Ненормативная лексика в русском языке и её эвфемизмы

Размещено на http://www.allbest.ru/

Российский Университет Дружбы Народов

ДИСЦИПЛИНА:

Русское устное народное творчество

Курсовая работа

на тему:

«Ненормативная лексика в русском языке и её эвфемизмы»

Выполнила студентка

1 курса группы ФЯБ-11

Лексина Ирина.

Проверила: Коренькова Т.В.

Оценка:

МОСКВА-2010

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение

Глава 1. Происхождение русской обсценной лексики

§1. Категоризация русской бранной лексики

§2. Функции употребления

§3. Классификация посылов и заклятий

Глава 2. Исследователи русской ненормативной лексики

Глава 3. Ненормативная лексика в русском языке

§1. Ненормативная лексика и общество

§2. Использование ненормативной лексики в искусстве и СМИ

Глава 4. Эвфемистические замещения мата

Заключение

Источники

ВВЕДЕНИЕ

Откуда же взялся русский мат? Кто к нам его занес? А никто нам его никогда не приносил. Это наше родное, тщательно скрываемое детище. Практически нет отечественных официальных словарей, в которых бы матерщина соседствовала со словарными статьями высокого стиля. Упоминание о некоторых словах такого типа есть лишь в словаре В. И. Даля, да и то только в Бодуэновой редакции (Даль-4, ст. 1244), да еще в таком специальном словаре, как Этимологический словарь славянских языков (ЭССЯ-8, с. 114). Упоминание этих двух словарей уже говорит о многом: данная лексика глубоко народная, древняя и чисто славянская.

Мат сильно распространен в русском народе. Причем в простом народе, особенно деревенском, он и не почитался за сквернословие. Были теории, что русский человек богобоязнен, а матерщина навязана, дескать, тюрками-иноверцами.

Однако анализ аналогичной лексики в современных славянских языках говорит о всеобщем славянском характере мата.

Во многом распространению мата способствовало не только отсутствие должного уровня культуры пользования им, но и официозный на него запрет. Запретный плод сладок, особенно для людей только входящих в общественную жизнь. Подросток, употребляя бранную лексику, как бы приобщается к кругу взрослых» людей, которым «по закону» разрешается выражаться намного свободней, нежели молодым. С другой стороны, мощный потенциал неприличных слов в семантике, свободное их варьирование, прекрасная словообразовательная разработанность позволяют некоторым людям, вообще не выходя из рамок мата, выразить все, что они пожелают.

ГЛАВА 1. Происхождение русской обсценной лексики

Берестяная грамота из Старой Руссы № 35, XII век: «Якове брате, еби лежа, ебехото, аесово».

Давно установлено, что русская обсценная лексика имеет древние славянские и индоевропейские корни. Современные исследователи не рассматривают всерьёз бытующее в русском народе ненаучное представление о том, что обсценная лексика была заимствована русскими из татарского во время татаро-монгольского ига. При этом предлагаются различные варианты этимологии основных словообразовательных корней, однако все они, как правило, восходят к индоевропейским или праславянским основам.

Так, например, В.М. Мокиенко пишет:

«Основные „три кита“ русского мата… этимологически расшифровываются достаточно прилично: праславянское *jebti первоначально значило 'бить, ударять', *huj (родственный слову хвоя) -- 'игла хвойного дерева, нечто колкое', *pisьda -- 'мочеиспускательный орган'».

Те же праформы (правда, с некоторым сомнением по поводу *huj) приводятся в.

Интересно отметить, что семантические изменения современного эвфемизма «трахать» практически повторяют историю слова *jebti.

§1. Категоризация русской бранной лексики

А.В. Чернышев распределяет «ключевые термины матерного лексикона» на три группы:

· обозначающие мужские и женские половые органы и обозначающие половой акт;

· переносящие значение половых органов и полового акта на человека как на предмет называния;

· в нарочито огрублённом виде заимствования из «культурной речи» (кондом, педераст).

