Север Vs Юг: две ипостаси американской цивилизации

Первой же американской феминисткой считается Абигейл Смит, которая стала автором фразы, ставшей знаменитой: «Мы не будем подчиняться тем законам, в разработке и принятии которых мы не принимали участие, и не будем подчиняться власти, которая вовсе не представляет наших интересов». Также Абигейл всячески, в шутливой форме, старалась дать наставления своему мужу-президенту в отношении решения «женского вопроса». Несмотря на свое видное положение (первая леди Белого дома), Абигейл Смит не владела собственностью и не могла как-либо ей распоряжаться, а подписывать документы и подавно.

С бурным развитием промышленности на Севере требовалось все больше рабочих рук, поэтому к труду стали привлекать женщин (например, работа на текстильной фабрике), что привело к изменениям основ семьи и брака. При этом на Севере с вовлечением женщин в производство возникла новая проблема - женщинам намного меньше, чем мужчинам. Промышленники объясняли это тем, что женщине не надо содержать семью - это обязанность мужчины. Таким образом, в северном обществе назревал серьезный гендерный конфликт, а также обострялись и социальные проблемы: резко выросла проституция и число абортов, появились дети-подкидыши. Также женщин не принимали и в профсоюзы, которые защищали только права мужчин-работников.

Первые американские женщины-феминистки участвовали и в движении против рабства наравне с мужчинами, но во время заседания Всемирного конгресса противников рабства они были выставлены за дверь, что позволило им «осознать свое сходство с положением рабов». В 50-х годах XIX века Элизабет Стэнтон и Лукрецией Мотт была принята и подписана «Декларация чувств» , утверждавшая, что женщины и мужчины рождены равными, но в данный момент женщины чувствуют себя ущемленными и неполноценными членами общества. Женщины требовали, чтобы им предоставили равные с мужчинами права: право голоса, право собственности, право развода и право раной оплаты за труд.

В 70-е года XIX века вышеупомянутая Элизабет Стэнтон и Сьюзен Энтони основали Национальную ассоциацию суфражизма, которая протестовала против пятнадцатой поправки к Конституции, даровавшей афроамериканцам, в отличие от женщин, право голоса. Но Стэнтон была настолько радикальной феминисткой, что пошла гораздо дальше требования избирательных прав: она стала выступать против самого института брака как такого, рассматривая его как «вид неоплачиваемой проституции и домашнего труда», а не как освященный религией союз мужчины и женщины. На Юге же такие взгляды были совершенно немыслимы для воспитанных в консервативных традициях женщин, далеких от капиталистической морали и нравственности. Таким образом, феминистское движение на Севере набирало обороты и росло быстрыми темпами: появились различные ассоциации и комитеты, борющиеся за права женщин и разрушающие традиционные идеалы семьи и брака.

А что же происходит с семьей на Юге? Представьте себе раннее воскресное утро в штате Виргиния: священник уже начал службу, опоздавшие семьи торопливо устремляются в церковь, заходят и садятся на скамьи. Они жаждут краткой и прекрасной проповеди и знают, что в конце не будут разочарованы. Таков образ американских семей Юга начала XIX века. Женщины были ответственны за религиозную жизнь своей семьи, как хозяйки и покровительницы семейного очага, женщины создавали уют в доме, воспитывали детей в вере, ухаживали за больными и почитали стариков. Дом был центром их микромира: той основой, которая давала жизнь и «питала» на протяжении всей жизни. Неслучайно Скарлетт ОґХара так трепетно относилась к Таре - своему родовому гнезду, и всячески старалась его отстоять и сохранить. Также на Юге наблюдался некий культ матерей и жен. Южанки обдумывали для дочерей приданое и подбирали литературу, а также поддерживали свои приходы частыми посещениями и разнообразной помощью, много общались со священнослужителями, делали подарки церкви. Совместно с пасторами женщины посещали больных и пожилых людей, утешали вдов и родственников погибших людей, помогали привести к Богу других, много молились, заботились о сиротах и убогих, сопереживали заключенным в камерах. Также женщины занимались благотворительностью и образованием, помогали рабам и зачастую выступали их покровителями (например, помощь в лечении болезни). Женские миссионерские организации, несомненно, были ключевой частью церкви и обогащали социальную жизнь общества.

Женщины создавали и свои собственные ассоциации по интересам, посещали дома друг друга, обменивались опытом ведения хозяйства и воспитания детей, подготавливали дома для религиозных праздников и каких-либо городских торжеств, совершенствовали свою жизнь через веру. Религия заполняла умы женщин, они не желали ничего другого, «как социального и духовного преобразования мира»: в будущем их внучки также будут продолжать проповедовать Евангелие и заниматься миссионерской деятельностью. Религия формировала восприятие мира, придавала смысл жизни. Евангельские женщины выступали на Юге в качестве духовных наставников и консультантов, но так или иначе женщины были исключены из церковного управления и официального руководства. Но были случаи, когда в баптистских церквях женщины служили в качестве дьяконесс, а позже у методистов - в качестве сподвижников и сопроводителей. Так, Мэри Ли Кэйгл была одним из немногих членов Новозаветной Церкви женщин Христа, которая в 1890-х годах проповедовала и организовывала новые приходы, также женщина в Нэшвилле основала первую Духовную церковь для черных. Но были и примеры религиозного угнетения женщин, например, когда религиозные общины, куда входили женщины, становились слишком сильными и влиятельными, церковные лидеры пытались поставить их под свой контроль и даже могли их распустить.

В общественной жизни Юга, как можно было заметить, женщины играли важную роль, хотя и не касались политических вопросов. Их деятельность ограничивалась не только церковной службой: они молились и проповедовали в общественных местах. Патриархальный настрой общества иногда приводил к попыткам ограничить активность южанок, однако эти попытки не увенчались успехом. Женщины продолжали устраивать молитвенные собрания и проповедовать. Женщины также участвовали в церковных хорах: так, «евангелиийская звезда» Вилли Мэй Форд Смит была одной из немногих женщин, у которых песенный дар был формой служения. Ее пение возрождало, вдохновляло и духовно обогащало слушателей. Так южные женщины в каждом поколении раздвигали границы допустимого в рамках церковного служения. Церковь была единственной ареной, где женщины имели голос, где рождалась сила духа и убежденность.

