Понятие языковой картины мира

Размещено на http://www.allbest.ru/

Министерство образования и науки Российской Федерации

Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования

«Челябинский государственный университет»

Кафедра философии

Реферат по истории и философии науки на тему:

Понятие языковой картины мира

Челябинск, 2010

Введение

Термин «картина мира» был введен в научный обиход на рубеже XIX-XX вв. М. Планком и Г. Герцем, которые употребляли его по отношению к физической картине мира. На данный момент физическая научная картина мира исследована лучше, чем гуманитарная.

Научная картина мира отличается от языковой, которую также часто называют наивной картиной мира. Научная картина мира отличается и от научной теории. Различие состоит в том, что научная картина мира дает нам более общее представление о реальности. Одна и та же картина мира связана с несколькими научными теориями. В формировании картины мира участвует не только наука, но и культура в целом, поэтому картина мира устойчивее по сравнению с теорией, и доверие к ней больше. В научной теории отношения между абстрактными объектами описываются при помощи законов, действующих в строго определенных условиях; в картине мира эти отношения описываются при помощи общих принципов, которые могут накладываться друг на друга, конкурировать между собой.

В последние десятилетия в различных гуманитарных науках появился целый ряд понятий, которые представляют психические, лингвистические, логические, философские модели объективного мира: концептуальная картина мира, картина мира, образ мира, модель мира, концептуальная система, индивидуальная когнитивная система, языковая картина мира и др. При всех внешних различиях дефиниций этих понятий в них выделяются в качестве обязательных два компонента:

мировидение (видение мира, сумма представлений о мире, знания о мире, отражающая способность мышления и т.п.);

деятельностная природа картины мира (познающая деятельность человека, духовная активность, опыт человека).

Понятие “мировидение” заявлено еще лингвофилософскими концепциями В. фон Гумбольдта, Й.Л. Вайсгербера, Л. Витгенштейна, Э. Сепира - Б. Уорфа и др. В. фон Гумбольдт рассматривает язык как “промежуточный мир” между мышлением и действительностью, при этом язык фиксирует особое национальное мировоззрение. Уже В. фон Гумбольдт акцентировал разницу между понятиями “промежуточный мир” и “картина мира”. Первое - это статичный продукт языковой деятельности, определяющий восприятие действительности человеком; единицей его является “духовный объект” - понятие. Картина же мира - подвижная, динамичная сущность, так как образуется она из языковых вмешательств в действительность; единицей ее является речевой акт. Как видим, в формировании обоих понятий огромная роль принадлежит языку: «Язык есть орган, образующий мысль. Умственная деятельность - совершенно духовная, глубоко внутренняя и проходящая бесследно - посредством звука речи посредством звука материализуется и становится доступной для восприятия. Деятельность языка и мышления представляют поэтому неразрывное единство».

Идеи В. фон Гумбольдта о языковой картине мира развивались затем неогумбольдтианцами. Принято выделять два направления неогумбольдтианства: сформировавшееся в 1920-1940-е годы в Германии европейское, называемое также содержательно ориентированным изучением языка (inhaltbezogene Sprachbetrachtung или Sprachinhaltsforschung), и американское, возникшее примерно в это же время и иногда отождествляемое с этнолингвистикой. Основоположниками европейского неогумбольдианства являются Й.Л. Вайсгербер и Й. Трир. Американская версия неогумбольдтианства связывается, в первую очередь, с именами Э. Сепира и Б.Л. Уорфа. Эти два достаточно сильно отличающихся друг от друга направления возникли и развивались совершенно независимо, без непосредственных научных контактов и обмена идеями.

Й.Л. Вайсгербер попытался воплотить философские идеи В. фон Гумбольдта и Й.Г. Гердера в собственной концепции языка. Между человеком и действительностью находится, по мнению Вайсгербера, “посредствующий мир мышления” и язык, в котором заключено определенное представление о мире. «Родной язык создает основу для общения в виде выработки сходного у всех его носителей образа мышления. Причем и представление о мире, и образ мышления - результаты идущего в языке постоянно процесса миросозидания, познания мира специфическими средствами данного языка в данном языковом сообществе». Восприятие мира осуществляется мышлением, но с участием средств родного языка. Способ отражения действительности носит у Вайсгербера идиоэтнический характер и соответствует статичной стороне языка. По сути, ученый акцентирует интерсубъектную часть мышления индивида. “Нет сомнения в том, что многие укоренившиеся в нас воззрения и способы поведения и отношения оказываются “выученными”, т.е. общественно обусловленными, как только мы проследим сферу их проявления по всему миру”.

Эдвард Сепир в работе «Положение лингвистики как науки» выдвигает следующее утверждение: «Человеческое существо живет не в одном только объективном мире и не в одном только мире общественной деятельности, как это обычно полагают. Совершенно ошибочно полагать, что человек ориентируется в действительности без помощи языка и что язык есть просто случайное средство решения специфических проблем общения и мышления. Факты свидетельствуют о том, что “реальный мир” в значительной мере бессознательно строится на языковых нормах данного общества». Употребляя сочетание “реальный мир”, Э. Сепир имеет в виду “промежуточный мир”, включающий язык со всеми его связями с мышлением, психикой, культурой, социальными и профессиональными феноменами. Именно поэтому Э. Сепир пишет, что «для современного языкознания уже трудно ограничиваться только своим традиционным предметом… лингвист не может не разделять взаимных интересов, которые связывают лингвистику с антропологией и историей культуры, с социологией и с психологией, с философией и - в более отдаленной перспективе - с физикой и физиологией».

Рассмотрим далее более подробно те аспекты философии языка В. фон Гумбольдта, которые связаны с формированием феномена, получившего в современной лингвистике название языковая картина мира. Также обратим пристальное внимание на развитие гумбольдтовских идей в трудах Й.Л. Вайсгербера, с одной стороны, и Э. Сепира и Б.Л. Уорфа - с другой.

