Особенности освещения терроризма в современной дагестанской прессе

В исследуемых номерах изданий часто встречается даже -- и нередко -- объединение нескольких заметок в хронику из-за большого количества событий одного рода. Так, например, в «Дагестанской правде» за 14 мая 2013 года на одной странице, сверстанные одна под другой находятся три заметки, объединенные общей плашкой, в каждой из которой затрагивается исследуемая нами тема: «Убиты трое боевиков», «В режиме упреждения» и «Погоня за «Приорой»». Все эти тексты можно отнести к такому виду заметки, как хроникальное сообщение -- самому простому ее варианту. Из исследованных нами изданий, этот вид заметки часто используется только в «Дагестанской правде». Хроникальное сообщение -- это предельно сжатое сообщение о произошедшем событии. Таковым, например, является текст «Найдены СВУ» от 24 июля 2013 года. Текст предельно лаконично отвечает на вопросы что, где когда и не имеет автора, что часто встречается в этом издании (или подобные хроникальные сообщения и заметки подписаны «собственная информация» и «отдел силовых структур «ДП»»). Можно предположить, что наличие большого количества хроникальных сообщений и собственно заметок (не в расширенном их варианте) обусловлено тем, что, в отличие от «Нового дела» и «Черновика», «Дагестанская правда» -- ежедневное издание, и, во-первых, у журналистов гораздо меньше времени, чтобы подготовить сообщение, во-вторых и в таком виде, без подробностей и комментариев, оно все еще будет актуальным, когда дойдет до читателей (чего нельзя сказать о подобных текстах в еженедельных изданиях). Однако обращает на себя внимание и тот факт, что впоследствии журналистами не разрабатываются начатые темы, то есть информирования о подробностях произошедшего события в последующих номерах, как правило, не происходит. Особенно это относится к освещению контртеррористических операций, проводимых силовиками против подозреваемых в участии в бандподполье, за год не было опубликовано ни одного подробного материала на эту тему. Происходящие теракты также не освещаются подробно. Однако есть исключения, рассмотрим подробнее с точки зрения жанров как журналисты «Дагестанской правды» осветили двойной теракт в Махачкале 20 мая 2013 года.

В номере от 21 мая журналисты поместили текст «Двойной взрыв» в жанре хроникального сообщения, о котором мы говорили выше. Это предельно сжатое сообщение о теракте, в котором есть ссылка только на один источник информации -- Следственное управление Следственного комитета России по Дагестану. В нем авторы отвечают на основные вопросы: что, где и когда произошло, а также в самом кратком варианте отвечают на вопрос как. Сообщение не имеет автора и подписано отделом силовых структур «ДП». Однако в следующем номере под эту тему отведен сразу целый комплекс материалов, причем в различных жанрах (и направленных, соответственно, на достижение разных целей). Так, на первой и второй полосах размещены отчет о внеочередном координационном совещании из-за произошедшего теракта и заметка о посещении в больнице главой республики пострадавших от взрыва. О самом теракте рассказывает заметка «Взрывчатка -- аргумент обреченных», где читателям раскрываются подробности произошедшего, причем в форме мягкой новости, что практически не встречается в этой теме. Также во второй части текста использовано интервью, причем не как метод, а как жанр (мини-интервью с главврачом Республиканского ортопедотравматологического центра, куда поступили пострадавшие). На это же полосе располагается колонка Абдурахмана Магомедова «Кто угомонит разбуженное лихо?», в которой автор высказывает свои соображения по поводу случившегося. Теракт находит отражение и еще в одном жанре -- на этой же полосе помещены три комментария от разных людей, которые делятся своим мнением. Все перечисленные тексты объединены плашкой «Терроризму -- нет!». Однако подобная комплексная подача одной темы с помощью нескольких текстов разных жанров -- исключение, а не правило для «Дагестанской правды».

Имеет свои особенности жанр заметки и в других рассмотренных нами изданиях. Так, для «Черновика» характерно смешение жанров, в издании редко можно встретить «классическую» жесткую новость, построенную по принципу перевернутой пирамиды и лишенную какого-либо оценочного содержания. Даже приводя в основном тексте только факты, журналисты издания зачастую в начале или в конце заметки помещают одно-два предложения, не содержащих факты. Это не обязательно прямая оценка произошедшего, иногда это суждение или версия, но в любом случае подобный прием выбивается из общего содержания заметок, где предметом отображения являются все же «голые» факты. Например, заметка «Бомбовая реальность» («Такого в Табасаранском районе, да и в целом в Южном Дагестане, не слышали и не видели»). Чаще же рассказ о конкретном событии перестает у авторов «Черновика» в полноценную корреспонденцию, причем, даже если она не аналитическая, а информационная, в ней можно увидеть такие элементы, как версии, гипотезы, интерпретация фактов, отсылка к ранее произошедшим событиям с выстраиванием логической связи с нынешним и т. д., что, по Тертычному, допустимо в любом виде корреспонденции. Например, это видно в материале «Железной воли. Ждут» Маирбека Агаева.

В целом, исследование показало, что из дагестанских изданий «Черновик» делает больший упор на аналитику, будь то «чистые» аналитические жанры или элементы анализа в информационных жанрах. Отчасти об этом можно судить и по приведенной нами выше статистике (однако надо помнить, что, помимо заметки, на «сухое информирование» читателей ориентирован и такой жанр, как отчет). В этом же издании налицо тенденция, о которой говорит Л.Е.Кройчик, отмечая, что журналистика «становится все более персонифицированной».

