• Введение
• Глава 1. Обзор литературных справочников, изданных с 1990г до 2010г.
• Глава 2. Редакторский анализ двухтомного справочника С.И. Чупринина "Новая Россия: мир литературы"
• Заключение
• Список использованной литературы

Введение

Главный редактор А. Николюкин никого не хотел пропустить. Под его руководством была разработана специальная анкета, которая ушла в 68 университетов, 170 пединститутов, 12 академических институтов, почти во все писательские организации России, а также в ряд издательств, редакций газет и журналов, научных библиотек и литературных музеев. Но кто-то запамятовал заполнить анкету, кого-то в момент поступления запроса не оказалось на месте, кто-то вообще не считает нужным отвечать на чьи-то обращения, и в итоге более ста весьма серьёзных учёных в справочник Николюкина не попали. Нет в этом трёхтомном издании справок о Вл. Куницыне, А.А. Михайлове-младшем, С. Небольсине и А. Овчаренко. За бортом словаря оказался псковитянин Вал. Курбатов, магаданец Ю. Шпрыгов, новосибирец В. Шапошников, тюменец В. Рогачёв и уралец Ю. Мешков.

Объективность - это такая вещь, которая требует представления всех участников литпроцесса. И если кто-то не захотел ответить на анкету, составитель обязан был найти иные формы представления "отказников". В противном случае нельзя добиться цельной картины русского литературоведения.

Вообще анкетирование - это только один из рабочих инструментов у составителей писательских справочников. Ни одна анкета не может отразить всех драматических перипетий в судьбах учёных, эволюцию во взглядах людей науки или особенности их научных методов. Тут нужны навыки работы в архивах, знания литературной среды и аналитические способности.

В справке об Игоре Виноградове сообщается, что критик с 1965 по 1970 год работал в журнале "Новый мир", а потом девять лет трудился в институте искусствознания.

Не всё просто было и в судьбе Георгия Куницына. Сначала за смелость и непривычность суждений о литературе его выжили из ЦК КПСС, где он занимал немаленький пост первого заместителя заведующего отделом культуры, а потом уволили из главной газеты страны "Правда". [9]

1996 - "Лексикон русской литературы XX века". Казак.

В этом издании уже 747 биографических справок и 108 понятийных и теоретических статей. Расширение произошло в основном за счёт открытия Казаком для себя новых имён. Он сам в предисловии отмечал, что если в 1976 году новым для него было имя А. Вампилова, то в 1988 году открытием стал А. Ким, а готовя версию 1996 года, учёный узнал про И. Жцанова, И. Ратушинскую, Н. Садур и других писателей более молодого поколения.

У Казака нет поэтов-фронтовиков Юлию Друнину и Николая Старшинова, исторических романистов Всев. Ник. Иванова и Валентина Иванова, знатока всех кремлёвских жён и детей Ларису Васильеву, конкурента Евтушенко, по задумке комсомольских функционеров, Фирсова, неугомонного путешественника Олега Куваева и многих фантастов и детективщиков. Правда, в меньшей степени расстраивает отсутствие в справочнике весьма посредственных сочинителей, но зато ловких литаппаратчиков разных времён типа Шестинского, Ляпина, Скворцова и Ганичева. Но это не проявление тенденциозности. Ведь нельзя же утверждать, что именно эти имена когда-либо определяли магистральные направления советской литературы. Кого-то из них Казак никогда не знал. Про кого-то не нашёл в Германии никаких материалов. Так что, если личные пристрастия при отборе имён и имели место, то коснулись они в основном одного Виктора Ерофеева. Это имя на Западе даже очень хорошо известно, но немецкий славист, полагает, что оно искусственно раздуто. Во всяком случае "Русская красавица", по его мнению, лишена художественных достоинств.

А кто же есть в лексиконе Казака? А есть либералы Бакланов, Вознесенский, Бор. Васильев, но не забыты и консерваторы Бондарев, Куняев, Проханов. Есть "деревенщики" Белов, Носов, Можаев, но присутствует и "городская проза", представленная Трифоновым и Георг. Семёновым. Есть традиционалисты Ю. Кузнецов, Н. Рубцов, А. Передреев, но и метаметафорист А. Ерёменко, узник в советскую эпоху психиатрической лечебницы Д. Пригов и экспериментатор Вл. Сорокин включены. Фронтовики В. Астафьев и К. Воробьёв соседствуют с пацифистом Войновичем. Ни одно более-менее значимое литературное направление немецкий славист не упустил.

При этом Казак учёл особенности истории русской литературы. Всем известно, что в России долгое время широко печатали и отмечали различными наградами не только гениальных творцов. Сколько писателей было канонизировано не за мастерство, а всего лишь за лояльность властям. К чести немецкого слависта, он в этом плане отказался переписывать историю, а включил в лексикон всех - и тех, кого ещё при жизни возвели на пьедестал почёта, и тех, кого по 30 и более лет замалчивали и травили.

Это вообще самое главное достоинство словаря: построение биографических статей. Казак разбил их на две части.

Сначала в лексиконе идут чисто биографические сведения: точные дата и место рождения каждого писателя, воспоминания о родителях, образование, партийность, перечисление должностей в писательских организациях.