Вильгельм фон Гумбольдт

Вопрос о языковых картинах мира восходит к работам основоположника теоретического языкознания немецкого ученого Вильгельма фон Гумбольдта (1767-1835). С его именем связывается становление философии языка как самостоятельной дисциплины. Его лингвистическая теория настолько широка и всеобъемлюща, что ее влияние продолжает сказываться и в современном языкознании.

Лингвистикой В. фон Гумбольдт в основном занимался в последние полтора десятилетия жизни, после отхода от активной государственной и дипломатической деятельности. Одной из первых по времени работ был его доклад «О сравнительном изучении языков применительно к различным эпохам их развития», прочитанный в Берлинской академии наук в 1820 г. Несколько позже появилась другая его работа - «О возникновении грамматических форм и их влиянии на развитие идей». В статье «О сравнительном изучении языков...» Гумбольдт высказывает идеи, связанные с так называемой стадиальной концепцией языка. Эти идеи были основаны на анализе значительного количества языков: ученый обладал огромными познаниями, охватывающими языки от баскского до туземных языков Америки в одном направлении и до малайско-полинезийских в другом. Его брат Александр фон Гумбольдт, знаменитый естествоиспытатель и географ, снабдил его материалами для изучения языков американских индейцев. Такая масштабность познаний обеспечивала ему необычайную широту лингвистического кругозора и служила основой для точных наблюдений и выводов.

В. фон Гумбольдт в связи с выделяемыми им тремя этапами развития выделял «три аспекта для разграничения исследований языков». Первый этап - период происхождения языков. Ученый четко осознавал, что «ещё не было обнаружено ни одного языка, находящегося ниже предельной границы сложившегося грамматического строения. Он отказывался от сколько-нибудь развернутых гипотез в духе XVIII в. о происхождении языка, предполагая лишь, что «язык не может возникнуть иначе как сразу и вдруг», то есть происхождение языка из чего-то ему предшествовавшего - скачкообразный переход из одного состояния в другое. На первом этапе происходит «первичное, но полное образование органического строения языка».

Второй этап связан со становлением языков, формированием их структуры. Этот этап также недоступен прямому наблюдению, однако данные о нем можно полнить, исходя из различий структур тех или иных языков. Становление языков продолжается вплоть до «состояния стабильности», после достижения которого принципиальное изменение языкового строя уже невозможно. Согласно В. фон Гумбольдту, языки проходят принципиально единый путь развития. Ученый стремится выявить шкалу, по которой можно расположить языки, достигшие «состояния стабильности» на том или ином уровне (он допускает и возможность того, что некоторые языки ещё развиваются и «состояния стабильности» не достигли и достигнут лишь в будущем). В этом пункте он развил идеи, высказанные незадолго до того двумя другими немецкими мыслителями, принадлежавшими к тому же поколению, - братьями Августом и Фридрихом Шлегелями. Они ввели понятия аморфных (позднее переименованных в изолирующие), агглютинативных и флективных языков; эти понятия, позднее ставшие чисто лингвистическими, связывались братьями Шлегелями и затем В. фон Гумбольдтом со стадиями развития языков и народов.

В. фон Гумбольдт выделяет четыре ступени развития языков: «На низшей ступени грамматическое обозначение осуществляется при помощи оборотов речи, фраз и предложений… На второй ступени грамматическое обозначение осуществляется при помощи устойчивого порядка слов и при помощи слов с неустойчивым вещественным и формальным значением… На третьей ступени грамматическое обозначение осуществляется при помощи аналогов форм… На высшей ступени грамматическое обозначение осуществляется при помощи подлинных форм, флексий и чисто грамматических форм». Нетрудно видеть, что три последние ступени соответствуют изолирующему, агглютинативному и флективному строю («аналоги форм» отделяются от «подлинных форм» тем, что в первых «связь… компонентов ещё недостаточно прочна, заметны места соединения. Образовавшаяся смесь ещё не стала одним целым», то есть речь идет явно об агглютинации). Стадиальное различие прямо связывается со степенью духовного развития. Ученый пишет, что «дух требует от языка» тех качеств, которые специфичны для флективных, прежде всего классических языков. Такими образцовыми языками он считает санскрит и древнегреческий.

Третий и последний этап языковой истории начинается с момента, когда язык достиг «предела законченности организации». Язык уже не развивается, но и не деградирует. Однако в органическом строении языка и его структуре, «как живых созданиях духа», может до бесконечности происходить более тонкое совершенствование языка. Совершенствование языка тесно связано с историческим развитием соответствующего народа. В то же время и здесь можно и нужно сопоставлять языки. Только на материале языков, стоящих на одинаковой ступени развития, «можно ответить на общий вопрос о том, как все многообразие языков вообще связано с процессом происхождения человеческого рода». Уже здесь В. фон Гумбольдт отвергает идею о том, что представления человека о мире независимы oт его языка. Различное членение мира различными языками, как отмечал ученый, «выявляется при сопоставлении простого слова с простым понятием… Безусловно, далеко не безразлично, использует ли один язык описательные средства там, где другой язык выражает это одним словом, без обращения к грамматическим формам… Закон членения неизбежно будет нарушен, если то, что в понятии представляется как единство, не проявляется таковым в выражении, и вся реальная действительность отдельного слова пропадает для понятия, которому недостает такого выражения». Уже в этой сравнительно ранней работе В. фон Гумбольдт заявляет: «Мышление не просто зависит от языка вообще, потому что до известной степени оно определяется каждым отдельным языком». Здесь уже сформулирована так называемая гипотеза лингвистической относительности, выдвигавшаяся учеными, в частности, Б. Уорфом, и в XX в.

