Оглавление

• Введение
• Русская журналистика во второй половине 1820-х годов и в 1830-е годы
• Журналистская деятельность А. С. Пушкина
• Журнал "Современник"
• Заключение
• Список использованной литературы

Введение

Вторую петербургскую школу журналистики тех лет представлял Александр Сергеевич Пушкин. Гениальным журналистом назвать его нельзя. Он был ярким и заметным журналистом. При жизни он опубликовал около пятидесяти фельетонов, памфлетов в периодике, и столько же осталось в рукописях. Первое выступление Пушкина-журналиста в периодической печати относится к 1824 г. В мае этого года в "Сыне отечества" (№ 18) появилась присланная из Одессы полемическая заметка Пушкина - его "Письмо к издателю "Сына отечества". Этой заметкой Пушкин начал борьбу с реакционной прессой, выступив против журнала Каченовского "Вестник Европы" и его ведущего критика Михаила Дмитриева.

В 1825 г. Вяземский привлекает Пушкина к сотрудничеству в "Московском телеграфе" Н. А. Полевого; здесь Пушкин напечатал несколько своих стихотворений. Самое острое из них - эпиграмма "Жив, жив, курилка!", направленная против "Вестника Европы", не была пропущена цензурой. Одновременно Пушкин выступает в "Московском телеграфе" с критическими статьями.

В 1830 году Дельвиг и Пушкин создают "Литературную газету", которая не пользовалась популярностью. "Литературная газета" выходила один раз в пять дней, на восьми полосах; каждая полоса была разбита на две колонки. "Цель сей газеты - знакомить образованную публику с новейшими произведениями литературы европейской, и в особенности российской", - заявляла редакция, подчеркивая литературный характер газеты и ее ориентацию преимущественно на просвещенного ("образованного") читателя. "Литературная газета" отказывалась от "критической перебранки" и допускала на свои страницы только "критики, имеющие в виду не личные привязки, а пользу какой-либо науки или искусства". О составе участников газеты в редакционном сообщении говорилось следующее: "Писатели, помещавшие в продолжение шести лет свои произведения в "Северных цветах", будут постоянно участвовать в "Литературной газете" (разумеется, что гг. издатели журналов, будучи заняты собственными повременными изданиями, не входят в число сотрудников сей газеты)". Фраза в скобках касалась Булгарина и Греча: они единственные из участников "Северных цветов" имели собственные периодические издания. Так "Литературная газета" сразу же противопоставила себя "Сыну отечества" и "Северной пчеле". Рабочая редакция "Литературной газеты" состояла из трех человек: издателя-редактора Дельвига, его помощника, литератора и журналиста Сомова, и секретаря редакции В. Щасного, который, помимо технической работы, занимался переводами и переложениями научных статей. Выпустив два номера "Литературной газеты", Дельвиг по делам уехал из Петербурга, и руководство газетой на два месяца перешло к Пушкину. В отсутствие Дельвига Пушкин совместно с Сомовым издал десять номеров (с 3 по 12-й). За 1830 г. он поместил в "Литературной газете" более двадцати своих статей, рецензий, полемических заметок и свыше десяти подготовил, но не опубликовал.

В 1831 году они уходят из газеты. Далее Пушкин участвует в журнале "Телескоп" - там он опубликовал ужасные памфлеты на Булгарина. Одна из литературных масок Пушкина носила имя Феофилакт Косичкин - огромный и робкий человек, восторгающийся Булгариным и Гречем. Частенько Пушкин так издевался в периодике над Булгариным, что тот боялся выйти из дома, - все тыкали пальцем и смеялись.

А как-то в одном из памфлетов Пушкин написал фразу: "В этом здании куда ни ступи, везде наступишь в Булгарина". В 1836 году Пушкин основал журнал "Современник", который выходил раз в три месяца, и при жизни поэта вышло четыре тома. "Современник" пользовался успехом преимущественно у просвещенного, вдумчивого читателя, умевшего видеть "между строк" и правильно оценивать позиции сторон в журнально-политической борьбе. Но сделать "Современник" массовым изданием Пушкину так и не удалось. Тираж его падает: первые два тома были отпечатаны в количестве 2400 экземпляров, третий - 1200 экземпляров, а тираж четвертого снизился до 900. Широкому распространению журнала мешали его форма альманаха, редкая периодичность, отсутствие политического отдела, а также злобные выпады изданий "журнального триумвирата".

Русская журналистика во второй половине 1820-х годов и в 1830-е годы

Подавив восстание дворянских революционеров 14 декабря 1825 г., Николай I заявил: "Революция на пороге России. Но, клянусь, она не проникнет в Россию, пока во мне сохранится дыхание жизни". Так была определена программа царствования. Все действия правительства были подчинены одной цели - не допустить повторения событий на Сенатской площади.

Уже в 1826 г. Николай I распорядился усилить надзор за "направлением умов". Он ввел новый род полиции, учредив корпус жандармов ("вооруженную инквизицию", по словам Герцена), а Особую канцелярию министерства внутренних дел преобразовал в Третье отделение собственной его императорского величества канцелярии. Так возникла в России высшая тайная государственная полиция, ведавшая делами политического сыска, "центральная контора шпионажа" (Герцен). Начальником Третьего отделения и шефом корпуса жандармов был назначен А. X. Бенкендорф, который пользовался огромным доверием царя и по сути дела встал над всеми государственными учреждениями.

Цензоры получили предписание "принять за правило и строго наблюдать, дабы ни в одной из газет, в России издаваемых, отнюдь не были помещаемы статьи, содержащие в себе суждения о политических видах его величества". Допускалась только перепечатка некоторых сообщений политического характера из "Санкт-Петербургских ведомостей" и "Санкт-Петербургской газеты", которая издавалась на французском языке министерством иностранных дел.

Запрещение писать о политике и о "современных правительственных мерах" выдвинуло в журналистике второй четверти XIX в. на передний план научно-литературные интересы. Русским журналистам - Полевому, Пушкину, Белинскому и другим - нужно было проявлять тонкую изобретательность, чтобы в обход цензуры касаться вопросов внутренней политики. Не случайно в это время широкое распространение в журналистской практике получили разного рода политические намеки, иносказания, т. е. средства "эзоповского языка".