Что касается жанра заметки в еженедельнике «Новое дело», то тут, по мнению автора, публикации наиболее соответствуют критериям этого жанра. Чаше всего речь идет о заметках и расширенных заметках. В заметках, помещенных в «Новом деле», как правило, подробно описываются детали происшествия, всегда присутствуют ссылки на источник информации (что очень важно), содержатся комментарии очевидцев, участников событий и официальные сообщения правоохранительных органов. В отличие случая с «Черновиком», не возникает вопроса «откуда журналист знает эту информацию?» Также тексты в жанре заметки в «Новом деле» практически не содержат оценочности, что соответствует критериям жанра. Таковы, например, публикации Мурада Мурадова, большинство публикаций Шамиля Гусейнова (например, заметки «Дом, в котором делали бомбы», «Гимры. Возвращение»). Однако и в этом издании есть авторы, стремящиеся и сообщая «голые» факты передать читателям свою оценку. Например, Али Мутаэлумов дает своей заметке об убийстве врача, принявшего ислам, заголовок «Плата за религию?». Этот же автор, сообщая о контртеррорисчтической операции в Лакском районе республики (заметка «Попали в засаду»), в конце текста добавляет абзац уже совсем не в духе жесткой новости: «…На первый взгляд, заявление правильное, но может обернуться неуправляемой ситуацией в плане активизации дружинников. Подобный пример был не так давно в Левашинском районе, в селении Хаджалмахи, и сам Абдулатипов подверг ситуацию с левашинскими дружинниками критике. Где гарантия, что это не произойдет снова и не приведет к трагедии или, что еще хуже, гражданской войне? И по тому как хаджалмахинский «расстрельный список» снова оказался задействован, возможно, стоит все-таки подумать о мирном урегулировании ситуации».

Таким образом, прослеживается связь соблюдения законов жанра не только с направленностью отдельного издания, но и с конкретным автором текста.

Рассмотрим, какие еще жанры используются в трех исследуемых нами изданиях для освещения проблемы терроризма.

В «Дагестанской правде», например, очевидно большое присутствие такого жанра, как отчет. Из 45 публикаций, не относящихся к жанру заметки, в жанре отчета написано 19. В двух других изданиях подобного перевеса не наблюдается. Предметом отображения в жанре отчета служит любое событие, происходящее в виде обмена информацией. В рамках нашей темы это, как правило, заседания Антитеррористической комиссии, правительственные совещания на тему обеспечения безопасности и профилактики терроризма и экстремизма и т. д. В «Дагестанской правде» используется исключительно тип информационного отчета, события (в случае с отчетом это чаще всего высказывания) сжато излагаются в хронологическом порядке и лишены авторского комментария журналиста. Таковы, например, отчеты Гази Гасайниева (например, «Мы все работаем на государство» с заседания Антитеррористической комиссии и др.). выделяется на этом фоне отчет Наиды Гасретовой с семинара Дагестанского гражданского университета, где исследователи рассказывали аудитории о том, какие результаты дало научное исследование проблемы терроризма («Знать, чтобы бороться»). Корреспондент начинает свой отчет не с сообщения о главных выводах встречи и даже не с сообщения о том, что такая встреча прошла, а с сообщения о том, что «терроризм- язва, разлагающая общество, болезнь, которая не поддается медикаментозному лечению» и «существует уже много столетий, то и дело его очаги появляются в совершенно разных уголках земли», то есть выходит за границу жанра. Все «тело» отчета при этом построено по принципу информационного.

В «Новом деле» и в меньшей степени в «Черновике» также присутствуют тексты, выполненные в жанре отчета, однако у «Дагправды» все же большой перевес. Возможно, это объясняется тем, что это государственное издание и оно обязано подробно освещать деятельность главы и правительства республики (а предметом отображения здесь как раз и являются различные заседания, совещания и пр.). Так, например, в газете часто появляются отчеты без указания имени автора, написанные пресс-службой главы и правительства республики и предоставленные для размещения.

«Новое дело» и «Черновик» же сами вольны выбирать темы, которые надо осветить. В их отчетах уже встречаются и элементы оценки, аналитики, авторские суждения (например, это характерно для Ахмеднаби Ахмеднабиева из «Нового дела», в частности в его отчете «Управляемый терроризм», написанном с пресс-конференции родителей братьев Царнаевых, можно найти элементы аналитической корреспонденции). Опять зачастую возникает смешение жанров, о котором мы говорили выше.

Итак, здесь мы опять сталкиваемся с явлением, о котором говорили в начале параграфа, когда исследование жанров помогает установить направленность редакционной политики и функции издания.

Заметка, корреспонденция и отчет составляют основные информационные жанры в исследованных нами подшивках. Помимо них мы встречаем одно информационное интервью (публикация Вахтанга Кумаева «Похищения людей: не так все просто» в «Дагестанской правде», в котором собеседник не анализирует ситуацию (как? почему? -- как в интервью аналитическом), а отвечает на вопросы что, где, когда.

Репортаж среди текстов на изучаемую тему не встречается, что выглядит закономерно, так как основа репортажа -- это наблюдение, а основные темы текстов по проблеме терроризма, как мы уже отмечали, это террористические акты и ответные меры (спецоперации), то есть ситуации, длительно воочию наблюдать за которыми журналист, как правило, не может. Поэтому это жанр присутствует в основном в виде «репортажных элементов» в корреспонденциях, когда журналист выезжает на место событие (обычно уже после него). Такой прием можно найти, в частности, в текстах Маирбека Агаева в «Черновике».

Однако есть и исключения. В апреле 2013 года в «Новом деле», например, вышел репортаж Рагимат Адамовой «Хаджалмахинский список, или Почему сельскую мечеть охраняют вооруженные дружинники», где автор применяет прием длительного наблюдения, выстраивает текст так, что читатель «следует» за перемещением автора, передает услышанные диалоги, то есть использует приемы, характерные для репортажа. Однако тема текста все-таки соотносится с рассматриваемой нами не очевидно (по крайней мере для стороннего исследователя), а косвенно. В тексте речь идет о конфликте между жителями села Гимры (известного долгое время действующим там режимом контртеррористической операции, скандалами, связанными с действиями силовиков и поддержкой части жителей членов незаконных вооруженных формирований), завязанном на религиозном противостоянии, причем он тесно связан с описанной ситуацией в селе.

Для «Нового дела» характерен и комментарий, но не как жанр, а как метод. Тексты Закира Магомедова, например, часто построены как ряд комментариев различных экспертов по поводу той или иной сложной ситуации в республике. Например, текст «Третья кавказская война?» -- журналист ставит перед экспертами вопрос, что ждет Кавказ после Олимпиады.