В этой же своей относительно ранней работе Гумбольдт дает определение языка. Для нас здесь особенно важна следующая формулировка: «Языки являются не только средством выражения уже познанной действительности, но, более того, и средством познания ранее неизвестной. Их различие не только различие звуков и знаков, но и различие самих мировоззрений. В этом заключается смысл и конечная цель всех исследований языка». Здесь ученый указывает на когнитивную функцию языка. Конечной целью сопоставления языков он считает сопоставление мировидений, картин мира, создаваемых с помощью языков.

В последние годы жизни ученый работал над трудом «О языке кави на острове Ява», который не успел завершить. Была написана его вводная часть «О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества», опубликованная посмертно в 1848 г. Это, безусловно, главный лингвистический труд В. фон Гумбольдта, в котором наиболее полно изложена его философия языка. Первичное и неопределяемое для В. Гумбольдта понятие - «человеческая духовная сила», конкретно проявляющаяся в виде «духа народа». «Разделение человеческого рода на народы и племена, и различие их языков и диалектов взаимосвязаны, но находятся также в зависимости от третьего явления более высокого порядка - воссоздания человеческой духовной силы во все более новых и часто более высших формах <...> Это различное по форме и степени проявление человеческой духовной силы, совершающееся на протяжении тысячелетий по всему земному шару, есть высшая цель всякого духовного процесса и конечная идея, к которой должна стремиться всемирная история <...> Язык всеми тончайшими фибрами своих корней связан с народным духом, и чем соразмереннее этот последний действует на язык, тем закономернее и богаче его развитие». Таким образом, Гумбольдт указывает здесь на прочную взаимосвязь национального языка и характера народного мышления. Ему присуще собственное понимание способов и целей лингвистического компаративизма, призванного, по его мнению, искать глубинные истоки языка не в материальных условиях жизни, а в духовной сфере. По мнению ученого, язык неотделим от человеческой культуры и представляет собой важнейший её компонент. По сравнению с другими сферами культуры язык менее всего является сознательным творением: он исходит из таких глубин народного духа, которые народ и сам не осознает. Ни один носитель языка не может произвольно вмешиваться в него, менять его по своему желанию, но в то же время каждый из нас в каждодневной своей речи оказывает неизбежно определенное влияние на язык.

Человек не может формировать свои мысли без помощи языка, утверждает В. Фон Гумбольдт: «Создание языка обусловлено внутренней потребностью человечества. Он не только внешнее средство общения людей в обществе, но заложен в природе самих людей и необходим для развития их духовных сил и образования мировоззрения, которое человек только тогда сможет достичь, когда свое мышление ясно и четко поставит в связь с общественным мышлением <…> … языкотворческая сила человечества будет действовать до тех пор, пока в целом или по частям она не создаст того, что наиболее совершенным образом сможет удовлетворить предъявляемым требованиям. В соответствии с этим положением даже и те языки и языковые семейства, которые не обнаруживают между собой никаких исторических связей, можно рассматривать как разные ступени единого процесса их образования». Тем самым ученый обосновывает необходимость стадиального подхода и кажущееся ему несомненным разграничение более и менее совершенных языков. Как указывалось выше, он выделял санскрит и древнегреческий в качестве языков, достигших высшей ступени развития - той ступени, к которой, по его мнению, стремятся все остальные языки. С другой стороны, он указывает, что степень развития языка далеко не всегда прямо соотносится со степенью развития определенной цивилизации.

В подглаве «Переход к ближайшему рассмотрению языка» В. Фон Гумбольдт высказывает мысли, ставшие одним из наиболее известных мест его философии языка и предметом многочисленных обсуждений в лингвистике. Эти мысли прямо соотносятся с темой нашей работы: «Язык и духовные силы... составляют нераздельную деятельность разума. <...> Духовное своеобразие и строение языка народа настолько глубоко проникают друг в друга, что как скоро существует одно, другое можно вывести из него. Язык есть как бы внешнее проявление духа народа; язык народа есть его дух, и дух народа есть его язык - трудно себе представить что-либо более тождественное. <...>...только духовная сила народа является самым жизненным и самостоятельным началом, а язык зависит от нее», - ученый утверждает первенство духа народа по отношению к его языку. Однако дух народа можно наблюдать только через посредство языка, и это является конечной целью изучения языка.

Далее В. Фон Гумбольдт дает свое оригинальное определение языка, также ставшее затем классическим местом во всем последующем языкознании: «По своей действительной сущности язык есть нечто постоянное и вместе с тем в каждый данный момент преходящее. Даже его фиксация посредством письма представляет далеко не совершенное мумиеобразное состояние, которое предполагает воссоздание его в живой речи. Язык есть не продукт деятельности (ergon), а деятельность (energeia). Язык представляет собой постоянно возобновляющуюся работу духа, направленную на то, чтобы сделать артикулируемый звук пригодным для выражения мысли. <...> Расчленение языка на слова и правила - это лишь мертвый продукт научного анализа. Определение языка как деятельности духа совершенно правильно и адекватно уже потому, что бытие духа вообще может мыслиться только в деятельности и в качестве таковой». Понимание языка в качестве energeia было качественно новым в науке о языке. Ориентация на изучение продукта деятельности была связана с преимущественным вниманием к письменным текстам в ущерб устным, но в еще большей степени она определялась аналитическим подходом к языку. Языковед моделировал деятельность слушающего, а не говорящего. После того, как Гумбольдт поставил этот вопрос иначе, все направления теоретического языкознания не могли не учитывать его разграничения. Наряду с подходом к языку как ergon, получившим законченное развитие в структурализме, существовало и так называемое гумбольдтовское направление, для которого язык - energeia.