До словаря Казака весьма смутно представлялся жизненный путь Веры Пановой. Всегда казалось, что она была более чем благополучной советской писательницей. А Панова, как оказалось, столько всего пережила. Первый удар на неё обрушился в 1930-е годы, когда после убийства Кирова чекисты арестовали и отправили на Соловки её первого мужа, журналиста "Комсомолки" Бориса Бахтина. Потом была немецкая оккупация. Не просто сложилось и у сына писательницы - Бориса. Китаист по образованию, он в 1964 году организовал в Ленинграде неформальную литературную группу "Горожане", а спустя 15 лет принял участие в альманахе "Метрополь". Ну а в 1966 году Панова и её второй муж - опальный писатель Д. Дар (1910-1980) оформили гонимого властями поэта Олега Охапкина своим литературным секретарём. Да и сама Панова к концу жизни неожиданно пришла к христианству. "Благополучная судьба".

В чём-то благодаря лексикону Казака прояснилась и творческая судьба блистательного поэта Олега Чухонцева. Его в своё время власти чуть не заклевали за публикацию в "Юности" "Повествования о Курбском". Но невозможно понять, где чинуши, в каких строках усмотрели крамолу. Казак ссылается в своём лексиконе на версию Наума Коржавина, который считает, что причина скандала - в чистом совпадении. Оказывается, вскоре после публикации в "Юности" стихов Чухонцева в США через Венгрию и Югославию сбежал литературовед Аркадий Белинков, и кто-то увидел в этих двух фактах какую-то перекличку. Во всяком случае после этой истории советские цензоры все стихи Чухонцева читали буквально через лупу. Впрочем, не стоит во всех грехах винить лишь одну цензуру. Вначале 1990-х годов в журнале "Наш современник" Юрий Отрешко, который до этого долгое время трудился в цензуре, утверждал, что нередко трусливые издатели сами, боясь за свои шкуры, часто изымали из рукописей иные вещи, но, дабы не портить отношения с авторами, ссылались на Главлит. Так было, в частности, с рукописью одного из сборников Чухонцева. Заместитель главного редактора М. Числов изъял оттуда на стадии вёрстки несколько хороших стихотворений, а автору сказал: это, мол, цензоры потребовали. Хотя те никаких претензий к Чухонцеву уже не имели. В одном случае и Казак разоблачает легенду о зверствах цензуры. В середине 1960-х годов этот роман А. Бека "Новое назначение" собирался печатать в "Новом мире" Твардовский. Но о планах журнала узнала вдова бывшего высокопоставленного советского функционера Тевосяна, муж которой послужил прототипом главного героя книги, и она развернула такую бешеную деятельность в верхах, что Твардовскому пришлось сдаться. В России первая публикация романа Бека задержалась на 20 с лишним лет. Но за это время книга сильно устарела. А вот в 1965 - 1966 годах она прозвучала 7 бы из-за своей темы как выстрел.

Хотя в некоторых биографических статьях Казак до невозможности скуп. Он ничего не стал рассказывать о прошлом Юрия Германа, сделав акцент лишь на чекистскую тематику ряда его романов.

Скупо освещено и прошлое родителей Фазиля Искандера. Многие литературоведы обычно подчёркивают абхазское происхождение этого весьма интересного прозаика. Но это не совсем верно. Его отец был видным иранским политиком, жил какое-то время в Советском Союзе, но в 1938 году его депортировали, а воспитанием сына занялись родственники по материнской (абхазской) линии. Эти вроде бы нюансы тем не менее весьма существенны для понимания мировоззрения Искандера.

Кроме чисто биографических сведений Казак даёт обзор творчества каждого писателя. При этом в оценках он далеко не всегда дипломатничает.

Да, в каких-то случаях учёный просто восхищён. Он в умилении от Паустовского и Каверина. Ему нравятся Дудинцев, Новелла Матвеева, Окуджава, Гранин и Ваншенкин. Его восхищает Анатолий Ким, чей роман "Отец-лес", отличающийся "попыткой содействия духовному возрождению" и "стилистической новизной", прямо называет "одной из важнейших книг русской литературы конца 20-го века".

Других писателей немецкий славист принимает с некоторыми оговорками. Он в целом высоко оценивает, к примеру, Айтматова, но далеко не в восторге от романа "Плаха". Причём, если в статье об Айтматове Казак ещё пытается отделаться общими фразами, то в статье "Религия и литература" не выдерживает и прямо заявляет, что роман "Плаха" во многом нелепо повторяет "Мастера и Маргариту" Булгакова и "являет собой смесь невежества, марксистского воспитания и религиозных исканий", хотя и не отрицает того, что именно айтматовская "Плаха" помогла вернуть в Россию традицию писать слово "Бог" с большой буквы. В случае с Бондаревым Казак, наоборот, сдержан в целом по отношению к творчеству писателя, но, тем не менее отдаёт должное повести "Батальоны просят огня". Он полагает, что эта повесть - "первый вклад писателя в новую литературу о войне, основанную на "окопной правде" и направленную против псевдогероики, фальсификаций сталинского времени". А вот что пишет Казак о Луконине: "Его любовная лирика иногда обнаруживает поэтическую силу, но ей не хватает ритма". Интересно и наблюдение учёного о Смелякове: "Хорошие стихи Смелякова отличаются силой и выпуклой образностью языка, плохие - дешёвой рифмованной декларацией". И тут же следует ещё одно, не совсем привычное для стиля Казака замечание, точнее, объяснение, почему Смелякову не всё в литературе удавалось: по мнению слависта, это влияние сталинских репрессий, плена и пагубной страсти к зелёному змию.

