лестниц из-под ног работников с целью вызова несчастного случая и унижения. За малейшее невыполнение умышленно повышенных нормативов работ применялись разного вида наказания: удары плеткой 80-125 ударов, после чего редкие выдерживали, вырывание пучками волос, удары палкой по голове» [9 , с.158].

Принудительный труд евреев на оккупированной территории применялся в самых разнообразных формах. Мечислав Яцкевич вспоминает: «Вскоре немецкой власти понадобились специалисты- пекари, портные и другие, всего 60 человек. Их увели из гетто и жили они в отдельном, охраняемом месте в городе. Условия жизни им улучшили. Доктора (дантиста) освободили, предоставив ей кабинет для приёма больных» [46, с.7].

Во всех без исключения населенных пунктах нацисты использовали труд не только для поддержания и подъема военно-хозяйственной жизни и помощи на нужды армии, но и в качестве издевательства над еврейским населением. Евреи подвергались дискриминации в вопросах возрастных границ привлечения к трудовой повинности, оплаты и условий труда. В Долгинове, например, «…евреев запрягали в плуги и бороны, так они должны были бороновать и пахать землю. Слабых женщин заставляли с места на место переносить тяжелые камни, большие ящики с песком, а потом оказывалось, что это совершенно не нужно. Цель была одна: мучить людей» [10, с.178]. Надсмотрщики же в это время наслаждались страданиями своих жертв и безудержно смеялись, глядя, как евреи чистили отхожие места голыми руками и носили нечистоты в мешках на плечах, а воду в дырявых ведрах [ 10, с.178].

Непосильный труд, нечеловеческое обращение и питание было рассчитано на исчерпывание физического труда для своей пользы и постепенного вымирания нации. Об этом ясно написано в берлинском протоколе совещания по поводу окончательного решения еврейского вопроса от 20.01.1942г «…большая часть их вымрет в результате естественного отбора» [2 , с.62].

Если в одних местах немцы изматывали людей и любовались их страданиями, то в других - использовали для своей экономической эффективности и пользы, как было в Глубокском гетто, где была налажена система работы по сбору, чистке, сортировке вещей, продуктов и металлов для отсылки награбленного в Германию [10, с.172]. С первых дней оккупации фашисты производили полный грабеж еврейского населения, забирали все, что попадало в поле зрения. «Еврейка не имела права сохранить даже меховую пуговицу» [10, с.85].

Гитлеровцы хотели убить человеческое достоинство евреев, его боевой дух. Они, стараясь унизить человека, придумывали всевозможные моральные пытки. Несомненно, главным образом на моральное унижение был рассчитан строгий приказ о ношении на груди и спине так называемых опознавательных знаков желтого цвета у всех без исключения, кроме небольшого различия: в одних местах это были желтые звезды, как в м.Гродзянка [ 19, с.38] или Новогрудке [15, с.5], в других - кружки по 8-10 см в диаметре ( как в Осиповичах) [ 19, с.35] и в Городке Витебской области [ 2, с.124], но чаще всего это были на глаз неровно вырезанные кружочки, как в Минске, где немцы не требовали, чтобы «желтые звезды» были действительно звездами [52]. Как правило, вопрос отличительного знака для евреев был прерогативой местного начальства и на различных частях оккупационной территории решался по-своему. Также существовали некоторые отличия по месту ношения этих знаков: либо слева на груди и спине либо на спине и правом плече. Красные латы были у тех, кто работал, зеленые - у неработающих. Каждый еврей обязан был носить на правой стороне груди белый номер с обозначением улицы и дома, в котором он живет для установления, нет ли в доме посторонних [10, с.142]. В Брестском гетто ношению желтых лат предшествовало ношение повязок на рукаве еще до создания гетто [18, с.20], то же было и в Гродненском гетто[36, с.388]. Как вспоминает Р.Е.Шиндер-Войсковская, «ношение этих знаков приносило ужасное чувство мучительного стыда и позора. Многие неделями не выходили на улицу» [10, с.200].