В 1830 г. произошли революции во Франции и Бельгии, началось восстание в Польше, перекинувшееся потом в Литву и Белоруссию. Неспокойно было в это время и в самой России - повсеместные холерные бунты, военное восстание в Севастополе, борьба кавказских горцев с захватнической политикой царизма, восстание новгородских военных поселений ("работных людей"). Опасаясь, как бы брожение умов не проникло на страницы периодической печати, правительство издает ряд распоряжений, касающихся непосредственно журналистики. По требованию Бенкендорфа, с 1830 г. в Третье отделение начали доставляться обязательные экземпляры всех выходящих в России периодических изданий для дополнительного контроля. В 1831 г. цензорам предписали "рассматривать периодические издания с особым вниманием и в пропуске назначаемых для них статей соблюдать крайнюю осмотрительность и осторожность".

На издателей градом сыпались обвинения и доносы в неблагонадежности. В конце 1830 г. была приостановлена "Литературная газета" А. А. Дельвига, в 1832 г. запрещен журнал И. В. Киреевского "Европеец", в 1834 г. - журнал Н. А. Полевого "Московский телеграф", в 1836 г. - издания H. И. Надеждина: журнал "Телескоп" и газета "Молва".

Выпуск новых частных газет и журналов, и притом только специальных, а не энциклопедических, требовал разрешения императора. Право на издание общественно-литературных или научно-литературных журналов выдавалось в виде исключения лицам, известным своей политической "благонадежностью". С 1837 по 1846 г. появилось только четыре новых журнала общего характера, и три из них были открыто реакционными изданиями: органы "официальной народности" - "Маяк" и "Москвитянин", журнал "Русский вестник", возобновленный в 1841 г. Н. И. Гречем. Четвертый журнал - "Финский вестник" (1845-1847), один из передовых органов 1840-х годов, был позволен как специальный журнал, посвященный финской теме. Заслуга издателя Ф. К. Дершау и сотрудников состояла в том, что они сумели выйти за эти узкие пределы и освещали в "Финском вестнике" вопросы жизни русского общества.

Правительство поощряло возникновение казенных научно-литературных изданий, призванных конкурировать с частными. Учреждаются "Ученые записки Московского университета" (1833), "Журнал министерства народного просвещения" (1834) и другие журналы, не имевшие, впрочем, успеха у читателей.

Всем частным газетам строго запрещалось касаться политики. Исключение из общего правила представляла только газета Ф. В. Булгарина "Северная пчела", которая начала выходить в 1825 г. как "газета политическая и литературная". Булгарин, ставший в 1826 г. агентом Третьего отделения, единственный из всех издателей получил право помещать в своей газете политическую информацию, что вызывало негодование передовых журналистов и литераторов.

В 1830-е годы заметно умножается провинциальная газетная периодика, правда, пока носящая официальный характер. Выходят "Одесский вестник" (1828-1893), "Тифлисские ведомости" (1828-1831), "Литовский вестник" (1834-1840), "Закавказский вестник" (1837-1855), "Официальная газета Царства польского" (1838-1861).

После 14 декабря 1825 г. ведущая роль в периодической печати России принадлежала уже не петербургской, а московской журналистике. Это отмечали все современники. Пушкин, например, писал в "Путешествии из Москвы в Петербург" (1835): "Литераторы петербургские по большей части не литераторы, но предприимчивые и смышленые литературные откупщики. Ученость, любовь к искусству и таланты неоспоримо на стороне Москвы. Московский журнализм убьет журнализм петербургский. Московская критика с честию отличается от петербургской". Ту же мысль высказал Гоголь в "Петербургских записках 1836 г.": "Московские журналы говорят о Канте, Шеллинге и проч., и проч.; в петербургских журналах говорят только о публике и благонамеренности. В Москве журналы идут наряду с веком, но опаздывают книжками; в Петербурге журналы нейдут наравне с веком, но выходят аккуратно в положенное время. В Москве литераторы проживаются, в Петербурге наживаются".

В период между декабристами и началом журналистской деятельности Белинского самым интересным и влиятельным журналом был "Московский телеграф" Н. А. Полевого (1825-1834), названный Белинским "решительно лучшим журналом в России, от начала журналистики", "Московский телеграф" пользовался большой популярностью у читателей и распространялся по всей России. По мнению Герцена, "с "Телеграфом" в русской литературе начинают господствовать журналы. Они вбирают в себя все умственное движение страны".

Белинский был центральной фигурой русской журналистики 1830-1840-х годов. Несколько лет он сотрудничал в журнале "Телескоп" и газете "Молва", издававшихся Н. И. Надеждиным, и в журнале "Московский наблюдатель", который в 1838 г. перешел к Белинскому и его друзьям. Уже в этот, московский период Белинский заложил основы демократической журналистики.

В то время, когда в Москве действовали Полевой и Белинский, в Петербурге монополию в журналистике захватили Булгарин и Греч, совершенно порвавший после разгрома декабристов со своим былым либерализмом. В распоряжении Греча и Булгарина находились журналы "Сын отечества", "Северный архив" и газета "Северная пчела", которую в 1825-1830 гг. Булгарин издавал единолично, а с 1831 г. - вместе с Гречем.

В 1834 г. реакционная петербургская журналистика получила сильное подкрепление: стал выходить журнал "Библиотека для чтения" редактируемый О. И. Сенковским. Таким образом, к середине 1830-х годов в Петербурге создается реакционный "журнальный триумвират" в составе "Сына отечества", "Северной пчелы" и "Библиотеки для чтения", принадлежащих трем журналистам: Булгарину, Гречу и Сенковскому.

Освежающую струю в петербургскую журналистику вносили издания связанные с именем Пушкина, - "Литературная газета" и журнал "Современник" (1836). Но Пушкину и его группе очень трудно было бороться с реакционными изданиями: "Литературная газета", в силу цензурных постановлений, ограничивалась кругом литературно-эстетических проблем, а "Современник", разрешенный как литературный сборник, выходил только четыре раза в год. И все же им удалось нанести сильный удар по реакционной журналистике.

Осенью 1839 г. в Петербург переезжает Белинский. Он становится ведущим сотрудником и фактическим редактором журнала Краевского "Отечественные записки". С этого времени петербургская журналистика вновь получает руководящую роль в периодической печати России.