Вообще некоторые характеристики Казака по-своему интересны, хотя и не бесспорны. Владимир Максимов, на его взгляд, "писал неуравновешенно, жёстко". При всём том "проза Максимова убеждает прорывами самобытного природного языкового таланта в реальную жизнь низших слоев советского общества". Крупина немецкий славист относит к "типичным представителям русской "деревенской прозы", связанным с крестьянской традицией в её религиозности и фольклорной основе". А успех Евтушенко он увидел не столько в особенностях стиля поэта, сколько в "скандалах, часто устраиваемых политиками и критиками вокруг его имени".

Но в некоторых случаях Казак не просто критичен. Он иногда до неприличия резок. Так, Викулов в его представлении - "малоодарённый поэт", чьи "стихи лишены музыкальности", "от прозы они отличаются лишь разбивкой на строчки и - иногда - наличием примитивной рифмовки". Военные романы Карпова, как пишет Казак, "рассчитаны на очень неискушённого в литературе читателя". Досталось и Владимиру Попову, гремевшему в своё время романом "Сталь и шлак". Как считает немецкий славист, его роман "Тихая заводь" - это исторический роман самого дешёвого пошиба". Впрочем, иной раз Казак вполне может быть и дипломатом. Когда ему по каким-то причинам не хочется самому кого-то хвалить или ругать, он прячется за цитаты литературоведов. При этом предпочтение чаще всего отдаётся у него зарубежным исследователям. К примеру, славист весьма охотно цитирует Глеба Струве, Марка Слонима, Д. Брауна, П. Вайля, А. Гениса. Хотя иногда он использует и работы российских критиков и писателей. Самой блестящей характеристикой Маканина для Казака стало определение Льва Аннинского - "прирождённый реалист". Оценки поэзии Мартынова он подкрепляет ссылкой на А. Урбана, который полагал, что поэт в лучших своих стихах "словно бы освобождает предмет от скорлупы". А резкую критику последних стихов М. Дудина исследователь как бы "подпирает" столь же резкими цитатами из Льва Озерова и Л. Лавлинского.

Но ценность помещённых в словаре Казака кратких обзоров творчества русских писателей - всё-таки не в цитатниках, пусть и извлечённых из трудов великих зарубежных славистов или работ наших, доморощенных литературоведов, а в суждениях самого Казака. В конце концов для любого словаря чрезвычайно важно, чтобы в нём приводились достоверные факты. Ну а интерпретация фактов и выводы - это уже дело второе, если не десятое. И тут вполне возможно (а порой даже необходимо) разномыслие.

Роман "Не хлебом единым" в 1950-е годы имел общественное звучание, но с художественной точки зрения был несовершенен. Не случайно великий М. Бахтин никак не мог взять в толк, что же так изумило советскую либеральную интеллигенцию в этой посредственной книге. Несколько переборщил славист с восхищениями по поводу творчества Каверина. Безусловно, Каверин много сделал для прояснения "тёмных пятен" в трагической истории русской литературы XX века. Он пошёл даже на разрыв со старым другом Фединым, лишь бы добиться реабилитации целого ряда имён. Но тем не менее нельзя назвать Каверина "одним из значительных русских писателей". Из всех его книг долгая жизнь обеспечена лишь роману "Два капитана". Видимо, исследователь в своё время просто попал под человеческое обаяние Каверина, он всё-таки перевёл на немецкий язык одно из его сочинений и потом долго советовался с ним по отбору имён для своего лексикона.

Вряд ли прав Казак и в оценках Астафьева. Казак пишет: "В группировках конца 80-х гг. Астафьев занял связанную с традицией христианско-религиозную и русско-национальную позицию". Это не совсем так. Вообще неверно писателей того времени делить только на почвенников и либералов. Всё было намного сложней. Отнюдь не случайно именно в те годы Астафьев стал отдаляться от журнала "Наш современник". И дело не в том, как считала Татьяна Глушкова, будто Астафьев после "Печального детектива" надеялся получить Нобелевскую премию. Нобелевская премия - это байки, которые распускали, как правило, завистники писателя. Разрыв с Беловым, да и с Куняевым, имел другие, более глубинные причины.

Отдельная тема - доносительство. Казак в "стукачестве" упрекает, кажется, лишь одного Анатолия Кузнецова. Основания - какое-то неосторожное высказывание самого Кузнецова и моральные осуждения диссидентов, в частности, со стороны Амальрика. Во-первых, не только Кузнецов занимался доносительством. В году 1999-м "Независимая газета" опубликовала воспоминания священника Ардова, упрекавшего в доносительстве Наталью Ильину. По мнению Ардова, в своё время власти не случайно разрешили Ильиной без каких-либо последствий вернуться из Китая в Советский Союз. Он даже разыскал какие-то гневные публикации с обвинениями в адрес Ильиной (в том, что писательница согласилась сотрудничать с советской госбезопасностью) в эмигрантской прессе стран Латинской Америки. И именно госбезопасность, по версии Ардова, внедрила Ильину в окружение Анны Ахматовой. Как уверяет Ардов, Ахматова это знала, но считала, что хорошо, что к ней приставили умную и образованную Ильину, которая могла поддерживать любую беседу, нежели если бы на её место прислали какую-нибудь комиссаршу или просто дуру. Были в перестроечное время и статьи о доносах Галины Серебряковой, Бориса Дьякова других литераторов. Но нельзя весь разговор сводить только к перечислению имён, запятнавших себя "стукачеством". Надо признать, что в советскую эпоху писательская среда, как никакая другая, была весьма питательной для различных доносов. Если по мере открытия всех архивов вдруг выяснится, что в советские времена стукачеством занимался каждый второй писатель.