В.М. Мокиенко считает данную классификацию излишне обобщённой и предлагает свою, более подробную, классификацию русской бранной лексики и фразеологии. При этом термины «бранная лексика» и «обсценная лексика» понимаются как взаимно пересекающиеся, хотя и не полностью идентичные. Брань -- это оскорбительные, ругательные слова, тогда как обсценная лексика -- это грубейшие вульгарные выражения, табуизированные слова. Главный признак, неразрывно связывающий две эти лексические группы, -- эмоционально-экспрессивная реакция на неожиданные и неприятные события, слова, действия и т. п.

Исследователь классифицирует русскую бранную лексику по функционально-тематическому принципу, выделяя следующие основные группы:

Наименования лиц с подчеркнуто отрицательными характеристиками типа:

· глупый, непонятливый человек;

· подлый, низкий человек;

· ничтожный человек, ничтожество;

· проститутка, продажная женщина.

Наименования «неприличных», социально табуированных частей тела -- «срамные слова».

· Наименования процесса совершения полового акта.

· Наименования физиологических функций (отправлений).

· Наименования «результатов» физиологических отправлений.

В.М. Мокиенко указывает, что указанные группы бранной и обсценной лексики в целом представлены практически во всех языках. Что же касается национальных особенностей бранной лексики, то, по его мнению, они связаны с комбинаторикой и частотностью лексем определённого типа в каждом конкретном языке.

Исходя из этих критериев, автор говорит о двух основных типах бранной лексики европейских языков:

· «Анально-экскрементальный» тип (Scheiss-культура);

· «Сексуальный» тип (Sex-культура).

В этом плане, по его мнению, русская, сербская, хорватская, болгарская и другие «обсценно-экспрессивные» лексические системы относятся ко второму типу, в то время как чешская, немецкая, английская, французская -- к первому.

Национальное своеобразие русского языка состоит не в самом наборе лексики, а в её частотном распределении. Ядро русской матерщины, как отмечают все исследователи, составляет очень частотная «сексуальная» триада: хуй -- пизда -- ебать. Число производных от данных словообразовательных основ и эвфемизмов, используемых для их замены, поистине неисчислимо, ибо они постоянно генерируются живой речью. Чрезвычайно активно эта же триада используется и во фразеологии.

§2. Функции употребления

Специалисты называют различные функции употребления обсценной лексики в речи:

· повышение эмоциональности речи;

· разрядка психологического напряжения;

· оскорбление, унижение адресата речи;

· демонстрация раскованности, независимости говорящего;

· демонстрация пренебрежительного отношения к системе запретов;

· демонстрация принадлежности говорящего к «своим» и т. п.

В.И. Жельвис выделяет 27 функций инвективной лексики, хотя здесь иногда смешаны первичные и вторичные функции, и деление иногда выглядит слишком дробным:

· как средство выражения профанного начала, противопоставленного началу сакральному,

· катартическая,

· средство понижения социального статуса адресата,

· средство установления контакта между равными людьми,

· средство дружеского подтрунивания или подбадривания,

· «дуэльное» средство,

· выражает отношение двух к третьему как «козлу отпущения»,

· криптолалическая функция (как пароль),

· для самоподбадривания,

· для самоуничижения,

· представить себя «человеком без предрассудков»,

· реализация «элитарности культурной позиции через её отрицание»,

· символ сочувствия угнетённым классам,

· нарративная группа -- привлечение внимания,

· апотропаическая функция -- «сбить с толку»,

· передача оппонента во власть злых сил,

· магическая функция,

· ощущение власти над «демоном сексуальности»,

· демонстрация половой принадлежности говорящего,

· эсхрологическая функция (ритуальная инвективизация речи),

· в психоанализе применяется для лечения нервных расстройств,

· патологическое сквернословие,

· инвектива как искусство,

· инвектива как бунт,

· как средство вербальной агрессии,

· деление на разрешенные и неразрешенные группы,

· как междометие.