В условиях жесточайшего цензурного гнета 1830-х годов небывало возросло значение литературной критики для воспитания современников в духе передовых общественных идей. Чернышевский указывал в "Очерках гоголевского периода русской литературы", что в журналистике этого времени "эстетические вопросы были... по преимуществу только полем битвы, а предметом борьбы было влияние вообще на умственную жизнь". С каждым годом литературная критика приобретала все большую роль в формировании сознания современников.

Усиление интереса к литературной критике со стороны читателей в свою очередь свидетельствовало об их духовном росте. Если в 1834 г. в "Литературных мечтаниях" Белинский отмечал, что в 1820-1830-е годы "жизнь журнала" составляют повести, рецензии и картинки мод, то в начале 1840 г. он уже заявлял, что теперь "ни один журнал или газета не может существовать без отдела критики и библиографии; эти страницы разрезываются и пробегаются нетерпеливыми читателями даже прежде повестей". Все это, по мнению критика, убеждает в том, что "в нашей литературе настает эпоха сознания". В подготовке этой "эпохи сознания" главная роль принадлежала статьям и рецензиям самого Белинского.

Журналистская деятельность А. С. Пушкина

В историю русской культуры Пушкин вошел прежде всего как великий национальный поэт. Но Пушкин также был талантливым журналистом и критиком, он издавал и редактировал "Современник" - один из лучших журналов 1830-х годов. Когда до Москвы дошла весть о трагической гибели Пушкина, редактор "Московского наблюдателя" В. П. Андросов писал в Петербург А. А. Краевскому 3 февраля 1837 г.: "Пушкин едва ли не потому подвергся горькой своей доле, что сделался журналистом".

При жизни поэта в периодике было опубликовано более пятидесяти его выступлений и столько же осталось в рукописи. Это статьи и заметки по истории и теории литературы, литературным жанрам и литературному языку и т. д., статьи, рецензии и библиографические отзывы, посвященные творчеству (или отдельным произведениям) русских и зарубежных писателей, обзоры современных альманахов, характеристики отдельных журналистов и критиков, публицистические статьи, информационные и редакционные газетные и журнальные заметки, разнообразные полемические выступления: памфлеты, сатирические сценки, диалоги, портреты-пародии, анекдоты, иронические ответы ("реплики", в современной терминологии), остроумные замечания и др.

О профессиональном отношении Пушкина к вопросам журналистики говорят многочисленные высказывания в письмах. Да и в художественных произведениях он зачастую откликался на споры в печати. Пушкин хорошо знал современную и прошлую журналистику: в его библиотеке имелось свыше тридцати названий журналов Поэту было свойственно высокое уважение к профессии журналиста; он утверждал, что "сословие журналистов есть рассадник людей государственных".

В тяжелых условиях николаевской реакции Пушкин продолжил борьбу декабристов за честную, независимую, боевую журналистику, за общественно важный орган, способный объединить передовые литературные и научные силы; как и декабристы, он смело и мужественно выступал против реакционной журналистики и литературы.

Одним из первых Пушкин отметил появление в журналистике и литературе новой общественной силы - разночинцев - и определил это как "важный признак", который "непременно будет иметь важные последствия". Пушкин с большим вниманием следил за выступлениями Белинского в печати; в библиотеке поэта сохранились номера "Телескопа" со страницами, разрезанными только на статьях Белинского. По свидетельству И. И. Панаева, "один Пушкин, кажется, втайне сознавал, что этот недоучившийся студент должен будет занять некогда почетное место в истории русской литературы". В конце 1836 г. Пушкин шел на сближение с Белинским, и только смерть поэта помешала осуществлению этого союза.

Журналистская деятельность Пушкина развивалась в трех направлениях: литературная критика, полемика и публицистика.

В общетеоретических и литературно-критических статьях Пушкина, большая часть которых не была опубликована при жизни поэта, разрабатывались принципы эстетики реализма (или "истинного романтизма", в терминологии Пушкина), рассматривались с позиций реализма такие важные вопросы, как народность и общественная роль литературы, историческая обусловленность литературного процесса, понимание истинно прекрасного в искусстве, значение литературной критики и т. д. В трактовке некоторых проблем (в частности, проблемы народности) и в оценке творчества отдельных писателей Пушкин выступал как предшественник Белинского.

Предшественником Белинского Пушкин был и в жанре полемики. В статьях, заметках и письмах Пушкина содержатся его многочисленные высказывания о методах и приемах полемики. Поэт был непримиримым противником "вежливости" и "доброты" в критических и полемических спорах, он требовал умной, дельной и в то же время живой, острой полемики. Настоящий полемист, по мнению Пушкина, "заставляет мыслить и смеяться".

Пушкин наметил некоторые стилистические принципы полемической статьи, которые потом были развиты и блестяще реализованы Белинским, Герценом, революционно-демократической журналистикой 1860-х годов. Главные из них - это стилизация, пародирование особенностей речи и стиля оппонента (в одной из заметок Пушкин утверждал, что пародия "требует редкой гибкости слога, хороший пародист обладает всеми слогами"), разоблачение противника путем пародийной "защиты" его мыслей и поступков, создание вымышленных образов (масок) в целях маскировки своих позиций. Полной дискредитации противника служило также остроумное обыгрывание неудачных выражений в произведениях критикуемого автора, широкое использование разного рода сатирических сопоставлений, намеков ("обиняков", по словам Пушкина), иносказаний и сравнений, т. е. эзоповского языка. Пушкин охотно прибегал к острому слову, остроумным выражениям, каламбурам, эпиграммам, афоризмам.

Самый тип статьи, созданной Пушкиным, был обусловлен особенностями его художественного метода и тем читателем, к которому он обращался со своими журнальными и газетными выступлениями.

Пушкин явно тяготел к малым формам литературной критики и публицистики. За исключением памфлетов, статьи Пушкина, как правило, невелики по размеру: от пяти страниц журнального текста до нескольких фраз. Это скорее даже не статьи, а миниатюрные заметки.

В наброске статьи "О прозе" (1822) Пушкин писал: "Точность и краткость - вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей - без них блестящие выражения ни к чему не служат". Этот лаконизм пушкинского стиля в одинаковой мере характерен как для его художественных произведений, так и для статей.