Признав дух народа в качестве причины языкового разнообразия, В. фон Гумбольдт утверждает, что язык развивается по законам духа. Психологический склад народа, его образ мыслей, философия, наука, искусство и литература, то есть все, что входит в понятие духа народа, определяет мировидение этого народа, которое находит отражение в языке. Язык является, таким образом, своеобразным промежуточным миром (Zwischenwelt), находящимся между народом и окружающим его объективным миром: «Если звук стоит между предметом и человеком, то весь язык в целом находится между человеком и воздействующей на него внутренним и внешним образом прирродой. Человек окружает себя миром звуков, чтобы воспринять и усвоить мир предметов. <...> Тем же самым актом, посредством которого он из себя создает язык, человек отдает себя в его власть, каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, из пределов которого можно выйти только в том случае, если вступаешь в другой круг. Изучение иностранного языка можно было бы поэтому уподобить приобретению новой точки зрения в прежнем миропонимании». Таким образом, здесь В. фон Гумбольдт ставит вопрос о языковых картинах мира, высказывая точку зрения о том, что многое в представлении каждого человека о мире обусловлено его языком; эта проблематика была позднее развита Б. Уорфом и др.

В. фон Гумбольдт выделяет в языке материю (субстанцию) и форму, а в форме он выделяет форму внешнюю (звуковую и грамматическую) и форму внутреннюю (содержательную). Ученый считает, что именно форма языка, а не его материя, определяет характер языка. Он пишет: «В действительности она (форма языка - Т.В.) представляет собой сугубо индивидуальный способ, посредством которого народ выражает в языке мысли и чувства. Но нам не дано познать форму языка во всей совокупности и цельности своего характера, и мы узнаем о ее сущности только по отдельным ее проявлениям». Он так определяет форму языка: «Постоянное и единообразное в этой деятельности духа, возвышающей членораздельный звук до выражения мысли, взятое во всей совокупности своих связей и систематичности, и составляет форму языка». Внутренняя форма языка, членящая «чувственные впечатления и непроизвольные движения духа», имеет большее значение по сравнению с внешней, звуковой формой. Внутренняя форма, специфическая для каждого языка, проявляется как в членении мира в области лексики, так и в системе грамматических категорий. Ни звуковая, ни внутренняя форма языка не создают язык сами по себе, необходим их синтез. Ученый выступает против узкого понимания формы языка: «...под формой языка разумеется отнюдь не только так называемая грамматическая форма». Далее Гумбольдт поясняет, что он имеет в виду, говоря о материи: «Форме противостоит, конечно, материя, но, чтобы найти материю формы языка, необходимо выйти за пределы языка. <...> То, что в одном отношении считается материей, в другом может быть формой. Заимствуя чужие слова, язык может трактовать их как материю, но материей они будут только по отношению к данному языку, а не сами по себе. В абсолютном смысле в языке не может быть материи без формы, так как все в нем направлено на выполнение определенной задачи, а именно на выражение мысли. <...> Действительная материя языка - это, с одной стороны, звук вообще, а с другой - совокупность чувственных впечатлений и непроизвольных движений духа, предшествующих образованию понятия, которое совершается с помощью языка».

В. фон Гумбольдт указывает на невозможность развитого мышления без помощи языка: «Язык есть орган, образующий мысль. Интеллектуальная деятельность, совершенно духовная, глубоко внутренняя и проходящая в известном смысле бесследно, посредством звука материализуется в речи и становится доступной для чувственного восприятия. Интеллектуальная деятельность и язык представляют собой поэтому единое целое. В силу необходимости мышление всегда связано со звуками языка; иначе мысль не сможет достичь отчетливости и ясности, представление не сможет стать понятием».

Разумеется, мы не ставим задачи охватить в рамках данной главы все богатство философии языка В. фон Гумбольдта. Мы акцентируем внимание лишь на тех аспектах его лингвистической теории, которые наиболее важны для изучения и осмысления понятия языковая картина мира.

Безусловно, многое у В. фон Гумбольдта устарело. Но многие проблемы, впервые поднятые им, крайне актуальны, а к решению некоторых из них наука лишь начинает подступаться. Попытки осмыслить и реализовать в описании языков идеи В. фон Гумбольдта имели место сперва в Германии (в работах Х. Штейнталя, отчасти В. Вундта, Э. Гуссерля, Л. Вайсгербера), затем в России (в работах А.А. Потебни, Г.Г. Шпета, П.А. Флоренского, А.Ф. Лосева). Сложилось в ряде разновидностей так называемое гумбольдтианство, которое характеризуют как совокупность взглядов на язык и способы его изучения, сформировавшихся в русле философско-лингвистической программы В. фон Гумбольдта. Гумбольдтианство предполагает антропологический подход к языку, его изучение в тесной связи с сознанием и мышлением человека, его культурой и духовной жизнью. Но во второй половине XIX в. отсекается прежде всего универсальный компонент, наличие которого признавалось логической грамматикой и отвергалось грамматикой психологической. В соответствии с духом этого времени не нашли своего продолжения попытки В. фон Гумбольдта синтезировать логический и психологический подходы к языку, гумбольдтианцы целиком перешли на позиции психологизма. Довольно произвольную трактовку гумбольдтовского учения о внутренней форме языка давал Х. Штейнталь, а под его влиянием и А.А. Потебня. У них понятие внутренней формы языка было заменено иным по своему содержанию понятием внутренней формы слова. В XX в. идеи В. фон Гумбольдта нашли развитие в так назывемом неогумбольдтианстве - европейском, основоположником которого является Й.Л. Вайсгербер, и американском, которое связывается обычно с именами Э. Сепира и Б.Л. Уорфа.