§3. Классификация посылов и заклятий

1. Посылы к какому-либо мифологическому персонажу, олицетворяющему зло, губительное начало: Иди ты к черту! Иди ты к лешему! Пошел ты к чертям собачьим! (диал. сиб.); Ступай к чёрному (СФС, 182) - Поди ты к чомеру! (СФС, 144), Иди к лесному! (СФС, 82) и т.п.

Такой посыл может выражаться не прямым наименованием черта, а указанием на место его пребывания: Иди ты в болото! А ну тебя в баню! А ну его на лысую гору! А ну его на лысую гору к ведьмам! (диал. брянск.) Вертись ты в вир на дно! (СРНГ 4, 291), где вир 'глубокое место в реке или озере; омут, водоворот или топкое место, провал в болоте'. Эта замена вполне объяснима ономасиологическими моделями наименования славянских чертей (см. Толстой, 1974; 1976). К этому разряду относятся и обороты полуэвфемистического характера, возникшие на основе таких, восходящих к язычеству, посылов, но шутливо-иронически переосмысленных в "христианском" либо "мусульманском" ключе: Иди ты к богу в рай! Иди ты к аллаху! Достаточно условно к этому разряду можно отнести и сакральную экспрессивную лексику и фразеологию типа Боже ты мой! Пресвятая мать! Мать пречистая! Батюшки святы! Они, однако, в русском языке менее активны, чем в романских и германских языках и во многом подвержены обсценной модели, где слово мать, как мы видели, имеет десакрализованный источник.

2. Пожелания зла и неудачи, выраженные мифологемами аналогичного типа, что в разряде I: Черт тебя возьми! Черт тебя подери! (Новг.) Памха бы тя побрала!, где памха 'черт, живущий на болоте' (ср. памха 'моховое болото' (Строгова, 1971), смол. Анчут вас возьми! (ряз.) Паралик тебя возьми! и т.п. (Мокиенко, 1986, 182-183).

Для заклятий этой группы характерна постоянная связь, даже более того - семантический синкретизм значений 'черт, нечистый дух' > 'болезнь'. Она регулярно прослеживается в демонологическом "именослове" славянскихи балтийских языков (Eckert, 1991, 120-121). Недавно такую связь продемонстрировал на примере семантического анализа диалектного слова чемер 'злой дух, черт' Н.И. Толстой, сопоставивший эту демонологическую модель с выражениями типа Холера его забери! (Толстой, 1992). Ср. диалектизмы типа сиб. Лихоманка тебя возьми! (СФС, 100), смол. Лихач тебя убей! (Добр., 37), Родимец тебя забей! (Добр., 37), курск. Трясца тебя ухвати! (Бусл., 1854, 146) и т.п.

3. Выражения, прямо именующие "способ" наказания того человека, к которому обращено заклятие: Чтоб ты провалился! Чтоб ты сдох! чтоб тебя разорвало! Чтоб тебе пусто было! Ни дна тебе ни покрышки! Их множество в народной речи поистине неисчислимо: Чтоб у тебя руки отсохли! Выворотило бы тебе руки! сиб. Чтоб тебе глотку заклало! Чтоб твои (тебе) глаза повылазили! Чтоб вам повылазило! Чтоб вам всем передавиться! Чтоб тебя поковеркало! орл. Чтоб тебя в лоск положить! Чтоб тебе обороту не было! Чтоб тебя пристрело! Чтоб тебя поперек! Пополам бы тебя! Пороло бы тя! Гноем тебя загнои! Чтоб тебе на ноже поторчать! Каб цябе рассамаха задрала! Пятнало бы тебя! Распятнай тебя! Разъязви тебя! и т.п.

Эта множественность понятна, как и активность заклятий с наименованиями нечистых духов: она объясняется древней верой в магическую силу слова, возможностью "овеществить" его и обратить в оружие против недругов и соперников.