Но присутствие женщин ощущалось повсюду: воскресные школы, ярмарки, молитвенные собрания, общества - все это не обходилось без их участия. Мужчина попросту бы не справился с этими обязанностями, да и южанина больше заботило военное дело, управление плантацией, охота. Женщины, совместно с прислугой, покупали ткани и шили платья и шторы, следили за порядком в доме, контролировали процесс приготовления еды, накапливали опыт ведения хозяйства и передавали его следующему поколению. Они не работали на заводах как северянки, но ведение хозяйства и воспитание детей, следование строгим моральным нормам было для них своеобразной бесплатной работой, которая приносила больше радости и уважения, нежели работа женщин-янки.

Помимо протестантских церквей существовали и католические монастыри, которые при поддержке южанок основывали школы для девочек, проводили бесплатные занятия для негров и коренных американцев, открывали вечерние школы для взрослых, брали опеку над детьми-сиротами, обучали молодых женщин. Сестры-монахини ухаживали за ранеными в военных госпиталях. К 1860 году на Юге насчитывалось более девятнадцати приходов, основной деятельностью которых был уход за сиротами и их обучение. В 1845 году женщиной была организована Южная баптистская конвенция, вложившая 1/3 своих денег в благотворительность, помощь сиротам и нуждающимся в социальной защите. Они заботились также о рабах, больных, заключенных, индейцах. Часто южанки выступали инициаторами и организаторами ремонта церквей и домов пастора.

Историки отмечают, что к концу XIX века, когда Север покрылся всевозможными феминистскими организациями, на Юге же были распространены и доминировали женские миссионерские общества, которые не выдвигали политических и экономических требований, а занимались социальными вопросами.

Помимо всего прочего женщины желали расширить сферу своей церковной деятельности. Так, религиозный культ и благотворительность шли рука об руку. Через миссионерские общества женщины устраивали встречи, знакомились друг с другом, управляли бюджетом своих организаций и привлекали средства на их развитие. Женщины в своих приходах занимались всем - от организации яслей и детских садов до создания миссионерских подготовительных школ. Некоторые местные и государственные организации поддерживали начинания женщин, иностранные путешественники общались с ними и распространяли сведения о миссионерской деятельности южанок за пределами США. Такая неформальная «работа» женщин в качестве покровительницы дома и миссионерского проповедника является одной из особенностей американской южной истории. Самым же важным в деятельности южанок оставалось спасение души. В своей миссионерской деятельности они практиковали «индивидуальный подход к клиенту».

Таким образом, через домашние обязанности и миссионерство южанки вышли в своей общественной деятельности за пределы церкви.

Белые женщины-общественницы зависели от афроамериканской прислуги, которые должны были освободить их от домашних обязанностей. Часто южанки вовлекали черных женщин в миссионерскую деятельность (это были бывшие рабыни или дочери бывших рабов). Прихожане отмечали, что черные женщины были доброжелательными и прагматичными137. Так, в 1882 в Джорджии был открыт Пейн колледж для черных при активном содействии общественниц. Сам Пейн институт был задуман как совместный проект цветной методистской епископальной и южной методистской церквей. Так без громких фраз и заявлений, присущих эпатажным северянкам-аболиционисткам, церковные активистки с Юга занимались полезными общественными делами, способствуя уничтожению расовых предрассудков.

Подводя итоги второй главы, можно с уверенностью сказать, что Север и Юг - это две совершенно разные ипостаси американской цивилизации, разные нации и государства. Сами по себе люди крайне отличались своим мировоззрением и менталитетом. Патриархальный и военизированный Юг с рыцарским культом чести противостоял промышленной и городской культуре Севера с его культом наживы. Вопрос о рабстве также раскалывал Север и Юг: джонни одобряли рабство, однако жили с негритянским населением в определ?нном симбиозе, в то время как северяне осуждали рабство, но наживались на н?м и практиковали по сути дела раздельное существование двух рас.

Патриархальность Юга вовсе не означало его отсталости. Южане были предприимчивы и умели вести хозяйство, создавая большую часть национального дохода. Выращивание затратных сельскохозяйственных культур заставляло их осваивать новые земли, и мобильность южан превосходила мобильность северян в освоении новых территорий. Юг вовсе не отставал в развитии, а шел своим самобытным путем.

Разителен контраст общественной и духовной жизни южанок и северянок. Что касается южных женщин, то большая их часть состояла в миссионерских организациях и играла в общественной жизни заметную роль, хотя они и были лишены политической власти. Их деятельность была направление на достижение социальных благ для людей, руководствовались же они религиозными нормами и устоями. Помимо миссионерской деятельности женщины Юга были заняты и домашними обязанностями - воспитанием детей и поддержанием уюта в доме. Северные же женщины меньше заботились о религиозной жизни, со временем они стали пренебрегать традиционными устоями семьи и брака, северянки начали работать в промышленности, все чаще и чаще заявляя о своих политических и экономических правах.

3. Идеологическое противостояние Севера и Юга

3.1 Особенности аболиционистского движения

Аболиционистское движение США формировалось с ранних времен и как любое движение включало в себя несколько течений. Это и умеренные, которые действовали убеждениями и проповедями; «законники», которые ратовали за отмену рабства, но боялись последствий; радикалы, которые выступали за немедленную отмену рабства без земли с применением вооруженной силы. Были и такие аболиционисты, которые желали отделения Севера от США: они полагали, что на Север будут стекаться беглые рабы и Юг перестанет существовать как экономическая система. Финансировалось же движение аболиционистов финансовыми и промышленными магнатами Севера, которые желали ослабить южный регион ради своих выгод. Речь ид?т в первую очередь о железнодорожных магнатах, мечтавших о строительстве трансконтинентальной магистрали, которая должна была пройти через южные плантации.