Что касается аналитических жанров, бесспорное лидерство во всех изданиях принадлежит колонке и комментарию. Колонка представлена во всех трех изданиях примерно в равном соотношении. В определении этого жанра, как правило, не возникает трудностей. В основе колонки, как правило, лежит один факт, дающий автору повод для выступления, и вокруг которого журналист начинает «раскручивать» свои мысли. Так, например, поводом для колонки Закира Магомедова в «Новом деле» «Детские игры в боевиков» стало видео, на котором дагестанские «дети» играют, представляя, что отправляют (по примеру боевиков, шантажирующих предпринимателей) «флешку» с угрозами своему учителю. Вокруг этого факта строятся дальнейшие размышления автора.

В отличие от колонки, в комментарии личность автора не так выражена. На первом плане находятся его размышления, выводы, логические цепочки, которые он пытается выстроить и т. д., хотя в основе комментария так же может лежать один факт, о котором размышляет автор. Примерами жанра являются, например, тексты Тамерлана Магомедова в «Дагестанской правде» (например, «Победить экстремизм можно»). Стоит отметить, что тексты, которые принято называть статьями, также относятся скорее к жанру комментария, так статья предполагает гораздо более глубокий уровень обобщения и количество исследованного материала. Таковы, например, тексты В.Губрия в приложении к Дагестанской правде» «Документы и факты».

В «Черновике» жанр колонки в рамках нашей темы представлен широко такими авторами, как Магомед Магомедов, Маирбек Агаев, Вячеслав Хуцныев. Представлена также аналитическая корреспонденция и аналитическое интервью (интервью Магомеда Магомедова с социологом Гаджи Малучиевым, в котором автор с помощью эксперта пытается ответить на вопросы об уровне недовольства в обществе, понять, насколько радикально настроены недовольные, готовы ли они уйти с оружием «лес» и пр.).

Другие жанры представлены в изученных изданиях единично. Так, например, в «Дагправде» встречается рецензия (на книгу о событиях 1999 года в Дагестане). А в «Новом деле» мы видим текст в жанре очерка. Текст «Родовые традиции, судьба человека и дух эпохи» автора Шамиля Ахмедова -- это единственный текст, который можно отнести к художественно-публицистическим жанрам (к которым исследователи относят очерк). Это единственный пример попытки автора обратиться не с «горячим» событиям или версиям и гипотезам, а к чертам и судьбе отдельной личности.

Итак, исследовав три издания за указанный период с точки зрения жанров, автор пришел к следующим выводам.

Во-первых, по количеству публикаций лидируют тексты в информационных жанрах, большинство из которых приходится на заметки. На «Дагестанскую правду» при этом приходится наибольшее количество текстов в жанре отчета. Однако нельзя сказать, что существует перекос в сторону «сухого» информирования: заметки - это необходимая реакция журналиста на произошедшее событие. В дагестанской прессе «горячие» событие достаточно переосмысливаются журналистами и подаются не только в виде жестких новостей.

Таким образом, в дагестанских изданиях существенное количество аналитических текстов, выполненных разными авторами и в разных жанрах. Наибольшее их количество приходится на «Черновик».

Третье: только один текст из исследованных нами относится к художественно-публицистическим жанрам. Возможно, в силу специфики темы, это направление в дагестанской прессе не развито.

Четвертое: для дагестанской прессы очень характерно такое явление, как диффузия жанров, многие авторы во всех трех изданиях зачастую выходят за границы одного жанра при создании текстов.

2.2 Тематическое разнообразие публикаций на тему терроризма в дагестанской прессе

Тема -- это одна из трех составляющих концепции журналистского текста (помимо идеи и проблемы) и первое, с чего начинает работу над текстом журналист (согласно этапам создания журналистского произведения, разработанным Г.В.Лазутиной). В журналистском тексте тема определяется как конкретная реальная ситуация, взятая в отношении к масштабной проблеме и под определенным углом зрения. Особенность журналистики в том, что темы для журналистских произведений диктуют авторам происходящие события, журналистика не может существовать в отрыве от реальной действительности. Так, как отмечает В.М.Горохов, тема в журналистских текстах «прямо отвечает на социальный заказ» и «рождается как непосредственный отклик на актуальные общественные потребности».

В рамках нашего исследования рассмотрим, какие темы поднимают журналисты дагестанских печатных СМИ, освещая «масштабную проблему» терроризма. В совокупности тексты на темы, в той или иной степени касающиеся этой проблемы, публикуются на страницах дагестанских газет непрерывно. Так, из 52 номеров еженедельника «Новое дело» за год, публикации на эту тему отсутствовали только в пяти номерах.

Проанализировав публикации, появившиеся в дагестанской прессе за исследуемый период, автор пришел к выводу, что большинство текстов, написанных в информационных жанрах, с точки зрения темы можно условно разделить на две большие группы: это тексты, рассказывающие о произошедших в республике террористических актах и «преступлениях террористической направленности», и тексты, освещающие проведение спецопераций против подозреваемых в участии в незаконных вооруженных формированиях (иногда -- задержания, судебные процессы). Особенно характерна в этом смысле практика «Дагестанской правды», когда большинство сообщений о действиях силовиков публикуется под плашкой «Антитеррор», а о криминальных происшествиях, связанных с деятельностью бандподполья, -- под плашкой «Террор». Безусловно, сама ситуация гораздо «шире» такого подхода, и это находит отражение в других текстах и других изданиях. Тема журналистского произведения -- это не только ответ на вопрос «о чем», но и, как уже было отмечено, взгляд на одну из сторон масштабной проблемы. Автор дипломной работы пришел к выводу, что основной темой публикаций дагестанских авторов о проблеме терроризма является тема противостояния правоохранительной системы и части дагестанского общества (так называемые боевики, члены вооруженного бандподполья и т. д.). Публикации на эту тему составляют основной объем всех публикаций, посвященных проблеме терроризма в республике. Зачастую из-за большого объема информации авторы информационных текстов объединяют в одну заметку ряд фактов, не имеющих прямой связи друг с другом (например, спецоперация в одном районе республики и преступление, совершенное предположительно членами НВФ, -- в другом), но связанных в сознании журналистов общей темой. Например, своеобразный обзор противостояния за неделю дают авторы Саида Вагабова и Шамиль Алиев в публикации «Месть за приговор» (убийство судьи, расследовавшего резонансные дела, в Махачкале, контртеррористическая операция в Хасавюртовском районе, убийство в селении Курах, сообщения о ночных взрывах от жителей Буйнакска).