4. Обсценные посылы или их эвфемизмы: Иди ты (пошел ты) к ебеней (ёбаной) матери!Иди ты к ебене фене! Иди ты к ядрёной бабушке! Иди ты на хуй! Иди ты на фиг! Иди ты в пизду! Иди ты в жопу! Иди ты в задницу! Иди ты на хутор бабочек ловить! и т.п.

Эта группа бранных выражений обнаруживает тесную структурную и семантическую связь с 1-й, мифологической группой посылов.

5. Обсценная брань, называющая "способ" сексуального надругания над ее адресатом: Еби тебя в жопу! Еби тебя в рот! Еби тебя в ребро! В жопу ёбаный! Ёбаный в рот! Ебать тебя в рот! В рот ебать твои костыли! Едри твою в дышло! Едри твою в качалку! Едри тебя в корень! Едри твою за ногу! Едри твою налево! и т.п. Здесь тоже эллипсис "субъекта" действия: Пёс (чёрт) еби тебя в жопу! и т.п.

На первый взгляд, обороты этой группы явно сексуальны, что как будто подтверждает бытовое мнение о сексуальности русского мата. Более того, и в современном бытовом сознании большинства носителей русского языка это мнение доминирует. Это, между прочим, констатируют сейчас многие социологи, интерпретируя мат как эволюцию форм брачно-семейных отношений и связывая с ней практику древнего и современного табуизирования этой сферы речи.

Глава 2. Исследователи русской ненормативной лексики

Как отмечалось в статье В.М. Мокиенко «Русская бранная лексика: цензурное и нецензурное» (1994), активными теоретическими исследованиями русской обсценной лексики в XX веке занимались в основном зарубежные исследователи. Начиная с конца 1970-х годов, на Западе был опубликован целый ряд статей и монографий на эту тему. С началом перестройки несколько лексикографических справочников было выпущено в США -- их характеризовала уже практическая направленность, стремление «пополнить лексический багаж» студентов-русистов, обучающихся на стандартных литературных русских текстах, облегчить для них живое общение с русскими.

Критическому анализу словарей русского мата посвящена статья А. Плуцера-Сарно «Матерный словарь как феномен русской культуры». Здесь же приводится библиография лексикографических источников за период 1970--1996. А также большое количество других материалов по русской обсценной лексике, в том числе материалы «Словаря русского мата» в 12-ти томах.

Начало российским исследованиям в этой сфере положили работы Б.А. Успенского и В. Быкова, которые также вышли за рубежом.

В 1997 появилась первая в России научная монография, посвященная проблемам сквернословия, написанная доктором филологических наук профессором В.И. Жельвисом «Поле брани. Сквернословие как социальная проблема» (переиздана в 2001).

В 1998 российские исследователи Анатолий Баранов и Дмитрий Добровольский выпустили словарь «Русская заветная идиоматика».

В 2001 и 2005 гг. Алексей Плуцер-Сарно издал 1 и 2 тома 12-томного «Словаря русского мата», который он составляет в течение 25 лет:

А. Плуцер-Сарно. Материалы к словарю русского мата. Т. 1. Лексические и фразеологические значения слова «хуй».

Плуцер-Сарно А. Материалы к словарю русского мата. Т. 2. Опыт построения справочно-библиографической базы данных лексических и фразеологических значений слова «пизда». 801 фразеологическая статья.

Глава 3. Ненормативная лексика в русском языке

Разновидностью обсценной лексики, получившей большое распространение в русском языке, является русский мат, насчитывающий 6-7 словооснов. В русском языке присутствует также несколько десятков других обсценных слов, не являющихся матерными и значительно менее табуированных, но тоже считающихся «неприличными».

§1. Ненормативная лексика и общество

лексика бранный ненормативный мат

Жёсткий запрет на публичное употребление обсценной лексики и фразеологии, идеографически и семантически связанных с запретной темой секса и сексуальной сферы, сложился у восточных славян -- предков русских, украинцев, белорусов -- ещё в языческую эпоху в качестве прочной традиции народной культуры, и строго поддерживался Православной церковью. Поэтому данное табу обрело для русского народа давнюю традицию, освящённую не одним тысячелетием.