И напоследок одна ремарка. Глупо утверждать, что все 747 представленных в лексиконе писателей навечно останутся в истории мировой литературы. Если в пантеон избранных и войдёт 40 - 50 имён, в том числе и не слишком жалуемый немецким славистом Шолохов, то это будет здорово. Но вершины сами по себе не рождаются. Это всегда происходит на определённом фоне. Ценность лексикона Казака в том числе и в том, что он помогает проследить, на каком фоне всходили первые величины мировой литературы, откуда эти величины взялись и какой путь они проделали к вершинам. Вообще-то этот труд должен был выполнить целый университет или академический институт. Но это вечная беда и Запада, и России: лучшие словари составляют не многочисленные научные коллективы, а энтузиасты-одиночки. [8]

1997 - Российский автобиографический ежегодник "На пороге XXI века". Литагентство "Московский Парнас". С.М. Ханбеков.

Начиная с 1997 года выпускает Принципы построения ханбековского справочника достаточно размытыми. Попасть на его страницы может практически любой желающий литератор (и не только литератор). Достаточно представить издателю короткую, объёмом в одну-две печатные странички, автобиографию, написанную в вольной форме, небольшой список своих публикаций и фотографию.

литературный справочник издание

Первый выпуск, который издан в 1997 году, вместил без малого 500 персоналий, в основном москвичей. Кстати, он включал не только современников. Туда попал даже В. Ажаев, умерший ещё в 1968 году. В 1998 году количество "участников" справочника и "география" представленных имён несколько расширились. Поэтому второй выпуск был издан в двух томах. А следующий ежегодник состоял уже из трёх томов и охватывал почти 850 имён. При этом составитель не включил в издание 1999 года 71 имя из первого выпуска и почти 100 имён, которые фигурировали только во втором выпуске. То есть всего в 1997-1999 годах Ханбеков опубликовал материалы о более чем одной тысяче человек. К этому надо добавить пятитомник, увидевший свет в 2001 году.

В ежегодниках Ханбекова можно встретить имена Сергея Бабурина и Геннадия Зюганова, которые к художественному творчеству не имеют никакого отношения. В них обильно представлены газетчики, напечатавшие в каких-то районных газетах два или три репортажа. И отсутствуют такие бесспорные художники, как Юрий Кузнецов или Григорий Бакланов.

В одном из своих интервью Ханбеков это объяснил так: он не обязан за кем-либо бегать и кого-либо упрашивать. Ханбеков публично заявил, что цель его справочника - "дать панорамный охват интеллектуальной ситуации в современной России". А как он собирается претворять свою мечту в жизнь - это, как говорится, его проблемы. Ясно одно: без Ю. Кузнецова, как и без Л. Бородина, Т. Глушковой, И. Золотусского и многих других "забытых имён" у Ханбекова не очень-то получается дело с современной интеллектуальной панорамой России.

Вольный стиль автобиографических заметок не должен исключать фактов о дате и месте рождения и об образовании. Иначе информационная ценность справочника близка к нулю. Многие описываемые женщины у автора кокетливо скрывают свой почтенный возраст. Но что особенно удручает в справочных изданиях литагентства "Московский Парнас" - так это полная библиографическая безграмотность издателя. Списки работ некоторых писателей поданы так, что невозможно понять, в каких случаях речь идёт об отдельных книжных изданиях, а в каких - всего лишь о газетных информациях. Одни авторы Ханбекова указали год и место издания каждой своей книги, другие и не подумали это сделать, свалив все публикации в одну кучу. Некоторые писатели не только приложили в конце автобиографии список собственных работ, но и перечислили посвященные им книги и статьи.

1997 - Словарь "Русские детские писатели XX века". Московское издательство "Флинта". А.В. Чёрная.

Он составлен по всем канонам библиографической науки. Каждая из 245 статей содержит титул, в котором наряду с литературными псевдонимами указаны настоящие имя и фамилия писателя, даты жизни (или год рождения) литератора, определяющие его биографию факты, дано перечисление наиболее значимых произведений (с указанием даты первой публикации) и кое-какие сведения о проблематике творчества и особенностях стиля данного мастера слова. Плюс к каждой статье приложена библиография: короткий список произведений писателя (предпочтение отдано наиболее поздним публикациям) и литература о его творчестве.

Хорошо, что составители включили в этот словарь не только классиков, таких, как знаменитый Дядя Стёпа - Сергей Михалков и Николай Носов, и новаторов от детской литературы типа Анатолия Алексина, но и нынешних, 40-летних (Олега Кургузова, Тима Собакина и Андрея Усачёва).

Сделана попытка расширить круг имён за счёт провинции. Совершенно верно: детская литература России создавалась не только в Москве и Санкт-Петербурге. Елизавета Стюарт, к примеру, всю жизнь творила в Новосибирске, а Марк Сергеев работал в Иркутске. А сформировалось движение "Каравелла" на Урале. И это прежде всего заслуга писателя Владислава Крапивина. Хотя можно было русскую провинцию представить и пошире.

Но что важнее всего в словаре "Русские детские писатели XX века" - это стремление авторов биографических статей в спокойной форме написать всю правду о своих героях. Объективно оценивать творчество писателей - это их профессиональная обязанность.

Очень взвешенной получилась и биографическая статья И. Арзамасцевой о Сергее Михалкове. [10]

1997 - "Русские писатели Сибири XX века: Материалы к словарю". В.П. Яновский.

Книга пришла к читателям лишь через семь лет после смерти автора. Она представляет творчество 704 литераторов.