При всем желании Пушкину не удалось сделать массовыми руководимые им периодические издания, как журналист он обращался преимущественно к узкому кругу читателей, к "образованной публике", достаточно подготовленной и эрудированной. Поэтому Пушкину (в отличие от Белинского, у которого был совсем другой читатель) не было нужды подробно и обстоятельно аргументировать свои положения. Пушкину достаточно было сказать: "Батюшков... сделал для русского языка то же самое, что Петрарка для итальянского", чтобы читатель его понял. Отсюда идет предельная сжатость, почти афористичность пушкинских формулировок.

По справедливому замечанию академика В. В. Виноградова, пушкинским рецензиям свойственны "сжатая глаголами фраза, отсутствие сложных конструкций, стройный и строгий ход логической мысли без всяких отступлений, необыкновенный лаконизм и полнота изложения"[28].

Сочетание лаконизма с полнотой изложения оказалось для Пушкина возможным еще и потому, что он был критиком-художником. Современники считали, что Пушкин "открыл средство в критике, в простом извещении о книге, быть таким же необыкновенным, таким же поэтом, как в стихах"[29]. И действительно, предельная сжатость суждения приобретала под пером Пушкина глубокую смысловую емкость благодаря образному, поэтическому выражению. Так, извещая читателей "Литературной газеты" о выходе в свет романа Бенжамена Констана "Адольф" в переводе Вяземского, Пушкин совершенно точно характеризует роман с помощью цитаты из "Евгения Онегина". Рецензируя в "Современнике" второе издание "Вечеров на хуторе близ Диканьки" Гоголя, Пушкин вспоминает, что при первом появлении их "все обрадовались этому живому описанию племени поющего и пляшущего, этим свежим картинам малороссийской природы, этой веселости, простодушной и вместе лукавой".

Пушкин умел двумя-тремя словами определить особенности дарования и стиля писателя: он говорит о "вольной и широкой кисти" Шекспира, "величавой плавности" Ломоносова, "яркой и неровной живописи" Державина, "гармонической точности" Жуковского. Часто немногими фразами Пушкин рисовал образную картину целой эпохи: "Россия вошла в Европу как спущенный корабль, - при стуке топора и при громе пушек. Но войны, предпринятые Петром Великим, были благодетельны и плодотворны. Успех народного преобразования был следствием Полтавской битвы, и европейское просвещение причалило к берегам завоеванной Невы".

Заветным желанием Пушкина было, по его собственным словам, "пуститься в политическую прозу" (письмо к Вяземскому от 16 марта 1830 г.), но строгие цензурные условия не позволяли ему печатать открыто публицистические статьи. И все же публицистическая струя пронизывала все творчество поэта - его лирику, художественную прозу, работы на исторические темы, журнальные и газетные выступления. Иногда эта публицистика приобретала сатирическую окраску в политически острых памфлетах Пушкина.

Из собственно публицистических произведений Пушкина, оставшихся в рукописи, очень важны его две статьи о Радищеве. Судьба писателя-революционера всегда глубоко волновала Пушкина, но наиболее пристальное внимание к Радищеву и его книге "Путешествие из Петербурга в Москву" совпало по времени с работой над "Историей Пугачева" и "Капитанской дочкой", т. е. когда перед Пушкиным вплотную стал вопрос о крепостном праве и крестьянской революции.

В конце 1833 г. Пушкин начал работать над большим публицистическим сочинением "Путешествие из Москвы в Петербург", которым намеревался добиться снятия запрета с имени Радищева и напомнить читателям некоторые мысли его книги. Пушкин готовил свое сочинение к печати, однако невозможность опубликования помешала его закончить.

"Путешествие из Москвы в Петербург" полно иносказаний и намеков политического характера; в нем, как и во многих полемических статьях, Пушкин пользуется приемом стилизации: повествование ведется от вымышленного лица, путешествующего московского барина, взгляды которого не во всем разделялись Пушкиным.

Отношение Пушкина к Радищеву было довольно сложным. Он полностью принимал критику Радищевым крепостничества, но был противником революционного разрешения противоречий. И в данном сочинении Пушкин выступает против "насильственных потрясений политических" и с сочувствием цитирует антикрепостнические высказывания Радищева. Сказав, что Радищев "мрачными красками рисует состояние русского земледельца", Пушкин цитирует как раз те места книги Радищева, где даны наиболее мрачные картины русской крепостнической действительности, - описание русской избы (глава "Пешки"), рекрутского набора (глава "Городня"), продажи крепостных (глава "Вышний Волочок"), В дополнение к цитатам из книги Радищева Пушкин рассказывает об известном ему тиране-помещике, который "был убит своими крестьянами во время пожара".

Статью "Александр Радищев" Пушкин собирался опубликовать в третьем томе "Современника". И хотя Пушкин ослабил ее остроту по сравнению со своей первой статьей, цензура ее не пропустила, находя "неудобным и совершенно излишним возобновлять память о писателе и книге, совершенно забытых и достойных забвения". Здесь Пушкин говорит о Радищеве как о человеке "с духом необыкновенным", который дерзнул "вооружиться противу общего порядка, противу самодержавия, противу Екатерины", и действовал "с удивительным самоотвержением и с какой-то рыцарскою совестливостию".

Обычно журнальную биографию Пушкина начинают с его участия в "Литературной газете" (1830) - и делают это неправильно. В "Литературную газету" Пушкин пришел, имея опыт журнальной работы как критик, рецензент и острый полемист.

Первое выступление Пушкина-журналиста в периодической печати относится к 1824 г. В мае этого года в "Сыне отечества" (№ 18) появилась присланная из Одессы полемическая заметка Пушкина - его "Письмо к издателю "Сына отечества". Этой заметкой Пушкин начал борьбу с реакционной прессой, выступив против журнала Каченовского "Вестник Европы" и его ведущего критика Михаила Дмитриева.

В 1825 г. Вяземский привлекает Пушкина к сотрудничеству в "Московском телеграфе" Н. А. Полевого; здесь Пушкин напечатал несколько своих стихотворений. Самое острое из них - эпиграмма "Жив, жив, курилка!", направленная против "Вестника Европы", не была пропущена цензурой. Одновременно Пушкин выступает в "Московском телеграфе" с критическими статьями. Значительный интерес представляет его статья "О предисловии г-на Лемонте к переводу басен И. А. Крылова" (№ 17). В Париже вышли басни Крылова, переведенные на французский и итальянский языки, с двумя предисловиями - французского историка П. Лемонте и итальянского писателя Ф. Сальфи. Пушкин вскрывает ошибки Лемонте, который писал о русской словесности и русском языке "понаслышке", показывает, что французский ученый не понял своеобразия басен Крылова, увидев в них только подражания Лафонтену Подчеркивая народность и самобытность, подлинную художественность басен Крылова, Пушкин продолжает линию декабристской критики и полемизирует с критиками-карамзинистами, которые упрекали Крылова в мнимой зависимости от Лафонтена, характеризовали его басни как "грубые" и "мужицкие".