Дети до 10 лет лат не носили и некоторое время являлись основными кормильцами семьи, собирая подаяния за пределами гетто [18, с.24]. Но позже полицаи и жандармы начали охоту за такими ребятами, их избивали и даже убивали [23, с.24 ]. 11-летний Роман Левин из Брестского гетто рассказывал, как чистил ботинки немцам, носил их чемоданы, за что получал либо кусок хлеба, либо мармелад, а иногда и деньги. Но если это видел полицейский, то возвращаться домой приходилось ни с чем, так как все отбиралось [18, с.27].

От невыносимых условий в гетто люди бежали, особенно молодые. Не найдя партизан и приюта у христиан, голодные, они часто возвращались назад. Местному населению под страхом смерти запрещалось не то, что прятать, даже помогать евреям. Очевидцы такой страшной трагедии вспоминают и то, что возможность уйти из гетто и таким образом спастись, существовала, однако, основная часть евреев оставалась на месте. По утверждению Наума Рафаиловича Кагана, бежать особо было некуда [39, с.7].

Некоторые старались спасти себя и своих детей. Ицхар Чопер, засунув своего маленького ребёнка в мешок из-под картошки и, взвалив его на плечи, он пошёл отмечаться. Немцы подумали, что в мешке его пожитки, пропустили. За весь период существования Волковысского гетто около 200 евреям удалось убежать, но жилось лучше только тем, кто мог откупиться [44].

Испытания, которые выпали на долю еврейского народа, не смогли сломить его моральный дух. Нам стали известны строки из песни о Гродненском гетто, созданной в заточении:

Небо серое стало,

И на душе тяжелей,

в гетто согнали немало,

много тысяч людей.

За проволоку колючую

Загнали нас всех как есть,

Забрали, что было лучшее,

Сказали: «Живите здесь» [17, с.143].

А песня «Злая доля» была написана в Минском гетто и воспроизведена со слов узницы Майи Радошковской [2, 167]:

Эх, ты доля, злая доля,

Доля горькая моя.

Эх, зачем ты, злая доля.

Меня в гетто привела.

За оградой, за колючей

Я сижу как зверь лесной

И никто мне не поможет

Выйти с гетто в край родной.

И с работы на работу

Нас ведут как скот людской.

И раздеты и разуты

Бродим мы голодные.

На работе на тяжелой

Подрываю силы я

Эх, зачем же, злая доля,

Меня в гетто привела.

Воспоминания узников гетто позволяют полнее и глубже раскрыть и понять весь тот ужас, который выпал на долю еврейского народа в годы войны, помогают нам прочувствовать и окунуться в атмосферу жизни за колючей проволокой, пропустить через себя унижение и боль, выпавшие на их долю.

ГЛАВА 4. АКЦИИ УНИЧТОЖЕНИЯ

В литературе по геноциду выделяется три периода проведения акций уничтожения евреев на Белоруссии [17, с.131]

1. С 22.06.1941г до начала зимы 1941-1942г, когда большинство евреев Беларуси в ее границах до 17.09.1939г были уничтожены. С наступлением морозов акции по ликвидации евреев приостановились, так как было проблематично проводить захоронение останков расстрелянных людей.

2. С весны 1942 до конца 1942г. В это время была уничтожена большая часть евреев в западных районах Белоруссии.

3. С начала 1943г до отступления немцев в июне-июле 1944г были уничтожены все евреи, которые оставались в живых.

В Белоруссии немцы старались не допускать до массовых акций полицию из местных жителей. Поэтому акции проводились силами привезенных сюда украинских и литовских полицейских батальонов [2, с.81,167].

Процесс уничтожения евреев можно поделить на следующие этапы:

1. Полное уничтожение еврейского населения. Проводилось в местах, где проживало незначительное количество евреев.

2. Уничтожение определенного количества мужского еврейского населения. Проводилось во всех крупных общинах.