При этом тема противостояния оказывается настолько обширной и получающей отражение в совершенно разных проявлениях, а в саму ситуацию оказываются вовлечены столько сторон, что оказывается сложным провести границы между текстами, отнесенными к этой теме и оставшимися за рамками исследования. Так, например, в дагестанской прессе часто встречаются материалы о ситуации внутри исламских течений - это тема не относится «напрямую» к исследуемой нами, однако в публикациях мы находим тему противодействия экстремизму путем примирения течений в исламе, совершающие теракты люди объявляются «сторонниками радикального ислама», а многие преступления, имеющие на первый взгляд и по квалификации по статьям Уголовного кодекса России вид «чистого криминала», оказываются, по сообщениям правоохранительных органов, совершенными этими «сторонниками» и т. д. Поэтому в своем исследовании мы будем касаться тем, относящихся к нему не только формально, но и по факту.

В теме противостояния можно выделить несколько тем, и самой раскрытой из них по количеству публикаций будет тема незаконных действий и бездействия правоохранительных структур. Публикации на эту тему регулярно появляются на страницах «Нового дела» и особенно еженедельника «Черновик», который касается разных сторон этой темы из номера в номер. Так, журналист Ахмеднаби Ахмеднабиев пишет о том, как людей «объявляют боевиками», а сотрудники правоохранительных органов совершают противоправные действия и остаются безнаказанными («Гарантии и реакции»), Магомед Ахмедов в своем тексте «Дым без огня» в «Черновике» приводит свидетельства очевидцев о том, что силовики, объявившие, что члены так называемой «каспийской» диверсионно-террористической группы были убиты ответным огнем, стреляли первыми, Маирбек Агаев из этого же издания пишет с места событий о митинге против бездействия силовиков в Губдене, считающемся одной из самых напряженных точек в республике, и о ситуации в селе и т. д. Тема освещается изданиями по-разному. Например, рассмотрим, как отражена в газетах пресс-конференция группы дагестанских адвокатов, заявивших о том, что сотрудники правоохранительных органов не допускают их к подзащитным, подвергают последних пыткам, склоняя к самооговору, угрожают адвокатам, которые защищают подозреваемых в участии в НВФ, и списывают преступления на боевиков. В «Черновике» опубликован отчет с пресс-конференции под заголовком «…нас ваххабитской конторой», в котором, как утверждается, даны выступления всех адвокатов в порядке очередности и без купюр. В «Новом деле» также опубликован отчет, где автор пересказывает основные мысли, звучавшие на пресс-конференции. «Дагестанская правда» не стала освещать событие.

Внутри этой темы также можно выделить несколько подтем. Так, отдельной темой звучит ситуация в дагестанском селе Гимры, где много лет пробывшего под режимом контртеррористической операции. Так, среди прочих материалов о ситуации в селе, Шамиль Гусейнов и Мурад Мурадов из «Нового дела» делают выездной материал из Гимры, в котором рассказывают о том, с какими проблемами столкнулись обычные жители села в связи с режимом КТО, а в публикации «Зачистили или обчистили?» Маирбека Агаева поднимается тема мародерства со стороны силовиков в селе.

В качестве отдельной темы можно выделить также тему похищения людей «лицами в камуфлированной форме». Родственники похищенных считают, что к этому причастны силовики, которые пытают похищенных и «вешают» на них преступления, а некоторые «уходят в лес» вынужденно, из-за подобного преследования силовиков. Так, информационные тексты на эту тему в «Новом деле» публикует Мурад Мурадов. Тема поднимается также в «Дагестанской правде» в публикации Вахтанга Кумаева «Похищения людей: не так все просто», в которой приводится другой взгляд на тему. Так, в материале указывается, что, по информации СКР Дагестана и республиканской прокуратуры, нет доказательств причастности силовиков к похищениям людей в Дагестане, а ряд мужчин, считавшихся похищенными, «примыкают к незаконным вооруженным формированиям и совершают теракты». Отметим, что это единственная тема из перечисленных, касающихся действий силовиков, которая нашла освещение в этом издании.

Также журналисты изданий пытаются проанализировать не только конкретные факты, но и делают на их основе обобщения, помогающие взглянуть на ситуацию в целом. Так, Закир Магомедов из «Нового дела» в своей колонке «Лакмусовый паспорт смертницы» сморит на ситуацию под таким «углом зрения»: «Как бы там ни было, из всей этой злосчастной истории с паспортом напрашивается удручающий и пугающий вывод: большинство людей искренне верят в то, что российские спецслужбы способны на подделку документа для того, чтобы это выглядело как неоспоримое доказательство установления личности совершившего теракт. Для спецслужб -- это очередной звонок, напоминающий, что тактику борьбы с терроризмом надо менять».

Еще одна «подтема», которую можно выделить, -- публикации на тему притеснения со стороны силовиков людей, которые причисляют себя к салафитскому течению в исламе, или считаются таковыми. Так, «Черновик» пишет о «вторжении» сотрудников Центра противодействия экстремизму в мусульманскую школу для детей «Новое поколение», о давлении со стороны силовиков на персонал и даже посетителей кафе «Рум-центр» (в которое ходят многие мусульмане, а персонал одет соответственно нормам ислама), а «Новое дело» -- о ряде обысков в «халяльных кафе» без объяснения причин и предъявления документов.

Эту же «подтему» можно отнести к другой большой теме, которую мы выделили в ходе исследования. Условно ее можно обозначить как «Терроризм и ислам». Дагестанские журналисты часто обращаются к теме связи или ее отсутствия между терроризмом и ортодоксальной верой, пытаются понять, откуда взялись эти ярлыки и рассматривают разные стороны этого вопроса.