Находясь в Михайловской ссылке, Пушкин испытывает сильное желание включиться в журнальную борьбу. Он разрабатывает ряд проектов организации нового журнала, подбивает друзей на хлопоты. Поэт пишет Вяземскому в Москву 10 августа 1825 г.: "Когда-то мы возьмемся за журнал! Мочи нет, хочется, а покамест смотри хоть за Полевым". Узнав, что один из издателей "Полярной звезды" А. Бестужев собирается в Москву, Пушкин и ему пишет о необходимости создать журнал: "Ты едешь в Москву, поговори там с Вяземским об журнале; он сам чувствует в нем необходимость, а дело было бы чудно хорошо!". Однако замысел поэта - создать новый журнал - остался неосуществленным.

Когда осенью 1826 г. Пушкин получил разрешение приехать в Москву, он узнал о готовящемся выходе журнала "Московский вестник". Со многими сотрудниками будущего журнала, с его издателем М. П. Погодиным Пушкин был хорошо знаком, и ему казалось, что он сумеет подчинить их своему влиянию. "Может быть, не Погодин, а я буду хозяин нового журнала", - сообщает Пушкин в письме к Вяземскому 9 ноября 1826 г.

Начав в 1827 г. сотрудничать в "Московском вестнике" Погодина, Пушкин, однако, скоро убедился, что ему не удастся руководить журналом. Несмотря на это, он продолжал давать Погодину советы, какими средствами улучшить журнал, расширить его воздействие на читателей. К словам Пушкина в "Московском вестнике" не прислушивались, и он отошел от редакции.

В конце 1827 г. у Пушкина и Вяземского возникает проект организации журнала "Современник", который выходил бы четыре раза в год. Хлопотать перед министром просвещения и царем взялся Жуковский. Пушкину разрешили жить в Петербурге, и он большие надежды возлагал на новое издание. Однако хлопоты ни к чему не привели: помешал донос Булгарина в Третье отделение на Вяземского. Только через восемь лет Пушкин получил право на единоличное издание "Современника".

В 1825-1830 гг. Пушкин сотрудничал в альманахе А. А. Дельвига "Северные цветы", сначала как поэт, а после 1827 г. как критик и полемист. Этот альманах по художественным достоинствам и по составу сотрудников был лучшим литературным сборником последекабристской поры; выходил он в Петербурге по одной книжке в год и до появления "Литературной газеты" являлся единственным более или менее влиятельным петербургским изданием, противостоявшим периодике Булгарина и Греча. В книжке альманаха на 1828 г. были напечатаны "Отрывки из писем, мысли и замечания" Пушкина, в которых, между прочим, высмеивается самореклама Булгарина и Греча, а в книжке на 1830 г. - его памфлет "Отрывок из литературных летописей", поводом для которого послужил донос редактора "Вестника Европы" Каченовского на издателя "Московского телеграфа" Н. А. Полевого.

К середине 1828 г. "Вестник Европы" пришел в упадок. Объявляя о подписке на следующий год (в № 18), Каченовский обнадеживал читателей, что он собирается заметно оживить журнал и отныне будет "свободнее соображать и решительнее действовать". "Предполагаю работать сам", - хвастливо заявил он. Прочитав ряд последующих номеров "Вестника Европы", Н. Полевой за подписью "Бенигна" напечатал в "Московском телеграфе" две статьи: "Новости и перемены в русской журналистике на 1829 год" (1828, № 20) и "Литературные опасения кое за что" (№ 23) и показал, что в журнале Каченовского, несмотря на щедрые обещания, ровнехонько ничего не изменилось. Полевой писал о том, что Каченовский вообще не опубликовал ни одной стоящей работы, защищает мнения устарелые и не в состоянии своими трудами помочь журналу.

Уже первая статья Бенигны-Полевого привела Каченовского в ярость. В одном из редакционных примечаний ("Вестник Европы", 1828, № 24) Каченовский определил статью "Московского телеграфа" как "следствия неблагонамеренности" и заявил, что он примет "другие меры к сохранению своей личности". Вскоре он выполнил свою угрозу и подал в Московский цензурный комитет жалобу на цензора, пропустившего статью, и на Полевого. Каченовский просил цензурный комитет защитить его как профессора императорского Московского университета.

Цензурный комитет, который в основном состоял из профессоров, признал жалобу Каченовского основательной, но один член комитета, писатель В. Измайлов, не согласился с таким решением и подал особое мнение. Дело передали в Главное управление цензуры в Петербурге. И произошло невероятное: пожалуй, впервые в истории русской цензуры высшая цензурная инстанция не утвердила приговора нижестоящей. Главное управление цензуры не нашло ничего предосудительного в статье Бенигны, и жалоба Каченовского осталась без последствий.

Современники хорошо знали о тяжбе Каченовского с "Московским телеграфом". Пушкин откликнулся на нее эпиграммой "Журналами обиженный жестоко...", опубликованной в журнале Полевого (1829, № 7). В следующем номере Пушкин напечатал эпиграмму "Там, где древний Кочерговский...", в которой высмеял заведомо неудачную попытку Каченовского оживить "Вестник Европы". Не успели отшуметь пушкинские эпиграммы на Каченовского, как в "Северных цветах" появляется его памфлет "Отрывок из литературных летописей".