В связи с этим характерны опубликованные информационным агентством «Интерфакс» данные социологического опроса по вопросу об отношении россиян к использованию ненормативной лексики в публичных выступлениях звёзд шоу-бизнеса, проведённого в июле 2004 Всероссийским центром изучения общественного мнения. Подавляющее большинство россиян (80 %) негативно относится к использованию ненормативной лексики в публичных выступлениях звёзд шоу-бизнеса, в программах и материалах, рассчитанных на массовую аудиторию, считая употребление матерных выражений недопустимым проявлением распущенности.

13 % опрошенных допускают употребление мата в тех случаях, когда он используется в качестве необходимого художественного средства. И только 3 % полагают, что если мат часто употребляется в общении между людьми, то попытки запретить его на эстраде, в кино, на телевидении -- это просто ханжество.

Несмотря на распространённость нецензурных выражений во всех слоях русского общества на всех этапах его истории, в России традиционно существовало табу на использование обсценной лексики в печатном виде (отсюда, очевидно, и идёт название «нецензурная брань»). Это табу несколько ослабло в последнее время в связи с демократизацией общества и ослаблением государственного контроля за печатной сферой (первой в истории России отменой цензуры на длительный срок), переменами в общественной морали после распада СССР, массовой публикацией литературных произведений и переписки признанных русских классиков, писателей-диссидентов и нынешних постмодернистов. Снятие запрета на освещение определенных тем и социальных групп привело к расширению рамок приемлемой лексики в письменной речи. Мат и жаргон вошли в моду, став одним из средств пиара.

§2. Использование ненормативной лексики в искусстве и СМИ

Табуирование обсценной лексики -- явление сравнительно позднее: ещё в документах и переписке петровского времени она встречается сравнительно свободно. Однако ко второй половине XVIII века её использование в печатных изданиях перестало быть возможным, и широко использующие обсценную лексику стихотворения Ивана Баркова распространялись исключительно в списках. На протяжении всего XIX века обсценная лексика также оставалась уделом «неофициальной» части творческого наследия поэтов и писателей: нецензурные эпиграммы и сатирические стихотворения Пушкина, Лермонтова и других авторов ими самими не публиковались и вообще в России обнародованию не подлежали (политические эмигранты из России начали публиковать их в Европе лишь во второй половине XIX века).

Первые попытки снять табу с обсценной лексики были предприняты в 1920-е гг. и не носили массового характера; интерес к матерным словам у большинства авторов не был в это время самодовлеющим и увязывался в основном со стремлением свободно говорить о сексуальной сфере.

В советский период общественный запрет на обсценную лексику действовал очень последовательно, что не мешало (и до сих пор не мешает) подавляющему большинству населения охотно употреблять эту лексику в частной жизни. Задачи художественного освоения обсценной лексики поставили перед собой писатели русского самиздата, начиная с Юза Алешковского.

С 1990-х гг., когда цензурные запреты исчезли, обсценная лексика шире проникает в литературу, используясь в различных функциях. Самая простая из этих функций -- реалистическая передача разговорной речи: если в жизни люди матерятся, то было бы странно, если бы в книгах точно такие же люди этого не делали. У некоторых авторов персонажи не злоупотребляют обсценной лексикой (так в книгах Виктора Пелевина она почти всегда присутствует, но в очень небольших количествах), у других речь персонажей изобилует сильными выражениями (так в романах Баяна Ширянова из жизни наркоманов герои, в соответствии с принципом жизненной правды, не стесняются в выражениях). В ряде других случаев писатели используют обсценную лексику с более сложными целями: так в поэзии Германа Лукомникова обсценная лексика часто употребляется для воссоздания атмосферы карнавала (в понимании М. М. Бахтина), а в стихах Шиша Брянского предпринимается попытка воскресить и одновременно спародировать древнюю сакральную функцию инвективной лексики, ее отнесённость к ключевым языческим обрядам (прежде всего, инициации). Обсценная лексика в соединении с суржиком присутствует в сатирическо-комедийных пьесах Леся Подервянского (укр. Лесь Подерв'янський), где она помогает сделать их более реальными, показать принадлежность героев определённым слоям населения.

