Антикатолическая деятельность Союза безбожников в БССР (1920-е гг.)

Размещено на http://www.allbest.ru/

4

ВВЕДЕНИЕ

союз безбожник антикатолический беларусь

20-30-е годы XX века - пожалуй, самое тяжёлое время для католицизма на территории Беларуси. После окончания Первой мировой войны на землях бывшего Северо-Западного Края развернулся ряд драматических событий, очень сильно повлиявших на судьбу католической церкви Беларуси. В БССР католицизм, как впрочем, и остальные конфессии не имел права на жизнь - в новом коммунистическом государстве для религий не находилось места. Католическое духовенство подвергалось репрессиям, ущемлениям, католических священников обьявляли причастными в шпионаже на Польшу, страны Запада и даже Японию. За эти нелепые обвинения их ссылали в лагеря.

Актуальность курсовой работы состоит в том, что несмотря на довольно высокую насыщенность событиями в истории римо - католицизма Беларуси в 20-30-е годы XX в., крупных обзорных работ по этой теме в отечественной историографии немного. Тема курсовой работы была рассмотрена сквозь призму событий, происходивших в те неспокойные годы - через борьбу с церковью и репрессии 1930-х годов.

Задачами курсовой работы являются:

Во-первых: рассмотрение положения римско-католической церкви в БССР в 20-30-е годы ХХ века.

Во-вторых: рассмотрение условий деятельности римско-католической церкви в БССР в 20-30-е годы ХХ века.

В-третьих: рассмотрение взаимоотношений государства и римско-католической церкви в 20-30-е годы ХХ века.

Огромное значение для исследования положения римско-католической церкви в БССР в 20-30-е годы ХХ века имеют работы Т.В. Опиок [10], Э.С. Ярмусика [20], О.А. Лиценбергер [8].

Курсовая работа состоит из введения, основной части, заключения, списка литературы и приложения. Основная часть состоит из трёх частей. Первая часть разделена на три подраздела. В первом рассматривается административно-территориальное деление католических приходов Беларуси. Во втором рассматривается правовое положение римско-католической церкви в БССР. В третьем отдельно рассматривается кампания по закрытию костёлов и борьбе с религией в БССР (20-30-е годы ХХ века). Во второй главе рассматривается антикатолическая деятельность Союза безбожников в БССР (1920-е годы). В третьей главе рассматриваются репрессии против римско-католической церкви в БССР в 20-30-е годы ХХ века.

Объектом исследования курсовой работы является положение римско-католической церкви в БССР в 20-30-е годы ХХ века.

Предмет исследования - деятельность католического костёла, его положение, взаимоотношения с властью в 1920-1930-е годы.

Основными источниками для написания курсовой работы являются: Венгер А. “Рим и Москва: 1900-1935 гг.”- крупная работа, посвящённая рассмотрению отношений римско-католической церкви и власти сперва в Российской империи, позже в Советской России в начале ХХ века [5]; Опиок, Т.В. Конфессиональная политика в БССР в 1920-1930-е годы: учебно-методические материалы для студентов IV курса исторического факультета - в данной работе рассматриваются rонфессиональная политика властей в БССР в 1920-1930-е годы [10]; Канфесіі на Беларусі (канец XVIII - XX ст.) / В.В. Грыгор'ева, У.М. Завальнюк, У.І. Навіцкі, А.М. Філатава. - в этой работе рассматривается положение всех конфессий Беларуси начиная с XVIII и заканчивая XX веком [6]; Тамбора, А. “Католическая церковь и русское православие. Два века противостояния и диалога” - в данной работе рассматриваются взаимоотношения римско-католической церкви сперва с властями Российской Империи, а в 1917-1990-е годы-с властями СССР [16]; Лиценбергер О.А. “Римско-католическая церковь в России: история и правовое положение” - в книге прослеживается история католической церкви на территории России и Беларуси начиная с XI века и до конца ХХ века [8]; Маракоў, Л. “Рэпрэсаваныя каталіцкія духоўныя, кансэкраваныя і свецкія асобы Беларусі (1917-1964 гг.)” - в этой книге описываются судьбы католического духовенства Беларуси, репрессированных советской властью [9].

ГЛАВА 1. ПОЛОЖЕНИЕ РИМСКО-КАТОЛИЧЕСКОЙ ЦЕРКВИ В БССР

союз безбожник антикатолический беларусь

1.1 Административное деление римско-католической церкви на белорусских землях в 20-30-е годы ХХ века

Римско-католический костел на территории Беларуси в 20-30-е гг. ХХ в. имел четкую административно-территориальную и организационную структуру и управление, которые формировались на протяжении столетий и учитывали не только религиозные, но и социальные, политические и другие факторы.

По условиям Рижского мирного договора 18 марта 1921 г. между Польшей и Советской Россией западная часть Беларуси вошла в состав II Речи Посполитой, а восточная - БССР. Однако административно-костельная структура, хотя и с некоторыми изменениями, сохранилась. Территория Беларуси входила в состав Виленского и Могилевского архидиоцезов, Минского и Пинского диоцезов.

Виленский архидиоцез образован в 1388 г. В межвоенный период (1921-1939 гг.) образовано 12 новых деканатов, в том числе 6 - в Беларуси. В 1925 году в связи с подписанным между правительством Польши и Апостольской столицей конкордатом Вильно стал центром архиепископства и митрополии, в состав которой вошли Виленский архидиоцез, Ломжинский и Пинский диоцезы. Его границы были определены Апостольской Конституцией Vixdum Poloniae от 28 октября 1925 г. Митрополитами были известные религиозные деятели: Ян Цепляк и Ромуальд Ялбжиковский [20, c. 15].

Большая часть приходов Западной Беларуси входила в состав Виленского архидиоцеза, самого большого в межвоенный период в Польше, составляющего 53860 км2. Он включал в себя полностью Виленское воеводство и частично Белостокское и Новогрудское. По данным польского историка ксендза - профессора Тадеуша Крахэля, в 1939 г. диоцез насчитывал 1 миллион 485 тысяч 484 верующих, в их числе около 1 миллион человек других вероисповеданий - преимущественно православных и иудеев. В незначительном количестве были старообрядцы, мусульмане, караимы и евангелисты. В национальном отношении - помимо поляков, проживали белорусы, евреи, русские, татары.