В этом "Отрывке" Пушкин впервые применил полемический прием, очень характерный для него как памфлетиста, - мнимое согласие с противником, для того чтобы разбить его позицию "изнутри". Пушкин будто сочувственно цитирует слова Каченовского о предполагаемом реформировании "Вестника Европы", но скрытая ирония ощущается сразу. Он приводит суждения Полевого, желая якобы возразить издателю "Московского телеграфа", однако сам выносит Каченовскому еще более строгий приговор. Например, Пушкин цитирует слова Полевого: "Но что сделал до сих пор издатель Вестника Европы? Где его права, и на какой возделанной его трудами земле он водрузит свои знамена?.. Юноши, обогнавшие издателя Вестника Европы, не виноваты, что они шли вперед, когда издатель Вестника Европы засел на одном месте и неподвижно просидел более 20 лет". Далее Пушкин пишет: "На сие ответствуем: если г. Каченовский, не написав ни одной книги, достойной некоторого внимания, не напечатав в течение 20 лет ни одной замечательной статьи, снискал однако ж себе бессмертную славу, то чего же должно нам ожидать от него, когда наконец он примется за дело не на шутку? Г. Каченовский просидел 20 лет на одном месте, - согласен; но как могли юноши обогнать его, если он ни за чем и не гнался?".

"Отрывок из литературных летописей" произвел сильное впечатление на современников. Как и следующие пушкинские памфлеты, он не был допущен в состав первого одиннадцати томного собрания сочинений поэта, на что не раз обращал внимание Белинский. Определяя полемические статьи Пушкина как "верх совершенства", Белинский всегда ставил "Отрывок из литературных летописей" в один ряд с такими его памфлетами, как "Торжество дружбы, или Оправданный Александр Анфимович Орлов" и "О мизинце г. Булгарина и о прочем", опубликованными в 1831 г. в "Телескопе".

Чернышевский также очень высоко оценивал "Отрывок из литературных летописей", он называл его "превосходно написанной статьею"; в приложении к четвертой главе "Очерков гоголевского периода русской литературы" Чернышевский почти полностью процитировал первый пушкинский памфлет.

Участвуя в "Северных цветах", Пушкин не оставлял мысли о создании в Петербурге более оперативного печатного органа, который можно было бы противопоставить реакционной периодике Булгарина и Греча. Понимая, что ни ему, ни Вяземскому правительство не выдаст разрешения на подобное издание, он поручил хлопоты Дельвигу, который еще не успел скомпрометировать себя в глазах правительства. Дельвиг упросил цензурный комитет разрешить ему выпуск "Литературной газеты" без всякой примеси политики, и 1 января 1830 г. появился ее первый номер.

"Литературная газета" выходила один раз в пять дней, на восьми полосах; каждая полоса была разбита на две колонки. "Цель сей газеты - знакомить образованную публику с новейшими произведениями литературы европейской, и в особенности российской", - заявляла редакция, подчеркивая литературный характер газеты и ее ориентацию преимущественно на просвещенного ("образованного") читателя. "Литературная газета" отказывалась от "критической перебранки" и допускала на свои страницы только "критики, имеющие в виду не личные привязки, а пользу какой-либо науки или искусства". О составе участников газеты в редакционном сообщении говорилось следующее: "Писатели, помещавшие в продолжение шести лет свои произведения в "Северных цветах", будут постоянно участвовать в "Литературной газете" (разумеется, что гг. издатели журналов, будучи заняты собственными повременными изданиями, не входят в число сотрудников сей газеты)". Фраза в скобках касалась Булгарина и Греча: они единственные из участников "Северных цветов" имели собственные периодические издания. Так "Литературная газета" сразу же противопоставила себя "Сыну отечества" и "Северной пчеле".

Рабочая редакция "Литературной газеты" состояла из трех человек: издателя-редактора Дельвига, его помощника, литератора и журналиста Сомова, и секретаря редакции В. Щасного, который, помимо технической работы, занимался переводами и переложениями научных статей.

Выпустив два номера "Литературной газеты", Дельвиг по делам уехал из Петербурга, и руководство газетой на два месяца перешло к Пушкину. В отсутствие Дельвига Пушкин совместно с Сомовым издал десять номеров (с 3 по 12-й). За 1830 г. он поместил в "Литературной газете" более двадцати своих статей, рецензий, полемических заметок и свыше десяти подготовил, но не опубликовал.

Пушкин живо интересовался делами газеты и просил друзей ходатайствовать о расширении ее программы. Он писал Вяземскому из Москвы 2 мая 1830 г. о "Литературной газете": "Поддерживай ее, покамест нет у нас другой. Стыдно будет уступить поле Булгарину... Но неужто Булгарину отдали монополию политических новостей? Неужто, кроме "Северной пчелы", ни один журнал не смеет у нас объявить, что в Мексике было землетрясение и что камера депутатов закрыта до сентября? Неужто нельзя выхлопотать этого дозволения? Справься-ка с молодыми министрами да и с Бенкендорфом. Тут дело идет не о политических мнениях, но о сухом изложении происшествий". В этом же письме Пушкин предупреждал Вяземского, чтобы тот вел хлопоты "втайне" от всех, а "если Булгарин будет это подозревать, то он, по своему обыкновению, пустится в доносы и клевету - и с ним не справишься". Хлопоты ни к чему не привели. Все же сотрудники "Литературной газеты", и особенно Пушкин, находили способы освещать вопросы политической современности в критических статьях, рецензиях и полемических заметках.

Газета не ограничивалась чисто литературными материалами, хотя они были ведущими в номере: в ней печатались также статьи по научным вопросам. Номер обычно открывался художественным произведением в прозе, затем шли стихотворения и научная или полемическая статья; последние две-три полосы отводились на библиографию русских и иностранных книг и "Смесь".

В отделе прозы помещались повести, отрывки из романов, описания путешествий, очерки, записки. Были опубликованы две главы из повести Гоголя "Страшный кабан", главы из "Путешествия в Арзрум" и "Арапа Петра Великого" Пушкина, отрывки из романов А. Погорельского (псевдоним А. А. Перовского) "Монастырка" и "Магнетизер", сатирическое произведение Фонвизина "Разговор у княгини Халдиной"[31], путевые записки и очерки Сомова, В. Г. Теплякова, А. С. Норова, Я. И. Сабурова. Зарубежная литература была представлена переводами из произведений В. Скотта, Гофмана, Мериме, Стендаля, Гюго, Манцони, В. Ирвинга.

В отделе поэзии сотрудничали виднейшие поэты - Пушкин, Дельвиг, Вяземский, Д. Давыдов, Баратынский, Ф. Глинка и др.; без подписи печатались стихотворения ссыльных декабристов - А. Бестужева и Кюхельбекера.