Языковая картина мира в концепции Й.Л. Вайсгербера

Йохан Лео Вайсгербер (1899-1985) - один из крупнейших лингвистов XX века, глава неогумбольдтианского направления в Германии. Именно он ввел понятие языковой картины мира в лингвистику, ранее введенное Л. Витгенштейном в философию. К разработке этого понятия он приступил в начале 30-х годов. В статье «Связь между родным языком, мышлением и действием» (1930) мы находим первый подступ к его определению. Он был словоцентричен. «Словарный запас конкретного языка, - писал Л. Вайсгербер, - включает в целом вместе с совокупностью языковых знаков также и совокупность понятийных мыслительных средств, которыми располагает языковое сообщество; и по мере того, как каждый носитель языка изучает этот словарь, все члены языкового сообщества овладевают этими мыслительными средствами; в этом смысле можно сказать, что возможность родного языка состоит в том, что он содержит в своих понятиях определенную картину мира и передает ее всем членам языкового сообщества». В этой работе ученый прямо вписывает картину мира в сам язык, делая ее его фундаментальной принадлежностью. Но в ней картина мира пока еще инкорпорируется лишь в словарный состав языка, а не в язык в целом. В статье “Язык”, опубликованной в 1931 г., он делает новый шаг в соединении понятия картины мира с языком, а именно - вписывает его в содержательную сторону языка в целом. «В языке конкретного сообщества, - писал он, - живет и воздействует духовное содержание, сокровище знаний, которое по праву называют картиной мира конкретного языка».

Важно подчеркнуть, что в 30-е годы Л. Вайсгербер еще не делал слишком сильного акцента на мировоззренческой стороне языковой картины мира, уделяя внимание влиянию внешнего мира как источника картины мира. Так в работе 1934 года «Положение языка системе культуры» он указывал: «…главную предметную основу для картины мира конкретного языка создает природа: почва, географические условия, в частности, климат, мир животных и растений…» Со временем ученый станет выдвигать на первый план мировоззренческую, субъективно-национальную, идиоэтническую сторону языковой картины мира, проистекающую из факта, что в каждом языке представлена особая точка зрения на мир - та точка зрения, с которой смотрел на него народ, создавший данный язык. Сам же мир будет оставаться в тени этой точки зрения. Начиная с 50-х годов Л. Вайсгербер станет высвечивать в языковой картине мира ее энергейтический аспект, связанный с воздействием картины мира, заключенной в том или ином языке, на познавательную и практическую деятельность ее носителей, тогда как в 30-е годы он делал упор на «эргоническом» аспекте языковой картины мира. Он считал, что воздействие языка на человека, с его точки зрения, в первую очередь проистекает из своеобразия его языковой картины мира, а не из универсальных ее составляющих. В книге “Грамматика, сориентированная на содержание” (1953) Л. Вайсгербер писал: «В понятие языковой картины мира входит также динамическое, которое В.Гумбольдт видел во внутренней форме языка, воздействие формирующей силы, которая в соответствии с условиями и возможностями человеческого духа помогает бытию (в самом широком смысле) стать в каждом языке осознанным бытием/сознанием со всей исполненной борьбы взаимосвязью между импульсами со стороны "внешнего мира" и вмешательством человеческого духа, в котором следует представлять себе этот процесс как непрерывное духовное преобразование и устроение».

Энергейтический подход к изучению языка предполагает исследование языкового воздействия. В другой терминологии он может быть истолкован как подход, направленный на изучение когнитивной и прагматической функций языка. Но при этом следует учесть, что Л. Вайсгербер выводил эти функции не столько из языковой картины мира в целом, сколько из одной ее стороны - идиоэтнической. Истоки идеи идиоэтничности языкового содержания в концепции Вайсгербера находятся в учении Гумбольдта о внутренней форме языка. Между тем язык закрепляет в своей содержательной стороне не только точку зрения на мир, с которой смотрел на него народ, создавший данный язык, но и сам мир. Иначе говоря, картина мира, заключенная в том или ином языке, представляет собою синтез (сплав) универсальных знаний о мире с идиоэтническими. Источником первых является объективная действительность, источником других - национальная точка зрения на нее.

Энергейтический подход к изучению языковой картины мира, к обнаружению ее воздействия на познавательную и практическую деятельность ее носителей (т.е. на ее когнитивную и прагматическую функции) Л.Вайсгербер интерпретировал с помощью категории «Worten der Welt» (ословливание мира). Ословливание (вербализация) мира предполагает членение действительности на те или иные фрагменты посредством слов. Но фрагментация мира может осуществляться не только с помощью слов, но и с помощью морфем. Так, в акте словообразования она может осуществляться не только с помощью производящих слов, но и с помощью словообразовательных морфем. Как те, так и другие позволяют членить предмет первичной номинации на определенные фрагменты. Так, при создании слова «учитель» говорящий членил предмет первичной номинации с помощью производящего слова «учить» и словообразовательной морфемы «тель». Членение мира может осуществляться не только с помощью словообразовательных морфем, но и с помощью формообразующих.

Мы видим, таким образом, что членение мира осуществляется не только с помощью слов, но и с помощью морфем - словообразовательных и морфологических. Однако ведущая роль в этом процессе, бесспорно, принадлежит не морфемам, а словам. Морфемы лишь продолжают фрагментацию действительности, начатую с помощью слов. Вот почему концепция Л. Вайсгербера является, подчеркнуто словоцентрической.

Процесс ословливания мира описывался Л. Вайсгербером следующим образом: «Родной язык как форма существования сообщественного раскрытия языковой силы полноценно участвует в базовом энергетическом характере языка. В особенности следует понимать его «существование» как длительный процесс осуществления языкового миросозидания посредством языкового сообщества. Если назвать процесс языкового миросозидания Worten der Welt, то родной язык есть процесс воссоздания мира посредством слова его языковым сообществом».

Мы видим из этой цитаты, что процесс ословливания мира понимался Л. Вайсгербером не просто как членение мира на определенные отрезки с помощью слов, а как процесс духовного миросозидания или преобразования объективного мира в языковую картину мира. Миросозидательный аспект вербализации мира подчеркивался немецким ученым из “энергейтических” соображений. Без этого аспекта непонятно, каким образом язык активно влияет как на мировоззрение его носителей, так и на их культуросозидательную деятельность. Л. Вайсгербер был убежден, что родной язык преподносит мир своим носителям не в том виде, в каком он существует объективно, а в том, в каком он представлен в его картине мира. Преобразовательный аспект языковой картины мира в том и состоит, что без этой картины мира люди видели бы окружающий мир и самих себя по-другому. В данном аспекте Л. Вайсгербер и видел в первую очередь когнитивную функцию языка.