Например, в колонке «Толерантность и теория относительности» автор Олег Островский пишет о том, что не только жители других стран и регионов считают, что «одни теракты от этого ислама», но и сами дагестанцы порой «не могут разобраться в терминах» и считают друг друга «экстремистами»: «В Дагестане я столкнулся с тем, что многие мусульмане, считающие себя умеренными, ассоциируют бороду и хиджаб с экстремизмом. А многие так называемые непрактикующие мусульмане считают исполнение намаза и соблюдение уразы признаками экстремизма». Это же издание, помимо текстов собственных авторов, публикует и материалы профессиональных исследователей этой темы, так, был опубликован доклад Кавказского центра проектных решений «Источники конфликтов и развития на Северном Кавказе» под названием «Ислам и терроризм: почему вместе?», в котором исследователи попытались найти причины такого отождествления.

Публикации на эту тему можно найти и в «Дагестанской правде». В еженедельном приложении к газете «Документы и факты», в тексте «Эксперты бьют в колокола» говорится, например, о том, что «наблюдается устойчивая тенденция к явному ухудшению обстановки в исламском сообществе России», и это «чревато самыми негативными последствиями». Автор объясняет: «Иными словами, ваххабиты, радикальные исламисты, представители бандподполья получили указание готовиться к вооруженному выступлению против российских властей на местах», без обиняков связывая «выступления против власти» и российское исламское сообщество и помещая в один смысловой ряд понятия ваххабит, радикальный исламист и представитель бандподполья. «Экстремистские круги, неформально объединенные в салафитские сообщества», -- продолжает В.Губрий (впрочем, этот же текст, но опубликованный месяцем раньше и за подписью Исхана Халилова мы можем найти на сайте информационно-аналитического сетевого издания «Сегодня.ру» под заголовком «Отстрел муфтията всея Руси»). Эту же тенденцию мы видим и в другом тексте В.Губрия (также появившемся в сети на сайте e-kavkaz.ru за 10 дней до выхода номера «Документов и фактов»), в котором автор представляет северокавказский терроризм «как коммерческий проект» и объединяет в одной фразе «идеологию терроризма и радикального исламизма».

Отметим также ряд важных тем, которые тоже поднимаются в дагестанской прессе в связи с проблемой терроризма и касаются юридических аспектов (хотя и не являются ведущими). Это, например, тема невозможности захоронения тел убитых боевиков -- по закону родственникам могут не выдавать их тела; или тема неквалификации взрывов как терактов (или переквалификации в последующем на другую статью) -- что не дает возможности пострадавшим получить компенсацию. Еще одна проблема поднимается в публикациях об ополченцах 1999 года (вторжение чеченских и международных бандформирований в Дагестан), которые не могут получить статус ветеранов боевых действий и соответствующие льготы. Эти тексты встречаются во всех трех изданиях.

Еще одна существенная группа публикаций, объединенная одной темой, -- это публикации о сотрудниках правоохранительных органов, погибших во время террористических актов или спецопераций, в том числе героически. В основном эти тексты появляются в газете «Дагестанская правда». Одна публикация на эту тему сделана автором «Нового дела». В «Черновике» эта тема не освещена. При исследовании публикаций на эту тему обращают на себя внимание две тенденции. Во-первых, подавляющее большинство этих текстов (кроме публикации «Родовые традиции, судьба человека и дух эпохи» в «Новом деле») представляют собой заметки и написаны по информационным поводам, таким как, мероприятие, посвященное годовщине со дня спецоперации в селе Хутрах Цунтинского района, в которой погиб прапорщик Артем Гармаш, которому впоследствии посмертно присвоена звание Героя России (текст Александра Щукина «Не щадя жизни»). Во-вторых, героями публикаций становятся как правило погибшие сотрудники правоохранительных органов. Исключение составляет текст Вахтанга Кумаева «Сработал как по нотам» о том, что МВД республики представит к награде полицейского, отведшего людей с места, где впоследствии прогремел второй взрыв (во время двойного теракта в Махачкале 30 октября 2013 года). В тексте также приводится комментарий самого героя публикации.

В целом, темы, посвященные отдельным личностям, ситуациям, в которые попал конкретный человек, -- редкое явление в публикациях на нашу тему. На этом фоне очень выделяется из всех публикаций во всех трех изданиях за год текст Миясат Муслимовой «Это моя родина», опубликованный в «Дагестанской правде» под плашкой «Жизнь после теракта». В центре публикации -- ситуация, в которой оказался житель Махачкалы Вячеслав Куркин, получивший тяжелые увечья в результате теракта в Махачкале 20 мая 2013 года. Автор открывает текст словами: «Когда по телевизору или в газетах передают информацию о терактах, называют количество пострадавших, кто из нас не пытается представить себе ужас произошедшего. У кого не сжималось сердце от сострадания и боли? Нам никто не рассказывает потом о судьбах пострадавших. Может, так щадят нас, может, мы сами стремимся вытеснить тревожную информацию и утешаем себя тем, что все будет хорошо». Обозначая таким образом проблему, автор раскрывает ее на примере отдельной истории конкретного человека. В тексте раскрываются две основные темы: во-первых, тема низкого уровня дагестанского здравоохранения; во-вторых, -- брошенности пострадавшего человека со стороны государства: обеспечить себе лечение и жизнь семье получивший увечья мужчина не может, а выделенных денег не хватает на полную реабилитацию. Вот, например, как раскрывается в тексте тема медицинской помощи при терактах: «Если бы не воля самого Вячеслава, вряд ли он остался бы жить, вряд ли он смог сохранить почти оторванную ногу. По сути, он командовал своим спасением, а сколько раз он себя спас, считайте сами. «Когда меня надо было перенести в машину, я увидел их лица. И сказал: «Не бойтесь - ногу свою я буду тащить сам». Город был накрыт пробками. Когда приехали в первую городскую больницу, работник ГАИ не давал меня «выгружать». Мол, мест нет, езжайте в другую больницу. Я высказал ему все, что говорят мужики в таких случаях. Меня никак не могли вынуть из машины, потом нашли тряпичные носилки и внесли на первый этаж больницы. Ко мне подошел молодой врач и вдруг стал пытаться вытащить трубу из моей ноги, раскачивая ее во все стороны. Я кричу: «Что же ты делаешь?! Я же умру от болевого шока!». Он остановился. Дали команду везти наверх. Там тоже много раненых. На столе лежали два трупа. Когда меня стали укладывать в сторону, я закричал: «Спасайте меня, я еще жив!». Заставил убрать труп со стола и уложить меня на это место…». Это лишь ряд из тех фактов, пересказывая которые от имени героя, автор объемно раскрывает темы, которые во всех других исследованных нами публикациях остались нераскрытыми.