Среди пользователей компьютерных сетей распространена замена некоторых букв в матерных словах специальными символами («*!@#$%^&»), например: «это ох#@тельно», «I f*ed up my system». Иногда на форумах фильтрация ненормативной лексики производится автоматически, и тогда можно встретить осквернение совершенно безобидных выражений, например «ходовы ~ ~ ~ ~ ки» вместо «ходовые балки».

Глава 4. Эвфемистические замещения мата

* Хер -- славянское название буквы Х, которой заменялось слово «хуй» в письменных текстах.

* Хрен -- также старый народный эвфемизм для этого слова.

* Хня -- новый народный эвфемизм для слова хуйня, появилось как сокращение исходного слова.

* Йух (реже Юх) -- новейший эвфемизм того же слова, используемый, главным образом, в интернет-сленге. Получен обращением слова Хуй.

* МПХ -- аббревиатура дисфемизма «мужской половой хуй».

* Пелотка -- также новейший эвфемизм для слов «пизда», «женщина»; из-за внешнего сходства наружных женских половых органов с верхней частью служебного головного убора (пилотка).

* Траханый, долбаный, грёбаный -- эвфемизмы слова ёбаный, причём первый из них используется, в основном, при редакции литературных произведений перед их публикацией, но никак не в живой речи.[источник не указан 202 дня]

* 3,14здец, 3,14зда и т. д. -- синоним слова с корнем Пизд первых две буквы которого заменены цифрами 3,14 -- приблизительным значением числа Пи в математике .

* Пипец, Писец, Песец (а также «северный пушной зверёк», СПЗ -- новообразование; в основном, в интернет-сленге), ппц (Полный ПиздеЦ, ПиПеЦ) -- эвфемизм для слова пиздец.

* Звездец -- достаточно старый эвфемизм для слова пиздец. Часто применяется также к другим производным с корнем «пизд», принимая формы звездеть, звездануть, звезданутый, звездёж.

* Фездец, Кабздец, Трындец, Шибздец и т. п. -- прочие эвфемизмы для слова пиздец.

* Блин -- распространённый эвфемизм слова блядь (в значении междометия).

* Мля -- новообразование, эвфемизм для слова бля (преимущественно в Интернете), а также млин -- эвфемизм эвфемизма блин.

* Блджад -- распространённый на российских имиджбордах эвфемизм слова блядь. Образован в результате двойной транслитерации автоматическим переводчиком -- «Блядь» > «Bljad» > «Блджад».

* Ёпт -- сокращенно от «Ёб твою мать». Используется главным образом в интернет-сленге, а также разговорной речи.

* Йокарный, Йошкарный -- эвфемизм для выражения ёбаный. Эфемизм имеет производные Йошкин, Йошки, Йопт!. Близкий вариант -- Йоперный (в устойчивом сочетании Йоперный театр!).

* Возле птицы -- образовано от созвучия английского Near bird и русского не ебёт.

* Мир-дверь-мяч -- образовано от созвучия английского Peace-door-ball и русского пиздобол.

* Япона мать -- эвфемизм для выражения ебёна мать.

* Также часто используется замена или подстановка одной из букв в нецензурном слове, например: фуй, куй, мля, пля, тля.

* ХЗ -- «Хуй знает!» (то есть «не имею понятия»), произносится как «хэзэ».

* Ваш (твой) кролик написамл -- образовано от созвучия английского Your bunny wrote и русского ёбаный в рот.