Архидиоцез состоял из 30 деканатов и 371 прихода, включая 7 приходов восточного обряда и 8 приходов военных. Помимо приходских, было около 100 филиальных и монастырских костелов и каплиц. В начале 1939 г. на этой территории пастырскую деятельность проводили 626 ксендзов, в том числе 549 из Виленского архидиоцеза, 72 - из других диоцезов (больше всего из могилевского - 41) и 5 восточного обряда, а также 105 ксендзов-монахов.

На территории архидиоцеза находилось 25 монастырей (в их числе 7 - салезиане и 3 - францисканцы), 56 женских (в их числе 17 - сестры-миссионерки Святого Семейства, 11 - сестры-францисканки Семейства Марии, 5- непоколянки, 4 - салезианки) [20, с. 16].

Проведенные властью административно-территориальные изменения в западных областях привели к количественным изменениям числа диоцезов, костелов, верующих. В результате советско-литовского соглашения от 10 октября 1939 г. Советский Союз передал Литве Вильно и часть Виленщины - около 6880 км2. На этой территории проживали около 549 тысяч человек, в том числе 321 700 поляков, 31 300 литовцев, 107 600 евреев, 75 200 белорусов. В июне 1940 г. Литва вошла в состав СССР как одна из союзных республик. Ее территория увеличилась за счет присоединения районов Друскининкай-Марцинканцы и Дивенишки на юге и Свенцяны-Годутишкина севере. Это составило 2647 км2. В целом в границах Литвы оказалось 9527 км2 Виленского архидиоцеза, оставшаяся часть -- 46333 км2 - находилась в составе БССР.

Минский диоцез образован 9 августа 1798 года. В новых границах СССР, определенных Рижским трактатом 1921 года, осталось 7 деканатов бывшего Минского диоцеза. Они включали 55 приходов, которые объединяли лишь 160 католиков и 14 священнослужителей. Последним ординарием был епископ Сигизмунт Лозинский (до 2 декабря 1925 года). С 1925 года он стал ординарием вновь образованного Пинского диоцеза [20, c. 18].

Могилевский архидиоцез образован 15 апреля 1783 г. К нему принадлежали католики, проживающие на территории Беларуси и России вплоть до ее границ на Дальнем Востоке. В 1914 г., накануне первой мировой войны, архидиоцез имел 171 приход, на его территории проживали 867 000 католиков, работали 370 ксендзов. После реформы Костела на территории СССР, проведенной в 1923 г., в состав архидиоцеза вошла территория европейской части России и Восточной Беларуси, где проживали около 300 000 верующих, которых обслуживали 115 ксендзов. На белорусских землях в 1926 г. в Могилевский архидиоцез входило 11 деканатов, 60 приходов, проживали 115 000 верующих, работали 35 ксендзов. Архиепископом Могилевского архидиоцеза до 1926 г. был Эдвард Ропп. 13 августа 1926 г. Апостольская столица назначила епископа Болеслава Слосканса титулярным епископом и апостольским администратором Минского диоцеза и той части Могилевского архидиоцеза, которая находилась в границах Беларуси. Однако 10 августа 1927 г. епископ Слосканс выехал из СССР [20, c. 19].

1.2 Правовой статус католицизма в БССР. Положение верующих католиков в БССР в 20-30-е годы ХХ века

Политика советского государства по отношению к римско-католической церкви базировалась на тех же принципах, которые составляли генеральную линию отношений с любой религией: не оставлять ей места в социалистическом обществе, ликвидировать “религиозные пережитки” в сознании людей. Законодательную основу этой политики составляли декреты Совета Народных Комиссаров и других государственных учреждений Советской России, а впоследствии Советского Союза. В БССР законодательство о культах создавалось на базе общесоюзного. Это были декреты, постановления, инструкции, циркуляры Совета народных комиссаров БССР, Народный комиссариат внутренних дел БССР, Наркомюста и Наркомфина БССР. Важнейший в этом ряду - Декрет Совета Народных Комиссаров Российской республики “Об отделении церкви от государства и школы от церкви” от 23 января 1918 года, подтвержденный 11 января 1922 года СНК БССР. Он стал фундаментальным документом для создания в течение десятилетий советского законодательства о культах [7, c. 15].

Провозгласив раздельное существование государства, церкви и школы, Декрет вместе с тем запрещал стеснять или ограничивать свободу совести, декларировал право каждого гражданина исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, свободно исполнять религиозные обряды, если они не нарушают общественный порядок и не сопровождаются посягательством на права граждан Советской Республики. Все акты гражданского состояния передавались в ведение гражданских властей. Из учебных заведений изымалось преподавание религиозных вероучений, но допускалось обучение религии частным образом. Церковные и религиозные общества лишались прав собственности и юридического лица, а их имущество объявлялось народным достоянием [20, c. 20].

Декрет Совета народных комиссаров стал не только точкой отсчета новых отношений церкви и государства на просторах бывшей Российской империи, хотя в истории новой Европы автономное существование церкви и государства было явлением нормальным. В советской стране он наносил первый удар по религии, в том числе и римско-католической. В последующем советское законодательство о культах создавало условия не для нормального функционирования религиозных институтов, а для ограничения их деятельности и уничтожения.

Так, Инструкция Народных Комиссаров Внутренних Дел и Юстиции БССР от 5 мая 1928 года “По вопросам, связанным с осуществлением декрета об отделении церкви от государства в БССР” определяла порядок взаимоотношений религиозных организаций и государственных органов власти. Все религиозные объединения подлежали обязательной регистрации в административных отделах или Народном комиссариате внутренних дел; запрещалось использовать богослужения для политических целей; служители культа облагались общими с другими гражданами налогами; религиозные организации не могли требовать от верующих безусловного выполнения своих распоряжений и принуждать их к даче пожертвований в пользу религиозных объединений. В соответствии с Декретом и Конституцией БССР запрещалось обучение религии детей и лиц, не достигших 18 лет, в государственных и частных школах. Граждане могли обучаться религии сами либо учить других частным образом, и на основании этого родители могли учить своих детей религиозным вероучениям сами либо приглашать для этой цели посторонних лиц. При этом обучение не могло носить группового характера, то есть количество обучающихся не должно было превышать троих. Запрещалась также деятельность религиозных детских и юношеских кружков, отделов или организаций. Служители культов могли, по приглашению родителей, излагать вероучение детям, но только не в молитвенных домах и не в группах. В случае нарушений данной инструкции предусматривалась судебная ответственность [20, c. 23].