Для Яновского Сибирь никогда не заканчивалась границами Иркутской или Читинской области. Он всегда включал в это понятие и дальневосточные регионы. Поэтому в его словаре есть не только тюменцы или омичи, но и, хабаровчане и магаданцы.

Яновский никогда не делил литераторов на членов и нечленов Союза писателей. У него были другие критерии. Он учитывал, есть ли у человека книги или значимые публикации в периоде. Мнения же литфункционеров его не интересовали. Может, поэтому только в словаре Яновского (и ни в каком другом) оказался представленным поэт Альберт Адамов. В Магадане это был самый талантливый стихотворец. Свою первую книгу "Дорогами ветров" он выпустил в 23 года. Но он отличался более чем неуживчивым характером. Хотя стихи Адамова от книги к книге становились всё изумительней и в чём-то изящней.

Когда Яновский только брался за составление своего словаря, ещё не было ни справочников "Писатели Дальнего Востока" и "Литературная Сибирь", ни указателя "Русская литература Сибири. 1917 - 1970 гг.". Была проблема: где найти исходные материалы? Яновский так решил этот вопрос. Он составил специальную анкету и разослал её по всем регионам Сибири. Кроме того, Яновский отправил сотни запросов в архивы и библиотеки. Он завязал переписку также с родственниками покойных писателей.

Благодаря этой деятельности Яновский воскресил из небытия десятки, если не сотни имён. Например Андрей Анохин. В своё время его знали как этнографа, специалиста по истории, религии и культуре алтайцев, автора "Материалов по шаманству у алтайцев". Но начиная с 1930-х годов имя Анохина стали выкорчёвывать практически из всех справочников и монографий. Главной причиной этого был интерес учёного к "белой вере", к бурханизму, который появился у алтайцев примерно в 1904 - 1905 годах. Кто-то считал, что бурханизм - это трансформация шаманизма. Кто-то доказывал, что это совершенно новая вера. Единого мнения по этому вопросу до сих пор нет. Но одно достоверно известно: в начале века бурханизм во многом послужил причиной страшного кровопролития на Алтае. Говорят, что именно интерес к бурханизму привёл исследователя к гибели. Так это или не так, пока трудно судить. Точно известно лишь то, что 31 августа 1931 года учёный искупался в быстрой алтайской реке, после чего силы его покинули и он очень быстро угас". Со временем же власть почему-то стала вытравлять из народной памяти не только научные труды Анохина, но и его стихи и музыку. Яновский совершил подвиг. Он разыскал племянника учёного - А.А. Анохина, уточнил все биографические сведения о великом исследователе алтайского народа и составил о поэте и учёном довольно-таки подробную справку. Хотя всё это должны были сделать наши знаменитые алтаеведы, которые более чем полвека паразитировали на материалах Анохина (например, Л. Потапов), но никогда не торопились в своих монографиях указывать первоисточники. [1]

Еще, чем ценен словарь Яновского - системой отсылок. Ведь не секрет, что многие писатели имели псевдонимы. Яновский уточнил, кому принадлежали те или иные псевдонимы, и включил их в свой словарь. Хотя в одном случае он явно переборщил. Он дал подробные справки и о Гамалииле Гантимурове, и о Г. Мурове, хотя это одно и то же лицо и можно было подробные сведения о Мурове не печатать, ограничившись отсылом к справке о Гантимурове.

А вот еще особенность вышедшей в 1997 году книги Яновского имеет не только положительные, но и отрицательные моменты. Основные работы по составлению словаря пришлись на конец 1960-х - начало 1970-х годов. Но тогда издателя на этот справочник не оказалось. В 1980-е годы Яновский занимался словарём уже от случая к случаю. А в 1990 году он умер. И перед публикаторами материалов Яновского возникла проблема: то ли все записи великого сибирского подвижника оставить без изменений, то ли внести определённые дополнения. В конце концов было решено, как сказано в редакционном предисловии, добавить в библиографические списки ряд изданий, вышедших после смерти Яновского, и "внести скорбные даты в статьи о писателях, ушедших в последние годы". Цель благородная. Но выполнили её публикаторы и издатели из рук вон плохо.

1999 - "Словарь поэтов русского зарубежья". Издательство Русского Христианского гуманитарного института. С. Крейд.

Он охватывает все три волны эмиграции (пореволюционную, военную и 1960 - 1980-х годов) и включает в себя 392 имени. Это тот редчайший случай в практике составления биографических справочников, когда никого не забыли и всех помянули.

Ценность этого словаря ещё и в том, что он почти целиком построен на материалах эмигрантских источников, многие из которых в России пока практически никому не известны.

2000 - Краткий биографический словарь "Русские писатели и поэты". Издательство "РИПОЛ КЛАССИК". С.К. Хозиева.

В свой словарь она включила 300 персоналий. Этот справочник также в какой-то мере тенденциозен, во многом отражают личные пристрастия либо составителей, либо издателей. Издательство "РИПОЛ КЛАССИК" предпочло стиль небольших по объёму биографических справок с перечислением значимых произведений писателей. Хозиева демонстративно избегает личностных оценок. Она довольно сухо сообщает только проверенные факты. И никаких характеристик. В лучшем случае Хозиева уточняет, какова была реакция власти и общества на ту или иную книгу. Так, в справке о фантасте Иване Ефремове она пишет: "Последний роман Ефремова "Час Быка" после выхода в свет вызвал волну обвинений в антисоветизме и антигуманизме, и роман был изъят из библиотек". Хозиева плохо знакома с литературной жизнью России 1990-х годов. Много у Хозиевой неточностей и в датах жизни известных писателей. Спустя два года "РИПОЛ КЛАССИК" переиздал словарь Хозиевой с исправлениями и дополнениями.