Категория ословливания мира имеет количественную и качественную стороны. Первая из них связана с количеством слов, имеющемся в том или ином языке, а другая - с их внутренней формой. “Миросозидательная” роль количественной стороны ословливания мира бросается в глаза. В самом деле, с детских лет человек воспринимает мир сквозь призму слов, которые он слышит от других людей и с помощью которых он сам его осмысливает. Чем больше слов в его родном языке, тем более конкретным становится его представление о мире, тем больше возможностей он имеет для духовного и практического освоения мира. Язык высокой культуры стремится к тотальному ословливанию мира. Этот неостанавливающийся процесс охватывает все сферы мира - физиосферу, биосферу, психику и культуру. Каждая из них благодаря вербализации ее континуума оказывается все более и более расчлененной на соответственные фрагменты. Но было бы заблуждением считать, что языки современных цивилизованных народов уже близки к завершению вербализации мира, в котором они живут и к которому они принадлежат и сами. Процесс ословливания мира так же бесконечен, как бесконечно его познание и практическое преобразование.

Языки отличаются не только по числу слов, имеющихся в них, но и по их внутренней форме. Это значит, что между различными языками отсутствует не только количественная симметрия, предполагающая, что все языки членят мир на абсолютно одинаковые отрезки, но и качественная. Качественная асимметрия между языками состоит на уровне слов в том, что слова, обозначающие в разных языках одни и те же предметы, могут иметь разную внутреннюю форму.

Результатом ословливания мира являются лексические поля, система которых и составляет лексическую картину мира в том или ином языке, которая занимает в нем ведущее место по отношению ко всем его другим картинам мира - словообразовательной, морфологической или синтаксической. С помощью лексических полей любой язык осуществляет моделирование мира в целом. Вот почему их система предполагает родо-видовую организацию лексических полей, изображающих в языке все сферы мира: физиосферу, биосферу, психику и культуру. Особое место в этой системе принадлежит сфере универсальных категорий: части и целому, общему и индивидуальному, внутреннему и внешнему и т.п.

Л. Вайсгербер подчеркивал идиоэтническую сторону в понятии лексического поля. Он вписывал его в языковую картину мира, которую он интерпретировал как промежуточный мир между человеком и объективной действительностью. Он писал: «Языковое поле есть, таким образом, фрагмент языкового промежуточного мира, созидаемый целостностью взаимодействующей в органическом членении группы языковых знаков». На примере количественной и качественной асимметрии лексических полей, принадлежащих разным языкам, Л. Вайсгербер демонстрировал расхождения между языковыми картинами, заключенными в этих языках.

Основными характеристиками языковой картины мира, которыми её наделяет Л. Вайсгербер, являются следующие:

языковая картина мира - это система всех возможных содержаний: духовных, определяющих своеобразие культуры и менталитета данной языковой общности, и языковых, обусловливающих существование и функционирование самого языка;

языковая картина мира, с одной стороны, есть следствие исторического развития этноса и языка, а, с другой стороны, является причиной своеобразного пути их дальнейшего развития;

языковая картина мира как единый «живой организм» чётко структурирована и в языковом выражении является многоуровневой. Она определяет особый набор звуков и звуковых сочетаний, особенности строения артикуляционного аппарата носителей языка, просодические характеристики речи, словарный состав, словообразовательные возможности языка и синтаксис словосочетаний и предложений, а также свой паремиологический багаж. Другими словами, языковая картина мира обусловливает суммарное коммуникативное поведение, понимание внешнего мира природы и внутреннего мира человека и языковую систему;

языковая картина мира изменчива во времени и, как любой «живой организм», подвержена развитию, то есть в вертикальном (диахроническом) смысле она в каждый последующий этап развития отчасти нетождественна сама себе;

языковая картина мира создает однородность языковой сущности, способствуя закреплению языкового, а значит и культурного её своеобразия в видении мира и его обозначения средствами языка;

языковая картина мира существует в однородном своеобразном самосознании языковой общности и передается последующим поколениям через особое мировоззрение, правила поведения, образ жизни, запёчатлённые средствами языка;

картина мира какого-либо языка и есть та преобразующая сила языка, которая формирует представление об окружающем мире через язык как «промежуточный мир» у носителей этого языка;

языковая картина мира конкретной языковой общности и есть её общекультурное достояние.

Концепция языковой картины мира у Л. Вайсгербера, несмотря на ее синхроническую доминанту, вполне открыта для диахронии. Иначе и не могло быть, поскольку она строилась на идее исторической преемственности картин мира, заключенных в одном и том же языке в разные периоды его развития. Ученый писал: «Сущность духовного развития состоит в содержательном обустройстве языка: каждая картина мира, которую сегодня наш родной язык передает каждому из нас, не имела бы с самого начала такого вида, а сложилась, выработалась трудами всех наших языковых предков».

В диахроническом плане Л. Вайсгербер интерпретировал не только внутреннюю историю языковой картины мира, но и ее внешнюю сторону, связанную с ее воздействием (действенностью) на культуросозидательную деятельность ее носителей. Он писал: «Именно особое бытие и действенность языка как культурного достояния в конкретном народе позволяет такое сотрудничество бесчисленного количества людей в общем деле: здесь, в языке, каждое поколение заложило свой опыт, каждое сохранило, приумножило, усовершенствовало то, что оставили предки… И таким образом народ строил свой язык в течение своей истории…». Прагматическую функцию родного языка Вайсгербер интерпретировал как действенность языковой картины мира по отношению к развитию материальной и духовной культуры ее носителей.

Особенно сильным, с точки зрения Л. Вайсгербера, является воздействие языка на такие сферы духовной культуры, как религия, наука, искусство и политика. Это воздействие в истории культуры в одних случаях способствовало культурной эволюции, а в других - препятствовало.