8 апреля 1929 г. Всероссийский центральный исполнительный комитет и Совет народных комиссаров РСФСР издали Постановление “О религиозных объединениях”. В 68 пунктах этого документа узаконивалась такая система отношений церкви и государства, которая фактически означала вмешательство государственных органов во внутрицерковную жизнь, вела к сужению религиозного влияния церкви на верующих, ограничению ее имущественных прав, снижению роли духовенства в религиозной жизни. Постановление игнорировало сложившуюся структуру религиозных культов, определяя религиозные объединения верующих как религиозные общества или группы, устанавливая возрастной ценз (достижение 18 лет) и численный состав (не менее 20 человек). При этом религиозные общества и группы не пользовались правом юридического лица. Определялся порядок регистрации религиозных обществ, условия передачи им от местных органов власти молитвенных зданий и предметов культа. Для управления и пользования культовым имуществом, распоряжения денежными средствами, а также в целях внешнего представительства предписывалось на общем собрании верующих открытым голосованием избирать исполнительные органы и ревизионные комиссии [10, c. 34].

Религиозным объединениям запрещались благотворительная деятельность (создание касс взаимопомощи, кооперативов, оказание материальной поддержки своим членам), организация детских, юношеских, женских молитвенных и других собраний, кружков различного толка, просветительская пропаганда. Преподавание религиозных вероучений могло быть только на специальных богословских курсах, открываемых гражданами СССР с особого разрешения Народного комиссариата внутренних дел РСФСР. Однако ни одного такого разрешения не было дано. Религиозная политика советского государства приводила к последовательному уничтожению не только культовых учреждений, но и священнослужителей. К тому же деятельность служителей культа не должна была выходить за пределы религиозного общества, по месту жительства его членов и нахождения соответствующего молитвенного здания.

Религиозные общества лишались имущественных прав. Не только молитвенные здания, но и даже вновь приобретенное или пожертвованное культовое имущество объявлялось национализированным. Оно передавалось в пользование верующим по договору, заключенному местным органом власти с “двадцаткой” верующих. Договор определял условия хранения, пользования, ответственности за культовое имущество. Постановлением предусматривался порядок передачи здания культа, находящегося в пользовании верующих, для других надобностей или его ликвидации. Членам групп верующих и религиозным обществам предоставлялось право производить складчины и собирать добровольные пожертвования как в самом молитвенном здании, так и вне его, но лишь среди членов данного религиозного объединения и на цели, связанные с содержанием молитвенного здания, культового имущества, наймом служителей культа и содержанием исполнительных органов. Запрещалось под страхом уголовной ответственности принуждать верующих к взиманию пожертвований на нужды церкви.

Перепись 1926 г. определила на территории БССР 97 498 поляков, что составляло 1,96 % от общего количества населения. Польское население являлось третьей по численности национальной группой на территории БССР. Основными критериями определения национальности служили самоидентификация и “материнский язык”, т.е. “если отвечающий затрудняется ответить на вопрос, предпочтение отдается народности матери” [19]. Не рекомендовалось заменять “народность” религией, подданством и т.д. “Ответ на вопрос о народности может и не совпадать с ответом на вопрос о родном языке”, - отмечалось в рекомендациях по проведению переписи, т. к., по мнению руководства, принадлежность к польской национальности определялась также самосознанием и католической верой [4, с. 78]. Действительно, как отмечает М. Горецкий, по результатам переписи оказалось, что “процент поляков по родному языку меньше, чем процент поляков по национальности в 8 округах в 2 - 3 раза, в 3 округах (Гомельском, Речицком, Могилевском) - более чем в 3 раза, в Витебском - более чем в 2 раза. Процент ассимиляции такой глубокой интенсивности не мог произойти среди польской национальности, известной высоким национальным сознанием и сохранением национальной культуры”. Поэтому необходимо обратить внимание на тот факт, что группа поляков была выделена, скорее всего, по религиозному критерию (католическое вероисповедание). Несомненно, что среди польского населения существовала проблема соотношения поляка “костельного” и “этнического”. Отождествление религии с этносом, по мнению В. Веренича, было характерно в основном для двуязычных белорусско-польских общностей юго-восточной части Беларуси, население которых в быту использовало белорусский язык, но свое католическое вероисповедание отождествляла с “польскостью” [19]. Советское руководство старалось осторожно подходить к проблеме вероисповедания, считая, что причисление всех католиков к полякам привело бы к полонизации части белорусского населения. Поэтому католики, не владеющие польским языком, в большинстве случаев считались белорусами. Большинство польских исследователей настаивают на том, что советская статистика значительно занижала удельный вес польского населения в пользу белорусов. В частности, П. Эберхардт отмечает, что “несмотря на равноправие польского языка, организацию польских школ и национальных сельских советов, только 43,2% поляков использовали в повседневной жизни польский язык. Остальные, хоть и осознавали себя поляками, пользовались русским или белорусским языками” [17, с. 334].