3. Уничтожение части нетрудоспособного еврейского населения. Проводилось в достаточно крупных общинах.

4. Переселение евреев в более отдаленные от лесных районов гетто.

5. Уничтожение представителей еврейской интеллигенции.

Как известно из сводок полиции безопасности и СД по СССР, в Гродно уже 5 июля начались еврейские погромы, в Минске - 12. В первые дни войны в Гродно и Лиде было убито 96 евреев, а в Минске до конца июля были «ликвидированы все слои еврейской интеллигенции (учителя, профессора, адвокаты и другие, кроме медработников)» [2, с.77-78].

Отмечаются особенности в темпах ликвидации еврейского населения в восточных и западных областях Белоруссии. До конца 1941г оно полностью было ликвидировано в восточной территории: в Могилеве - 10 тыс, Витебске и Бобруйске - по 20, Борисове - 8, Полоцке - 7 тыс. [2, 21].

На западных территориях Белоруссии процесс уничтожения евреев был более продолжительным. Еще в конце 1942г тут проживало 30 тыс.евреев [17, 137].

1942-1943гг. были кульминационными в процессе уничтожения евреев. С конца января 1942 и до осени 1943г длился второй этап уничтожения еврейского населения. За два только месяца было уничтожено от 2300 до 3400 человек в Барановичском гетто, 600 - в Ивацевичах, 2653 - в Докшицах и т.д. [31,с.131].

Методы проведения акций по уничтожению евреев описаны во многих документах. За один день нацисты не в силах были уничтожить евреев в Минске и Койданове, поэтому акция по уничтожению была растянута до 3 марта 1942г. Всего было убито 3412 человек [2, 88-90].

В апреле 1942г на одном из секретных совещаний начальник полиции безопасности и СД в Белоруссии заявил, что на территории генеральной округи по приблизительным данным уничтожено из 150 тыс.евреев - 130 [2, 24].

В 1941-начале 1942гг происходило в основном ликвидация евреев в малых гетто. Необходимость в рабочей силе для выполнения военных заказов вермахта не позволяла проводить ликвидации евреев больших гетто в крупных городах.

Уничтожение евреев летом 1942г приобрело более широкий размах, что видно из отчета генерального комиссара Белоруссии В.Кубе «За последние 10 месяцев в Белоруссии ликвидировано 55 000 евреев… В Барановичах, в самом городе, еще остается 10 000 евреев. Из них 9 000 будут ликвидированы в следующем месяце» [2, 94-95].

Часто за день или за два до массовой казни немцы приступали к строительству бань, либо других мест общественного пользования в гетто, дабы усыпить всякие подозрения. Людям, которых выводили на казнь, предлагалось запастись теплыми вещами, двухнедельным запасом пищи, хотя им оставалось жить несколько часов. Обреченных на смерть строили в колонны и сообщали фальшивый маршрут следования: им предстоит пройти пешком до ближайшей железнодорожной станции и там сесть в поезд. Колонна людей, с теплыми вещами и продуктами питания, выходила на шоссе и неожиданно меняла направление - оказывалась в лесу, перед вырытыми могилами. Очевидец событий уничтожения евреев в м.Холопенчи (Минщина) вспоминал об этом факте так: «20.09.1941 всех обязали придти в клуб, будто бы по поводу обсуждения вопроса о переселении. Кто не мог передвигаться, подвозили. Затем колонну повели в Каменный лог. Где всех 2700 (900) человек и убили». Если обреченных везли на казнь поездом, то они до последней минуты не знали, куда их везут; их уверяли, что поезд доставит их к месту новой работы. В Треблинском лагере уничтожения был построен фальшивый вокзал с кассами и расписанием поездов, чтобы высадившиеся из эшелона не могли сразу ориентироваться и понять, что их привезли в глухой тупик. В некоторых случаях людей заставляли перед смертью писать письма родным; это усыпляло беспокойство и подозрения.