Интересно, что в движении аболиционистов принимали участие свободные негры и рабы, которые зачастую выступали против призыва к немедленному их освобождению. Томас Скидмор, ярый сторонники равного права на землю, отмечал, что тот, кто часто бывал на Юге, заметил - «многие рабы с ужасом приняли бы свободу, если бы получили ее». Негр Скидмор понимал, что свобода без земли ему не нужна - он будет в новой, более тяжелой, кабале у бывшего хозяина. Сами же черные аболиционисты действовали осторожно и старались не иметь каких-либо отношений с радикалами. Позднее часть аболиционистов-северян стала опасаться, что освобожденные рабы смогут стать конкурентами белых рабочих, которым жилось и так довольно трудно, а с появлением новой рабочей силы их прожиточный уровень упал бы еще ниже. Таким образом, движение аболиционистов было крайне сложным, противоречивым и неоднозначным, а зачастую и вообще не видящим в негре человека, а имеющим гуманистические выкрики и реплики.

Для северян и всех аболиционистов настольной книгой стал роман Г. Бичер - Стоу «Хижина дяди Тома», ставшая национальным бестселлером янки и возбуждавшая в умах всех людей ненависть к рабству. Бичер-Стоу описывала все ужасы рабства, но никогда не клеветала на южан, напротив, они казались привлекательными, тогда как все пороки были сосредоточены в Саймоне Легри, выходце с Севера. Сама Гарриет была из крайне религиозной семьи, а брат был ярым аболиционистом. На Юге же Гарриет побывала за свою жизнь лишь однажды: гостила на плантации друзей.

Таким образом, данная книга обличает рабовладение, но основана исключительно на рассказах побывавших на Юге людей, чьи воспоминания тщательно коллекционировались писательницей. Книга показывает и пестроту общества Юга: здесь есть и ярая аболиционистка с Севера, и плантатор - рабовладелец, которого любят рабы; и маленькая дочь этого плантатора, обожающая свою чернокожую няню. Так, девочка по приезду стала целовать и обнимать свою няню, чем ввергла в шок гостью-аболиционистку, что наглядно иллюстрирует противоречивое отношение аболиционистов к неграм: в теории - «все мы - люди», а на деле - склонность к сегрегации Когда же девочка играла с рабом Томом, то также привела в шок гостью, на что отец семейства заявил: «Почему, когда ребенок ласкает большую собаку, вас это умиляет, когда дело касается живого человека, это вызывает у вас омерзение? 142». Таким образом, южане привыкли к терпеливому отношению к неграм, тогда как на Севере господствовали расистские предрассудки: «вы относитесь к ним так, как будто перед вами жаба или змея, но в тоже время вы заступаетесь за них». Персонаж же, убивший Тома, был вовсе не джентльмен-южанин, а выходец из Вермонта - северянин. Это очень любопытный типаж, характерный для тогдашней американской действительности. Многие северяне отправлялись на процветающий Юг в надежде разбогатеть. Став плантаторами, они переносили на рабов неприязнь, а иногда и скрытый расизм, присущий северянам в целом. Таким образом, данная книга оказалась непростой по своему содержанию, но аболиционисты не увидели или не захотели увидеть ее глубины, используя роман в пропагандистских целях.

Стоит отметить и самого знаменитого «кровавого» аболициониста Джона Брауна, совершивший свой крестовый поход с целью отмены рабства. Джон Браун оставил в истории заметных след, но, поразительно, в течение первых 50 лет своей жизни он был совершенно неизвестным широкому кругу людей человеком. Браун рано женился, у него было 20 детей. Он пытался добиться успехов в фермерском деле, но потерпел неудачу, его жена сошла с ума и умерла. Он пробовал себя в различных коммерческих предприятиях: посредник по торговле землей, пастух, торговец шерстью, но везде терпел крах, К зрелым годам он так и не нашел себе применения и не достиг ничего; можно сказать, что он был аутсайдером своего времени. Он был злостным банкротом, которого разыскивали в 20-ти штатах. Браун, склонный к переменам, быстро примкнул к ставшему модным аболиционизму. Однажды в церкви он встал со своей скамьи, вскинул руку и прокричал: «Вот, перед Богом, в присутствии свидетелей, с этого времени я посвящаю свою жизнь уничтожению рабства!». Джон Браун был бедным человеком, и вскоре стал идентифицировать сво? положение с положением чернокожих рабов. Он стал воинствующим аболиционистом, склонным к насильственным действиям ради достижения своей цели. видел себя библейским Иисусом, воином Богаи быстро превратился в безумного фанатика. Его любимая цитата из Нового Завета: «Без пролития крови нет отпущения грехов».

Бурная аболиционистская деятельность Брауна началась в 1855 году, когда он с сыновьями отправился в Канзас, где рабство являлось спорным вопросом. Браун не собирался стоять в стороне и наблюдать, как рабство утверждается на земле Канзаса. В Канзасе шло противостояние вокруг вопроса, будет ли новый штат свободным или рабовладельческим. Зачастую споры заканчивались драками между северянами и южанами (например, драка с участием сенатора Чарльза Самнера). Браун организовал организацию добровольцев из числа своих последователей и однажды, шестеро из них, включая его четырех сыновей, вторглись в дома людей, защищавших рабство. Ночью эти безоружные люди были хладнокровно убиты, а их внутренности были выпотрошены и раскиданы по земле. Многие единомышленники после этой мрачной ночи отвернулись от него, аргументируя сво? решение тем, что убивать стоит только вооруженных людей. Так имя Джона Брауна прогремело не только в Канзасе, но и далеко за его пределами. Его имя вызывало страх и презрение у южан, и восхищение - у северян. Южане сожгли дом семьи

Брауна, но тот успел покинуть Канзас и отправился в Огайо. После этого Браун и его последователи часто устраивали карательные рейды против сторонников рабства: убийства мужчин вошло у них в норму; рабов же освобождали, не заботясь об их дальнейшей судьбе, запас лошадей и прочий скот забирали себе.