Важную роль при проведении статистических исследований играл также субъективный фактор. Как в современной историографии, так и в материалах первой трети ХХ века широко освещен тот факт, что “показание национальности в сельских местностях в большой степени зависело от того, что показывал регистратор опрашиваемым, которые зачастую сами затруднялись определить, к какой национальности принадлежат”. На честность и объективность регистратора влияло много факторов: внешне- и внутриполитическая ситуация в регионе, личные взгляды, негласный приказ по фальсификации результатов переписи и т.д. Узнать реальный процент искажения статистических данных невозможно, но по отдельным примерам можно понять их масштабы. В деревне Рудне-Нисимковичи при проведении переписи 1926 г. регистратор “представлял в бумагах национальность на свой выдум. Всех поляков записывал белорусами, а у многих и не спрашивал, какой национальности” . В деревне Рудня-Шлягино регистратор на вопрос о “родном языке” получал ответ “польский”, но “в большинстве случаев против их воли записывал “белорусский”,… хотя фактически население в Рудне-Шлягино разговаривает на языке белорусско-российском…” [4, c. 83]. В некоторых населенных пунктах население требовало повторного проведения переписи. В Житковичском районе население Брониславскаго сельского совета утверждало, что при проведении переписи не было проведено разъяснительных мероприятии со стороны местных властей. Определиться с вопросом национальности “помогал” местный учитель, оперируя следующим аргументом: “ты жывеш на Беларусi, якi ж ты паляк…”.

Характерным примером межличностных отношений в белорусско- польской деревне могут послужить материалы устного источника, полученного в результате интервьюирования долгожителей деревни Любавин (Буда-Кошелевского района), которая в обозначенный период являлась центром польского национального сельского совета. В качестве респондентов выступили следующие уроженцы Любавин: Теплякова Евгения Николаевна (1929 года рождения), Козловская Нина Кирилловна (1925 года рождения), Круковская Ольга Ивановна (1918 года рождения), Ясинский Антон Францевич (1939 года рождения). Полученные сведения довольно сложно и наукоемко проверить, но, с другой стороны, в них наибольшее значение имеет не столько фактологический материал, сколько оценочное осмысление событий, которое помогает выявить определенный “дух времени” [19].

Результаты анкетирования показали весьма размытую этническую самоидентификацию местных поляков. Население деревни не делило себя на белорусов и поляков, религиозный фактор играл в этом отношении ведущую роль. По данным респондентов, некоторые местные поляки считали себя “белорусскими католиками”. В деревне Любавин не было своей святыни, поэтому православные жители ходили в церковь в деревне Перевичи, а католики регулярно посещали костел Рождения Божьей Матери в ближайшей деревне Люшев. Регулярно посещая богослужения, местные поляки молились на польском языке, читали религиозную литературу. Их трепетное отношение к религии вызывало уважение односельчан-неполяков. Часто католики и православные отмечали вместе религиозные праздники. Это объяснялось, прежде всего, отношениями родства, добрососедства и искренним уважением к религии. Кроме религиозных праздников, совместно отмечали семейные торжества, особенно свадьбы [19].

Различие в вероисповедании не был предметом острых разногласий в деревне. Семьи, в которых муж и жена придерживались разной веры, в д. Любавин были весьма распространенным явлением. Дети, рожденные от смешанных браков, принимали религию главы семьи. Несмотря на деятельность советских активистов - комсомола, избачей, учителей, основная часть польского населения сохраняла веру и поддерживала духовенство. В польских семьях продолжали молиться на польском языке, читать религиозные книги. Религиозные обряды модифицировались и упрощались и, по официальной оценке власти, “становились менее распространённым явлением”. Это негативно отразилось на традиционной польской семейно-обрядовой культуре, специфической чертой которой являлась прямая зависимость от католического вероисповедания её носителей. По мнению самих поляков, религиозность “прививалась им с детства”, являясь основой воспитания. Дети обучались религии в костеле и семье. Родители ежедневно молились на польском языке, и дети, едва научившиеся разговаривать, повторяли за ними молитвы. Знание религиозных обрядов было обязательно для всех членов польской семьи, поэтому дети попадали в костёл значительно раньше, чем в школу. Влияние религии отчётливо прослеживается во всех сферах жизни польского населения. Например, в интерьере жилья обязательно должно было присутствовать несколько икон, которые, в отличие от православной традиции, нельзя было вешать в угол. В польской традиционной культуре угол считался “проклятым местом, куда обычно ставили провинившихся детей в качестве самого серьёзного наказания”. Для посещения костела надевали самую лучшую одежду. В меньшей степени религия влияла на выбор брачного партнёра. Как отмечалось выше, браки с представителями иных конфессий не требовали перехода последних в католичество. Несмотря на запрет религиозного (духовного) брака в советском обществе и замену его светским, большинство поляков продолжало венчаться в костёлах или тайно вызывать ксендза на дом. Подобные браки советскими органами власти считались недействительными, что всё же не снижало их популярности среди католиков. Не оправдалась надежда и на то, что новые советские праздники постепенно заменят традиционные религиозные. Традиционными для польского населения оставались, прежде всего, рождественские и пасхальные праздники.

В советских условиях польское население, несмотря на достижение властью определенного уровня атеизма в деревне в целом, оставалось самой религиозной её частью. В начале 1930-х гг. отмечалось, что антирелигиозная деятельность Союза воинствующих безбожников, польских учителей, избачей и комсомольцев в большинстве случаев не способствовала ослаблению религиозных настроений у католиков, напротив, вызывала резкое возмущение верующего населения и антисоветские настроения, что определило направленность последующей репрессивной политики [19].

1.3 Кампания по закрытию костёлов и борьбе с религией в БССР (20-30-е годы ХХ века)

1920-1930-е гг. в Советской Беларуси ознаменовались кампанией по закрытию и ликвидации костелов [13]. Эти акции вандализма объяснялись руководящими партийными и советскими органами как ответ на “ходатайства рабочих и крестьян”. Вместе с архитектурными памятниками разграблению и уничтожению подвергалось имущество храмов - в большинстве своем бесценные предметы декоративно-прикладного искусства, скульптуры, иконы, картины, мебель и другое [6, с. 159].