Большое значение придавалось в "Литературной газете" статьям по литературе, искусству и различным отраслям знаний. Здесь можно было встретить серьезные научные работы по истории и теории литературы (цикл статей Катенина "Размышления и разборы", в которых осуждались крайности романтизма), переводные статьи о современной литературе ("О Байроне и его отношениях к новейшей литературе" Гюго, "Современная английская литература" Вордсворта), живые и остроумные статьи Вяземского ("О Ламартине и современной поэзии Франции", отрывки из "Жизнеописания Фонвизина"). С большим интересом читались статьи по истории, педагогике, философии, медицине, естествознанию, например: "О цветке", "О разнообразии и единстве вещества в природе" М. Максимовича, "Несколько мыслей о преподавании детям географии" Гоголя и др.

Живым и злободневным был отдел библиографии, в котором рецензировались новинки русской и зарубежной литературы и науки, печатались отзывы о периодических изданиях. В этом отделе и в "Смеси" велась острая борьба с реакционной прессой, закладывались основы подлинно научной критики и просветительской журналистики.

Для определения позиции "Литературной газеты" в вопросах критики и библиографии очень важна заметка Пушкина "О журнальной критике" (1830, № 3). Отмечая, что "критика в наших журналах или ограничивается сухими библиографическими известиями, сатирическими замечаниями, более или менее остроумными, общими дружескими похвалами, или просто превращается в домашнюю переписку издателя с сотрудниками", он говорит о том, что необходимо рассматривать не только произведения, "имеющие видимое достоинство". Необходимо брать и такие, при анализе которых можно выйти за пределы чисто литературных вопросов, потому что "нравственные наблюдения важнее наблюдений литературных". Следовательно, Пушкин рекомендует применять журнально-критический прием в виде разговора с читателем "по поводу" - прием, который позже теоретически разработал и осуществил Белинский.

Почти все участники "Литературной газеты" в свое время находились в более или менее тесных связях с декабристами, поэтому "Литературная газета" воспринималась современниками и правительством как орган русского просвещенного дворянства, еще не утратившего связи с дворянской революционностью, как орган политической оппозиции правительству. Именно этим объясняются постоянные намеки Булгарина в "Северной пчеле" и в многочисленных его донесениях Бенкендорфу на недостаточную политическую благонамеренность "Литературной газеты", на вольномыслие ее сотрудников, и прежде всего Пушкина. Например, в № 30 "Северной пчелы" за 1830 г. под видом "анекдота", якобы взятого из английского журнала, Булгарин напечатал грязный пасквиль-донос на Пушкина, перемежая личные оскорбления с обвинением его в вольномыслии. Кроме политических целей, у Булгарина имелись и личные: он видел в "Литературной газете" сильного конкурента "Северной пчеле".

Борьбу "Литературной газеты" с продажной прессой возглавлял Пушкин. Он был первым и единственным в то время журналистом, показавшим в подцензурной печати политическое лицо Булгарина как агента Третьего отделения.

В рецензии на седьмую главу "Евгения Онегина" ("Северная *пчела", 1830, № 35 и 39) Булгарин возвестил о "полном падении" таланта Пушкина. Он заявил, что описание московской жизни Пушкин взял из его романа "Иван Выжигин", вышедшего в 1829 г., хотя, как известно, седьмую главу Пушкин закончил годом раньше, Булгарин обвинил Пушкина в том, что, будучи на Кавказе, поэт не воспел успехи русского оружия и якобы без должного почтения говорит о России, вспоминая Отечественную войну.

С ответом Булгарину выступили одновременно Дельвиг и Пушкин ("Литературная газета", 1830, № 20). Свою заметку Дельвиг посвятил защите Пушкина от обвинений в плагиате и разоблачил Булгарина как лгуна и клеветника. Пушкин поместил памфлет, написанный в форме библиографического известия о "Записках" начальника французской полиции Видока и построенный на сходстве некоторых моментов биографий Видока и Булгарина (дезертирство из армии, доносительство, мошенничество и др.). Читатели сразу поняли, что речь идет о Булгарине. Памфлет имел огромный успех, и правительство поспешило принять меры в защиту своего агента: были запрещены все разговоры и печатные высказывания о Видоке, с которым сопоставили Булгарина. "Записки" Видока и даже его портреты изъяты из продажи.

После этого Булгарин участил доносы на "Литературную газету", и Третье отделение стало зорче следить за нею. В августе 1830 г. Дельвиг получил строгий выговор за помещение в одной из заметок фразы "аристократов к фонарю", взятой из революционной французской песни (1830, № 45). А когда в № 61 от 28 октября было процитировано по-французски четверостишие, сочиненное Казимиром Делавинем для памятника, который предполагалось воздвигнуть в Париже в память жертвам июльской революции, Дельвига вызвали в Третье отделение. Бенкендорф обвинил его в якобинстве, и на № 64 от 12 ноября выход "Литературной газеты" был приостановлен.

Через месяц помощнику министра внутренних дел Блудову, близко знакомому со многими сотрудниками "Литературной газеты", удалось добиться ее возобновления под редакцией Сомова. В 1831 г. "Литературная газета" лишилась ведущих сотрудников, которые давали ей жизнь и движение: Дельвиг умер в январе 1831 г. (по свидетельству А. В. Никитенко, "публика в ранней кончине Дельвига обвиняет Бенкендорфа"), Пушкин и Вяземский потеряли интерес к газете, столь сильно зажатой цензурой, и перестали в ней печататься. Сомов, напуганный вмешательством Третьего отделения, заполняет страницы бесцветными произведениями молодых литераторов. Тираж газеты падал с каждым месяцем, и когда он дошел до ста экземпляров, в конце июня 1831 г. Сомов прекратил ее издание.

Как справедливо отмечал в "Очерках гоголевского периода русской литературы" Чернышевский, "Литературная газета" "не проникала в публику", хотя в ней "Пушкин и его сподвижники... высказывали очень много верного и прекрасного" (111,133). И произошло это не только потому, что газета ориентировалась не на массового, а на просвещенного, образованного читателя, но и потому, что она не получила права на политическую информацию, без чего ей очень трудно было завоевать читателей.

После прекращения "Литературной газеты" Пушкин продолжает острую полемику с Булгариным и Гречем в журнале Н. И. Падеж-дина "Телескоп", который не раз критиковал Булгарина как писателя.