Со временем Браун начал разрабатывать новый план действий в надежде спровоцировать восстание рабов. Но на такую задумку ему нужны были деньги, поэтому он нашел шесть обеспеченных мужчин с Севера, которые материально поддержали его. В 1859 году Джон Браун встретился с самым влиятельным и важным черным аболиционистом Фредериком Дугласом, чтобы заявить о своих намерениях и обрести поддержку в его лице. Но Дуглас категорически отказал, заявив, что план Брауна о насильственной борьбе неприемлем. Тогда Браун нашел все же себе союзника в лице черного аболициониста - жителя Нью-Йорка Гарриета Табмена, переправлявшего беглых рабов с Юга. Брауна восхищал Табмен, он даже называл его генералом, а тот в свою очередь согласился с планом восстания Джона и обещал присоединиться. Но когда восстание началось, Табмен заболел и не смог в нем участвовать. Удивителен и тот факт, что помимо «подземной железной дороги», спасавшей рабов, были и другие тайные общества с участием негров. Они были настолько тайными и нелегальными, что проникнуть в них было крайне трудно. Но у плантаторов находились доверенные рабы-информаторы, которые проникали в эти тайные организации и в последующем выдавали их участников. Таким образом, нельзя категорично заявлять о том, что все негры были на стороне аболиционистов и Севера.

Вернемся же к Джону Брауну. Его план предусматривал нападение на деревню Харперс-Ферри в Виргинии, т.к. там был один из национальных оружейных арсеналов государства. Предполагалось, что Браун и его сподвижники украдут много оружия из арсенала и передадут его в руки рабов по всей области Шенандоа, которой отводилась ведущая роль в восстании рабов. Сам же Браун переехал в Виргинию под вымышленным именем Исаака Смита Брауна и проживал на небольшой свободной ферме. Он выдавал себя за мужчину из Нью-Йорка, вложившего инвестиции в разведение крупного рогатого скота. Тем самым в течение последующих недель Браун и его люди спокойно готовились к нападению, собирая свой арсенал, включавший «карабины, пистолеты, копья, патроны, порох». По иронии судьбы, восстание в деревушке началось с того, что люди Брауна застрелили негра-сторожа, который пытался поднять тревогу. Стоит отметить, что Джон Браун и его сторонники брали местных жителей в плен, среди них оказался и племянник Джорджа Вашингтона. Реакция горожан на происходящие события была крайне негативной, сам же Браун отмечал: «Когда я бью пчел, они роятся».

Командир федеральных войск, чей дом также подвергся нападению людей Брауна, получил приказ «вернуть правительственный арсенал и восстановить порядок». Этим подполковником был Роберт Эдвард Ли, приказавший своим людям свести к минимуму жертв среди населения. Канзас же находился в состоянии разрухи и запустения, а женщины и дети бродили по лесам в поисках защиты у индейцев.

Восстание Джона Брауна потерпело поражение, Браун был обвинен в измене против Союза и в подстрекательстве к убийствам (ведь сам он называл себя «орудием Бога для убийства людей»). Браун отмечал, что он был разочарован и удивлен отсутствием помощи в своем деле со стороны черного населения Севера и Юга. Негры, которые входили в его ряды, не участвовали в убийствах и после завершения восстания разошлись по домам. Джон Браун же стал символом кровавого аболиционистского движения, само же движение стали называть сумасшедшим, как сам Браун. Сами же аболиционисты стали восприниматься как радикалы и экстремисты, которые пытаются подорвать существующий порядок. Однако Джон Браун мог быть доволен - его восстание еще больше раскололо страну. Был и еще один человек, который не скрывал своего удовлетворения. Карл Маркс, увлеченно следивший за событиями в США, высказал мнение о том, что война в Канзасе - «пролог гражданской войны».

Хотя Север и ратовал за свободу рабов, его позиция отличалась лицемерием. Об этом свидетельствует знаменитое дело Дреда Скотта. Скотт был рабом, проживавшим долгое время со своим хозяином на Севере. Он выступил с требованием предоставить ему свободу, т.к. живет на свободной территории, где рабство запрещено. Верховный суд США вынес ему следующий приговор: «Негры - низшие существа, они не могут рассчитывать на равенство с белыми и не могут стать частью американского общества, также у них нет каких-либо прав, которые белый человек должен уважать».

Аболиционисты предполагали избавиться от освобожденных рабов: отправить их восвояси - в Африку, но столкнулись с серьезными проблемами. Во-первых, на переправку рабов требовались огромные средства, которые правительство попросту выделить не могло. Во-вторых, свободные негры отказывались покидать США, а насильственно грузить их в трюмы оказалось бы негуманным делом. Да и освобожденный раб оказался бы в Африке чужим. Тем не менее, в 1820-х годах «Колонизационное общество» купило в Африке землю и обустроило «свободную негритянскую республику Либерию», для переселения туда негров. Нашлось небольшое число негров, поддержавших данную идею, т.к. считали, что «белые полны предубеждений относительно негров, они никогда не позволят черным пользоваться всеми гражданскими правами и не предоставят равную защиту законом». В Либерию отправилось в течение двух десятилетий лишь 2500 чернокожих, надеявшихся соединиться с континентом и обрести предков. До сих пор в Либерии идет гражданская война, а ее бывший президент Тэйлор осужден Гаагским трибуналом на пожизненное заключение по обвинению в геноциде собственного народа. Число негров, покинувших США оставалось крайне малым, данная затея аболиционистов потерпела крах.

Таким образом, движение аболиционистов крайне неоднородным и противоречивым. Если аболиционисты ставили своей главной задачей сделать рабов свободными, то, зачастую, они вовсе не думали о том, как в последствии обустроить жизнь вольноотпущенников. На Севере же, негры, ставшие свободными людьми, совсем не сблизились с белыми. Аболиционисты к ним относились с презрением, а расовые предрассудки проявлялись у янки намного ярче, нежели на рабовладельческом Юге. На тот момент аболиционисты проповедовали политику сегрегации: негр лечится отдельно, в театре не может сидеть рядом с белым, молиться негр должен в д храме для черных. На Юге же белые и черные работали плечом к плечу. Если и были жестокие законы, то они применялись только к их нарушителям, в быту же укоренилась благожелательность и терпимость по отношению к чернокожему слуге.