Уничтожение приняло такие масштабы, что НКВД и Министерство финансов БССР в целях изъятия наиболее ценных предметов 9 марта 1930 г. приняли Постановление “О порядке распределения имущества при ликвидации домов религиозных культов”. Оно предусматривало “все предметы из платины, золота, серебра и парчи, а также драгоценные камни зачислять в государственный фонд и передавать в распоряжение финансовых органов для дальнейшей передачи и реализации их Госфондом; художественные и музейные ценности передавать органам Народного Комиссариата Просвещения, другие предметы, как то: колокола, мебель, ковры, люстра и так далее зачислять в госфонд и передавать финансовым органам для реализации”. Постановлением определялся порядок сохранности, оценки и реализации имущества, распределения сумм от продажи. Колокола передавались за плату Рудметаллторгу, то есть на переплавку, а здания религиозных культов - в распоряжение местных органов власти [6, с. 161]. На деле многое попросту растаскивалось и присваивалось самими же чиновниками.

Одновременно в БССР набирала размах кампания по борьбе с религией. В ход были пущены все средства и меры - от идеологических до репрессивных. Наступательный характер советские и партийные органы стремились придать антирелигиозной пропаганде, атеистическому воспитанию “среди широких масс трудящихся сделать доступным самым широким массам естественно-исторические знания, путем издания журналов, книг, учебников, постановки систематических циклов лекций и использования для распространения этих знаний всех способов современной техники (фото, кино и т.д.)”. Членам коммунистической партии вменялось в обязанность активное “участие в культурно-просветительной деятельности, направленной против религии... За нарушение партийной программы в области религиозной, за связь с тем или иным религиозным культом члены партии, занимающие ответственные посты, ведущие активную советскую или партийную работу, исключаются из партии”.

Антирелигиозная пропаганда и агитация рассматривались партийно-советским аппаратом как действенные средства по искоренению “религиозных предрассудков широких трудящихся масс”, “разоблачения контрреволюционной роли исторически сложившихся церковных организаций на службе капитала и помещичьего землевладения” [20, c. 27].

ГЛАВА 2. АНТИКАТОЛИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ СОЮЗА БЕЗБОЖНИКОВ В БССР (1920-е гг.)

Установление советской власти в Беларуси в 1917 г. повлекло за собой резкие изменения в положении религии и церкви в целом и католического костела в частности. В соответствии с новым законодательством церковь лишалась статуса юридического лица, запрещалось преподавание религиозных предметов в школе, отменялся церковный брак, духовенство лишалось избирательных прав и так далее [8, с. 249]. С целью ограничения влияния религии в обществе власти использовали, с одной стороны, силовые методы (закрытие храмов, изъятие церковных ценностей, репрессии в отношении духовенства), а с другой - пропаганду атеизма (в печати, в школе, во время антирелигиозных кампаний и т.д.). Важную роль в борьбе с религией сыграл Союз безбожников СССР. В 1922 г. начато издание газеты “Безбожник”, а в 1924 г. создано “Общество друзей газеты “Безбожник”. Оформление организации произошло на I съезде её активистов в 1925 г., где и было принято решение об образовании Союза безбожников СССР. Годом позже было создано белорусское отделение организации [2, с. 203]. Что касается антикатолической пропаганды, то этим непосредственно занималась Польская, или католическая секция отдела национальных меньшинств. В БССР такая секция была создана 1 апреля 1926 г. Атеистическая работа Союза безбожников среди католиков проводилась в тесном взаимодействии с Польским Бюро ЦК КП(б)Б, поскольку практически все поляки по вероисповеданию были католиками. Нередко секретарь окружного Польбюро одновременно являлся и председателем антикатолической секции [2, c. 204].

В антикатолической деятельности Союза безбожников можно выделить три этапа.

Первый этап - 1922-1926 гг. В условиях отсутствия соответствующих организационных структур атеистическая пропаганда среди католиков носила несистемный, случайный характер, скорее являясь исключением, чем правилом. По данным Польбюро, даже в середине 20-х гг. в БССР не было ни одного кружка или ячейки, которые бы занимались антикатолической пропагандой. Например, в 1925-1926 гг. в Мозырском округе был только один активист, который выписывал журнал “Безбожник” и устраивал “громкие читки и собеседования на антирелигиозные темы” [10, c. 41].

Второй этап - 1926-1928 гг. В это время происходило организационное оформление организации, появились первые ячейки и кружки, которые вели работу среди католиков. Однако в большинстве случаев в документах, где речь шла об организации этих структур, присутствовали характерные оговорки: “организовать, где это возможно, кружки “Безбожника”, “там, дзе маюцца для гэтага спрыяючыя ўмовы”, и т.д. Подобные формулировки встречаются в документах вплоть до 1928 г., и это свидетельствует об относительно “мягком” подходе к ведению антирелигиозной работы в середине 1920-х гг. В течение 1927-1928 гг. приняты решения о создании кружков и ячеек в Бобруйском, Гомельском, Полоцком, Оршанском и Витебском округах БССР. В 1927 г. Агитпропотдел ЦК КП(б)Б указывал: “Ячэйкі саюзу “Бязбожнік” павінны паставіць сабе задачай актывізацыю членаў ячэйкі ў справе індывідуальнай, сістэматычнай работы сярод суседаў, блізкіх знаёмых. У гэтай працы, як і наогул ва ўсёй антырэлігійнай прапагандзе, неабходна растлумачваць клясавую сутнасць царквы і рэлігіі, ссылаючысь на канкрэтныя прыклады з акружаючага жыцьця” [18, c. 136].