Обобщая сказанное в параграфе, отметим, что публикации о проблеме терроризма в дагестанской прессе разнообразны по тематике. А авторы находят очень много точек зрения на эту проблему. Превалирующей при этом все же является тема противостояния «силовиков и боевиков», включающая в себя множество аспектов. Освещение этой темы очень зависит от позиции издания. Так, для «Черновика» она является одной из главных среди всех его публикаций в принципе. В издании представлено много аналитических материалов по этой проблеме и на темы, которых не касаются авторы других изданий. «Новое дело» тоже уделяет существенное внимание этой теме, но авторы издания предпочитают идти только «от факта к теме», поэтому основной упор делается все-таки на информационные тексты, хотя в издании публикуются и постоянные колумнисты. В «Дагестанской правде» эта тема освещена очень скупо. За год в издании не было опубликовано ни одного текста, подробно рассказывавшего бы о спецоперациях, проводимых силовиками и т. д. сами террористические акты освещаются тоже как правило очень сжато. Характерной для «Дагестанской правды» является другая тема -- здесь регулярно встречаются тексты о героических поступках сотрудников правоохранительных органов. Но надо заметить, что в общей массе это лишь скупой пересказ и отчет с какого-либо мероприятия. В «Новом деле» представлен один, но развернутый материал на эту тему, а «Черновик» вовсе не уделяет ей внимания.

Также отметим, что существует недостаток материалов, где в центре внимания оказывается человеческая личность или ситуация, в которую попал конкретный человек.

В целом для дагестанских авторов характерен большой интерес к исследуемой нами теме. Так, издания, помимо того, что регулярно и в большом количестве публикуют материалы о проблеме терроризма, пользуются и работами других автором. Все три издания периодически помещают у себя работы других журналистов или экспертов на эту тему, выбирая из в зависимости от направленности и целей своего издания.

2.3 Система убеждения в журналистских текстах на тему терроризма

В предыдущих двух параграфах мы рассмотрели тексты, опубликованные в дагестанской прессе и посвященные исследуемой тематике, с точки зрения тематического содержания и того, какие методы и приемы отображения действительности выбирают журналисты (жанры). Для более глубокого анализа темы рассмотрим также особенности «внутренней» организации публикаций, или какие «кирпичики», по выражению Лазутиной, автор использует, чтобы отобразить выбранную ситуацию.

«Язык», с помощью которого «журналистская информация обнаруживает себя, объективируется, приобретая характер информационного продукта», назван профессором Е.И.Прониным «элементарными выразительными средствами журналистики» (ЭВС). Речь идет о таких «слоях» журналистского текста, как факты, образы и нормативы. Анализ текстов с этой точки зрения поможет понять, как выстроена структура текстов, которые мы исследовали.

Помимо этого, при создании журналистских текстов авторы используют такие методы познания, как анализ, синтез, индукция, дедукция, наблюдение, сравнение, аналогия, обобщение, иногда эксперимент. Также важной частью структуры журналистского текста представляется система аргументации - то, как журналист обосновывает и доказывает свои суждения.

Помимо прочего, в журналистских текстах также используются средства эмоционального воздействия, образы и приемы, тоже призванные убедить читателя в точке зрения журналиста, воздействую на этот раз эмоционально.

Проведем общий анализ текстов дагестанских журналистов, освещающих тему терроризма, с точки зрения названных составляющих журналистского текста.

Рассмотрим публикацию журналиста «Черновика» Абдулмумина Гаджиева «Такфиристы взрывают Москву?». Поводом для выступления стали сообщения СМИ о том, что в Москве задержана группа предполагаемых террористов, входивших в одну из мусульманских сект. Автор высказывает свои сомнения в том, что информация соответствует действительности и считает «информационные взрывы» плодом некомпетентности и намеренного нагнетания ситуации со стороны федеральных журналистов. Проанализируем, как он аргументирует свою позицию.

Автор начинает свой текст следующим образом: «Федеральные СМИ облетела очередная информационная бомба: в Москве с поясами смертников и другим всевозможным оружием задержана группа террористов из 14 человек, входящая в секту «Ат-такфир ва-ль-хиджра»». Таким образом, текст открывается эмпирическим обобщением, за которым следует факт (объясняя его). «Федеральные СМИ облетела очередная информационная бомба» -- это эмпирическое обобщение, то есть, по Лазутиной, типизация фактов и суммирование черт многих фактов действительности, постигнутых на основании повседневного опыта. Далее автор приводит факт, сообщенный в СМИ. Здесь же мы видим и оценочность, выраженную не напрямую, а через подбор лексики: очередная информационная бомба, другим всевозможным оружием.

Далее автор использует образ, то есть отсылку (в данном случае) к арабскому фольклору. Образный ряд элементарных выразительных средств в журналистике -- это обращение к художественным произведениям, истории, устному творчеству, науке и т. п., чем пользуется и этот автор, вспоминая о поговорке, «смысл которой состоит в том, что не разбирающийся в науке, если будет рассуждать о ней, обязательно выявит странности (нелепости)».

Затем следует: «Что-то подобное можно часто встретить у Латыниной, когда она начинает рассуждать о шариате, исламе и взаимоотношениях мусульман», то есть автор использует прием сравнения по аналогии. Далее следует подтверждение тезиса, чтобы доказать свою мысль, журналист приводит пример: «Выхватив где-то имя имама Ан-Навави, жившего в седьмом веке, она с умным видом будет рассказывать аудитории, как его вместе Ибн Таймийей ругают суфии Дагестана и любят «ваххабиты»».