3.2 Социальная мысль на Юге и ее идеологи

Цивилизационные различия между Севером и Югом оказались в центре идеологической борьбы, предшествовавшей Гражданской войне. Каждая из сторон выдвинула своих теоретиков, которые пытались сформулировать, обосновать и защищать идейные принципы своего лагеря.

Ряд историков отмечают, что южане следовали своей «демократии высокой культуре» для достижения более высоких целей, нежели индустриализация, к которой стремились северяне. Жизнь на Юге была стабильна и неизменна, общественная мысль консервативна и не принимала либеральных новшеств, к которым был чувствителен Север. Так, идеолог Юга Д. Фицхью писал, что «Северу необходимы реформы, тогда как на Юге они лишние»: именно перенаселенные города северян и привлекают к себе истеричных реформаторов, тогда как южане живут в гармонии с собой и сумел удачно жениться и за счет этого материально приподняться. Занимался самообразованием и успешно освоил политэкономию, философию, правовые и политические основы государств в разный исторический период. Обладал прекрасными задатками писателя, работал на южные газеты и быстро стал известным. Главные его труды «Социология Юга или крах свободного общества» и «Каннибалы все или рабы без хозяев» вышли в свет в 50е годы XIX века.

В литературном плане Юг дал мало художественных произведений из-за отсутствия издательского дела и больших городов, а также наличии узкого круга читателей. Поэтому южанам полюбилась иностранная книга - прежде всего классика: греческие и латинские поэты, историки и философы. Чтение Вергилия и Горация начиналось в подростковом возрасте. Формировалась элитарная культура, доступная в понимании далеко не всем. Южанам полюбились и труды Вальтера Скотта, который идеализировал образ рыцаря, так ценимый на Юге со своим кодексом чести и поединками.

Южане часто обращались к греческой истории, чтобы найти ответы на свои вопросы. Так, необходимо было понять, какой тип общества им соответствует, как развиваться? И все больше они сходились на демократии в Афинах времен Перикла. Ссылаясь на исторический опыт древних греков и средневековой Европы, идеологи доказывали, что общество может развиваться только при том условии, если рабочая сила будет в зависимом состоянии. При этом рабство, по их мнению, не противоречит христианству и вере - ведь в Библии допускалось использование в качестве раба белого человека. Тем более природой так заложено, что люди неравны, всегда кто-то живет за счет другого. Южные мыслители отмечали, что Север занимается подменой понятий, называя труд наемных работников свободным: есть угнетение со стороны капиталиста и есть та же зависимость от него. Южане не признавали естественных прав человека и считали их выдумкой. Так, Дж. Кэлхун писал, что человек рождается «подчиненным власти родителей и законам страны, а не свободным и равным».

Единственное естественное право человека - это право быть счастливым, поэтому и к рабам нужно относиться сдержанно и покровительственно. Идеологи считали, что человек в обществе занимает определенную нишу, которое он получил по своему происхождению и развитию. И появление социального неравенства - это нормальное состояние вещей, так и должно быть. Так, каждый бедный фермер может подняться и достигнуть успехов в обществе, перейти на ступени выше. Сами же простые фермеры, по мнению идеологов Юга, заинтересованы в наличии рабства больше, чем кто-либо168, т.к. по сравнению с ними они чувствуют себя полноценными членами общества. Так, бедные фермеры делятся на два категории: те, кто желает приобрести раба, но у кого попросту нет на это средств; и те, кто имеет средства, но не хочет их приобретать, а желает использовать дешевый труд белого рабочего. Так как негр не является полноправным гражданином, то белый бедняк, являясь гражданином, чувствует свою принадлежность к классу избранных. Он свободен по рождению, может сидеть с богатым белым за одним столом и находиться в театре в одной ложе. Тем самым богатый белый и бедный стоят на одной социальной ступени. В то же время на Севере белые выступают друг против друга: капиталист и его наемный рабочий находятся на разных социальных ступенях.

Конечно же, самым насущным вопросом социальной мысли Юга являлся вопрос о рабстве. Видный идеолог Юга Джордж Фицхью высказал по этому поводу следующие соображения: «Рабство - это не южный институт, а элемент социальной организации общества, когда рабочие силы включены в общественные отношения, которые гарантируют стабильность и соответствующий приемлемый уровень жизни». Фицхью сравнивал общества, в которых преобладала индустрия и наемные рабочие, и общества, основанные на рабском труде. Он пришел к выводу, что все неудачи и бедствия в промышленных районах связаны с положением наемного работника в обществе: человек ничего не имеет и должен постоянно работать, если этого делать не будет, то существование его самого и его семьи ставится под сомнение. Рабы же в некотором смысле «самые счастливые и свободные люди» - ведь о них заботится хозяин, у детей и стариков есть кров над головой, есть все самое необходимое.

Фицхью анализировал и моральные аспекты классовых отношений. Так, капитализм, по его мнению, это непрактичный эксперимент, который провалился. Он вызвал к жизни социальную напряженность в Старой и Новой Англии, породил экономическую и политическую эксплуатацию. Тогда как рабовладельческий Юг - это стабильное традиционное общество. Капиталистическое общество создает космополитов, предприимчивых т эгоистических индивидуалистов, думающих только о наживе. Таким образом, капиталисты - «лицемеры, которые являются хозяевами-рабовладельцами, без обязанностей хозяев, работники же их - рабы без своих прав и хозяев». Плантаторы же живут намного беднее промышленников Севера, потому что часть своей прибыли они тратят на нужды и содержание рабов. Фицхью приходит к выводу, что рабство - это самая приемлемая «человечная» форма эксплуатации.