Третий этап - 1928-1930 гг. В это время в СССР произошел поворот в сторону ужесточения конфессиональной политики, усилилась административно-репрессивная составляющая, и это не могло не отразиться на деятельности организации [17, с. 137]. В 1929 г. Союз безбожников переименовывается в СВБ - Союз воинствующих безбожников. Характер руководящих документов стал более жестким и бескомпромиссным. Вышестоящие органы, начиная с 1928-1929 гг., требовали в деле антирелигиозной пропаганды “окончательно изжить всякую нерешительность и боязнь”, а также “ўзмацніць антырэлігійную работу сярод рабочых палякаў і іх сямей, як шляхам утварэньня ячэек “бязбожнікаў”, … так і шляхам выкрыцця контррэвалюцыйнай сутнасці каталіцкага касьцёлу і ксяндзоў як агентаў польскага фашызму”. Если раньше предполагалось организовывать ячейки и кружки “Безбожник” только там, где были соответствующие условия и обеспечено надежное руководство, то сейчас подобные оговорки были отброшены. Бюро ЦК КП(б)Б в марте 1929 г. постановило, что “кожная партарганізацыя павінна паставіць перад сабой заданьне арганізаваць ва ўсіх буйных … вясковых і гарадскіх пунктах, пры ўсіх польскіх чытальнях, клюбах, школах, антырэлігійныя гурткі і ячэйкі таварыства “Бязбожнік” [10, c. 42]. После принятия подобных решений начался бурный рост численности как ячеек, так и количества их членов. Например, если в 1928 г. в Гомельском округе, по данным местного Польбюро, существовало 11 ячеек и кружков, то уже в 1929 г. таковых было 27. Аналогичная картина наблюдалась на общереспубликанском уровне. В 1926 г. в БССР всего числилось 4,5 тыс. безбожников, к 1930 г. их количество превысило 40 тыс. человек [6, с. 204]. По данным Польбюро ЦК КП(б)Б, в среде польского населения в 1929 г. работало 33 кружка “Безбожников” [17, с. 135].

Наиболее популярной формой работы Союза безбожников в конце 1920-х годов были антирелигиозные кампании, проводимые во время крупных религиозных праздников (Рождество, Пасха). Основной упор делался на беседы, лекции, массовые вечера, читки газет, расклейку стенгазет, лозунгов и пр. Во время кампаний использовались всевозможные лозунги, например: “Walka z religja - to walka o socjalizm” или “Religja - to gorzalka duchowa”. Кроме того, устраивались бойкоты ксендзов - их не пускали в дома бедноты, батраков и середняков. Нередко организовывались демонстрации, на которых принимались решения о закрытии костелов. Так, 19 марта 1929 г. Польбюро ЦК КПБ(б) приняло следующее постановление: “Лічыць мэтазгодным, каб дэманстрацыя выставіла жаданьне аддачы аднаго польскага касьцёла для культурных патрэб польнасельніцтва. Даручыць Менскаму Польбюро АК і праўленьню таварыства “Бязбожнік” правесьці гэта ў жыцьцё” [17, с. 138].

Что касается результатов атеистической пропаганды Союза безбожников среди католиков, то в некоторых случаях происходит падение религиозных настроений у молодежи. Однако количество подобных свидетельств крайне невелико по сравнению с регулярной критикой качества антирелигиозной работы со стороны вышестоящих органов. Причин невысокой результативности работы безбожников было, по меньшей мере, две: 1) формальное отношение работников этой организации к выполнению своих обязанностей; 2) упорное противостояние верующих католиков практике вульгарного атеизма

ГЛАВА 3. РЕПРЕССИИ ПРОТИВ РИМСКО-КАТОЛИЧЕСКОЙ ЦЕРКВИ БССР (20-30-е ГОДЫ ХХ ВЕКА)

Полагая, что невозможно искоренить веру одними лишь законодательными, пропагандистскими и административными методами, советская власть использовала репрессии против духовенства и верующих под предлогом борьбы с контрреволюцией и враждебными элементами. Обвинениям и репрессиям подвергся в 1919 г. могилевский митрополит Эдвард де Ропп. В 1922-1923 гг. в Москве состоялся судебный процесс над могилевским архиепископом Яном Цепляком и 14 активными католическими священниками из России. Их обвиняли в сопротивлении декретам и распоряжениям советской власти по отношению к религии и церкви, в организации борьбы с советской властью. Ян Цепляк и настоятель костела святой Катерины в Петрограде К. Буткевич были приговорены к расстрелу, остальные - к лишению свободы от трех до десяти лет. Впоследствии смертный приговор Яну Цепляку был заменен десятью годами лишения свободы [5, c. 79].

В среде руководства органов государственной безопасности значительный интерес к вопросам костела проявлял И. Опанский (1897-1927 гг.), с 1924 г. совмещавший одновременно две должности: заместителя главы Полномочного представительства Обьединенного государственного политического управления по Белорусскому военному округу (БВО) и заместителя председателя Государственного политического управления Беларуси. Именно его фамилия достаточно часто фигурирует в документах, посвященных костелу [6, c. 184].

В своей работе органы Государственного политического управления Беларуси опирались не только на собственную информационную сеть, но и тесно сотрудничали с партийными структурами, в частности с Польским Бюро, регулярно обмениваясь информацией. Например, в письме от 23января 1925 г. секретарь Польбюро ЦК РКП(б) С. Дзержинская требовала от окружных Польбюро: “о всех известных … фактах контрреволюционной работы ксендзов (их антисоветской агитации) следует сообщать в местные органы ГПУ” [7, с. 110]. В течении последующего времени это распоряжение безоговорочно исполнялось. Так, инструктор Польбюро ЦК КП(б)Б Пяско 4 декабря 1926 г. сообщал в контрреволюционный отдел Государственного политического управления Беларуси что, ксендз А. Мачук “ведет скрытую антисоветскую и контрреволюционной деятельность … совместно с членами костельного совета распространяет слухи, что скоро будет война с Польшей … что советская власть будет существовать не долго и т.д.” [7, с. 110].

Но в большей степени обмен информацией осуществлялся в обратном порядке. Типичным примером может служить обширная аналитическая справка от 8 января 1927 г., посвященная религиозным обществам, кружкам, братствам и прочим организациям в среде католического населения, адресованная секретарю ЦК КПБ(б) А. Криницкому и секретарю Польбюро ЦК КПБ(б) В. Вноровскому . Точно так же, на местах, окружные отделы Государственного политического управления постоянно информировали окружные комитеты партии и Польбюро о состоянии дел в католическом костеле.

В некоторых случаях осуществлялся не просто механический обмен информацией - работники Государственного политического управления и Польбюро давали друг другу рекомендации и советы. Инструктор Польбюро ЦК КП(б)Б Пяско 4 декабря 1926 г., оценивая деятельность ксендзов А. Мачука и Бородзюли, писал о необходимости “усилить наблюдение за деятельностью указанных ксендзов и их помощников из костельных советов” [1, с. 79]. Начальник Мозырского окружного отдела Государственного политического управления 30 ноября 1927 г. информировал местное Польбюро о Союза безбожниковоре денежных средств для костельного совета на заводе “Звезда”, объясняя этот факт “слабасьцю правядзеньня палітвыхаваўчай працы”, настоятельно рекомендуя при этом принять соответствующие меры.