* Японский городовой -- эвфемизм для слов и сочетаний, производных от ебать. Своим происхождением, видимо, обязано известному инциденту 1891 года в Оцу (Япония), где местный полицейский ударил цесаревича Николая Александровича саблей по голове; в России тотчас пошли слухи, что наследника якобы избил палкой «японский городовой».[24]

* В литературном языке русские писатели иногда выражают мат аллегорическими (не матерными) экспрессивными выражениями. Например, Андрей Валентинов в повести «Капитан Филибер» так описывает выражения русского офицера в 1917 году:

В раскудрить ёздогундливого ерыгу подчерёвочного, клёпаного синюшным приёздиным хренопрогрёбом и восьмиконечную хреноломину через семиёришный распрохрендяк!.. Толку-то?

Клали с прибором -- в узел ухренованным и со всей приездодыриной штатной амуницией.

* Герцог мира (мирный герцог, peace door ball) - образовано от созвучия английского Peace duke и русского пиздюк.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, мы пришли к выводу, что вся «нехорошая» лексика - исконно родная, славянская, связанная тысячами нитей с общенациональным лексическим богатством всех славянских языков, поэтому негоже лингвистам отворачиваться от неe. Писателям же можно ею пользоваться, когда без нее теряется содержательность и образность произведения.

Одна из доминирующих тенденций, ощущаемых всеми носителями русского языка, - расширение сферы употребления мата и в какой-то мере его частичная "легализация" в художественной литературе и средствах массовой информации. Эта тенденция прямо связана с общим раскрепощением русской социальной жизни. И бранная лексика служит своеобразным мерилом этого раскрепощения.

Некоторая детабуизированность мата, ощущаемая сейчас, в какой-то мере - отражение общей демократизации русского общества и речи. Смягчение нравов "широкой общественности" и смена вех в отношении к русской бранной лексике, естественно, интенсифицирует и лингвистические разыскания в этой области. Ведь впервые появилась реальная возможность сделать такие разыскания достоянием той же общественности. Возникает, однако, неизменно сакраментальный вопрос речевой культуры: не стимулируют ли и не активизируют ли употребление бранной лексики лингвисты, разъясняя значение, употребление и исторический смысл ругательств?

Хочется думать, что - нет. Наоборот, запрет, многие годы налагаемый на употребление русского мата, постоянно стимулировал его активное употребление. По известному принципу: "Запретный плод сладок". Ведь важно не само ругательство, а где, с кем, в какой речевой ситуации или контексте оно уместно. Да и кроме того многие "блюстители нравов и чистоты русского языка", сами того не подозревая, постоянно употребляют ту же брань, но только в эвфемизированном виде, как "дама приятна во всех отношениях" или "просто приятная дама" у Гоголя. А ведь в безобидных и "правильных" выражениях типа ёлочки зеленые! или матушки мои! таится та же подколодная змея русского мата. Легко перечислить эвфемизмы, широко употребляемые как в живой речи, так и классиками или современными писателями, - их гораздо больше, чем прямых вульгаризмов: блин, блин горелый, бляха муха, ядрён батон, японда бихер, японский городовой, послать на три буквы... Учет их эвфемистичности, как кажется, поможет лучше корректировать свое речевое поведение. Кроме того, лингвисты давно убедились, что так называемая целенаправленная "языковая политика" (особенно в ее запретительной ипостаси) в итоге нередко порождает лишь языковое лицемерие, а не оправданный языковой пуризм. Дело языковедов - обнаруживать тенденции развития современной речи, филологически истолковывать и, если можно, ненасильственно корректировать их.

ИСТОЧНИКИ

Жельвис В.И. Поле брани. Сквернословие как социальная проблема. -М.: Ладомир, 2001.

Ковалев Г.Ф. Русский мат - следствие уничтожения табу. Культурные табу и их влияние на результат коммуникации. - Воронеж, 2005. - C. 184-197

Мокиенко В.М. Образы русской речи. М., 1986, 278 стр.

Мокиенко В.М. Русская бранная лексика: цензурное и нецензурное (Русистика. - Берлин, 1994, № 1/2. - С. 50-73)

Успенский Б.А. Религиозно-мифологический аспект русской экспрессивной фразеологии // Semiotics and the History of Culture. Ohio, 1988, 197--302.

Размещено на Allbest.ru