Джордж Фицхью критикует и новые либеральные идеи, порожд?нные капиталистическим обществом. Одной из таких идей является теория Адама Смита, провозглашавшая, что достичь благосостояния в обществе можно только тогда, когда отдельный человек стремится к собственному материальному достатку, когда государство не вмешивается в его дела, и нет законов, ограничивающих его. Тем самым появляются богатые империи, которые выкачивают средства, эксплуатируют слабые аграрные страны. Такие возможности, по мнению Фицхью, предоставляются лишь узкому кругу лиц и стран: богатым промышленникам, эксплуатирующим других. Такие промышленники игнорируют нужды слабых и несчастных людей, а сами же богатеют за их счет, тогда как большая часть населения мира остается в крайней нищете. Происходит концентрация богатств в определенных регионах и городах, например, Лондоне и Нью-Йорке, тогда как большинство местного населения нуждается в крове и продовольствии. Происходит своеобразное порабощение сильных слабыми, «богатые становятся богаче, а бедные - беднее». Идеальным же устройством общества, по мнению Фицхью, является социализм, которые обращается к проблемам слабых, который ответственен пред ними. Но тут возникает парадокс: если социалисты ратуют за равное общество, то Фицхью категорически его отрицает. Люди различны и природа неизменна, одни должны быть управляющие, а другие - управляемые. Таким образом, суть заключается в противоборстве двух систем: с одной стороны, капиталистической с ее ориентацией на сильных и богатых; с другой - рабовладельческой, которая ориентируется на нужды слабых и бедных.

Главное в любом обществе - стабильность, но это не значит, что общество не должно развиваться и изменяться. Этот процесс должен совершаться медленно и аккуратно, должны быть учтены существующий порядок и моральные ценности. Только обычаи, традиции, религия могут поддерживать человека на его жизненном пути, а не разум. Главным же пороком капиталистического общества являются безбожие, эгоизм и жажда к наживе, что ведет не к прогрессу общества, а наоборот - к его регрессу.

Основой же общества, по Фицхью, является авторитарная патриархальная семья. Он отмечает, что жены и дети, другие родственники, животные, рабы - это все семейный круг, они получают в должной мере заботу и защиту, которая так им необходима. И если бы рабочие промышленных районов были бы порабощены, то они стали бы цениться и получили бы защиту и покровительство от работодателя, ведь негласно они бы вошли в его семейный круг.

Таким образом, обобщая взгляды Фицхью, можно сказать, что для него капитализм и рабовладение не совместимы. В своих теоретических воззрениях Фицхью осуждал капитализма как аморальную систему, при этом идеализируя южную рабовладельческую модель развитии Еще одним авторитетным идеологом Юга являлся и Джон К. Кэлхун, которого считали сильнейшим политическим умом и интеллектуальным феноменом своего времени. Современники отмечали его харизматические качества и блестящее умение убеждать. Итак, первое, что отмечал Кэлхун - это различия социально - экономических интересов между Севером и Югом в вопросе о ввозных пошлинах. Он даже предсказал будущий назревающий конфликт, если данный вопрос не будет решен незамедлительно. Кэлхун особо выделял и то обстоятельство, что в США есть своя система сдержек и противовесов - суверенитет и права штатов, которых нет в других государствах. Кэлхун предложил и своеобразную концепцию прав штатов: конституция - это не соглашение отдельных людей США, а некий договор между штатами, которые делегировали ряд прав федеральному правительству. Так, любой федеральный закон мог быть отмен?н в штате. Если же конгресс попытается вмешаться и навязать штату неугодный последнему закон, то штат может свободно выйти из Союза. Южане не сразу приняли кэлхуновскую трактовку конституции, но когда обстоятельства приведут к сецессии, то именно такими аргументами Южная Каролина и будет оправдывать свои действия. Но, так или иначе, Кэлхуну пришлось расстаться с возможностью занять президентское кресло за свою концепцию, хотя в последствии он с большим рвением будет ее защищать, а однажды и вообще высказался за выход Юга из состава Союза с образованием собственного государства.

Что касается рабства, то тут Кэлхун, как и любой идеолог Юга, полностью его защищал и оправдывал. Рабство для него было основой благополучия и экономического развития южного региона, если же его отменить, то «рухнет целый мир». Также Кэлхун заявлял, что именно рабство превратило «черных варваров в человеческие существа» благодаря патриархальным отношениям между хозяевами и рабами: если сравнить их с африканскими племенами, то первые намного умнее и физически выносливее. По мнению идеолога, Юг в своем развитии стоял выше Севера, занимавшегося эксплуатацией бедных и углублявшего пропасть между богатыми и нищими. Как и другие идеологи Юга, Кэлхун придерживался мнения, будто рабы живут лучше, нежели наемные рабочие Севера; а плантаторы же более гуманны и добрее, нежели алчные промышленники.

Если подводить итог социальной философии Юга, то стоит сказать, что ни одна группа так яро не искала идеалы и ценности в прошлом, так враждебно не была настроена к современности и ее морали, как южане. Большинство же мыслителей Юга считало, что рабство - институт, который необходим и существование которого оправдано. Так, Фицхью не рассматривал рабство как систему контроля, а видел в нем средство организации общества. Кэлхун придерживался такого же мнения. Все мыслители Юга являлись сторонниками теории патернализма, согласно которой рабовладелец был ответственен перед рабом за его положение и покровительствовал ему, тогда как свободные рабочие еле-еле сводили концы с концами на промышленном Севере.

3.3 Роль общественного мнения Севера и Юга в развязывании конфликта

При возникновении критической ситуации в стране, когда обостряются противоречия и наступает кульминация событий, способных привести то ли к миру, то ли к войне, как никогда возрастает роль общественного мнения и прессы. Несомненным является тот факт, что роль общественного мнения многократно возрастает в тяжелой политической ситуации и позволяет большому числу людей принимать активное участие в событиях и влиять на формирование позиций сторон. Испанский философ и социолог Хосе Ортега-и - Гассет справедливо заметил, что «закон общественного мнения - это закон всемирного тяготения в сфере политической истории. Без него история не была бы наукой. Задача истории состоит в том, чтобы показать, что сила общественного мнения - не утопическое мечтание, а самая настоящая реальность, действующая постоянно в жизни общества. Поэтому, если мы хотим формулировать закон общественного мнения строго, как закон всемирного тяготения истории, то придем к давно известной и бесспорной формуле: против общественного мнения править нельзя» 186. Таким исключением не стала и Гражданская война в США - апофеоз противостояние Севера и Юга, породившая различные точки зрения на надвигающуюся бурю. Несомненно, эта война была тем событием, в котором столкнулись две цивилизации - янки и джонни, отстаивающие свои собственные ценности и уклады жизни, и в этом конфликте общественное мнение сыграло огромную роль.