Основное внимание Государственного политического управления отводилось следующим аспектам: административно территориальное устройство католического костела, ксендзы и их деятельность, религиозность населения, религиозные кружки и костельные советы, влияние костела в школе. Чаще всего характеристики административно-территориального устройства содержатся в развернутых аналитических записках. В 1927 г. органам Государственного политического управления было известно, что “на территории Западного Края имеются две римско-католические епархии: Минская, управляемая Войцеховичем, охватывает всю бывшую Минскую губернию до ее восточных границ, обслуживает 42 костела, с количеством ксендзов в 21 человек и Могилёвская (Ленинградская), управляется Малецким, обслуживает 48 костелов, сюда входят костелы территории Брянской, Смоленской и Гомельской губерний, с количеством ксендзов в 29 человек” [8, с. 256].

Следующий важнейший аспект - это наблюдение за духовенством. В основном здесь уделялось внимание его численности, деятельности и влиянию на местное население. На момент 28 декабря 1924 г. в БССР насчитывалось 36 ксендзов, в 1927 г. с учетом укрупнения БССР и Смоленской губернии их было 50 [10, с. 47]. В том же 1927 г. по мнению работников Государственного политического управления в среде католического духовенства выделяются три течения: “первая группировка, возглавляемая ксендзом Войцеховичем и Хмелевским, выражается в тенденции создания автономной Белорусской епархии, с непосредственным подчинением Ватикану. Второе течение, возглавляется ксендзом Саком; оно по своему замыслу аналогично с первым, с той только разницей, что эта группировка, в случае необходимости, готова отказаться от подчинения даже Ватикану. Третье течение, возглавляемое Белоголовым, в настоящее время носит характер прямого проведения инструкций и директив Ватикана”. Подобное внимание к различным течениям в среде духовенства объясняется наличием планов у Государственного политического управления по расколу католического костела по аналогии с православной церковью. Так, уже в 1924 г. И. Опанский отмечал, что в среде ксендзов четверо стоят на позициях автокефальной церкви в БССР. В 1926 г. Бюро ЦК КПБ(б) одобрило деятельность Государственного политического управления, направленную на внесение раскола в ряды католического духовенства [8, с. 58]. Однако, не смотря на все предпринятые усилия, подобная политика не принесла желаемых результатов [4, с. 187].

Что касается деятельности католического духовенства, то, как правило, Государственное политическое управление обращало внимание на те действия, которые могли интерпретироваться как антисоветские или контрреволюционные. Например, в докладной записке заместителя Полномочного представительства Обьединенного государственного политического управления по Западному краю И. Опанского секретарю ЦК КПБ(б) А. Криницкому “Об опасностях в условиях нэпа мелкобуржуазного влияния и необходимости поворота в национальной политике к большей жесткости” от 28 декабря 1924 г. отмечено, что в Могилевском и Слуцком округах “местными ксендзами собираются подписи от шляхтичей о том, что Белоруссия не желает быть Советской, а желает быть польской” [4, с. 34].

На бюро ЦК КП(б)Б в мае 1926 г. обсуждался доклад Государственного политического управления БССР “О политическом положении в Белоруссии”, в ходе чего было отмечено “усиление контрреволюционной деятельности духовенства”, в частности: “антисоветские публичные выступления католического духовенства на белорусском языке с предсказыванием освобождения от гнета и близости жестокой расправы с коммунистами” [6, с. 185].

Наконец в 1927 г. всему католическому духовенству была дана общая характеристика: “Всякий ксендз, будь он белорус, поляк или литовец, он прежде всего прилагает все усилия к тому, чтобы сохранить свою религию. Имея в виду, что Советская власть разными открытыми и скрытыми путями подтачивает религию, как таковую, они естественно, в силу этого, относятся к Соввласти враждебно, обращаясь в данном случае к Польше, которая, в силу услуг, оказываемых ей католическим духовенством Белоруссии, в деле шпионажа и других контрреволюционных деяний, очень благосклонно к ним относится, - из этого также и вытекает отношение и ксендзов Белоруссии к Польше” [14, с. 311].

Следующий аспект - это влияние и авторитетность ксендзов. 7 мая 1926 г. в постановлении бюро Центрального комитета КПБ(б) по докладу Государственного политического управления БССР “О политическом положении в Белоруссии” отмечено, “что влияние католического духовенства на верующих гораздо сильнее влияния православного, вследствие более высокой квалификации ксендзов, большей дисциплины в католической церкви” [10, c. 45]. 8 января 1927 г. заместитель председателя Государственного политического управления Беларуси И. Опанский отмечал, что “ксендзы в общественной жизни католиков-белорусов, а поляков в особенности - играют не малую роль, зачастую беря на себя инициативу на идеологическом фронте, как белорусской, так и польской культуры” [9, с. 166]. На местах картина была во многом схожая. 16 декабря 1924 г. Мозырский окротдел Государственного политического управления отмечал, что “польское население слишком сочувствует польскому духовенству и всецело на стороне его”. Впрочем встречаются и обратные характеристики, свидетельствующие о падении влияния духовенства. В 1927 г. по данным КРО Мозырского окротдела Главного политического управления “авторитетность ксендзов по сравнению с 1925 г. значительно уменьшилась. Объясняется это тем, что ксендзы выступая в своих речах, призывали население не воровать леса, ремонтировать костелы, признавать действие власти, за что некоторые из верующих особенно в Петриковском приходе меж собою говорили: “что теперь мол ксендзы все равно, что коммунисты”. Кроме духовенства наблюдение осуществлялось и за прихожанами. При этом не последнее внимание уделялось степени их религиозности (посещение костела, хождение на исповедь и так далее).