2000 - Краткий справочник "100 русских Писателей". Издательство Диамант".

Петербургское издательство Диамант" скрыло имена автора идеи и составителя.

В отличие от Хозиевой неизвестный автор краткого справочника "100 русских писателей", которого поддержало издательство "Диамант", напротив, время от времени явно торопится выразить собственное отношение и к конкретным книгам, и к их создателям. Роман "Вечный зов" Анатолия Иванова, по мнению энциклопедиста, "довольно примитивно с художественной точки зрения изображает классовую борьбу и расстановку политических сил в деревне". А одна из книг Пикуля, как считает тайный автор издательства "Диамант", имела "скандальную известность из-за пикантных подробностей из частной жизни царской семьи и антисемитских выпадов". Видимо, любят в издательстве "Диамант" и ярлыки. Валентин Распутин, в частности, причислен к лидерам неославянофильства. Распутин не так уж однозначен, как порой рисует его нынешняя пресса.

По идеологическим причинам в издательстве "Диамант" не включили в справочник "100 русских писателей" Михаила Алексеева, Юрия Кузнецова, Станислава Куняева и Петра Проскурина.

2000 - Справочник "Отчизны верные сыны: Писатели России - участники Великой Отечественной войны". Издательство "Воениздат". М.Г. Грибанов.

В справочнике представлены только Москва и Санкт-Петербург. Хотя в подзаголовке справочника дана ссылка на всю Россию.

Составитель ограничил все биографические справки о писателях только одним фронтовым периодом. Главный редактор справочника Иван Колос считает, что этого достаточно, "чтобы читатель увидел, откуда, из какой судьбы писателей выросли их книги".

В общем, идея была самая благородная - увековечить всех писателей-фронтовиков, а исполнение оказалось никудышным. [8]

2000 - Биографический словарь "Русские писатели 20 века".П.И. Николаев.

В своём кратком предисловии составитель Пётр Николаев особо отмечает достижения так называемой "деревенской" прозы.

В словарь попали Курчаткин и Личутин, Есин и Маканин, Проханов и Крупин. Но нет Анатолия Афанасьева и Владимира Гусева, Руслана Киреева и Эрнста Сафонова.

Составитель не забыл поэтов-постмодернистов и всех метаметафизиков. Он включил в словарь Парщикова и Александра Ерёменко, Пригова и Всеволода Некрасова. А традиционная поэзия дана почему-то выборочно. В частности, почему-то "выпали" Николай Дмитриев и Геннадий Красников.

Избирательно в словаре представлено новое поколение, громко заявившее о себе в последние пять-десять лет: Пьецух, Клех, Пелевин, Слаповский.

А как подан материал в словаре П. Николаева. Может, это пока первое издание о русских писателях XX века, отвечающее чуть ли не всем обязательным атрибутам биографического справочника и при этом сохраняющее особенности стиля авторов словарных статей. Практически все статьи очень объёмны, информативно насыщены и читабельны. [9]

2001 - Справочник "100 поэтов XIX - ХX веков". Челябинское издательство "Урал LTD". Е.С. Абрамовских.

Судя по отбору имён, Елену Абрамовских больше привлекает авангард. Она нашла место для Вертинского, Окуджавы, но почему-то "забыла" про главного скандалиста советской литературной эпохи Евтушенко, вспомнила Хармса, но прочла Твардовского, оценила Бродского, но проморгала Юрия Кузнецова. Каждая статья у Абрамовских начинается с однострочного, максимум двухстрочного эпиграфа (к Заболоцкому она подобрала слова А. Тарковского: "Не человек, а череп века"). Затем идёт короткий врез - всего из одного предложения, в котором в достаточно образной форме сделана попытка выразить суть поэта или, на худой конец, как-то обозначить его вклад в мировую культуру. Как это сделано об Ахматовой: "Не срами моего имени!" - сказал ей отец, узнав о её стихах. И "17-летняя шальная девчонка" выбрала татарскую фамилию, ставшую символом женской судьбы в России. Потом вся биография героя разбивается на четыре-пять периодов со своими названиями, ищутся узловые моменты каждого периода (знаковая поэтическая строчка, какая-то личная история, судьбоносная встреча или что-то ещё), и одним-двумя абзацами и предпочтительно в экспрессивной форме даётся характеристика каждого жизненного этапа. И в итоге зримо проступает образ, например, Даниила Хармса. Абрамовских так прочитала его судьбу. Проделки детства, как всегда, она оставила без лишних комментариев, только один-два значимых факта. А дальше первый этап. Абрамовских назвала его: "1922 - 1925: Человек-спектакль". Потом: "С 1925: Лица и маски"; "1925 - . 1928: Сборище друзей, оставленных судьбою". Далее страсти накаляются: "1926 - 1929: Столкновение дуба с мудрецом". И вот близкая развязка: "1930 - 1942: Поэт, забытый небом". Финальные строки страшной драмы: "В августе 1941 года Хармс был арестован (во второй раз); разыграв сумасшествие, был помещён в психиатрическую больницу новосибирской тюрьмы, где и умер". Автор сразу ограничила себя объёмом: каждому поэту у неё посвящено ровно две книжные страницы, и ни строкой больше. Отсюда - жёсткие принципы отбора и построения материала.