Газеты, журналы, телеграф способствовали выработке общественного мнения, как у северян, так и у южан. Об увлечении американцев чтением газет и журналов свидетельствуют и высокие тиражи периодической печати. Об этой же увлеч?нности свидетельствует пример женщин северянок, которые из домохозяек превращались в писательниц, распространяя свои труды с большой скоростью через прессу. Алексис де Токвиль, побывавший в Америке, отмечал, что пресса США широко распространена и очень активна, что она оказывает влияние на все сферы жизни общества. Также он говорил: «Свобода печати оказывает влияние не только на общественное мнение, но и на мнение каждого отдельно взятого человека. Свобода печати способствует изменению законов и меняет нравы».

Спрос на газеты и журналы в США XIX века, бесспорно, был очень высок. В наши дни бурного развития информационного общества такая тенденция популярности прессы сохраняется и является неотъемлемой частью жизни. Но тогда для жителей США газета являлась единственным источником информации, единственным проводником в мир, выходящий за рамки среды их обитания. Часто газету передавали из рук в руки, пересказывали интересные статьи в общественных местах или читали вслух, например, как это делали в небольших городах Севера или на плантациях Юга. То есть круг читателей был намного шире заявленного тиража той или иной газеты.

Необходимо отметить и то обстоятельство, что редакторы крупных американских газет и журналов часто были независимы в своих суждениях и довольно критично и жестко отзывались о правительстве и о действиях президента. Так, испытывая психологическое давление со стороны прессы, Линкольн приостановил действие важных статей Билля о правах, охраняющих неприкосновенность личности и жилища. Любой солдат янки мог арестовать неугодного местного жителя за его высказывания в адрес действующей власти. И, как правило, такими лицами были владельцы крупных газет и журналов, чьи действия вызывали недовольство правительства и, по-видимому, могли поднять народные массы.

Помимо информационного носителя, газеты выступали и в качестве высокодоходного места работы. Сами редакторы считали, что пресса подогревает атмосферу и ведет к политическому расколу страны. Конечно, как на Севере, так и на Юге существовали различные злоупотребления и искажения фактов в отношении друг друга. Но были и случаи, когда газета одной из враждующих сторон провоцировала население собственной страны. Например, в 1864 году ряд газет Нью-Йорка издали поддельную прокламацию Авраама Линкольна о катастрофичном положении и дел в северной армии и с призывом к новой мобилизации, которая зачастую протекала болезненно на Севере.

Так, когда атмосфера в стране накалилась, и все шло к сецессии, газеты Юга, используя пламенные речи с обилием эпитетов «южное рыцарство»,

«мужество южан», «правота нашего дела», проводили агитацию за выход южных штатов из состава Союза. Также в южных газетах сообщались и причины, по которым необходимо во чтобы то ни стало противостоять «агрессивным янки». Пресса подливала масла в огонь простыми и четкими формулировками, взывала к патриотическим чувствам, к необходимости встать на защиту своей земли и не идти на уступки. Так, газета «Чарльстон Меркьюри» писала: «Мы должны сохранить наши свободы и ценности, иначе нас ожидают самые страшные беды, чем любого другого народа в мире. Иначе потеря всего - земли, собственности, дома, родины, принесет ужасные страдания и страх».

Накал страстей в обществе вызвали и президентские выборы 1860 года, когда набирала силу Республиканская партия, выступавшая за запрет института рабства на новых территориях. Такая позиция ставила под сомнение само существование данного института и хозяйственных основ Юга: из-за особенностей выращивания хлопка и табака южанам постоянно необходимо было продвигаться на новые земли, чтобы создать новые плантации. Новость об избрании президентом Соединенных Штатов Авраама Линкольна была подхвачена всеми газетами. Так, существовавшие на Севере газеты, поддерживавшие демократов, не оказывали должной похвалы новому президенту, как это делала республиканская пресса. Южная же пресса подхватывала информацию своих коллег о Линкольне и перепечатывала у себя, вызывая волну опасений и страха у народа.

Многие южные газеты называли янки «сторонниками забытых политических ересей», «протекционистами», «защитниками ограничений свободы торговли», «расточителями и коррупционерами в управлении». А также указывали на то, что активная агитация аболиционистов ведет к нестабильности Союза и подрывает основы Юга, а именно, как выше было мною отмечено, - ведет к запрету экспорта рабовладения на новых территориях: «Север присвоил себе право судить о наших внутренних институтах и стал отрицать право собственности. Они позволяют открыто учреждать у себя аболиционистское движение, целью которого является нарушения покоя и отчуждения собственности у граждан соседних штатов».

Если общественное мнение на Юге было монолитным и сплоченным по вопросам назревавшего конфликта, то на Севере царила более сложная и противоречивая обстановка. Политическая пропаганда, используя многообразие мнений янки, создавала определенную атмосферу в обществе и формировала образ врага или друга по отношению к Югу. Но все же большая часть газет северян отвергали сравнение этой войны с войной за независимость Юга от Севера. В движении за сецессию, газета «Нью-Йорк Трибюн» видела «деспотизм и притеснения, контрреволюцию с целью изменения движения прогресса, чтобы отбросить всех назад, в самую глубочайшую тьму». Конечно же, на деле никакого деспотизма со стороны джонни не было: это не они устанавливали грабительские налоги на ввозимый товар, не они создавали аболиционистское движение с призывом к бунту рабов, не они запрещали осваивать новую территорию. Когда же была развязана война, не северяне создавали новые виды вооружения и имели высококвалифицированные кадры, а именно южане, «тянувшие страну в пропасть».