7 мая 1926 г. в Постановлении бюро Центрального комитета КПБ(б) по докладу Государственного политического управления БССР “О политическом положении в Белоруссии” отмечено, что католики являются более фанатично верующими, чем православные. В информационном докладе Мозырского окротдела Государственного политического управления за период с 1 января 1925 по 1 августа 1925 г. отмечается общее падение влияния религии, за исключением католицизма и иудаизма.

Но встречаются и противоположные оценки. В 1927 г. в этом же округе отмечено, что “религиозность польского населения и белорусов-католиков за последнее время ослабла”, или “наблюдается резкое отшатывание от религии польского населения”. В качестве аргументов приводятся: уменьшение посещения исповеди, уменьшение посещения костела, повышенный интерес к мероприятиям советской власти и т.д. Например, 23 февраля 1927 г. в околице деревни Кустовница, Мозырского района, Мозырского округа состоялось собрание посвященное дню Красной Армии и “после собрания некоторые крестьяне, особенно молодежь, говорили, что лучше ходить на такие собрания, чем посещать костел”.

Важную роль в жизни католического населения играли всевозможные религиозные общества, кружки, костельные комитеты и так далее. Как правило, в отношении этих организаций так же осуществлялся непрерывный сбор сведений. Среди наиболее распространенных обществ указаны “Терциарии” и “Ружанцы”. Первые общества существовали почти при каждом костеле, в них принимаются мужчины и женщины с 14 лет, с хорошим прошлым и рекомендацией двух членов, они и должны извещать ксендза о нарушении религиозной нравственности, навещать больных католиков, укреплять веру и т.д. Что касается последнего аспекта, веры, то очень характерным является следующее свидетельство: “там, где наиболее развит фанатизм католиков, слепая преданность костелу и ксендзу, - там несомненно наличие общества “терциариев”. По данным Государственного политического управления эти общества в 1927 г. существовали в Минске, Бобруйске, Орше, Могилеве [14, с. 131].

Следующее общество “Ружанцы” или “Kolka Rozancowe”. Эти организации так же существуют при каждом костеле и “организуются сообразно возрастам: среди мужчин, женщин, девиц и мальчиков. Каждый член “Ружанцев” “должен быть нравственным, следить за нравственностью других”. Добровольные сборы денег с членов на нужды костела производятся во время Октября месяца”. Подобные кружки зафиксированы в Минске, а также в Полоцком, Слуцком и других округах [20, с. 28].

Кроме двух вышеназванных обществ, органам Государственного политического управления были известны общества: “Св. Викентия из Пауля”, “Св. Сердца Иисуса и Марии” (“Сердцанки”), “Непорочного Зачатия св. Девы Марии” (“Непокалянки”) [14, с. 454]. Что касается костельных советов или руководства религиозных общин, то, по данным Государственного политического управления, они “проводят свою работу в направлении сбора денег на костельные нужды, и некоторые, настроены более фанатично, уговаривают стариков женщин и мужчин не слушать молодежи, а посещать костелы и так далее”.

Еще один аспект - это наблюдение за влиянием костела в школе. Так, в марте 1929 г. сотрудником Контрразведывательного отдела Государственного политического управления в Минской 6-й школе было собрано восемь объяснительных записок с учащихся по поводу посещения ими костела, хождения на исповедь и так далее. Вожатый польского пионерского отряда этой школы В. Романовский пояснил что “ксендзы у которых были пионеры в исповеди, наговаривали их о том, чтобы были пионерами лишь на бумаге, ничуть идейно, некоторым говорили, что бы не выписывались, а были лишь для интереса” [11, с. 59]. Впоследствии, собранные в 1920-х гг. сведения будут использоваться карательными органами в качестве компрометирующего материала во время репрессий 1930-х гг. в отношении духовенства и наиболее активных прихожан.

В 1933 г. по сфабрикованному делу о существовании подпольной контрреволюционной повстанческой организации (ПОВ - польской организации войсковой) НКВД арестовало десятки ксендзов, которых обвинили в шпионаже в пользу Польши, антисоветской деятельности. На протяжении 1930-х гг. костелы считались рассадниками шпионажа, а католическое духовенство - потенциальным врагом большевизма и Советов. Неслучайно в 1937 г. бюро Центрального комитета КПБ дважды рассматривало вопросы “О мерах по закрытии польских костелов” и “О польских костелах”. Руководствуясь прежде всего политическими мотивами (близость Польши, борьба с “врагами народа”, несовместимость коммунистической и религиозной идеологии), бюро дало установки низовым партийным органам по скорейшему закрытию костелов, аресту духовенства и верующих.

Гонения на римско-католический Костел, духовенство и верующих в СССР получили осуждение в Апостольской столице - Ватикане. Папа Бенедикт XV осудил октябрьскую революцию, а 9 мая 1922 г. направил Генуэзской конференции меморандум, в котором выразил озабоченность положением религии в России. Папа предлагал внести в соглашение между государствами три условия, касающиеся религиозных вопросов в России: гарантия полной свободы совести всех граждан, как частного, так и публичного отправления религиозных культов, возвращение религиозным общинам недвижимого имущества, принадлежавшего им до революции [5, c. 68]. В дальнейшем отношения Ватикана и советского правительства обострялись по мере того, как происходило наступление большевиков на религию, Костел и духовенство. Существенную роль играл идеологический фактор: большевики считали Ватикан пособником империализма, а католицизм сильнее православия. Существовавшие в те годы в Советском Союзе шпиономания, атмосфера страха и грубого нарушения прав человека служили удобной ширмой для расправ с инакомыслящими. В БССР близость Польши, помимо того, использовалась для фабрикации дел о наличии законспирированного польского националистического подполья, направленного на подрыв советского строя.

К январю 1937 г. в БССР не было ни одного действующего костела. Органы НКВД в 1937-1938 гг. арестовали и осудили 3 247 служителей культа, которые, как было сказано в отчете, находились “на службе германо-польской и японской разведок и имели целью организацию шпионско-повстанческих кадров”. Ряд арестованных проходили по следствию как “руководители контрреволюционных организаций церковников”, которые “объединились на антисоветской почве с польским националистическим подпольем, а в ряде мест с эсерами и троцкистами. Основная направленность деятельности - пропольская работа по подготовке интервенции против СССР”.