Л. Вайсгербер допускал лишь относительную свободу человеческого сознания от картины мира, навязываемой родным языком. Человек в рамках этой картины может совершать некоторый маневр, который и делает его индивидуальностью. Но своеобразие личности, о котором говорит ученый, всегда ограничено национальной спецификой его языковой картины мира. Вот почему француз всегда будет видеть мир из своего языкового окна, русский - из своего, китаец - из своего и т.д. Вот почему, как и Э.Сепир, Л. Вайсгербер мог сказать, что люди, говорящие на разных языках, живут в разных мирах, а вовсе не в одном и том же мире, на который навешаны лишь разные языковые ярлыки.

Языковая картина мира в гипотезе лингвистической относительности

Понятие лингвистической относительности ведет свое начало от трудов основоположников этнолингвистики - американского антрополога Франца Боаса, его ученика Эдварда Сепира и ученика последнего Бенджамена Уорфа.

Франц Боас (1858-1942) - американский лингвист и этнолог, исследователь языков и культур коренного населения Северной Америки. Он Изучал естественные и точные науки, в том числе географию, математику и физику, в университетах Гейдельберга, Бонна и Киля. Затем, побывав в этнографической экспедиции, он увлекся полевыми исследованиями языков, фольклора, традиций и быта индейцев северо-западного побережья Северной Америки. Боас стал основоположником одного из наиболее влиятельных направлений в американской антропологии - комплексного изучения феномена человека в его культурном и историческом многообразии, осуществляемого с опорой на данные биологии, лингвистики, археологии и других областей знания. Боас был пионером в использовании статистических методов обработки антропологических данных. Научное наследие Ф. Боаса включает такие классические работы, как «Руководство по языкам американских индейцев» (1911-1922), «Ум первобытного человека» (1911), «Раса, язык и культура» (1940), монографии, многочисленные статьи, публикации текстов.

В теоретическом языкознании к трудам Ф. Боаса напрямую восходят две академических школы, в значительной степени определившие лицо лингвистической науки в первой половине 20 в., - дескриптивизм и этнолингвистика. Боасовская традиция в этнолингвистике связана с понятием лингвистической относительности - представлением о том, что «картина мира» говорящего (то, как говорящий воспринимает окружающий мир) зависит не только и даже не столько от окружающей реальности, сколько от той классификационной сетки, которую конкретный язык с его грамматикой и лексикой навязывает говорящему.

Подчеркивая бессознательную природу языковых механизмов, Боас настаивал на том, что различия в картине мира, закрепленные в языке, не могут свидетельствовать о большей или меньшей развитости его носителей. Ему принадлежит основная заслуга в отказе от традиционного мнения о существовании «примитивных» языков - грамматика и словарь всех языков мира при внимательном изучении оказываются устроенными по-разному, но при этом весьма (и в некотором смысле в равной степени) сложным образом и способными к выражению самого разнообразного содержания. Лингвистический релятивизм Боаса и его учеников строился на идее биологического равенства, т.е. на признании единых биологических основ языковых и мыслительных возможностей человека.

Крупнейшим представителем этнолингвистики был Эдвард Сепир (1884-1939). Он был учеником Ф. Боаса и со студенческих лет занимался полевым исследованием индейских языков. Сепир был ученым очень широкого профиля. Если его современники дескриптивисты, как и многие другие структуралисты, старались жестко ограничивать свою деятельность проблемами внутренней лингвистики, то ему был свойствен совсем другой подход. Большую часть своей академической карьеры Э. Сепир занимал должности по отделению антропологии, и это наложило особый отпечаток на все его научное мировоззрение. Но главным предметом его интересов был, конечно, язык. Такая двойственность научной деятельности Сепира обернулась в итоге великим благом и обеспечила ему широту кругозора. Открытый взгляд ученого на язык приводил к сближению его концепции с идеями, находящимися на стыке наук о человеке - этнологии, психологии, социологии, психиатрии, фольклористики, теории религии.

Среди многочисленных работ Э. Сепира мы найдем труды по общему языкознанию, по описанию индейских языков, по компаративистике, психолингвистике, социолингвистике, культурологии и др. Во время работы в Канаде он написал самую известную свою книгу «Язык» (1921). В ней Сепир рассматривает самые различные вопросы внутренней и внешней, синхронной и диахронной лингвистики. Наряду с рассмотрением языковых структур большое место уделено таким проблемам, как язык и культура, язык и литература, специальная глава посвящена языковым контактам. Важна для Сепира также проблема взаимоотношений языка и мышления. Ученый выступал против традиционного мнения о том, что язык - лишь внешняя форма выражения готовой мысли: «С точки зрения языка мышление может быть определено как наивысшее скрытое или потенциальное содержание речи, как такое содержание, которого можно достичь, толкуя каждый элемент речевого потока как в максимальной степени наделенный концептуальной значимостью. Из этого с очевидностью следует, что границы языка и мышления в строгом смысле не совпадают. В лучшем случае язык можно считать лишь внешней гранью мышления на наивысшем, наиболее обобщенном уровне символического выражения». Сепир в этой работе акцентирует внимание на выявлении наиболее общих, универсальных свойств языка.

У раннего Э. Сепира в целом преобладал универсалогизм. В той же своей книге «Язык» он пишет: «Внутреннее содержание всех языков одно и то же - интуитивное знание опыта. Только внешняя их форма разнообразна до бесконечности…». В статье 1924 года «Грамматист и его язык» Сепир пишет: «…язык есть всего-навсего инструмент, нечто вроде рычага, необходимого для адекватной передачи наших мыслей. А наш деловой инстинкт говорит нам, что размножение рычагов, занятых выполнением одной и той же работы, - весьма неэкономичное занятие. Ведь любой способ «выбалтывания» мыслей ничуть не лучше и не хуже, чем прочие».