На Севере были и такие радикальные аболиционисты, которые предлагали Северу первым отсоединиться от Юга, разделить государство и немедленно отменить институт рабства. Аболиционистская пропаганда называла южан «настоящими варварами без всяких признаков цивилизации» и оказывала значительное влияние на общественное мнение.

Но в целом, у высших кругов Севера не было четкой позиции и представления о надвигающейся угрозе. Кто-то не верил в разрушение Союза, кто-то призывал к сохранению целостности страны и немедленному наказанию южан; другие же старались избежать конфликта и соблюдали нейтралитет (если южане захотят отделиться, то часть янки будет их поддерживать из-за опасения перерастания разногласий в военный конфликт) 196. Так, газета «Геральд» писала: «Если наши южные братья думают, что им будет лучше без нас, если они действительно соберутся уйти, позвольте им уйти с миром. Мы не можем держать их силой». Такое разнообразие мнений в обществе не способствовало формированию у северян единого плана действий, единого общего взгляда на происходящие события и на понимание сложившейся ситуации.

Так, большое число жителей Нью-Йорка и сам мэр города Ф. Вуд, в частности, выступали против применения силы в отношении южных штатов.

8 января 1861 года, Вуд заявил, что если раскол Союза все же состоится, то Нью-Йорк желает оставаться независимым городом, так как с Югом город связывают «дружественные торговые отношения и глубокие симпатии». Как город, так и горожане не желали участвовать в войне против южан. Неудивительно, что такая позиция Нью-Йорка, как независимого города, вызывала массовое недовольство народа и бунты людей против призыва в армию Севера. Также данная идея Нью-Йорка имела немало сторонников в торговых кругах, что свидетельствует о распространении среди северян подобных взглядов на раскол страны как на незначительное явление. Так, главный редактор газеты «Нью-Йорк Геральд» ставил республиканскому правительству в вину то обстоятельство, что оно является зачинщиками раскола Союза, и многие ведущие газеты его поддерживали. Но только три газеты Севера выступали в защиту Союза и за принятие конкретных серьезных мер по предотвращению надвигающейся угрозы. Это были «Нью-Йорк Ивнинг Пост», «Нью-Йорк Таймс» и «Нью-Йорк Уорлд», но их тиражи были намного меньше тиражей газет, выступавших на стороне Юга. Именно газета «Нью-Йорк Ивнинг Пост» первой опубликовала и постоянно повторяла, что процесс отделения штатов будет называться мятежом, а люди эти будут предателями.

Многие редакторы северных газет, а также видные политики видели, что в основе зарождающегося конфликта лежит не что иное, как борьба за власть и усиление политического влияния Севера. Конечно же, большинство северян не признавали законность сецессии и не видели правовых оснований для выхода Юга из состава Союза. Так, редактор газеты «Нью-Йорк Таймс» считал, что сецессия - это война, так как правительство не сможет больше мирно существовать во время такого раскола страны. Многие поддерживали лозунг о том, что федеральному правительству необходимо применить силу в отношении «мятежников», подавить их «незаконное восстание» и защитить Конституцию. Против применения силы по отношению к Югу выступали демократические газеты, которые симпатизировали южанам и всячески старались поддержать Юг в требованиях, а также предупреждали о возможной кровавой угрозе, если не разрешить возникшие разногласия мирно.

Итак, подводя итоги третьей главы, можно с уверенностью говорить о том, что общественное мнение на Юге оказалось более сплоченным и единым перед надвигающейся угрозой: южане четки осознавали и представляли свои дальнейшие действия, и это не вызывало критики в их стане. На Севере же общественное мнение разделилось: различные точки зрения вносили в умы людей смятение, разногласия и раскол. Но, все же, большая часть янки поддержали точку зрения республиканских газет и выступили за сохранение неделимости страны, за сохранение целостности Союза, несмотря на опасность кровопролития во время братоубийственного конфликта.

Если же рассматривать движение аболиционистов, то оно было противоречивым и разнородным. Когда аболиционисты высказывали пожелание видеть рабов свободными, они вовсе не задумывались об их дальнейшей судьбе. Свободные негры Севера не были свободны в реальности, к тому же и аболиционисты не питали к ним теплых человеческих чувств, сторонились и избегали их, тем самым укрепляя расовые предрассудки. Главная же идеологическая книга аболиционистов - «Хижина дяди Тома» Г. Бичер-Стоу - не только показывала все ужасы рабства, но и обличала жестокость северян, тогда как плантаторы выступали в ней мягкими и порядочными семьянинами. Но из-за фанатизма и политических расч?тов аболиционистов данные факты были отринуты и использовано только то, что могло поднять народные массы против соседей.

На Юге же общество было более сплоченным и сдержанным. Так, никто из южных мыслителей никогда не призывал к вооруженным восстаниям и убийствам людей «ради благой цели». Со стороны Юга звучала радикальная критика основ политического строя, на положения Конституции, но никогда не было призывов к братоубийственной войне. Все идеологи оправдывали рабовладение, но объясняли это особенностями географического и экономического развития региона. Идеологи Юга противопоставляли «черное» рабство «белому», когда в первом случае господствовала идея патернализма, а во втором угнетение, нищета и бесправие «рабов без хозяев».

Заключение

Рассмотрение противостояния Севера и Юга как двух ипостасей американской цивилизации сквозь призму цивилизационного подхода Фернана Броделя, с его отходом от событийности и переходом к многоплановой истории показало, что такие факторы, как географические, экономические, социальные и культурно-психологические, являются главным составляющим истории народов в изучении локальных цивилизаций. Самым же ярким примером двух локальных цивилизаций являются Север и Юг США, существовавшие в рамках одной мировой - американской. Тщательное изучение ментальных структур (религии, семейных отношений, мировоззрения, интеллектуальных особенностей) доказали нам несхожесть двух обозначенных районов.