Другим излюбленным способом обмана был сбор людей в определенное место под предлогом регистрации. Таким способом были уничтожены евреи м.Плещеницы Минской области [3, с.164] и п.Сураж. Свидетельница Е.А.Рыко вспоминала о жестокой расправе 12.07.1941г в п.Сураж так: «Всё еврейское население - мужчин, женщин и детей собрали на площадь, поставили в строй для регистрации. Недалеко от строя поставили два ряда немцев с палками и каждого еврея, идущего от стола, нещадно били палками. Затем мужчин разували, снимая хорошую обувь, и клали перед немцами лицом в низ» [2, с.146]. Далее все по сценарию - рытье ям и расстрел.

Логика такой системы обмана совершенно ясна. Гитлеровцы опасались сопротивления и восстаний. В Бресте даже разыграли целый спектакль с заполнением и составлением списков, кто откуда родом и кому куда ехать, чтобы обеспечить спокойствие м предотвратить панику перед проведением уничтожения [6, с.58]. Немцы старались до последней минуты держать обреченных в неведении ждущей их судьбы. Существовала единая, строго продуманная система обмана. Среди обреченных распространялись слухи, что их концентрируют либо для обмена на немецких военнопленных, либо для вывоза на сельскохозяйственные работы, либо для переселения на новое место жительства. Об одном из таких фактов повествует один из узников «… людей собрали в синагоге под предлогом отправки в Минск. Все ценные вещи заставили оставить на улице.

Воспоминания, свидетельские показания, дополненные трофейными документами противника, позволяют воссоздать хронику гибели Минского гетто. Узники гетто в своих воспоминаниях называют 5 крупнейших погромов: 7 ноября и 20 ноября 1941г, 2-3 марта, 28-31 июля 1942 го и октябрьский 1943г.

Фашистские палачи стремились разнообразить методы и орудия убийств. Кровавыми расстрелами они уже насытились, поэтому, ради экономии патронов стали в реках и озерах топить свои жертвы. О попытке утопить евреев в болоте летом 1941г стало известно из немецкого документа об акциях в районе Припятских болот «Практика загонять женщин и детей в болота не дала ожидаемого результата, потому что болота не настолько глубоки, чтобы человек мог в них утонуть. Этому препятствовало также то, что на глубине примерно метр в большинстве случаев была твердая почва» [16, с.80].

В октябре 1941 г. было вывезено из районного центра Ельск на барже 500 евреев. Пять дней их возили по Припяти, не давая пищи. Партизаны Столинского отряда сообщали в докладной Центральному Комитету КП(б)Б, что крестьяне близлежащих деревень выносили им к реке еду, но фашистские вандалы открывали пулеметный огонь и никого не подпускали к барже. На шестой день всех евреев утопили в реке [22, с.181].

Свидетель В.И.Бутримович, житель г.Витебска, рассказывал: «18 июля 1941 группу евреев г.Витебска вывели на берег р.Западная Двина, с целью уничтожения путем потопления. … В этот день немцы утопили сорок человек. Всего в июле месяце немцами утоплено в реке более 150 евреев… В июне 1941 немецкие войска в районе Видзовского озера расстреляли около 50 евреев. Перед расстрелом их подвергали зверским пыткам, а потом загнали в озеро» [2, с.146]. В сентябре этого же года еще 2 тыс.витебских евреев утопили в Зап.Двине [16,с.121].

Таким же образом каратели утопили 700 человек на р.Припять, заставляя их прыгать в проруби под лед [2, с.205].