В работах Э. Сепира, написанных сразу после его основного труда, мы наблюдаем переход от универсалогизма к идиоэтнизму. Это статьи «Грамматист и его язык» (1924), «Статус лингвистики как науки» (1929) и «Концептуальные категории в примитивных языках» (1931). Однако уже в книге «Язык» наряду с универсалогистскими высказываниями можно обнаружить и утверждения идиоэтнического характера: «…вопреки общераспространенному, но наивному взгляду, - читаем мы здесь, - язык не есть ярлык, заключительно налагаемый на уже готовую мысль». Удивительно, что мнения идиэтнического характера Сепир высказывал уже в статье 1912 года «Язык и среда». Мировоззренческую природу субъективного фактора словообразования Э.Сепир объяснял специфическим интересом человека к предмету, выступающему для него в качестве объекта первичной номинации. Он писал: «Поучительный пример того, в какой степени состав словаря предопределяется интересом людей к тем или иным реалиям, представляют собой обозначения луны и солнца в некоторых из индейских языков. В то время, как мы считаем необходимым разграничивать эти понятия, немало индейских племен вполне довольствуются одним словом для их обозначения».

В статье «Статус лингвистики как науки» Э. Сепир высказывает мысли, которые легли в основу первой формулировки гипотезы лингвистической относительности. Эта статья посвящена проблеме взаимоотношения языкознания с другими науками. Среди всех смежных с языкознанием наук ученый в первую очередь выделяет антропологию и историю культуры: «Язык приобретает всю большую значимость в качестве руководящего начала в научном изучении культуры. В некотором смысле система культурных стереотипов каждой цивилизации упорядочивается с помощью языка, выражающего данную цивилизацию». В связи с этим он возвращается на новом этапе развития науки о языке к идеям, когда-то высказанным В. фон Гумбольдтом: «Люди живут не только в материальном мире и не только в мире социальном, как это принято думать: в значительной степени они все находятся и во власти того конкретного языка, который стал средством выражения в данном обществе. Представление о том, что человек ориентируется во внешнем мире, по существу, без помощи языка и что язык является всего лишь случайным средством решения специфических задач мышления и коммуникации - всего лишь иллюзия. В действительности же “реальный мир” в значительной мере неосознанно строится на основе языковых привычек той или иной социальной группы. Два разных языка никогда не бывают столь схожими, чтобы их можно было считать средством выражения одной и той же социальной действительности. Миры, в которых живут различные общества, - это разные миры, а вовсе не один и тот же мир с различными навешанными на него ярлыками. <…> Мы видим, слышим и вообще воспринимаем окружающий мир именно так, а не иначе, главным образом благодаря тому, что наш выбор при его интерпретации предопределяется языковыми привычками нашего общества».

Сам термин “языковая картина мира”(sprachliches Weltbild) был введен в науку Лео Вайсгербером. Но отсюда не следует, что в работах Сепира не фигурировало само понятие языковой картины мира. Оно, в частности, вырисовывается в таких выдержках из статьи ученого «Статус лингвистики как науки»:

«Мир языковых форм, взятый в пределах данного языка, есть завершенная система обозначения… Переход от одного языка к другому психологически подобен переходу от одной геометрической системы отсчета к другой»;

«Каждый язык обладает законченной в своем роде и психологически удовлетворительной формальной ориентацией, но эта ориентация залегает глубоко в подсознании носителей языка»;

«Языки являются по существу культурными хранилищами обширных и самодостаточных сетей психических процессов».

Э. Сепир указывает на необходимость взаимодействия лингвистики с широким кругом гуманитарных дисциплин: с культурологией, социологией, психологией, историей культуры и др. Это объясняется разветвленными связями языка с теми сферами общественной жизни человека, которые изучаются указанными науками.

Необычность взгляда Э. Сепира на язык выражается и в том, какие функции языка он выделял в качестве основных. Лингвистическая традиция выдвигала коммуникативную функцию языка как важнейшую. Сепир же видел символическую функцию языка главной. В своей статье «Язык» (не нужно путать ее с одноименной книгой), написанной в 1933 году для «Энциклопедии общественных наук», ученый пишет: «Язык воспринимается как совершенная символическая система, использующая абсолютно однородные средства для обозначения любых объектов и передачи любых значений, на которые способна данная культура, независимо от того, реализуются ли эти средства в форме реальных сообщений или же в форме такого идеального субститута сообщения, как мышление». Коммуникативную функцию языка Сепир считает производной от символической. Символическая функция языка не означает простого замещения символами человеческого опыта: язык «в своем конкретном функционировании не стоит отдельно от непосредственного опыта и не располагается параллельно ему, но тесно переплетается с ним… Даже пребывая на нашем культурном уровне, нередко трудно провести четкое разграничение между объективной реальностью и нашими языковыми символами, отсылающими к ней; вещи, качества и события вообще воспринимаются так, как они называются». Как мы видим из этих строк, ученый вновь ставит проблему обусловленности культуры языком. Истоки этой лингвистической проблемы, как уже говорилось, находятся в трудах В. фон Гумбольдта.

Интерес Э. Сепира к взаимоотношениям языка и культуры нашел отражение в концепции его ученика Бенджамена Ли Уорфа (1897-1941). Уорф не был профессиональным лингвистом. Химик по образованию, он до конца своих дней работал инженером по технике безопасности в страховой компании. Он увлекся антропологией и лингвистикой, посещал в качестве вольнослушателя лекции Э. Сепира и изучал малочисленный язык хопи в штате Аризона. Из-за ранней смерти он успел написать всего несколько статей, изданных в 1956 году отдельной книгой «Язык, мысль и реальность». Изучая по долгу службы причины пожаров на складах нефтепродуктов, он заинтересовался примерами влияния языка на поведение людей. Люди осторожны, имея дело со складом бензиновых цистерн, но становятся гораздо беспечнее возле склада с надписью «пустые бензиновые цистерны». Однако «пустые» емкости, содержащие взрывчатые испарения, еще более опасны, чем полные, что приводило к несчастным случаям.