2002 - Трёхтомный "Российский гуманитарный энциклопедический словарь". Санкт-Петербургский госуниверситет совместно с гуманитарным издательским центром "Владос" при Московском педагогическом госуниверситете.

Словарь содержит более 10 тысяч статей, в том числе свыше трёхсот статей, посвященных русским писателям XX века.

В статье на букву "А" сразу бросается в глаза, что составители и издатели, по когда-то печально сложившейся традиции, плохо знают реалии литературной жизни последнего десятилетия, но они зато хоть не забыли упомянуть самых значимых персонажей из истории русской литературы 1960 - 1980-х годов. Фронтовиков учёные мужи представили Ф. Абрамовым, В. Астафьевым и Э. Асадовым. Деревенскую прозу олицетворяет М. Алексеев, городскую - В. Аксёнов. Есть модные поэты-шестидесятники (в лице Б. Ахмадулиной). Не прочены литературоведы (М.П. Алексеев, С. Аверинцев, И. Андропов, М. Азадовский) и драматурги (А. Арбузов, С. Алёшин). Нашлось место и для жертв ГУЛАГа (А. Алдан-Семёнов) и диссидентов (А. Амальрик, Ю. Алешковский). Прекрасно, что не забыта старая гвардия (В. Ажаев, М. Алигер, П. Антокольский). Ну а из относительно новых имён в словарь попал лишь один поэт Ю. Арасов (и то не столько за стихи, сколько за сценарии к годным фильмам Сокурова). Не все статьи, разумеется, равнозначны. Очень редко, но всё-таки встречаются фактические ошибки. Скажем, Мих. Алексеев возглавил журнал "Москва" не в 1986 году, а почти на два десятилетия раньше. Но больше замечаний другого плана. Авторы словаря не то, что не знают, как развивалась русская литература в последние десять лет (иначе чем объяснить отсутствие, к примеру, в статье об Астафьеве упоминаний его романа "Прокляты и убиты" и повести "Весёлый солдат"; для энциклопедистов, похоже, последним произведением писателя стал написанный в 1986 году "Печальный детектив"), они плохо представляют, что происходило даже в 1970 - 1980-е годы (судя по словарю, Алдан-Семёнов ничего не создал после изданной в 1969 году первой книги романа "Красные и белые").

В словарь не попали А. Ананьев с его "Годами без войны", С. Антонов с "Оврагами" и И. Акулов с "Касьяном остудным".

Конечно, это в какой-то степени снижает полноту издания.

Однако по мере изучения статей словаря, начинающихся на другие буквы алфавита, настроение стало меняться. Нет в составленном известными докторами наук справочнике статей о Ю. Бондареве, Д. Балашове, Л. Бородине, К. Воробьёве, Т. Глушковой, Ан. Иванове, В. Кондратьеве, Ст. Куняеве, Ю. Кузнецове, В. Крупине, В. Личутине, Г. Маркове, Б. Можае-ве, Е. Носове, В. Пикуле, Ю. Полякове, А. Проханове, В. Солоухине, И. Стаднюке, Н. Старшинове. Хотя это писатели далеко не последнего ряда.

Большая часть статей, посвященных русским писателям XX века, выдержана в стиле сухой биографической справки, без каких-либо оценок творчества и жизненных поступков. И только два с небольшим десятка статей изобилует негативными отзывами и ремарками отрицательного свойства. Это будет понятно, если огласить имена писателей, о которых помещены отрицательные суждения: Е. Исаев, А. Прокофьев, В. Катаев, Н. Грибачёв, А. Софронов, М. Шолохов. Большинство упрёков, обращенных к названным писателям, справедливы. Надо честно признать: Егор Исаев - плохой, никудышный поэт. Да, совершенно верно, Александр Прокофьев "в 60-е гг. выступал против молодых поэтов А. Вознесенского, Е. Евтушенко и др., позднее - против И. Бродского". Валентин Катаев "в политике, однако, не позволял себе никакого свободомыслия и, будучи с 1958 членом КПСС, послушно выполнял все её требования (например, подписал инспирированное властями и опубликованное 31 августа 1973 письмо с осуждением А. Солженицына)". Кстати, почему в словарной статье перечислены почти все творения Катаева, кроме повести 1980 года "Уже написан Вертер".

Весьма тенденциозно и предвзято представлены в словаре и литературные журналы. Понятно, что "Новый мир" времён Твардовского описан в патетических тонах и исключительно как борец с консервативными и неопочвенническими тенденциями.

Помнится, творения Блока, Горького или Бунина всегда оценивали не только по тому, как эти писатели отнеслись к октябрьскому перевороту 1917 года. Всех интересовала и эстетика их книг. Говоря про "Новый мир", авторы словаря подробно описывают, как власть преследовала и изгоняла Твардовского. Всё верно, так оно и было в жизни. Но непонятно, почему в статье о журнале "Молодая гвардия" лишь мимоходом сказано о том, что покидал свой пост Анатолий Никонов. А в статье о "Нашем современнике" вообще ни слова не промолвлено о том, какой травлей в начале 1980-х годов был подвергнут первый заместитель С. Викулова Юрий Селезнёв - за то, что посмел в одном номере напечатать сразу повесть В. Крупина "Сороковой день", статьи В. Кожинова и А. Ланщикова и проходную, но кому-то наверху не понравившуюся рецензушку С. Семанова.