В 1829 г. вышел в свет роман Булгарина "Иван Выжигин" Расхваленный в "Северной пчеле" и "Сыне отечества" Гречем и самим автором, он разошелся тиражом в 7000 экземпляров. За "верноподданнические чувствования", выраженные в романе, Булгарин получил от императрицы золотой перстень. В конце 1830 г. он выпустил второй роман - "Петр Иванович Выжигин", за который на этот раз послал ему перстень Николай I. Третьесортный сочинитель А.А. Орлов решил подработать на официальном успехе Булгарина и начал поставлять на московский толкучий рынок свои романы о Выжигиных. В первые месяцы 1831 г. Орлов издал романы: "Хлыновские степняки Игнат и Сидор, или Дети Ивана Выжигина", "Хлыновские свадьбы Игната и Сидора, детей Ивана Выжигина" и "Смерть Ивана Выжигина". Надеждин напечатал критическую статью, в которой рассмотрел все романы о Выжигиных, булгаринские и орловские ("Телескоп", 1831, № 9). Похвалив политическую направленность романов Булгарина, он все же позволил себе ряд язвительных замечаний в адрес автора.

За друга вступился Греч, заявивший, что Булгарин как писатель велик и никакие хулы критиков ему не страшны: "У него в одном мизинце более ума и таланта, нежели во многих головах рецензентов" ("Сын отечества", 1831, № 27). А вот Орлова следует порицать за то, что он посягнул на героев Булгарина и дал повод рецензентам делать оскорбительные для таланта Булгарина сопоставления с ним, Орловым.

Прочитав эту защитительную речь, Пушкин выступил в № 13 "Телескопа" с памфлетом "Торжество дружбы, или Оправданный Александр Анфимович Орлов", под которым стояла подпись "Феофилакт Косичкин". Как и в "Отрывке из литературных летописей", в этом памфлете Пушкин сочетает два способа борьбы с противником - открытый и скрытый. Он разоблачает Булгарина как клеветника и доносчика, предателя, "переметчика", дважды изменившего присяге, одного из тех людей, "для коих все равно, бегать ли им под орлом французским или русским языком позорить все русское - были бы только сыты". Совершенно прямо Пушкин говорит о том, что Булгарин "хвалил самого себя в журналах, им самим издаваемых", задаривал будущих рецензентов, в том числе иностранцев, присвоил себе комментарии польского поэта Ежевского к одам Горация, зная трагедию Пушкина "Борис Годунов" по рукописи, кое-что заимствовал из нее для своего романа. "Дмитрий Самозванец" и т. д.

Это подлинный голос Пушкина. Но в памфлете звучит и голос персонажа, от лица которого написано "Торжество дружбы". Образ добродушного, доверчивого, мало искушенного в литературе Феофилакта Косичкина дает Пушкину возможность средствами юмора и иронии совсем уничтожить противника.

Косичкин в восторге от нежной дружбы Греча и Булгарина, он увлекается романами Булгарина и Орлова, но так передает свои впечатления, что читателю совершенно ясен иронический смысл этих похвал. Под видом "ученого" рассуждения Косичкина Пушкин приводит убийственную характеристику романов Булгарина, а заодно и Орлова, сопоставляя "сии два блистательные солнца нашей словесности".

Когда в ответ на статью Косичкина в "Северной пчеле" усилились выпады Булгарина против Пушкина и Надеждина, а Греч (в № 201) вновь напал на Орлова, в "Телескопе" (№15) печатается еще один памфлет Пушкина-Косичкина "Несколько слов о мизинце г. Булгарина и о прочем". Взяв из заметки Греча слова "блаженный Орлов", Пушкин с возмущением спрашивает: "Что значит блаженный Орлов? О! Конечно, если блаженство состоит в спокойствии духа, не возмущаемого ни завистью, ни корыстолюбием; в чистой совести, не запятнанной ни плутнями, ни лживыми доносами... то добрый и небогатый Орлов блажен и не станет завидовать ни богатству плута, ни чинам негодяя, ни известности шарлатана". В конце памфлета Косичкин объявляет, что он сочинил роман "Настоящий Выжигин" и приводит его "содержание" (т. е. оглавление). Все основные факты позорной личной и общественной биографии Булгарина представлены в названии восемнадцати глав. Едва успел Выжигин-Булгарин родиться, как сразу же сочинил пасквиль-донос (глава II). В Ревеле в 1808 г. Булгарин украл шинель у лакея офицера Спечинского Григория и пропил ее (Глава III. Драка в кабаке. Ваше благородие! Дайте опохмелиться. Глава IV. Дружба с Евсеем. Фризовая шинель. Кража. Бегство). Двойное предательство Выжигина представлено в главах V-VII (Г л а в а V. Ubi bene, ibi patria. Глава VI. Московский пожар. Выжигин грабит Москву. Г л а в а VII Выжигин перебегает). Десятая глава названа "Встреча Выжигина с Высухиным" (т. е. Гречем: гречиха растет на сухих местах), в тринадцатой главе отражены слухи о том, что после восстания на Сенатской площади Булгарин донес в полицию о связях с "бунтовщиками" своего племянника Искрицкого. В главах XV-XVI раскрывается лицо Выжигина-Булгарина как агента Третьего отделения (Глава XV. Семейные неприятности. Выжигин ищет утешения в беседе муз и пишет пасквили и доносы. Глава XVI. Видок, или Маску долой!).

В своих памфлетах Пушкин пародирует назидательный и грамматически "правильный" слог Греча, развязную фамильярность и саморекламность, свойственную статьям Булгарина, а в "Настоящем Выжигине" он сатирически обыгрывает бойкие, рассчитанные на малотребовательного читателя названия глав из булгаринского "Ивана Выжигина".

Памфлеты Пушкина имели огромный успех у читателя. Белинский неоднократно упоминал о выступлениях "остроумного Косичкина", цитировал их в борьбе с Булгариным и Гречем. Чернышевский в четвертой статье "Очерков гоголевского периода русской литературы" назвал эти памфлеты Пушкина "знаменитыми статейками". Добролюбов в рецензии на седьмой том сочинений Пушкина в издании Анненкова (1857) выделял "яркие, живые, энергические, убийственно-остроумные статьи Феофилакта Косичкина", особо отмечая те главы "Настоящего Выжигина", в которых идет речь о Булгарине как доносчике, агенте Третьего отделения.