Дальше следует возвращение к заявленной теме -- автор пишет: «Видимо, идеологических конструкторов московской спецоперации, в которой опасные боевики, не пользовавшиеся компьютерами и телефонами из соображений конспирации, забыли закрыть на ночь двери квартиры, привлекло громкое название - «Ат-такфир ва-ль-хиджрА» (с ударением на последний слог звучит особенно угрожающе). Более того, известно, что эта группа считает всех вокруг (о Боже!) неверными! Действительно, таким, на чей-то первый взгляд, и нужны пояса смертников…» Мы видим, что автор возвращается к мысли, высказанной в поговорке, и она служит для подкрепления мысли о «раздутости» скандала вокруг задержанных СМИ, которые ничего не смыслят в вопросе. Становится ясно, что пример с Латыниной не имеет прямого отношения к событию, является «побочной» мыслью и, по сути, рвет логику изложения основной мысли. Поэтому первый и второй абзац на первый взгляд кажутся несвязанными друг с другом.

Из приведенного отрывка мы видим, что автор продолжает пользоваться приемами эмоциональной окраски текста. Здесь есть риторическое восклицание («о Боже!»), а как основной прием используется ирония: «опасные боевики, не пользовавшиеся компьютерами и телефонами из соображений конспирации, забыли закрыть на ночь двери квартиры», «с ударением на последний слог звучит особенно угрожающе», «Более того, известно, что эта группа считает всех вокруг (о Боже!) неверными!». Здесь появляется и первый аргумент в пользу позиции автора, с помощью иронии он ставит под сомнение, что люди, объявленные боевиками, которые, по сообщениям СМИ, из осторожности не пользовались средствами связи, могли оставить дверь открытой.

Далее автор приступает к более подробной аргументации своей позиции. Он пишет: «Однако мне очень трудно себе представить, чтобы группа боевиков на территории России называла себя «джамаат ат-такфир ва-ль-хиджра». Это просто нелепо. Также об этом никак не говорит брошюра «Аль-муаллиму-с-сани» («Второй учитель»), показанная по всем телеканалам как экстремистская литература задержанных боевиков. По которой все русскоязычные мусульмане, умеющие читать Коран, учились это делать». Мы видим, что автор выдвигает тезис о том, что группа этих людей не могла называться так, как об этом сообщили. Однако на месте аргумента дальше следует: «Это просто нелепо». В следующем предложении он также не приводит аргумента «за» свою позицию, однако опровергает «аргумент» возможных оппонентов: журналист объясняет, что та брошюра, которую показали в качестве экстремистской по ТВ - книга, по которой «все русскоязычные мусульмане, умеющие читать Коран, учились это делать», и ее наличие никак не связывает задержанных людей с названной сектой. В следующем абзаце автор продолжает утверждать свою мысль: «Современные такфиристы (группа, объявляющая мусульман неверными и относящая к исламу только себя), существующие на территории России, во-первых, никак не связывают себя с сектой «Ат-такфир ва-ль-хиджра» и её основателем, которого уже давно никто не помнит; а во-вторых, не имеют к вооружённому подполью никакого отношения, не считают представителей последнего мусульманами и, вообще, находятся очень далеко от всякой политики. Это крайне маргинальная секта, которая не занимается ничем, кроме общения на своих форумах в Интернете». Итак, автор в подкрепление своей мысли делает следующие утверждения: 1) российские «такфиристы» никак не связывают себя с названной сектой; 2) они не имеют никого отношения к бандподполью; 3) они «далеки от политики», «не занимаются ничем». Все они действительно действуют на опровержение версии федеральных СМИ и не согласуются с ней. Однако мы видим, что журналист приводит только утверждения, и то в краткой форме, ни подробного объяснения, ни ссылок или других сведений, подтверждающих истинность его заявления, нет. Проще говоря, читателю остается верить журналисту на слово, решая для себя: факты перед ним или так называемые «фактоиды».

Дальше следует заключительный абзац. Журналист пишет: «Думается, что такие информационные взрывы создают крайне некомпетентные в подобных вопросах люди вроде Романа Силантьева, которым всё равно, что будет «хавать пипл». И именно подобные элементы сегодня являются государственными экспертами, отвечающими за исламскую и межконфессиональную политику в стране». Мы видим, что автор считает завершенной аргументацию своей позиции и обобщает мысль, делая в качестве вывода предположение, что вина за «информационные взрывы» лежит на некомпетентных журналистах, главное для которых рейтинг, - это вывод, на который «работал» весь предыдущий текст. Далее он еще больше расширяет уровень обобщения, утверждая, что «именно подобные элементы» формируют межконфессиональную политику в России. Кто именно имеется в виду под «элементами», как и какое отношение имеет к ситуации Роман Силантьев для читателя, впервые узнавшего об описываемых событиях из текста этого автора, остается неясным (то же -- и о Латыниной).

Итак, обобщая, можем отметить, что, на первый взгляд, автор убедительно аргументирует свою позицию, он знакомит читателя с ситуацией, а затем ставит под сомнения тезисы, выдвинутые СМИ и, приводя свои доводы, опровергает их. Однако, анализируя текст, мы видим, что аргументация автора не является бесспорной: есть доказательства, основанные только на предположениях автора (так, он предполагает невозможной ситуацию, когда «опасные боевики» оставляют открытой дверь). Также в тексте присутствует ряд аргументов, вроде бы подтверждающих позицию автора, однако приведенных «голыми», без какой-либо попытки подтвердить в глазах читателя их достоверность. Помимо этого, мы сталкиваемся с ситуацией, когда журналист объясняет, что названная в тексте «экстремистская» брошюра, найденная у задержанных, не означает, что они связаны с названной сектой. Однако правила логики говорят нам, что этот же факт при этом не значит, что они с ней не связаны.

При этом сильной стороной текста остается удачное использование иронии и эмоционально окрашенных слов и выражений. Однако вряд ли эти средства могут играть главную роль в деле убеждения читателя в авторской позиции, если мы говорим о журналистском тексте.