Словари для того и создаются, чтобы люди могли найти в них правдивую информацию. В данном же случае авторы избрали другой метод: подтасовок и умолчания. Скажем, они почему-то постеснялись упомянуть о том, что после смерти В. Кожевникова журналом "Знамя" до прихода Г. Бакланова два года руководил поэт Ю. Воронов. Бакланов в 1993 году покинул "Знамя", и вот уже девять лет "главным знаменосцем" выступает критик С. Чупринин. Но этих фактов в статье о "Знамени" нет. Полное молчание в словаре и о том, кто сменил в "Новом мире" Твардовского. Залыгин ведь в 1986 году пришёл не на пустое место. Можно по-разному оценивать 16-летний период журнала от ухода Твардовского до появления Залыгина, но он был, и штурвал тогда поочерёдно держали Косолапов, С. Наровчатов и разведчик В. Карпов, который чем больше лет проходит после войны, тем больше в своих интервью захватывает "языков". Кстати, после Залыгина "Новый мир" возглавил критик А. Василевский.

Похоже, тенденциозность - главная отличительная черта "Российского гуманитарного энциклопедического словаря".

Точно так же субъективно представлены в словаре отечественные историки, филологи и североведы. Ведь это же нонсенс: в словарь не попали историки с мировыми именами Борис Рыбаков, А. Окладников и Николай Покровский. Нет в словаре великого языковеда академика Олега Трубачева и крупнейшего слависта Владимира Топорова. Из североведов первого ряда в словарь не вошли В. Аврорин, Г. Меновщиков, Вал. Чернецов, П. Скорик, С. Стебницкий и О. Суник.

Официально справочник называется "Российский гуманитарный энциклопедический словарь". Акцент сделан на слово "российский". Это означает, что редакция хотела представить всю Россию.

Вообще-то в подобных изданиях неплохо бы помечать авторство каждой статьи. А то приходится за тенденциозный подбор персоналий и допущенные ошибки ругать всю редакцию словаря вместе с консультантами скопом. А ведь среди консультантов данного словаря числится немало приличных людей, в том числе ныне покойные Ю. Лотман и А. Панченко.

А третье замечание касается пристатейной библиографии. Мне так осталось непонятным, почему она есть в справках о Н. Заболоцком и Б. Зайцеве, но отсутствует в статьях о Е. Замятине или А. Платонове. Похоже, когда ещё словарь только составлялся, левая рука не ведала, что творит правая. Ну и общий вывод такой: кажется, академическая и вузовская науки утратили свой потенциал. Во всяком случае, так гуманитарные энциклопедические словари не составляются.

2002 - Популярная энциклопедия "Русская литература". Издательство "АСТ-ПРЕСС". Л.В. Секачёва, Е.С. Смоличева.

Главное отличие работы Секачёвой и Смоличевой от других энциклопедий, посвященных русской литературе, уже в том, что здесь впервые в одном томе охвачен весь период от времён Кирилла и Мефодия до начала третьего тысячелетия. Кроме того, "впервые объединены в одной книге обширные сведения о писателях, критиках, литературоведах, различных явлениях литературного процесса, литературных объединениях, изданиях и музеях".

Но с последним замечанием О. Соболева явно погорячилась. Подобные попытки собрать под одной обложкой справочные материалы как о литераторах, так и о всевозможных явлениях литпроцесса предпринимались и раньше. Достаточно вспомнить хотя бы опыт издательства "Аванта+", которое в серии "Энциклопедия для детей" в 2000 году вторую часть девятого тома целиком посвятило русской литературе XX века.

По мнению Соболевой, новизна энциклопедии Секачёвой и Смоличевой ещё и в том, что здесь все статьи, представленные, естественно, в алфавитном порядке, условно поделены на семь томов: персоналии авторов; персоналии критиков и литературоведов; литературоведческие и общеэстетические понятия; литературные издания; литературные школы, группы и объединения; литературные музеи и статьи обзорного характера." Подход в принципе разумный.

Энциклопедия Секачёвой и Смоличевой представляет тот редкий случай, когда не хочется спорить по поводу отбора имён. Секачёва и Смоличева сделали заявку на фундаментальное представление двух-трёх имён, естественно, первого ряда из каждого более-менее значимого литературного направления (за исключением, пожалуй, лишь фантастики), фундаментально - это значит, что есть не только короткая биографическая справка, но и сведения об истории создания, героях, сюжете и композиции основных произведений отобранных писателей и даже приведён краткий анализ лучших их книг.

Более же полный список имён, характеризующий то или иное литнаправление, нужно искать уже в обзорных статьях. Поэтому ничего странного в отсутствии персональных статей, скажем, о А. Ананьеве, Г. Бакланове, В. Богомолове, Б. Васильеве, К. Воробьёве или К. Симонове. Все эти имена не забыты, они наряду с другими фронтовиками упомянуты в обзоре "Великая Отечественная война и литература". Фундаментально же из военных писателей энциклопедисты решили осветить лишь творчество В. Астафьева, Ю. Бондарева, В. Быкова, А. Твардовского и ряда других писателей. Нет трагедии и в том, что из писателей, которых называют "деревенщиками", персональных статей в энциклопедии "Русская литература" удостоены только Ф. Абрамов, В. Белов и В. Распутин, а М. Алексеев, Б. Можаев, П. Проскурин, В. Солоухин, В. Тендряков, В. Шукшин и ряд других литераторов лишь перечислены в статье "Деревенская проза".

По-видимому, авторы энциклопедии хотели поразить читателя дотошностью. Казалось бы, они выбрали для своих обстоятельных статей в какой-то мере беспроигрышные имена. Во всяком случае, об их героях вроде бы всё известно: когда и где родились, в какой среде выросли и какие прошли университеты.