Уничтожение населения г.Лиозно происходило по той же схеме: «Здесь с них срывали одежду, раздевали почти догола при 20-градусном морозе и, поставив на крутой обрыв. Расстреливали…Безжалостно, как игрушку, подбрасывали голеньких малых детей вверх, расстреливали на лету или просто бросали в яму, потом слегка забрасывали снегом и после того, как убитых накапливалось много, немцы закладывали взрывчатое вещество и взрывали землю. Таким образом трупы зарывали землей. Жители района, примыкавшего ко рву, рассказывали, что долгое время они не могли брать воду из речки, так как изо рва долгое время сочилась кровь» [1, с.148]

«10 июля 1941гсхватили 18 евреев и расстреляли их в двух километрах от города. О судьбах этих несчастных мы узнали только через десять дней, когда собаки принесли руку одного врача с красным крестом на рукаве…. Многие решили умереть и бросились в аптеки за ядом. 47 человек отравились и умерли. Я тоже решила умереть. У нас был запас морфия, и мы его разделили между собой - по 1 г на человека. Я приняла один грамм вовнутрь и грамм ввела в вену. После этого мы заперлись в квартирах и сделали угар. Юденрат узнал об этом и под утро открыл квартиру. Все лежали в беспамятстве, а один счастливчик умер. Медперсонал ухаживал за нами трое суток, и мы вернулись к жизни», - вспоминает Ольга Гольдфайн из Пружан [5, с.186]. Потом ей удалось убежать из гетто, а гетто уничтожили.

7 ноября 1941г. погибло 12-13 тыс. [3, с.174]. Варварство, человеконенавистничество фашистов перешли все самые безумные границы. Они посягнули на святая святых - жизнь детей, посягнули на Будущее. На них они не тратили свинца. Им разбивали головки о столбы и деревья, кидали живыми в разведенные для этого костры. Матерей же убивали не сразу, давая раньше истечь кровью их бедным сердцам при виде смерти малюток. «Маленьких детей, полицейские забирали у родителей и переламывали спинной хребет о колено. Грудных подбрасывали в воздух и стреляли в них, либо ловили на штыки, а затем бросали во рвы. Раздетых выстраивали возле ямы и расстреливали из пулеметов» [3, с.141].

В промежутках между погромами ни на день в гетто не прекращались облавы, аресты, расстрелы. Очевидность грядущей гибели смешивалась со столь свойственной людям надеждой на спасение: они продолжали мечтать о мирной жизни, родном доме, хлебе. О том, что переживали тогда евреи, дает представление воспоминание Раяк об уничтожении в Борках: «Детей бросали в яму живыми и так живыми их и закапывали… заставляли у открытой могилы молодых танцевать, а старых петь еврейские песни.... принуждали молодых и здоровых вносить на руках в яму бессильных стариков и калек и укладывать их там. Только после этого следовало ложиться самим, и тогда уже немцы методично, спокойно расстреливали всех" [3, с.171].

Обычно казнь совершалась единообразно в местах, отдаленных друг от друга сотнями, а иногда и тысячами километров: выгоняли людей силой из домов, заводили в сарай, раздевали и расстреливали, затем сжигали трупы. Такое полное единообразие свидетельствовало о заранее разработанной тайной инструкции. Этой инструкции придерживались палачи. Форма и глубина ямы, порядок конвоирования к месту казни, объяснения которые давались людям, ведомым на казнь, все это одинаково в тысячах случаев. Очевидец местечка Козловщина Дятловского района В.Баярчук вспоминает: «24.11.1941г. по приказу офицера было собрано 40-50 человек. В их числе был и я. Всем собравшимся дали лопаты, кирки и приказали рыть ямы в 3 км от м.Козловщина, и очень торопили, не давая отдохнуть. Мы вырыли 4 ямы размером 20 м в длину, 3 м в ширину, а 2 ямы были меньше, по 10 м длиной. После чего нам приказали оставить лопаты и отправили нас в м.Козловщина… Придя домой, я видел, как вывозили евреев. Всего было 13 грузовых машин. Под вечер снова нас собрали у волостного управления, где располагались немцы. Нас направили в лес на то же место, где мы увидели ямы, наполненные трупами. Вокруг ям валялись черепа убитых, кровью были залита земля, даже на сучьях висели мозги. И стволы деревьев были облиты кровью. Немцы приказали нам зарыть ямы с трупами и идти домой..» [2, с.248].