Итак, на этом подробном примере мы видим, с помощью чего может строиться журналистский текст «изнутри». Разберем также тексты, представленные в других исследованных нами изданиях, останавливаясь на ключевых моментах.

В публикации «Гарантии и реакции» в «Новом деле» автор Ахмеднаби Ахмеднабиев пользуется приемом индукции, то есть развивает мысль от частного к общему. Здесь поводом для создания текста послужило убийство троих мужчин сотрудниками правоохранительных органов. Журналист рассматривает, как изменялась подача происшествия на лентах новостных агентств: сначала было сообщено, что в Махачкале убито трое боевиков. Затем случай описывался как вмешательство полицейского в конфликт группы молодых людей, где он вынужден был применить оружие, чтобы остановить драку. Через четыре часа появилось сообщение о том, что полицейский сам был участников конфликта. А еще через два -- информация о том, что из-за инцидента могут быть уволены из органов ряд вышестоящих начальников, а министру внутренних дел республики могут объявить выговор. Информация подана в виде фактов: журналист со ссылками и точным указанием времени указывает на этапы развития ситуации. Автор использует метод невключенного наблюдения. Он фиксирует, как извиняется ситуация в ее развитии. В данном случае объектом наблюдения является не сам конфликт, а его подача через прессу.

Далее журналист переходит к обобщению. Он высказывает мысль о том, что никто не может гарантировать, что подобные преступления не повторятся, переходя от частного случая к общему -- «карательной» функции сотрудников правоохранительных органов в республике и их безнаказанности. Аргументируя утверждение, автор, например, пишет: «Нередко преступление совершается на глазах у многочисленных свидетелей. В частности, подобным образом летом 2012 года были расстреляны житель селения Карата Ахвахского района Шамиль Шахрудинов и житель Южно-Сухокумска Абдулазиз Магомедгаджиев. Естественно, убитых задним числом объявили боевиками. В последующем никто не поинтересовался, на каком основании их вообще расстреляли». Мы видим, что автор подкрепляет свое утверждение («…нередко преступление совершается на глазах многочисленных свидетелей») конкретным примером, называя время и имена.

Завершает текст журналист повторением основных тезисов, выдвигаемых в публикации: сотрудники правоохранительных органов остаются безнаказанными, поэтому стоит ожидать «совершения еще более чудовищных преступлений». Отметим, что текст автор не пользуется приемами эмоционального воздействия на читателя, к экспрессивной лексике можно отнести только эпитет «чудовищный» («…поэтому и нет сомнений, что общество скоро станет свидетелем совершения еще более чудовищных преступлений»).

Иную картину мы видим в публикации «Экстремисты» автора «Дагестанской правды» Абдурахмана Магомедова. Публикация создана с помощью приема монтажа: авторский текст здесь чередуется с официальной информацией дагестанского Следственного комитета. Причем вторая часть по общему объему занимает около двух третей текста.

В оставшейся трети автор активно использует такой прием, как обращение к аудитории. В публикации он использует его пять раз, с него же журналист и начинает свой текст: «…Слышите? Это громыхнуло за океаном. В городе Бостоне во время забега спортсменов». Далее он продолжает обращаться к аудитории: «но призадумайтесь!», «оглянитесь…», «давайте», «обратите внимание».

Половина предложений собственно журналистского текста автора представляет собой либо риторический вопрос, либо риторическое восклицание (из 30 предложений -- 15). Например: «Но ради чего упомянутый фигурант в Интернете обозначил себя смертником? Оглянитесь, кругом все свои: земляки, знакомые, родственники! Во имя чего они должны пострадать? Разве Аллах велит совершать такой грех?».

Текст, опубликованный под плашкой «Анатомия преступления», представляет собой три пресс-релиза о трех разных событиях: в суд направлено уголовное дело против мужчины, разместившего в Интернете статус, «содержащий призывы к осуществлению экстремистской деятельности»; задержан гражданин, кидавший камни в полицейских, пытавшихся разогнать митинг, в котором он принимал участие и «требовал от представителей власти - сотрудников отдела МВД России по Унцукульскому району освободить жителей села Гимры»; в суд передано дело о пособничестве членам незаконных вооруженных бандформирований. Объединены эти официальные тексты рефлексией журналиста. Причем только в первом случае это рефлексия на конкретный факт (размещение «экстремистского» статуса в Сети). Поэтому нельзя сказать, что автор пользуется приемом анализа, исследуя частные факты и выводя закономерности. Остальной текст представляет собой суждения, лишенные аргументации.

Журналист завершает свой текст рекомендацией и призывом к действию: «Конечно же, политикам и следует в первую очередь принимать такие решения, которые смогли бы переориентировать наших молодых людей из лесов и конспиративных квартир на легитимную тропу: учитесь, займитесь бизнесом, создавайте семьи! Разве это не в интересах нашего народа и нашей республики, которую сейчас возглавил человек, ясно обозначивший позитивные ориентиры? Давайте же поможем ему и, стало быть, себе». Обобщая, отметим, что система аргументации и приемы, которые используют журналисты для убеждения читателя, в дагестанской прессе сильно разнятся в зависимости от автора. Так, Абдурахман Магомедов из «Дагестанской правды» предпочитает эмоциональное воздействие аргументации и сбору фактов (большинство его текстов и написано в жанре колонки). В «Черновике» предпочтения отдается анализу, которым пользуются в своих публикациях такие авторы, как Маирбек Агаев, Магомед Магомедов. Достаточно часто используются сравнения и аналогия. В «Новом деле» также используется анализ как метод познания действительности, однако в меньшей степени, здесь в текстах можно встретить больше фактов, поданных без комментариев, когда журналист предоставляет читателю самому сделать выводы, или используется так называемое «свидетельствование» -- обращение к мнению людей, которые являются или называются экспертами в данной области. В целом разная подача и предпочтение приемов делает публикации на тему терроризма разнообразными, однако полный «спектр» средств воздействия и убеждения потребитель информации получит, только читая несколько изданий.