Живя в постоянном страхе быть уничтоженными, жители гетто образовывали себе укрытия. С.Л.Заянц, узница Минского гетто, описывает свое место схоронения так: « В нашем доме была оборудована «малина» - яма в подполье. Под кроватью был замаскирован вход в нее. В кладовке была устроена двойная стенка. Последний, кто маскировал вход в «малину», прятался в кладовке» [16, с.153].

Благодаря этим укрытиям, мы имеем неопровержимые доказательства злодеяний фашистов, которые донесли до нас выжившие в то время евреи. Таким образом, из показаний Веры Бакляш, стало известно и об уничтожение еврее Бреста 15 октября 1942 года, которое сопровождалось «…таким торжеством, как будто справляют большую победу -- взятие города или что-нибудь в этом роде. После проведенной "акции" всю ночь были слышны пение и музыка» [3, с.196]. В этой акции погибло 17 тысяч брестских евреев. Аналогично вели себя фашисты и при уничтожении евреев Минского гетто. «…В полдень на Юбилейную площадь согнали всех, кто находился в пределах гетто. На площади возвышались огромные празднично украшенные столы, заставленные всевозможными яствами и винами; за этими столами сидели руководители неслыханного в мировой истории побоища» [3, с.151-153].

Когда же, по расчетам немцев, люди еще оставались в укрытиях, они прибегли к новой тактике: «выпускали из тюрьмы 100 евреев и заставляли их под угрозой смерти заходить в дома и на еврейском языке вызывать из укрытия людей, говоря им, что их не будут убивать, если они выйдут из укрытий. Некоторые, из укрывшихся, поверили в это, они вышли, но вместо того, чтобы дать им работу, их увезли во двор тюрьмы, а оттуда на ямы, где расстреляли» [16, с.166]. Для истребления узников пинского гетто(август 1941-октябрь 1942) были привлечены малолетние ребятишки, которым за указания подвальных укрытий обещали жизнь. «Такая тактика, - по словам фашистов, - не раз была опробована и никогда не подводила» [16, с.99].

Очень часто были облавы, «забирали мужчин якобы на работу, но никто из них не возвращался домой. Немцы забирали людей прямо на улице и угоняли на расстрел», - вспоминала С.М.Голуб из Минского гетто [16, с.149].

Сведений о втором погроме меньше, но доподлинно известно, что было уничтожено от 7 [3, с.143] до 10 тыс.человек [20, с.313].

Третий погром 2-3 марта 1942 гестаповцы свершали как обычно, в пьяном угаре и навеселе [3,с.145]. Так как население гетто было предупреждено о готовящемся погроме, охране порядка не удалось собрать нужных по плану для расстрела 5000 человек, в результате чего весь удар пришелся на детей из Минского детского дома [14, с.54]. В этом погроме было уничтожено еще 5 тыс.евреев [3, с.145].

Характерно, что уничтожение евреев в гетто происходило в основном в то время, когда рабочие колонны (в основном здоровые мужчины) находились вне гетто. Наиболее характерно это было для Минского гетто [3, с.141-154].

28-31 июля 1942 длился самый страшный, неслыханный погром в Минске. Уничтожено было около 25000 человек [3, с.150]. Уже через год численность советских евреев в этом гетто сократилась более чем в десять раз и составляла к августу 1942 г. примерно 6,5 тысячи человек. «В этот последний день погрома, - как пишет В.Гроссман, - фашисты перешли все границы человеческих представлений о преступлениях. На глазах, сходивших с ума, падающих в обморок матерей, пьяные немцы и полицейские насиловали девушек, не стесняясь ни друг друга, ни окружающих; вырезывали им кинжалами половые органы, заставляли живые и мертвые тела принимать самые постыдные позы, отрезали носы, груди, уши… Весь день не прекращались истерические крики, вопли и проклятия; их не могли заглушить десятки гармошек» [3, с.154].